Уэйс Маргарет. Похититель разума

   Саган заставил себя расслабиться, мысленно выругавшись. С его стороны беспечно выказывать напряжение. Он представил, что капрал скажет своему начальнику по возвращении в казарму: «Лорд Саган дергался как ненормальный. Должно быть, слухи верные. Что-то происходит».
   Чтобы исправить положение, Саган снова подался вперед, дружелюбно положил руку на плечо водителю.
   — Расслабься, капрал. Я не хотел тебя обидеть. Космическому пилоту любая наземная машина покажется черепахой.
   И тут же Саган понял, что сделал только хуже. Капрал смотрел на него через камеры заднего вида с неподдельным изумлением. До Сагана дошло, что он — всемогущий лорд, командир Золотого легиона, один из особ Королевской крови, кузен Его величества — раньше никогда не признавал капрала себе подобным.
   Саган оставил свое неумелое лицедейство. Откинувшись на сиденье, он позволил себе вернуться в напряженное состояние и барабанил пальцами по подлокотнику. Пусть капрал разносит свои подозрения по базе. Все равно уже нет времени что-то делать со слухами. Слишком поздно. Уже слишком поздно.
   На смену тополям и дубам пришли пихты, потом осины и липы и многие другие деревья, спасенные с погибшей в экологической катастрофе Земли, колыбели цивилизации. Штабная машина мчалась по воздуху почти вровень с верхними ветками, шевеля листья. Внизу расстилались лужайки с красивыми, ухоженными садами, отсвечивающими на солнце разными цветами. По зеркальной поверхности прудов плавали величественные лебеди, грациозная газель скакала по зеленым газонам. День близился к вечеру. Все вокруг казалось мирным и безмятежным.
   — Дворец, милорд, — объявил капрал с заметным облегчением.
   Пальцы Сагана перестали выбивать бесконечную дробь.
   Перед ним расстилалось обширное озеро с темной и спокойной водой; сегодня на Минас-Таресе не было ни ветерка. В центре озера виднелись башни Блистательного Дворца, отдаленного, но заметного по отражению солнечных лучей от стекла. Через озеро тянулся мост из ноль-гравитационного сплава серебра со сталью, взмывающий над водой блестящей дугой и опускающийся перед дворцом. Этот мост, чудо инженерной мысли, похожий на три других, протяженностью пятьдесят километров, не имел опор.
   Мосты были единственной возможностью добраться до острова. Но реактивные автомобили, подобные тому, на котором сейчас ехал Саган, в них не нуждались.
   Дерек был не одинок в попытках убедить Его величество в необходимости усилить меры безопасности: защитить дворец силовыми полями от нападений с воздуха и с земли, ввести патрулирование периметра вооруженными охранниками, установить мины в садах. Король Старфайер отказался даже думать об этом. На минах могут подорваться газели, вооруженные охранники распугают лебедей. Бог охраняет Его величество. Бог возвел его на трон. Рука Божья обеспечит его безопасность.
   «Этой ночью, — сказал себе Дерек Саган, — рука Божья сожмется в кулак».
   У ворот из серебристой стали стояли вооруженные стражники, носившие королевский герб. Они охраняли мост. Капрал опустил штабную машину на уровень земли. Заглянув внутрь, стражники отдали честь, узнав командира по панцирю и восьмиконечной Звезде Стражей, блестевшей у него на груди. Саган ответил на их приветствие не столь небрежно, как обычно. Через несколько часов эти люди погибнут.
   Штабная машина тронулась по серебристому пролету. Она летела низко, в соответствии с королевским указом, на предписанной скорости. Машина двигалась медленно, но Саган вдруг перестал торопиться. Он в последний раз видел королевскую резиденцию в таком виде…
   Полностью дворец открылся взгляду лишь с верхней точки арки моста. Блистательный Дворец, расположенный в центре темного, идеально круглого озера, светился, словно бесчисленные бриллианты в короне из синего бархата. Четыре серебристых моста образовывали крест, в центре которого на острове находился дворец и бриллианты поменьше — здания королевского города.
   Дворец весь был построен из стального стекла; бесчисленные панели, из которых он состоял, были установлены под небольшими углами относительно друг друга. Днем солнечный свет играл на них, будто на гранях драгоценного камня; солнечные лучи преломлялись, отражались, создавая переливающееся сияние всех цветов радуги. Это зрелище ослепляло глаза и разум. Ночью стеклянные стены уподоблялись ночи, отражая холодную белизну звезд, удерживая на своей поверхности бледный свет луны. Ни один огонек не вырывался из дворца. Стальное стекло было прозрачно лишь с одной стороны. Тем, кто внутри, позволено смотреть наружу; те, кто снаружи, не могут заглянуть внутрь.
   — Вы смотрите из окон, Ваше величество, но не видите. Вы слушаете, но не слышите. Сегодня ночью вы услышите, Амодиус Старфайер. Сегодня ночью услышите.
   — Прошу прощения, милорд, вы что-то сказали? — Капрал в страхе смотрел на него, явно испугавшись, что его командир снова решил завязать с ним непринужденный разговор.
   Саган раздраженно помахал рукой, словно разгоняя вылетевшие слова; до него только сейчас дошло, что он говорил вслух. Капрал облегченно вздохнул и погнал машину чуть быстрее, чем предписывалось правилами приличия.
   На улицах королевского города было пусто, безлюдно. Художественные галереи и модные лавки, рестораны и кафе были закрыты; разъехались последние автобусы с туристами и служащими. Представители высшего света, которые могли позволить себе жить на королевском острове, вернулись в свои виллы и поместья, расположенные по окружности острова, чтобы приготовиться к сегодняшнему ночному празднику. Здесь будет сильное движение ко времени начала церемонии, когда начнут прибывать Стражи, гости и пресса. А сейчас штабная машина мчалась над мостовой почти в одиночестве.
   Извилистые городские улицы сходились в большой парк, незаметно переходивший в королевский главный штаб. Король скрепя сердце признал необходимость наличия военной базы на его острове, но не допустил ничего, напоминающего о войне, среди мирной, безмятежной красоты Минас-Тареса. Поэтому база больше напоминала охотничий клуб, чем военный штаб. Причудливо наряженные стражники, главной задачей которых было позировать для туристов, стояли на посту на безукоризненных лужайках, окружавших несколько зданий с переливающимися фасадами.
   Большая группа людей и других существ собралась вокруг праздничных шатров, установленных на крикетной площадке. Церемония присвоения званий подходила к концу. Скоро опустится ночь. Пятьсот старших офицеров — в одном месте. Саган улыбнулся — зловеще, вовсе не весело. Военные отчаянно протестовали против такого безумства, но Его величество остался непреклонным. На видео будет хорошо смотреться, как эти высокопоставленные офицеры клянутся в верности, обещают отдать жизнь за короля и галактику.
   Многим сегодня ночью придется доказывать свою верность на деле… или преступить клятву.
   Водитель притормозил, чтобы пропустить грузовик с провизией. Саган, бездумно смотревший на толпу, толкавшуюся возле крикетной площадки, заметил фигуру в мятом мундире. Это был Джон Дикстер, только что произведенный в генералы.
   Дикстер. Простой человек, хороший солдат, без сомнений преданный королю, друг Мейгри. Саган задумчиво потер подбородок. Друг Мейгри. Это все осложняет. Если она узнает раньше времени о намеченном нападении, она предупредит Джона Дикстера. И, хоть один человек не в состоянии остановить революцию, один человек — особенно солдат уровня Дикстера — способен организовать упорное сопротивление. А падение военной базы, символа монархии на Минас-Таресе, крайне важно.
   «Я собирался сказать ей, — думал Дерек Саган. — Она согласна со мной в том, что Старфайер — слепой, бездеятельный старый дурак. Она знает и то, что наследный принц немногим лучше, хоть и не говорит об этом, потому что он муж Семели. Как только я объясню ей, какие места мы займем в новом революционном правительстве, какую силу мы можем приобрести при будущей демократии, она согласится, что эти перемены к лучшему Мейгри не предаст меня: этого я не боюсь. Но если она решит, что ее друг в опасности, она найдет способ предупредить его».
   Саган помрачнел. Он раздраженно похлопывал по подлокотнику.
   «Неподходящая связь, которая постоянно не дает ей достичь той высоты, на которую она достойна вознестись. Раньше Дикстер был для меня досадной помехой, но теперь, по здравом размышлении, я вижу, что он представляет опасность. Впрочем… впрочем, сегодня ночью этому придет конец. Но это означает, что я не могу ей ничего сказать. Нет, ничего не стану ей рассказывать».
   Солнце садилось, когда Дерек Саган прибыл во дворец. На небе чередовались огненные и золотые полосы, переходившие в пурпур, а в самой середине багровело алое пятно. На противоположной стороне горизонта сгущалась ночь, окутывавшая темнотой весь дворец, кроме башен с западной стороны. Штабная машина приземлилась, поплыла на воздушной подушке. К машине поспешил дворцовый лакей, чтобы открыть дверцу.
   Дерек в спешке чуть не сбил его этой дверцей. Выбравшись из машины, он посмотрел вверх, на массивные стены дворца. Внутри кипели жизнь и веселье, горел свет, но снаружи они оставались такими же темными и пустыми, как сама ночь. Лишь на одну башню, чуть возвышавшуюся над остальными, упали последние лучи заходящего солнца.
   Саган умерил торопливую походку, чтобы посмотреть. Солнце опустилось ниже; темнота неудержимым приливом ползла по башне вверх. Но свет еще оставался — красно-золотой огонь горел тем ярче, чем темнее становилась ночь. Он и раньше видел закаты, наблюдал сказочные стеклянные стены дворца чуть ли не в любое время суток, днем и ночью, но ничего подобного еще не видел. Он вырос с верой в предзнаменования, в знаки небес. И сейчас, в этот решающий момент, когда на чашу весов брошены победа и бесславное поражение, он был в высшей степени восприимчив ко всему, что Бог попытался бы до него донести.
   Солнце опускалось все ниже, пока на уже ночном горизонте не осталась лишь узенькая полоска огня. Отражавшееся на башне пламя тускнело, как догорающая свеча. Солнце пропало. Ночь затопила дворец; неровный огонек на башне вспыхнул и погас. Тьма.
   Удовлетворившись увиденным, Саган зашагал вверх, по бесчисленным хрустальным ступеням, ведущим к огромным серебряным дверям дворца. Впереди шел лакей, освещавший путь фонарем, яркий, но узкий луч которого лишь ненадолго отвлекал внимание от сумрачного великолепия ночи, отражавшегося в стенах дворца.
   Добравшись наверх, Саган отпустил лакея. Двери распахнулись ему навстречу. Из дворца вырвались тепло, свет, шум, водопадом покатившиеся по ступеням. Дерек помедлил, в последний раз взглянув на башню.
   По-прежнему темная. Но над парапетом сияла одинокая звезда.
 
   Леди Мейгри Морианна нетерпеливо возилась с застежкой, пытаясь закрепить цепочку на шее. Решив, что дело сделано, она отвернулась от зеркала и почувствовала, как звездный камень соскальзывает по ее темно-синему бархатному наряду. Поймав камень на лету, она выругалась вполголоса и снова принялась сражаться с застежкой, которая на этот раз запуталась в волосах.
   Услышав стук в дверь, она остановилась. Открыла ее фрейлина — эту почетную должность обычно занимали представительницы мелкой знати. По оскорбленному лицу пожилой женщины, по румянцу на ее щеках Мейгри сообразила, что ее ругательства стали слишком громкими и изощренными. Она со вздохом прикусила губу и умолкла. В комнату вошел ее брат.
   — Неужели это ты? Я думал, что по ошибке забрел в солдатские казармы, — с мягкой укоризной заметил Платус.
   — Да все эта чертова цепь. Никак не хочет висеть! Наверное, застежка сломалась…
   Он забрал у нее звездный камень и без особого труда застегнул цепочку.
   — Остынь, — шепнул он, похлопав ее по плечу.
   — Позвольте, миледи, уложить вам волосы, — сказала, приближаясь, фрейлина.
   — Да что там укладывать? Разок щеткой махнуть? Да я…
   Заметив взгляд брата, Мейгри с вызывающим видом плюхнулась в кресло перед зеркалом.
   — Ты уже не на военном корабле. Ты — дочь правительницы планеты и находишься во дворце ее короля, — пробормотала про себя Мейгри, передразнивая интонации Платуса.
   Вооружившись щеткой, фрейлина пыталась распутать светлые тонкие волосы. Под этой пыткой Мейгри скрипела зубами и сидела неподвижно и напряженно.
   — Почему ты так рано одеваешься? — спросил Платус. — До банкета еще несколько часов.
   — Хочу повидаться с Семели до приема. Потом уже не будет времени переодеться.
   — Не думаю, что к ней можно посетителям.
   — Для меня сделают исключение.
   В зеркале отражались серые и холодные решительные глаза.
   — Да, наверное, сделают, — сухо согласился брат. — Как она себя чувствует?
   — Не встает. Похоже, никак не остановят кровотечение. Месяца два назад у нее уже были преждевременные схватки. Тогда она чуть не потеряла ребенка. — Мейгри сжала кулак. — А мне, конечно, ничего не сообщили!
   Фрейлина издавала кудахчущие звуки, пытаясь, очевидно, удержаться от колкости.
   — А что ты могла сделать? — спросил Платус. — Ведь ты находилась в зоне боевых действий.
   — Я могла… Ой! К чертям собачьим! Отдайте! Вскочив, Мейгри выхватила из рук перепуганной женщины щетку и швырнула ее в угол.
   — Убирайтесь! — в ярости закричала она.
   — Никогда! — фыркнула фрейлина, уперев руки в широкие бока.
   — Думаю, вам лучше уйти, — примирительным тоном сказал Платус. — Моя сестра несколько перевозбуждена.
   — Ваша сестра, милорд, испорченная особа! — с чувством выпалила фрейлина, вылетая из комнаты.
   Захлопнув за ней дверь, Платус повернулся и увидел сестру, стоявшую в своем лучшем парадном наряде на коленях, заглядывающей под кровать.
   — Мейгри! Да ты вся в пыли! Что…
   — Я потеряла туфли!
   — Да вставай же. Иди посиди. Я посмотрю.
   Порывшись под кроватью, Платус извлек три башмака, два из которых были парными, что он счел великой удачей.
   — Эти? Они черные. А куда подевались туфли, сшитые под это платье?
   — Я их выкинула. Эти сойдут. Все равно на мои ноги никто не будет смотреть. Это чертово платье такое длинное. Я полночи об него спотыкаться буду. Она вырвала у него туфли и попыталась надеть.
   — Не на ту ногу, милая, — мягко заметил Платус. Мейгри забросила туфель под кресло. Она уперлась локтями о туалетный столик, уронив голову в ладони.
   — Пожалуй, Платус, тебе лучше уйти.
   Но он подошел к ней и положил руки ей на плечи.
   — Он еще не вернулся.
   Подняв голову, Мейгри посмотрела на отражение брата в зеркале. Они не были похожи. Платус, которому было тридцать с небольшим, пошел в мать, мягкую, чувствительную женщину, любившую музыку и поэзию. По приказу короля ее выдали за правителя планеты, не только отдаленной от ее родной планеты на многие световые годы, но и не похожей на нее во всех отношениях.
   Подобные браки не были редкостью среди особ Королевской крови, ветви которой всегда старались укрепить «свежей струей». В этих целях бедняжка имела несчастье быть признанной идеальной парой для варвара-короля воинственного народа. Еще большим несчастьем для нее стало то, что она родила ему сына такого же мягкого и миролюбивого, как и она сама. Мальчик был отрадой для нее и жестоким разочарованием для отца. Платуса отослали в Королевскую академию, как только король счел приличным избавиться от хрупкого, умного ребенка. Оставшись без опоры, бедная женщина без сожалений рассталась с жизнью, родив дочь Мейгри.
   Воинственный король не видел в девочке никакой пользы и не обращал внимания на дочь до тех пор, пока однажды не увидел, проходя мимо детской, как четырехгодовалая Мейгри протыкает одну из своих кукол небольшим, изготовленным вручную копьецом. С того самого дня его дочь всегда находилась при нем, пока король Старфайер, прослышавший о том, что девочка Королевской крови растет в военных лагерях, не велел ее оттуда забрать.
   Хотя Платус был куда больше похож на мать, они оба унаследовали светлые волосы, стройные фигуры и любовь к музыке и поэзии. Платус был высоким и худощавым, с тонкими, редеющими на макушке волосами. Его руки с тонкими пальцами напоминали руки музыканта. Голубые глаза имели мягкое и задумчивое выражение. Характер у него был ровный, он редко выходил из себя и собирался уйти из Стражей из-за своих пацифистских взглядов.
   У Мейгри было лицо матери с серыми отцовскими глазами. Воинственный отец гордился своей девочкой, ставшей искусным бойцом, опытным пилотом. Она любила брата, но не понимала его. Они никогда не были особенно близки, а его решение об отставке стало причиной не одной жестокой ссоры между ними.
   Но теперь Мейгри разглядела фамильное сходство между ними, каким бы отдаленным оно ни было. Наивысшей степени это сходство достигало, когда Мейгри была усталой, печальной… или испуганной.
   — Нет, еще не вернулся, — сказала она.
   — Может, и вернулся, просто ты его еще не видела. Его комнаты в другом крыле…
   — Я бы знала, — перебила Мейгри. — Я бы узнала, если бы он появился. А его еще нет.
   Они не стали развивать эту тему. Платус недолюбливал Дерека Сагана, и Мейгри знала, что это чувство обоюдное. Знала она и то, что его брата пугает их мысленная связь. Брат и сестра никогда не обсуждали то, что Платус считал противоестественными узами, если только к ним не принуждали обстоятельства.
   — Месячный отпуск — не так уж и много. Где он был, кстати? Ты не узнавала? — спросил он.
   Мейгри, смотревшаяся в зеркало, сохраняла бесстрастное, неподвижное выражение.
   — Нет, — ответила она, отбрасывая волосы на плечи и освобождаясь от заботливого и раздражающего прикосновения брата. Она встала, нервно поигрывая висевшим на шее звездным камнем. — Мне пора…
   — Мейгри, — заговорил Платус жестко, непривычно сурово, — с каждым часом слухи о революции все громче. Ты что-нибудь об этом знаешь? Саган подружился с этим профессором-смутьяном, Питером Роубсом. Дерек прилюдно им восхищался, открыто критиковал монархию…
   — И я, братец, открыто критиковала монархию. Разве я стала из-за этого изменницей? — резко спросила Мейгри, поворачиваясь к нему лицом. — Дерек Саган — наш начальник. Мы не только ему подчиняемся, но и вверяем ему наши жизни. И не наше дело обсуждать его… его… — Она запнулась. — Обсуждать его, — заключила она.
   Она поднялась и направилась мимо брата.
   — Прости, я уже опаздываю.
   Платус взял ее за руки.
   — Мейгри…
   — Оставь меня!
   — Мейгри! — заговорил он серьезно, настойчиво. — Мейгри, если тебе хоть что-то известно, ты должна рассказать! Расскажи королю! Расскажи капитану охраны! Расскажи мне, Данхе! Хоть кому-нибудь!
   Она не смотрела на него; она не пыталась вырваться. Она стояла неподвижно, глядя на камень у себя на шее.
   Платус встряхнул ее — не резко, он никогда не бывал резким, даже когда был напуган. Подняв голову, она увидела свое отражение в его глазах, поразившись своей бледности.
   — Я верю Дереку, — наконец сказала она. — Что бы он ни делал, он делает это из лучших побуждений.
   — Неужели ты настолько слепа? — потерял терпение Платус.
   Мейгри вырвала руки.
   — Я принесла клятву верности командиру…
   — Ты присягала на верность и королю!
   — Тебе не понять, Платус. Ты не солдат!
   Она окинула его ледяным, презрительным взглядом.
   — Иногда я думаю: неужели ты сын моего отца? Я знаю, что отец не раз думал об этом!
   Платус побледнел.
   — Иногда, — произнес он, — я жалею, что я его сын. Мейгри тут же почувствовала раскаяние, попыталась загладить свою резкость, но слишком глубокую рану она ему нанесла. Впрочем, брат ее тут же простил, успокоился и почти сразу же ушел. Когда он уходил, в его взгляде читались серьезность и сожаление. Почти жалость.
   «До чего высокомерный, — подумала Мейгри, когда он ушел. — Он всегда таким был! Еще в академии, когда мы были детьми, он пытался руководить моей жизнью». Ее так и подмывало хлопнуть дверью ему вслед, но она сдержалась. Сейчас она выше этого.
   Мейгри опоясалась гемомечом. Она будет ходить с ним до банкета, когда ее попросят снять меч. Она не считала необходимым расхаживать по Блистательному Дворцу вооруженной, но без меча ей было так же неуютно, как и необутой…
   Кстати, где эти чертовы туфли?
   Она их отыскала, раздраженно нацепила, путаясь в юбках, и поспешила к выходу. Она решила, что ничуть не сожалеет о том, что сказала брату. В конце концов, это правда. И она надеялась, что он уйдет из Стражей.
   Дерек был прав. Платус — чужак.
 
   ГЛАВА ВТОРАЯ
   … А вы,
   Бунтовщика поддерживая, сами
   Не менее виновны в мятеже
   Уильям Шекспир. РичардII. АктII, сцена 3
 
   — Я действительно не могу разрешить, — сказал врач. — У Ее королевского высочества это может начаться в любой момент. Мне бы не хотелось нарушать ее покой.
   Мейгри всерьез подумывала: не схватить ли его за отвороты стерильного халата и не выкинуть ли из окна. Она сдержалась.
   — Мне должны были сообщить.
   — Семели не позволила, Мейгри, — вмешался Август Старфайер, наследный принц. — Да и что бы ты сделала? Ведь ты же воевала с коразианцами.
   — Ее состояние не настолько серьезно, — бросил врач. — Подобные кровотечения — не такая уж редкость. Ее королевскому высочеству предписан постельный режим, дабы избежать любых осложнений, которых в настоящее время не наблюдается. Она отходила полный срок. Ребенок здоров. Ее королевское высочество чувствует себя хорошо… будет чувствовать себя хорошо, если ей дадут отдохнуть.
   — Я ненадолго. Только повидаться. Ведь она — моя лучшая подруга. Мы несколько месяцев не виделись. Я уже завтра снова вылетаю на службу.
   — Я разговаривал с женой, — снова заговорил Август Старфайер, смотревший на врача, как на Бога. — Сегодня ей гораздо лучше, и она думает, что визит леди Мейгри благотворно на нее подействует. Она постарается не утомляться. Роды ожидаются сегодня ночью.
   Последнюю фразу он вполголоса произнес для Мейгри.
   — Я бы не говорил так уверенно, — скрипуче заметил услышавший его слова доктор.
   — Неужели со всем этим современным оборудованием, — Мейгри обвела рукой многочисленные экраны, отражавшие показатели состояния больного, — вы не можете определить…
   — Леди Мейгри, — перебил доктор, — мы способны перемещаться быстрее скорости света. Мы в состоянии уничтожать себе подобных искусно и эффективно. Но дети появляются на свет, когда они к этому готовы. Мать-Природа занимается своим делом уже много тысячелетий, и я убежден: чем меньше мы вмешиваемся в ее дела, тем лучше будет для всех.
   — Семели должна находиться в больнице, — отрезала Мейгри.
   — Миледи, когда вы восемь лет отучитесь в медицинской школе, закончите интернатуру и пройдете практику, тогда я стану прислушиваться к вашему мнению. Можете ее навестить, — великодушно добавил доктор, чтобы, очевидно, продемонстрировать таким образом свою власть, — но не больше пятнадцати минут.
   — Так рек Господь, — шепнула Мейгри наследному принцу, ответившему нервным хихиканьем.
   Мейгри забыла о неприятной привычке Августа хихикать, когда он возбужден или взволнован. Раньше она считала это забавным; они с Семели немилосердно высмеивали его по этому поводу, когда еще учились в академии. Сегодня же этот визгливый смешок ее раздражал. Она оставила его с доктором обсуждать дыхательные упражнения и тихо вошла в палату к Семели.
   В голове у нее сразу же мелькнуло, что нет нужды переводить Семели в больницу, потому что больницу доставили сюда. У пилота на звездном корабле меньше приборов! Все настолько изменилось, что она не сразу сообразила, куда попала, и почувствовала себя не в своей тарелке. В комнате сильно пахло дезинфицирующими веществами, и от этого запаха веяло таким холодом, что его не могли согреть даже ароматы от многочисленных цветов из оранжереи. На мгновение Мейгри пожалела, что пришла.
   Темноволосая взлохмаченная голова Семели, смотревшей из окна с красивыми занавесками, повернулась к двери.
   — Мейгри! — воскликнул такой знакомый голос.
   И тут же спальня подруги вернулась для Мейгри в прежнее состояние. Она больше не замечала приборов, она видела обтянутые узорчатой тканью кресла и диваны, столики с фарфоровыми статуэтками в кружевных юбочках, застывшими во времени, безмолвно танцующими менуэт. Гобелены с вышитыми вручную романтическими картинами переливались разноцветьем на стенах, а полированные деревянные полы покрывали ковры ручной работы.
   Почувствовав себя как дома, чего ей уже очень давно не приходилось испытывать, Мейгри прошла через просторную комнату к больничной кровати, на которой лежала ее подруга в окружении машин и под присмотром сиделки.
   — Можете идти, — произнесла Ее королевское высочество, отсылая сиделку, как фрейлину.
   Сиделка колебалась. Но Ее королевское высочество была настроена решительно, и сиделка пошла на компромисс: она переместилась на диван в противоположном конце комнаты и отвернулась к экрану.
   — Она не так уж плоха, — с улыбкой сказала Семели. — Она приносит мне все слухи из больницы. Ты не поверить, когда узнаешь, что мужчина и женщина способны вытворять и в платяном шкафу!
   Мейгри не отвечала. В глубине души ее настолько поразил вид подруги, что ей было трудно говорить. Трепетная красота Семели делала ее одной из самых желанных женщин галактики. А сейчас она лежала в кровати, напоминающей проглотившее ее механическое чудовище, такая маленькая и хрупкая. Безупречно белая кожа Семели, прославленная поэтами, была теперь серой и прозрачной. Ее роскошные черные волосы свалялись и спутались, утратили блеск.