Дитрих недоумевающе пожал плечами и нерешительно затоптался на месте. Вопрос был все-таки деликатный. Немецкий аристократ не может вот так, с ходу, решить, в какую дверь платной уборной ему ломиться – правую или левую. Особенно если над входом висит такая странная надпись. Припоминая что-то о конях, которых теряют при повороте налево, и деньгах, которые отчего-то исчезают при выборе правостороннего движения, майор робко потянул на себя правую дверь. Она оказалась незаперта.
   Пустое помещение Дитриха, естественно, не заинтересовало. И он переместился к левой двери. Рассуждал он предельно просто и логично – как и всякий немец на его месте: одно из двух, а третьего не дано. Следовательно, если Хруммсы нет в кабинке справа, он находится в кабинке слева и, конечно, должен был бы запереться. Однако, соблюдая элементарные правила приличия, майор деликатно постучал, прежде чем толкнуть дверь.
   Дверь подалась так легко, словно только и делала, что гостеприимно ждала посетителя. Морунген приоткрыл ее и, смущаясь, заглянул внутрь. Там было абсолютно пусто и на удивление чисто, как если бы это заведение посещали крайне редко, а хозяева его были просто до одури чистоплотными. Дитрих даже присвистнул, выразив тем самым свое одобрение. Впрочем, германское командование не ставило перед ним задачу инспектировать платные русские туалеты, и барон строго указал себе на это.
   Прикрыв дверь, он остановился в раздумьях перед входом: Хруммса исчез – это было очевидно, но тем не менее невероятно. Маленький полиглот пропал без единого крика о помощи, будто его вознесли на небо доброжелательные ангелы. Впрочем, набожный Дитрих никогда не слыхал о том, чтобы человека забирали на небо прямо с унитаза.
   Поглощенный мыслями об исчезнувшем полиглоте, майор фон Морунген забыл о своих подозрениях насчет туалета как замаскированной огневой точки противника. Собственно, противника он уже и не ждал, а поэтому пришел в замешательство, когда строгий голос, доносившийся откуда-то сверху, скомандовал:
   – Стой! Ру-ки вверх! Кру-гом! Не шевелиться! Не оборачиваться!
   Вряд ли это ангел, подумал наш герой. У ангелов другой текст. Во всяком случае, хотелось бы на это надеяться, хоть и невозможно утверждать наверняка. Решив, что если даже это и ангел, то он, должно быть, вооружен, Морунген честно исполнил требования невидимки.
   Когда он поднял руки, некто тяжело спрыгнул с крыши за его спиной и задал вопрос вопросов:
   – Злакуздрический кашменчик или жизнь?
   В воздухе повисла нервная пауза.
   Морунген не знал, что такое злакуздрический кашменчик, но решил не рисковать. Все-таки отдел пропаганды не зря ел свой хлеб, и Дитрих понял, что ему, похоже, придется лично столкнуться с теми зверствами, которые чинят русские на Восточном фронте.
   – Жизнь! – бодро заявил он.
   Незнакомец замялся, словно не рассчитывал на такой ответ. Прикинул что-то в уме, после чего философски заключил:
   – Ты храбрый воин, но сначала злакуздрический кашменчик!
   «Видимо, пыток все-таки не избежать», – с тоской подумал Дитрих и приготовился к худшему.
   Невидимка ощупывал и похлопывал его по всему периметру, проверяя содержимое карманов и кобуры. Не переставая шустрить руками, некто заметил:
   – Что, красавчик, никак не можешь решиться, какую дверь выбрать?
   Дитрих издал неопределенный звук. Понимать человека, захватившего его в плен, он отказывался, а потому решил тянуть время, надеясь на то, что от танка подоспеет спасательная экспедиция.
   – А с кем я имею честь…
   Он не успел договорить, так как руки незнакомца наконец добрались до внутреннего кармана его кителя и извлекли оттуда кожаный бумажник. Послышался хруст перебираемых бумажек, затем негодующий вопль – и чья-то рука с возмущением ткнула ему под нос купюру, добытую из его собственного кошелька:
   – Что это тут за усатая киса нарисована рядом с птичкой?
   С купюры на Морунгена немного грустно и обиженно взирал Гитлер. Майор возмутился:
   – О фюрере попрошу выражаться с уважением!
   Голос сердито предостерег:
   – Спокойно, спокойно, без фанатизма! Просто интересно – ты это сам нарисовал или тебе такое где-то всучили? – И, поскольку Дитрих замкнулся в гордом молчании, уточнил: – Это билеты на концерт, что ли, такие?
   Морунген насупился и не удостоил нахала ответом – о чем прикажете говорить с таким идиотом? Судя по шелесту и шуршанию, незнакомец продолжал изучать содержимое Дитрихова портмоне.
   – Женат, дети есть?
   – Нет, нету, – сердито буркнул майор.
   – А это кто?
   Из-за плеча снова высунулась рука и в жесте крайнего негодования предъявила Морунгену фотографию Марты – точнее, не самой Марты, а ее портрета. Того самого, в который барон был влюблен с пятнадцатилетнего возраста. Но не объяснять же в самом-то деле русскому снайперу про свою великую платоническую любовь.
   Морунген пожалел, что не послушал Генриха и пошел сюда один.
   – Невеста! – ядовито процедил он сквозь зубы.
   – Ладно, ладно, расслабься, – предложил некто. – Теперь о главном. Поговорим начистоту.
   Знакомая рука снова высунулась из-за спины и потыкала в табличку на фасаде.
   – Ты читал, что здесь написано?
   На всякий случай Дитрих еще раз пробежал глазами текст.
   – Да, – наконец подтвердил он. – В чем, собственно, дело?
   Некто внезапно изменил манеру поведения и голосом воркующей голубки произнес:
   – А не желает ли котя добровольно вступить в наш чудесный Лазурный Низапутический союз?! – И присовокупил нечто, по всей видимости, весьма заманчивое: – Членам общества – скидки.
   О каких скидках шла речь, майор так никогда и не узнал. Но понял, что все дело в оплате. Конечно, платить принято только за реальные услуги, но каких только исключений не сделаешь из общего правила, если тебе вот-вот могут пальнуть в затылок.
   – Может, я просто заплачу вам, сколько скажете, и мы спокойно разойдемся? – предложил Морунген и тут же уточнил с типично немецкой дотошностью: – Правда, я не воспользовался вашим заведением…
   Незнакомец проигнорировал сии разумные речи:
   – А мы еще разок спросим: а не желает ли ко-о-отя…
   Но он так и не успел закончить свою коронную фразу – в его спину уперся твердый холодный ствол МР-40, и Генрих пробасил нараспев, как лучший солист Берлинской оперы в партии Мефистофеля:
   – Не желает. Господин майор не бу-у-у-удет вступать ни в какие союзы, потому что он член партии с тридцать восьмого года, ему нельзя-я-я! Еще вопросы есть? Если нет – руки вверх и два шага в сторону!
   Некто беспрекословно повиновался Генриху, успев только печально заметить:
   – С тридцать восьмого? А так молодо выглядит…
   Теперь уже Генрих возился, обыскивая карманы незнакомца в поисках удостоверения личности, оружия или каких-либо бумаг. Тот боязливо поинтересовался:
   – Ребята, а кто вы, собственно, такие?
   Если бы эту сцену видел сторонний наблюдатель, он бы мало что в ней понял. Ибо один немец, держа в правой руке автомат, левой обыскивает странного вида незнакомца, а второй – его командир – так и стоит с поднятыми руками.
   Генрих по-хозяйски извлек из рук незнакомца портмоне, засунул его обратно в боковой карман морунгеновского кителя и принялся увлеченно шарить в карманах у задержанного. Но счел возможным ответить на вопрос:
   – Мы из состава Второй танковой бригады. – И, расшалившись, пропел: – Боль-шо-о-ой такой бри-га-а-ады.
   Морунген, продолжая держать руки кверху, сухо отрезал:
   – Генрих! Прекрати дурачиться, надо выяснить, кто он такой и что здесь делает!
   Генрих продолжал выворачивать содержимое карманов незнакомца с видом медведя, выковыривающего мед из отчаянно протестующего улья:
   – Так точно, герр майор! – Но, видимо, бес его искушал, ибо он тут же обратился к незнакомцу, стараясь не глядеть в сторону командира: – А из какой бригады мы-ы-ы?..
   Незнакомец возбужденно захихикал:
   – Ой! Ай! Ой, ще-ко-о-отно, котя! В чем, собственно, вопрос? Я твоей красотуле сразу сказал, что я из Лазурного Низапутического союза, – и кокетливо добавил: – Тут вот наш туалетец.
   Генрих сосредоточился, пытаясь переварить полученную информацию, в поисках моральной поддержки он обратился к Дитриху:
   – Низа… какого союза?
   Дитрих, до которого уже дошло, что руки отчего-то устали и болят, но еще не установивший причину этой внезапной усталости, сиротливо пожал плечами:
   – Низапутического…
   Генрих недоверчиво хмыкнул. Затем окинул майора взглядом, каким обычно смотрит портной на клиента с нестандартной фигурой, – смесь сожаления, негодования и уверенности в собственных силах – и посоветовал:
   – Герр майор, руки лучше опустить.
   Дитриха осенило: так вот что причиняло ему столько неудобств в последние несколько минут. Он спохватился и принялся деловито одергивать и поправлять задравшийся китель. Затем его гневный взор упал на незнакомца, который был непосредственным виновником его конфуза. И Морунген жестко заговорил:
   – Отвечай внятно и четко, почему ты на меня напал? Какова численность вашего формирования? Где вы располагаетесь?
   Незнакомец занервничал, переводя печальный взгляд с улыбающегося лица Генриха на свирепую физиономию Дитриха и обратно:
   – Ребята, в чем вопрос? Вы только скажите, и наша «Голубая мечта» – целиком в вашем распоряжении. Оба помещения со всеми услугами. Причем бесплатно. – Это предложение было адресовано непосредственно автомату МР-40.
   Морунген и Генрих переглянулись в замешательстве, а незнакомца уже несло дальше:
   – А если коти хорошо попросят, мы вообще можем присоединиться к вашей большой бригаде всем нашим большим и дружным Низапутическим союзом. На время, разумеется, – хорошего понемножку.
   Генрих тяжело вздохнул:
   – Ничего такого нет, господин майор!
   – А ничего такого и не было, – отвечал неугомонный некто. – Я просто поинтересовался у красавчика, зачем он пожаловал в наше заведение.
   Дитрих побагровел от злости и возмущения, а Генрих рявкнул:
   – Что значит зачем?!
   Незнакомец захлопал глазами.
   Окончательно сбитый с толку, Морунген понял только одно: самыми опасными, разумеется после русских фрау, для боевой единицы вермахта в России являются безоружные члены Лазурных Низапутических союзов. Они могут сбить с толку, заболтать до полусмерти, запутать и т.д. и т.п. А еще он понял, что пора перехватывать инициативу, а то можно проторчать у платного сортира до завтрашнего вечера и так и не выяснить, что здесь произошло, куда делся Хруммса и как жить дальше.
   – Вопросы, – упер он указующий перст в грудь незнакомца, – буду задавать я. А ты будешь отвечать – вразумительно, кратко и предельно правдиво.
   Тип закивал в знак согласия.
   Дитрих удовлетворенно моргнул и задал первый вопрос:
   – Тут маленький такой, – отмерил он ладонью рост Хруммсы, – фиолетовый, не пробегал?
   Незнакомец уставился на Морунгена, как каннибал на вегетарианца, жующего шпинат:
   – Фи-оле-то-вый? – переспросил недоверчиво. – Это голубой и розовый одновременно?! – Тут он замотал головой, будто ему привиделось нечто ужасное. – Ну нет, это уже слишком! У нас таких не принимают!
   Барон рассвирепел:
   – Я не спрашиваю, каких у вас принимают, а каких – нет. Я спрашиваю, видел ли ты у этого туалета кого-нибудь подозрительного в течение последних десяти минут?
   Субъект торопливо сообщил:
   – Видел. Вас.
   Дитрих возвел глаза к равнодушному небу и мысленно укорил Господа за те муки и испытания, которые тот счел необходимым ему послать. Да, он, Морунген, не всегда был примерным христианином, да, был грешен, но не до такой же степени, чтобы подсовывать в виде наказания низапутическое чучело.
   – Кроме нас, – прорычал он, завершив безмолвную беседу с высшими силами, – точнее, до нас, не пробегал ли невысокий, сиреневый тип в кожаном комбинезоне, шлеме и очень больших очках? – Он приставил руки к глазам и изобразил Хруммсины очки.
   Незнакомец внимательно посмотрел эту пантомиму и озадаченно бормотнул, обращаясь в основном к себе, родному:
   – В сиреневом кожаном комбинезоне? Нет, в таком клевом прикиде в этих краях никто не водится. Попадись он мне на глаза, я бы точно его не упустил. Такими стильными членами наш союз дорожит и предоставляет им разные льготы.
   И он задумался, явно представляя обладателя кожаного комбинезона в кулуарах Низапутического союза.
   Генрих, выслушав эту ахинею, обратился к командиру:
   – Ну что с него возьмешь? Может, отпустить на все четыре стороны да пусть убирается в свой Низапутический союз?
   В глубине души Дитрих понимал, что Хруммса сбежал и никто им не поможет. А странный некто просто не вовремя оказался в том же самом месте. Толку с него не было никакого, и майор устало махнул рукой:
   – Ладно, Генрих. Покарауль его здесь, пока я загляну внутрь, на всякий случай.
   В правом, не исследованном прежде помещении, майор обнаружил клочок бумаги, исписанный Хруммсиными каракулями: «Еще раз извините меня, герр майор. Не скучайте, продолжайте в том же духе: кто ищет, тот всегда найдет. Искренне ваш член Союза наблюдателей Хруммса». А внизу приписка: «P.S. Это же жизнь».
   Убедившийся в правоте своих подозрений и весьма этим раздосадованный, Дитрих вернулся с запиской к благородному собранию и сунул ее под нос субъекту:
   – Что ты на это скажешь?
   Незнакомец с интересом перечитал сообщение несколько раз, затем причмокнул нижней губой:
   – Нет, такого общества я не знаю! Союз наблюдателей… Наверняка какое-то левое объединение. Я и не знал, что такое существует. Надо будет наших порадовать.
   Морунген печально отобрал у него документ и спрятал его во внутренний карман, подумав о том, что будет нелишне присовокупить эту бумагу к путевому дневнику в качестве вещественного доказательства:
   – Ну что, Генрих, пойдем? Скоро солнце сядет, а мы все еще толчемся на распутье.
   Немцы двинулись по направлению к танку. Сзади раздался обиженный вопль:
   – А как же я?!
   Морунген прокричал в ответ:
   – Кто-то должен следить за порядком в этом заведении, вот этим и занимайся! – Он было двинулся дальше, но внезапно вспомнил, что еще хотел узнать у незнакомца. – Да, кстати, ты не знаешь, как проехать к хутору Белохатки?
   Тот развел руками:
   – К сожалению, нет, я здесь в гостях у возлюбленного!
   Дитрих понимающе покачал головой:
   – Ну-ну, давай-давай.
   И побежал догонять Генриха.
   Лишившись общества Хруммсы, танкисты заметно поскучнели и даже слегка растерялись.
   Казалось бы, ну и что такого? Крохотный полиглот не принес им большой пользы и оказался таким же беспомощным в великом деле поиска Белохаток, как и они сами. Да, он лихо разговаривал с каннибалами и находил общий язык со всякой тварью, но тут уместно будет вспомнить, что и переведенные на чистейший немецкий язык ответы местных жителей оставались столь же загадочными и непонятными.
   Сумрачный германский гений пасовал перед странной русской логикой – и никакие полиглоты на свете не могли повлиять на эту ситуацию.
   Опять же – скверная привычка Хруммсы все комментировать, во все совать свой нос и неприлично пялиться на Морунгена сквозь темные стекла мотоциклетных очков. С ума сойти можно от такого зрелища.
   Кроме того, спроектированный в расчете на экипаж из пяти человек «Белый дракон» при всей внушительности размеров не был рассчитан на Хруммсу, и последний всю дорогу сидел буквально на голове у Ганса, в минуты волнения и беспокойства пихая последнего ножками в макушку. Тоже мало приятного.
   Что касается Дица, Треттау и Келлера, то они вообще мало общались с переводчиком – отчасти потому, что так и не смогли до конца привыкнуть к его нестандартной внешности, отчасти из-за того, что основной удар принимал на себя их командир. Словом, уж им-то и подавно не должно было быть никакого дела до исчезновения странного существа, в бесполезности услуг которого они имели возможность убедиться.
   Тем не менее все пятеро откровенно скучали по Хруммсе и даже немного переживали из-за него.
   – Надеюсь, у этого малыша все будет в порядке, – в сотый раз вздохнул майор.
   – Возможно, он уже вернулся к прежней работе и наблюдает за нами, – предположил философски настроенный Вальтер. – Не грустите, а то он расстроится.
   – И все-таки…
   Но долго грустить им не пришлось. Дело в том, что многодневное путешествие по безлюдным вольхоллским дорогам привело наконец к тому, что иссяк запас питьевой воды. Провизии было вполне достаточно, а вот отсутствие воды могло вылиться в ощутимую проблему.
   Поэтому, когда дорога, резко свернув несколько раз, вывела машину из бесконечных полей к гораздо более разнообразному ландшафту, немцы возликовали. Веселые зеленые леса, холмы, впадины и низины – все радовало глаз. И танкисты рассчитывали, что рано или поздно натолкнутся на какой-нибудь источник или речушку.
   Но вместо речушки бронированный монстр выехал к удивительному месту – огромной скале, в которой находился вход в пещеру, прикрытый вьющимся плющом и диким виноградом (отметим, что пещеру-то наши герои пока не заметили), и огромному каменному колодцу высотой в человеческий рост, на котором покоилась тяжеленная бревенчатая крышка.
   Танк остановился, и майор фон Морунген, подойдя к колодцу, торжествующе похлопал по бревнам ладонью:
   – Вот она, желанная вода, надо только сдвинуть эту чертову крышку! – Он принялся воплощать свой призыв в реальность. Крышка не сдвинулась ни на дюйм. – Генрих, Вальтер, – возопил майор, – идите сюда, помогите!
   Надо сказать, что Генрих подходил к колодцу с тем выражением лица, которое мы определили бы как небрежное. Дескать, предоставьте все старине Дицу – и вы увидите, как просто решаются такие проблемы. Однако самоуверенность, которая сгубила когда-то величайшего из русских богатырей Святогора, сыграла злую шутку и с ним.
   Поскребя ногами по пыли и побуксовав, словно носорог, упершийся рогом в баобаб, Генрих обнаружил, что и его великанских сил недостаточно. Объединенные старания Дитриха, Вальтера и Генриха тоже ничего не дали, хотя члены экипажа все побагровели, взмокли и окончательно выбились из сил.
   Крышка на колодце оставалась абсолютно неподвижной.
   – Кто ж это сюда положил? – пропыхтел Генрих. – В такой глуши… не само же оно сюда залезло?
   Вальтер, красный, как спелый помидор, пробормотал:
   – А ты слышал сказки про русских богатырей?
   – Про каких богатырей?
   Вальтер оставил тщетные попытки и принялся отряхивать руки:
   – Про тех, что жили в глуши, а когда возникала необходимость, собирались вместе, чтобы защищать родную землю. Впрочем, мне это известно только понаслышке. У нас по русскому фольклору специалист герр майор.
   Генрих тоже оставил крышку в покое и с любопытством обернулся к товарищу:
   – А как они друг друга оповещали о необходимости встретиться? У них что, уже тогда радиостанция была? Не верю – это все коммунистическая пропаганда.
   Морунген тем временем сосредоточенно осматривал колодец, медленно обходя его по кругу:
   – Какая простая, добротная и надежная конструкция. Тот, кто это делал, своего добился. Но как-то же она должна открываться. Вероятно, здесь есть свой секрет, и мы должны его разгадать.
   Вальтер усомнился:
   – Герр майор, может, там вовсе воды нет? Может, его специально заколотили, чтобы туда никто не свалился, вроде того, как у нас в фатерлянде закрывают старые шахты?
   Дитрих сперва сдвинул фуражку на затылок, а затем и вовсе ее снял, вытирая взмокший лоб.
   – Может, может, но не помешает разобраться в этом казусе до конца. Во всем должна быть определенность. И потом – это же явно колодец, пусть и великанский, а никакая не шахта. Генрих! Иди к машине и скажи Клаусу, чтобы потихоньку выкатывался сюда. А вы снимайте буксирный трос и инструменты: сейчас посмотрим, что русские так надежно прячут в этом месте!
   Генрих с сожалением поглядел на Дитриха, который все еще пытался понять русских, но потопал выполнять приказ. Вальтер добыл из кармана платок и промокнул им лицо.
   – Довольно странно, repp майор, что мы наблюдаем колодец без механизма для подъема воды на поверхность и какой-либо емкости. Вы не находите?
   Дитрих привстал на цыпочках и даже слегка подпрыгнул, попытавшись разглядеть настил сверху. Его, знатока России, отсутствие ведра как раз не удивляло:
   – Спрятали, наверное, чтобы не украли. Здесь это обычное дело.
   Наблюдательный Вальтер краем глаза заметил какое-то легкое движение в пышной листве кустарника, обрамлявшего поляну. Он на всякий случай расстегнул кобуру пистолета:
   – У меня такое ощущение, что мы тут не одни.
   Морунген пошел еще дальше – добыл пистолет и даже снял его с предохранителя:
   – Полагаешь, за нами следят?
   Вальтер спрятался за массивным колодцем:
   – Не уверен, но какая-то тень мелькнула во-он в тех кустах.
   Морунген воинственно помахал пистолетом, высовываясь из-за каменной кладки:
   – Эй! Рус! Как это нато прафильно открыфатъ?! Та где ест тфой претмет черпайт вода?!
   Если и был кто в лесных зарослях, то тайну пропавшего ведра решил хранить до самой смерти и на отчаянные призывы наивного майора не отозвался.
   – Никого там нет, – грустно констатировал Дитрих, пряча пистолет. – Народ в этих краях такой дикий, что на пушечный выстрел подойти боится. Всю дорогу только и вижу, как кто-нибудь от нас драпает. Иногда думаю, уж хоть бы напали, – когда была зима, нападали же… Уму непостижимо.
   Вальтер на всякий случай присел на корточки, чтобы не изображать из себя мишень.
   – Угу. Драпают. И почему-то обязательно в лес, как будто там медом намазано.
   Дитрих поучительно заметил:
   – Медом не медом, а такова исторически сложившаяся традиция. Одно ясно – с нами они дела иметь не хотят. И хотя это плохо и всячески затрудняет наш поход, но чисто по-человечески я могу их понять. Мы ведь захватчики, оккупанты, и добра они от нас, конечно, не ждут.
   Вальтер повел себя странно. Он не столько приглядывался и высматривал таинственного наблюдателя, сколько – показалось Морунгену – принюхивался. Спустя минуту Треттау действительно задал неожиданный вопрос:
   – Вы не чувствуете, герр майор, такой несколько странный запах?
   Морунген послушно втянул носом воздух:
   – Какой запах? Я лично ничего не чувствую.
   Вальтер окинул командира с ног до головы взглядом исследователя:
   – У вас его перебивает французский одеколон. – Он еще раз принюхался и даже покрутился на месте, пытаясь определить источник. – Знаете, очень похоже на запах хлева или стойла, только более неприятный, с такой тошнотворной примесью.
   Морунген тоже повертелся и огляделся вокруг:
   – Вот теперь и мне кажется, что вроде что-то витает в воздухе.
   Зарокотал подъехавший танк. Генрих и Ганс деловито тащили к колодцу трос и инструменты.
   – Источник запаха где-то поблизости, – не унимался Вальтер.
   Морунген уже руководил передвижениями танка и на Вальтера внимания не обращал:
   – Левее, левее, Клаус, а то дерево стволом заденешь! Осторожно, там небольшая яма и валуны по краю!
   Генрих внес рационализаторское предложение:
   – Ну что, герр майор, не разгадали загадку русского колодца?! Может, ему надо сказать: колодец, колодец, повернись к лесу задом, а ко мне передом!
   Дитрих укоризненно покачал головой:
   – Не буду больше вам русские сказки рассказывать, все равно без толку. Ну кто же говорит колодцу: «Повернись к лесу задом, а ко мне передом»? Это избушке говорят, а колодцу надо велеть: «Колодец, колодец, дай воды напиться».
   – Все равно ничего не выходит, – уныло заметил Ганс. – И что с тросом делать, я тоже не очень хорошо понимаю.
   – Может, подорвать проклятое сооружение? – предложил Генрих. – Одного, – он прикинул что-то в уме, – ну двух-трех залпов было бы вполне достаточно.
   – А воду как добыть? – строго глянул на него Вальтер.
   – Ах ты, черт, – расстроился Генрих, уже представивший, как взлетают в воздух остатки бревенчатого настила. Он был человек азартный и проигрывать – особенно загадочным русским богатырям – не любил. Мысль о том, что кто-то может без проблем сдвинуть крышку с этого колодца, повергала его в глубокое уныние.
   – Был такой русский силач Иван Поддубный, – сообщил образованный Вальтер. – Он вообще энциклопедии рвал пополам, как лист бумаги. Ему эта крышка…
   – Поэтому здесь и творится бог знает что, – рассвирепел Ганс. – Энциклопедии читают, а не рвут пополам. И крышки делают, чтобы в воду не сыпался мусор, а вовсе не для того, чтобы их нельзя было сдвинуть с места.
   – Может, – робко предположил подошедший Клаус, – этот колодец такой же платный, как и придорожный туалет «Голубая мечта»? Поэтому, не заплатив по счету, нельзя и воду достать.
   – И всякий, кто захочет напиться, – мрачно молвил Дитрих, – исчезает так же, как и те, кому «посчастливится» посетить «Химмель-Блау Траум». Ладно, хватит болтать, беритесь за дело. Надо аккуратно сдвинуть настил так, чтобы не разрушить стенки.
   Вальтер осторожно потрогал начальство за плечо:
   – Господин Морунген, а вам не приходило в голову, что это странное сооружение может запираться изнутри?
   – Только этого нам не хватало. А отчего тебе пришла в голову такая невероятная идея?