Страница:
А сейчас он сидит здесь, притаившись в засаде, спрятавшись за гнилым пнем и выжидая удобного момента, чтобы случайным выстрелом сразить никудышнего старого мага и недомерка-кендера.
Можно ли пасть ниже, спрашивал себя Медан.
Лучник уже натягивал тетиву. Потеряв из виду мага, он выбрал своей целью рыцаря и теперь, оставаясь в засаде, старался попасть тому в ноги, чтобы исключить для себя всякую опасность.
– Отставить! – рявкнул Медан, схватившись рукой за готовую сорваться стрелу.
Его помощник удивленно оглянулся.
– Господин? Какие будут приказания?
Соламнийский Рыцарь шел прямо на них. Маг и кендер, несомненно, выбрались на свободу, затерявшись в кустах и тумане.
– Господин, нам следует преследовать их? – спросил помощник.
– Нет.
Ответ Медана вызвал выражение легкого удивления на лице его офицера.
– Но у нас имелся приказ, – осмелился напомнить он маршалу.
– Мне известно об этом, представьте себе, – оборвал его Медан. – Вы хотите, чтобы вас воспевали как рыцаря, вступившего в бой с равным, или как храбреца, отважившегося на драку с хромым магом и этим песьим недомерком-кендером?
По лицу младшего командира было видно, что он не стремится ни к тому ни к другому. Ему вообще было не до песнопений.
– Но как же приказ? – упрямо повторял он.
Черт побери это тупоголовое хамье! Медан почти рычал.
– Яотдал вам приказ, младший командир! И не заставляйте меня его повторять.
В лесу опять сгустились сумерки. Едва появившееся солнце, его свет и тепло утонули в сгустившихся грозовых тучах. Невдалеке зарокотал гром, упало несколько капель дождя. Кендера и мага не было слышно. Видимо, они успели добраться до грифона и теперь летели прочь от Квалинести. Прочь от Лораны. Но сейчас, если ему повезет, он сумеет защитить ее, сумеет вытащить из этой неприятной истории с магом.
– Ступайте навстречу рыцарю. – Медан махнул рукой. – Он вызывает вас на поединок. Сражайтесь!
Помощник, опустив меч, стал красться навстречу рыцарю. За ним двинулся лучник, отбросив ставший ненужным лук и вытащив из-за пояса кинжал. Когда младший командир нападет спереди, лучник набросится на рыцаря сзади.
– Поединок, сказал я, – теряя терпение, пояснил Медан, удерживая лучника на месте. – Сразитесь с ним лицом к лицу, офицер.
– Что, господин? – Помощник смотрел на него, не веря своим ушам. Маршал, должно быть, просто шутил.
«Кем был этот тип до того, как вступил в наше славное Рыцарство? – подумал Медан. – Наемником? Вором? Головорезом? Ну что ж, сегодня он, по крайней мере, получит урок чести».
Младший командир обменялся кислым взглядом со своим товарищем и без всякого энтузиазма зашагал навстречу сокрушительному натиску соламнийца. Медан встал и, скрестив на груди руки, прислонился спиной к одному из огромных белых камней. Ему не хотелось упустить ни одного мгновения этой схватки.
Младший командир был крепко сбитым парнем, с бычьей шеей, широкими плечами и сильными мускулистыми руками. Он привык полагаться на свою силу и низкие хитрости в битвах, наскакивая, отбегая и напропалую орудуя мечом до тех пор, пока везение или грубая сила не сомнут противника.
Сейчас он, пригнув голову и всхрапывая, как дикий буйвол, пошел на противника, вовсю размахивая клинком. Соламниец ловко парировал этот нелепый выпад с такой силой, что от скрестившихся лезвий посыпались искры. Мечи заклинило, и помощник маршала, не в силах вырвать оружие, стал налегать на сцепившееся оружие, чтобы заставить противника упасть на землю. Соламниец не обладал такой силой, как Неракский Рыцарь, и, поняв это, решил изменить тактику.
Вырвав меч, он сделал несколько шагов назад, стремясь внушить противнику, что он отступает, не прикрываясь.
Тот бросился в расставленную ловушку. Он прыгнул вперед, размахивая наудачу мечом и надеясь одним ударом решить исход поединка. Ему удалось зацепить лезвием левое предплечье рыцаря и рассечь кожаный наруч. Кровь ручьем хлынула из раны.
Соламниец принял удар не моргнув глазом. Он твердо стоял на ногах, внимательно следя за всеми движениями противника и, улучив момент, хладнокровно вонзил меч прямо в живот Неракского Рыцаря.
Тот выронил оружие и испустил ужасный, захлебывающийся вопль, сжимая рану руками. Соламниец, рывком выдернув меч из раны, освободил его. Побежденный рыцарь рухнул на землю, кровь фонтаном брызнула изо рта несчастного, он перевернулся и затих.
Прежде чем маршал успел остановить его, лучник прицелился и выпустил в соламнийца стрелу. Она глубоко вонзилась ему в голень, и рыцарь закричал от боли и зашатался, теряя равновесие.
– Ах ты, трусливый ублюдок! – гневно выкрикнул Медан и, схватив лук, ударил его о камень и разбил.
Тогда лучник выхватил меч и, приседая, бегом направился к раненому соламнийцу. Медан мог остановить битву в любую минуту, но ему было интересно, как воспримет рыцарь этот новый поворот событий. И он пристально, со страстью, которой не испытывал уже многие годы, следил за ходом смертельного поединка.
Лучник был приземистым, увертливым, более осторожным бойцом, чем помощник. Пока он выжидал, не переходя в наступление, но присматриваясь и изучая оборону противника и нанося удары мечом по его корпусу. Он стремился выявить его уязвимое место и обессилить врага. Наконец он сделал выпад и нанес рыцарю удар в лицо под поднятое забрало. Рана не была серьезной, но вызвала обильный поток крови, которая стала заливать глаза соламнийца. Полуослепший, он мучительно кривился всякий раз, когда припадал на раненую ногу. Стрела так и торчала из голени, у него даже не было возможности нагнуться и выдернуть ее.
Вот он перешел в нападение. Ему нужно было поскорее закончить бой, иначе у него просто не хватило бы сил сражаться.
Сверкнула молния, прозвучал громовой раскат. Дождь пошел сильнее. Двое мужчин отчаянно рубились, стоя над трупом офицера. Соламниец колол и рубил, его меч сверкал и, казалось, бил со всех сторон одновременно, двигаясь молниеносно, как голова нападающей змеи. Теперь лучнику приходилось держать глухую оборону. Все, что он мог сделать, – это увертываться от смертельного жала.
– Хорошо рубишься, соламниец, – не раз пришлось вполголоса произнести маршалу; он стоял не шевелясь, с удовольствием наблюдая за поединком, в котором один из противников демонстрировал столь отточенное мастерство и богатый опыт.
Вот лучник поскользнулся на мокрой траве; соламниец сделал мгновенный выпад, оперся на больную ногу и вонзил меч в грудь противника. Лучник свалился как подкошенный, и рядом рухнул на колени обессиленный Соламнийский Рыцарь, судорожно хватая ртом воздух.
Медан оставил валун, опираясь на который простоял весь поединок, и вышел на открытое место. Рыцарь, услышав его шаги, попытался подняться на ноги. Раненая нога подвернулась, и у него невольно вырвался крик боли. Тогда он ползком передвинулся к дереву и, поднявшись на ноги, припал к стволу спиной, не выпуская меча из рук. Печать смерти лежала на его лице. Он знал, что этой битвы ему не выиграть, но приготовился, по крайней мере, умереть сражаясь, а не стоя на коленях.
– Я думал, что пламя погасло в сердцах рыцарей, но оказывается, вам удалось сберечь эту искру, – медленно произнес Медан, глядя в глаза Герарду. Он держал руку на мече, но не вынимал его из ножен.
Лицо соламнийца было похоже на кровавую маску. Глаза странного, ослепительно голубого цвета в упор смотрели на маршала, в них не было надежды, но не было и страха. Он ждал, когда новый противник подойдет ближе. Маршал, стоя под дождем по щиколотку в грязи, над телами двух своих мертвых солдат, тоже чего-то ждал.
Соламниец стал терять силы. Он внезапно догадался, что делает Медан, догадался, что маршал не собирается нападать, а просто выжидает, когда противника покинут последние силы, чтобы захватить его живьем.
– Дерись же, будь ты проклят! – Соламниец сделал выпад и взмахнул мечом.
Медан сделал шаг в сторону.
Соламниец, забывшись, наступил на раненую ногу, она подломилась, и он, потеряв равновесие, ничком рухнул на землю. Даже в таком положении рыцарь не сдавался – сжимая меч, он попытался встать на ноги. Но силы оставили его, он потерял слишком много крови, глаза закрылись, и Герард, потеряв сознание, упал лицом в траву рядом со своими поверженными противниками.
Медан перевернул рыцаря. Осторожно упершись одной рукой в его больную ногу, он выдернул стрелу. Рыцарь застонал от боли, но в сознание не пришел. Медан снял с себя плащ, разрезал его мечом на несколько полос и смастерил жгут, чтобы унять кровотечение. Затем укрыл рыцаря остатками плаща.
– Вам довелось потерять много крови, – тихо сказал Медан, опуская меч в ножны, – но вы молоды и сильны. Посмотрим, что смогут сделать для вас целители.
Подозвав лошадей обоих своих спутников, он без особых церемоний перекинул тела погибших через седла и накрепко привязал их. Затем маршал свистом подозвал своего коня, который мгновенно прискакал откуда-то из темноты и как вкопанный остановился рядом.
Медан поднял соламнийца на руки и положил его на седло. Осмотрев рану, он с радостью убедился, что поток крови иссяк, – жгут сделал свое дело. Тогда он чуть ослабил узел, чтобы не перекрыть доступ крови в конечность, и сам взобрался в седло. Сев позади рыцаря, Медан обхватил его рукой, бережно, но крепко удерживая Терарда от падения. Он подхватил поводья двух других лошадей и, ведя их за собой, пустился в долгий путь в направлении Квалиноста.
21. Устройство для путешествия во времени
Можно ли пасть ниже, спрашивал себя Медан.
Лучник уже натягивал тетиву. Потеряв из виду мага, он выбрал своей целью рыцаря и теперь, оставаясь в засаде, старался попасть тому в ноги, чтобы исключить для себя всякую опасность.
– Отставить! – рявкнул Медан, схватившись рукой за готовую сорваться стрелу.
Его помощник удивленно оглянулся.
– Господин? Какие будут приказания?
Соламнийский Рыцарь шел прямо на них. Маг и кендер, несомненно, выбрались на свободу, затерявшись в кустах и тумане.
– Господин, нам следует преследовать их? – спросил помощник.
– Нет.
Ответ Медана вызвал выражение легкого удивления на лице его офицера.
– Но у нас имелся приказ, – осмелился напомнить он маршалу.
– Мне известно об этом, представьте себе, – оборвал его Медан. – Вы хотите, чтобы вас воспевали как рыцаря, вступившего в бой с равным, или как храбреца, отважившегося на драку с хромым магом и этим песьим недомерком-кендером?
По лицу младшего командира было видно, что он не стремится ни к тому ни к другому. Ему вообще было не до песнопений.
– Но как же приказ? – упрямо повторял он.
Черт побери это тупоголовое хамье! Медан почти рычал.
– Яотдал вам приказ, младший командир! И не заставляйте меня его повторять.
В лесу опять сгустились сумерки. Едва появившееся солнце, его свет и тепло утонули в сгустившихся грозовых тучах. Невдалеке зарокотал гром, упало несколько капель дождя. Кендера и мага не было слышно. Видимо, они успели добраться до грифона и теперь летели прочь от Квалинести. Прочь от Лораны. Но сейчас, если ему повезет, он сумеет защитить ее, сумеет вытащить из этой неприятной истории с магом.
– Ступайте навстречу рыцарю. – Медан махнул рукой. – Он вызывает вас на поединок. Сражайтесь!
Помощник, опустив меч, стал красться навстречу рыцарю. За ним двинулся лучник, отбросив ставший ненужным лук и вытащив из-за пояса кинжал. Когда младший командир нападет спереди, лучник набросится на рыцаря сзади.
– Поединок, сказал я, – теряя терпение, пояснил Медан, удерживая лучника на месте. – Сразитесь с ним лицом к лицу, офицер.
– Что, господин? – Помощник смотрел на него, не веря своим ушам. Маршал, должно быть, просто шутил.
«Кем был этот тип до того, как вступил в наше славное Рыцарство? – подумал Медан. – Наемником? Вором? Головорезом? Ну что ж, сегодня он, по крайней мере, получит урок чести».
Младший командир обменялся кислым взглядом со своим товарищем и без всякого энтузиазма зашагал навстречу сокрушительному натиску соламнийца. Медан встал и, скрестив на груди руки, прислонился спиной к одному из огромных белых камней. Ему не хотелось упустить ни одного мгновения этой схватки.
Младший командир был крепко сбитым парнем, с бычьей шеей, широкими плечами и сильными мускулистыми руками. Он привык полагаться на свою силу и низкие хитрости в битвах, наскакивая, отбегая и напропалую орудуя мечом до тех пор, пока везение или грубая сила не сомнут противника.
Сейчас он, пригнув голову и всхрапывая, как дикий буйвол, пошел на противника, вовсю размахивая клинком. Соламниец ловко парировал этот нелепый выпад с такой силой, что от скрестившихся лезвий посыпались искры. Мечи заклинило, и помощник маршала, не в силах вырвать оружие, стал налегать на сцепившееся оружие, чтобы заставить противника упасть на землю. Соламниец не обладал такой силой, как Неракский Рыцарь, и, поняв это, решил изменить тактику.
Вырвав меч, он сделал несколько шагов назад, стремясь внушить противнику, что он отступает, не прикрываясь.
Тот бросился в расставленную ловушку. Он прыгнул вперед, размахивая наудачу мечом и надеясь одним ударом решить исход поединка. Ему удалось зацепить лезвием левое предплечье рыцаря и рассечь кожаный наруч. Кровь ручьем хлынула из раны.
Соламниец принял удар не моргнув глазом. Он твердо стоял на ногах, внимательно следя за всеми движениями противника и, улучив момент, хладнокровно вонзил меч прямо в живот Неракского Рыцаря.
Тот выронил оружие и испустил ужасный, захлебывающийся вопль, сжимая рану руками. Соламниец, рывком выдернув меч из раны, освободил его. Побежденный рыцарь рухнул на землю, кровь фонтаном брызнула изо рта несчастного, он перевернулся и затих.
Прежде чем маршал успел остановить его, лучник прицелился и выпустил в соламнийца стрелу. Она глубоко вонзилась ему в голень, и рыцарь закричал от боли и зашатался, теряя равновесие.
– Ах ты, трусливый ублюдок! – гневно выкрикнул Медан и, схватив лук, ударил его о камень и разбил.
Тогда лучник выхватил меч и, приседая, бегом направился к раненому соламнийцу. Медан мог остановить битву в любую минуту, но ему было интересно, как воспримет рыцарь этот новый поворот событий. И он пристально, со страстью, которой не испытывал уже многие годы, следил за ходом смертельного поединка.
Лучник был приземистым, увертливым, более осторожным бойцом, чем помощник. Пока он выжидал, не переходя в наступление, но присматриваясь и изучая оборону противника и нанося удары мечом по его корпусу. Он стремился выявить его уязвимое место и обессилить врага. Наконец он сделал выпад и нанес рыцарю удар в лицо под поднятое забрало. Рана не была серьезной, но вызвала обильный поток крови, которая стала заливать глаза соламнийца. Полуослепший, он мучительно кривился всякий раз, когда припадал на раненую ногу. Стрела так и торчала из голени, у него даже не было возможности нагнуться и выдернуть ее.
Вот он перешел в нападение. Ему нужно было поскорее закончить бой, иначе у него просто не хватило бы сил сражаться.
Сверкнула молния, прозвучал громовой раскат. Дождь пошел сильнее. Двое мужчин отчаянно рубились, стоя над трупом офицера. Соламниец колол и рубил, его меч сверкал и, казалось, бил со всех сторон одновременно, двигаясь молниеносно, как голова нападающей змеи. Теперь лучнику приходилось держать глухую оборону. Все, что он мог сделать, – это увертываться от смертельного жала.
– Хорошо рубишься, соламниец, – не раз пришлось вполголоса произнести маршалу; он стоял не шевелясь, с удовольствием наблюдая за поединком, в котором один из противников демонстрировал столь отточенное мастерство и богатый опыт.
Вот лучник поскользнулся на мокрой траве; соламниец сделал мгновенный выпад, оперся на больную ногу и вонзил меч в грудь противника. Лучник свалился как подкошенный, и рядом рухнул на колени обессиленный Соламнийский Рыцарь, судорожно хватая ртом воздух.
Медан оставил валун, опираясь на который простоял весь поединок, и вышел на открытое место. Рыцарь, услышав его шаги, попытался подняться на ноги. Раненая нога подвернулась, и у него невольно вырвался крик боли. Тогда он ползком передвинулся к дереву и, поднявшись на ноги, припал к стволу спиной, не выпуская меча из рук. Печать смерти лежала на его лице. Он знал, что этой битвы ему не выиграть, но приготовился, по крайней мере, умереть сражаясь, а не стоя на коленях.
– Я думал, что пламя погасло в сердцах рыцарей, но оказывается, вам удалось сберечь эту искру, – медленно произнес Медан, глядя в глаза Герарду. Он держал руку на мече, но не вынимал его из ножен.
Лицо соламнийца было похоже на кровавую маску. Глаза странного, ослепительно голубого цвета в упор смотрели на маршала, в них не было надежды, но не было и страха. Он ждал, когда новый противник подойдет ближе. Маршал, стоя под дождем по щиколотку в грязи, над телами двух своих мертвых солдат, тоже чего-то ждал.
Соламниец стал терять силы. Он внезапно догадался, что делает Медан, догадался, что маршал не собирается нападать, а просто выжидает, когда противника покинут последние силы, чтобы захватить его живьем.
– Дерись же, будь ты проклят! – Соламниец сделал выпад и взмахнул мечом.
Медан сделал шаг в сторону.
Соламниец, забывшись, наступил на раненую ногу, она подломилась, и он, потеряв равновесие, ничком рухнул на землю. Даже в таком положении рыцарь не сдавался – сжимая меч, он попытался встать на ноги. Но силы оставили его, он потерял слишком много крови, глаза закрылись, и Герард, потеряв сознание, упал лицом в траву рядом со своими поверженными противниками.
Медан перевернул рыцаря. Осторожно упершись одной рукой в его больную ногу, он выдернул стрелу. Рыцарь застонал от боли, но в сознание не пришел. Медан снял с себя плащ, разрезал его мечом на несколько полос и смастерил жгут, чтобы унять кровотечение. Затем укрыл рыцаря остатками плаща.
– Вам довелось потерять много крови, – тихо сказал Медан, опуская меч в ножны, – но вы молоды и сильны. Посмотрим, что смогут сделать для вас целители.
Подозвав лошадей обоих своих спутников, он без особых церемоний перекинул тела погибших через седла и накрепко привязал их. Затем маршал свистом подозвал своего коня, который мгновенно прискакал откуда-то из темноты и как вкопанный остановился рядом.
Медан поднял соламнийца на руки и положил его на седло. Осмотрев рану, он с радостью убедился, что поток крови иссяк, – жгут сделал свое дело. Тогда он чуть ослабил узел, чтобы не перекрыть доступ крови в конечность, и сам взобрался в седло. Сев позади рыцаря, Медан обхватил его рукой, бережно, но крепко удерживая Терарда от падения. Он подхватил поводья двух других лошадей и, ведя их за собой, пустился в долгий путь в направлении Квалиноста.
21. Устройство для путешествия во времени
Ошеломляющий и страшный полет верхом на грифоне закончился в ясном небе и под лучами солнца. Он занял намного больше времени, чем предполагалось, потому что грифон, уходя от преследования в пелену шторма, сильно отклонился от курса. Приземлился он где-то в пустынных Харолисовых горах, для того чтобы завалить оленя, – задержка, которая вызвала негодование Палина, но которую никакие мольбы последнего предотвратить не могли. Насытившись, грифон немного вздремнул, меж тем как Палин нетерпеливо ходил взад и вперед по поляне, не выпуская руки Тассельхофа. Когда настала ночь, грифон заявил, что после наступления темноты полет невозможен. Затем он и Тассельхоф уснули. Палин, донельзя разозленный, просидел всю ночь не смыкая глаз в ожидании восхода солнца.
Рассвет следующего дня застал их уже в пути, и примерно к полудню грифон приземлился на пустынном поле неподалеку от того, что было когда-то Академией Волшебства. Каменные стены Академии еще стояли, но они были почерневшими и обветшалыми, а крыша представляла собой лишь череду обгоревших балок. Сама Башня, являвшаяся когда-то символом надежды всего Кринна на возвращение магии, ныне, после взрыва, вырвавшего ее сердце, превратилась в груду развалин.
Когда-то Палин мечтал восстановить Академию, хотя бы из желания доказать Берилл, что он не сломлен. Но когда магия стала уходить из него подобно тому, как сочится вода меж сжатыми пальцами, он оставил эту мысль. Лучше было посвятить свое время и силы поискам артефактов Четвертого Века, которые таили в себе древние заклятия и могли быть использованы теми, кто знал в них толк.
– А что это за место? – Тассельхоф уже соскользнул со спины грифона и с интересом разглядывал разрушенные стены с зияющими глазницами окон. – И что здесь случилось?
– Ничего. Не обращай внимания, – ответил Палин, не желая входить в долгие объяснения и касаться такого болезненного для него вопроса, как смерть его мечты. – Пойдем отсюда. У нас нет времени на…
– Смотри-ка! – вскричал Тас, указывая на стены Башни. – Там кто-то ходит. Я сбегаю посмотрю.
И он умчался вперед – яркое пятно рубашки и трепетание хохолка в воздухе.
– Не убегай дале… – Но с таким же успехом Палин мог кричать вслед ласточке.
Тас был прав. Кто-то действительно разгуливал среди развалин Академии, и Палин принялся гадать, кто бы это мог быть. Он заметил, что этот человек одет в бежевый, обшитый золотом плащ, из-под которого виднелись длинные алые одежды. Наверное, это кто-то из бывших учеников пришел бросить ностальгический взгляд на места, в которых прошла его молодость. Но Палин тут же отбросил эту мысль и вскоре по изящной походке и богатому платью понял, что это Йенна.
Госпожа Йенна Палантасская была одним из самых могущественных магов Ложи Алых Одежд еще задолго до дней Войны с Хаосом. Женщина необычайной красоты, она, как предполагалось, была любовницей Темного Даламара, ученика Рейстлина Маджере и Хозяина Башни Высшего Волшебства в Палантасе. Она владела лавкой магических принадлежностей в Палантасе, которая процветала в Четвертом Веке, когда магия была дарована людям тремя милосердными Богами – Лунитари, Солинари и Нутари. В лавке Йенны предлагалась вполне обычная коллекция компонентов, необходимых для заклинаний: помет летучих мышей, крылья бабочек, лепестки увядших роз, яйца пауков, сера и тому подобные прелести. Йенна могла также предложить довольно неплохой набор ядов и была известна как обладательница прекрасного собрания рукописей и инкунабул, лучшего после библиотеки Вайретской Башни.
Эти книги, как и любопытные магические инструменты вроде волшебных колец, браслетов, кинжалов, мечей, кулонов или брелков, имелись в продаже и стоили немалых денег. Но у Йенны были и другие, куда более мощные и опасные артефакты, которые она показывала лишь самым серьезным покупателям, да и то после предварительных переговоров.
Когда разразилась Война с Хаосом, Йенна вместе с Даламаром и несколькими другими магами Ложи Белых Одежд выполняла опасную миссию: они пытались победить разбушевавшегося Отца Богов. Впоследствии она никогда не рассказывала о том, что им пришлось пережить во время этого ужасного путешествия. Все, что было известно Палину, – это то, что Даламар вернулся из него тяжело раненным и многие недели провел в своей Башне в Палантасе, находясь между жизнью и смертью.
Все эти недели Йенна была его постоянной сиделкой и помощницей, но однажды она покинула жилище Даламара, чтобы никогда туда не возвращаться. В ту же ночь Башня Высшего Волшебства в Палантасе была разрушена магическим взрывом. С тех пор Даламара никто не видел. После многолетнего отсутствия Совет объявил его умершим. Госпожа Йенна вновь открыла свою лавку и обнаружила, что владеет буквально золотой жилой.
Когда магия, дарованная Богами, исчезла из мира, несчастные маги стали искать пути, чтобы вновь овладеть былым могуществом. Они обнаружили, что магические инструменты, созданные в Четвертом Веке, продолжают хранить свою силу. Единственным отрицательным моментом было то, что эта сила проявляла себя довольно непредсказуемо. Магический меч, служивший силам добра, внезапно обращался против того, кому принадлежал. Кольцо-невидимка перестало действовать в самую неподходящую минуту, подарив своему обладателю пятилетнюю отсидку в тюрьме Оплота. Причины оставались неизвестными. Одни видели корень бед в том, что Боги лишили людей своего покровительства. Другие отмахивались и утверждали, что Боги тут вообще ни при чем, а подобные артефакты всегда вели себя весьма своенравно.
Покупатели, однако, более чем охотно шли на риск, и спрос на творения Четвертого Века взлетел до небес, далеко обогнав паровую складную механическую катапульту гномов. Госпожа Йенна предусмотрительно повысила цены в своей лавке. Теперь, когда ей уже было «чуть-чуть» за шестьдесят, она стала одной из богатейших женщин Ансалона. Все еще красивая зрелой и яркой красотой, она сохранила свои влияние и власть даже во времена правления Неракских Рыцарей, чьи командиры находили ее прелестной, загадочной, чарующей и разумной женщиной, всегда склонной прислушаться к доводам сильного. На тех же, кто называл ее предательницей, она не обращала внимания. Йенна давно научилась не только ловко менять свою позицию в ходе сделки, но при этом еще и убеждать каждую из сторон, что именно ее интересы она блюдет наилучшим образом.
И, уж конечно, госпожа Йенна была известным и всеми признанным знатоком магических творений Четвертого Века.
Палин не мог направиться к ней немедленно. Грифон опять начал жаловаться на голод и уже плотоядно посматривал на кендера, готовый кинуться за ним вдогонку и растерзать. Палину пришлось пообещать, что он сейчас же вернется с олениной, удовлетворив таким образом чудовище, которое успокоилось, принялось чистить перья, довольное тем, что они прибыли к месту назначения.
Палин устремился за кендером, который безмятежно бежал вперед, по пути еще ухитряясь заглядывать во все щели и под каждый камень и осматривать каждую любопытную находку.
Йенна, неторопливо прогуливавшаяся среди развалин Академии и привлеченная суетой кендера, направилась к нему.
Тас поднял голову, несколько секунд вглядывался в приближающуюся фигуру и вдруг, испустив радостный вопль, подпрыгнул и бросился прямо к ней, раскинув руки.
Йенна тут же остановилась, вытянув обе руки ладонями вперед. Мгновенная вспышка одного из ее колец – и Тас застыл на месте, словно наткнувшись на каменную стену.
– И не приближайся ко мне, кендер, – спокойно предупредила женщина.
– Но Йенна! – вскричал Тас, потирая ушибленный нос и с интересом поглядывая на заманчивые колечки на ее пальцах. – Ты разве не узнаешь меня? Это же я, Тассельхоф! Тассельхоф Непоседа. Мы встречались с тобой в Палантасе во время Войны с Хаосом! Для меня-то с тех пор прошло всего несколько дней, а вот для тебя, похоже, годы и годы, потому что ты стала намного старше. Просто на оченьмного, – подчеркнул он. – Я еще приходил в твой магазин и… – Поток сведений стал иссякать.
Йенна по-прежнему держала руки вытянутыми вперед и с доброжелательным изумлением смотрела на кендера. Было совершенно очевидно, что она не верит ни единому его слову.
Услышав скрип шагов по гравию, она повернула голову к приближавшемуся магу.
– Палин! – Улыбка осветила ее лицо.
– Йенна! – Он почтительно склонил голову. – Я счастлив, что ты смогла уделить мне время.
– Дорогой мой, но если то, что ты мысленно сообщил мне, правда, то я, конечно, не могу упустить такой возможности за все сокровища Истара. Извини, что не подаю тебе руки, но мне приходится удерживать на расстоянии этого кендера.
– Каким было твое путешествие?
– Долгим. – Она в притворном ужасе закатила глаза. – Мое кольцо для путешествий, – она указала на кольцо со сверкающим, оправленным в серебро аметистом, которое она носила на большом пальце, – бывало, в мгновение ока переносило меня с одного конца континента на другой. Теперь же мне понадобилось два дня, чтобы добраться из Палантаса в Утеху.
– И что же ты делаешь в стенах Академии? Если ты надеешься разыскать здесь какой-нибудь магический инструмент, то не стоит беспокоиться. Мы постарались унести с собой все, что смогли.
Йенна покачала головой:
– Нет, нет, я хотела просто прогуляться. Я зашла к тебе, но, – добавила она, сопроводив свои слова многозначительным взглядом, – там была твоя жена, и, кажется, она не пришла в восторг от моего визита. Найдя прием довольно прохладным, я предпочла более теплую прогулку под лучами солнца. – Она оглянулась и тряхнула головой. – Я не была здесь с тех самых пор. Они тут хорошо потрудились. Ты не намерен восстановить Академию?
– Зачем мне это? – вопросом на вопрос ответил Палин. Его тон был горьким. – Зачем нужна Академия Волшебства, когда больше нет самого Волшебства? Тас, – резко обратился он к кендеру, – Аша дома. Почему бы тебе не сбегать навестить ее? – Он указал на большое здание, которое едва виднелось за окружавшими его высокими деревьями. – Вон наш дом…
– Я знаю! Я был там, когда приезжал на первые похороны Карамона. Аша и теперь рисует такие же красивые картинки, какие рисовала тогда?
– Почему бы тебе не спросить об этом у нее самой? – посоветовал Палин.
Тас оглядел заманчивые развалины и застыл в нерешительности.
– Аша может обидеться, если ты не придешь.
Этот довод сразил кендера.
– Да, ты прав. Я ни за что не хотел бы ее обидеть. Мы с Ашей такиебольшие друзья! Кроме того, я ведь смогу вернуться сюда позже. До свидания, Йенна! – Он хотел было помахать на прощание рукой, но предусмотрительно воздержался. – И спасибо за то, что ты немножко поколдовала на мне. Я так давно этого не испытывал, было очень приятно.
– Довольно странный парнишка. – Йенна проводила взглядом кендера, который, выписывая зигзаги, спускался с холма. – Он удивительно напоминает мне одного кендера, которого я когда-то знала. Того звали Тассельхоф Непоседа. Можно подумать, что это он и есть.
– Это действительно он, – сказал Палин. Йенна медленно перевела на него взгляд.
– Ну, полно! – Она испытующе вгляделась в лицо мага. – Клянусь ушедшими Богами, ты, кажется, говоришь совершенно серьезно. Но, знаешь ли, Тассельхоф Непоседа умер очень давно и…
– Разумеется, я это знаю! – нетерпеливо прервал ее Палин. – Это случилось более тридцати лет назад. Или около того. Извини меня, Йенна, – он вздохнул, – прошлая ночь для меня была очень долгой и страшной. Берилл узнала о магическом артефакте, нам была устроена засада, и мы с кендером едва спаслись, а соламниец, который доставил ко мне кендера, погиб. Потом, когда мы уже поднялись в воздух на грифоне, на нас напал один из зеленых драконов, посланный Берилл. Нам удалось ускользнуть от него только тогда, когда мы влетели в самое сердце бури.
– Тебе следует немного поспать, – посоветовала Йенна, с сочувствием глядя на него.
– Что ты, мне не заснуть. – Палин потер глаза, сам чувствуя, какие они опухшие и воспаленные. – Мои мысли беспорядочно скачут и просто не дают мне покоя. Нам с тобой необходимо поговорить – почти выкрикнул он в отчаянии, видя, что она не понимает его.
– Но ведь потому-то я и здесь, друг мой, – спокойно ответила она. – Однако ты сначала поешь что-нибудь. Давай пойдем к тебе, ты выпьешь стакан вина и поздороваешься со своей женой. Насколько я успела понять, она сама только что вернулась из опасного путешествия.
Палин немного успокоился и слабо улыбнулся ей:
– Ты, права, Йенна, права, как всегда. – Он с минуту подумал, что и как необходимо сказать Йенне сейчас. – Это был настоящий Тассельхоф, Йенна. Я убежден в этом. И он побывал в будущем, которое совсем не является нашим будущим, там, где не существует великих драконов. Это время мира. И у Таса имеется при себе устройство для путешествий во времени.
Глаза Йенны пристально, изучающе смотрели на него, затем, когда она убедилась, что он не шутит, они сузились, и в них загорелся неподдельный интерес.
– Да, – наконец произнесла она, – нам просто необходимо поговорить. – Она приняла предложенную Палином руку, и они стали не торопясь спускаться с холма. – Расскажи мне все, Палин, – попросила она.
Дом Маджере представлял собой огромное древнее сооружение, в котором прежде обитал Магистр Теобальд, чародей, обучивший магии Рейстлина Маджере. Карамон приобрел его после смерти Магистра в память о своем усопшем брате и подарил Палину и Аше в день их свадьбы. Здесь родились и выросли их дети, отсюда они уехали, начав вести самостоятельную, полную приключений жизнь. Палин превратил бывшую классную комнату, в которой молодой Рейстлин некогда скучал на уроках, в студию для своей жены, художницы-портретистки, пользовавшейся некоторой известностью в Соламнии и Абанасинии. Лаборатории же старого мага он использовал по прямому назначению.
Когда Тассельхоф признался Палину, что прекрасно помнит его дом по своему первому путешествию, он сказал сущую правду. Он действительно помнил его, и дом с тех пор нисколько не изменился. В отличие от своего хозяина, который в это путешествие Таса был совершенно другим человеком.
– Наверное, если искалечены пальцы, то взгляды на жизнь тоже становятся искалеченными, – умничал Тас перед Ашей, сидя у нее на кухне и поедая огромную миску овсяных хлопьев. – Я так думаю, потому что когда я был здесь на первых похоронах Карамона, то у твоего Палина пальцы были в полном порядке, и так же было с ним самим. Он был такой приветливый и добрый. И даже вполне счастливый, несмотря на то, что бедный Карамон только что умер и никто не мог быть счастливым в такой день. Но Палин все-таки был счастлив, счастлив сам по себе. Поэтому, хотя он внешне и был грустным, я знал, что скоро он опять будет счастлив. А теперь он ужасно несчастлив, так несчастлив, что даже не может быть грустным.
– Э… Думаю, ты прав, – пробормотала Аша.
Кухня была большой и светлой, с высоким сложенным из балок потолком и огромным каменным очагом, почерневшим от копоти за долгие годы. Над ним висел на черной цепи объемный котел. Аша сидела напротив кендера за большим столом. Тас подумал, что прежде стол непременно служил мяснику, который рубил на нем головы цыплятам и тому подобное. Сейчас он стоял чисто вымытый и выскобленный, и никаких обезглавленных цыплят на нем не было. Правда, день только начался и до обеда было еще далеко.
Аша смотрела на кендера так же, как и все остальные, – будто у него выросло две головы или он остался совсем безголовым, как те цыплята. Она так смотрела с того самого момента, когда он распахнул входную дверь (о том, что нужно постучать, он вспомнил чуть позже) и закричал: «Аша! Это я, Тас! Гигант раздавил меня!»
Рассвет следующего дня застал их уже в пути, и примерно к полудню грифон приземлился на пустынном поле неподалеку от того, что было когда-то Академией Волшебства. Каменные стены Академии еще стояли, но они были почерневшими и обветшалыми, а крыша представляла собой лишь череду обгоревших балок. Сама Башня, являвшаяся когда-то символом надежды всего Кринна на возвращение магии, ныне, после взрыва, вырвавшего ее сердце, превратилась в груду развалин.
Когда-то Палин мечтал восстановить Академию, хотя бы из желания доказать Берилл, что он не сломлен. Но когда магия стала уходить из него подобно тому, как сочится вода меж сжатыми пальцами, он оставил эту мысль. Лучше было посвятить свое время и силы поискам артефактов Четвертого Века, которые таили в себе древние заклятия и могли быть использованы теми, кто знал в них толк.
– А что это за место? – Тассельхоф уже соскользнул со спины грифона и с интересом разглядывал разрушенные стены с зияющими глазницами окон. – И что здесь случилось?
– Ничего. Не обращай внимания, – ответил Палин, не желая входить в долгие объяснения и касаться такого болезненного для него вопроса, как смерть его мечты. – Пойдем отсюда. У нас нет времени на…
– Смотри-ка! – вскричал Тас, указывая на стены Башни. – Там кто-то ходит. Я сбегаю посмотрю.
И он умчался вперед – яркое пятно рубашки и трепетание хохолка в воздухе.
– Не убегай дале… – Но с таким же успехом Палин мог кричать вслед ласточке.
Тас был прав. Кто-то действительно разгуливал среди развалин Академии, и Палин принялся гадать, кто бы это мог быть. Он заметил, что этот человек одет в бежевый, обшитый золотом плащ, из-под которого виднелись длинные алые одежды. Наверное, это кто-то из бывших учеников пришел бросить ностальгический взгляд на места, в которых прошла его молодость. Но Палин тут же отбросил эту мысль и вскоре по изящной походке и богатому платью понял, что это Йенна.
Госпожа Йенна Палантасская была одним из самых могущественных магов Ложи Алых Одежд еще задолго до дней Войны с Хаосом. Женщина необычайной красоты, она, как предполагалось, была любовницей Темного Даламара, ученика Рейстлина Маджере и Хозяина Башни Высшего Волшебства в Палантасе. Она владела лавкой магических принадлежностей в Палантасе, которая процветала в Четвертом Веке, когда магия была дарована людям тремя милосердными Богами – Лунитари, Солинари и Нутари. В лавке Йенны предлагалась вполне обычная коллекция компонентов, необходимых для заклинаний: помет летучих мышей, крылья бабочек, лепестки увядших роз, яйца пауков, сера и тому подобные прелести. Йенна могла также предложить довольно неплохой набор ядов и была известна как обладательница прекрасного собрания рукописей и инкунабул, лучшего после библиотеки Вайретской Башни.
Эти книги, как и любопытные магические инструменты вроде волшебных колец, браслетов, кинжалов, мечей, кулонов или брелков, имелись в продаже и стоили немалых денег. Но у Йенны были и другие, куда более мощные и опасные артефакты, которые она показывала лишь самым серьезным покупателям, да и то после предварительных переговоров.
Когда разразилась Война с Хаосом, Йенна вместе с Даламаром и несколькими другими магами Ложи Белых Одежд выполняла опасную миссию: они пытались победить разбушевавшегося Отца Богов. Впоследствии она никогда не рассказывала о том, что им пришлось пережить во время этого ужасного путешествия. Все, что было известно Палину, – это то, что Даламар вернулся из него тяжело раненным и многие недели провел в своей Башне в Палантасе, находясь между жизнью и смертью.
Все эти недели Йенна была его постоянной сиделкой и помощницей, но однажды она покинула жилище Даламара, чтобы никогда туда не возвращаться. В ту же ночь Башня Высшего Волшебства в Палантасе была разрушена магическим взрывом. С тех пор Даламара никто не видел. После многолетнего отсутствия Совет объявил его умершим. Госпожа Йенна вновь открыла свою лавку и обнаружила, что владеет буквально золотой жилой.
Когда магия, дарованная Богами, исчезла из мира, несчастные маги стали искать пути, чтобы вновь овладеть былым могуществом. Они обнаружили, что магические инструменты, созданные в Четвертом Веке, продолжают хранить свою силу. Единственным отрицательным моментом было то, что эта сила проявляла себя довольно непредсказуемо. Магический меч, служивший силам добра, внезапно обращался против того, кому принадлежал. Кольцо-невидимка перестало действовать в самую неподходящую минуту, подарив своему обладателю пятилетнюю отсидку в тюрьме Оплота. Причины оставались неизвестными. Одни видели корень бед в том, что Боги лишили людей своего покровительства. Другие отмахивались и утверждали, что Боги тут вообще ни при чем, а подобные артефакты всегда вели себя весьма своенравно.
Покупатели, однако, более чем охотно шли на риск, и спрос на творения Четвертого Века взлетел до небес, далеко обогнав паровую складную механическую катапульту гномов. Госпожа Йенна предусмотрительно повысила цены в своей лавке. Теперь, когда ей уже было «чуть-чуть» за шестьдесят, она стала одной из богатейших женщин Ансалона. Все еще красивая зрелой и яркой красотой, она сохранила свои влияние и власть даже во времена правления Неракских Рыцарей, чьи командиры находили ее прелестной, загадочной, чарующей и разумной женщиной, всегда склонной прислушаться к доводам сильного. На тех же, кто называл ее предательницей, она не обращала внимания. Йенна давно научилась не только ловко менять свою позицию в ходе сделки, но при этом еще и убеждать каждую из сторон, что именно ее интересы она блюдет наилучшим образом.
И, уж конечно, госпожа Йенна была известным и всеми признанным знатоком магических творений Четвертого Века.
Палин не мог направиться к ней немедленно. Грифон опять начал жаловаться на голод и уже плотоядно посматривал на кендера, готовый кинуться за ним вдогонку и растерзать. Палину пришлось пообещать, что он сейчас же вернется с олениной, удовлетворив таким образом чудовище, которое успокоилось, принялось чистить перья, довольное тем, что они прибыли к месту назначения.
Палин устремился за кендером, который безмятежно бежал вперед, по пути еще ухитряясь заглядывать во все щели и под каждый камень и осматривать каждую любопытную находку.
Йенна, неторопливо прогуливавшаяся среди развалин Академии и привлеченная суетой кендера, направилась к нему.
Тас поднял голову, несколько секунд вглядывался в приближающуюся фигуру и вдруг, испустив радостный вопль, подпрыгнул и бросился прямо к ней, раскинув руки.
Йенна тут же остановилась, вытянув обе руки ладонями вперед. Мгновенная вспышка одного из ее колец – и Тас застыл на месте, словно наткнувшись на каменную стену.
– И не приближайся ко мне, кендер, – спокойно предупредила женщина.
– Но Йенна! – вскричал Тас, потирая ушибленный нос и с интересом поглядывая на заманчивые колечки на ее пальцах. – Ты разве не узнаешь меня? Это же я, Тассельхоф! Тассельхоф Непоседа. Мы встречались с тобой в Палантасе во время Войны с Хаосом! Для меня-то с тех пор прошло всего несколько дней, а вот для тебя, похоже, годы и годы, потому что ты стала намного старше. Просто на оченьмного, – подчеркнул он. – Я еще приходил в твой магазин и… – Поток сведений стал иссякать.
Йенна по-прежнему держала руки вытянутыми вперед и с доброжелательным изумлением смотрела на кендера. Было совершенно очевидно, что она не верит ни единому его слову.
Услышав скрип шагов по гравию, она повернула голову к приближавшемуся магу.
– Палин! – Улыбка осветила ее лицо.
– Йенна! – Он почтительно склонил голову. – Я счастлив, что ты смогла уделить мне время.
– Дорогой мой, но если то, что ты мысленно сообщил мне, правда, то я, конечно, не могу упустить такой возможности за все сокровища Истара. Извини, что не подаю тебе руки, но мне приходится удерживать на расстоянии этого кендера.
– Каким было твое путешествие?
– Долгим. – Она в притворном ужасе закатила глаза. – Мое кольцо для путешествий, – она указала на кольцо со сверкающим, оправленным в серебро аметистом, которое она носила на большом пальце, – бывало, в мгновение ока переносило меня с одного конца континента на другой. Теперь же мне понадобилось два дня, чтобы добраться из Палантаса в Утеху.
– И что же ты делаешь в стенах Академии? Если ты надеешься разыскать здесь какой-нибудь магический инструмент, то не стоит беспокоиться. Мы постарались унести с собой все, что смогли.
Йенна покачала головой:
– Нет, нет, я хотела просто прогуляться. Я зашла к тебе, но, – добавила она, сопроводив свои слова многозначительным взглядом, – там была твоя жена, и, кажется, она не пришла в восторг от моего визита. Найдя прием довольно прохладным, я предпочла более теплую прогулку под лучами солнца. – Она оглянулась и тряхнула головой. – Я не была здесь с тех самых пор. Они тут хорошо потрудились. Ты не намерен восстановить Академию?
– Зачем мне это? – вопросом на вопрос ответил Палин. Его тон был горьким. – Зачем нужна Академия Волшебства, когда больше нет самого Волшебства? Тас, – резко обратился он к кендеру, – Аша дома. Почему бы тебе не сбегать навестить ее? – Он указал на большое здание, которое едва виднелось за окружавшими его высокими деревьями. – Вон наш дом…
– Я знаю! Я был там, когда приезжал на первые похороны Карамона. Аша и теперь рисует такие же красивые картинки, какие рисовала тогда?
– Почему бы тебе не спросить об этом у нее самой? – посоветовал Палин.
Тас оглядел заманчивые развалины и застыл в нерешительности.
– Аша может обидеться, если ты не придешь.
Этот довод сразил кендера.
– Да, ты прав. Я ни за что не хотел бы ее обидеть. Мы с Ашей такиебольшие друзья! Кроме того, я ведь смогу вернуться сюда позже. До свидания, Йенна! – Он хотел было помахать на прощание рукой, но предусмотрительно воздержался. – И спасибо за то, что ты немножко поколдовала на мне. Я так давно этого не испытывал, было очень приятно.
– Довольно странный парнишка. – Йенна проводила взглядом кендера, который, выписывая зигзаги, спускался с холма. – Он удивительно напоминает мне одного кендера, которого я когда-то знала. Того звали Тассельхоф Непоседа. Можно подумать, что это он и есть.
– Это действительно он, – сказал Палин. Йенна медленно перевела на него взгляд.
– Ну, полно! – Она испытующе вгляделась в лицо мага. – Клянусь ушедшими Богами, ты, кажется, говоришь совершенно серьезно. Но, знаешь ли, Тассельхоф Непоседа умер очень давно и…
– Разумеется, я это знаю! – нетерпеливо прервал ее Палин. – Это случилось более тридцати лет назад. Или около того. Извини меня, Йенна, – он вздохнул, – прошлая ночь для меня была очень долгой и страшной. Берилл узнала о магическом артефакте, нам была устроена засада, и мы с кендером едва спаслись, а соламниец, который доставил ко мне кендера, погиб. Потом, когда мы уже поднялись в воздух на грифоне, на нас напал один из зеленых драконов, посланный Берилл. Нам удалось ускользнуть от него только тогда, когда мы влетели в самое сердце бури.
– Тебе следует немного поспать, – посоветовала Йенна, с сочувствием глядя на него.
– Что ты, мне не заснуть. – Палин потер глаза, сам чувствуя, какие они опухшие и воспаленные. – Мои мысли беспорядочно скачут и просто не дают мне покоя. Нам с тобой необходимо поговорить – почти выкрикнул он в отчаянии, видя, что она не понимает его.
– Но ведь потому-то я и здесь, друг мой, – спокойно ответила она. – Однако ты сначала поешь что-нибудь. Давай пойдем к тебе, ты выпьешь стакан вина и поздороваешься со своей женой. Насколько я успела понять, она сама только что вернулась из опасного путешествия.
Палин немного успокоился и слабо улыбнулся ей:
– Ты, права, Йенна, права, как всегда. – Он с минуту подумал, что и как необходимо сказать Йенне сейчас. – Это был настоящий Тассельхоф, Йенна. Я убежден в этом. И он побывал в будущем, которое совсем не является нашим будущим, там, где не существует великих драконов. Это время мира. И у Таса имеется при себе устройство для путешествий во времени.
Глаза Йенны пристально, изучающе смотрели на него, затем, когда она убедилась, что он не шутит, они сузились, и в них загорелся неподдельный интерес.
– Да, – наконец произнесла она, – нам просто необходимо поговорить. – Она приняла предложенную Палином руку, и они стали не торопясь спускаться с холма. – Расскажи мне все, Палин, – попросила она.
Дом Маджере представлял собой огромное древнее сооружение, в котором прежде обитал Магистр Теобальд, чародей, обучивший магии Рейстлина Маджере. Карамон приобрел его после смерти Магистра в память о своем усопшем брате и подарил Палину и Аше в день их свадьбы. Здесь родились и выросли их дети, отсюда они уехали, начав вести самостоятельную, полную приключений жизнь. Палин превратил бывшую классную комнату, в которой молодой Рейстлин некогда скучал на уроках, в студию для своей жены, художницы-портретистки, пользовавшейся некоторой известностью в Соламнии и Абанасинии. Лаборатории же старого мага он использовал по прямому назначению.
Когда Тассельхоф признался Палину, что прекрасно помнит его дом по своему первому путешествию, он сказал сущую правду. Он действительно помнил его, и дом с тех пор нисколько не изменился. В отличие от своего хозяина, который в это путешествие Таса был совершенно другим человеком.
– Наверное, если искалечены пальцы, то взгляды на жизнь тоже становятся искалеченными, – умничал Тас перед Ашей, сидя у нее на кухне и поедая огромную миску овсяных хлопьев. – Я так думаю, потому что когда я был здесь на первых похоронах Карамона, то у твоего Палина пальцы были в полном порядке, и так же было с ним самим. Он был такой приветливый и добрый. И даже вполне счастливый, несмотря на то, что бедный Карамон только что умер и никто не мог быть счастливым в такой день. Но Палин все-таки был счастлив, счастлив сам по себе. Поэтому, хотя он внешне и был грустным, я знал, что скоро он опять будет счастлив. А теперь он ужасно несчастлив, так несчастлив, что даже не может быть грустным.
– Э… Думаю, ты прав, – пробормотала Аша.
Кухня была большой и светлой, с высоким сложенным из балок потолком и огромным каменным очагом, почерневшим от копоти за долгие годы. Над ним висел на черной цепи объемный котел. Аша сидела напротив кендера за большим столом. Тас подумал, что прежде стол непременно служил мяснику, который рубил на нем головы цыплятам и тому подобное. Сейчас он стоял чисто вымытый и выскобленный, и никаких обезглавленных цыплят на нем не было. Правда, день только начался и до обеда было еще далеко.
Аша смотрела на кендера так же, как и все остальные, – будто у него выросло две головы или он остался совсем безголовым, как те цыплята. Она так смотрела с того самого момента, когда он распахнул входную дверь (о том, что нужно постучать, он вспомнил чуть позже) и закричал: «Аша! Это я, Тас! Гигант раздавил меня!»