Страница:
Он уже знал, с кем имеет дело, но тем не менее потратил несколько долгих мгновений, чтобы сопоставить в памяти прямой взгляд серых глаз и длинный узкий нос с давно запрятанным на чердаке портретом и буйством чар, которое она только что обнаружила.
Каде хитровато посмотрела на него, на мгновение задержала свой взгляд и подмигнула.
5
Каде хитровато посмотрела на него, на мгновение задержала свой взгляд и подмигнула.
5
— Разрешите поздравить с блестящим явлением! — торжественно произнес Томас. Внимательно посмотрев на него с пола, кудесница молвила:
— Мне редко удается достигнуть таких высот.
Дубелл остановился возле Томаса. Старик чародей оглядел разрушения, учиненные в галерее, и обратился к Каде:
— Ваша работа? — В голосе его слышалось недоверие. На миг на лице ее появилась гримаска мальчишки, уличенного в краже яблока.
— Нет. — Каде поднялась на ноги, и Томас заметил оставшиеся в ее волосах щепки от разнесенной Арлекином деревянной колонны. — Он увязался за мной.
Томас отошел в сторону на несколько шагов. Цистериане вместе с его собственными гвардейцами собирали раненых и убитых, в дальнем конце все еще толклись придворные. Жуткое место для заранее подготовленного сражения.
Дубелл в упор посмотрел на Каде и задумчиво произнес:
— В самом деле?
— Можно сказать, в известной степени. — Она начала извлекать из волос щепки. — Оно появилось в труппе раньше меня и, наверное, убило для этого одного из шутов. Я могла бы раньше остановить его, однако перед этим случайно прикоснулась к железу и не сразу пришла в себя.
Ренье во главе отряда альбонских рыцарей появился из коридора и сразу направился к ним. Плащи из мешковины и шкур, прикрывавшие кружева и нарядные мундиры, заставляли их казаться древними варварами, явившимися, чтобы ограбить город. Томас пошел навстречу, чтобы остановить Ренье.
— Пусть Дубелл сам управится с ней, — сказал он негромко.
Ренье подал знак рыцарям остановиться.
— Кто это?
— Каде Гадена.
— Боже мой, мы должны…
— Нет, если он способен уладить случившееся без кровопролития, пусть хотя бы попробует это сделать.
Рослый рыцарь чуть призадумался, но почти сразу кивнул:
— Хорошо. — И дал знак рыцарям отступить. Томас возвел глаза к небу, благодаря Бога за то, что Ренье хотя и не блестящий политик, однако же не кровожаден.
— И все это учинила она? — спросил Ренье, обозревая хаос, воцарившийся в галерее.
Томас вновь поглядел на Каде и Дубелла. Она пристально смотрела на них, пытаясь определить намерения, настороженная и чуточку сердитая. Брови ее были темнее очень светлых волос, когда она смотрела в упор, это заставляло ежиться. Он вспомнил, как Каде пыталась спасти от опасности другую актрису, и неторопливо ответил:
— Я так не думаю.
Тут взгляд Каде устремился куда-то поверх их голов, и выражение на лице ее переменилось. Проследив за ее взглядом, Томас ругнулся. Под аркой коридора, из которого только что появились рыцари, стоял Роланд. Томас подтолкнул друга:
— Ренье…
— Что? — Рыцарь оглянулся и охнул. — Проклятый мальчишка.
Опустив в ножны меч, он направился к королю, преднамеренно закрывая от его взгляда кудесницу. Томас повернулся к Каде, сознавая, что все прочие стражники держатся в стороне, повинуясь его приказу. Теперь следует решать, что страшнее: смерть или подобное проявление глупости?
Гален Дубелл внимательно посмотрел на Каде… и настоятельно попросил:
— Каде, не надо.
Та поглядела на старика ничего не выражающим взглядом:
— Я пришла сюда не затем, чтобы убивать… даже его.
Ренье, как наставник альбонских рыцарей и единственная персона в Иль-Рьене, имевшая право прикасаться к королевской особе, не заручившись заранее разрешением, схватил Роланда за руку и увлек за собой. Дубелл проследил за ними и, когда оба исчезли, обратил встревоженный взгляд к Каде:
— Тогда зачем же вы явились сюда?
Та ответила улыбкой:
— На аудиенцию к милому братцу, зачем же еще.
Но это, подумал Томас, отнюдь не исправляет дела.
— И сколько же времени он провел в труппе? — обратился Томас к Бараселли.
Актер и директор застонал и вновь повалился бы на колени, если бы не двое гвардейцев королевы, удержавших его под руки. Озабоченный распорядитель развлечений держался неподалеку: за проверенную возле ворот труппу он отвечал головой.
— Никто с тобой ничего не делает и не сделает, если ты просто ответишь на вопрос.
Томас говорил кротко, невзирая на крепнувшее раздражение. Было куда легче допрашивать под пыткой упорствующего анархиста, чем личность, буквально терявшую дар речи от желания все выложить.
— Только месяц… всего только месяц. Я ничего не знал.
Дубелл незаметно зашел за спину директора труппы, и глаза его и Томаса встретились. Губы безмолвно шевельнулись, чародей кивнул:
— Бараселли говорит правду.
— Кто рекомендовал его? — Томас обратился к гвардейцам, осторожно выпустившим актера и отступившим назад.
Бараселли пошатнулся, но устоял на ногах.
— Он говорил мне, что это его первая роль-маска, и он выучил ее от старика актера, жившего по соседству. Играл он хорошо и пришел к нам сразу после смерти Дерана.
— Кто это?
— Он играл у нас Арлекина, пока не умер от лихорадки.
— С какими симптомами?
Бараселли в страхе повернулся, однако выражение на лице Дубелла и его скромное обличье успокоили актера, и он сказал:
— Он… кожа его была горячей на ощупь, его жена тогда говорила, что в нем ничего не удерживается, даже вода… кровь была в его, простите, моче и… Мы заплатили врачевателю за визит, однако бедняга умер до его прихода.
— Когда это было? — спросил Томас.
— В прошлом месяце. Точнее, месяц и две недели назад.
Томас глянул на Дубелла:
— Примерно месяц и две недели назад Милам, помощник доктора Сюрьете, упал с лестницы на Северном бастионе и сломал шею. Через неделю после того от воспаления легких умер и сам доктор Сюрьете. Болезнь навалилась внезапно, и, пока мы осознали, насколько она серьезна, он уже скончался.
Дубелл покачал головой:
— В темной магии нет ничего легче, чем навести хворь; и такие чары труднее всего обнаружить. Ну а уж столкнуть с лестницы неуклюжего и неловкого книгочея вообще проще простого. Конечно, если имеешь склонность к подобного рода занятиям. — Чародей кивнул в сторону Бараселли. — Он говорит правду, и я сомневаюсь, чтобы на него можно было сколько-нибудь обоснованно возложить ответственность за действия Каде. Что с ним будет?
Томас доверял показаниям Бараселли даже без подтверждения Дубеллом их истинности. Ему привелось видеть достаточно людей в подобном положении, а посему он умел за истерикой видеть искренность. Он сказал распорядителю развлечений:
— Выдайте ему деньги и прикажите отправляться восвояси со всеми своими людьми.
Бараселли взрыдал и попытался вновь рухнуть на колени уже из благодарности. Распорядитель коротко махнул ожидавшим поблизости цистерианам, вовремя подхватившим его под мышки и потащившим прочь.
— Ужасное количество совпадений, чтобы обошлось без заговора, негромко сказал Томас Дубеллу.
Старый чародей вздохнул:
— Совпадений не существует.
— Но мне казалось, что волшебнику трудно заколдовать собрата, в особенности такого искусного, как доктор Сюрьете, который провел два десятилетия в ранге дворцового чародея.
— Если волшебник опасается за собственную жизнь, он должен проверять на присутствие магии любую вещь, которую берет в руки, — гаскойским порошком или другими средствами, которые позволяют это сделать; однако Сюрьете и Милам ничего не боялись. Чары могла принести на себе любая вещица: поддельное письмо якобы от друга, яблоко, купленное у уличного торговца…
Дубелл углубился в раздумья, Томас тем временем разглядывал волшебницу. Гадена Каде расхаживала вокруг останков сцены, которую торопливо разбирали слуги. Она остановилась возле сложенных разрисованных панелей и опаленных досок, и у Томаса сложилось сразу два представления о ней. Она казалась ему юной девушкой, взлохмаченной, в обтрепанном красном платье, не то чтобы безразличной к раздражению, которое вызывало ее присутствие, но и не слишком-то озабоченной им. И вторая — создание эфемерное, но притом одновременно плотское и реальное, принадлежащее ночи и дикой охоте. Только Дубелл на самом деле знает ее, думал Томас. Но даже он не уверен, какую дичь она ныне преследует.
Если Каде действительно ненавидела своего брата и все королевское семейство, как утверждала всегда, мотивы у нее имелись. Ее отец Фулстан как государь был слабоват: у него не было финансовых и дипломатических способностей Равенны и умения осмысленно выслушивать советников. Королева Фейри Мойра лишила его той жизненной силы и характера, которыми он обладал, до времени повергнув в старческую немочь. Свой гнев, вызванный внезапным исчезновением Мойры, король вымещал на всех, кто подворачивался ему под руку, и в особенности на ее дочери. Никто из приближенных не оплакивал его смерть.
Урбейн Грандье, напротив, мотивов не имел, во всяком случае, известных Томасу.
Каде могла действовать совместно с бишранским волшебником, однако определить, что она знает, дело нелегкое.
Дубелл смотрел на место в середине платформы, где сгорел Арлекин; от него осталась лишь горка дурно пахнущего черного порошка.
— Осторожно, не наступите на него! — крикнул он слугам, опасливо разбиравшим мусор.
Повернувшись, старый чародей увидел Каде, которую любопытство только что завело в самую середину груды. Тряхнув головой, она украдкой обтерла замаравшуюся пятку о другую ногу и отвернулась. Дубелл укоризненно качнул головой.
Прибыли при полном параде альбонские рыцари. В галерее их было теперь человек сорок, они охраняли сводчатые входы и окна на террасу, расхаживали по антресолям, устроенным для музыкантов, и приглядывали за кудесницей. Все остальные сейчас патрулировали по всему дворцу совместно с людьми Томаса и цистерианами.
Ренье появился из-за престола через широкую дубовую дверь с темными стеклами. За ней находился солярий, куда удалилось королевское семейство, пока шла схватка. Подойдя к Томасу, рыцарь негромко сказал:
— Роланд хотел арестовать ее, но Равенна отговорила. Она самым очевидным образом предпочитает, чтобы кудесница получила затребованную аудиенцию, и постарается уладить все миром.
Томас подумал: «Ну, Ренье, объясни мне, как может случиться, что король, помазанник Божий, не сумеет выиграть спор со своей матерью?» И сказал:
— Конечно.
Ренье или не расслышал сарказма, или по привычке пропустил его мимо ушей.
— Мне кажется, они примут ее.
— Весьма вероятно. По-моему, в конечном счете это умнее, чем воевать с ней посреди дворца, где может погибнуть всякий, кто подвернется под руку.
Когда Гален Дубелл приблизился к ним, Ренье спросил:
— Можете ли вы определить природу сгоревшего существа?
Старик волшебник кивнул, указывая на руины сцены:
— Это не фейри. Плоть его была сложена из дерева и костей животного, жизнь ему придало могущественное заклинание. Такая тварь зовется големом. Я не вполне уверен, но подозреваю, что в природе его была заложена стойкость к предметам с весом и размером пистолетной пули. Относительно новый метод, который, однако, после усовершенствования найдет себе место на бранных полях. Впрочем, против пушечного ядра не попрешь, учитывая его вес и размер… — Дубелл встряхнул головой, собираясь с мыслями. — Но это к слову…
— Ну а как он прошел во дворец? — осведомился Томас.
Дубелл не прятал глаза:
— Я уже поработал с оберегами, ничто не могло их ослабить. Они не должны были пропустить внутрь эту тварь. Возможно, нечто подействовало на преграды, сумело расширить щели, сделало их появление предсказуемым. Для этого требуется самое точное знание конструкции оберегов — не меньшее, чем у доктора Сюрьете, но ничего невозможного здесь нет. Однако меня более тревожит заговор, заставивший голема сменить человеческий облик: преобразиться в чудовище он мог лишь повинуясь приказу кого-то из находящихся здесь.
Томас неторопливо заметил:
— Итак, волшебник находился здесь, в галерее?
— Или его помощник доставил сюда талисман, ведающий превращением. Я искал в зале энергетические знаки Грандье, однако эфир был свободен от них. — Дубелл часто закивал: — Да, наверняка здесь находился лишь его помощник.
— Он рисковал, — высказался Ренье. — В прошлом году сюда попытался проникнуть парсцийский колдун. Сюрьете обнаружил возмущение в ограждениях и прихватил кое-кого из наших, прослеживая его источник. Колдун был обнаружен в заброшенном доме у Философова перекрестка, он сидел на полу и рыдал, как младенец. Сюрьете сказал, что он, должно быть, пытался сглазить кого-то во дворце, однако ограждения отразили чары, направили их против него самого и унесли его разум. Мы видели, что он действительно пробовал что-то сделать; при нем было куда больше чародейских отрав и волосяных амулетов, чем можно себе представить, однако они ничем не помогли ему.
Внимание Дубелла обратилось к Каде, на лице ее появилась тревога. Так и должно быть, подумал Томас. Как знать, кто преобразил голема — сообщник Грандье или сама Каде?
— Она объяснила вам, зачем добивается аудиенции у Роланда? — спросил Томас.
— Нет. — Дубелл чуть помолчал. — Возможности голема в нашем смертном мире не столь уж велики по сравнению с теми, которыми она обладает, находясь в Фейре; ей трудно нанести опасную рану предметом не из железа, но… Мне показалось, что чудовище бросилось на нее?
— Да, — согласился Томас.
— Приходится надеяться на это ради нас же самих.
Дверь в солярий распахнулась, в ней появился один из дворецких, совершенно измученный, с жутко утомленным лицом. Помедлив, он приблизился к Ренье и Томасу со словами:
— Его величество немедленно желает видеть кудесницу.
— Хорошо. Ступайте и известите ее, — сказал Томас. Дворецкий прямо-таки побледнел.
— Ну ладно, ладно.
Заметив Томаса, Каде поглядела вверх — странное создание, вовсе не похожее на то дитя, которое он помнил как пятнадцатилетнюю девочку с портрета. Он вежливо обратился к ней:
— Его величество сейчас примет вас.
— В самом деле?
— Да.
— А я-то надеялась на теплую встречу; думала, что брат выбежит мне навстречу с распростертыми объятиями. — Под легкой иронией в голосе Каде пряталась горечь.
— Вы ошибались.
— Понимаю. — Она пожала плечами, оставив всякое остроумие.
Томас направился к двери солярия, не оборачиваясь, чтобы убедиться, следует ли она за ним.
Спустя мгновение она догнала его, бормоча:
— Все складывается вовсе не так.
— О! И кого же, по вашим планам, должен был убить Арлекин?
— Вы не поверите мне. Я не знаю, кто послал его; поэтому от меня вы ничего не услышите. Или я должна была тотчас же побледнеть и проболтаться? Простите, ничего не получится.
Томас не стал распахивать перед ней двери со сколько-нибудь заметной учтивостью, но тем не менее поклонился с подчеркнутой любезностью.
Старый солярий использовался не слишком часто, и, учитывая скорый приход зимы, три огромных окна в самой дальней стене уже были прикрыты запасными щитами. На них был изображен традиционный мрачный ландшафт со сценой охоты, абсолютно дисгармонирующий с другими картинами на прочных дубовых стенах и с расшитыми золотом атласными занавесями и полосатыми шелковыми полотнищами, не говоря уже об украшенной тонкой резьбой мебели. Томас вспомнил, что эта комната принадлежала к числу тех, где после смерти отца Роланда было изменено убранство; панели, разрисованные во вкусе старого короля, должно быть, остались здесь по ошибке. Он подумал, что Равенна могла предпочесть эту комнату скорее по данной причине, чем из-за близости к галерее.
Угрюмый Роланд горбился в кресле, возле него сидел Дензиль. Пудра не могла скрыть следы слез на раскрасневшемся лице Фалаисы, рыдавшей, пожалуй, скорее от гнева. Наделенная миловидностью от природы, синеглазая и с каштановыми волосами, искусством парикмахеров и портных она преображалась в модную красотку. Голубая мантия ее была обшита золотыми лентами и жемчугом; в мрачной комнате молодая королева казалась орхидеей, брошенной в грязном переулке. Спокойной оставалась только Равенна. Руки ее были заняты шитьем, от которого она не подняла глаз ради вошедших.
В комнате царило напряженное молчание, и в воздухе буквально парили остатки недавней ссоры.
Томас понял, что должен объявить о появлении Каде, поскольку дворецкий воспользовался представившейся возможностью для бегства. Полагая, что, именуя гостью «вредоносной кудесницей фейри», он не угодит ей, Томас объявил:
— Принцесса Екатерина Фонтенон, — и направился к Равенне, чтобы занять свое место рядом.
Нежная кожа Каде не могла избавить ее от румянца. Подняв свой взор, Равенна наигранно произнесла:
— Как мило вновь видеть вас, дорогое дитя.
Каде ответила преднамеренно неуклюжим реверансом:
— Не сомневаюсь, что рада нашей встрече не меньше вас, любезная мачеха.
— Дорогая, я вам не мачеха. Ваша матушка не стала утруждать себя пародией на брак с вашим отцом. К тому же ей трудно было это сделать, поскольку тогда он являлся моим мужем. Вы это знаете, и тем не менее вам, должно быть, приятно услышать все заново из моих уст.
Шепотом, но не на всю комнату Дензиль обратился к Роланду:
— Кузен, какая скука.
— Роланд, отошли его. Это наше семейное дело, — отрезала Равенна.
— Я тоже могу попросить вас, мать, отослать отсюда своего любовника, вспыхнул король.
В наступившем молчании Каде фыркнула.
Томас на мгновение возвел глаза к небу. Дензиль с раздражением глядел на Роланда, поняв двусмысленность неудачной реплики короля.
Осознав сказанное и чуть покраснев, Роланд продолжал:
— Раз это семейное дело, здесь лишь он один действительно симпатизирует мне.
— Скорбная мысль, — услужливо подсказала Каде. — Скорбная, но, увы, истинная.
Роланд в упор поглядел на нее, впервые встретив взгляд гостьи после ее появления в комнате:
— Так чего же ты ищешь здесь?
Каде вопрос игнорировала. Она посмотрела на Равенну, вновь обратившуюся к шитью. Спустя мгновение вдовствующая королева чопорно произнесла:
— Ну как там твоя милая мать, дитя мое? — Словно бы подготовленное приветствие не было прервано.
На лице Равенны застыло вежливое выражение, словно у судьи, выносящего приговор; Каде ответила с веселой иронией:
— Она в Аду.
— Если бы…
— О нет, это действительно так. Мы все провожали ее. Она проиграла пари.
— Соболезную, — сухо сказала вдова, пока вся комната переваривала новость. Каде только что напомнила всем о собственной странной природе, и Равенна прекрасно это поняла. — А теперь объясните нам, почему вы явились сюда столь неподобающим образом, в обличье дешевой актрисы, прихватив с собой врага и возмутив наш покой?
— И что же вас более всего волнует: то, что я принесла с собой смятение, или то, что явилась с труппой актеров? Не важно. У меня есть немного врагов. И я ничего не могу поделать с тем, что они увязываются за мной. Что касается того, зачем я здесь… — Не глядя ни на кого, Каде сделала несколько шагов — руки за спиной, грязные кружева вокруг ног. — Я просто хотела повидаться со своей семьей и моим дорогим младшим братцем.
Легкое ударение на слове «младший» заставило Роланда распрямиться и побагроветь.
Каде перевела взгляд с Равенны на короля, серые глаза ее скользнули по притихшей в ожидании Фалаисе.
— Я хочу заключить с вами соглашение, — спокойно произнесла Каде.
— А чего ты хотела, посылая к моему двору свои проклятые подарки? возмутился Роланд. — Скольких из нас ты пыталась убить?
— Потом, нельзя забывать о смерти короля Фулстана, — успел услужить Дензиль, пока Каде собиралась ответить. — Его болезнь оказалась весьма внезапной.
— Не вижу смысла в упоминании мертвецов и слухов минувших лет. Взгляд Равенны, упавший на кузена Роланда, был способен превратить живое существо в камень. Тот отвечал ей вежливым полупоклоном. — Каде, какое соглашение может…
Не сумев сдержать себя, Роланд вмешался:
— Зачем нам вести дела с тобою, сестра? — В голосе его слышалось презрение. — Ты угрожала нам, осмеивала…
— Угрожала? Роланд, ну какой из тебя король! — Драматически заломив руки, Каде съерничала насмешливым фальцетом: — Ой, помогите, мне угрожает моя сестра! — Поглядев на брата, она с презрением скривила губу. — Да если бы я хотела убить тебя, тебя уже не было бы в живых.
Роланд вскочил с кресла.
— Ты так думаешь? — спросил он. — Ты прокляла наш род!
— Как и ты, мяукающий идиот! — выкрикнула Каде, ее сарказм мгновенно уступил место ярости.
— Ты лжешь, я не делал этого. Это ты…
— Умолкните оба! — приказала Равенна, однако интонация голоса сообщила Томасу, что она испытывает удовольствие от стычки. Брат и сестра яростно глядели друг на друга. Руки Каде были опущены по швам, ладони то стискивались, то разжимались.
Проклятие, подумал Томас, она сейчас слишком уж близко находится от короля. Ближайший к Роланду альбонец шагнул вперед, чтобы в случае необходимости защитить короля от сестры.
Наконец Роланд обернулся и рухнул в кресло. Каде, повернувшаяся к нему спиной, отошла в другой конец комнаты, руки ее тряслись.
В наступившем молчании раздался притворный голос Равенны:
— Вы не сказали, какое соглашение предлагаете нам, дорогая.
Чуть ли не шепотом Каде ответила:
— Вы заставили меня пожалеть… — Она смолкла, тряхнув головой. — Есть земельный и дворцовый законы, мачеха. Земельный отдает предпочтение первородному ребенку по женской линии. Это Роланд. Но дворцовый решает дело в пользу первородного ребенка правящего государя. Это я. — Каде умолкла, наблюдая за ними… за их тревогой и молчанием, и пожала плечами. — Роланд уже приклеился задницей к трону. Это дает ему преимущество. И ваша сила, мачеха, основывается на земельном праве. Свое регентство вы подкрепили теми правами, которые оно предоставляет вам. Свою гвардию вы содержите, опираясь на те же традиции. — Она на мгновение посмотрела на Томаса, отвечавшего ей невозмутимым взглядом, и уверенно продолжила: — Ведь даже еще сейчас находятся такие, кто считает, что престол должен был принадлежать мне.
Не поднимая взгляда от вышивки, Равенна лукаво произнесла:
— Ты захотела стать королевой, милочка? Помню, в пятнадцать лет ты решительно отказалась. Плюнула на престол, объявила, что он грязен и тебе не нужен даже как подарок. Да, до сих пор находятся такие, кто охотно возвел бы тебя на трон — хотя бы на время, — пока не отыщется более управляемый кандидат.
— Но от них ни вам, ни мне вреда не было.
— Так что же ты предлагаешь, дорогая моя?
— Я подписываю формальное отречение от всех претензий на трон и любую собственность рода Фонтенон. Пусть ваши советники составят бумагу. — Она красноречиво указала в сторону короля. — И я даже перестану «угрожать» Роланду.
— И что ты хотела получить взамен?
Каде держала паузу, пока Равенна не удостоила ее взглядом:
— Свободу передвижения в своем родном доме.
— Это невозможно, — мгновенно охрипнув, буркнул Роланд.
— Едва ли, — возразила Каде.
— И что же повлекло за собой подобную перемену симпатий?
— У меня есть свои причины, и я ни в чем не нуждаюсь настолько, чтобы открыть их вам.
— Но почему, дорогая?
— Потому что я так хочу.
— Не слишком-то похоже на причину.
— Но вы сами всегда ограничивались подобными мотивами.
Можно похвалить за меткий выстрел, подумал Томас. В самое яблочко.
Руки Равенны замерли на ткани, она поглядела на Каде:
— Вы слишком мало знаете, чтобы судить меня, Екатерина.
— Разве? Вы всегда считали, что вправе судить меня. Простая взаимность.
— Вы молоды, вы ничего не знаете, а жизнь не признает справедливости.
— Я знаю достаточно, а жизнь такова, какой ты сама ее делаешь.
Наступило молчание. Равенна тихо произнесла:
— Но если вы здесь останетесь, вам придется соблюдать кое-какие условия…
— Никаких условий. Я же их не выдвигаю. — Каде улыбнулась. — Обычная справедливость.
Сама идея была настолько невероятной, что Томас даже не сразу понял, насколько серьезно рассматривает подобную возможность Равенна. Овладев собой, он почти прошептал:
— Не стоит этого делать, моя госпожа. Она слишком опасна.
— Весьма возможно, — согласилась Каде с праздной улыбкой, теребя прядь бледно-золотых волос.
Томас опустился на колено возле кресла Равенны так, чтобы видеть ее лицо:
— Не делайте этого.
Отвернувшись от него, Равенна долго разглядывала Каде. Голубые глаза вдовствующей королевы не выдавали никаких эмоций, наконец она молвила:
— Я принимаю ваше предложение, моя дорогая.
— Мне редко удается достигнуть таких высот.
Дубелл остановился возле Томаса. Старик чародей оглядел разрушения, учиненные в галерее, и обратился к Каде:
— Ваша работа? — В голосе его слышалось недоверие. На миг на лице ее появилась гримаска мальчишки, уличенного в краже яблока.
— Нет. — Каде поднялась на ноги, и Томас заметил оставшиеся в ее волосах щепки от разнесенной Арлекином деревянной колонны. — Он увязался за мной.
Томас отошел в сторону на несколько шагов. Цистериане вместе с его собственными гвардейцами собирали раненых и убитых, в дальнем конце все еще толклись придворные. Жуткое место для заранее подготовленного сражения.
Дубелл в упор посмотрел на Каде и задумчиво произнес:
— В самом деле?
— Можно сказать, в известной степени. — Она начала извлекать из волос щепки. — Оно появилось в труппе раньше меня и, наверное, убило для этого одного из шутов. Я могла бы раньше остановить его, однако перед этим случайно прикоснулась к железу и не сразу пришла в себя.
Ренье во главе отряда альбонских рыцарей появился из коридора и сразу направился к ним. Плащи из мешковины и шкур, прикрывавшие кружева и нарядные мундиры, заставляли их казаться древними варварами, явившимися, чтобы ограбить город. Томас пошел навстречу, чтобы остановить Ренье.
— Пусть Дубелл сам управится с ней, — сказал он негромко.
Ренье подал знак рыцарям остановиться.
— Кто это?
— Каде Гадена.
— Боже мой, мы должны…
— Нет, если он способен уладить случившееся без кровопролития, пусть хотя бы попробует это сделать.
Рослый рыцарь чуть призадумался, но почти сразу кивнул:
— Хорошо. — И дал знак рыцарям отступить. Томас возвел глаза к небу, благодаря Бога за то, что Ренье хотя и не блестящий политик, однако же не кровожаден.
— И все это учинила она? — спросил Ренье, обозревая хаос, воцарившийся в галерее.
Томас вновь поглядел на Каде и Дубелла. Она пристально смотрела на них, пытаясь определить намерения, настороженная и чуточку сердитая. Брови ее были темнее очень светлых волос, когда она смотрела в упор, это заставляло ежиться. Он вспомнил, как Каде пыталась спасти от опасности другую актрису, и неторопливо ответил:
— Я так не думаю.
Тут взгляд Каде устремился куда-то поверх их голов, и выражение на лице ее переменилось. Проследив за ее взглядом, Томас ругнулся. Под аркой коридора, из которого только что появились рыцари, стоял Роланд. Томас подтолкнул друга:
— Ренье…
— Что? — Рыцарь оглянулся и охнул. — Проклятый мальчишка.
Опустив в ножны меч, он направился к королю, преднамеренно закрывая от его взгляда кудесницу. Томас повернулся к Каде, сознавая, что все прочие стражники держатся в стороне, повинуясь его приказу. Теперь следует решать, что страшнее: смерть или подобное проявление глупости?
Гален Дубелл внимательно посмотрел на Каде… и настоятельно попросил:
— Каде, не надо.
Та поглядела на старика ничего не выражающим взглядом:
— Я пришла сюда не затем, чтобы убивать… даже его.
Ренье, как наставник альбонских рыцарей и единственная персона в Иль-Рьене, имевшая право прикасаться к королевской особе, не заручившись заранее разрешением, схватил Роланда за руку и увлек за собой. Дубелл проследил за ними и, когда оба исчезли, обратил встревоженный взгляд к Каде:
— Тогда зачем же вы явились сюда?
Та ответила улыбкой:
— На аудиенцию к милому братцу, зачем же еще.
Но это, подумал Томас, отнюдь не исправляет дела.
* * *
В галерее пахло дымом и кислым вином. Большинство ламп и канделябров погасло, и на верхнюю половину огромной палаты легла тень. Придворные разошлись, а Равенна, Роланд и Фалаиса удалились в близлежащий солярий под охрану надежной стражи. Наверху в одной из боковых антресолей открыли дверь или окно, и легкий сквозняк продувал великий чертог, изгоняя духоту и вонь.— И сколько же времени он провел в труппе? — обратился Томас к Бараселли.
Актер и директор застонал и вновь повалился бы на колени, если бы не двое гвардейцев королевы, удержавших его под руки. Озабоченный распорядитель развлечений держался неподалеку: за проверенную возле ворот труппу он отвечал головой.
— Никто с тобой ничего не делает и не сделает, если ты просто ответишь на вопрос.
Томас говорил кротко, невзирая на крепнувшее раздражение. Было куда легче допрашивать под пыткой упорствующего анархиста, чем личность, буквально терявшую дар речи от желания все выложить.
— Только месяц… всего только месяц. Я ничего не знал.
Дубелл незаметно зашел за спину директора труппы, и глаза его и Томаса встретились. Губы безмолвно шевельнулись, чародей кивнул:
— Бараселли говорит правду.
— Кто рекомендовал его? — Томас обратился к гвардейцам, осторожно выпустившим актера и отступившим назад.
Бараселли пошатнулся, но устоял на ногах.
— Он говорил мне, что это его первая роль-маска, и он выучил ее от старика актера, жившего по соседству. Играл он хорошо и пришел к нам сразу после смерти Дерана.
— Кто это?
— Он играл у нас Арлекина, пока не умер от лихорадки.
— С какими симптомами?
Бараселли в страхе повернулся, однако выражение на лице Дубелла и его скромное обличье успокоили актера, и он сказал:
— Он… кожа его была горячей на ощупь, его жена тогда говорила, что в нем ничего не удерживается, даже вода… кровь была в его, простите, моче и… Мы заплатили врачевателю за визит, однако бедняга умер до его прихода.
— Когда это было? — спросил Томас.
— В прошлом месяце. Точнее, месяц и две недели назад.
Томас глянул на Дубелла:
— Примерно месяц и две недели назад Милам, помощник доктора Сюрьете, упал с лестницы на Северном бастионе и сломал шею. Через неделю после того от воспаления легких умер и сам доктор Сюрьете. Болезнь навалилась внезапно, и, пока мы осознали, насколько она серьезна, он уже скончался.
Дубелл покачал головой:
— В темной магии нет ничего легче, чем навести хворь; и такие чары труднее всего обнаружить. Ну а уж столкнуть с лестницы неуклюжего и неловкого книгочея вообще проще простого. Конечно, если имеешь склонность к подобного рода занятиям. — Чародей кивнул в сторону Бараселли. — Он говорит правду, и я сомневаюсь, чтобы на него можно было сколько-нибудь обоснованно возложить ответственность за действия Каде. Что с ним будет?
Томас доверял показаниям Бараселли даже без подтверждения Дубеллом их истинности. Ему привелось видеть достаточно людей в подобном положении, а посему он умел за истерикой видеть искренность. Он сказал распорядителю развлечений:
— Выдайте ему деньги и прикажите отправляться восвояси со всеми своими людьми.
Бараселли взрыдал и попытался вновь рухнуть на колени уже из благодарности. Распорядитель коротко махнул ожидавшим поблизости цистерианам, вовремя подхватившим его под мышки и потащившим прочь.
— Ужасное количество совпадений, чтобы обошлось без заговора, негромко сказал Томас Дубеллу.
Старый чародей вздохнул:
— Совпадений не существует.
— Но мне казалось, что волшебнику трудно заколдовать собрата, в особенности такого искусного, как доктор Сюрьете, который провел два десятилетия в ранге дворцового чародея.
— Если волшебник опасается за собственную жизнь, он должен проверять на присутствие магии любую вещь, которую берет в руки, — гаскойским порошком или другими средствами, которые позволяют это сделать; однако Сюрьете и Милам ничего не боялись. Чары могла принести на себе любая вещица: поддельное письмо якобы от друга, яблоко, купленное у уличного торговца…
Дубелл углубился в раздумья, Томас тем временем разглядывал волшебницу. Гадена Каде расхаживала вокруг останков сцены, которую торопливо разбирали слуги. Она остановилась возле сложенных разрисованных панелей и опаленных досок, и у Томаса сложилось сразу два представления о ней. Она казалась ему юной девушкой, взлохмаченной, в обтрепанном красном платье, не то чтобы безразличной к раздражению, которое вызывало ее присутствие, но и не слишком-то озабоченной им. И вторая — создание эфемерное, но притом одновременно плотское и реальное, принадлежащее ночи и дикой охоте. Только Дубелл на самом деле знает ее, думал Томас. Но даже он не уверен, какую дичь она ныне преследует.
Если Каде действительно ненавидела своего брата и все королевское семейство, как утверждала всегда, мотивы у нее имелись. Ее отец Фулстан как государь был слабоват: у него не было финансовых и дипломатических способностей Равенны и умения осмысленно выслушивать советников. Королева Фейри Мойра лишила его той жизненной силы и характера, которыми он обладал, до времени повергнув в старческую немочь. Свой гнев, вызванный внезапным исчезновением Мойры, король вымещал на всех, кто подворачивался ему под руку, и в особенности на ее дочери. Никто из приближенных не оплакивал его смерть.
Урбейн Грандье, напротив, мотивов не имел, во всяком случае, известных Томасу.
Каде могла действовать совместно с бишранским волшебником, однако определить, что она знает, дело нелегкое.
Дубелл смотрел на место в середине платформы, где сгорел Арлекин; от него осталась лишь горка дурно пахнущего черного порошка.
— Осторожно, не наступите на него! — крикнул он слугам, опасливо разбиравшим мусор.
Повернувшись, старый чародей увидел Каде, которую любопытство только что завело в самую середину груды. Тряхнув головой, она украдкой обтерла замаравшуюся пятку о другую ногу и отвернулась. Дубелл укоризненно качнул головой.
Прибыли при полном параде альбонские рыцари. В галерее их было теперь человек сорок, они охраняли сводчатые входы и окна на террасу, расхаживали по антресолям, устроенным для музыкантов, и приглядывали за кудесницей. Все остальные сейчас патрулировали по всему дворцу совместно с людьми Томаса и цистерианами.
Ренье появился из-за престола через широкую дубовую дверь с темными стеклами. За ней находился солярий, куда удалилось королевское семейство, пока шла схватка. Подойдя к Томасу, рыцарь негромко сказал:
— Роланд хотел арестовать ее, но Равенна отговорила. Она самым очевидным образом предпочитает, чтобы кудесница получила затребованную аудиенцию, и постарается уладить все миром.
Томас подумал: «Ну, Ренье, объясни мне, как может случиться, что король, помазанник Божий, не сумеет выиграть спор со своей матерью?» И сказал:
— Конечно.
Ренье или не расслышал сарказма, или по привычке пропустил его мимо ушей.
— Мне кажется, они примут ее.
— Весьма вероятно. По-моему, в конечном счете это умнее, чем воевать с ней посреди дворца, где может погибнуть всякий, кто подвернется под руку.
Когда Гален Дубелл приблизился к ним, Ренье спросил:
— Можете ли вы определить природу сгоревшего существа?
Старик волшебник кивнул, указывая на руины сцены:
— Это не фейри. Плоть его была сложена из дерева и костей животного, жизнь ему придало могущественное заклинание. Такая тварь зовется големом. Я не вполне уверен, но подозреваю, что в природе его была заложена стойкость к предметам с весом и размером пистолетной пули. Относительно новый метод, который, однако, после усовершенствования найдет себе место на бранных полях. Впрочем, против пушечного ядра не попрешь, учитывая его вес и размер… — Дубелл встряхнул головой, собираясь с мыслями. — Но это к слову…
— Ну а как он прошел во дворец? — осведомился Томас.
Дубелл не прятал глаза:
— Я уже поработал с оберегами, ничто не могло их ослабить. Они не должны были пропустить внутрь эту тварь. Возможно, нечто подействовало на преграды, сумело расширить щели, сделало их появление предсказуемым. Для этого требуется самое точное знание конструкции оберегов — не меньшее, чем у доктора Сюрьете, но ничего невозможного здесь нет. Однако меня более тревожит заговор, заставивший голема сменить человеческий облик: преобразиться в чудовище он мог лишь повинуясь приказу кого-то из находящихся здесь.
Томас неторопливо заметил:
— Итак, волшебник находился здесь, в галерее?
— Или его помощник доставил сюда талисман, ведающий превращением. Я искал в зале энергетические знаки Грандье, однако эфир был свободен от них. — Дубелл часто закивал: — Да, наверняка здесь находился лишь его помощник.
— Он рисковал, — высказался Ренье. — В прошлом году сюда попытался проникнуть парсцийский колдун. Сюрьете обнаружил возмущение в ограждениях и прихватил кое-кого из наших, прослеживая его источник. Колдун был обнаружен в заброшенном доме у Философова перекрестка, он сидел на полу и рыдал, как младенец. Сюрьете сказал, что он, должно быть, пытался сглазить кого-то во дворце, однако ограждения отразили чары, направили их против него самого и унесли его разум. Мы видели, что он действительно пробовал что-то сделать; при нем было куда больше чародейских отрав и волосяных амулетов, чем можно себе представить, однако они ничем не помогли ему.
Внимание Дубелла обратилось к Каде, на лице ее появилась тревога. Так и должно быть, подумал Томас. Как знать, кто преобразил голема — сообщник Грандье или сама Каде?
— Она объяснила вам, зачем добивается аудиенции у Роланда? — спросил Томас.
— Нет. — Дубелл чуть помолчал. — Возможности голема в нашем смертном мире не столь уж велики по сравнению с теми, которыми она обладает, находясь в Фейре; ей трудно нанести опасную рану предметом не из железа, но… Мне показалось, что чудовище бросилось на нее?
— Да, — согласился Томас.
— Приходится надеяться на это ради нас же самих.
Дверь в солярий распахнулась, в ней появился один из дворецких, совершенно измученный, с жутко утомленным лицом. Помедлив, он приблизился к Ренье и Томасу со словами:
— Его величество немедленно желает видеть кудесницу.
— Хорошо. Ступайте и известите ее, — сказал Томас. Дворецкий прямо-таки побледнел.
— Ну ладно, ладно.
Заметив Томаса, Каде поглядела вверх — странное создание, вовсе не похожее на то дитя, которое он помнил как пятнадцатилетнюю девочку с портрета. Он вежливо обратился к ней:
— Его величество сейчас примет вас.
— В самом деле?
— Да.
— А я-то надеялась на теплую встречу; думала, что брат выбежит мне навстречу с распростертыми объятиями. — Под легкой иронией в голосе Каде пряталась горечь.
— Вы ошибались.
— Понимаю. — Она пожала плечами, оставив всякое остроумие.
Томас направился к двери солярия, не оборачиваясь, чтобы убедиться, следует ли она за ним.
Спустя мгновение она догнала его, бормоча:
— Все складывается вовсе не так.
— О! И кого же, по вашим планам, должен был убить Арлекин?
— Вы не поверите мне. Я не знаю, кто послал его; поэтому от меня вы ничего не услышите. Или я должна была тотчас же побледнеть и проболтаться? Простите, ничего не получится.
Томас не стал распахивать перед ней двери со сколько-нибудь заметной учтивостью, но тем не менее поклонился с подчеркнутой любезностью.
Старый солярий использовался не слишком часто, и, учитывая скорый приход зимы, три огромных окна в самой дальней стене уже были прикрыты запасными щитами. На них был изображен традиционный мрачный ландшафт со сценой охоты, абсолютно дисгармонирующий с другими картинами на прочных дубовых стенах и с расшитыми золотом атласными занавесями и полосатыми шелковыми полотнищами, не говоря уже об украшенной тонкой резьбой мебели. Томас вспомнил, что эта комната принадлежала к числу тех, где после смерти отца Роланда было изменено убранство; панели, разрисованные во вкусе старого короля, должно быть, остались здесь по ошибке. Он подумал, что Равенна могла предпочесть эту комнату скорее по данной причине, чем из-за близости к галерее.
Угрюмый Роланд горбился в кресле, возле него сидел Дензиль. Пудра не могла скрыть следы слез на раскрасневшемся лице Фалаисы, рыдавшей, пожалуй, скорее от гнева. Наделенная миловидностью от природы, синеглазая и с каштановыми волосами, искусством парикмахеров и портных она преображалась в модную красотку. Голубая мантия ее была обшита золотыми лентами и жемчугом; в мрачной комнате молодая королева казалась орхидеей, брошенной в грязном переулке. Спокойной оставалась только Равенна. Руки ее были заняты шитьем, от которого она не подняла глаз ради вошедших.
В комнате царило напряженное молчание, и в воздухе буквально парили остатки недавней ссоры.
Томас понял, что должен объявить о появлении Каде, поскольку дворецкий воспользовался представившейся возможностью для бегства. Полагая, что, именуя гостью «вредоносной кудесницей фейри», он не угодит ей, Томас объявил:
— Принцесса Екатерина Фонтенон, — и направился к Равенне, чтобы занять свое место рядом.
Нежная кожа Каде не могла избавить ее от румянца. Подняв свой взор, Равенна наигранно произнесла:
— Как мило вновь видеть вас, дорогое дитя.
Каде ответила преднамеренно неуклюжим реверансом:
— Не сомневаюсь, что рада нашей встрече не меньше вас, любезная мачеха.
— Дорогая, я вам не мачеха. Ваша матушка не стала утруждать себя пародией на брак с вашим отцом. К тому же ей трудно было это сделать, поскольку тогда он являлся моим мужем. Вы это знаете, и тем не менее вам, должно быть, приятно услышать все заново из моих уст.
Шепотом, но не на всю комнату Дензиль обратился к Роланду:
— Кузен, какая скука.
— Роланд, отошли его. Это наше семейное дело, — отрезала Равенна.
— Я тоже могу попросить вас, мать, отослать отсюда своего любовника, вспыхнул король.
В наступившем молчании Каде фыркнула.
Томас на мгновение возвел глаза к небу. Дензиль с раздражением глядел на Роланда, поняв двусмысленность неудачной реплики короля.
Осознав сказанное и чуть покраснев, Роланд продолжал:
— Раз это семейное дело, здесь лишь он один действительно симпатизирует мне.
— Скорбная мысль, — услужливо подсказала Каде. — Скорбная, но, увы, истинная.
Роланд в упор поглядел на нее, впервые встретив взгляд гостьи после ее появления в комнате:
— Так чего же ты ищешь здесь?
Каде вопрос игнорировала. Она посмотрела на Равенну, вновь обратившуюся к шитью. Спустя мгновение вдовствующая королева чопорно произнесла:
— Ну как там твоя милая мать, дитя мое? — Словно бы подготовленное приветствие не было прервано.
На лице Равенны застыло вежливое выражение, словно у судьи, выносящего приговор; Каде ответила с веселой иронией:
— Она в Аду.
— Если бы…
— О нет, это действительно так. Мы все провожали ее. Она проиграла пари.
— Соболезную, — сухо сказала вдова, пока вся комната переваривала новость. Каде только что напомнила всем о собственной странной природе, и Равенна прекрасно это поняла. — А теперь объясните нам, почему вы явились сюда столь неподобающим образом, в обличье дешевой актрисы, прихватив с собой врага и возмутив наш покой?
— И что же вас более всего волнует: то, что я принесла с собой смятение, или то, что явилась с труппой актеров? Не важно. У меня есть немного врагов. И я ничего не могу поделать с тем, что они увязываются за мной. Что касается того, зачем я здесь… — Не глядя ни на кого, Каде сделала несколько шагов — руки за спиной, грязные кружева вокруг ног. — Я просто хотела повидаться со своей семьей и моим дорогим младшим братцем.
Легкое ударение на слове «младший» заставило Роланда распрямиться и побагроветь.
Каде перевела взгляд с Равенны на короля, серые глаза ее скользнули по притихшей в ожидании Фалаисе.
— Я хочу заключить с вами соглашение, — спокойно произнесла Каде.
— А чего ты хотела, посылая к моему двору свои проклятые подарки? возмутился Роланд. — Скольких из нас ты пыталась убить?
— Потом, нельзя забывать о смерти короля Фулстана, — успел услужить Дензиль, пока Каде собиралась ответить. — Его болезнь оказалась весьма внезапной.
— Не вижу смысла в упоминании мертвецов и слухов минувших лет. Взгляд Равенны, упавший на кузена Роланда, был способен превратить живое существо в камень. Тот отвечал ей вежливым полупоклоном. — Каде, какое соглашение может…
Не сумев сдержать себя, Роланд вмешался:
— Зачем нам вести дела с тобою, сестра? — В голосе его слышалось презрение. — Ты угрожала нам, осмеивала…
— Угрожала? Роланд, ну какой из тебя король! — Драматически заломив руки, Каде съерничала насмешливым фальцетом: — Ой, помогите, мне угрожает моя сестра! — Поглядев на брата, она с презрением скривила губу. — Да если бы я хотела убить тебя, тебя уже не было бы в живых.
Роланд вскочил с кресла.
— Ты так думаешь? — спросил он. — Ты прокляла наш род!
— Как и ты, мяукающий идиот! — выкрикнула Каде, ее сарказм мгновенно уступил место ярости.
— Ты лжешь, я не делал этого. Это ты…
— Умолкните оба! — приказала Равенна, однако интонация голоса сообщила Томасу, что она испытывает удовольствие от стычки. Брат и сестра яростно глядели друг на друга. Руки Каде были опущены по швам, ладони то стискивались, то разжимались.
Проклятие, подумал Томас, она сейчас слишком уж близко находится от короля. Ближайший к Роланду альбонец шагнул вперед, чтобы в случае необходимости защитить короля от сестры.
Наконец Роланд обернулся и рухнул в кресло. Каде, повернувшаяся к нему спиной, отошла в другой конец комнаты, руки ее тряслись.
В наступившем молчании раздался притворный голос Равенны:
— Вы не сказали, какое соглашение предлагаете нам, дорогая.
Чуть ли не шепотом Каде ответила:
— Вы заставили меня пожалеть… — Она смолкла, тряхнув головой. — Есть земельный и дворцовый законы, мачеха. Земельный отдает предпочтение первородному ребенку по женской линии. Это Роланд. Но дворцовый решает дело в пользу первородного ребенка правящего государя. Это я. — Каде умолкла, наблюдая за ними… за их тревогой и молчанием, и пожала плечами. — Роланд уже приклеился задницей к трону. Это дает ему преимущество. И ваша сила, мачеха, основывается на земельном праве. Свое регентство вы подкрепили теми правами, которые оно предоставляет вам. Свою гвардию вы содержите, опираясь на те же традиции. — Она на мгновение посмотрела на Томаса, отвечавшего ей невозмутимым взглядом, и уверенно продолжила: — Ведь даже еще сейчас находятся такие, кто считает, что престол должен был принадлежать мне.
Не поднимая взгляда от вышивки, Равенна лукаво произнесла:
— Ты захотела стать королевой, милочка? Помню, в пятнадцать лет ты решительно отказалась. Плюнула на престол, объявила, что он грязен и тебе не нужен даже как подарок. Да, до сих пор находятся такие, кто охотно возвел бы тебя на трон — хотя бы на время, — пока не отыщется более управляемый кандидат.
— Но от них ни вам, ни мне вреда не было.
— Так что же ты предлагаешь, дорогая моя?
— Я подписываю формальное отречение от всех претензий на трон и любую собственность рода Фонтенон. Пусть ваши советники составят бумагу. — Она красноречиво указала в сторону короля. — И я даже перестану «угрожать» Роланду.
— И что ты хотела получить взамен?
Каде держала паузу, пока Равенна не удостоила ее взглядом:
— Свободу передвижения в своем родном доме.
— Это невозможно, — мгновенно охрипнув, буркнул Роланд.
— Едва ли, — возразила Каде.
— И что же повлекло за собой подобную перемену симпатий?
— У меня есть свои причины, и я ни в чем не нуждаюсь настолько, чтобы открыть их вам.
— Но почему, дорогая?
— Потому что я так хочу.
— Не слишком-то похоже на причину.
— Но вы сами всегда ограничивались подобными мотивами.
Можно похвалить за меткий выстрел, подумал Томас. В самое яблочко.
Руки Равенны замерли на ткани, она поглядела на Каде:
— Вы слишком мало знаете, чтобы судить меня, Екатерина.
— Разве? Вы всегда считали, что вправе судить меня. Простая взаимность.
— Вы молоды, вы ничего не знаете, а жизнь не признает справедливости.
— Я знаю достаточно, а жизнь такова, какой ты сама ее делаешь.
Наступило молчание. Равенна тихо произнесла:
— Но если вы здесь останетесь, вам придется соблюдать кое-какие условия…
— Никаких условий. Я же их не выдвигаю. — Каде улыбнулась. — Обычная справедливость.
Сама идея была настолько невероятной, что Томас даже не сразу понял, насколько серьезно рассматривает подобную возможность Равенна. Овладев собой, он почти прошептал:
— Не стоит этого делать, моя госпожа. Она слишком опасна.
— Весьма возможно, — согласилась Каде с праздной улыбкой, теребя прядь бледно-золотых волос.
Томас опустился на колено возле кресла Равенны так, чтобы видеть ее лицо:
— Не делайте этого.
Отвернувшись от него, Равенна долго разглядывала Каде. Голубые глаза вдовствующей королевы не выдавали никаких эмоций, наконец она молвила:
— Я принимаю ваше предложение, моя дорогая.