Тут что-то отвлекло Эвадна. Он склонил набок истерзанную голову, потом настороженно пригнулся. На нижней ступеньке стоял Урбейн Грандье. Томас не видел, как он спускался, старик словно материализовался из воздуха.
   Эвадн медленно распрямился и гаркнул:
   — Ты предал меня, волшебник!
   Грандье, не меняя шага, направился вперед:
   — Неужели?
   — Но и я предал тебя.
   Грандье остановился. Выражение лица его не переменилось. Однако нечто в том спокойствии, что охватило его, выдавало некоторые колебания.
   Эвадн скривился в жуткой ухмылке:
   — Я обещал твоему прихвостню Донтану погубить тебя. Ваш принц, которого ты решил возвести на трон, обещал мне все, что пожелаю.
   Грандье вздохнул:
   — Это не удивляет меня.
   Разочарование, проступившее на физиономии Эвадна, могло показаться бы комичным, не будь он так искалечен и изуродован. Томас отполз в сторону, прикрывая собой нишу с ключ-камнем; Грандье мог убить его без малейших трудностей для себя и забрать камень назад, однако Томас намеревался продержаться столько, сколько сумеет. Если Каде удалось спастись, пусть она получит возможность для бегства. Фейри, кружившие в воздухе, двигались теперь уже более осмысленно. В дальнем конце просторного подземелья, в состоянии какого-то неистовства, они летали кругами вокруг одной из колонн. Невесть откуда в подвал дунул ветер.
   Урбейн Грандье качнул головой, пренебрежительно хмурясь.
   — Так вот куда завели тебя твои козни? — Голос его окреп. — У наших ворот войско, люди с железом в руках и чародеи, готовые уничтожить вас. Войско Двора Благого караулит вас над замком.
   Томас понял, что впервые видит Грандье в гневе. Эвадн огрызнулся:
   — Им не дано уничтожить…
   Он смолк, потому что колонна, вокруг которой кружили фейри, вдруг разлетелась в пыль. В образовавшуюся воронку вливалась все новая и новая нежить, в нее затягивало и тех, кто оставался внизу. И там они исчезали. Воинство образовывало кольцо, понял Томас, вспомнив про взломанный фундамент Большой Галереи. Они собирались обрушить вниз потолок.
   — Приказывай тогда своему воинству; собирай свой Двор! — Грандье энергично махнул в сторону летучей нечисти, образовавшей кольцо в воздухе. — Неужели вы не в силах хотя бы на несколько дней унять свою жадность? Разве нельзя было дождаться нашей победы и предать меня уже потом? — Он повернулся спиной, словно бы не желая более глядеть на плоды своей собственной ошибки.
   Он говорит это Дензилю, подумал Томас. Дензилю, который поднаторел в создании хаоса, однако потом не сумел навести в нем порядок. Грандье также предал Эвадна или же по крайней мере пытался это сделать: он знал, что не имеет права рассчитывать на верность принца Двора Неблагого. Его бесило предательство людей-союзников. К тому же, если Томас правильно понимал выражение изуродованного лица фейри, Эвадн едва ли воспринял хотя бы одно слово из трех.
   Фейри вспылил:
   — Снова ложь! Я породил тебя, волшебник. — Голос его был полон надменности. — Я же тебя и убью…
   Эвадн шагнул вперед. Грандье взмахнул рукой, что-то разбрасывая. Фейри отшатнулся в изумлении и гневе, прикрывая лицо руками. Да, Грандье по-прежнему держал у себя в кармане железные опилки.
   Потом чародей воздел руки и негромко заговорил.
   Эвадн тряхнул головой и провел рукой по физиономии, на которой выступила кровь там, куда попали опилки.
   — И что же ты намереваешься сделать со мной, старик? — спросил он.
   У этого создания нет чувства самосохранения, с удивлением понял Томас.
   — Я просто превращу в железо всю твою кровь, — ответил Грандье монотонным голосом. — Это заклинание я приготовил как раз для подобной оказии… по образу обычного алхимического процесса, который ты понял бы, если б изучал магию.
   — Я дал тебе силу, — сказал Эвадн. И улыбнулся старику. — Убей меня, и ты лишишься ее. Ты навсегда останешься в этом обличье.
   Грандье медлил, не отводя глаз от князя фейри, а потом резко взмахнул рукой, и Эвадн застыл, словно бы намереваясь шагнуть вперед. Чародей подошел и толкнул недвижного фейри. Труп упал и, коснувшись земли, рассыпался в прах.
   Воинство поспешно исчезало, в кольце кружили камни, щепки, трупы фейри и прочая дрянь. Припав спиной к столбу, Томас поглядел на подошедшего к нему волшебника.
   — Ну, — сказал он сурово, — и что же теперь?
   — Я по-прежнему ни о чем не жалею, — улыбнулся Грандье. На его морщинистом лице теперь лежала вся тяжесть собственных лет, прибавленных к годам Дубелла. — Разве что, пожалуй, о том, что выбрал не тех союзников.
   — И не тех врагов, — уточнила Каде, вдруг оказавшаяся у столба рядом с Томасом. Тот не заметил ее приближения и ощутил такое облегчение, что стало больно в груди.
   Грандье поглядел на нее, потом улыбнулся и молвил:
   — Да, и врагов.
   — Значит, Вийон уже прибыл сюда, — проговорил Томас. Стараясь не выпускать Грандье из поля зрения, он не удосужился одарить взглядом Каде.
   — Да, — кивнул Грандье. — Дензиль решил, что генерал засядет в Бель-Гарде и поведет военные действия оттуда. А Вийон не стал этого делать. Он вошел в город сегодня после полудня и сейчас пытается взять врата Святой Анны.
   «Авилер успел вовремя, Вийон рискнул атаковать, чтобы его не заперли в Бель-Гарде, — размышлял Томас. — С чего ты взял, что он решил штурмовать ворота? Хотя Авилер наверняка сказал ему, что раз в караульном помещении нет людей, Задние ворота просто некому защищать». Одолевая голосом завывания ветра, Томас спросил:
   — Почему же вы не пытаетесь остановить его?
   — Я пришел, чтобы призвать воинство и помешать Каде вернуть ключ-камень на место. — Грандье все еще мог взять камень, однако не делал даже попытки. Ветер трепал волосы, мешал дышать. Грандье прищурился и скорбно посмотрел на Томаса. — Боюсь, что вы с Верховным министром оказались правы. Невзирая на все мое коварство и неразборчивость в средствах, я по-прежнему остаюсь политически наивным.
   Томас больше не видел Галена Дубелла в этом морщинистом и усталом старике, словно бы его лицо перестало служить маской и Грандье впервые явил себя, сняв надоевшую личину.
   — Ты убил одного из моих немногих друзей, а этого я не могу простить! — в сердцах вспылила Каде.
   Спокойные глаза Грандье наполнились влагой.
   — Что ж, не могу оспаривать искренности вашего чувства.
   — А что вы будете делать дальше? — непроизвольно вырвалось у Томаса.
   Грандье как будто бы удивился, тут колени его подогнулись, и старик повалился, складываясь худым телом, словно пустой мешок. Томас подхватил его прежде, чем тело Грандье успело удариться об пол, и, когда тот согнулся, увидел в боку чародея зияющую пулевую рану.
   Автоматически проследив направление выстрела, Томас поднял взгляд и увидел на второй снизу ступеньке Дензиля, передающего дымящийся мушкет альсенцу. Они ничего не слышали: вой ветра, под которым проваливалось в кольцо воинство, глушил все звуки.
   Каде пригнулась возле Томаса, мерцающий свет выбелил ее осунувшееся лицо. Солдат уже подавал Дензилю второй заряженный мушкет. Оттолкнув в сторону тело Грандье, Томас метнулся вбок, увлекая за собой Каде, чтобы укрыться за столбом от выстрела Дензиля.
   — Они придут сюда. Нам придется…
   Каде помотала головой.
   — Слишком поздно. — Томас едва слышал ее голос за воем вихря.
   Раздавшийся грохот заставил загудеть самую сердцевину кладки. Кружащее кольцо разом расплылось, пропустив внутрь себя последнего фейри; посыпался смертоносный град из камней и досок. Облако мотало из стороны в сторону, оно направлялось к ним. Солдаты на лестнице в панике бросились вверх. Выглянув из-за колонны, Томас увидел, что Дензиль медлит, сжимая в руках заряженный мушкет; наконец дождь обломков приблизился к нему, и герцог также ретировался.
   Этот путь не сулил спасения Томасу и Каде, они были отрезаны от него шквалом обломков. Даже столб с ключ-камнем более не представлял надежного укрытия, и Томас вздрогнул под жалящими уколами щепок. Он привлек Каде ближе и ощутил ее руку на своем боку.
   Чуть в стороне от них сверху обрушилась часть свода и, попав в кольцо, мгновенно рассыпалась. Столбы содрогались под прикосновением вихря. Силы его изнутри напирали на камень, унося обрывающиеся куски. Кольцо повернулось боком к полу прямо у них над головой…
   А потом они очутились в холодной и безмолвной Большой Галерее. Томас пошатнулся и удержался на ногах, лишь ухватившись за один из вывороченных валунов. Он так и не успел привыкнуть к подобному роду путешествий. Каде помогла ему устоять, и они вместе направились к краю кольца, а потом на холодные грязные плиты.
   Тут Каде сразу села, словно бы ее ноги вдруг подкосились, и не долго думая Томас плюхнулся рядом. Через разбитые окна террасы было видно альсенское войско, неловко и поспешно пробиравшееся по глубокому снегу, засыпавшему парк. Раздался залп, и двое из них упали, на снегу медленно начали алеть кровавые розы.
   Томас обнял Каде за плечи и подумал о том, что неплохо было бы и поцеловать ее теперь, когда смерть больше не подкарауливает их. И посему, ласково взяв девушку за подбородок, повернул к себе ее лицо и исполнил свое желание.
   Он уже решил отнять губы, но ее рука на затылке остановила его, и радостный смех, не успев родиться, умолк под ее губами.
   А потом крики и мушкетная пальба послышались внутри галерейного крыла.
   Каде решительно встала:
   — Пойдем со мной. Я знаю одно укромное местечко. Там никто не помешает нам любить друг друга.
   Томас непроизвольно посмотрел в сторону кольца фейри, притихшего на полу галереи, и решил, что при соответствующей мотивации способен привыкнуть ко всему. А потом заметил на своих руках кровь Грандье, подумал о Дензиле и Равенне. Не сейчас, решил он. Мгновение эти слова не могли слететь с его губ, а потом он справился с собой:
   — Не могу.
   Он и не ожидал от нее обычной реакции, и Каде не разочаровала его. Она улыбнулась:
   — Да, это дается нелегко. — А потом шагнула в кольцо и исчезла.

20

   Ветер переменил направление и очистил ночное небо от облаков, впервые за столько ночей на нем появились звезды.
   Лорд-генерал Вийон устроил командный пункт на осадной стене у врат Святой Анны, под светом фонарей и факелов, размещенных между амбразурами. Привалившись к стене, Томас следил, как старый генерал, расхаживая туда и обратно, отдавал приказания своим командирам, то и дело присылавшим посыльных. Снег и лед быстро таяли, и ночью стало уже теплее, чем вечером.
   Вийон желал побыстрее вернуть Роланда в город. Люди его очищали дворец от отбившихся от стаи фейри и заплутавших альсенцев; им помогали лодунские чародеи, прибывшие поздно вечером — уже после Вийона. Ученых привлекла сюда наведенная Грандье непогода, и они явились, чтобы определить ее причины. В Лодуне не получили ни одной из депеш, отправленных Равенной перед смертью.
   Томас не знал, где находится Роланд, его это и не интересовало. Молодого короля, безусловно, разместили в каком-то безопасном месте внутри городских стен. Фалаиса пребывала во дворце епископа; несколько часов назад он одобрил предложение Гидеона отвезти туда королеву. Вернулись кое-кто из придворных, остальные его подчиненные вместе с альбонцами помогали во дворце ловить альсенцев.
   В темных каньонах улиц внизу иногда вспыхивали огоньки: фонари и факелы патрулей или же горожан, решивших высунуть нос из дома. Ожидалось подкрепление: гарнизон, размещенный королем в Портье, должен был появиться к утру. Вийон знал, что отчаянные гонцы, посланные мэром деревеньки, по торговой дороге были отправлены с вестями о нападении не только в Мызы, но и в Портье.
   Томас преднамеренно устранился от всяких дел. Он провел с Вийоном уже несколько часов, отвечая на вопросы генерала и привлекая его внимание к тем местам, где могли прятаться люди Дензиля. Теперь капитан просто ждал.
   Совсем недавно он заметил, что короткие периоды полного бодрствования начали перемежаться какими-то длительными и несвязными мыслями и что единственной опорой для его спины служит грубый камень стены. Потом вдруг откуда-то рядом появился Берхэм, явно успевший перед этим побывать в переделках.
   У стены вспыхнул новый припадок активности, когда корнет Вийона явился с Конадином, одним из лодунских чародеев. После долгой беседы с ними Вийон направился к Томасу. Генерал, темноволосый мужчина с красивой седой прядью, уступал Томасу в росте на полголовы. Он был одним из старинных друзей Равенны и рос вместе с будущей королевой в загородной резиденции ее отца. Генерал молвил:
   — Они взяли нашего доброго герцога Альсенского. Он во всем признался Авилеру.
   Томас не настолько погрузился в задумчивость, чтобы оставить без внимания тон генерала.
   — И что же?
   — Конечно, чуть приврал, пытаясь изобразить чистое недоразумение, но этого и следовало ожидать. Однако он утверждает, что убил чародея Урбейна Грандье. Конадин проверил истинность его слов, в этом герцог не врет.
   Томас посмотрел на окутанный ночью город, медленно выползавший из укрытия.
   — Я знаю это.
   Вийон кивнул:
   — Конечно, Дензиль желает вывернуться. Разумный человек, попав в такую историю, будет стремиться избавиться от сообщников, однако малец этого не поймет.
   Роланд всегда был мальцом для Вийона. Все еще глядя на город, Томас промолвил:
   — Дензиль послал Двор Неблагий захватить Роланда и избавиться от Равенны.
   — Нет, это сделал Грандье. — Вийон не спорил, он излагал факты так, как толковал их Роланд. — Конечно, Дензилю придется объяснить, почему он привел в город свое личное войско, силой захватил Верховного министра в его собственном доме, убив при этом многих стражников городского войска, занятых исполнением своих прямых обязанностей, не говоря уже о тех горожанах, которых выгнали из жилищ эти демоны. И он не предоставил свое войско в распоряжение короля, но использовал в собственных интересах, в том числе арестовал офицеров, служащих короне. — Вийон покачал головой. — Если бы Равенна была жива, я велел бы уже строить эшафот. Но сейчас… Можно было воспользоваться и другим способом, но слишком много людей видели, что мы захватили его живым. Дензиль постарался обеспечить это.
   Томас понимал, что Вийон ждет реакции, и потому ответил:
   — Иного нельзя было ожидать.
   Взгляд генерала обратился к городу:
   — Больше вы нам сегодня ничем не поможете. Я советую всем вернуться к себе в казармы.
   Томас усмехнулся:
   — Вы возвращаете Роланда во дворец и хотите, чтобы я не путался под ногами.
   — Да, она научила вас буквально всему… Всему, что должен бы знать малец. — Вийон вздохнул. — Неужели вы надеетесь сдержать свое стремление к мученической кончине и доверите мне самому управиться с делом?
   Ну что же, подумал Томас.
   — Учтите, я не обязательно должен находиться здесь, у меня есть два более выгодных предложения.
   — Это не ответ.
   — Напротив. — Томас оторвался от стены и направился к выходу.
   — Малец не согласится! — крикнул ему вдогонку Вийон.
   Томас решил подальше пройти по стене, прежде чем спускаться вниз во двор. Погода менялась к лучшему. Берхэм следовал за капитаном, и Томас заметил, что при нем остались оба пистолета, которые он отдал слуге в ночь перед атакой. Когда они чуть отошли, Томас сказал:
   — Я намереваюсь отослать тебя и Файстуса к Ренье.
   — При всем почтении, сэр, я человек забывчивый и, проведя столько лет у вас на службе, как будто не помню, чтобы когда-либо служил лорду Ренье… Потом, если бы меня попросили… — Берхэм пожал плечами. — Мне просто пришлось высказать свое мнение.
   — А я не слишком-то нажимал, — улыбнулся Томас.
   — Не понимаю, что вы хотите сказать, капитан.
   Подул ветер, прохладный, но без прежнего, заставлявшего задыхаться морозца. Какое-то время оба молчали, потом Томас предположил:
   — Вообще-то тебя ждет успех на большой дороге. Будешь терроризировать всех.
   — А вот это мысль. Вот это действительно мысль, — усмехнулся Берхэм.
   Невзирая на то, что Старые дворы были заняты воинством сразу после бегства людей, порядок в казармах королевской гвардии оказался не слишком нарушен. Томас даже решил, что метки, оставленные Каде на дверях, оказались действеннее, чем предполагала она сама. Уже с порога он увидел, что в фехтовальном зале горят фонари, в казармах собрались гвардейцы и некоторые из уцелевших цистериан. Из ста двадцати человек, числившихся в гвардии, уцелело более семидесяти. Томас даже не мог рассчитывать на столь удачный исход. Решив избегать людных частей дворца, капитан устало побрел вверх по боковой лестнице.
   Файстус обнаружился в прихожей — он разводил огонь в очаге. В спальне было сыро и холодно. Томас стянул с плеч кожаный кафтан и останки дублета, бросил заскорузлую от засохшей крови одежду на пол и сел на постели. И уже мгновение спустя откинулся на спину, устало обведя глазами полог над собой.
   Томас полудремал, смутно осознавая знакомый шорох, с которым Берхэм и Файстус сновали по комнате, разводя огонь в очаге.
   Впрочем, когда Берхэм стянул с него сапоги, капитан вполне разборчиво охнул. Слуга склонился над ним, а потом спросил:
   — У вас есть для нас какое-нибудь дело?
   Томас качнул головой. Он услышал, как за обоими слугами захлопнулась дверь, и мгновенно уснул.
   Глаза он открыл, должно быть, через несколько часов; Каде, стоя на коленях, с улыбкой склонилась над ним:
   — Не ждал?..
   Потом Томас отвел прядь с ее лба и промолвил:
   — Давненько мне не приводилось иметь дело с женщиной, да еще так смеющейся от счастья.
   Все полученные синяки, порезы и отметины, оставленные когтями на теле, не могли помешать им нравиться друг другу. Ни с какой другой женщиной он не получил бы такого удовольствия в подобном состоянии: она делала это так вдохновенно, так чувственно, как никто до нее. А он-то все пытался решить, испытать ли вкус того, что сулят ему следующие двадцать лет, или не стоит! Хорошо, что она все решила за него.
   — Не хвастай, — игриво сказала Каде. — Я знаю, что их у тебя было несколько сотен.
   — Ну уж, насчет сотен ты преувеличиваешь.
   В дверь поскреблись, и послышался хриплый голос Берхэма:
   — Капитан, внизу вас ждут пара альбонцев, они говорят, что у короля большой прием и он приглашает вас.
   «Ну, не мог потерпеть хоть один день!» — подумал Томас, прежде чем без особой охоты начал выбираться из постели. Он отыскал свою одежду и стал одеваться.
   Каде села и через голову надела свою рубаху, потом пристально поглядела на него и спросила, когда он принялся натягивать сапоги:
   — Пойдешь со мной?
   Не надев сапог до конца, Томас распрямился. Слова «конечно же» просто просились с его языка.
   — Не могу.
   — Равенна погибла. Тебя здесь никто не держит.
   — А заманчивое предложение от Фалаисы?
   — Прислушайся к себе самому. Ты ведь знаешь, что она боится тебя.
   Томас натянул второй сапог.
   — О, это делает ситуацию идеальной.
   Но он не стал спрашивать, с чего это она решила, что знает его желания: было слишком уж очевидно, что Каде теперь знает все.
   Каде отошла к окну и, глядя на улицу, сказала:
   — Я еще не совсем поняла, что буду делать, расставшись с Нокмой. У меня есть другие замки и челядь — ты видел Боливера. По большей части они все такие, но среди них есть и люди. Иногда мы ссоримся, но никогда не пытаемся убивать друг друга; среди них нет честолюбцев, наверное, поэтому мы и живем вместе. Я хочу сказать, что ты там будешь чувствовать себя иначе, если тебе действительно настолько надоело здесь, как я полагаю… Я надеюсь на это, поскольку теперь мне будет трудно жить без тебя.
   — Я не собираюсь давать обещаний, которых не сумею сдержать. — В соседней комнате послышался глухой шум. Схватив со спинки кровати ножны со шпагой, Томас направился к двери. Чуточку приоткрыв ее, он увидел Берхэма и Файстуса, стоящих у двери, выходящей на лестницу. Томас шагнул к ним:
   — В чем дело?
   — Ничего особенного. — Берхэм оглянулся. — Один из альбонцев решил, что должен лично передать вам распоряжение короля. И несколько наших людей, сэр, посчитали, что он ошибается.
   — И они сбросили его с лестницы?
   — Самую малость.
   Томас покачал головой и вернулся в спальню. Каде исчезла; одно из высоких окон осталось открытым, утренний ветерок теребил занавески.
   Двор собрался в зале на первом этаже Королевского бастиона. Помещение не претерпело заметного ущерба, если не считать пятен, оставленных дымом и водой там, где стены сходились с высоким лепным потолком. На стенах висели массивные картины, виды города, каналов, Хаиры. Если стать посреди комнаты, ощущаешь себя на Мон-Чаппель посреди прекрасного древнего города.
   Присутствующих было немного: офицеры Вийона, люди из городского войска, выбравшиеся из укрытий, и придворные, возвратившиеся из Бель-Гарде вместе с Роландом. Томас с удовлетворением отметил среди присутствующих графа Дансенни. Его отряд не сумел пробиться из города, они укрылись в одном из укрепленных надежных домов и практически никого не потеряли.
   Вдоль стен и у дверей выстроились альбонцы. Томас направился к Вийону. Не глядя на капитана, старый генерал молвил:
   — Не рассчитывайте на многое.
   Утомленный и осунувшийся Авилер расхаживал перед приготовленным для короля креслом. Фалаиса уже явилась, однако она сидела чуть ближе к стене, таким образом концентрируя общее внимание на ожидавшем государя задрапированном кресле. Так распорядился Авилер. Томас в этом не сомневался. Ренье такое просто не пришло бы в голову.
   Гидеон, Мартин и еще несколько гвардейцев стояли вокруг кресла королевы. Судя по тому, как Гидеон старался поймать его взгляд, Томас понимал, что они удивляются, почему он сам еще не занял место среди них. Томас не собирался этого делать, если только не прикажет сама Фалаиса.
   Дверь в передней части комнаты распахнулась, и в проеме появился Роланд, сопровождаемый Ренье и группой альбонцев. Томаса удивило присутствие в свите Роланда Элейны, камеристки Равенны, впрочем, удивление было недолгим: науке выживать она училась у мастеров.
   Когда Роланд занял свое место, Авилер отступил в сторону и замер, скрестив руки на груди. По кивку короля он дал знак одному из своих рыцарей.
   Глаза Роланда казались темными впадинами на белом осунувшемся лице. Король кутался в плащ, хотя в зале было довольно тепло.
   В задней части зала зашевелились, а потом толпа расступилась, пропуская группу альбонцев, и Томас почувствовал, как напряглись его нервы.
   Рыцари конвоировали, конечно же, Дензиля.
   В полной тишине — если не считать стука сапог по паркету — они пересекли зал и остановились перед креслом Роланда. На герцоге Альсенском был скромной расцветки придворный дублет, и рука его более не лежала в лубке. Дензиль казался не столь усталым, как Роланд, оттого, видимо, что его арестовали ночью и с тех пор герцог вполне мог выспаться.
   К удивлению Томаса, король заговорил первым. Он сказал:
   — Итак, все оказалось верно.
   Негромкий голос его отчетливо прозвучал в притихшем зале; сейчас, наверное, здесь можно было услышать даже сердцебиение.
   — Милорд… — начал было Дензиль.
   — Я не разрешал тебе говорить.
   Дензиль умолк, внимательно глядя на Роланда.
   — Ты вступил с чародеем Урбейном Грандье в сговор, — Роланд прикрыл глаза, — направленный против меня. — Жест мог бы показаться театральным тому, кто не знает актеров. Но Роланда действительно мучила боль. Молодой король вдруг посмотрел вверх и продолжил: — Погибла моя мать.
   Толпа собравшихся в зале ожила — по ней словно пробежало дуновение ветра, шелестящего в летней листве. Томас понимал: все думают, что эта смерть сломила Роланда. Авилер нагнулся, словно бы собираясь сделать шаг вперед. И остановил себя. Трогательная вышла сдержанность: Верховный министр пытался оказать сочувствие здравомыслию короля, а не перебивать Роланда на публичном приеме.
   Погладив гнутую ручку кресла, Роланд поглядел на Дензиля:
   — Погибло много людей. Наказанием за это должна быть смерть.
   Томас затаил дыхание.
   Дензиль замер, как статуя: бледный, он не отрывал взгляда от глубоких морщин на лице молодого короля. Томас понимал, что все сейчас думают об их детской дружбе, хоть Дензиль и был постарше.
   Роланд вдруг шевельнулся в кресле и в презрении отвернулся.
   — Кудесник Грандье убит. Мертвы и многие предатели. Хартия войска герцогства Альсенского будет разорвана, уцелевшие разогнаны безоружными; им будет запрещено вновь объединяться под этим знаменем под угрозой смертной казни. Люди, занимавшие офицерские должности в войске альсенском, будут казнены как изменники, предавшие корону и министерство. Любой из лордов альсенских, взятый во дворце как участник заговора, будет осужден на казнь по подобному обвинению. Дензиль Фонтенон Альсена, герцог Альсенский, приговаривается к… приговаривается… — Роланд не смотрел ни на Дензиля, ни на кого-либо еще. Взор его был прикован к пейзажу — к пастельной дымке над морем на краю живописных небес. Молчание затянулось, но никто в толпе не смел выдать нетерпения даже движением. Король закрыл глаза, чтобы вытеснить из памяти видения менее живописные, и продолжил: — К изгнанию за пределы границ… — Он медлил, словно бы удивляясь своим собственным словам. А потом добавил: — К вечному изгнанию. Под угрозой смерти.