Уэйс Маргарет. Когда мы вернемся: Второе поколение

   – Так и случилось, – тихо сказал Карамон.
   – Сентиментальная болтовня, – взорвался Даламар, но Юстариус опять опустил свою ладонь на руку эльфа, и тот, сдержав себя, умолк.
   – В твоем голосе чувствуется уверенность, Карамон, – убежденно произнес Юстариус. – Очевидно, ты знаешь то, чего не знаем мы. Поделись с нами тем, что тебе известно. Понимаю, тебе тяжело говорить об этом, но мы должны принять одно важное решение, поэтому все, что ты расскажешь, может повлиять на наши действия.
   Карамон, нахмурившись, размышлял:
   – Это имеет какое-либо отношение к моему сыну?
   – Да, – был ответ Юстариуса.
   Лицо Карамона потемнело. Взгляд остановился на мече, рука рассеянно теребила рукоять.
   – Хорошо, я расскажу вам, – проговорил Карамон с неохотой, однако твердым голосом, – то, о чем, кроме меня, не знает никто: ни жена, ни Танис. – Он помолчал, собираясь с мыслями. Прикрыв ладонью глаза, Карамон продолжил:
   – Я онемел от горя после... после того, что случилось в Палантасе. Я ни о чем не мог и не хотел думать. Легче было жить как во сне. Я двигался, говорил, но не чувствовал ничего. Так было легче. – Он пожал плечами. – Дел вокруг было много, город совершенно разрушен, – Карамон взглянул на Даламара, – почти мертвый город. Почтенная Крисания нанесла сильный удар. А потом Тас захватил крепость во время наводнения.
   – Тут Карамон невольно улыбнулся, вспомнив ужимки веселого кендера, но улыбка быстро угасла. Карамон покачал головой. – Я понимал, что когда-нибудь мне придется подумать о Рейстлине. Я должен буду все прояснить для себя. – Подняв голову, Карамон устремил взгляд на Юстариуса. – Мне пришлось заставить себя понять, кем был Рейстлин и что он сделал. Я осознал, что он злой, порочный, что он подвергнул опасности весь мир ради своей жажды власти, и невинные люди страдали и погибали по его вине.
   – И за все это, разумеется, ему даровано спасение! – усмехнулся Даламар.
   – Подожди! – Вспыхнув, Карамон поднял руку. – Я понял и кое-что еще. Я любил Рейстлина. Он был моим братом, близнецом. Никто не знает, как мы понимали друг друга. – Не в силах продолжать Карамон опустил глаза, нахмурившись. Совладав с дрогнувшим голосом, он поднял голову. – Рейстлин творил и добро. Если бы не он, мы не смогли бы победить драконов. Он заботился об увечных и больных... Таких же, как он сам. Но это не спасло бы его, я знаю. – Губы Карамона сжались, он сдерживал слезы. – Когда я встретился с ним в Бездне, он был близок к победе, вы это знаете. Ему нужно было только вновь войти в Двери, провести через них Темную Госпожу, а потом победить ее и занять ее место. Он достиг бы своей мечты стать богом. Но, совершив это, он разрушил бы мир. Мое путешествие в будущее открыло мне это, и я показал будущее Рейстлину. Рейстлин стал бы богом, но правил бы мертвым миром. Он знал, что ему не вернуться назад, и сам обрек себя. Рейстлин знал, чем он рискует, когда входил в Бездну.
   Что ж, – тихо проговорил Юстариус. – В своей гордыне, он сознательно выбрал этот риск. Это ты хочешь сказать?
   – Да, – ответил Карамон. – Рейстлин совершил ужасную, роковую ошибку. Но он сделал и то, на что немногие из нас способны, – он имел смелость признать свою ошибку и попытался, как мог, ее исправить, хотя это означало пожертвовать собой.
   – Годы прибавили тебе мудрости, Карамон Маджере. Твоя речь убедительна. – Юстариус посмотрел на Карамона с возросшим уважением, но печально покачав головой. – Тем не менее все это предмет для философских споров, а не доказательство. Прости меня за настойчивость, Карамон, но...
   – Я провел месяц у Таниса, – продолжал Карамон, словно не слышал слов Юстариуса. – Именно в его спокойном, мирном доме я все понял.
   Впервые я осознал, что мой брат, мой товарищ с рождения, человек, которого я любил больше всего на земле, ушел. Я потерял его. Я думал о том, как он теперь мучается, попав в страшную ловушку. Не раз я хотел утишить свою боль с помощью гномов-духов. – Карамон закрыл глаза, содрогнувшись. – Однажды, когда я почувствовал, что еще немного и сойду с ума, я заперся в комнате. Достав меч, я смотрел на него и думал, как легко... избавиться от страданий. Я лежал на постели, окончательно решив убить себя. Но вместо этого, изнуренный, я уснул. Не знаю, как долго я спал, но когда проснулся, была ночь. Кругом тишина, серебристый свет Солинари лился в комнату, и я ощущал необъяснимый покой. Я не понимал, почему... и тут увидел его.
   – Кого? – спросил Юстариус, переглянувшись с Даламаром. – Рейстлина?
   Да.
   Лица волшебников помрачнели.
   – Я увидел его, – мягко проговорил Карамон, – лежащим рядом с собой, он спал, как когда-то в юности. Ему тогда снились ужасные сны, и он просыпался, бывало, в слезах. Я утешал его и... и смешил. И он, вздохнув, клал голову на мое плечо и засыпал. Именно таким я и увидел его...
   – Во сне! – с издевкой перебил Даламар.
   – Нет, – Карамон решительно замотал головой, – это был не сон, я видел его лицо, как сейчас вижу вас. Но оно изменилось: исчезли морщины страданий, гримасы жадности и злобы, его лицо разгладилось и выражало успокоение, как сказала Крисания. Это было лицо моего брата-близнеца, а не того незнакомца, которым он стал. – Карамон снова вытер глаза. – Наутро я почувствовал, что смогу вернуться домой, потому что все хорошо...
   Впервые в жизни я поверил в Паладайна, так как знал, что он понял Рейстлина и судил милосердно, принимая его жертву.
   – Он одержал победу над тобой, Юстариус, – из полумрака прогремел чей-то голос. – Что ты скажешь о подобной вере?
   Карамон обернулся и увидел материализовавшиеся в глубине обширной комнаты четыре силуэта. На глазах Карамона вновь блеснули слезы – слезы гордости, когда он разглядел трех своих сыновей. Старшие стояли в доспехах и с мечами, защищая с двух сторон младшего брата. Но Карамон мрачно отметил про себя, что Стурм и Танин немного подавлены. Неудивительно, подумал он, если учесть то, что они знают о Башне из легенд и семейного предания. Как и сам Карамон, они испытывали к магии неприязнь и недоверие.
   На Палина Карамон посмотрел с тревогой. Тот приблизился к главе Конклава с преклоненной головой, потупив взор, как и подобало молодому человеку его звания и положения. Он не был еще и учеником в магии и. по крайней мере до двадцати пяти лет не мог им стать. Волшебники Кринна отбирали для Испытания молодежь, достигшую двадцатипятилетнего возраста.
   Это изнурительный экзамен в Мастерстве, проверка умения и талантов.
   Испытание нужно пройти, прежде чем получить доступ к более высоким и опасным знаниям. Так как волшебники обладают громадной властью, то Испытание предназначено для того, чтобы отстранить от магии неспособных и относящихся к ней несерьезно. Результат Испытания был необратимым: провал означал смерть. Мужчина или женщина любой расы – будь то эльф, человек, людоед, – решившиеся однажды на Испытание в Башне Высшего Волшебства, предавали магии и тело и душу.
   Палин выглядел чересчур взволнованным и серьезным, таким же, как во время путешествия к Башне; можно было подумать, что он сам собирался подвергнуться Испытанию.
   «Не будь смешным», – одернул себя Карамон. Мальчик слишком молод.
   Рейстлину было позволено пройти Испытание в этом возрасте, но только потому, что Конклав в нем нуждался. Рейстлин был силен в магии, непревзойден в Мастерстве, но даже его Испытание чуть не прикончило.
   Карамон все еще видел перед собой лежащего на окровавленном полу брата...
   Он сжал кулаки. Нет! Палин умен, искусен в магии, но он не готов. Он – слишком молод.
   «Кроме того, – подумал Карамон, – может быть, через несколько лет он откажется от своего намерения».
   Почувствовав беспокойный взгляд отца, Палин поднял голову и ободряюще улыбнулся ему. Карамон, посветлев, тоже улыбнулся сыну. Возможно, это роковое место открыло сыну глаза.
   Карамон устремил пристальный взгляд на вошедших, когда они приблизились к полукругу из тронов, где сидели Юстариус и Даламар. Увидев, что сыновья оправились и держат себя свободно (старшие вели себя даже немного вызывающе), Карамон успокоился и обратил все свое внимание на их спутника, который рассказывал Юстариусу о вере.
   Этот четвертый являл собой необычайно яркое зрелище. Ничего более странного Карамон не мог припомнить за все годы путешествия по Ансалонскому континенту. Незнакомец был из Северного Эргота, судя по черной коже – признаку мореходной расы. Голос незнакомца выдавал человека, привыкшего выкрикивать команды сквозь грохот волн и вой ветра.
   Карамон нимало бы не удивился, если б за спиной вошедшего материализовался корабль под всеми парусами.
   – Карамон Маджере, я полагаю? – проговорил незнакомец, подходя поближе. Воитель неуклюже поднялся с места. Незнакомец так сжал его руку, что Карамон выпучил глаза. Незнакомец ухмыльнулся и представился:
   – Дунбар Помощник Властелинов из Северного Эргота, глава Ордена Белых Мантий.
   – Волшебник? – Карамон изумленно посмотрел на Дунбара, пожимая ему руку в ответ.
   Дунбар рассмеялся:
   – Ваши сыновья отреагировали точно так же. Да, я посетил ваших сыновей вместо того, чтобы исполнять свои обязанности здесь. Они у вас замечательные. Старшие, я знаю, были вместе с рыцарями на войне с минотаврами у Каламана. Мы ведь там чуть не встретились. Именно поэтому я опоздал, – с извинениями взглянул он на Юстариуса. – Мой корабль стоял в Палантасе на ремонте после битвы с этими пиратами. Я Морской волшебник, – добавил Дунбар в качестве объяснения, заметив вопросительный взгляд Карамона. – Клянусь небом, ваши сыновья на вас так похожи! – Он засмеялся и снова протянул Карамону руку.
   Карамон тоже ухмыльнулся. Все будет хорошо теперь, когда колдуны узнали про Рейстлина. Он с мальчиками может ехать домой.
   Но тут Карамон почувствовал, что Дунбар смотрит на него пронизывающим взглядом, словно читая его мысли. Лицо колдуна стало серьезным, он повернулся, слегка покачав головой, и быстрой раскачивающейся походкой, как по палубе корабля, пересек комнату и занял место справа от Юстариуса.
   – Итак... – сказал Карамон, теребя рукоять меча. Взгляд колдуна поколебал его уверенность. Все теперь с торжественными выражениями лиц смотрели на воителя. Лицо Карамона напряглось.
   – Полагаю, я рассказал все, что должен был рассказать о... о Рейстлине.
   – Да, – сказал Дунбар, – ты рассказал все, и некоторые из нас, я думаю, услышали это впервые. – Колдун многозначительно посмотрел на Палина, тот стоял, опустив в пол глаза.
   Нервно прокашлявшись, Карамон произнес:
   – Я полагаю, мы теперь свободны.
   Волшебники переглянулись. Юстариусу, казалось, было неловко, Даламар смотрел строго, а Дунбар – печально. Все трое молчали. Поклонившись, Карамон повернулся было и направился к сыновьям, но Даламар с недовольным жестом поднялся с места.
   – Ты не можешь уйти, Карамон, – сказал эльф. – Мы еще многое должны обсудить.
   – Тогда скажите мне то, что должны сказать! – Карамон сердито обернулся к волшебникам.
   – Я скажу, так как эти двое, – эльф презрительно взглянул на своих собратьев, – не способны бросить вызов столь преданной вере, которую ты продемонстрировал. Возможно, они забыли страшную опасность, обрушившуюся на нас двадцать лет назад. Я не забыл. – Даламар положил руку на грудь под разорванной мантией. – Я никогда не забуду. Никакое трогательное «видение» не может рассеять мой страх. – Его губы насмешливо изогнулись.
   – Сядь, Карамон. Сядь и выслушай правду, которую эти двое боятся сказать тебе.
   – Я не боюсь, Даламар, – сказал Юстариус с упреком. – Я просто считаю, что рассказ Карамона тоже имеет значение.
   Эльф фыркнул, вновь окинув всех презрительным взглядом, уселся на трон и завернулся в свою черную мантию. Карамон стоял нахмурившись, переводя взгляд с одного волшебника на другого. За его спиной слышался лязг доспехов: Танин и Стурм переминались с ноги на ногу. Они чувствовали себя здесь неуютно, так же как их отец. Карамону захотелось повернуться и уйти навсегда из этой Башни – свидетельницы стольких страданий.
   Пусть только, попробуют остановить его! Карамон сжал рукоять меча и отступил назад, оглянувшись на сыновей. Танин и Стурм двинулись к выходу.
   Но Палин стоял неподвижно, выражение его лица было печальным, задумчивым и непостижимым для Карамона – но напоминавшим кого-то... Тут Карамон словно услышал шепот Рейстлина: «Уходи, если хочешь, брат мой. Заблудись в Вайретском лесу, ведь без меня тебе не найти дороги. Я остаюсь...»
   Нет. Он не позволит своему сыну сказать эти слова. Сердце Карамона болезненно сжалось, кровь застучала в висках, он тяжело опустился в кресло.
   – Скажите мне то, что должны сказать, повторил он.
   – Почти тридцать лет назад Рейстлин Маджере пришел сюда, чтобы пройти Испытание, – начал Юстариус. – И вот, когда Испытание началось, он вошел в контакт с...
   – Мы знаем об этом, – отрезал Карамон.
   – Кто-то знает, – сказал Юстариус, – а кто-то и нет, – он посмотрел на Палина, – или знает, но не все. Испытание было трудным для Рейстлина; впрочем, оно трудно для всех, кто проходит его, не так ли?
   Даламар молчал, но лицо его побледнело, а взгляд помрачнел. Следы смеха исчезли с лица, он взглянул на Палина, едва приметно покачав головой.
   – Да, – продолжал Юстариус, потирая больную ногу, – Испытание трудное, но не невозможное. Пар-Салиан и главы Орденов не дали бы Рейстлину разрешения на Испытание в его юном возрасте, если бы не были уверены, что он пройдет его успешно. И он обязательно выдержал бы Испытание! Да, Карамон! Я в этом не сомневаюсь, как не сомневались и те, кто присутствовал там и был всему свидетелем. Твой брат имел достаточно силы и мастерства, чтобы справиться с Испытанием самостоятельно. Но он выбрал легкий путь, безопасный – он принял помощь злого волшебника Фистандантилуса, сильнейшего в наших Орденах. Фистандантилус, – повторил Юстариус, глядя на Палина. – Когда его магия нарушила многие законы, он умер на горе Черепов. Но Фистандантилус был достаточно могуществен, чтобы нанести поражение самой смерти. Сейчас его душа пребывает в нашем мире, но в другой плоскости. Она ищет тело, в которое сможет вселиться. И она его найдет.
   Карамон сидел молча, не отрывая от Юстариуса взгляда, лицо его горело, челюсти были напряженно сжаты. Он почувствовал руку на своем плече, оглянулся и увидел Палина. Палин наклонился к нему и прошептал:
   – Мы можем уйти, отец. Прости меня. Я был не прав, когда заставил тебя прийти сюда. Мы не обязаны слушать...
   Юстариус вздохнул:
   – Нет, молодой человек, вы не можете уйти, и вы обязаны слушать! Ты должен узнать правду!
   Палин вздрогнул, услышав, что повторили его слова. Карамон успокаивающе сжал руку сына.
   – Мы знаем правду, – прогремел Карамон. – Этот колдун украл душу моего брата. И вы, вы позволили ему это сделать!
   – Нет, Карамон! – Юстариус сжал кулаки. – Рейстлин сознательно отвернулся от Света и принял Тьму. Фистандантилус дал ему силу пройти Испытание, и взамен Рейстлин отдал Фистандантилусу часть своей жизненной силы, чтобы помочь выжить лишенной тела душе. Вот что сокрушило тело Рейстлина – а не Испытание. Рейстлин сам говорил об этом, Карамон: «Это жертва, которую я принес ради моей магии!» Сколько раз ты слышал от него эти слова!
   – Хватит! – поднялся Карамон. – В этом виноват Пар-Салиан.
   Неважно, какое зло совершил мой брат после того, как вы, волшебники, столкнули его с верного пути.
   Карамон подошел к сыновьям и, резко развернувшись, направился к выходу, хотя не был уверен, что в этом странном помещении он вообще есть.
   – Нет! – Юстариус с трудом поднялся, стараясь не ступить на больную ногу. Но голос его был могучим и властным. – Слушай и вникай! Ты должен понять или горько пожалеешь об этом!
   Карамон остановился, медленно повернулся, но лишь вполоборота.
   – Это угроза? – спросил он, свирепо глядя на Юстариуса через плечо.
   – Это не угроза, по крайней мере с нашей стороны, – сказал Юстариус. – Послушай, Карамон! Неужели ты не чувствуешь опасности? Это уже произошло однажды и может произойти снова!
   – Я не понимаю, – упрямо произнес Карамон в раздумье, не снимая руки с меча.
   Словно змея, внезапно наносящая удар, сидящий на троне Даламар выбросил вперед свое тело.
   – Нет, ты понимаешь! – Голос его был тихим и проникающим в душу, как яд. – Ты понимаешь. Не спрашивай нас о подробностях, мы их не знаем.
   Но нам известно одно. По верным знакам, из достоверных контактов, которые мы имели в более высоких, чем наш мир, сферах, у нас есть основания утверждать, что Рейстлин жив, так же как когда-то Фистандантилус. Он ищет способ вернуться в этот мир. Ему нужно тело, чтобы вселиться в него. И ты, возлюбленный брат Рейстлина, заботливо предоставил ему это тело – молодое, сильное и уже знакомое с магией.
   Слова Даламара змеиным ядом вливались в плоть и кровь Карамона.
   – Твой сын...

Глава 4

   Юстариус осторожно опустился на трон. Разгладив складки мантии необыкновенно молодыми для его лет руками, Юстариус обратился к Карамону, хотя взгляд был направлен на стоящего рядом с отцом Палина:
   – Теперь ты понимаешь, Карамон Маджере, что мы не можем позволить твоему сыну, племяннику Рейстлина, продолжать изучение магии и проходить Испытание, прежде чем не убедимся, что Рейстлин не может использовать Палина для того, чтобы вернуться в мир.
   – Тем более что еще не установлена преданность молодого человека одному особому Ордену, – веско добавил Дунбар.
   – Что это значит? – нахмурился Карамон. – Испытание? Ему еще рано думать об Испытании. А что касается преданности Ордену, то он выбрал Белые Мантии.
   – Ты и мама выбрали для меня Белые Мантии, – спокойно произнес Палин, глаза его смотрели прямо, как бы сквозь отца. Ответом Палину была напряженная тишина, он сделал раздраженный жест. – Отец! Ты знаешь так же хорошо, как и я, что ты не позволил бы мне изучать магию под другим условием. Я знал это, даже не задавая тебе вопросов!
   – Молодой человек должен объявить верность Ордену по зову своего сердца. Только тогда он сможет проявить свой магический дар в полную силу.
   И определиться Палин должен во время Испытания, – мягко сказал Дунбар.
   – К чему эти разговоры! Говорю вам, Палин даже не решил еще, будет ли он вообще проходить это проклятое Испытание! А что касается моего мнения об этом... – Карамон оборвал свою речь, посмотрел на сына. Тот стоял покрасневший, с плотно сжатыми губами, уставившись в пол.
   – Ладно, оставим это, – прошептал Карамон, глубоко вздохнув.
   За его спиной беспокойно переминались с ноги на ногу старшие сыновья, постукивал меч Танина, Стурм тихонько покашливал. Карамон остро ,ощутил на себе пристальный взгляд колдунов, особенно задевала циничная улыбка Даламара. Как жаль, что он и Палин не наедине! Они бы объяснились. Карамон вздохнул. Это было то, о чем следовало бы раньше поговорить с сыном, понял Карамон. Но он еще не терял надежду...
   Повернувшись спиной к волшебникам, он обратился к Палину:
   – Какой другой Орден ты мог бы выбрать, Палин? – спросил Карамон, запоздало пытаясь исправить ошибку. – Ты добрый, сынок! Ты любишь помогать людям, служить ближним! Белые Мантии безусловно...
   – Я не знаю, люблю ли я служить ближним или не люблю, – воскликнул Палин, нетерпеливо перебивая отца. – Ты вверяешь мне эту роль и смотришь на меня со своей точки зрения! Ты сам признал, что я не так силен и искусен в магии, как мой дядя в моем возрасте! Это потому, что дядя посвятил учению всю жизнь! Он не допускал ничего в свою жизнь, что могло бы ему помешать. Мне кажется, что человек должен на первое место ставить магию, а мир – на второе...
   Страдальчески закрыв глаза, Карамон слушал слова сына, но слышал, что их произносит другой голос – тихий, шепчущий, надломленный: «Человек должен ставить магию на первое место, мир – на второе. Поступая иначе, он ограничивает себя и свой потенциал».
   – Прости, отец, – тихо произнес Палин, сжав руку Карамона. – Я хотел с тобой поговорить об этом раньше, но понимал, как тебе будет больно. К тому же мама... – он вздохнул, – ты же знаешь маму.
   – Да, – произнес Карамон сдавленным голосом, крепко обняв сына большими руками, – я знаю твою мать. – Он попытался улыбнуться. – Возможно, она бы бросила в тебя чем-нибудь, как, бывало, бросала в меня что-то из моих доспехов. Ужасная цель – тот, кого ты любишь.
   Карамон замолчал, не выпуская сына из объятий, потом хрипло спросил у колдунов:
   – Это необходимо – ответить прямо сейчас? Позвольте нам вернуться домой и все обсудить. Почему нельзя подождать...
   – Потому что сегодня ночью редкий случай, – ответил Юстариус. – Серебристая луна, черная и красная – все три на небе в одно время. Сила магии сегодня ночью могущественнее, чем за все столетие. Если Рейстлин способен обратиться к магии и ускользнуть из Бездны, то это случится в ночь, подобную этой.
   Карамон склонил голову, погладил сына по каштановым, волосам, обнял его и мрачно произнес:
   – Итак, что вы хотите от нас?
   – Вы должны вернуться со мной в Башню в Палантасе, – сказал Даламар. – И там мы попытаемся войти в Дверь.
   – Отец, позволь нам проводить вас до Шойкановой Рощи, – попросил Танин.
   – Да! – торопливо подхватил Стурм. – Мы вам понадобимся, обязательно. Дорога отсюда до Палантаса открыта, рыцари следят за ней, но мы получили донесение Портиоса о том, что отряды драконидов устроили на ней засаду.
   – Жаль вас разочаровывать, воины, – сказал Даламар, тонко улыбнувшись, – но, чтоб попасть отсюда в Палантас, нам не нужны дороги.
   Обычные дороги, – поправился он.
   Танин и Стурм смутились. Танин враждебно взглянул на эльфа и нахмурился, словно подозревая подвох.
   Палин похлопал брата по руке:
   – Он говорит о магии, брат. Прежде чем ты и Стурм достигнете выхода, мы с отцом будем стоять в кабинете Даламара в Башне Высшего Волшебства в Палантасе – в той Башне, куда мой дядя забрался, как к себе домой, – тихо добавил он. Палин не хотел, чтобы кто-нибудь услышал его последние слова, но поймал на себе пристальный, проницательный взгляд Даламара и, смутившись, замолчал.
   – Да, мы с Палином окажемся в Палантасе, – прошептал Карамон, помрачнев от этой мысли. – А вы будете на пути к дому, – добавил он, строго посмотрев на Танина и Стурма. – Вы должны сказать вашей матери...
   – Я предпочел бы встретиться с людоедами, – мрачно пошутил Танин.
   – Я тоже, – сказал Карамон, печально усмехнувшись. Наклонившись, он проверил, плотно ли застегнуто его снаряжение. Лицо свое он прятал в тени.
   – Просто убедитесь, что у нее под рукой нет посуды, – сказал Карамон, стараясь придать голосу веселые интонации.
   – Она знает меня. Она ждала этого. Я в самом деле думаю, что мама знала все, когда мы уезжали, – сказал Палин, вспоминая нежные объятия и веселую улыбку матери, стоящей на пороге трактира и машущей им вслед старым полотенцем. Палин вспомнил, что, оглянувшись, он увидел это полотенце у матери возле лица и что Дезра утешающе обнимает ее.
   – Кроме того, – сказал Карамон, поднимаясь и строго глядя на старших сыновей, – вы оба обещали Портиосу приехать в Квалинести и помочь эльфам остановить набеги отрядов драконидов. Вы знаете Портиоса. Ему нужно десять лет, чтобы собраться просто поговорить с нами. Сейчас он делает дружественные шаги. Я не желаю, чтобы мои сыновья нарушали свое слово, особенно данное этому эльфу с кривой шеей. Прошу прощения, – сказал Карамон, взглянув на Даламара.
   – Я не обиделся, – ответил эльф. – Я знаю Портиоса. А теперь...
   – Мы готовы, – перебил Палин и повернулся к Даламару в нетерпении.
   – Я, конечно, читал о заклинании, которое вы сейчас произнесете, но никогда не видел, как это делается. Как вы им пользуетесь? Какой слог вы оглушаете в первом слове – первый или второй? Мой учитель говорит, что...
   Даламар кашлянул.
   – Ты выдаешь наши секреты, мальчик, – сказал он вкрадчиво. – Пойдем, ты задашь мне лично свои вопросы, – и изящная рука эльфа потянула Палина в сторону от отца и братьев.
   – Секреты? – удивился Палин. – Что это значит? Что из того, что они услышат, как...
   – Это был только предлог, – сказал Даламар холодно. Он пристально смотрел на Палина темными внимательными глазами. – Палин, не делай этого.
   Возвращайся домой с отцом и братьями.
   – О чем вы? – спросил Палин, смутившись. – Я не могу так поступить. Вы слышали, что сказал Юстариус. Они не допустят меня до Испытания и даже не позволят продолжать занятия магией, пока мы не узнаем наверняка, что Рейстлин...
   – Не иди на Испытание, – быстро произнес Даламар. – Брось учебу.
   Отправляйся домой. Будь доволен тем, что имеешь.
   – Нет! – сердито ответил Палин. – За кого вы меня принимаете? Вы думаете, что я буду счастлив развлекать толпу на сельских ярмарках, вытаскивая из шляп кроликов и золотые монеты из ушей толстяков? Я хочу большего!
   – Цена подобного честолюбия велика, как доказал твой дядя.
   – И таковы же награды! – парировал Палин. – Я принял решение.