Страница:
В Англии на протяжении тридцатых годов старые модели оставались неизменными: Сидни Фокс, Уильям Герберт Уоллес, Роуз (убийца, поджигающий машины), Манчини (убийца с Брайтонской магистрали), Бак Ракстон; любой из этих убийц может быть использован как персонаж для романа, вроде «Мы - Подсудимые» Эрнеста Рэймонда, в котором прототипом героя был Криппен. По духу они принадлежали прошлому десятилетию; можно представить Шерлока Холмса, которого вызвали для того, чтобы разоблачить любого из них.
В Америке, с другой стороны, насильственные и нелогичные примеры сексуальных преступлений стали все больше и больше превалировать, хотя в большинстве случаев убийство было побочным или было совершено, чтобы избежать опознания. Случай Джерри Томпсона может быть рассмотрен как типичный. Двадцатипятилетний Томпсон был инженером в Пеории, штат Иллинойс, его осудили в 1935 году за убийство Милдред Холлмарк. Полуобнаженное женское тело было найдено на кладбище. Когда полиция обратилась за информацией, обещая анонимность любой женщине, которая поспособствует, то более чем двадцать пять женщин признались в том, что были изнасилованы за последние восемнадцать месяцев. Насильник, хорошо выглядящий, изысканный молодой человек, обычно подходил к ним, когда они стояли на автобусной остановке, и предлагал подвезти. Обычно он заезжал в безлюдное место и насиловал их; если они сопротивлялись, он бил их или избивал до потери сознания. В нескольких случаях он фотографировал девушек в свете автомобильных фар, и говорил, что пошлет фотографии родственникам при попытке сделать какое-либо заявление. Милдред Холлмарк была дочерью мужчины, с которым он работал, и охотно согласилась на предложение подвезти. Когда она отбивалась, он избил ее до потери сознания и изнасиловал. Он мог принять решение убить ее, потому что был напуган тем, что его узнают; его собственная история, которую он обнародовал, заключалась в том, что девушка умерла после изнасилования. Одна из жертв Томпсона, девушка, которую он изнасиловал и сфотографировал шестью месяцами ранее, позже встретила его на танцах и узнала его. Когда полиция обратилась за помощью, она была одной из тех женщин, которые пришли. При обыске квартиры был найден дневник Томпсона с описанием изнасилований и фотографиями обнаженных девушек. Он сказал полиции, что совершал изнасилования с шестнадцати лет, и изнасиловал более пятидесяти женщин.
Серия нераскрытых убийств, совершенных кливлендским Торсо, также началась в 1935 году. Этот убийца почти наверняка был садистом того же типа, что и Джек Потрошитель [33]. С сентября 1935-го года по август 1938 года «безумный мясник из Кингсбери Ран» (как прозвали его газеты) убил дюжину мужчин и женщин. Большинство из них были отщепенцами или проститутками. В большинстве случаев голова была отрублена (и в шести случаях так и не была найдена); в двух случаях он убил двоих одновременно и расчленил их тела. Эллиот Несс, который стал начальником общественной безопасности Кливленда в 1935 году (после «зачистки» Чикаго), предположил, что убийца был большим и сильным, возможно гомосексуалистом, и что у него была машина и, возможно, собственный дом (в котором он мог спокойно расчленять тела). Опросы кливлендской общественности помогли установить местоположение мужчины, который подходил под описание; в соответствии с хроникером Несса, Оскаром Фрейли [34], Несс провел очную ставку с мужчиной и сказал ему, что он главный подозреваемый. Но пока человек Несса все еще пытался собрать улики против него, мужчина сам согласился на тюремное заключение...
В Англии произошло несколько убийств на сексуальной почве в частной психиатрической больнице, но подобные убийства скоро прекратились.
В сороковые в Англии случались убийства с изнасилованиями - большинство из них совершено неудовлетворенными солдатами в увольнении, - но нет никаких параллелей с подобными американскими случаями до начала пятидесятых, эпохи Хита и Кристи. Случай Альфреда Уайтвэя (1953) в некоторых деталях напоминает случай Пеории. Двадцатидвухлетний Уайтвэй был опытным насильником, и его решение убить двух девушек-подростков на пешеходной дороге рядом с Теддингтоном могло быть вызвано тем, что одна из девушек узнала его, когда он напал на них.
Тем временем в Америке тенденция садизма и ужасного насилия продолжала укрепляться. «Убийства при лунном свете» в Арканзасе произошли в 1946 году. В 1947 «дело Черного георгина» шокировало всю страну. Тело Элизабет Шорт, мечтавшей о карьере киноактрисы, было найдено на пустыре. Оно было разрезано пополам по талии, и сильно изуродовано ножом. Патологоанатом установил, что убийца подвесил ее за ступни вверх ногами и нанес большинство увечий, пока она была еще жива. Затем тело было разрезано пополам и тщательно вымыто. Несмотря на грандиозную облаву, убийца так и не был найден. (И, должно быть, вернее было бы предположить, что он совершил самоубийство сразу после убийства.) Было множество признаний в этом убийстве - все ложные - и несколько преступлений, имитирующих это.
В декабре 1953 года было сообщено о том, что пропала без вести влюбленная пара недалеко от Памплико, Южная Калифорния. Полуобнаженное тело шестнадцатилетней Бетти Каин было найдено в свежевырытой яме, но ее голова отсутствовала. Голова была найдена в яме, в которой лежал ее жених, Генри Аллен. Беглый заключенный Рэймонд Карни тридцати семи лет был признан виновным в преступлении; он настаивал на том, что его мотивом было ограбление; но обследование тела девушки показало, что она была изнасилована. Непонятно, зачем преступник обезглавил девушку и было ли это сделано до или после изнасилования; но мотив был, возможно, садистским.
Случай Эда Гейна, который уже был рассмотрен, произошел в 1957 году. Два года спустя, в Майами, штат Флорида, произошло убийство, которое во многих отношениях напоминает случай Элизабет Шорт, «Черный георгин». Жертвой оказалась пятидесятитрехлетняя старая дева, которая работала секретаршей. Ночью 14 декабря 1959 года Этель Айон Литтл вернулась домой и разделась, приготовившись лечь в кровать. Внезапно мужчина, который прятался в шкафу, повалил ее на пол, затем положил на кровать и привязал ее запястья и лодыжки к спинке кровати. Подробные детали того, что происходило в течение следующих четырех или шести часов, никогда не публиковались; ясно только то, что она подвергалась извращенным сексуальным пыткам, пока не умерла от шока и потери крови. Мужское семя не было обнаружено, но природа увечий, включая следы от побоев, делает ясным, что нападение было сексуальным. Несмотря на широко распространенный полицейский поиск и снятие множества отпечатков пальцев, убийца так и не был найден.
В Англии в течение того же самого месяца был случай, схожий во многих деталях с двойным убийством в Южной Каролине; ирландский чернорабочий, Патрик Бирн, двадцати восьми лет, напился в сочельник и прокрался на территорию женского общежития в районе стадиона «Эджбастон» в Бирмингеме, надеясь подсмотреть за раздевающимися женщинами. Когда он подглядывал через слуховое окно в двери, девушка в комнате подошла к двери - и была немедленно атакована Бирном, который задушил ее, изнасиловал, затем отрезал ее голову кухонным ножом, после чего снова изнасиловал ее. Все это так сильно его возбудило, что он вышел в поисках еще одной девушки для нападения; но девушка закричала, когда он ударил ее по голове, и он стремительно убежал. Бирн не подозревался в убийстве; но когда его допросили - для формального расследования - семь недель спустя, он разоткровенничался. Он признался в том, что не отказывал себе в удовольствии садистских фантазий о женщинах, и сказал, что его убийство Стефани Беирд было местью всем женщинам, «чтобы получить назад от них то, что принадлежало мне, за то, что вызывали у меня нервное напряжение через секс».
Эти случаи, взятые почти в случайном порядке, явно показывают изменение модели насильственного преступления в конце двадцатых или тридцатых годов. Убийства Торсо из Кливленда выделяются, подобно убийствам Джека Потрошителя, как исключение из правил, и предвещают перемены ситуации. Мы можем увидеть постепенное изменение от преобладания убийств, основанных на экономике к убийствам, основанных на сексуальности и, в конце концов, к виду убийства, который кажется типичным для второй половины двадцатого века: их можно назвать «убийствами негодования, возмущения». Во всех этих убийствах есть общая черта - основной мотивацией, кажется, является бунт против общества, который выражается в форме жестокости. Трудно разглядеть «модель поведения», поскольку она продолжает меняться слишком быстро.
Все больше растет число случаев, когда убийство совершается «в первый раз». Убийство Ричардом Спеком восьми медсестер в Чикаго в 1966 году было, безусловно, сексуальным убийством; хотя только одна из девушек была на самом деле изнасилована. Одиннадцатилетняя Мэри Белл из Ныокасла-на-Тайне задушила двух маленьких мальчиков (трех и четырех лет) «веселья ради» в 1968 году. Из-за ее влияния на тринадцатилетнюю девочку (обвиненную с ней) обвинитель описывал ее как «злую Свенгали». 14 июля 1970 года калифорнийский патрульный полицейский арестовал двух мужчин, которые вели украденную машину; один из них, Дин Бейкер, бородатый хиппи, сказал полицейскому: «У меня есть проблема. Я каннибал», и затем описал, как он пристрелил мужчину, который подбросил его к Йеллостоун Парку, затем вырезал его сердце и съел его. В его карманах были найдены пальцы мертвого мужчины, которые он решил сохранить в качестве сувенира. Расчлененные куски тела были выловлены из реки; но сердца среди них не было.
Мотив возмущения можно увидеть в преступлениях бессмысленного насилия, особенно в Америке. Стала возрастать проблема «снайперской стрельбы»; снайпер обычно стрелял из слегка приоткрытого окна или из-за парапета на крыше, где его вряд ли бы заметили. В Нью-Йорке обострилась проблема, связанная с тем, что снайперы из Гарлема стреляли с крыш по проезжающим поездам. Двадцать лет назад психологи решительно заявили, что снайпер ведом сексуальной агрессией; ружье заменяет ему пенис. В наше время агрессия чаще всего социальна. 3 июля 1968 года мужчина вскарабкался на крышу туалета на детской площадке в Централ парке, Нью-Йорк, и начал стрелять наугад; восьмидесятилетний мужчина и двадцатичетырехлетняя девушка были убиты до того, как снайпера застрелила полиция; он оказался болгарским эмигрантом «с глубоко затаенным отвращением к коммунизму», который, казалось, обратился в глубоко затаенную ненависть к Американскому обществу.
Читатели, которые восторгаются мрачными произведениями Ф. Г. Лавкрафта, могут вспомнить в связи с вышеописанными замечаниями отрывок из его самого известного рассказа - «Зов Ктулху». Ктулху - главный из «древнейших» монстров, которые когда-то обитали на земле, но уничтожили свою цивилизацию из-за применения черной магии; Ктулху лежит в трансе на дне Атлантического океана, но приближается время его возвращения, и художникам по всему миру снятся ужасающие сны о величественных инопланетных городах. И профессор, который догадывается о том, что происходит, собрал газетные вырезки, в которых разоблачается вторжение странных физических воздействий:
Это было ночное самоубийство в Лондоне, когда одинокий спящий выпрыгнул из окна, издав ужасающий крик. Более того, это сопровождалось бессвязным письмом к редактору газеты в Южной Америке, в котором излагались фанатичные выводы о зловещем будущем из видений, которые к нему приходили. Официальное сообщение из Калифорнии описывает колонию теософов, которые надевают белые мантии en masse [35]для некого «восхитительного исполнения», которое никогда не придет, в то время как сообщения из Индии осторожно свидетельствуют о серьезных местных восстаниях, происходящих в конце марта. Оргии вуду распространяются на Гаити, а из отдаленных африканских деревень сообщают о зловещих бормотаниях. На Филиппинах американские офицеры нашли определенные кланы, которые беспокоятся о наставших временах, а в ночь с 22 на 23 марта полиция Нью-Йорка была окружена истеричными жителями Леванта. Запад Ирландии тоже полнится дикими слухами и легендами, а художник-фантаст по имени Ардуа-Бонно выставляет богохульную картину «Ландшафт Грез» в парижском салоне весной 1926-го года. Количество проблем в сумасшедших домах настолько побило все рекорды, что только чудо могло удержать медицинскую братию от того, чтобы заметить странный параллелизм...
Некоторые понимали, что если бы это было написано в 1971 году, а не в 1928, Лавкрафт мог бы добавить убийства Мэнсона, убийство семьи Охта, каннибализм Дина Бейкера, убийцу Зодиака...
Литературная параллель более многозначительна, чем то, что лежит на поверхности. Работы Лавкрафта - нечто гораздо большее, чем гротескный эскапизм. Когда он говорит о «богохульном» ландшафте грез, он не подразумевает, что он содержит непристойную насмешку над христианской религией, а что в нем содержится что-то ужасающее, пугающее, отвратительное, что-то подобное тем необычным грибовидным тварям на картинах Иеронима Босха Его творчество - это романтизм, который становится угрюмым, как будто кислым и горьким на вкус; вместо того, чтобы отвернуться, подобно Шелли и Китсу, обратившись к воображаемому царству грез, он создает ночные кошмары, которые помогают облегчать его отвращение к современной западной цивилизации. Он любил слово «отвращение» с его намеком на отвращение от прикосновения к чему-то скользкому, напоминающему слизняка. Он писал в одном письме об «отвратительных азиатских ордах, которые волочили свои грязные туши по улицам, где когда-то ступал белый человек», а в другом письме - о своем «безумном внутреннем отвращении» к семитским типам, которые заполонили Нью-Йоркскую подземку, и говорил о том, что зачастую он ловит себя на мысли, что может убить нескольких из них. Это чувство напоминает некоторые отрывки о евреях из «Майн Кампф». Но было бы ошибкой наклеить на Лавкрафта ярлык неисправимого расиста. Ненависть - это застывший романтизм, неудовлетворенная потребность в красоте. (В случае Гитлера антисемитизм возник в Вене в те годы, когда он был молодым художником, не пользующимся успехом и живущим в ночлежках). Это снова «любовь, пустившая корни в глубоком аду».
Гитлер был вдохновлен большой странной работой под названием «Основы девятнадцатого века» англичанина Хьюстона Стюарта Чемберлена; книга была издана (на немецком языке) в Вене в 1899 году. В ней говорится о двух «чистых» расах, евреях и арийцах, и о грязных смешанных потомках обитателей Средиземноморья. Автор бросает долгий ностальгический взгляд на наследие древней Греции и Рима и заканчивает тем, что немцы - истинные наследники всей античной славы. (Он говорит, что Иисус почти наверняка был арийцем.) Чемберлен приводит доводы, - убедительные, - что немецкая культура является величайшей в Европе, что ее музыка, литература и философия превосходит достижения любой европейской страны в тех же областях. Чемберлен считает, что будущее Запада находится в руках этой нации, которая дала Баха, Бетховена, Гете, Канта, Гегеля, Вагнера...
Гитлер был глубоко впечатлен всем этим, а так же музыкой Вагнера и философией Ницше. (Он слушал все оперы Вагнера множество раз.) Сам Вагнер является еще одним идеалистом немецкого прошлого - мейстерзингеров Нюрнберга, тевтонских рыцарей; в то время как духовной родиной Ницше была классическая Греция. Так что нацизм следует рассматривать как идеалистический бунт против тех аспектов современного мира, которые ненавидел и Лавкрафт: материализма и упадка культуры. «Отвращение» Лавкрафта выражалось в видении отдаленного, кошмарного прошлого, которое все еще делает набеги на современный мир; гитлеровское «отвращение» выплеснулось в Бухенвальде и Белсене. Гитлер однажды заметил (Герману Раушнингу), что хотя он не в большом восторге от Гете, он признает его за его строку: «В начале было дело» [36]. «Чтобы желание и действие не вызвало эпидемии», - сказал Уильям Блейк, выражая ту же идею. Гитлер желал и действовал; Лавкрафт желал и не действовал. Но иногда мы понимаем дух, лежащий в основе его произведений, с их «богохульными» ужасами и монстрами, мы также понимаем что-то важное о Нормане Джоне Коллинзе, и убийце-Зодиаке, и о Чарльзе Мэнсоне, и об Иэне Брейди. Основной дух работ Лавкрафта - тот же, что и в произведениях де Сада. В них есть желание шокировать, погрозить своим кулаком перед лицом современной цивилизации. И использование ужаса - это главное для достижения его цели. На самом деле, многие из рассказов Лавкрафта можно, скорее, отнести к научной фантастике, чем к ужасам. Огромные подземные города, построенные миллион лет назад, создания из космических пространств: подобные темы не должны непременно ужасать. Лавкрафт предпочитал помещать их в контекст жанра ужасов, потому что рассказы ужасов выражают агрессивность, а научная фантастика - нет. В рассказе «Безымянное» [37]писатель, сочиняющий рассказы ужасов, замечает, что один из его рассказов в 1922 году появился в журнале, но большинство магазинов «убрали журнал со своих стендов из-за жалоб глупых молокососов». На самом деле что-то подобного рода случилось в 1924 году; но рассказ, который вызвал фурор, был не Лавкрафта, а С. М. Эдди, и назывался «Полюбивший Смерть», а был опубликован в журнале «Зловещие рассказы» и подвергся нападкам больше за непристойность, чем за устрашение молокососов. Это история о некрофиле, который стал сексуальным убийцей. Рассказчик говорит о своем детстве: «Строго аскетичный, бледный, слабый, низкорослый, подверженный затяжным периодам болезненной замкнутости, я был подвергнут остракизму со стороны здоровых, нормальных подростков моего возраста...» В возрасте шестнадцати лет он видит своего мертвого дедушку: «Мрачные, злобные излучения, которые, казалось, излучал труп, задержали меня притягательным очарованием». Но через две недели этого нездорового возбуждения он возвращается к своей обычной «вялости прежнего времени» (которая кажется подобной «инфантильному аутизму» ван Зона). После смерти родителей он стал помощником владельца похоронного бюро, и каждый труп приносил «возвращение того восторженного смятения чувств в артериях, которое превращало мою неприятную задачу в одну из любимых глубоких привязанностей». Он недвусмысленно добавляет: «Но каждое плотское наслаждение требовало своей дани». Он становится кем-то вроде Джека Потрошителя, совершая (не указанные) «гнусные злодеяния» - время от времени ему даже присылали на бальзамирование трупы его жертв («О, редкие и восхитительные воспоминания!»). После того как его поймали с трупом в объятиях, его уволили, но, к счастью, в 1914 году началась война, которая дала ему четыре года «необыкновенного наслаждения». Вернувшись в Америку, он продолжал совершать преступления в стиле Джека Потрошителя, пока убийство семьи не навело полицию на его след; он пишет свой рассказ, припав к земле на кладбище, слушая лай бладхаундов, которые приближаются все ближе и ближе...
Рассказ улавливает, более отчетливо, чем любой рассказ Лавкрафта, основную эмоцию рассказа ужасов и то, что лежит за этим. Одинокий, болезненный мальчик, которого избегали здоровые, нормальные ребята, чувствовал себя чужим в мире обычных людей - до тех пор, пока он не открыл, что принадлежит к другому миру, миру смерти. Но при ближайшем рассмотрении это оборачивается низким сексуальным преступлением. Его тянет к смерти по тем же причинам, что и сержанта Бертрана. Он говорит, что также является убийцей-садистом. На самом деле, некрофилия абсолютно не связана с жестокостью. Некрофил заинтересован в трупе потому, что труп пассивен; женщина, находящаяся без сознания, возможно, могла бы выполнять ту же роль. С женщинами, находящимися в полном сознании - даже желающими его, - он сдержится; ему не надо делать ничего подобного, когда «он с трупом. Побуждение садиста - ничего не делать, для того, чтобы сдерживаться; это желание» проявлять власть. В опубликованных анналах сексуальных преступлений несколько некрофилов были садистами, и несколько садистов были некрофилами. Рассказчик «Полюбившего Смерть» - и, вероятно, его автор тоже - игнорирует это. Он думает в неопределенных выражениях полного сексуального удовлетворения. Так что рассказ неожиданно перескакивает от некрофилии к убийству; на самом деле это история о сексуальном маньяке, который бросает вызов любому общественному принципу, вся его жизнь - это крик демонстративного неповиновения обществу. (И, как следствие, - убийство семьи в конце.)
Взгляды самого Лавкрафта были слишком пуританскими для того, чтобы допустить вторжение сексуальных элементов в свои рассказы. Возможно, ближе всего он под¬шел к этому в рассказе «Картинка в доме» [38], который описывает пожилого мужчину, который все больше и больше восхищался книгой о каннибализме, полной ужасных картинок. «Вот этот бедолага, которого разделывают на части - каждый раз, как я взгляну на него, у меня аж мурашки по коже бегут, а я все гляжу и не могу оторваться. Вишь, как ловко мясник отхватил ему ноги». Лавкрафт использует искажение слов, чтобы описать влечение пожилого мужчины. Когда капли крови начали падать на книгу, рассказчик замечает красное пятно, расплывающееся по потолку...
Спустя около четырех десятилетий после его смерти (в 1937 году) неожиданно возродился интерес к творчеству Лавкрафта; подобно Борхесу (писатель, которому он был близок по духу), он стал культовым среди молодежи. Книги в мягких обложках с его фантастическими рассказами можно найти в любом книжном киоске на курорте на берегу моря. Существует даже популярная группа, которая в знак уважения к творчеству мэтра называется «Г. Ф. Лавкрафт». Что делает его произведения притягательными - это не готические механизмы историй ужасов; иначе произошло бы подобное возрождение интереса ко всем тем старым писателям, которые печатались в «Зловещих рассказах» [39]а среди них - Вильям Хоуп Ходжсона, Роберта У. Чемберса, Зилиа Бишоп, Кларк Эштон Смит. Это дух, лежащий в основе произведений Лавкрафта, бунт против цивилизации, чувство, что материальный успех, которым оправдывается современный мир - самый ограниченный из всех критериев, - вот что сделало его культовым. Лавкрафт не был демократом; подобно Ницше, он чувствовал, что демократия - это восстание плохих работников, растяп и посредственностей против превосходящего их человеческого типа. Он не был логически мыслящим философом; он не спрашивал себя, что бы он хотел предложить вместо этого; он только знал, что ненавидит обезличенный напор и спешку современного города и все критерии и ценности «индустриального человека».
В наши дни вещи не стали хуже, чем они были во времена Лавкрафта - или, коли на то пошло, в дни «черных сатанинских заводов» более века назад; наоборот, они усовершенствовались. Стало больше свободы, больше лени, образование стало лучше, больше общественных вкладов поступает в искусства. Но увеличение свободы вызывает рост числа бунтарей и неудачников. Блейк, Ницше и Лавкрафт были одинокими «Аутсайдерами» (один из лучших рассказов Лафкрафта называется «Аутсайдер»), одинокими бунтарями в чужеродном обществе. Так как рост населения и неграмотность становится скорее исключением, чем правилом, все больше и больше людей начинает разделять их взгляды.
Неизбежно это находит свои пути к действию. Мэлвин Рис, джазовый музыкант, говорил другу: «Ты не можешь сказать, что убийство - это неправильно. Только личностные критерии делают это правильным или неправильным». И в одну ночь, под возбуждающим воздействием бензедрина он сказал другому своему другу, что хочет испытать все - любовь, ненависть, жизнь, смерть. Это было в субботу, 10 января 1959 года, и к тому времени Рис уже воплотил свое желание, убив и изнасиловав, по меньшей мере, одну девушку, а возможно и пять. На следующий день Рис попытался врезаться в машину для того, чтобы столкнуть ее в кювет, но когда он вышел из машины, держа пистолет, другой водитель успел развернуться и уехать прочь. Намерением Риса было убить его и изнасиловать его жену, которая также была в машине. Следующая попытка Риса, которую он предпринял позже в тот же день, была успешной. Его старый голубой «Шевроле» столкнул другую машину с дороги; в ней сидела семья, отправившаяся на послеполуденный пикник. Рис застрелил мужа, Кэррола Джексона, и сбросил его тело в кювет, вместе с их восьмимесячной дочерью (которая задохнулась под телом своего отца). Затем он заставил жену и пятилетнюю дочь уехать с ним. Что происходило с ними в течение следующих нескольких часов - неизвестно; когда через несколько месяцев были найдены два тела, было установлено, что Милдред Джексон была задушена, а ребенок забит до смерти тяжелым инструментом.
В Америке, с другой стороны, насильственные и нелогичные примеры сексуальных преступлений стали все больше и больше превалировать, хотя в большинстве случаев убийство было побочным или было совершено, чтобы избежать опознания. Случай Джерри Томпсона может быть рассмотрен как типичный. Двадцатипятилетний Томпсон был инженером в Пеории, штат Иллинойс, его осудили в 1935 году за убийство Милдред Холлмарк. Полуобнаженное женское тело было найдено на кладбище. Когда полиция обратилась за информацией, обещая анонимность любой женщине, которая поспособствует, то более чем двадцать пять женщин признались в том, что были изнасилованы за последние восемнадцать месяцев. Насильник, хорошо выглядящий, изысканный молодой человек, обычно подходил к ним, когда они стояли на автобусной остановке, и предлагал подвезти. Обычно он заезжал в безлюдное место и насиловал их; если они сопротивлялись, он бил их или избивал до потери сознания. В нескольких случаях он фотографировал девушек в свете автомобильных фар, и говорил, что пошлет фотографии родственникам при попытке сделать какое-либо заявление. Милдред Холлмарк была дочерью мужчины, с которым он работал, и охотно согласилась на предложение подвезти. Когда она отбивалась, он избил ее до потери сознания и изнасиловал. Он мог принять решение убить ее, потому что был напуган тем, что его узнают; его собственная история, которую он обнародовал, заключалась в том, что девушка умерла после изнасилования. Одна из жертв Томпсона, девушка, которую он изнасиловал и сфотографировал шестью месяцами ранее, позже встретила его на танцах и узнала его. Когда полиция обратилась за помощью, она была одной из тех женщин, которые пришли. При обыске квартиры был найден дневник Томпсона с описанием изнасилований и фотографиями обнаженных девушек. Он сказал полиции, что совершал изнасилования с шестнадцати лет, и изнасиловал более пятидесяти женщин.
Серия нераскрытых убийств, совершенных кливлендским Торсо, также началась в 1935 году. Этот убийца почти наверняка был садистом того же типа, что и Джек Потрошитель [33]. С сентября 1935-го года по август 1938 года «безумный мясник из Кингсбери Ран» (как прозвали его газеты) убил дюжину мужчин и женщин. Большинство из них были отщепенцами или проститутками. В большинстве случаев голова была отрублена (и в шести случаях так и не была найдена); в двух случаях он убил двоих одновременно и расчленил их тела. Эллиот Несс, который стал начальником общественной безопасности Кливленда в 1935 году (после «зачистки» Чикаго), предположил, что убийца был большим и сильным, возможно гомосексуалистом, и что у него была машина и, возможно, собственный дом (в котором он мог спокойно расчленять тела). Опросы кливлендской общественности помогли установить местоположение мужчины, который подходил под описание; в соответствии с хроникером Несса, Оскаром Фрейли [34], Несс провел очную ставку с мужчиной и сказал ему, что он главный подозреваемый. Но пока человек Несса все еще пытался собрать улики против него, мужчина сам согласился на тюремное заключение...
В Англии произошло несколько убийств на сексуальной почве в частной психиатрической больнице, но подобные убийства скоро прекратились.
В сороковые в Англии случались убийства с изнасилованиями - большинство из них совершено неудовлетворенными солдатами в увольнении, - но нет никаких параллелей с подобными американскими случаями до начала пятидесятых, эпохи Хита и Кристи. Случай Альфреда Уайтвэя (1953) в некоторых деталях напоминает случай Пеории. Двадцатидвухлетний Уайтвэй был опытным насильником, и его решение убить двух девушек-подростков на пешеходной дороге рядом с Теддингтоном могло быть вызвано тем, что одна из девушек узнала его, когда он напал на них.
Тем временем в Америке тенденция садизма и ужасного насилия продолжала укрепляться. «Убийства при лунном свете» в Арканзасе произошли в 1946 году. В 1947 «дело Черного георгина» шокировало всю страну. Тело Элизабет Шорт, мечтавшей о карьере киноактрисы, было найдено на пустыре. Оно было разрезано пополам по талии, и сильно изуродовано ножом. Патологоанатом установил, что убийца подвесил ее за ступни вверх ногами и нанес большинство увечий, пока она была еще жива. Затем тело было разрезано пополам и тщательно вымыто. Несмотря на грандиозную облаву, убийца так и не был найден. (И, должно быть, вернее было бы предположить, что он совершил самоубийство сразу после убийства.) Было множество признаний в этом убийстве - все ложные - и несколько преступлений, имитирующих это.
В декабре 1953 года было сообщено о том, что пропала без вести влюбленная пара недалеко от Памплико, Южная Калифорния. Полуобнаженное тело шестнадцатилетней Бетти Каин было найдено в свежевырытой яме, но ее голова отсутствовала. Голова была найдена в яме, в которой лежал ее жених, Генри Аллен. Беглый заключенный Рэймонд Карни тридцати семи лет был признан виновным в преступлении; он настаивал на том, что его мотивом было ограбление; но обследование тела девушки показало, что она была изнасилована. Непонятно, зачем преступник обезглавил девушку и было ли это сделано до или после изнасилования; но мотив был, возможно, садистским.
Случай Эда Гейна, который уже был рассмотрен, произошел в 1957 году. Два года спустя, в Майами, штат Флорида, произошло убийство, которое во многих отношениях напоминает случай Элизабет Шорт, «Черный георгин». Жертвой оказалась пятидесятитрехлетняя старая дева, которая работала секретаршей. Ночью 14 декабря 1959 года Этель Айон Литтл вернулась домой и разделась, приготовившись лечь в кровать. Внезапно мужчина, который прятался в шкафу, повалил ее на пол, затем положил на кровать и привязал ее запястья и лодыжки к спинке кровати. Подробные детали того, что происходило в течение следующих четырех или шести часов, никогда не публиковались; ясно только то, что она подвергалась извращенным сексуальным пыткам, пока не умерла от шока и потери крови. Мужское семя не было обнаружено, но природа увечий, включая следы от побоев, делает ясным, что нападение было сексуальным. Несмотря на широко распространенный полицейский поиск и снятие множества отпечатков пальцев, убийца так и не был найден.
В Англии в течение того же самого месяца был случай, схожий во многих деталях с двойным убийством в Южной Каролине; ирландский чернорабочий, Патрик Бирн, двадцати восьми лет, напился в сочельник и прокрался на территорию женского общежития в районе стадиона «Эджбастон» в Бирмингеме, надеясь подсмотреть за раздевающимися женщинами. Когда он подглядывал через слуховое окно в двери, девушка в комнате подошла к двери - и была немедленно атакована Бирном, который задушил ее, изнасиловал, затем отрезал ее голову кухонным ножом, после чего снова изнасиловал ее. Все это так сильно его возбудило, что он вышел в поисках еще одной девушки для нападения; но девушка закричала, когда он ударил ее по голове, и он стремительно убежал. Бирн не подозревался в убийстве; но когда его допросили - для формального расследования - семь недель спустя, он разоткровенничался. Он признался в том, что не отказывал себе в удовольствии садистских фантазий о женщинах, и сказал, что его убийство Стефани Беирд было местью всем женщинам, «чтобы получить назад от них то, что принадлежало мне, за то, что вызывали у меня нервное напряжение через секс».
Эти случаи, взятые почти в случайном порядке, явно показывают изменение модели насильственного преступления в конце двадцатых или тридцатых годов. Убийства Торсо из Кливленда выделяются, подобно убийствам Джека Потрошителя, как исключение из правил, и предвещают перемены ситуации. Мы можем увидеть постепенное изменение от преобладания убийств, основанных на экономике к убийствам, основанных на сексуальности и, в конце концов, к виду убийства, который кажется типичным для второй половины двадцатого века: их можно назвать «убийствами негодования, возмущения». Во всех этих убийствах есть общая черта - основной мотивацией, кажется, является бунт против общества, который выражается в форме жестокости. Трудно разглядеть «модель поведения», поскольку она продолжает меняться слишком быстро.
Все больше растет число случаев, когда убийство совершается «в первый раз». Убийство Ричардом Спеком восьми медсестер в Чикаго в 1966 году было, безусловно, сексуальным убийством; хотя только одна из девушек была на самом деле изнасилована. Одиннадцатилетняя Мэри Белл из Ныокасла-на-Тайне задушила двух маленьких мальчиков (трех и четырех лет) «веселья ради» в 1968 году. Из-за ее влияния на тринадцатилетнюю девочку (обвиненную с ней) обвинитель описывал ее как «злую Свенгали». 14 июля 1970 года калифорнийский патрульный полицейский арестовал двух мужчин, которые вели украденную машину; один из них, Дин Бейкер, бородатый хиппи, сказал полицейскому: «У меня есть проблема. Я каннибал», и затем описал, как он пристрелил мужчину, который подбросил его к Йеллостоун Парку, затем вырезал его сердце и съел его. В его карманах были найдены пальцы мертвого мужчины, которые он решил сохранить в качестве сувенира. Расчлененные куски тела были выловлены из реки; но сердца среди них не было.
Мотив возмущения можно увидеть в преступлениях бессмысленного насилия, особенно в Америке. Стала возрастать проблема «снайперской стрельбы»; снайпер обычно стрелял из слегка приоткрытого окна или из-за парапета на крыше, где его вряд ли бы заметили. В Нью-Йорке обострилась проблема, связанная с тем, что снайперы из Гарлема стреляли с крыш по проезжающим поездам. Двадцать лет назад психологи решительно заявили, что снайпер ведом сексуальной агрессией; ружье заменяет ему пенис. В наше время агрессия чаще всего социальна. 3 июля 1968 года мужчина вскарабкался на крышу туалета на детской площадке в Централ парке, Нью-Йорк, и начал стрелять наугад; восьмидесятилетний мужчина и двадцатичетырехлетняя девушка были убиты до того, как снайпера застрелила полиция; он оказался болгарским эмигрантом «с глубоко затаенным отвращением к коммунизму», который, казалось, обратился в глубоко затаенную ненависть к Американскому обществу.
Читатели, которые восторгаются мрачными произведениями Ф. Г. Лавкрафта, могут вспомнить в связи с вышеописанными замечаниями отрывок из его самого известного рассказа - «Зов Ктулху». Ктулху - главный из «древнейших» монстров, которые когда-то обитали на земле, но уничтожили свою цивилизацию из-за применения черной магии; Ктулху лежит в трансе на дне Атлантического океана, но приближается время его возвращения, и художникам по всему миру снятся ужасающие сны о величественных инопланетных городах. И профессор, который догадывается о том, что происходит, собрал газетные вырезки, в которых разоблачается вторжение странных физических воздействий:
Это было ночное самоубийство в Лондоне, когда одинокий спящий выпрыгнул из окна, издав ужасающий крик. Более того, это сопровождалось бессвязным письмом к редактору газеты в Южной Америке, в котором излагались фанатичные выводы о зловещем будущем из видений, которые к нему приходили. Официальное сообщение из Калифорнии описывает колонию теософов, которые надевают белые мантии en masse [35]для некого «восхитительного исполнения», которое никогда не придет, в то время как сообщения из Индии осторожно свидетельствуют о серьезных местных восстаниях, происходящих в конце марта. Оргии вуду распространяются на Гаити, а из отдаленных африканских деревень сообщают о зловещих бормотаниях. На Филиппинах американские офицеры нашли определенные кланы, которые беспокоятся о наставших временах, а в ночь с 22 на 23 марта полиция Нью-Йорка была окружена истеричными жителями Леванта. Запад Ирландии тоже полнится дикими слухами и легендами, а художник-фантаст по имени Ардуа-Бонно выставляет богохульную картину «Ландшафт Грез» в парижском салоне весной 1926-го года. Количество проблем в сумасшедших домах настолько побило все рекорды, что только чудо могло удержать медицинскую братию от того, чтобы заметить странный параллелизм...
Некоторые понимали, что если бы это было написано в 1971 году, а не в 1928, Лавкрафт мог бы добавить убийства Мэнсона, убийство семьи Охта, каннибализм Дина Бейкера, убийцу Зодиака...
Литературная параллель более многозначительна, чем то, что лежит на поверхности. Работы Лавкрафта - нечто гораздо большее, чем гротескный эскапизм. Когда он говорит о «богохульном» ландшафте грез, он не подразумевает, что он содержит непристойную насмешку над христианской религией, а что в нем содержится что-то ужасающее, пугающее, отвратительное, что-то подобное тем необычным грибовидным тварям на картинах Иеронима Босха Его творчество - это романтизм, который становится угрюмым, как будто кислым и горьким на вкус; вместо того, чтобы отвернуться, подобно Шелли и Китсу, обратившись к воображаемому царству грез, он создает ночные кошмары, которые помогают облегчать его отвращение к современной западной цивилизации. Он любил слово «отвращение» с его намеком на отвращение от прикосновения к чему-то скользкому, напоминающему слизняка. Он писал в одном письме об «отвратительных азиатских ордах, которые волочили свои грязные туши по улицам, где когда-то ступал белый человек», а в другом письме - о своем «безумном внутреннем отвращении» к семитским типам, которые заполонили Нью-Йоркскую подземку, и говорил о том, что зачастую он ловит себя на мысли, что может убить нескольких из них. Это чувство напоминает некоторые отрывки о евреях из «Майн Кампф». Но было бы ошибкой наклеить на Лавкрафта ярлык неисправимого расиста. Ненависть - это застывший романтизм, неудовлетворенная потребность в красоте. (В случае Гитлера антисемитизм возник в Вене в те годы, когда он был молодым художником, не пользующимся успехом и живущим в ночлежках). Это снова «любовь, пустившая корни в глубоком аду».
Гитлер был вдохновлен большой странной работой под названием «Основы девятнадцатого века» англичанина Хьюстона Стюарта Чемберлена; книга была издана (на немецком языке) в Вене в 1899 году. В ней говорится о двух «чистых» расах, евреях и арийцах, и о грязных смешанных потомках обитателей Средиземноморья. Автор бросает долгий ностальгический взгляд на наследие древней Греции и Рима и заканчивает тем, что немцы - истинные наследники всей античной славы. (Он говорит, что Иисус почти наверняка был арийцем.) Чемберлен приводит доводы, - убедительные, - что немецкая культура является величайшей в Европе, что ее музыка, литература и философия превосходит достижения любой европейской страны в тех же областях. Чемберлен считает, что будущее Запада находится в руках этой нации, которая дала Баха, Бетховена, Гете, Канта, Гегеля, Вагнера...
Гитлер был глубоко впечатлен всем этим, а так же музыкой Вагнера и философией Ницше. (Он слушал все оперы Вагнера множество раз.) Сам Вагнер является еще одним идеалистом немецкого прошлого - мейстерзингеров Нюрнберга, тевтонских рыцарей; в то время как духовной родиной Ницше была классическая Греция. Так что нацизм следует рассматривать как идеалистический бунт против тех аспектов современного мира, которые ненавидел и Лавкрафт: материализма и упадка культуры. «Отвращение» Лавкрафта выражалось в видении отдаленного, кошмарного прошлого, которое все еще делает набеги на современный мир; гитлеровское «отвращение» выплеснулось в Бухенвальде и Белсене. Гитлер однажды заметил (Герману Раушнингу), что хотя он не в большом восторге от Гете, он признает его за его строку: «В начале было дело» [36]. «Чтобы желание и действие не вызвало эпидемии», - сказал Уильям Блейк, выражая ту же идею. Гитлер желал и действовал; Лавкрафт желал и не действовал. Но иногда мы понимаем дух, лежащий в основе его произведений, с их «богохульными» ужасами и монстрами, мы также понимаем что-то важное о Нормане Джоне Коллинзе, и убийце-Зодиаке, и о Чарльзе Мэнсоне, и об Иэне Брейди. Основной дух работ Лавкрафта - тот же, что и в произведениях де Сада. В них есть желание шокировать, погрозить своим кулаком перед лицом современной цивилизации. И использование ужаса - это главное для достижения его цели. На самом деле, многие из рассказов Лавкрафта можно, скорее, отнести к научной фантастике, чем к ужасам. Огромные подземные города, построенные миллион лет назад, создания из космических пространств: подобные темы не должны непременно ужасать. Лавкрафт предпочитал помещать их в контекст жанра ужасов, потому что рассказы ужасов выражают агрессивность, а научная фантастика - нет. В рассказе «Безымянное» [37]писатель, сочиняющий рассказы ужасов, замечает, что один из его рассказов в 1922 году появился в журнале, но большинство магазинов «убрали журнал со своих стендов из-за жалоб глупых молокососов». На самом деле что-то подобного рода случилось в 1924 году; но рассказ, который вызвал фурор, был не Лавкрафта, а С. М. Эдди, и назывался «Полюбивший Смерть», а был опубликован в журнале «Зловещие рассказы» и подвергся нападкам больше за непристойность, чем за устрашение молокососов. Это история о некрофиле, который стал сексуальным убийцей. Рассказчик говорит о своем детстве: «Строго аскетичный, бледный, слабый, низкорослый, подверженный затяжным периодам болезненной замкнутости, я был подвергнут остракизму со стороны здоровых, нормальных подростков моего возраста...» В возрасте шестнадцати лет он видит своего мертвого дедушку: «Мрачные, злобные излучения, которые, казалось, излучал труп, задержали меня притягательным очарованием». Но через две недели этого нездорового возбуждения он возвращается к своей обычной «вялости прежнего времени» (которая кажется подобной «инфантильному аутизму» ван Зона). После смерти родителей он стал помощником владельца похоронного бюро, и каждый труп приносил «возвращение того восторженного смятения чувств в артериях, которое превращало мою неприятную задачу в одну из любимых глубоких привязанностей». Он недвусмысленно добавляет: «Но каждое плотское наслаждение требовало своей дани». Он становится кем-то вроде Джека Потрошителя, совершая (не указанные) «гнусные злодеяния» - время от времени ему даже присылали на бальзамирование трупы его жертв («О, редкие и восхитительные воспоминания!»). После того как его поймали с трупом в объятиях, его уволили, но, к счастью, в 1914 году началась война, которая дала ему четыре года «необыкновенного наслаждения». Вернувшись в Америку, он продолжал совершать преступления в стиле Джека Потрошителя, пока убийство семьи не навело полицию на его след; он пишет свой рассказ, припав к земле на кладбище, слушая лай бладхаундов, которые приближаются все ближе и ближе...
Рассказ улавливает, более отчетливо, чем любой рассказ Лавкрафта, основную эмоцию рассказа ужасов и то, что лежит за этим. Одинокий, болезненный мальчик, которого избегали здоровые, нормальные ребята, чувствовал себя чужим в мире обычных людей - до тех пор, пока он не открыл, что принадлежит к другому миру, миру смерти. Но при ближайшем рассмотрении это оборачивается низким сексуальным преступлением. Его тянет к смерти по тем же причинам, что и сержанта Бертрана. Он говорит, что также является убийцей-садистом. На самом деле, некрофилия абсолютно не связана с жестокостью. Некрофил заинтересован в трупе потому, что труп пассивен; женщина, находящаяся без сознания, возможно, могла бы выполнять ту же роль. С женщинами, находящимися в полном сознании - даже желающими его, - он сдержится; ему не надо делать ничего подобного, когда «он с трупом. Побуждение садиста - ничего не делать, для того, чтобы сдерживаться; это желание» проявлять власть. В опубликованных анналах сексуальных преступлений несколько некрофилов были садистами, и несколько садистов были некрофилами. Рассказчик «Полюбившего Смерть» - и, вероятно, его автор тоже - игнорирует это. Он думает в неопределенных выражениях полного сексуального удовлетворения. Так что рассказ неожиданно перескакивает от некрофилии к убийству; на самом деле это история о сексуальном маньяке, который бросает вызов любому общественному принципу, вся его жизнь - это крик демонстративного неповиновения обществу. (И, как следствие, - убийство семьи в конце.)
Взгляды самого Лавкрафта были слишком пуританскими для того, чтобы допустить вторжение сексуальных элементов в свои рассказы. Возможно, ближе всего он под¬шел к этому в рассказе «Картинка в доме» [38], который описывает пожилого мужчину, который все больше и больше восхищался книгой о каннибализме, полной ужасных картинок. «Вот этот бедолага, которого разделывают на части - каждый раз, как я взгляну на него, у меня аж мурашки по коже бегут, а я все гляжу и не могу оторваться. Вишь, как ловко мясник отхватил ему ноги». Лавкрафт использует искажение слов, чтобы описать влечение пожилого мужчины. Когда капли крови начали падать на книгу, рассказчик замечает красное пятно, расплывающееся по потолку...
Спустя около четырех десятилетий после его смерти (в 1937 году) неожиданно возродился интерес к творчеству Лавкрафта; подобно Борхесу (писатель, которому он был близок по духу), он стал культовым среди молодежи. Книги в мягких обложках с его фантастическими рассказами можно найти в любом книжном киоске на курорте на берегу моря. Существует даже популярная группа, которая в знак уважения к творчеству мэтра называется «Г. Ф. Лавкрафт». Что делает его произведения притягательными - это не готические механизмы историй ужасов; иначе произошло бы подобное возрождение интереса ко всем тем старым писателям, которые печатались в «Зловещих рассказах» [39]а среди них - Вильям Хоуп Ходжсона, Роберта У. Чемберса, Зилиа Бишоп, Кларк Эштон Смит. Это дух, лежащий в основе произведений Лавкрафта, бунт против цивилизации, чувство, что материальный успех, которым оправдывается современный мир - самый ограниченный из всех критериев, - вот что сделало его культовым. Лавкрафт не был демократом; подобно Ницше, он чувствовал, что демократия - это восстание плохих работников, растяп и посредственностей против превосходящего их человеческого типа. Он не был логически мыслящим философом; он не спрашивал себя, что бы он хотел предложить вместо этого; он только знал, что ненавидит обезличенный напор и спешку современного города и все критерии и ценности «индустриального человека».
В наши дни вещи не стали хуже, чем они были во времена Лавкрафта - или, коли на то пошло, в дни «черных сатанинских заводов» более века назад; наоборот, они усовершенствовались. Стало больше свободы, больше лени, образование стало лучше, больше общественных вкладов поступает в искусства. Но увеличение свободы вызывает рост числа бунтарей и неудачников. Блейк, Ницше и Лавкрафт были одинокими «Аутсайдерами» (один из лучших рассказов Лафкрафта называется «Аутсайдер»), одинокими бунтарями в чужеродном обществе. Так как рост населения и неграмотность становится скорее исключением, чем правилом, все больше и больше людей начинает разделять их взгляды.
Неизбежно это находит свои пути к действию. Мэлвин Рис, джазовый музыкант, говорил другу: «Ты не можешь сказать, что убийство - это неправильно. Только личностные критерии делают это правильным или неправильным». И в одну ночь, под возбуждающим воздействием бензедрина он сказал другому своему другу, что хочет испытать все - любовь, ненависть, жизнь, смерть. Это было в субботу, 10 января 1959 года, и к тому времени Рис уже воплотил свое желание, убив и изнасиловав, по меньшей мере, одну девушку, а возможно и пять. На следующий день Рис попытался врезаться в машину для того, чтобы столкнуть ее в кювет, но когда он вышел из машины, держа пистолет, другой водитель успел развернуться и уехать прочь. Намерением Риса было убить его и изнасиловать его жену, которая также была в машине. Следующая попытка Риса, которую он предпринял позже в тот же день, была успешной. Его старый голубой «Шевроле» столкнул другую машину с дороги; в ней сидела семья, отправившаяся на послеполуденный пикник. Рис застрелил мужа, Кэррола Джексона, и сбросил его тело в кювет, вместе с их восьмимесячной дочерью (которая задохнулась под телом своего отца). Затем он заставил жену и пятилетнюю дочь уехать с ним. Что происходило с ними в течение следующих нескольких часов - неизвестно; когда через несколько месяцев были найдены два тела, было установлено, что Милдред Джексон была задушена, а ребенок забит до смерти тяжелым инструментом.