– Но это не чепуха, мама, – возразил юноша. – Нет, пожалуйста, не отворачивайся от меня. В этот раз ты не скроешься за стеной молчания. Выслушай, пожалуйста, то, что я хочу сказать.
   Медленно Эльхана обернулась к нему. Огромные глаза на бледном лице внимательно смотрели на сына.
   Другие эльфы, в удивлении и смятении, не знали, куда им деться. Никому не дозволялось возражать королеве, никто не смел ей перечить, даже ее своевольный, упрямый сын. Сильван сам был удивлен собственной храбростью.
   – Я принц сильванестийских и квалинестийских эльфов, – все-таки решился произнести он. – И моя почетная обязанность – сражаться вместе со своим народом. И ты не имеешь права запрещать мне это!
   – У меня есть на это право, мой сын. – Эльхана сжала руки с такой силой, что ногти впились в ладони. – Ты наследник престола, Сильван, единственный наследник. Ты – все, что у меня осталось… – Она помедлила, обдумывая свои слова. – Нет, я выразилась неточно. У королевы нет ничего своего. Все, чем она владеет, принадлежит ее народу. Ты – это все, что осталось у нашего народа, Сильван. А теперь будь добр, ступай и собери свои вещи, сын. Рыцари проводят тебя и укроют в лесу.
   – Нет, мама. Я не стану больше прятаться. – Сильван старался говорить твердо, спокойно и уважительно. Он проиграет этот спор, если будет вести себя как капризный ребенок. – Всю жизнь, едва возникает какая-то опасность, ты отсылаешь меня прочь, чуть ли не прячешь под кроватью. Неудивительно, что наши солдаты не испытывают ко мне уважения. – И он бросил косой взгляд на Самара, который с серьезным видом прислушивался к его словам. – Я хотел бы изменить это, мама.
   – Хорошо сказано, принц Сильванеш, – услышал он голос Самара. – Но у нас, эльфов, есть поговорка: «Меч в руках неопытного союзника опаснее, чем в руках врага». Нельзя научиться сражаться в ночь перед битвой. Тем не менее если вы говорили серьезно, молодой человек, то я буду счастлив дать вам в ближайшее время несколько уроков. В настоящий же момент я могу предложить вам кое-что другое, одну очень важную миссию, которую вы в состоянии выполнить.
   Самар прекрасно знал, что за этим последует, и не ошибся. Гнев Эльханы был готов найти новую цель.
   – Самар, мне необходимо поговорить с вами! – Голос королевы звучал холодно и повелительно. Повернувшись на каблуках, она высоко вскинула голову, горделиво выпрямилась и проследовала в темноту подземелья. Главнокомандующий двинулся за ней.
   Снаружи неслись крики, завывание рогов, низкий и пугающий рев, который великаны называли своей боевой песней, грохот их барабанов. Буря бесновалась, облегчая врагу задачу. Сильван продолжал стоять у входа, удивляясь самому себе, гордый, но немного сконфуженный, чувствовавший себя провинившимся, но несломленным, бесстрашный и в то же время испуганный. Вереница разноречивых чувств смущала его. Он пытался разглядеть, что происходит у подножия холма, но дым от горящей изгороди застилал взор. Крики и топот становились все глуше. Сильван хотел было прислушаться к беседе Эльханы и Самара, но посчитал, что такое ребячество недостойно его. Он и без того отлично представлял, в каком ключе идет беседа, ибо слышал подобное довольно часто.
   Но в этот раз он ошибался.
   – Самар, вам прекрасно известны мои намерения относительно Сильвана, – заговорила Эльхана, когда они отошли достаточно далеко. – И все же вы находите нужным поддерживать его сумасбродные желания! Я глубоко разочарована в вас, Самар!
   Ее слова, ее гнев поразили воина в самое сердце. Но подобно тому как Эльхана была истинной королевой своего народа, Самар был истинным командиром для своих солдат. Он был призван заботиться об их настоящем во имя того, чтобы для них когда-нибудь наступило будущее. В этом будущем эльфийскому народу понадобится сильный правитель, а не молокосос наподобие сына Таниса Полуэльфа, Гилтаса, правившего сейчас Квалинести.
   Но Самар не стал высказывать эти мысли вслух. Он не стал говорить: «Ваш сын впервые показал себя настоящим мужчиной, Ваше Величество, давайте не будем его обескураживать». Самар был не только солдатом, но еще и дипломатом.
   – Ваше Величество, – сказал он вместо этого, – Сильвану уже исполнилось тридцать лет.
   – Он совсем дитя, – перебила его Эльхана. Самар поклонился.
   – Возможно, по сильванестийским меркам это так, моя королева. Но по законам Квалинести он считается уже взрослым человеком. И, живи он в этой стране, он вынужден был бы нести все тяготы армейской жизни. Сильванеш, возможно, юн годами, Эльхана. – Самар опустил ее официальный титул, как иногда позволял себе делать в отсутствие посторонних. – Но подумайте о той необычной жизни, которую он вынужден был вести, начиная с рождения! Его колыбелью был щит, а засыпал он под грохот оружия. Он не знает, что такое дом. И за всю свою жизнь он очень редко видел родителей рядом друг с другом. Когда вас звал бой, вы целовали его на прощание и уходили сражаться, возможно, чтобы никогда не вернуться назад. И он знал это, Эльхана. Я читал это в его глазах.
   – Но я пыталась защитить его от этого, – прошептала королева, устремив взгляд на сына. В этот миг Сильван был так похож на своего отца, что ее сердце пронзила боль. – Если я потеряю его, Самар, то зачем мне тогда жить?
   – Но вы не можете оградить его от жизни, Эльхана, – мягко продолжал Самар, – равно как и от того, к чему он предназначен. Принц прав. У него есть долг и обязанность перед своим народом. И мы позволим ему выполнить этот долг, и одновременно, —он подчеркнул последнее слово, – мы обеспечим его безопасность.
   Эльхана молчала, но по вопросительному выражению ее лица он понял, что может продолжать.
   – В лагерь вернулись не все дозорные, – стал объяснять свою мысль главнокомандующий, – остальные либо погибли, либо сражаются с врагами. Ваше Величество, нам следует послать донесение в Стальной Легион и известить их об этом нападении. Я предлагаю отправить Сильвана, чтобы он призвал рыцарей прийти нам на помощь. Маршрут ему прекрасно известен, мы всего несколько дней назад вернулись из крепости. Главная дорога пролегает неподалеку от лагеря, он легко отыщет ее и пойдет в нужном направлении. Опасности в этом для него нет никакой. Великаны еще не окружили нас. Оставаться в лагере для него сейчас куда опасней. – Самар улыбнулся. – Я был бы счастлив, королева, если бы сумел убедить и вас отправиться вместе с ним в крепость.
   Эльхана улыбнулась, гнев ее растаял.
   – Мое место среди моих солдат, Самар. Я привела их сюда. Они сражаются ради меня.И я лишилась бы их уважения и доверия, если бы последовала вашему совету. Но я согласна с тем, что вы предложили для Сильвана, – сокрушенно добавила она. – Не стоит сыпать соль на мои раны…
   – Но, Ваше Величество, у меня и в мыслях не было…
   – Я знаю, Самар, – мягко прервала его Эльхана. – Но вы говорили от чистого сердца, и говорили правду. Мы пошлем принца с донесением Стальному Легиону.
   – И мы споем хвалебную песнь в его честь, когда вернемся в крепость, – добавил Самар. – А я лично куплю ему настоящий меч, меч, который подобает принцу, а не фигляру.
   – Нет, Самар, – покачала головой королева, – он может доставить известие о нападении врагов, но он ни в коем случае не должен брать в руки оружие. В тот день, когда он родился, я дала клятву Богам, что он никогда не выступит против своего народа, не прольет ни одной капли эльфийской крови.
   Самар поклонился, благоразумно храня молчание. Будучи опытным командиром, он прекрасно знал, когда следует прекратить наступление, окопаться и выждать.
   Эльхана, по-королевски гордо выпрямившись, направилась к выходу из подземелья.
   – Сын мой, – бесстрастно заговорила она, – я приняла решение.
   Сильванеш поспешно повернулся к матери. Дочь Лорака, несчастного короля Сильванести, который был косвенной причиной несчастий своего народа, Эльхана Звездный Ветер почитала себя обязанной исправить его ошибки и облегчить участь эльфов. Вот почему она так стремилась к объединению народов Квалинести и Сильванести, вот почему она приветствовала союзы эльфов с людьми и гномами, за что была обесславлена и изгнана из своей страны теми, кто полагал единственным спасением эльфийской культуры высокомерную изоляцию от остального мира.
   По эльфийским меркам она находилась в зрелых годах, еще не приблизившись к порогу старости и оставаясь несказанно прекрасной, красивее, чем в любую другую пору своей жизни. Цвет ее волос напоминал о тех подводных глубинах, куда никогда не заглядывает солнечный луч, глаза, в молодости аметистового цвета, со временем приобрели более глубокий оттенок, словно боль и отчаяние были единственным, что она видела в жизни. Ее красота казалась окружающим ударом грома, а не благословением. Подобно легендарной Серебряной Драконице, прекрасный облик Эльханы мог быть увековечен в ледяном обелиске. Но расколите лед, уничтожьте барьер, который она сама воздвигла вокруг себя, и живое существо ускользнет от вас.
   Только Сильван мог растопить этот ледяной панцирь и добраться до сердечного тепла женщины, которая была его матерью. Но сейчас этой женщины не стало. Мать исчезла. Перед ним стояла королева, холодная и неприступная. Испуганный, униженный, встревоженный тем, что вел себя так глупо, юноша упал перед ней на колени.
   – Мама, мама, прости меня, – воскликнул он, – я стану слушаться тебя. Я оставлю мысль о…
   – Принц Сильванеш, – заговорила королева, и он узнал голос, которым она всегда обращалась к придворным и никогда не говорила с ним. Он не знал, радоваться ли ему или печалиться из-за невосполнимой утраты. – Наш главнокомандующий Самар настаивает на том, чтобы вы были посланы с донесением в Стальной Легион. Дело не терпит промедления. Мы в отчаянном положении. Сообщите об этом Предводителю Рыцарей и передайте, что мы планируем с боем отступать к югу. Ему следует собрать силы и встретиться с нами, чтобы напасть на великанов с правого фланга. Как только рыцари атакуют, мы прекратим отступление и тоже пойдем в атаку. Вам необходимо отправиться немедленно, невзирая на ночь и шторм. И пусть ничто не остановит вас, Сильван, ибо послание должно быть доставлено.
   – Я понял, моя королева, – произнес Сильван. Он поднялся на ноги, упоенный одержанной победой, дрожа от предвкушения опасности, воспламенившего его кровь. – Я не подведу своих соотечественников. Благодарю за оказанное мне доверие.
   Эльхана вскинула руки и обхватила ладонями лицо сына. Ее руки оказались так холодны, что юноша вздрогнул. Мать прижалась губами к его лбу, и этот поцелуй ожег Сильвана, словно лед, и проник, казалось, до самого сердца. Этот поцелуй запечатлелся в его памяти на всю жизнь; ему даже почудилось, что губы матери оставили клеймо у него на лбу.
   Сдержанный профессионализм Самара оказался в этот момент весьма кстати.
   – Вам известен маршрут, принц Сильван, – заговорил он. – Мы прошли им всего два дня назад. Дорога проходит в полутора милях к югу от лагеря. Вам не удастся ориентироваться по звездам, но ветер дует с севера, и он поможет вам. Старайтесь, чтобы он дул вам в спину, и вы будете следовать в правильном направлении. Единственная дорога в этих местах ведет на восток и на запад, никуда не сворачивая. Вы обязательно доберетесь до нее, и, когда это произойдет, держите путь к западу. Ветер будет дуть вам в правую щеку. Сейчас благоприятное время для выполнения такой задачи. Вам не нужно будет скрываться. Шум битвы скроет все ваши передвижения. Удачи вам, принц Сильванеш.
   – Благодарю вас, Самар, – произнес Сильван, тронутый и польщенный. Впервые главнокомандующий говорил с ним как с равным и даже с долей уважения. – Я постараюсь не подвести ни вас, ни мою мать.
   – Не подведите свой народ, Сильван, – торжественно ответил эльф.
   Бросив последний взгляд на мать и улыбнувшись ей (лицо ее по-прежнему оставалось строгим), Сильван повернулся и сбежал с холма, направляясь в сторону леса. Не успел он отойти далеко, как послышалась команда Самара:
   – Генерал Араношах! Перекиньте два отряда меченосцев на левый фланг и еще два – на правый. Нам необходимо будет держать четыре группы здесь, рядом с Ее Величеством, на случай прорыва линии обороны и вторжения врага.
   Вторжение! Это было невозможно. Линию обороны необходимо было удержать во что бы то ни стало. Сильван замер на месте и оглянулся. Эльфы грянули свой боевой марш, и его звуки, торжественные и мелодичные, перекрыли хриплый рев великанов. Юноша воспрял духом и помчался было вперед, как вдруг сине-белый огненный шар запылал на левой стороне холма и покатился вниз, ко входу в пещеру.
   – Перенести огонь левее! – прозвучала спокойная команда Самара.
   Лучники на мгновение замешкались, не находя целей, но их командиры поддерживали правильное направление огня. Другой огненный шар ударился о стену, поджег кустарник и покатился вперед. Сначала Сильвану показалось, что огненные шары – это результат действия магии, и он стал недоумевать, что лучники могут ей противопоставить; но тут он увидел, что огненные шары были просто огромными связками горящей соломы, которые великаны-людоеды сталкивали с холма. Он видел горбатые силуэты великанов, черневшие на фоне пламени. В лапах они держали длинные дубины, которыми подпихивали пылающие соломенные снаряды.
   – Слушай мою команду! – прокричал Самар, но было видно, что эльфы нервничают, и несколько стрел устремились в направлении катившихся шаров.
   – Нет, будь я проклят! – яростно прокричал Самар лучникам. – Не стрелять, пока я не дам команду! Цель недостаточно близка!
   Громовой раскат заглушил его голос. Увидев, что их товарищи открыли стрельбу, второй ряд лучников дал залп. Стрелы устремились в затянутую дымом ночь. Трое великанов-людоедов, толкавших огненные шары, упали, но большинство стрел поразили пустоту.
   – Это только начало, – сказал сам себе Сильван. – Скоро они их остановят.
   Лающий вой, напоминавший вой огромной стаи волков, накинувшихся на добычу, донесся из леса неподалеку от эльфийских лучников. Сильван испуганно вздрогнул: ему показалось, что сами деревья ожили и двинулись вперед.
   – Перенести огонь! – В голосе Самара сквозило отчаяние.
   Лучники не услышали его за ревом приближавшегося пламени, и их командиры слишком поздно обнаружили движение среди деревьев у подножия холма. Толпа великанов вырвалась на открытое место, сминая живую изгородь, защищавшую эльфов. Стена полыхала пламенем, но чудовища прорывались сквозь него, топча горящие ветки и сучья, локтями и плечами прокладывая себе путь. На их всклокоченные волосы сыпались искры, их бороды вспыхивали, но в пылу битвы великаны не чувствовали боли и неистово продвигались вперед.
   Атакуемые и спереди, и с флангов, лучники отчаянно вставляли стрелы и натягивали тетивы луков, стараясь выпустить второй залп прежде, чем великаны накроют их. На них мчались огненные шары, и эльфы не знали, с каким врагом сражаться раньше. Некоторые из них потеряли голову в царившем вокруг хаосе. Самар продолжал отдавать приказы. Командиры старались удержать войско в повиновении. Эльфы выпустили второй залп, целясь и в огненные шары, и в подступающих с флангов великанов-людоедов.
   Большинство великанов упало, и Сильван подумал, что при таких потерях они должны отступить. Но те продолжали бесстрашно лезть вперед.
   – Самар, где наши резервы? – громко вопросила Эльхана.
   – Думаю, они отрезаны, – мрачно ответил Самар. – Полагаю, вам лучше уйти в укрытие, Ваше Величество. Там вы будете в безопасности.
   Сильван поискал глазами мать. Она как раз спускалась с вершины холма, ее серебряные доспехи сверкали, рука сжимала меч.
   – Это я привела сюда моих воинов, – возразила она. – И вы думаете, что я стану прятаться в пещере, когда они погибают?
   – Именно, – прорычал Самар.
   Она улыбнулась в ответ скупой, едва заметной улыбкой, но все-таки улыбнулась:
   – Вы думаете, великаны прорвутся?
   – Пока не вижу ничего, что могло бы их остановить, – последовал мрачный ответ.
   Лучники дали второй залп. Командиры вновь обрели контроль над солдатами, великаны, вырвавшиеся на открытое место, упали. Половина наступавших врагов уже пала, но атака продолжалась, живые карабкались по телам убитых. Еще мгновение – и они окажутся в пределах досягаемости эльфийских стрел.
   – В атаку! – прогремел голос Самара.
   Мечники оставили свои позиции по левую сторону стены и с боевым кличем устремились на великанов. Сталь зазвенела о сталь. Огненные шары уже ворвались в центр лагеря, сокрушая эльфов, поджигая деревья, траву, одежду. Внезапно великаны развернулись; один из них увидел блеск доспехов Эльханы и с горловым воплем кинулся к кургану, указывая на нее остальным.
   – Мама! – вскрикнул Сильван; сердце у него сжалось и словно нырнуло в живот. Он должен был привести помощь. Мать надеялась на него, но он стоял, как будто парализованный страшным зрелищем. Нельзя было кинуться к матери, но не было и сил тронуться с места. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
   – Где эти подкрепления? – Голос Самара был страшен. – Араношах! Негодяй! Где мечники Ее Величества?
   – Мы здесь, Самар! – Голос донесся откуда-то со стороны. – Нам приходится с боем прокладывать путь, но мы идем к вам.
   – Пошлите их в бой, Самар, – спокойно произнесла королева.
   – Ваше Величество, – запротестовал старый эльф, – я не могу оставить вас без охраны.
   – Если мы не остановим врага, Самар, – возразила Эльхана, – не много будет толку в этой охране. Торопитесь же!
   Самар хотел было заспорить, но по холодному и решительному выражению лица королевы понял, что это бесполезно. Собрав уцелевших эльфов, главнокомандующий ринулся на врага.
   Эльхана осталась одна, ее сверкающие доспехи были видны издалека.
   «Скорее, Сильван, сын мой. Пожалуйста, не мешкай. Наша жизнь зависит от этого».
   Ее невысказанные слова были услышаны Сильваном и мгновенно побудили его к действию. Словно получив приказ, он повернулся и бегом кинулся в лес, горько сожалея о потерянном времени, с сердцем, разрывавшимся от страха за мать.
   Кровь бурлила у него в венах. Он мчался, перепрыгивая через кусты, раздвигая ветви деревьев, отшвыривая ногами цеплявшиеся за ноги травы. Холодный ветер дул ему в правую щеку. Он не чувствовал дождя и радовался молниям, освещавшим его тропу.
   Сильван был достаточно осмотрителен и внимательно следил, не появится ли неожиданно враг; он тревожно втягивал носом воздух: зловоние, исходившее от грязных, никогда не мывшихся мясоедов-великанов, неизбежно выдало бы их приближение. Слух Сильвана также был постоянно настороже, и, хотя любой эльф счел бы его бег невообразимым шумом, по сравнению с треском и гамом, поднимаемым великанами, он двигался бесшумно, словно олень.
   Сильван бежал очень быстро, и скоро звуки битвы исчезли в отдалении. Тишина подсказала ему, что сейчас он находится один в лесу среди ночного ненастья. Волнение в его крови немного улеглось, и тень сомнения, смешанного со страхом, проникла ему в сердце. Что, если он прибудет слишком поздно? Что, если люди (а переменчивость человеческой натуры была прекрасно известна эльфам) откажутся прийти им на помощь? Что, если его народ погибнет? Вдруг он обрек эльфов на смерть? И все вокруг выглядело совершенно незнакомым. Он, наверное, заблудился и теперь бежит неизвестно куда…
   Сильван решительно бросился вперед, с быстротой существа, рожденного и выросшего в лесах. Но тут он заметил слева ущелье и обрадовался, так как помнил его по прежним путешествиям. Страх внезапно исчез, и он стал двигаться спокойнее, стараясь держаться подальше от обрыва.
   Юноша был молодым и сильным. Он отбросил сомнения, тяготившие его сердце, и целиком сосредоточился на своей задаче. При свете молнии впереди показалась дорога. Он обрадовался, ибо знал, что, как только окажется на ней, сможет бежать еще быстрее. А бегал он отлично, часто покрывая огромные расстояния просто ради удовольствия чувствовать игру мускулов, поток ветра, бьющего в лицо, и тепло, разливающееся по телу.
   Он стал воображать, как будет разговаривать с Предводителем Рыцарей, стал придумывать слова, которыми сможет побудить их к немедленным действиям. Сильван словно воочию видел, как ведет эльфам подмогу, видел гордое и счастливое лицо матери…
   И тут оказалось, что путь чем-то прегражден. Раздосадованный, он остановился, чтобы рассмотреть препятствие.
   Гигантский сук, упавший со старого дуба, рухнул поперек тропинки, полностью закрыв ее листвой и ветвями. Чтобы обойти его, нужно было пробираться самым краем обрыва. Но Сильван был уверен в своей ловкости. Сверкнула молния. Обогнув конец сука, нависший над самой пропастью, он вскарабкался на длинную ветвь и только протянул руку, чтобы ухватиться за ближайшую сосну, как следующая молния ударила прямо в нее.
   Дерево превратилось в сноп белого пламени. Сила сотрясения отбросила юношу, и, потеряв опору, он сорвался и покатился вниз, переворачиваясь и ударяясь о камни, и наконец рухнул на самое дно ущелья рядом со сломанным деревом.
   Боль пронзила его тело, но он не думал о себе. Еще большая боль вошла в его сердце: он не выполнит поручения, не попадет в крепость, рыцари не получат донесения. Эльфы не смогут долго бороться с великанами и погибнут. Его мать умрет, думая, что он ее предал. Сильван попытался подняться, но жгучая боль вспыхнула в мозгу с такой силой, что ему показалось, будто он теряет сознание и вот-вот умрет. Мысль о смерти как об избавлении от боли показалась ему даже приятной: он хотя бы соединится со своим народом там, раз уж ничего не смог сделать для него здесь.
   Отчаяние и скорбь поднялись огромной темной волной и поглотили Сильванеша.

3. Нежданный гость

   Шторм утих. С рассветом наконец унялась эта странная буря, словно вражеское войско пронесшаяся над Ансалоном, ударившая одновременно по самым отдаленным областям огромного континента и бушевавшая всю ночь напролет. Солнце, поднявшись над тучей, которая все еще полыхала на горизонте вспышками молний, залило торжествующим светом мир. Голубое небо и солнечное тепло приветствовали обитателей города Утехи, которые покинули свои дома, чтобы увидеть разрушения, причиненные бурей.
   Утеха пострадала не так сильно, как другие города Ансалона, хотя буря, казалось, обрушилась на этот город с особой ненавистью. Могучие валлины упорно противостояли полосовавшим их снова и снова ударам молний. Верхушки деревьев охватывало пламя, и они пылали как факелы, но огню не удавалось распространиться на нижние ветви. Сильные руки деревьев скручивало ветром, но они цепко держали дома, выстроенные на их ветвях и доверенные их молчаливой заботе. Вода в ручьях поднялась и затопила поля, но до сельских построек и домов все же не добралась.
   Усыпальница Ушедших Героев, великолепное сооружение из черного и белого камня, расположенное на открытом месте неподалеку от города, пострадала больше других построек. Молния ударила в один из шпилей, расколов его и засыпав луг обломками мрамора.
   Но наиболее жестоко стихия обошлась с убогими самодельными домишками беженцев, покинувших южные и западные земли, которые были освобождены всего лишь год назад, но сейчас опять попали под власть зеленой драконицы Берилл.
   Миновало три года с тех пор, как драконы, боровшиеся за владычество над Ансалоном, пришли к нелегкому перемирию. Поняв, насколько серьезно эти кровавые битвы ослабляют их самих, драконы решили удовлетвориться уже захваченными территориями и поклялись не развязывать новых войн. Мирный пакт просуществовал почти год.
   Примерно в то же время драконица Берилл заметила, что ее магические силы ослабли. После долгих сомнений она была вынуждена признать, что с ней происходит что-то странное. И обвинить в этом легче всего было Малис, ее отдаленную родственницу, склонную, как считала Берилл, к злым козням. Берилл также возложила вину за происшедшее на магов-людей, скрывавших от нее Башню Высшего Волшебства в Вайрете. По всем этим причинам Берилл начала постепенно расширять территорию подвластных ей земель. Она продвигалась медленно, не желая привлекать внимание Малис. Конечно, ее соперницу не могли обеспокоить сожжение одного-двух городков или ограбление нескольких деревень. Город Гавань оказался в числе тех, что не так давно попали под власть Берилл. Утеха же оставалась нетронутой, хоть давно находилась под пристальным вниманием зеленой драконицы. Выжидая время, Берил приказала перекрыть дороги, давая людям почувствовать свою силу.
   Беженцы, которым удалось покинуть Гавань и ее окрестности, бежали в Утеху, утроив тем самым численность ее населения. Когда они прибыли в город со своим скудным скарбом, который тащили на себе и лишь в редких случаях везли на телегах, их разместили в жилищах, которые отцы города называли «временными». И действительно, эти жалкие лачуги не были рассчитаны на долгое существование, но поток беженцев не прекращался, и «временные жилища» превратились, увы, в постоянные.
   Первым, кто появился в лагере беженцев наутро после бури, был Карамон Маджере, привезший с собой целый фургон с провизией, тюками одеял, топливом и кое-какими строительными материалами.
   Карамону было далеко за восемьдесят, сколько именно, никому не было известно, ибо сам он потерял счет прожитым годам. В Соламнии таких называли «великими старцами», и действительно, годы явились к нему не коварным врагом, подстерегшим из-за угла, а почетным противником, салютующим с поднятым забралом. Дородный и крепкий, Карамон не позволял себе сутулиться («Брюхо мешает», – шутил он и первый хохотал над своей шуткой), просыпался раньше всех в доме, чтобы наколоть дров для кухни или закатить в погреб тяжелые бочки с элем.