Страница:
Роланд медлил. Он знал: если бы его мать только попросила, эта женщина спрыгнула бы с самой высокой башни во всем городе. Она поверила бы всякому слову Равенны. Но сейчас не покойная королева подсказывала своей наперснице эти слова. Если Элейна повторяла речи Равенны, то лишь потому, что верила в их правоту.
— Мальчишками вы дружили, — настаивала Элейна. — Я это помню. Но разве он не переменился?
Переменился ли он? Этот вопрос озадачил Роланда. Неужели дружеские подтрунивания превратились в насмешку? «Я знаю, в душе его есть жестокость. Боже, ему едва удавалось скрывать ее».
— Это потому… — начал Роланд и осекся: «После того как я попытался умереть, он понял, насколько я в нем нуждаюсь, и счел меня романтичным и наивным; тут он и ощутил свое могущество». В душе короля шевельнулся гнев старый и выдохшийся. — Да, он переменился.
Они посидели какое-то время молча, наконец за Элейной явилась одна из матрон, прежде прислуживавших Равенне. Девушка позволила увести себя, но без особой охоты: лишь однажды встревоженно обернулась к Роланду.
Молодой король в одиночестве сидел перед очагом, вызывая в памяти Дензиля, выказанное им пренебрежение… мгновения, когда тщательно скрываемая зависть выныривала на поверхность. Но и без мягкого напоминания Элейны мысли его все возвращались на прежнюю проторенную дорожку. Как понять, в чем правда? Боже, если бы он только мог переговорить с ним!
Холодный ветер рвал волосы, закрывал ими лицо, и Каде раздраженно тряхнула головой.
— Ты готов?
Янтарный эльф оперся на пику и свысока улыбнулся ей:
— Если можешь, вспугни пташек, моя госпожа, и мы поохотимся на них.
Вечерело, низкое небо казалось отшлифованным старинным щитом, крыши домов сплошь покрылись снегом и льдом. Каде оставила Боливера в Нокме помочь остальным упаковать все необходимое и провести их через кольцо в Чернот, второй заколдованный замок, принадлежащий ее матери. Она не была в нем уже много лет, и воинство вряд ли догадается искать ее там. Каде уже слабо помнила, как он выглядит, — только то, что старинный и большой замок весьма прозаическим образом укрыт в горах южной провинции Монбедро. От бишранцев его отделяли горы, слишком высокие и крутые, чтобы их можно было пересечь неподготовленному путнику. Там весна и осень были длиннее, там росли оливковые деревья. Просто рай, если подумать, стоя на снегу.
Эльф из Двора Благого, светловолосый красавец в богатом вышитом плаще и дублете, казался нереальным в здешнем бело-сером мире.
— Загоните их подальше, — велела Каде. — Я не хочу, чтобы они вернулись сюда. Слишком дорого придется платить за это.
— С удовольствием, погоним до самых пределов земных. — Эльф поклонился ей и вдруг золотым соколом повис в небе над ее головой. Могучее движение крыльев унесло птицу в небо.
Каде следила за ним до самых облаков, она не могла позволить себе ошибок и вовсе не была уверена в себе. Последние несколько лет она провела в праздности, пользуясь только тем, что как бы само собой получалось у нее из быстрой инстинктивной магии фейри, основанной на блеске чар и иллюзии. Но эта магия не способна была выстоять против надсадного людского колдовства, пользующегося столь скверным средством, как литеры забытого языка, какие-то древние руны, превосходящие всякое понимание. Магия фейри не позволяет сделать то, чего не умеешь. Волшебство, напротив, дает возможность достигнуть всего, но путем, сулящим чрезвычайные опасности. Обняв себя за плечи, Каде поежилась. Она не уделяла волшебству тех долгих часов, которых оно требовало. Ее старания давали весьма скромные результаты рядом с элегантной и вдохновенной работой таких мастеров, как Гален Дубелл и доктор Сюрьете. И оба они мертвы, мелькнула черная мысль, но я-то жива. Однако в конце концов сомнения рассеялись; она слишком часто выбирала легкий путь — и в чародействе, и в жизни.
Каде знала, что после смерти отца ей следовало немедленно вернуться и уладить отношения с Роландом. Она могла бы и не задерживаться здесь надолго, зато результат мог быть совершенно иным. Если она теперь отправится к королю с рассказом о предательстве Дензиля, Роланд не поверит ей.
Стеклянный шарик, выторгованный Каде у Титании, покоился в глубоком кармане пальто, и его тепло она ощущала даже сквозь все слои ткани. Боже, только бы он действительно был замкнут в себе, думала она. Я могу надеяться, что шарик этот не питается моей силой и властью и не производит эфирных возмущений, способных нарушить структуру заговоров. Каде отнюдь не была уверена в том, что ее действия и в самом деле увенчаются успехом. Она оплатила Нокмой помощь Двора Благого, который прогонит воинство из города, но для этого ей сначала придется поднять нежить из дворца.
Услышав какой-то звук, доносящийся от края крыши, Каде увидела подглядывающего за ней крохотного эльфа с уродливой морщинистой физиономией и волосами василькового цвета. Тварь округлила узкие глаза, и Каде огрызнулась:
— Проваливай. — Эльф исчез, и она потянулась, чтобы снять напряжение с рук. А потом без особого удивления заметила, что дрожит вовсе не от холода. «Получится», — сказала она себе. «Не выйдет, — отозвался тоненький голосок у нее в голове. — И ты скоро умрешь».
Взяв щепотку гаскойского порошка, она натерла им глаза. Теперь, поглядев в сторону дворца, она могла видеть над его башнями корону, составленную из переливающихся красок; цвета соприкасались и сливались друг с другом. Высоко в воздухе над замком оставались щели между оберегами, они не могли собраться вместе. И чем выше они находились, тем медленнее перемещались. Ну, полетела, подумала Каде, поднимаясь в воздух.
Теперь у нее были крылья, и незнакомый инстинкт всего за секунду научил ее пользоваться ими. Цвета переменились: расплывчатые далекие очертания сделались четкими и ясными. Зрение ее обрело невероятную зоркость: тени стали резкими и словно вычерченными, глаза замечали трепет занавески в разбитом окне, легкое движение в кроне зазеленевшего дерева дворцового сада — то, что она никогда не сумела бы различить человеческим оком.
Каде поняла, что кружит над домом Верховного министра, и только потом сообразила, что летит. На мгновение мысль человека столкнулась с инстинктом сокола, она отчаянно забила крыльями и камнем рухнула вниз. Каде заставила себя сдаться, позволить незнакомым ощущениям завладеть собой, и крылья сами расположились под нужным углом: она вновь поймала ветер.
Каде подумала, что, кажется, понимает, в чем дело. Следовало сохранять контроль над собой настолько, чтобы не забыть ни себя, ни свою цель полета, а в остальном сокол сам должен был править собственным телом. Она описала медленную дугу в сторону дворца, разглядывая под собой землю во всех недоступных простому глазу подробностях и стараясь не думать о том, что делают ее крылья.
Каде приняла этот облик не случайно. Она знала, что сокол может пасть к земле с нескольких сотен футов, чтобы выхватить из травы мышь, и, несомненно, отменное зрение птицы вместе с гаскойским порошком позволит ей разыскать щель между ограждениями. Ну а проскочить между ними — дело несложное. В случае неудачи — не столь уж плохое времяпрепровождение для последнего часа жизни. Но выбор ее оказался даже лучше, чем она могла предположить. Теперь Каде видела ограждения как четко очерченные облачка, почти незаметно скользящие над стенами. Подумать только, всего мгновение назад серый цвет казался скучным, удивилась она. Кто бы мог подумать, что в одном тусклом цвете существует столько оттенков?
Несколько могучих взмахов, и крылья унесли ее выше; Каде направилась в сторону дворца, вновь удивляясь силе и энергии, заключенным в столь крохотном теле. Она уже взлетела над оберегами и едва не оставила дворец позади, когда, очнувшись, повернула назад. Нечего удивляться тому, что люди-чародеи терялись, меняя облик. Не будь столь велика ставка, было бы так просто отдаться игре среди воздушных потоков и позабыть, кто она и откуда. Неужели именно это и погубило тех волшебников, которые пытались сменить людское обличье на звериное? Неужели они говорили себе: «Побуду таким еще хоть мгновение» — до тех пор, пока все слова не исчезли из памяти? Если бы только она могла позволить себе подобное самозабвение!
Каде обнаружила брешь на самом верху — там, где ограждения сходились над дворцом. Дыра оказалась неровной — не более четырех футов в самом широком месте, к тому же она быстро затягивалась. Отдавшись соколиным инстинктам, подгоняемая страхом, она нырнула вниз. Каде забыла, как быстро способна теперь при желании двигаться, и, обнаружив себя под оберегами, отчаянно забила крыльями, чтобы затормозить перед несущейся на нее крутой крышей королевской башни.
В восторге птица овладела полетом и скользнула в сторону, позволив течению ветра, огибавшему башню, унести ее к Северному бастиону. Пролетая сквозь обереги, она ничего не почувствовала. Теперь оставалось только победить бишранского ублюдка его же собственными картами.
Любопытства ради Каде разок облетела Королевский бастион. На верхнем этаже под окнами были видны пятна сажи, оставшиеся от случайных пожаров в роковую ночь. А потом ее внимание привлекла радуга, лежавшая на темных черепицах многоскатной крыши. Она была весьма похожа на ограждение.
Да и была им. Каде решила, что Грандье едва ли мог заняться оберегами, к тому же ограждение лежало на крыше, как брошенный шарф. Теряя высоту, Каде заложила еще один круг, чтобы повнимательнее разглядеть его. Это мог быть и Аблеон-Индис, тот самый оберег, с помощью которого она задержала воинство в Старом зале. Ее заклинание могло полностью вывести его из общей эфирной структуры, и он до сих пор пребывал здесь на крыше, вместо того чтобы парить в вышине со всеми прочими.
Черный силуэт Каде заметила уголком глаза, и соколиное тело отреагировало на опасность прежде, чем ее сумел осознать человеческий разум.
Это был черный спригган; кожистые крылья распростерлись над ней, когти уже рвали воздух. Каде нырнула вниз, оставляя восходящий поток, но тварь метнулась за ней, сильные крылья легко справлялись с виражом, расстояние сокращалось.
Каде бросилась в сторону, нежить промахнулась, испустив яростный вопль. Отчаянно хлопая крыльями, Каде пыталась набрать высоту, чтобы воспользоваться ошибкой противника, а потом услышала, как его свирепый крик наполнился болью; рискнув посмотреть вниз, она увидела, что враг катится по крыше Королевского бастиона, а по кожистым крыльям и темному телу пробегают сполохи огня. Спригган упал прямо в Аблеон-Индис. «Итак, я права», подумала Каде с великим удовлетворением. Но без ключ-камня оберег значительно ослабел, иначе бы он сразу испепелил эту тварь. Итак, в ее распоряжении оказался один оберег, и следовало подумать, как лучше всего воспользоваться ограждением.
Она повернула к Северному бастиону. Тут по спине резанули острые когти, удар отправил ее кувыркаться в воздухе. На нее вновь пикировал второй черный спригган, она отчаянно заметалась, пытаясь найти спасение. Стена Северного бастиона как будто бы закружилась, одновременно подвигаясь все ближе и ближе.
Инстинкты, которым недавно сопротивлялась Каде всей своей силой, овладели ею, позволив выровнять полет и направить его к высившейся впереди плоской скале. Когда ее царапнули когти и за спиной дунули ветром крылья сприггана, наносящего свой последний удар, на какой-то миг она потерялась, пытаясь сообразить, что ей теперь нужно делать; мысли человека одолевали страх сокола, отчаянно стремившегося повернуть и броситься на сприггана в безнадежной атаке. Последним кусочком, оставшимся от нее самой, она дотянулась в памяти до затаившейся в ее перьях искорки света, которая в ином существовании была стеклянным шариком королевы фейри. Каде раздавила хрупкую сферу.
И тут пальцы ее впились в щели между камнями, ботинки скользнули по карнизу. Спригган в смятении вскрикнул, внезапно оказавшись перед человеком, окруженным радугой рассеивающегося заклинания. Испугавшаяся тварь отлетела, и, уже рыдая от утомления, Каде приникла к камню и ударила по задвижке. Раз, другой — и ставни открылись… Каде свалилась на пол.
Какое-то мгновение она, задыхаясь, полежала на холодном деревянном полу посреди пустой комнаты. А потом запустила руку в карман. Осколки стеклянного шарика Титании еще оставались теплыми, сила заклинания пока не оставила их. Ну ничего, во всяком случае, она не скоро соберется вновь прибегнуть к этому способу, подумала она, неловко садясь. Когти фейри разодрали ей пальто и оставили на спине две кровоточащие борозды. Рубашка и платье ее уцелели, но распахнулись, и она в растерянности принялась копаться в карманах, надеясь отыскать в них булавку, чтобы скрепить ткань. Тут Каде заметила, где именно оказалась: золоченые книжные шкафы вдоль стен, огромные окна, прекрасный резной стол для двоих, все еще загроможденный бумагами, две книги на нем и опрокинутая чернильница.
В своем смятении Каде начисто забыла, в какую комнату ей надо попасть. Она намеревалась приблизиться осторожно и убедиться в том, что в комнатах никого нет. Ругая себя, она беспокойно поднялась, ожидая услышать чей-нибудь голос. «Глупая, глупая, теперь ты все погубила! Неужели он все еще пользуется этими комнатами? Неужели ты одолела все это лишь для того, чтобы сразу попасться?»
Она оперлась рукой о стену, чтобы не подвели еще нетвердые ноги, и крадучись направилась к двери. Но и в следующей комнате — крохотной гостиной, где мебель завалена грудами книг, — было холодно и пусто. Каде пошла дальше, ощущая, что сердце ее начинает успокаиваться. Слышно было только завывание ветра… Темные покои не освещали ни свеча, ни очаг. Значит, этот лиходей Грандье не вернулся сюда.
Вернувшись в кабинет, Каде приступила к лихорадочным поискам. Надо искать в самых простых местах. Это случилось, кажется, год назад, но в то утро, когда она беседовала с ним, оставаясь на подоконнике, он уже знал, что в одну из ночей впустит во дворец воинство. «Ведь предал тебя не Гален, — напомнила она себе, — а убийца Урбейн Грандье».
Она подошла к столу и принялась открывать ящики, заметив листы, испещренные неразборчивыми вычислениями. На полках стояли «Алхимия и поиск чудесного» и «Черные ключи», не представлявшие для нее интереса.
Каде отправилась по комнате, обследуя полки, перекладывая книги, заглядывая под подушки на креслах, а потом обратилась к стоявшему на полу кожаному сундуку. Книги, наваленные поверх него, не обнаруживали столь толстого слоя пыли, как было во всей комнате; кроме того, Каде помнила, что в момент ее появления здесь Дубелл — то есть Грандье — только что прятал туда какой-то предмет.
Каде опустилась на колени возле сундука и сняла книги с крышки. Сундук даже не был заперт. Она открыла его и разочарованным взглядом окинула аккуратно сложенные простые фланелевые одеяла.
Потом она сняла верхний слой. Камень лежал под ним на ткани — взятый с берегов какого-нибудь горного ручья, голый, сглаженный и скругленный водой… небольшой камешек, помещающийся в ее сложенных вместе ладонях. Ныне ключ-камень был тих и безмолвен. Каде покрутила его, дивясь знакам, литерам и формулам, врезанным в поверхность. Начальные буквы были на взгляд достаточно крупными; далее, огибая камень, они уменьшались в размере… явно как венец. Выполненные не одной рукой литеры мельчали настолько, что выгравировать их можно было лишь резцом ювелира. Последние были едва различимы глазом. Каде заморгала, голова ее шла кругом. Смысл этих формул она могла проследить только на лицевой стороне камня и то не до конца.
«Ну, — сказала себе Каде, перебрасывая камень из ладони в ладонь. Итак, я нашла его. Теперь остается отыскать Томаса и вернуть камень на свое место в подвале».
Каде опустила камень в сумочку, которую прихватила с собой, надежно пристроила ее на теле, а потом на цыпочках направилась к выходу из апартаментов.
Мгновение она подождала возле тяжелой деревянной двери и, не услышав никаких подозрительных звуков, осторожно открыла ее. В следующей комнате было темно, однако иного она не ожидала. Пахло сырой затхлостью, откуда-то издали, едва различимый в морозном воздухе, доносился запах смерти.
Каде помедлила, положив руку на косяк двери. Сердце бухало внутри, словно кувалда.
Если черный спригган снаружи караулил окно, значит, должна быть охрана и изнутри.
Тремя легкими прыжками она пересекла прихожую, очутившись возле противоположной двери. Пусть этот страж сам следует за ней. Ключ-камень в ее руках, и она способна сейчас сделать все что угодно.
Вперед уходила анфилада комнат, наполненных растворяющимися в тенях безмолвными силуэтами.
Каде скользнула через первую комнату, спина ее покрылась холодным потом, ключ-камень всем своим уже ставшим привычным весом толкался ей в ногу. Во второй комнате она остановилась. Холод сделался каким-то иным. Каде ощущала, как он обволакивает ее, словно туман, прилипая к лицу, волосам и одежде.
Тут что-то есть. Каде прикоснулась к стене, проверяя, не потеряла ли ориентацию; напрягая во тьме зрение, извлекла из ножен бронзовый клинок и ощутила легкое движение, не понимая, видит ли его глазами или каким-то внутренним зрением.
Каде отступила к стене. Неизвестный страж сейчас нападет на нее, и ни к чему предоставлять ему преимущество, с визгом выбегая из комнаты.
Шепоток едва не заставил ее выпрыгнуть из кожи. Голос доносился с противоположной стороны комнаты, и Каде покрепче перехватила клинок. Негромкие и шелестящие фразы ей не удалось разделить на слова.
Каде помедлила, понимая, что теряет драгоценное время. Пот студил ее лоб, она не знала, сердиться ей или гневаться, пытаться ли ей пробраться мимо или отступить. Быть может, этого и добивался страж, ему нужно было удержать ее здесь, пока во дворце что-то происходит…
Голос звучал громче и, хотя она все еще не могла разобрать слова, становился знакомым… трепетал на грани воспоминания, буквально в каком-то волоске от узнавания.
Тут она вспомнила, что «Черные ключи» содержали наставления по некромантии.
Голос ее отца произнес:
— Ну, сучонка, а теперь скажи мне, почему твоя шлюха-мать подбросила тебя? Или она оставила тебя здесь, чтобы меня бесить?
Каде не помнила, как побежала. Она не помнила ничего, пока не захлопнула за собой дверь в кабинет Грандье и спиной не припала к ней. Колени саднило, одна из перчаток оказалась разодранной, ожог на руке кровоточил.
Каде отправилась к столу, отыскала книгу по некромантии и бросила в окно. Посыпалось со звоном стекло, томик исчез за подоконником. Она впервые в своей жизни неуважительно отнеслась к книге. Ну и ладно, так нужно для дела.
Она принялась расхаживать по комнате — жидкий пламень страха и гнева растекался по ее жилам и не давал остановиться. Каде бросила на пол астролябию, перевернула глобус, ткнула пальцем в открытую рану и только потом смогла сдержать рыдания и привести свои мысли в порядок. Тут она призвала всех языческих духов обрушить свои проклятия на Грандье и обратилась к Господу Богу, дабы и он поразил чародея своим гневом.
Наконец Каде остановилась посреди комнаты, стиснула руки и принялась думать. Это было испытание, обман… вызов. Грандье предполагал, что она не выдержит всего. Интересно, приставил ли он призрак отца к этим самым дверям или же пустил скитаться по дворцу, чтобы она привлекла его к себе, если сумеет оказаться внутри?
Последнее более походило на истину. Но тогда… тогда призрак может войти и сюда. Каде в одно мгновение вспрыгнула на подоконник, потом перешла на высокий карниз. Черного сприггана нигде не было видно, хотя он, конечно же, мог появиться в любой момент; в таком случае ей будет трудно защитить себя.
Холодный ветер налетал на нее, мешая вздохнуть. Каде шла по карнизу, перехватывая руками щели между камнями. Она забыла вновь заколоть пальто, и холодный воздух тек вдоль позвоночника. Теперь ей нужно было каким-то образом пересечь осадную стену и добраться до Старого Дворца. Можно ли сделать это, оставаясь снаружи? Еще несколько трудных десятков футов доказали Каде, что она не сумеет осилить этот путь, не разбившись насмерть. Придется войти в Северный бастион и направиться по верху стены.
Наконец Каде почувствовала, что не может более переносить холод. Добравшись до череды окон, одно из которых она сумела отворить, Каде буквально сползла на пол небольшой спальни. Сев на затвердевшем от мороза ковре, она вдруг вздрогнула, поняв, что даже не удосужилась проверить, есть ли кто-нибудь в комнате. Она могла ввалиться прямо в стоянку спригганов или же в отряд альсенцев.
Каде спрятала лицо в ладонях. «Он заставил тебя бежать. Ты вновь помогаешь ему», — досадовала Каде.
Спустя мгновение она поднялась и, миновав дверь, отправилась в следующую комнату, оказавшуюся весьма нарядной гостиной, отделанной в золотых и розовых тонах. Каде не знала, кому могут принадлежать эти апартаменты и где именно она находится; ей было понятно только, что она оказалась в угловом помещении. Следовало найти лестницу, по которой можно подняться на осадную стену. Свет, проникавший в окна спальни, не мог прогнать засевшие по углам тени. В следующей комнате будет стоять угольный мрак.
Каде покопалась в карманах и отыскала кресало. Надо зажечь одну из свечей и прихватить ее с собой. Это нужно сделать сейчас, если она не хочет тыкаться носом в стенки и наступать на боглей. Трусиха, выругала она себя, возясь с кресалом. Проклятая трусиха.
Огонь не разгорался, Каде извлекла свечу из лампы и уселась на пол, чтобы попытаться разжечь ее заклинанием. Сердце отчаянно колотилось, отвлекая ее, однако наконец фитиль засветился слабым колдовским огоньком. К уже начинал обретать желтый оттенок истинного пламени, когда вдруг погас, словно под чьими-то невидимыми пальцами.
— Что такое? — громко произнесла она, взглянув вверх.
Оно было в комнате и глядело из самого темного угла. Каде видела привидение внутренним оком собственного волшебства. Кожа ее буквально заледенела, холодный пот затуманил глаза. Тут оно прошептало:
— Я могу убить тебя сегодня, могу завтра, и никто не заметит этого. Быть может, так я и поступлю…
Каде пролетела через спальню, захлопнув за собой дверь, вскочив на подоконник, застыла в позе птички, готовой вспорхнуть, и только тогда наконец перевела дух. Она заставила себя остановиться, прикоснувшись к холодному металлу и пытаясь размышлять. Можно было выйти и опять войти через другое окно, но тогда привидение увяжется за ней, ведь оно так быстро отыскало ее. Как тогда сможет она найти Томаса, если этот ужас будет таскаться за ней и леденить кровь?
Что, если оно должно отыскать и Томаса, раз он помог Равенне убить Фулстана? Однако если при жизни старый король никакого впечатления не мог произвести на Томаса, едва ли капитан гвардейцев убоится Фулстана после смерти. Томас и Равенна избавились от него, как от бешеного пса — без капли сожаления. Каде кивнула самой себе.
Вот и ответ.
Она не может позволить старому мерзавцу вмешиваться в ее жизнь. И не позволит помешать ей найти Томаса.
Каде соскочила с подоконника и по холодному полу пересекла комнату. Ноги ее тряслись, ладонь на дверной ручке дрожала. Пусть так. Она может трястись, кричать, плакать, но только не бежать. Здесь ее никто не увидит.
За дверью бормотал голос. Каде открыла и остановилась.
Свет из-за спины не мог проникнуть в комнату, его словно останавливала стена мрака. Голос возвысился и окреп, слова тьмы складывались в памятные жуткие кошмары. «Ах ты, проклятая сучонка… наказание, посланное мне Богом за грехи».
Надо любым способом прекратить это. Она сказала:
— Ты — ничто.
Никакого эффекта. Голос сделался еще громче.
— Или ты думаешь, что твой напыщенный младший братец сможет помочь тебе? Он сам убьет тебя, если я прикажу.
«Это Роланд выполнит твой приказ? Ну, уж это слишком…»
— Зачем же лгать? — спросила она. — Он ненавидит тебя еще сильнее, чем я.
И вдруг оказалось, что слова — это всего только слова. Они ранили, но не потому, что ими выражалась истина. Это были те же слова, которыми Фулстан разил ее, но теперь она выросла и более не верила в них. Быть может, ей и не следовало возвращаться в город, в котором она родилась, чтобы встретиться со своим братом. Скорее, она должна была предстать именно перед тем, что сейчас было рядом. Голос Каде обрел силу, она закричала:
— Ты — ничто! Гален Дубелл был для меня больше отцом, чем ты. — Каде завопила, забыв про необходимость скрываться, перекрыв замогильный голос: Ты ничего не значил для мамы! Ты ничто и для меня! Равенна убила тебя потому, что ты встал на ее пути. Она не могла более терпеть твоей глупости. Теперь королем стал Роланд, который проклинает память о тебе, признает он это или нет. Ты — ничто и никогда не был чем-то иным!
И с этими словами она шагнула вперед — не побежала наугад во мраке, а шагнула и шла до тех пор, пока не стукнулась подбородком о спинку кресла. Ругнувшись от боли, Каде направилась к противоположной двери, открыла ее и ввалилась в соседнюю комнату.
Следующая дверь уводила на лестницу. Откуда-то сверху ее освещал неяркий огонек. Молчание было полнейшим.
Оглянувшись, Каде увидела за собой в спальне серый дневной свет через открытую дверь гостиной. Теперь это была просто комната, утопающая в полумраке, ничуть не более холодная, чем лестница.
— Мальчишками вы дружили, — настаивала Элейна. — Я это помню. Но разве он не переменился?
Переменился ли он? Этот вопрос озадачил Роланда. Неужели дружеские подтрунивания превратились в насмешку? «Я знаю, в душе его есть жестокость. Боже, ему едва удавалось скрывать ее».
— Это потому… — начал Роланд и осекся: «После того как я попытался умереть, он понял, насколько я в нем нуждаюсь, и счел меня романтичным и наивным; тут он и ощутил свое могущество». В душе короля шевельнулся гнев старый и выдохшийся. — Да, он переменился.
Они посидели какое-то время молча, наконец за Элейной явилась одна из матрон, прежде прислуживавших Равенне. Девушка позволила увести себя, но без особой охоты: лишь однажды встревоженно обернулась к Роланду.
Молодой король в одиночестве сидел перед очагом, вызывая в памяти Дензиля, выказанное им пренебрежение… мгновения, когда тщательно скрываемая зависть выныривала на поверхность. Но и без мягкого напоминания Элейны мысли его все возвращались на прежнюю проторенную дорожку. Как понять, в чем правда? Боже, если бы он только мог переговорить с ним!
Холодный ветер рвал волосы, закрывал ими лицо, и Каде раздраженно тряхнула головой.
— Ты готов?
Янтарный эльф оперся на пику и свысока улыбнулся ей:
— Если можешь, вспугни пташек, моя госпожа, и мы поохотимся на них.
Вечерело, низкое небо казалось отшлифованным старинным щитом, крыши домов сплошь покрылись снегом и льдом. Каде оставила Боливера в Нокме помочь остальным упаковать все необходимое и провести их через кольцо в Чернот, второй заколдованный замок, принадлежащий ее матери. Она не была в нем уже много лет, и воинство вряд ли догадается искать ее там. Каде уже слабо помнила, как он выглядит, — только то, что старинный и большой замок весьма прозаическим образом укрыт в горах южной провинции Монбедро. От бишранцев его отделяли горы, слишком высокие и крутые, чтобы их можно было пересечь неподготовленному путнику. Там весна и осень были длиннее, там росли оливковые деревья. Просто рай, если подумать, стоя на снегу.
Эльф из Двора Благого, светловолосый красавец в богатом вышитом плаще и дублете, казался нереальным в здешнем бело-сером мире.
— Загоните их подальше, — велела Каде. — Я не хочу, чтобы они вернулись сюда. Слишком дорого придется платить за это.
— С удовольствием, погоним до самых пределов земных. — Эльф поклонился ей и вдруг золотым соколом повис в небе над ее головой. Могучее движение крыльев унесло птицу в небо.
Каде следила за ним до самых облаков, она не могла позволить себе ошибок и вовсе не была уверена в себе. Последние несколько лет она провела в праздности, пользуясь только тем, что как бы само собой получалось у нее из быстрой инстинктивной магии фейри, основанной на блеске чар и иллюзии. Но эта магия не способна была выстоять против надсадного людского колдовства, пользующегося столь скверным средством, как литеры забытого языка, какие-то древние руны, превосходящие всякое понимание. Магия фейри не позволяет сделать то, чего не умеешь. Волшебство, напротив, дает возможность достигнуть всего, но путем, сулящим чрезвычайные опасности. Обняв себя за плечи, Каде поежилась. Она не уделяла волшебству тех долгих часов, которых оно требовало. Ее старания давали весьма скромные результаты рядом с элегантной и вдохновенной работой таких мастеров, как Гален Дубелл и доктор Сюрьете. И оба они мертвы, мелькнула черная мысль, но я-то жива. Однако в конце концов сомнения рассеялись; она слишком часто выбирала легкий путь — и в чародействе, и в жизни.
Каде знала, что после смерти отца ей следовало немедленно вернуться и уладить отношения с Роландом. Она могла бы и не задерживаться здесь надолго, зато результат мог быть совершенно иным. Если она теперь отправится к королю с рассказом о предательстве Дензиля, Роланд не поверит ей.
Стеклянный шарик, выторгованный Каде у Титании, покоился в глубоком кармане пальто, и его тепло она ощущала даже сквозь все слои ткани. Боже, только бы он действительно был замкнут в себе, думала она. Я могу надеяться, что шарик этот не питается моей силой и властью и не производит эфирных возмущений, способных нарушить структуру заговоров. Каде отнюдь не была уверена в том, что ее действия и в самом деле увенчаются успехом. Она оплатила Нокмой помощь Двора Благого, который прогонит воинство из города, но для этого ей сначала придется поднять нежить из дворца.
Услышав какой-то звук, доносящийся от края крыши, Каде увидела подглядывающего за ней крохотного эльфа с уродливой морщинистой физиономией и волосами василькового цвета. Тварь округлила узкие глаза, и Каде огрызнулась:
— Проваливай. — Эльф исчез, и она потянулась, чтобы снять напряжение с рук. А потом без особого удивления заметила, что дрожит вовсе не от холода. «Получится», — сказала она себе. «Не выйдет, — отозвался тоненький голосок у нее в голове. — И ты скоро умрешь».
Взяв щепотку гаскойского порошка, она натерла им глаза. Теперь, поглядев в сторону дворца, она могла видеть над его башнями корону, составленную из переливающихся красок; цвета соприкасались и сливались друг с другом. Высоко в воздухе над замком оставались щели между оберегами, они не могли собраться вместе. И чем выше они находились, тем медленнее перемещались. Ну, полетела, подумала Каде, поднимаясь в воздух.
Теперь у нее были крылья, и незнакомый инстинкт всего за секунду научил ее пользоваться ими. Цвета переменились: расплывчатые далекие очертания сделались четкими и ясными. Зрение ее обрело невероятную зоркость: тени стали резкими и словно вычерченными, глаза замечали трепет занавески в разбитом окне, легкое движение в кроне зазеленевшего дерева дворцового сада — то, что она никогда не сумела бы различить человеческим оком.
Каде поняла, что кружит над домом Верховного министра, и только потом сообразила, что летит. На мгновение мысль человека столкнулась с инстинктом сокола, она отчаянно забила крыльями и камнем рухнула вниз. Каде заставила себя сдаться, позволить незнакомым ощущениям завладеть собой, и крылья сами расположились под нужным углом: она вновь поймала ветер.
Каде подумала, что, кажется, понимает, в чем дело. Следовало сохранять контроль над собой настолько, чтобы не забыть ни себя, ни свою цель полета, а в остальном сокол сам должен был править собственным телом. Она описала медленную дугу в сторону дворца, разглядывая под собой землю во всех недоступных простому глазу подробностях и стараясь не думать о том, что делают ее крылья.
Каде приняла этот облик не случайно. Она знала, что сокол может пасть к земле с нескольких сотен футов, чтобы выхватить из травы мышь, и, несомненно, отменное зрение птицы вместе с гаскойским порошком позволит ей разыскать щель между ограждениями. Ну а проскочить между ними — дело несложное. В случае неудачи — не столь уж плохое времяпрепровождение для последнего часа жизни. Но выбор ее оказался даже лучше, чем она могла предположить. Теперь Каде видела ограждения как четко очерченные облачка, почти незаметно скользящие над стенами. Подумать только, всего мгновение назад серый цвет казался скучным, удивилась она. Кто бы мог подумать, что в одном тусклом цвете существует столько оттенков?
Несколько могучих взмахов, и крылья унесли ее выше; Каде направилась в сторону дворца, вновь удивляясь силе и энергии, заключенным в столь крохотном теле. Она уже взлетела над оберегами и едва не оставила дворец позади, когда, очнувшись, повернула назад. Нечего удивляться тому, что люди-чародеи терялись, меняя облик. Не будь столь велика ставка, было бы так просто отдаться игре среди воздушных потоков и позабыть, кто она и откуда. Неужели именно это и погубило тех волшебников, которые пытались сменить людское обличье на звериное? Неужели они говорили себе: «Побуду таким еще хоть мгновение» — до тех пор, пока все слова не исчезли из памяти? Если бы только она могла позволить себе подобное самозабвение!
Каде обнаружила брешь на самом верху — там, где ограждения сходились над дворцом. Дыра оказалась неровной — не более четырех футов в самом широком месте, к тому же она быстро затягивалась. Отдавшись соколиным инстинктам, подгоняемая страхом, она нырнула вниз. Каде забыла, как быстро способна теперь при желании двигаться, и, обнаружив себя под оберегами, отчаянно забила крыльями, чтобы затормозить перед несущейся на нее крутой крышей королевской башни.
В восторге птица овладела полетом и скользнула в сторону, позволив течению ветра, огибавшему башню, унести ее к Северному бастиону. Пролетая сквозь обереги, она ничего не почувствовала. Теперь оставалось только победить бишранского ублюдка его же собственными картами.
Любопытства ради Каде разок облетела Королевский бастион. На верхнем этаже под окнами были видны пятна сажи, оставшиеся от случайных пожаров в роковую ночь. А потом ее внимание привлекла радуга, лежавшая на темных черепицах многоскатной крыши. Она была весьма похожа на ограждение.
Да и была им. Каде решила, что Грандье едва ли мог заняться оберегами, к тому же ограждение лежало на крыше, как брошенный шарф. Теряя высоту, Каде заложила еще один круг, чтобы повнимательнее разглядеть его. Это мог быть и Аблеон-Индис, тот самый оберег, с помощью которого она задержала воинство в Старом зале. Ее заклинание могло полностью вывести его из общей эфирной структуры, и он до сих пор пребывал здесь на крыше, вместо того чтобы парить в вышине со всеми прочими.
Черный силуэт Каде заметила уголком глаза, и соколиное тело отреагировало на опасность прежде, чем ее сумел осознать человеческий разум.
Это был черный спригган; кожистые крылья распростерлись над ней, когти уже рвали воздух. Каде нырнула вниз, оставляя восходящий поток, но тварь метнулась за ней, сильные крылья легко справлялись с виражом, расстояние сокращалось.
Каде бросилась в сторону, нежить промахнулась, испустив яростный вопль. Отчаянно хлопая крыльями, Каде пыталась набрать высоту, чтобы воспользоваться ошибкой противника, а потом услышала, как его свирепый крик наполнился болью; рискнув посмотреть вниз, она увидела, что враг катится по крыше Королевского бастиона, а по кожистым крыльям и темному телу пробегают сполохи огня. Спригган упал прямо в Аблеон-Индис. «Итак, я права», подумала Каде с великим удовлетворением. Но без ключ-камня оберег значительно ослабел, иначе бы он сразу испепелил эту тварь. Итак, в ее распоряжении оказался один оберег, и следовало подумать, как лучше всего воспользоваться ограждением.
Она повернула к Северному бастиону. Тут по спине резанули острые когти, удар отправил ее кувыркаться в воздухе. На нее вновь пикировал второй черный спригган, она отчаянно заметалась, пытаясь найти спасение. Стена Северного бастиона как будто бы закружилась, одновременно подвигаясь все ближе и ближе.
Инстинкты, которым недавно сопротивлялась Каде всей своей силой, овладели ею, позволив выровнять полет и направить его к высившейся впереди плоской скале. Когда ее царапнули когти и за спиной дунули ветром крылья сприггана, наносящего свой последний удар, на какой-то миг она потерялась, пытаясь сообразить, что ей теперь нужно делать; мысли человека одолевали страх сокола, отчаянно стремившегося повернуть и броситься на сприггана в безнадежной атаке. Последним кусочком, оставшимся от нее самой, она дотянулась в памяти до затаившейся в ее перьях искорки света, которая в ином существовании была стеклянным шариком королевы фейри. Каде раздавила хрупкую сферу.
И тут пальцы ее впились в щели между камнями, ботинки скользнули по карнизу. Спригган в смятении вскрикнул, внезапно оказавшись перед человеком, окруженным радугой рассеивающегося заклинания. Испугавшаяся тварь отлетела, и, уже рыдая от утомления, Каде приникла к камню и ударила по задвижке. Раз, другой — и ставни открылись… Каде свалилась на пол.
Какое-то мгновение она, задыхаясь, полежала на холодном деревянном полу посреди пустой комнаты. А потом запустила руку в карман. Осколки стеклянного шарика Титании еще оставались теплыми, сила заклинания пока не оставила их. Ну ничего, во всяком случае, она не скоро соберется вновь прибегнуть к этому способу, подумала она, неловко садясь. Когти фейри разодрали ей пальто и оставили на спине две кровоточащие борозды. Рубашка и платье ее уцелели, но распахнулись, и она в растерянности принялась копаться в карманах, надеясь отыскать в них булавку, чтобы скрепить ткань. Тут Каде заметила, где именно оказалась: золоченые книжные шкафы вдоль стен, огромные окна, прекрасный резной стол для двоих, все еще загроможденный бумагами, две книги на нем и опрокинутая чернильница.
В своем смятении Каде начисто забыла, в какую комнату ей надо попасть. Она намеревалась приблизиться осторожно и убедиться в том, что в комнатах никого нет. Ругая себя, она беспокойно поднялась, ожидая услышать чей-нибудь голос. «Глупая, глупая, теперь ты все погубила! Неужели он все еще пользуется этими комнатами? Неужели ты одолела все это лишь для того, чтобы сразу попасться?»
Она оперлась рукой о стену, чтобы не подвели еще нетвердые ноги, и крадучись направилась к двери. Но и в следующей комнате — крохотной гостиной, где мебель завалена грудами книг, — было холодно и пусто. Каде пошла дальше, ощущая, что сердце ее начинает успокаиваться. Слышно было только завывание ветра… Темные покои не освещали ни свеча, ни очаг. Значит, этот лиходей Грандье не вернулся сюда.
Вернувшись в кабинет, Каде приступила к лихорадочным поискам. Надо искать в самых простых местах. Это случилось, кажется, год назад, но в то утро, когда она беседовала с ним, оставаясь на подоконнике, он уже знал, что в одну из ночей впустит во дворец воинство. «Ведь предал тебя не Гален, — напомнила она себе, — а убийца Урбейн Грандье».
Она подошла к столу и принялась открывать ящики, заметив листы, испещренные неразборчивыми вычислениями. На полках стояли «Алхимия и поиск чудесного» и «Черные ключи», не представлявшие для нее интереса.
Каде отправилась по комнате, обследуя полки, перекладывая книги, заглядывая под подушки на креслах, а потом обратилась к стоявшему на полу кожаному сундуку. Книги, наваленные поверх него, не обнаруживали столь толстого слоя пыли, как было во всей комнате; кроме того, Каде помнила, что в момент ее появления здесь Дубелл — то есть Грандье — только что прятал туда какой-то предмет.
Каде опустилась на колени возле сундука и сняла книги с крышки. Сундук даже не был заперт. Она открыла его и разочарованным взглядом окинула аккуратно сложенные простые фланелевые одеяла.
Потом она сняла верхний слой. Камень лежал под ним на ткани — взятый с берегов какого-нибудь горного ручья, голый, сглаженный и скругленный водой… небольшой камешек, помещающийся в ее сложенных вместе ладонях. Ныне ключ-камень был тих и безмолвен. Каде покрутила его, дивясь знакам, литерам и формулам, врезанным в поверхность. Начальные буквы были на взгляд достаточно крупными; далее, огибая камень, они уменьшались в размере… явно как венец. Выполненные не одной рукой литеры мельчали настолько, что выгравировать их можно было лишь резцом ювелира. Последние были едва различимы глазом. Каде заморгала, голова ее шла кругом. Смысл этих формул она могла проследить только на лицевой стороне камня и то не до конца.
«Ну, — сказала себе Каде, перебрасывая камень из ладони в ладонь. Итак, я нашла его. Теперь остается отыскать Томаса и вернуть камень на свое место в подвале».
Каде опустила камень в сумочку, которую прихватила с собой, надежно пристроила ее на теле, а потом на цыпочках направилась к выходу из апартаментов.
Мгновение она подождала возле тяжелой деревянной двери и, не услышав никаких подозрительных звуков, осторожно открыла ее. В следующей комнате было темно, однако иного она не ожидала. Пахло сырой затхлостью, откуда-то издали, едва различимый в морозном воздухе, доносился запах смерти.
Каде помедлила, положив руку на косяк двери. Сердце бухало внутри, словно кувалда.
Если черный спригган снаружи караулил окно, значит, должна быть охрана и изнутри.
Тремя легкими прыжками она пересекла прихожую, очутившись возле противоположной двери. Пусть этот страж сам следует за ней. Ключ-камень в ее руках, и она способна сейчас сделать все что угодно.
Вперед уходила анфилада комнат, наполненных растворяющимися в тенях безмолвными силуэтами.
Каде скользнула через первую комнату, спина ее покрылась холодным потом, ключ-камень всем своим уже ставшим привычным весом толкался ей в ногу. Во второй комнате она остановилась. Холод сделался каким-то иным. Каде ощущала, как он обволакивает ее, словно туман, прилипая к лицу, волосам и одежде.
Тут что-то есть. Каде прикоснулась к стене, проверяя, не потеряла ли ориентацию; напрягая во тьме зрение, извлекла из ножен бронзовый клинок и ощутила легкое движение, не понимая, видит ли его глазами или каким-то внутренним зрением.
Каде отступила к стене. Неизвестный страж сейчас нападет на нее, и ни к чему предоставлять ему преимущество, с визгом выбегая из комнаты.
Шепоток едва не заставил ее выпрыгнуть из кожи. Голос доносился с противоположной стороны комнаты, и Каде покрепче перехватила клинок. Негромкие и шелестящие фразы ей не удалось разделить на слова.
Каде помедлила, понимая, что теряет драгоценное время. Пот студил ее лоб, она не знала, сердиться ей или гневаться, пытаться ли ей пробраться мимо или отступить. Быть может, этого и добивался страж, ему нужно было удержать ее здесь, пока во дворце что-то происходит…
Голос звучал громче и, хотя она все еще не могла разобрать слова, становился знакомым… трепетал на грани воспоминания, буквально в каком-то волоске от узнавания.
Тут она вспомнила, что «Черные ключи» содержали наставления по некромантии.
Голос ее отца произнес:
— Ну, сучонка, а теперь скажи мне, почему твоя шлюха-мать подбросила тебя? Или она оставила тебя здесь, чтобы меня бесить?
Каде не помнила, как побежала. Она не помнила ничего, пока не захлопнула за собой дверь в кабинет Грандье и спиной не припала к ней. Колени саднило, одна из перчаток оказалась разодранной, ожог на руке кровоточил.
Каде отправилась к столу, отыскала книгу по некромантии и бросила в окно. Посыпалось со звоном стекло, томик исчез за подоконником. Она впервые в своей жизни неуважительно отнеслась к книге. Ну и ладно, так нужно для дела.
Она принялась расхаживать по комнате — жидкий пламень страха и гнева растекался по ее жилам и не давал остановиться. Каде бросила на пол астролябию, перевернула глобус, ткнула пальцем в открытую рану и только потом смогла сдержать рыдания и привести свои мысли в порядок. Тут она призвала всех языческих духов обрушить свои проклятия на Грандье и обратилась к Господу Богу, дабы и он поразил чародея своим гневом.
Наконец Каде остановилась посреди комнаты, стиснула руки и принялась думать. Это было испытание, обман… вызов. Грандье предполагал, что она не выдержит всего. Интересно, приставил ли он призрак отца к этим самым дверям или же пустил скитаться по дворцу, чтобы она привлекла его к себе, если сумеет оказаться внутри?
Последнее более походило на истину. Но тогда… тогда призрак может войти и сюда. Каде в одно мгновение вспрыгнула на подоконник, потом перешла на высокий карниз. Черного сприггана нигде не было видно, хотя он, конечно же, мог появиться в любой момент; в таком случае ей будет трудно защитить себя.
Холодный ветер налетал на нее, мешая вздохнуть. Каде шла по карнизу, перехватывая руками щели между камнями. Она забыла вновь заколоть пальто, и холодный воздух тек вдоль позвоночника. Теперь ей нужно было каким-то образом пересечь осадную стену и добраться до Старого Дворца. Можно ли сделать это, оставаясь снаружи? Еще несколько трудных десятков футов доказали Каде, что она не сумеет осилить этот путь, не разбившись насмерть. Придется войти в Северный бастион и направиться по верху стены.
Наконец Каде почувствовала, что не может более переносить холод. Добравшись до череды окон, одно из которых она сумела отворить, Каде буквально сползла на пол небольшой спальни. Сев на затвердевшем от мороза ковре, она вдруг вздрогнула, поняв, что даже не удосужилась проверить, есть ли кто-нибудь в комнате. Она могла ввалиться прямо в стоянку спригганов или же в отряд альсенцев.
Каде спрятала лицо в ладонях. «Он заставил тебя бежать. Ты вновь помогаешь ему», — досадовала Каде.
Спустя мгновение она поднялась и, миновав дверь, отправилась в следующую комнату, оказавшуюся весьма нарядной гостиной, отделанной в золотых и розовых тонах. Каде не знала, кому могут принадлежать эти апартаменты и где именно она находится; ей было понятно только, что она оказалась в угловом помещении. Следовало найти лестницу, по которой можно подняться на осадную стену. Свет, проникавший в окна спальни, не мог прогнать засевшие по углам тени. В следующей комнате будет стоять угольный мрак.
Каде покопалась в карманах и отыскала кресало. Надо зажечь одну из свечей и прихватить ее с собой. Это нужно сделать сейчас, если она не хочет тыкаться носом в стенки и наступать на боглей. Трусиха, выругала она себя, возясь с кресалом. Проклятая трусиха.
Огонь не разгорался, Каде извлекла свечу из лампы и уселась на пол, чтобы попытаться разжечь ее заклинанием. Сердце отчаянно колотилось, отвлекая ее, однако наконец фитиль засветился слабым колдовским огоньком. К уже начинал обретать желтый оттенок истинного пламени, когда вдруг погас, словно под чьими-то невидимыми пальцами.
— Что такое? — громко произнесла она, взглянув вверх.
Оно было в комнате и глядело из самого темного угла. Каде видела привидение внутренним оком собственного волшебства. Кожа ее буквально заледенела, холодный пот затуманил глаза. Тут оно прошептало:
— Я могу убить тебя сегодня, могу завтра, и никто не заметит этого. Быть может, так я и поступлю…
Каде пролетела через спальню, захлопнув за собой дверь, вскочив на подоконник, застыла в позе птички, готовой вспорхнуть, и только тогда наконец перевела дух. Она заставила себя остановиться, прикоснувшись к холодному металлу и пытаясь размышлять. Можно было выйти и опять войти через другое окно, но тогда привидение увяжется за ней, ведь оно так быстро отыскало ее. Как тогда сможет она найти Томаса, если этот ужас будет таскаться за ней и леденить кровь?
Что, если оно должно отыскать и Томаса, раз он помог Равенне убить Фулстана? Однако если при жизни старый король никакого впечатления не мог произвести на Томаса, едва ли капитан гвардейцев убоится Фулстана после смерти. Томас и Равенна избавились от него, как от бешеного пса — без капли сожаления. Каде кивнула самой себе.
Вот и ответ.
Она не может позволить старому мерзавцу вмешиваться в ее жизнь. И не позволит помешать ей найти Томаса.
Каде соскочила с подоконника и по холодному полу пересекла комнату. Ноги ее тряслись, ладонь на дверной ручке дрожала. Пусть так. Она может трястись, кричать, плакать, но только не бежать. Здесь ее никто не увидит.
За дверью бормотал голос. Каде открыла и остановилась.
Свет из-за спины не мог проникнуть в комнату, его словно останавливала стена мрака. Голос возвысился и окреп, слова тьмы складывались в памятные жуткие кошмары. «Ах ты, проклятая сучонка… наказание, посланное мне Богом за грехи».
Надо любым способом прекратить это. Она сказала:
— Ты — ничто.
Никакого эффекта. Голос сделался еще громче.
— Или ты думаешь, что твой напыщенный младший братец сможет помочь тебе? Он сам убьет тебя, если я прикажу.
«Это Роланд выполнит твой приказ? Ну, уж это слишком…»
— Зачем же лгать? — спросила она. — Он ненавидит тебя еще сильнее, чем я.
И вдруг оказалось, что слова — это всего только слова. Они ранили, но не потому, что ими выражалась истина. Это были те же слова, которыми Фулстан разил ее, но теперь она выросла и более не верила в них. Быть может, ей и не следовало возвращаться в город, в котором она родилась, чтобы встретиться со своим братом. Скорее, она должна была предстать именно перед тем, что сейчас было рядом. Голос Каде обрел силу, она закричала:
— Ты — ничто! Гален Дубелл был для меня больше отцом, чем ты. — Каде завопила, забыв про необходимость скрываться, перекрыв замогильный голос: Ты ничего не значил для мамы! Ты ничто и для меня! Равенна убила тебя потому, что ты встал на ее пути. Она не могла более терпеть твоей глупости. Теперь королем стал Роланд, который проклинает память о тебе, признает он это или нет. Ты — ничто и никогда не был чем-то иным!
И с этими словами она шагнула вперед — не побежала наугад во мраке, а шагнула и шла до тех пор, пока не стукнулась подбородком о спинку кресла. Ругнувшись от боли, Каде направилась к противоположной двери, открыла ее и ввалилась в соседнюю комнату.
Следующая дверь уводила на лестницу. Откуда-то сверху ее освещал неяркий огонек. Молчание было полнейшим.
Оглянувшись, Каде увидела за собой в спальне серый дневной свет через открытую дверь гостиной. Теперь это была просто комната, утопающая в полумраке, ничуть не более холодная, чем лестница.