— Ага, по твоему лицу вижу, что ты собираешься меня ругать. — Семели ухватила подругу за руку нарочито умоляющие жестом. — Не сердись, что я не велела тебе сообщать. От тебя, дорогая, зависела судьба галактики. Что я по сравнению с этим?
   Карие глаза Семели были такими же теплыми и живыми, как обычно, в их глубине светилось веселье.
   Немного успокоившись, Мейгри устроилась поудобней на краю кровати.
   — Кто ты? Всего лишь Ваше королевское высочество, принцесса вышеупомянутой галактики, которая вот-вот произведет на свет наследника престола. И я никогда не прощу, что ты не сообщила мне о своем нездоровье, — сказала Мейгри, шутливо шлепнув по руке, искрившейся изысканными драгоценными камнями.
   — Не будь ко мне жестокой, Мейгри, — со смехом сказала Семели. — Ты вот такая высокая, стройная, разодетая пойдешь сейчас на банкет с роскошным столом, будешь пить шампанское и танцевать, в то время как я, такая толстая и раздувшаяся, буду валяться на этой чертовой кровати и ничего не делать…
   — … разве что рожать ребенка, — закончила за нее Мейгри, стараясь не замечать, какие у подруги бледные и тонкие руки.
   — Только между нами, милочка: я бы лучше потанцевала.
   — Врешь! — улыбнулась Мейгри.
   — Может быть, — улыбнулась в ответ Семели. Счастливое выражение лица делало ее на вид более здоровой. — Ты сегодня прекрасно выглядишь, Мейгри. Синий — твой цвет. Он оттеняет твои волосы, отражается в глазах. Тебе надо все время носить синий цвет.
   — Я лично распоряжусь, чтобы командир Саган снабдил меня для боя синим панцирем под цвет глаз, — пошутила Мейгри.
   — Смейся, испорченная девчонка. Ты такая хорошенькая сегодня. Какие-то особые причины? Уж не собирается какой-нибудь свежеиспечённый генерал почтить банкет своим присутствием?
   — Джон… то есть генерал Дикстер не приглашен. Банкет только для Стражей, чего ты не можешь не знать.
   — Но это не значит, что он не может прийти потом, — нанесла укол Семели.
   — Если хочешь знать, потом мы с ним встретимся. Хотим отметить его повышение.
   — Ты так потрясающе выглядишь, что твой вид будет для бедолаги ударом. Наверное, он ни разу не видел тебя без мундира. То есть, может, и видел, — в глазах у нее мелькнул озорной огонек, — но в платье не видел, я хотела сказать.
   — Семели! Как тебе не стыдно такое говорить! — вспыхнула Мейгри.
   — Странно такое слышать от женщины, которая довела своими ругательствами до сердечных колик леди Раунсвэлл. Я уже слышала об этом. Она зажала бедного Августа в угол и повторила для него каждое слово чуть ли не по два раза. Почему ты не скажешь ему «да», Мейгри?
   — Августу? Я бы ему сказала, но, по слухам, у него жена, злая как черт.
   — Я имею в виду Джона Дикстера, а что до меня, то более примерную даму еще поискать. Он жаждет жениться на тебе.
   — Он жаждет «лелеять и оберегать», — вздохнула Мейгри.
   — Иногда это приятно, подружка. — Семели бросила насмешливый взгляд на портрет супруга, стоящий на столике, рядом с кроватью.
   — Тебе, Семели, не мне. Он ненавидит космические полеты. Я без них жить не могу. Кто-то из нас должен пожертвовать своим счастьем ради другого, а в итоге мы останемся несчастными. Кроме того, я не могу ответить «да» на вопрос, который не был задан.
   — Не верю! Он ни разу не делал тебе предложения?
   — Нет. Кажется, в древности говорили: какой мужчина захочет поставить башмаки под кровать жены-воительницы?
   — Насколько я слышала, Дерек Саган иногда снимает башмаки, — лукаво заметила Семели.
   Мейгри вспыхнула и поднялась.
   — Думаю, мне лучше уйти…
   — Мейгри, ну не дури! Я четыре месяца валяюсь на этой кровати! Сплетни — мое единственное развлечение. Естественно, я слышала, как вы вдвоем оказались на планете, не нанесенной на карты…
   — На моем космоплане барахлил компьютер. Мы целую ночь с ним возились, — промямлила Мейгри, покраснев еще больше.
   — Пожалуй, это более правдоподобно, чем нехватка горючего…
   Лицо Семели вдруг стало серьезным. Она сжала руку Мейгри.
   — Но ведь ты его не любишь?
   — Ну почему всех так интересуют мои отношения с Саганом? — вспылила Мейгри, тут же вспомнив обо всех своих сомнениях и тревогах, но снова присела на кровать. — А если и люблю, так что? Он один из самых знаменитых, самых уважаемых людей в галактике…
   — Но и один из тех, кого больше всех не любят, боятся, — жестко сказала Семели, подтягиваясь, чтобы сесть в кровати. — Подложи мне под спину ту подушку. Спасибо… Черт! Она смотрит на меня, вот-вот подойдет! Я в порядке! Правда! Не надо подходить!
   Привставшая было сиделка бросила на нее суровый взгляд, но вернулась к видеоэкрану.
   Положив руки на большой живот, Семели умоляюще посмотрела на Мейгри.
   — Я понимаю, Мейгри, ты уважаешь его, восхищаешься им, но не вздумай принимать это за любовь. Вы и так достаточно близки из-за этой ужасной мысленной связи. Не подходи к нему ближе.
   Румянец отхлынул от лица Мейгри, она похолодела. Отвернувшись от подруги, она смотрела в окно на заходящее солнце.
   — Мейгри, он принесет тебе одно горе! Он не способен любить. Он холодный, бесчувственный…
   — Бесчувственный? — пробормотала Мейгри почти про себя.
   — Может, и не бесчувственный, — поправилась Семели, — но наверняка сдерживает свои чувства так, как ни один из мужчин, которых я знала. Я помню его по учебе, когда пришла в Королевскую мужскую академию изучать высшую математику. Мне было шестнадцать…
   — И ты была невероятно красивой, — сказала Мейгри, обращая на подругу любящий взгляд, пытаясь заставить ее сменить тему. — Все влюблялись в тебя с первого взгляда.
   — Не все, — возразила Семели, отказавшись сойти с курса. — Когда на меня смотрел Дерек Саган, меня не покидало чувство, что он рассматривает меня с точки зрения химических процессов, происходящих в организме. А мы, насколько тебе известно, на девяносто процентов состоим из воды.
   Окунувшись в воспоминания давно прошедших дней, Мейгри не могла удержаться от смеха.
   — Но не забывай, он воспитывался в монастыре, — тихо сказала она, снова покрывшись румянцем.
   — Это ничего не значит! Ведь он был рожден? Каким бы религиозным ни был его отец, его мать, насколько я слышала, зачала не от ангела небесного…
   — Семели! — возмутилась Мейгри. — Так ты меня хочешь довести сердечных колик?
   — Ну уж про то, как он… чинил твой компьютер, ты мне наверняка расскажешь, — скромно заметила Семели.
   Мейгри поднялась.
   — Я ухожу.
   — Хорошо, хорошо. Я бы разволновалась, услышав повествование о столь бурном приключении, а это мне ни к чему. Не уходи, пожалуйста! Больше не буду. На сегодня ты уже получила свою порцию нравоучений. А что еще можно ждать от немолодой замужней женщины?
   — Но мне и правда уже пора. Доктор Господь Всемогущий дал мне пятнадцать минут, а если я еще задержусь, боюсь, он начнет метать в меня пылающие молнии.
   — Но ты мне еще не рассказала ни одного неприличного анекдота, а кроме тебя некому, ты же знаешь…
   У Семели перехватило дыхание; пальцы, державшие руку Мейгри, сжались еще сильнее. Семели принялась разминать спину.
   — Схватки? — спросила Мейгри.
   — Да. Несильные пока. Еще рано.
   — Тогда я останусь с тобой. Банкет и без меня хорошо пройдет.
   — И это говоришь ты, почетная гостья? Оставишь пустое место у головного стола? Джефри будет гоняться за тобой и проткнет салатной вилкой. Беги. Это только начало. Первый ребенок. Наверное, еще несколько часов осталось.
   — Тебе дадут какое-нибудь обезболивающее?
   — И это я слышу из уст женщины, которая три часа сражалась со сломанной рукой и сказала об этом только по окончании боя! — фыркнула Семели. — Ох-хо-хо. Эти чертовы машины на меня настучали. Вот и сиделка, и доктор, и Август. Надеюсь, мой бедный муж это переживет. Он терял сознание на уроках по акушерству. Мейгри наклонилась к подруге и поцеловала ее в лоб.
   — Боишься? — шепотом спросила она. Семели подняла сияющие глаза.
   — Нет, Мейгри. Я счастлива. Очень. — Она положила руку на живот. — Мой сын родится сегодня ночью! Мой сын!
   Мейгри шагала по дворцовым коридорам, обеспокоенная и озабоченная, едва соображая, куда идет, движимая скорее инстинктом, чем намерениями. Семели… Саган. Стоило ей только перестать думать о Семели, как тут же всплывали мысли о Сагане, или наоборот.
   Когда она пришла в себя, то обнаружила, что забрела не туда и оказалась возле капеллы. Банкетный зал располагался в другом крыле гигантского здания. В пустых коридорах не было ни души. Почему же тогда она сюда пришла? Не в ее характере бродить бесцельно, даже в рассеянном состоянии. Она уже собиралась уходить, опасаясь, что опоздает на банкет, когда кто-то возник из пропахшей ладаном темноты.
   — Саган!
   — Мейгри.
   Для него ее появление явно не было неожиданным, и он, казалось, слегка удивился ее изумлению.
   — Когда ты вернулся?
   — Только что. Я тебя позвал. Разве ты не слышала? Мейгри смущенно приложила ладонь к виску.
   — Да… наверное. — Она огляделась. — Кажется, поэтому я и пришла. Но… у меня в голове столько всего. Столько всяких мыслей…
   — Неужели? И каких же именно? — поинтересовался он ровным, сдержанным голосом.
   Мейгри пристально на него посмотрела. Саган терпеть не мог больших приемов. Он присутствовал на них лишь по обязанности, но выполнял все предписанные ритуалы неохотно и в течение всего вечера пребывал в раздражительном, нетерпимом настроении. Но не сегодня. Сегодня он был напряжен, собран, энергичен и, как всегда перед боем, холоден и сдержан. Его мысли были полностью закрыты от нее. С таким же успехом она могла попытаться проникнуть сквозь ноль-гравитационную сталь. Кроме того, на нем был боевой панцирь, а не парадные одежды.
   — Я… точно не знаю, — запинаясь, ответила она. — Дерек, что происходит?
   Он шагнул к ней, взял ее за руки.
   — Что ты видела, Мейгри? Что тебе показало внутреннее зрение?
   Она перевела глаза с него на точку далеко за ним, отчаянно пытаясь рассеять туман.
   — Опасность, но я ее не вижу. Помнишь, как мы вы садились на корабль коразианцев? Я знала, что они поджидают нас… но вокруг был густой туман. Я не вижу! Ничего не вижу!
   — У тебя руки холодные, — сказал Саган, возвращая ее к реальности, и ласково растер ей руки. — Ты мне веришь?
   — Да, — ответила она без колебаний. — Ты мой командир.
   — Хорошо, — сумрачно улыбнулся он, поцеловал ей руки и отпустил. — Тогда отдай мне свой меч.
   Мейгри расстегнула пояс и подала ему меч. Ловко обернут пояс вокруг рукояти, он засунул меч к себе за пояс, скрыв его под складками развевающегося плаща.
   — Заряжен?
   — Конечно. Зачем…
   Саган приложил ладонь к ее губам.
   — Как вы думаете, миледи, если бы Создатель захотел, чтобы вы увидели, Он разогнал бы туман?
   Мейгри отодвинулась от него, опустила глаза, потерла окоченевшие руки.
   — Боюсь. Я вдруг почему-то очень испугалась… Саган взял ее за руки, привлек к себе, погладил ее тонкие светлые волосы, рассыпавшиеся по синему бархату. Она расслабилась в его объятиях, прислушалась к учащающимся ударам его сердца.
   — Я думаю о той ночи, — сказала она. — Я вспоминаю ту ночь…
   Она покрепче прижалась к нему и почувствовала, как его губы прикасаются к ее голове.
   — У нас будет еще немало ночей, — тихо сказал он. — Что есть космический полет, если не одна долгая, нескончаемая ночь?
   «Что есть смерть?» Эта непрошеная мысль испугала ее.
   Он убрал руки и снова предстал в обличье требовательного, сурового командира.
   — Как здоровье Ее королевского высочества? — отрывисто спросил он, надевая мягкие кожаные перчатки.
   — Ты имеешь в виду Семели? — удивленно спросила Мейгри, ни разу не слышавшая, чтобы он называл титулом принцессу, с которой все-таки учился в одной школе. — Я за нее волнуюсь. У нее начались схватки.
   — Значит, ребенок родится сегодня, — произнес Саган, слегка нахмурившись, перестав натягивать перчатку.
   — Врач не уверен. Ничего нельзя предугадать… когда речь идет о детях. — Мейгри пожала плечами и покраснела, вдруг почувствовав смущение из-за того, что говорит с мужчиной на такую тему.
   Саган, казалось, что-то хотел ей сказать, развеять туман. Он посмотрел на нее серьезно, пристально, словно примериваясь.
   По выражению его лица она каким-то образом поняла, что не удостоится его откровенности.
   — Следи за моим сигналом на банкете, — сказал он. — Когда увидишь, иди ко мне со всеми остальными. Будь быстрой и решительной. От этого будет зависеть жизнь тех, кого ты любишь, кого ты обязалась защищать.
   Мейгри была разочарована.
   — Хорошо, мы будем готовы. Но почему ты мне не расскажешь…
   — Есть причины, — ответил Саган, наклонившись и прикоснувшись губами к ее щеке. — Я на тебя рассчитываю, Мейгри.
   И он ушел широкими шагами в сгущающуюся тьму.
 
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   Я гляжу с тяжелым сердцем,
   Как на землю с небес звездой падучей
   Твое величье катится стремглав.
   Уильям Шекспир. РичардII. АктII, сцена 4
 
   В дальнем конце зала на возвышении сидел оркестр из андроидов, запрограммированных на исполнение классики. Они играли королевские марши и гимны, собранные со всех концов галактики. Стражи в синих бархатных одеяниях, из украшений имевшие только звездные камни, проходили в обширный зал в порядке, предписанном обычаем и протоколом. Каждого представляли собравшимся, и их имена парили над музыкой и эхом отдавались в высоких сводах.
   Точно так же они отдавались бы в высоких небесных сводах, подумала Мейгри, нервно потирая руки.
   — Когда-нибудь, — заметил Ставрос, — ты оторвешь себе пальцы.
   Мейгри не слышала его, хотя стояла рядом.
   — «А поскольку нам нужны лучшие Стражи для нашего города, должны ли это быть те, кто в наивысшей степени обладает их качествами?»
   — Никакого Платона, пока не выпью, — запротестовал Ставрос. — Бар забит. Я не смог и близко подойти. Но мы с тобой зашли последними. Так что можно попробовать…
   — Никакой выпивки.
   Мейгри потянула его за рукав, оттащила назад.
   — Ты понимаешь, — продолжала она, понизив голос, — что, если сегодня ночью что-нибудь случится, правительство каждой планеты во всей галактике потеряет одного, а то и больше представителей?
   — Ну хоть какой-нибудь паршивый вискарик с водой! — взмолился Ставрос. — Продолжай, Мейгри! Только не говори, что воспринимаешь все эти слухи всерьез! Что может случиться? Мы же говорим о Королевской крови! Ведь в этом зале достаточно особей, соединивших в себе достижения космического века и генной инженерии и способных снести с дворца башни и отправить их на орбиту!
   — Мне и это не нравится, — заметил Данха Туска.
   — Тебе всегда все не нравится, так что твое мнение никого не интересует! — сварливо бросил Ставрос. Его мучила жажда.
   — До нас с Платусом от военных донеслись странные слухи…
   — Военные, как твое брюхо, — всегда ворчат. Подумай, Данха, что ты говоришь! Пригони сюда хоть целую армию: не пройдет и пяти секунд, как Королевская кровь одним движением руки заставит солдат обратить свое же оружие против себя!
   — Если только речь идет об обычной армии, — заметила Мейгри.
   — А какая здесь еще есть?
   — Думаю, кто-то все-таки должен поговорить с королем, — настаивала она.
   — Мы пытались сказать Его величеству, — пророкотал бас Данхи Туски. — Он не стал слушать.
   — Не совсем верно, — вмешался Платус, не обращая внимания на Данху, не любившего, чтобы ему противоречили. — Его величество очень учтиво нас выслушал, учтиво поблагодарил нас за заботу и отпустил.
   — Наверняка очень учтиво, — пробормотала Мейгри.
   — Он не стал слушать! — упрямо повторил Данха. — Старфайер — старый дурак, и пусть меня слышат! Я повторю это ему в лицо, если он захочет!
   Огромный, устрашающего вида чернокожий Страж так свирепо посмотрел на проходившего лакея, что бедолага пробормотал извинения за что-то, чего не делал, и поспешно скрылся.
   — Теперь пойдем! — сказал беспечный, добродушный Ставрос, который терпеть не мог споров, от которых Данха получал удовольствие. — Не сердитесь на старого короля. Посмотрите на все реально. Каким образом Его величество может отменить банкет? Это же самый крупный прием за последние десять лет! Если отменит, на него насядет пресса и будет допытываться, почему отменили. А если он скажет почему, то придаст вес ропоту кучки недовольных.
   — Господь с ним. Господь его защитит, — буркнул Данха.
   — Господь помогает тем, кто помогает себе сам, — вздохнула Мейгри.
   Она не отрывала глаза от зала. Она уже много раз видела этот зал, сверкающий огнями хрустальных люстр. Сегодня ей казалось, что к их блеску примешиваются отсветы огня.
   — Как крысы в ловушке. Безоружные. Без телохранителей…
   — И вправду безоружные! — мрачно согласился Данха. — Ты отдал свой меч Сагану?
   — Да, и обещал ждать его сигнала, но он не сказал, в чем дело, — пожал плечами Ставрос.
   Вид у Платуса был угрюмый.
   — А ты спрашивал?
   — Дорогуша, я боролся с этим чертовым нарядом! Только я его надел и посмотрел в зеркало, как обнаружил, что надел эту чертову штуку задом наперед. Вместо того чтобы снять, я решил частично из него вылезти и повернуться внутри, не снимая. И вот торчу я в этом проклятом балахоне, угодив головой в рукав, как вдруг в мою комнату врывается Саган и требует у меня меч. У меня не было настроения для беседы.
   — Я его спросил, — сказал Данха, — и он мне не ответил. Он сказал, что у него нет времени, что он встречается с Его величеством.
   — И он встретился? — изумилась Мейгри.
   — Нет, — ответил Платус, по лицу которого пробежала тень. — Его величество отказался его принять.
   — Что это? — спросил Данха, оглядываясь. — Вы слышали? Похоже на взрыв…
   Ставрос раздраженно покачал головой.
   — Это гром. Гроза начинается. Слушай, Мейгри, если Данха собирается всю ночь так дергаться, я просто требую стаканчик, раз уж больше нечем успокоить мои расшатанные нервы.
   — Небо было чистым, когда я пришел. Это был взрыв со стороны базы. Не нравится мне это, — повторил Данха. — Может, кому-нибудь из нас посмотреть…
   — Никакой возможности. — Мейгри остановила Данху, вцепившись в рукав. — Джефри на нас смотрит. Ты и до двери не дойдешь. Кроме того…
   — И не пытайся, Данха, — посоветовал Ставрос. — Я как-то пытался удрать со званого вечера у Его величества. Так визг Джефри у меня до сих пор в ушах стоит. Иногда я просыпаюсь ночами и слышу его вопли, вижу, как он носится за мной и размахивает этим шелковым платком. Клянусь, после этого несколько часов не мог глаз сомкнуть.
   — Кроме того, — продолжала Мейгри, раздраженная тем, что ее перебили, — мы должны дождаться здесь Сагана… если ему понадобимся.
   — Кстати, где наш командир?
   Все трое — Ставрос, Платус, Данха — посмотрели на Мейгри.
   — Он появится здесь. И тогда все будет нормально. Что бы ни происходило, Сагану об этом известно, все под его контролем.
   — Сагану об этом известно? — переспросил Платус, еще больше помрачнев. — Что ты имеешь в виду, Мейгри?
   Она не собиралась ничего говорить, а лишь затрясла головой.
   — Она имеет в виду, что знает, где он провел последний месяц, — догадался Данха, у которого была развита интуиция, как и у всех, кто пользовался гемомечом. — Теперь я понял. Он был у своего друга революционера!
   — Это правда, Мейгри? Саган был у Питера Роубса?
   — Да, был! И не смотри на меня так, Платус! — бросила Мейгри, постепенно накаляясь. — А Данха… где бы ты был, если бы Саган не убрал того тройлианца, который пришпилил тебя к переборке? А ты, Ставрос, так бы и болтался на той дурацкой статуе, если б не он! А ты, Платус, вспомни ту мину-ловушку, на которую ты чуть не наступил… Да нас всех уже давно бы на свете не было или висели бы тушами в холодильниках коразианцев, если бы не Дерек! Вы все обязаны ему жизнью, каждый из вас! Не хочу я больше тут стоять и слушать ваши наветы…
   — Сестра, остынь! — Платус погладил волосы Мейгри, как бы гладил кошку. — Никто ни на кого не клевещет.
   Данха фыркнул, словно рассерженный бык.
   Двери зала медленно закрылись. Собравшиеся занимали места за длинными столами с белыми скатертями, уставленными хрусталем, золотом, серебром. Двери должны открыться еще раз для почетных гостей… и Его величества короля.
   — Почти пора, — сказал Ставрос, гораздо тише, чем обычно. — А вот и Его величество со свитой.
   — А вон Джефри нас разыскивает, — сообщил Данха, который благодаря своему росту возвышался над толпой и видел все происходящее.
   — Сагана не видно? — спросил Платус.
   — Нет, — ответил Данха.
   Министр протокола Джефри, в бархатном костюме, весь в ленточках, заметил их, сурово нахмурился и засуетился, размахивая надушенным платком, словно это было кадило, а он — священник, отпускающий грехи. Он быстро их пересчитал, сбился, начал снова считать, все это время пристойно улыбаясь публике, и прошипел уголком рта:
   — Куда запропастился Дерек Саган?
   — Сейчас придет, — бросила Мейгри.
   Ей вдруг стало тяжело дышать. Легкие у нее горели; невидимый огонь препятствовал дыханию.
   — Черт бы его побрал! Оркестр вот-вот начнет церемонию. Как я буду оправдываться перед Его величеством? Занимайте свои места. Момент, дайте на вас взглянуть. Боже мой! Леди Морианна! У вас юбка сзади подтянута чуть ли не до колен! А где вы взяли эти невообразимые туфли? Прячьте ноги под столом.
   Джефри умелой рукой поправил одежду Мейгри, мельком взглянул на мужчин.
   — Будет ли позволительно попросить вас, Данха Туска, раздобыть наряд, нижняя кромка которого не будет на три дюйма подниматься над лодыжкой?
   Данха только что-то пробурчал. Он не стал затевать полноценный спор — плохой признак для тех, кто его знал. Мейгри чувствовала себя все хуже; ужас наполнял ее. Вдруг по необъяснимым причинам она почувствовала, что не может войти в зал.
   — Пожалуй, — слабо заговорила она, — мне не стоит присоединяться к процессии. Наверное… мне следует дождаться лорда Сагана…
   Судя по лицу Джефри, он был близок к апоплексическому удару.
   — Плохо уже то, что одного из вас не хватает, — истерично завизжал он, — и я и так, без сомнения, проведу завтра несколько неприятных минут, пытаясь объяснить это Его величеству! Если двоих не будет, жизнь моя кончена! Кончена! — Он промокнул рот надушенным платком. — Я тогда брошусь с балкона вниз головой!
   — Ну и пусть, — вполголоса заметил Данха.
   — Это не понадобится, Джефри, — вздохнула Мейгри. — Я просто предложила.
   Она заняла свое место в выстраивающейся процессии, а Джефри все время крутился рядом на тот случай, если она вдруг решит улизнуть. Вся группа двинулась вперед, к огромным дверям с королевским гербом: сверкающая звезда, лежащий лев (символизирующий мирное правление Его величества) и девиз «Tolle me» — «Воспринимай меня таким, какой я есть».
   Все двигались медленно, а Джефри задавал ритм взмахами платка. Раз-два, раз-два. Мейгри чувствовала себя, как каторжник на одной цепи с товарищами, которых ведут на смерть. Она не испытывала такого страха, высаживаясь на вражеский корабль. Мальчик с флагом Стражей, возглавлявший процессию, подошел ко входу в зал. Два лакея в напудренных париках и бархатных ливреях с поклоном широко распахнули двери.
   Оттуда вырвались свет, тепло, смех. Барабанная дробь, которой начинался марш Золотого легиона, взволновала кровь Мейгри и повлекла ее вперед. Смех и разговоры смолкли, уступив место шорохам, шепоту, скрипу кресел и шелесту, с которым несколько сотен людей поднялись с мест. Исключение составляли существа, не имевшие ног; в этом случае они выказывали свое уважение другими приличествующими поводу способами.
   Мейгри вошла в зал под мерные звуки марша, в то время как сердце у нее стучало неровно, сбивчиво. Ей показалось, будто она вошла в горящий дом. В зале стояли огненные завесы, а раскаленный воздух был наполнен ядовитым дымом. С трудом дыша, она продолжала шагать впереди эскадрильи мимо рядов сервированных хрустальной посудой столов, мимо улыбающихся, перешептывающихся и аплодирующих Стражей, многие из которых беззаботно поднимали бокалы с шампанским.
   Дерек должен был шагать впереди нее. Как командир он имел на это право. Никто не выразил недоумения или разочарования из-за его отсутствия. Его недолюбливали: его угрюмая суровость отбрасывала тень на любое празднество. Мейгри подумала, что Джефри пока нет надобности бросаться с балкона.
   Будучи второй по старшинству, она вела свою небольшую эскадрилью по центральному проходу, мимо рядов ликующих людей, к головному столу, столу Его величества. Хорошо, что Мейгри делала это уже не в первый раз. Приблизившись к головному столу, она повернулась лицом к толпе, ожидая прибытия короля, сама не понимая, как ей удалось дойти.
   Брат оказался рядом с ней; его тонкие пальцы скользнули по ее руке.
   — Мейгри, у тебя ужасный вид! Ты нормально себя чувствуешь?
   Она взяла Платуса за руку. Ей вдруг вспомнились слова хоббита Фродо, сказанные верному Сэмуайзу на горе Дум: «Я рад, что ты здесь со мной, здесь, в конце всего сущего…»