Страница:
– Боги наконец сжалились над тобой, верный Одиссей, – вдруг сказала Калипсо. Пол забыл о ее существовании и сейчас подскочил, услышав голос. – Это печалит меня – они жестокие и завистливые. Почему Зевс всегда вмешивается, когда кто-нибудь из числа бессмертных выбирает себе смертного в любовники? У него, владеющего эгидой [15], были десятки любовниц, все имели от него детей. Но раз он прислал божественного посланника, его воля должна быть исполнена. Я боюсь возражать ему, чтобы не навлечь на себя гнев Громовержца.
– Божественный посланник? – Пол повернулся к ней. – О чем это ты?
– Гермес со своим золотым жезлом, – ответила она. – Мы, бессмертные, можем предвидеть будущее, я знала, что однажды он принесет приказ с Олимпа, который положит конец нашим любовным похождениям. Но не ожидала этого так скоро.
Она выглядела такой несчастной, что на миг Пол почувствовал истинную любовь к ней, но он напомнил себе – и уже не в первый раз, – что Калипсо лишь программа, состоящая из кодов, ни больше, ни меньше, и она будет говорить и делать то же самое, кто бы ни появился в образе Одиссея.
– Значит… значит, он так сказал? – спросил Пол. – Что Зевс хочет, чтобы ты меня отпустила?
– Ты слышал светлейшего Гермеса, посланца бога, – ответила Калипсо. – Бессмертные с Олимпа причинили тебе много неприятностей. Будет лучше, если ты не станешь противиться воле Громовержца.
В душе Пол ликовал. Конечно, это был посланец (и, надо признать, довольно странный), но пришел он от человека, который до того прислал ему золотую безделушку, а его принадлежность к олимпийцам вызывала у Пола большие сомнения. Калипсо просто вставила этот эпизод в свой мир, как в свое время Пенелопа пыталась примирить неоправданное присутствие Пола с атмосферой симуляции. Это явно была попытка со стороны кого-то – кого-то за пределами системы? – связаться с Полом, а Калипсо восприняла ее как приказ от Повелителя Богов.
– Мне грустно, что я тебя покидаю, – сказал Пол, считая, что лицемерие в данной ситуации оправдано, – но как же это можно осуществить? У меня нет лодки. До ближайшего места много миль, я не смогу столько проплыть.
– Разве я могу отпустить тебя без подарков? – нимфа улыбнулась в ответ. – Не думаешь ли ты, что бессмертная Калипсо позволит своему возлюбленному утонуть в мрачной пучине и не поможет? Пошли. Я отведу тебя в рощу и дам своему Одиссею прекрасный бронзовый топор. Ты сам построишь плот, который перенесет тебя через владения Посейдона, и боги смогут исполнить твою судьбу.
Пол пожал плечами:
– Ладно. Пожалуй, в этом есть смысл.
Калипсо принесла обещанный подарок – огромный двухсторонний топор, который при этом был легким и удобным, как теннисная ракетка, и другие бронзовые инструменты, потом отвела Пола в рощу, где росли ольха, тополя и высокие ели. Она остановилась, будто хотела что-то сказать, но передумала и заскользила по тропинке к пещере.
Пол постоял, прислушиваясь к шелесту морского бриза в ветвях деревьев. Он понятия не имел, как строится плот, но это не имело большого значения. Он постарается, сначала, наверное, надо срубить несколько деревьев.
Это оказалось на удивление просто. Хоть у Пола и не было никакого опыта, топор глубоко врезался в древесину с каждым ударом, первое дерево начало падать в считанные секунды и так неожиданно, что Пола чуть не задело раскидистой кроной. В следующий раз он был осторожнее, и скоро у его ног лежало более десятка самых ровных и самых стройных деревьев. Когда он остановился полюбоваться на свою работу, довольный, но недоумевающий, что делать дальше, что-то зашуршало в подлеске. Из травы выпрыгнула перепелка и уселась на камень. Птичка смотрела на Пола одним глазом, потом повернула голову с хохолком, чтобы глянуть на него другим глазом.
– Сруби ветки и обтеши стволы, – сказала перепелка голоском озорной девчонки. – Тебя мама и папа учили чему-нибудь?
Пол молча смотрел на нее. Конечно, с ним случались вещи и поудивительнее, но все равно было странно.
– Ты кто?
Перепелка весело защебетала:
– Я – перепелка! Разве непохожа?
Он кивнул, соглашаясь.
– А ты знаешь, как строить плот?
– Уж конечно, лучше тебя. Хорошо, что Калипсо сама привела тебя сюда, ты ведь даже не спросил разрешения у дриад, прежде чем рубить деревья, теперь им всем придется искать себе новые дома. – Перепелка подергала хвостиком. – Когда срубишь ветки, сделай все стволы одной длины.
Решив, что не годится смотреть в рот какой-то перепелке, Пол вернулся к работе. Ручка, выточенная из оливкового дерева, была как специально сделана по руке Пола, и работа пошла так же споро, как и рубка деревьев. Скоро рядом вырос штабель абсолютно одинаковых бревен.
– Неплохо, – заявила его новая подружка, – хотя я бы не позволила тебе строить мое гнездо. Ладно, продолжай, а то не успеем до темноты.
Пол фыркнул, вспомнив, что получает приказы от бело-коричневой пичуги, но, благодаря ее терпеливым советам, плот быстро строился. Он был прочным, с мачтой, палубой и рулем, переплетенные ветки вдоль бортов защищали палубу от волн.
После полудня появилась Калипсо, она принесла огромный рулон тяжелой блестящей материи на парус, но остальное время Пол работал в одиночестве, в компании птички. Благодаря ее мудрым советам и почти волшебным инструментам работа продвигалась удивительно быстро. К вечеру оставалось сделать только снасти, он прикреплял нужные части, а птичка скакала с места на место, чтобы не оказаться у него под ногами, и перемежала свои советы незлыми птичьими оскорблениями. И тут Пола охватило незнакомое ощущение радости завершенного труда.
«Не стоит себя обманывать. Было сделано все, чтобы такой тупица, как я, смог сделать то, что нужно, не нарушая правил симуляции. Уверен, что в оригинале не было никакой перепелки, потому что настоящий Одиссей, наверное, мог бы соорудить греческий аналог самолета с помощью двух перьев и палки».
Подумав о перьях, он убедился, что шарф по-прежнему завязан на талии. Насколько Пол мог судить, ему ни в коем случае нельзя было терять эту последнюю версию подарка женщины-птицы.
«Женщина-птица… Надо бы придумать более подходящее имя. А то это похоже на имя героини комикса».
Перепелка предложила срубить еще несколько невысоких деревьев, чтобы использовать для перетаскивания плота, и это была неплохая мысль: с их помощью Пол смог спустить плот на берег, где снова появилась Калипсо.
– Приди ко мне, Одиссей, – сказала она, – приди, мой смертный возлюбленный. Солнце уже почти касается волн, поздно отправляться в столь опасный путь. Проведи со мной последнюю ночь, а потом уплывай с утренним отливом.
Неожиданно для себя Одиссей захотел услышать, что скажет перепелка, которая пришла с ним к берегу.
– Она добрая, но иногда бывает упрямой, – сказала перепелка, и только Пол мог ее слышать. – Если останешься на ночь, она так тебя зацелует, что к утру забудешь, что собирался уезжать. Тогда боги на тебя еще больше рассердятся.
Пол неожиданно развеселился:
– А что ты знаешь о поцелуях?
Перепелка пристально посмотрела на него, потом сердито тряхнула хвостом и юркнула за камень. Он пожалел, что не поблагодарил птичку как следует, но потом вспомнил, что имеет дело всего лишь с программой, хотя и симпатичной. Он перешел к мыслям о Калипсо, о том, что она предлагает и что она такое на самом деле.
– Нет, госпожа, – ответил он. – Благодарю тебя, я никогда не забуду время, проведенное на твоем прекрасном острове.
Пол был доволен – как бы ни был он неискушен в поэзии, но тут вдруг заговорил цветистым книжным языком.
– Мне все-таки нужно ехать.
Калипсо печально попрощалась с ним, дала с собой бурдюки с вином и водой, приготовила еду. Когда Пол уже был готов столкнуть плот в воду, из-за камня появилась перепелка и прыгнула на бревна.
– Куда ты направляешься?
– В Трою.
Птичка наклонила голову набок:
– Ты все делаешь шиворот-навыворот, благородный Одиссей, наверное, ты ударился головой. Я уверена, что твоя жена ждет тебя дома и надеется, что ты поможешь ей в воспитании ребенка, а не отправишься снова биться с троянцами. Но если ты настаиваешь, помни, что запад должен быть у тебя справа. Пол поблагодарил птичку за ее участие, столкнул плот в воду, забрался на него и стал отталкиваться от берега длинным шестом, который заготовил.
– Прощай, смертный! – закричала Калипсо, слезинка заблестела в ее прекрасных глазах, волосы развевались, как черная туча, обрамляя безупречно совершенное лицо. – Я тебя никогда не забуду!
– Берегись Сциллы и Харибды! [16] – пропищала перепелка, ее слова пробудили у Пола смутное воспоминание – вроде бы это название опасных скал. – Иначе они проглотят тебя, как змея яйцо!
Пол помахал птахе рукой и вышел в открытое море, окрашенное закатным солнцем в цвет меди.
Ночь в море, проведенная на корабле, очень отличалась от той, что Пол провел в воде, цепляясь за деревянный обломок. Небо почернело как смола, серп луны был совсем тонким, зато звезды светили в десять раз ярче, чем в действительности. И тогда Пол понял, как древним пришло в голову, что с неба на их деяния взирают боги.
В самые темные и бесконечные часы ночи его снова посетило сомнение. Вспоминая Гэлли и его ужасную смерть, Пол не мог не почувствовать, как незначительно в сравнении с ней все остальное: даже его собственные надежды и страхи. Но и в моменты слабости он понимал, что бессмысленно об этом думать, а сейчас тем более. Корабль прекрасно подчинялся его неумелым рукам: и парус, и снасти казались волшебными, как топор, которым он строил лодку. Воздух пропитался запахом соли, волны поблескивали в свете звезд, уже трижды его окружали и некоторое время сопровождали дельфины, божественно красивые и быстрые. Пол не мог отделаться от чувства вины и сожаления, но ему удавалось отгонять эти мысли. Он отдохнул, он снова в пути в поисках далекой Трои, и пусть свершится его судьба.
«Судьба? – Пол громко рассмеялся. – О боже! Ты только послушай, что говоришь. Это же игра. Все равно, что пейнтбол: вон идет Пол Джонас – бах, вон он пошел туда – бах!»
Стало немного легче, по крайней мере, пока.
Последнее время он был очень занят: обходил многочисленные мелкие островки, обдумывал непонятные вещи, сказанные женщиной-птицей – ангелом, как стал теперь называть ее Пол, – поэтому он забыл предупреждение перепелки. Но течение окрепло, и его рев нельзя было не услышать. У Пола что-то оборвалось внутри.
«Погоди, – подумал он. – Сцилла и Харибда – это просто скалы? Не была ли одна из них водоворотом, затягивающим корабли и перемалывающим их, как приспособление для уничтожения отходов в кухонной мойке?»
Тут он понял, что рев усилился и походил как раз на шум водоворота.
Пол отпустил румпель, судно поплыло дальше, а Пол уцепился рукой за мачту, пытаясь разглядеть, что впереди. Когда он отпустил руль, его суденышко поплыло по воле волн, накренилось к западу и чуть не скинуло Пола с палубы. В утреннем тумане показались два каменистых острова на расстоянии всего нескольких сот метров друг от друга. Тот, что слева, представлял собой высокую зазубренную гору, выступающую из моря, вершина ее скрывалась в черных тучах. Там, где волны разбивались об основание острова, скала настолько изобиловала неровностями, что пропорола бы обшивку даже современного линкора, а в распоряжении Пола был вовсе не линкор. Но это было не все: рядом находился другой остров, пониже, к которому относило плот. Та часть второго острова, что была повернута в сторону пролива, имела форму неровного полукруга, наподобие низкого амфитеатра, а в центре залива воды образовывали мощный водоворот, образующий широкую дыру в океане с вращающимися стенами, достаточно большую, чтобы поглотить крупный офисный центр.
Ветер усиливался. Пол вдруг вспотел, несмотря на утреннюю прохладу, капли пота остывали на ветру и покалывали кожу, как булавки. Пол бросился по наклонной палубе к рулю. Он тянул его, пока суденышко не взяло курс ближе к острой скале слева: здесь был хотя бы шанс избежать столкновения, но если он попадет в водоворот, его уже ничто не спасет. Деревянный руль скрипел, сопротивляясь течению, которое тащило Пола в сторону. Держась за руль, он молился, чтобы познания перепелки в кораблестроении оказались достаточно глубокими. Когда корабль входил в залив, одно из креплений лопнуло, издав унылый звук, незакрепленная рея начала раскачиваться из стороны в сторону, и парус захлопал. Теперь ветер не помогал, и судно начало поворачиваться в сторону водоворота. В самый отчаянный момент Пол вспомнил о шарфе с пером, привязанном у него на талии. Он быстро привязал шарфом руль и бросился к мачте. Рея поворачивалась по ветру и ударила его несколько раз по рукам и ребрам, но Полу удалось вернуть ее на место и привязать к мачте таким крепким узлом, на какой он только был способен. Пол был уверен, что любому моряку его узел бы не понравился, но его это не волновало. Крутящиеся черные воды Харибды приближались с каждым мгновением.
Он прополз на корму. Узел на шарфе ослаб из-за течения, и Полу пришлось налечь на руль, чтобы вернуть плоту направление на скалу, потом он держал его изо всех сил, когда суденышко коснулось внешнего круга водоворота, что было жестоким испытанием для измученного тела Пола. Он закрыл глаза, стиснул зубы и громко закричал, но грохот воды поглотил звук голоса. Румпель дернулся и стал поворачиваться против его воли, будто могучая рука управляла суденышком. Пол снова закричал от страха и ярости и вцепился в руль.
Неясно, сколько прошло времени, прежде чем ослабло течение водоворота. Измученный, ослабевший, Пол еле держался на ногах. Он открыл глаза и увидел нависающие над его головой выступы скалы, он почти мог коснуться их с плота. Пол только успел убедиться, что проскочит, не задев скалы, когда сверху что-то сорвалось и ринулось вниз – что-то невероятно длинное, с одной стороны сверкнули клыки. Пол не успел даже вскрикнуть, когда змея обрушилась на него, ноги подогнулись, и Пол свалился на палубу, что спасло его, но тварь – подобие щупальца с твердой, потрескавшейся кожей – ударила по мачте и срубила ее, будто это сырая макаронина, а не толстый ствол. Пасть на конце щупальца сорвала парус с обломка мачты и стала яростно трясти его. Вскоре кусочки ткани поплыли в воде, подгоняемые ветром. Пол, засыпанный ошметками, пытался встать.
Он успел схватить топор, прежде чем тварь снова бросилась на него. Если это было щупальце, то само существо пряталось где-нибудь в темной пещере в скале, откуда тянулась конечность или, может, шея: на морде не было ни глаз, ни носа. Чем бы ни была эта тварь, на конце громадной веревки из мышц и чешуи щелкали большие челюсти, полные острых, как у белой акулы, зубов. Пол отошел назад и замахнулся топором. Не успел он порадоваться, когда топор глубоко вонзился в плоть, как оказался в трех метрах над палубой: тварь начала уползать наверх, а топор застрял в ее шкуре. Розоватая слизь потекла из глубокой раны и залила Полу лицо. Он заколебался: то ли выпустить из рук свое единственное оружие, то ли держаться, но тут топор выскользнул из тела твари, и Пол свалился на бревна плота, которые так старательно рубил и обрабатывал.
Тварь уползла, извиваясь явно от боли, стуча концом по скале и разбрызгивая вокруг себя пену, ее пасть была почти отрублена от тела. Превозмогая боль от полученных ранений, Пол ощутил яростную, бессмысленную радость от вида покалеченного страдающего существа. И тут еще пять таких же зубастых тварей выскользнули из пещеры.
Следующие секунды прошли как страшный сон. Безглазые головы бросались на него. Полу удалось увернуться от первой, от второй. Он разрезал чешуйчатую шкуру одной из них, но третья чуть не достала его, напав сзади. Паруса не было, обломок мачты тоже не давал защиты, тогда он лег на спину на залитую пеной палубу и стал размахивать топором. Головы выжидали и бросались, пытаясь избежать острия бронзового топора. Он отрубил челюсть у одной головы, и та убралась, шипя сквозь фонтан розовой пены, но уползла недалеко.
Пол быстро уставал, несмотря на волшебную легкость его оружия, а головы перестали атаковать бессмысленно. Они раскачивались, как кобры, в поисках брешей в защите противника.
В какой-то момент рев Харибды усилился. У Пола промелькнула мысль, что его затягивает в водоворот, так как боги могут быть уверены, что он погиб, но не мог он и не заметить, что звук изменился – теперь это было бульканье, и больше всего оно походило на звук, издаваемый самым большим в мире огром, когда он ест суп. Головы Сциллы раскачивались, выжидая момента, когда уставшие руки с топором начнут двигаться медленнее, грохот водоворота вдруг прекратился, море утихло.
У Пола было только несколько секунд, чтобы побыть в полной зловещей тишине – он даже слышал влажное дыхание всех голов Сциллы и шум волн, разбивающихся о скалу. И тут раздался рев, не слабее предыдущего. Харибда неожиданно выплюнула всю воду, что заглотила, получился огромный гейзер морской воды, бьющий вверх на много сотен метров. Слепые зубастые головы помедлили, пока первые бело-зеленые струи воды обрушились вниз, следующий мощный фонтан, вобравший всю мощь водоворота, поднял судно Пола в воздух, как катапульта. Пасти Сциллы тщетно щелкали зубами, пока вода не залила их, – Пол был уже далеко. Громадная волна промчала плот через пролив, у Пола было одно мгновение, чтобы схватиться за румпель. Его рука сомкнулась на шарфе.
Черные скалы кружили над ним, море было сначала сверху, потом снизу и опять сверху. Белые клочья пены пролетали мимо, когда его поднимало даже выше прибрежных скал, и он мог видеть сверху океан и острова, он парил в воздухе, держась за конец шарфа. Потом волна его опустила, и он во второй раз ударился о поверхность океана, затем, подпрыгивая, как камень, ударился еще раз. От последнего удара Пол лишился чувств.
ГЛАВА 7
– Божественный посланник? – Пол повернулся к ней. – О чем это ты?
– Гермес со своим золотым жезлом, – ответила она. – Мы, бессмертные, можем предвидеть будущее, я знала, что однажды он принесет приказ с Олимпа, который положит конец нашим любовным похождениям. Но не ожидала этого так скоро.
Она выглядела такой несчастной, что на миг Пол почувствовал истинную любовь к ней, но он напомнил себе – и уже не в первый раз, – что Калипсо лишь программа, состоящая из кодов, ни больше, ни меньше, и она будет говорить и делать то же самое, кто бы ни появился в образе Одиссея.
– Значит… значит, он так сказал? – спросил Пол. – Что Зевс хочет, чтобы ты меня отпустила?
– Ты слышал светлейшего Гермеса, посланца бога, – ответила Калипсо. – Бессмертные с Олимпа причинили тебе много неприятностей. Будет лучше, если ты не станешь противиться воле Громовержца.
В душе Пол ликовал. Конечно, это был посланец (и, надо признать, довольно странный), но пришел он от человека, который до того прислал ему золотую безделушку, а его принадлежность к олимпийцам вызывала у Пола большие сомнения. Калипсо просто вставила этот эпизод в свой мир, как в свое время Пенелопа пыталась примирить неоправданное присутствие Пола с атмосферой симуляции. Это явно была попытка со стороны кого-то – кого-то за пределами системы? – связаться с Полом, а Калипсо восприняла ее как приказ от Повелителя Богов.
– Мне грустно, что я тебя покидаю, – сказал Пол, считая, что лицемерие в данной ситуации оправдано, – но как же это можно осуществить? У меня нет лодки. До ближайшего места много миль, я не смогу столько проплыть.
– Разве я могу отпустить тебя без подарков? – нимфа улыбнулась в ответ. – Не думаешь ли ты, что бессмертная Калипсо позволит своему возлюбленному утонуть в мрачной пучине и не поможет? Пошли. Я отведу тебя в рощу и дам своему Одиссею прекрасный бронзовый топор. Ты сам построишь плот, который перенесет тебя через владения Посейдона, и боги смогут исполнить твою судьбу.
Пол пожал плечами:
– Ладно. Пожалуй, в этом есть смысл.
Калипсо принесла обещанный подарок – огромный двухсторонний топор, который при этом был легким и удобным, как теннисная ракетка, и другие бронзовые инструменты, потом отвела Пола в рощу, где росли ольха, тополя и высокие ели. Она остановилась, будто хотела что-то сказать, но передумала и заскользила по тропинке к пещере.
Пол постоял, прислушиваясь к шелесту морского бриза в ветвях деревьев. Он понятия не имел, как строится плот, но это не имело большого значения. Он постарается, сначала, наверное, надо срубить несколько деревьев.
Это оказалось на удивление просто. Хоть у Пола и не было никакого опыта, топор глубоко врезался в древесину с каждым ударом, первое дерево начало падать в считанные секунды и так неожиданно, что Пола чуть не задело раскидистой кроной. В следующий раз он был осторожнее, и скоро у его ног лежало более десятка самых ровных и самых стройных деревьев. Когда он остановился полюбоваться на свою работу, довольный, но недоумевающий, что делать дальше, что-то зашуршало в подлеске. Из травы выпрыгнула перепелка и уселась на камень. Птичка смотрела на Пола одним глазом, потом повернула голову с хохолком, чтобы глянуть на него другим глазом.
– Сруби ветки и обтеши стволы, – сказала перепелка голоском озорной девчонки. – Тебя мама и папа учили чему-нибудь?
Пол молча смотрел на нее. Конечно, с ним случались вещи и поудивительнее, но все равно было странно.
– Ты кто?
Перепелка весело защебетала:
– Я – перепелка! Разве непохожа?
Он кивнул, соглашаясь.
– А ты знаешь, как строить плот?
– Уж конечно, лучше тебя. Хорошо, что Калипсо сама привела тебя сюда, ты ведь даже не спросил разрешения у дриад, прежде чем рубить деревья, теперь им всем придется искать себе новые дома. – Перепелка подергала хвостиком. – Когда срубишь ветки, сделай все стволы одной длины.
Решив, что не годится смотреть в рот какой-то перепелке, Пол вернулся к работе. Ручка, выточенная из оливкового дерева, была как специально сделана по руке Пола, и работа пошла так же споро, как и рубка деревьев. Скоро рядом вырос штабель абсолютно одинаковых бревен.
– Неплохо, – заявила его новая подружка, – хотя я бы не позволила тебе строить мое гнездо. Ладно, продолжай, а то не успеем до темноты.
Пол фыркнул, вспомнив, что получает приказы от бело-коричневой пичуги, но, благодаря ее терпеливым советам, плот быстро строился. Он был прочным, с мачтой, палубой и рулем, переплетенные ветки вдоль бортов защищали палубу от волн.
После полудня появилась Калипсо, она принесла огромный рулон тяжелой блестящей материи на парус, но остальное время Пол работал в одиночестве, в компании птички. Благодаря ее мудрым советам и почти волшебным инструментам работа продвигалась удивительно быстро. К вечеру оставалось сделать только снасти, он прикреплял нужные части, а птичка скакала с места на место, чтобы не оказаться у него под ногами, и перемежала свои советы незлыми птичьими оскорблениями. И тут Пола охватило незнакомое ощущение радости завершенного труда.
«Не стоит себя обманывать. Было сделано все, чтобы такой тупица, как я, смог сделать то, что нужно, не нарушая правил симуляции. Уверен, что в оригинале не было никакой перепелки, потому что настоящий Одиссей, наверное, мог бы соорудить греческий аналог самолета с помощью двух перьев и палки».
Подумав о перьях, он убедился, что шарф по-прежнему завязан на талии. Насколько Пол мог судить, ему ни в коем случае нельзя было терять эту последнюю версию подарка женщины-птицы.
«Женщина-птица… Надо бы придумать более подходящее имя. А то это похоже на имя героини комикса».
Перепелка предложила срубить еще несколько невысоких деревьев, чтобы использовать для перетаскивания плота, и это была неплохая мысль: с их помощью Пол смог спустить плот на берег, где снова появилась Калипсо.
– Приди ко мне, Одиссей, – сказала она, – приди, мой смертный возлюбленный. Солнце уже почти касается волн, поздно отправляться в столь опасный путь. Проведи со мной последнюю ночь, а потом уплывай с утренним отливом.
Неожиданно для себя Одиссей захотел услышать, что скажет перепелка, которая пришла с ним к берегу.
– Она добрая, но иногда бывает упрямой, – сказала перепелка, и только Пол мог ее слышать. – Если останешься на ночь, она так тебя зацелует, что к утру забудешь, что собирался уезжать. Тогда боги на тебя еще больше рассердятся.
Пол неожиданно развеселился:
– А что ты знаешь о поцелуях?
Перепелка пристально посмотрела на него, потом сердито тряхнула хвостом и юркнула за камень. Он пожалел, что не поблагодарил птичку как следует, но потом вспомнил, что имеет дело всего лишь с программой, хотя и симпатичной. Он перешел к мыслям о Калипсо, о том, что она предлагает и что она такое на самом деле.
– Нет, госпожа, – ответил он. – Благодарю тебя, я никогда не забуду время, проведенное на твоем прекрасном острове.
Пол был доволен – как бы ни был он неискушен в поэзии, но тут вдруг заговорил цветистым книжным языком.
– Мне все-таки нужно ехать.
Калипсо печально попрощалась с ним, дала с собой бурдюки с вином и водой, приготовила еду. Когда Пол уже был готов столкнуть плот в воду, из-за камня появилась перепелка и прыгнула на бревна.
– Куда ты направляешься?
– В Трою.
Птичка наклонила голову набок:
– Ты все делаешь шиворот-навыворот, благородный Одиссей, наверное, ты ударился головой. Я уверена, что твоя жена ждет тебя дома и надеется, что ты поможешь ей в воспитании ребенка, а не отправишься снова биться с троянцами. Но если ты настаиваешь, помни, что запад должен быть у тебя справа. Пол поблагодарил птичку за ее участие, столкнул плот в воду, забрался на него и стал отталкиваться от берега длинным шестом, который заготовил.
– Прощай, смертный! – закричала Калипсо, слезинка заблестела в ее прекрасных глазах, волосы развевались, как черная туча, обрамляя безупречно совершенное лицо. – Я тебя никогда не забуду!
– Берегись Сциллы и Харибды! [16] – пропищала перепелка, ее слова пробудили у Пола смутное воспоминание – вроде бы это название опасных скал. – Иначе они проглотят тебя, как змея яйцо!
Пол помахал птахе рукой и вышел в открытое море, окрашенное закатным солнцем в цвет меди.
Ночь в море, проведенная на корабле, очень отличалась от той, что Пол провел в воде, цепляясь за деревянный обломок. Небо почернело как смола, серп луны был совсем тонким, зато звезды светили в десять раз ярче, чем в действительности. И тогда Пол понял, как древним пришло в голову, что с неба на их деяния взирают боги.
В самые темные и бесконечные часы ночи его снова посетило сомнение. Вспоминая Гэлли и его ужасную смерть, Пол не мог не почувствовать, как незначительно в сравнении с ней все остальное: даже его собственные надежды и страхи. Но и в моменты слабости он понимал, что бессмысленно об этом думать, а сейчас тем более. Корабль прекрасно подчинялся его неумелым рукам: и парус, и снасти казались волшебными, как топор, которым он строил лодку. Воздух пропитался запахом соли, волны поблескивали в свете звезд, уже трижды его окружали и некоторое время сопровождали дельфины, божественно красивые и быстрые. Пол не мог отделаться от чувства вины и сожаления, но ему удавалось отгонять эти мысли. Он отдохнул, он снова в пути в поисках далекой Трои, и пусть свершится его судьба.
«Судьба? – Пол громко рассмеялся. – О боже! Ты только послушай, что говоришь. Это же игра. Все равно, что пейнтбол: вон идет Пол Джонас – бах, вон он пошел туда – бах!»
Стало немного легче, по крайней мере, пока.
* * *
Первые подозрения, что он опрометчиво доверился своим поверхностным знаниям классической литературы, появились на рассвете, и вызваны они были появлением медленного, но постоянно усиливающегося течения, которое Пол заметил только сейчас. Течение уводило его в сторону, несмотря на надувшийся парус, установленный в другом направлении.Последнее время он был очень занят: обходил многочисленные мелкие островки, обдумывал непонятные вещи, сказанные женщиной-птицей – ангелом, как стал теперь называть ее Пол, – поэтому он забыл предупреждение перепелки. Но течение окрепло, и его рев нельзя было не услышать. У Пола что-то оборвалось внутри.
«Погоди, – подумал он. – Сцилла и Харибда – это просто скалы? Не была ли одна из них водоворотом, затягивающим корабли и перемалывающим их, как приспособление для уничтожения отходов в кухонной мойке?»
Тут он понял, что рев усилился и походил как раз на шум водоворота.
Пол отпустил румпель, судно поплыло дальше, а Пол уцепился рукой за мачту, пытаясь разглядеть, что впереди. Когда он отпустил руль, его суденышко поплыло по воле волн, накренилось к западу и чуть не скинуло Пола с палубы. В утреннем тумане показались два каменистых острова на расстоянии всего нескольких сот метров друг от друга. Тот, что слева, представлял собой высокую зазубренную гору, выступающую из моря, вершина ее скрывалась в черных тучах. Там, где волны разбивались об основание острова, скала настолько изобиловала неровностями, что пропорола бы обшивку даже современного линкора, а в распоряжении Пола был вовсе не линкор. Но это было не все: рядом находился другой остров, пониже, к которому относило плот. Та часть второго острова, что была повернута в сторону пролива, имела форму неровного полукруга, наподобие низкого амфитеатра, а в центре залива воды образовывали мощный водоворот, образующий широкую дыру в океане с вращающимися стенами, достаточно большую, чтобы поглотить крупный офисный центр.
Ветер усиливался. Пол вдруг вспотел, несмотря на утреннюю прохладу, капли пота остывали на ветру и покалывали кожу, как булавки. Пол бросился по наклонной палубе к рулю. Он тянул его, пока суденышко не взяло курс ближе к острой скале слева: здесь был хотя бы шанс избежать столкновения, но если он попадет в водоворот, его уже ничто не спасет. Деревянный руль скрипел, сопротивляясь течению, которое тащило Пола в сторону. Держась за руль, он молился, чтобы познания перепелки в кораблестроении оказались достаточно глубокими. Когда корабль входил в залив, одно из креплений лопнуло, издав унылый звук, незакрепленная рея начала раскачиваться из стороны в сторону, и парус захлопал. Теперь ветер не помогал, и судно начало поворачиваться в сторону водоворота. В самый отчаянный момент Пол вспомнил о шарфе с пером, привязанном у него на талии. Он быстро привязал шарфом руль и бросился к мачте. Рея поворачивалась по ветру и ударила его несколько раз по рукам и ребрам, но Полу удалось вернуть ее на место и привязать к мачте таким крепким узлом, на какой он только был способен. Пол был уверен, что любому моряку его узел бы не понравился, но его это не волновало. Крутящиеся черные воды Харибды приближались с каждым мгновением.
Он прополз на корму. Узел на шарфе ослаб из-за течения, и Полу пришлось налечь на руль, чтобы вернуть плоту направление на скалу, потом он держал его изо всех сил, когда суденышко коснулось внешнего круга водоворота, что было жестоким испытанием для измученного тела Пола. Он закрыл глаза, стиснул зубы и громко закричал, но грохот воды поглотил звук голоса. Румпель дернулся и стал поворачиваться против его воли, будто могучая рука управляла суденышком. Пол снова закричал от страха и ярости и вцепился в руль.
Неясно, сколько прошло времени, прежде чем ослабло течение водоворота. Измученный, ослабевший, Пол еле держался на ногах. Он открыл глаза и увидел нависающие над его головой выступы скалы, он почти мог коснуться их с плота. Пол только успел убедиться, что проскочит, не задев скалы, когда сверху что-то сорвалось и ринулось вниз – что-то невероятно длинное, с одной стороны сверкнули клыки. Пол не успел даже вскрикнуть, когда змея обрушилась на него, ноги подогнулись, и Пол свалился на палубу, что спасло его, но тварь – подобие щупальца с твердой, потрескавшейся кожей – ударила по мачте и срубила ее, будто это сырая макаронина, а не толстый ствол. Пасть на конце щупальца сорвала парус с обломка мачты и стала яростно трясти его. Вскоре кусочки ткани поплыли в воде, подгоняемые ветром. Пол, засыпанный ошметками, пытался встать.
Он успел схватить топор, прежде чем тварь снова бросилась на него. Если это было щупальце, то само существо пряталось где-нибудь в темной пещере в скале, откуда тянулась конечность или, может, шея: на морде не было ни глаз, ни носа. Чем бы ни была эта тварь, на конце громадной веревки из мышц и чешуи щелкали большие челюсти, полные острых, как у белой акулы, зубов. Пол отошел назад и замахнулся топором. Не успел он порадоваться, когда топор глубоко вонзился в плоть, как оказался в трех метрах над палубой: тварь начала уползать наверх, а топор застрял в ее шкуре. Розоватая слизь потекла из глубокой раны и залила Полу лицо. Он заколебался: то ли выпустить из рук свое единственное оружие, то ли держаться, но тут топор выскользнул из тела твари, и Пол свалился на бревна плота, которые так старательно рубил и обрабатывал.
Тварь уползла, извиваясь явно от боли, стуча концом по скале и разбрызгивая вокруг себя пену, ее пасть была почти отрублена от тела. Превозмогая боль от полученных ранений, Пол ощутил яростную, бессмысленную радость от вида покалеченного страдающего существа. И тут еще пять таких же зубастых тварей выскользнули из пещеры.
Следующие секунды прошли как страшный сон. Безглазые головы бросались на него. Полу удалось увернуться от первой, от второй. Он разрезал чешуйчатую шкуру одной из них, но третья чуть не достала его, напав сзади. Паруса не было, обломок мачты тоже не давал защиты, тогда он лег на спину на залитую пеной палубу и стал размахивать топором. Головы выжидали и бросались, пытаясь избежать острия бронзового топора. Он отрубил челюсть у одной головы, и та убралась, шипя сквозь фонтан розовой пены, но уползла недалеко.
Пол быстро уставал, несмотря на волшебную легкость его оружия, а головы перестали атаковать бессмысленно. Они раскачивались, как кобры, в поисках брешей в защите противника.
В какой-то момент рев Харибды усилился. У Пола промелькнула мысль, что его затягивает в водоворот, так как боги могут быть уверены, что он погиб, но не мог он и не заметить, что звук изменился – теперь это было бульканье, и больше всего оно походило на звук, издаваемый самым большим в мире огром, когда он ест суп. Головы Сциллы раскачивались, выжидая момента, когда уставшие руки с топором начнут двигаться медленнее, грохот водоворота вдруг прекратился, море утихло.
У Пола было только несколько секунд, чтобы побыть в полной зловещей тишине – он даже слышал влажное дыхание всех голов Сциллы и шум волн, разбивающихся о скалу. И тут раздался рев, не слабее предыдущего. Харибда неожиданно выплюнула всю воду, что заглотила, получился огромный гейзер морской воды, бьющий вверх на много сотен метров. Слепые зубастые головы помедлили, пока первые бело-зеленые струи воды обрушились вниз, следующий мощный фонтан, вобравший всю мощь водоворота, поднял судно Пола в воздух, как катапульта. Пасти Сциллы тщетно щелкали зубами, пока вода не залила их, – Пол был уже далеко. Громадная волна промчала плот через пролив, у Пола было одно мгновение, чтобы схватиться за румпель. Его рука сомкнулась на шарфе.
Черные скалы кружили над ним, море было сначала сверху, потом снизу и опять сверху. Белые клочья пены пролетали мимо, когда его поднимало даже выше прибрежных скал, и он мог видеть сверху океан и острова, он парил в воздухе, держась за конец шарфа. Потом волна его опустила, и он во второй раз ударился о поверхность океана, затем, подпрыгивая, как камень, ударился еще раз. От последнего удара Пол лишился чувств.
ГЛАВА 7
БИТВА ЗА РАЙ
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: «Бронированный» малыш выжил в опасном прыжке.
(изображение: Джимми с отцом и мачехой)
ГОЛОС: Трехлетний Джимми Джэкобсон, уже побывавший героем бракоразводного процесса два года назад, когда его отец и мать оспаривали право на собственного ребенка, выжил после падения с пятого этажа благодаря биологическим модификациям. Его отец, Ринус Джэкобсон, выигравший процесс и воспитывающий сына, заявляет, что он укрепил позвоночник мальчика и его кожу, применив, по словам Джэкобсона, обычную биологию.
(изображение: Ринус Джэкобсон на пресс-конференции)
ДЖЭКОБСОН: «Я все сделал сам. Мое открытие будет очень полезно всем родителям. Все могут защитить своих детей так, как сделал это я, сейчас я усовершенствовал метод».
ГОЛОС: Джэкобсон собирается продавать биоорганизмы, которые, по его заверениям, работают при воздействии обычной ультрафиолетовой лампы, укрепляя и изменяя кости и кожу.
ДЖЭКОБСОН: «Они создают, как бы это сказать, корку. Как шкура носорога. Ребенок никогда не разобьет коленку, не поцарапает лицо».
ГОЛОС: Сотрудники Агентства по защите детей, не говоря уже о соседях, настроены скептически; ведется расследование.
(изображение: один из соседей)
СОСЕД: «Давайте называть вещи своими именами – даже если он это сделал, а ребенок в самом деле выглядит слишком крепким, я не удивлюсь, если он выбросил его из окна, чтобы проверить…»
Орландо давно не говорил так долго, а состояние его было не самым лучшим. К тому моменту, когда он начал рассказывать, как они с Фредериксом вошли в бухту Темилюн, Гардинер чувствовал себя совсем как тогда – усталым и больным.
Бонита Мей Симпкинс говорила очень мало, перебивая лишь тогда, когда хотела уточнить значение какого-нибудь сленгового словечка или выражала недовольство, что он слишком увлекается деталями, интересными только тинэйджерам. Она ничего не добавляла от себя, но ее сдержанность вызывала доверие у Орландо. Кто бы она ни была, женщина явно не пыталась вытянуть у него некие сведения.
Горящий фитиль в плошке с маслом окрашивал комнату в желтый цвет и наполнял ее длинными тенями. Снаружи на виртуальный Египет опустилась темнота, иногда из жаркой таинственной ночи до них долетали странные звуки. Когда Орландо рассказывал о гибели Атаско и их бегстве из тронного зала, ужасные стенания и всхлипы, раздавшиеся где-то рядом, заставили его замолчать на какое-то время, а сердце забиться. Фредерикс, сидевший в ногах кровати, побледнел и задрожал.
– Не беспокойтесь, мальчики, – сказала миссис Симпкинс. – Перед уходом мистер Аль-Саид убедился в безопасности дома. Можно сказать, что он наложил на дом чары, но это для язычников. То, что он сделал, основано на науке. Никто не войдет, по крайней мере, сегодня.
– А кто это – мистер Аль-Саид?
– Ты еще не закончил рассказ, а я не начинала свой. Продолжай.
Орландо пожал плечами и попытался вспомнить, на чем остановился. Он вкратце рассказал, как они бежали из Темилюна, о приключениях в мини-мире, морщась, когда Фредерикс хотел пояснить, как он бился с великаном, смертоносной многоножкой. Не то чтобы Орландо чего-то стыдился, по его мнению, он вел себя правильно, но это были те детали, о которых строгая женщина не хотела слышать. Он быстро дошел до их пребывания в мультипликационном мире, потом Орландо пришлось несколько раз повторить рассказ о том, что случилось в Холодильнике, потому что миссис Симпкинс задавала уточняющие вопросы.
– И это опять была она – пернатая богиня? Ты уверен?
Орландо кивал:
– Видимо… видимо, это одна и та же женщина. Выглядела очень похоже. Кто она?
Миссис Симпкинс только покачала головой.
– А тот, другой, которого ты только чувствовал, – твой друг назвал его «действительным воплощением дьявола»? Расскажи про него еще раз.
Он рассказал, по крайней мере, попытался, но ощущения трудно передаются словами, так же трудно, как острая боль, – он много раз пытался объяснить людям, которые хотели понять, но не могли, и теперь знал, что это невозможно.
– Так это был дьявол? – спросил он, когда закончил рассказ, хотя был полностью уверен, какой последует ответ от женщины, так часто поминающей Господа и Иисуса.
Но она его удивила:
– Пожалуй, нет. Но это может быть что-то похуже. Я думаю, что это дьявол, сотворенный руками смертных, которые настолько полны гордыни, что вообразили себя самим Господом Богом.
– Что вы имеете в виду?
И снова она только покачала головой.
– Об этом невозможно говорить всуе. Тем более, ты устал, мальчик – посмотри, на что ты похож. Тебе нужно поспать.
Орландо и Фредерикс вздрогнули, услышав, как кто-то, но не собака, заскулил и залаял прямо под окном.
– Я не усну ни на минуту, – честно признался Орландо. – Расскажите, откуда вы, как обещали.
– Ничего я не обещала. – Она строго посмотрела на него, но Орландо знал ее уже достаточно, чтобы понять, что женщина не сердится, – просто прикидывает, стоит ли.
Она повернулась к Фредериксу:
– И ты хочешь послушать?
Тот кивнул:
– Неплохо бы узнать что-нибудь.
– Ладно. Но не задавайте мне никаких вопросов, пока я не закончу, а если вы только вякнете до того, то увидите, как я ухожу. – Она нахмурилась, давая понять, что говорит серьезно. – Я ничего не повторяю дважды.
Мой муж и я принадлежим к церкви Откровения Христова, что в Портервилле, Миссисипи, и мы счастливы, что работаем во славу божью. Вы должны прежде всего понять это. Нас можно назвать активными христианами – так говорит наш пастор. Мы усердно трудимся во имя Христа, мы не устраиваем всякой чепухи вроде церковных пикников и помывки автомобилей. Мы ходим в церковь, поем и молимся, иногда довольно громко. Некоторые называют нас глашатаями Бога, потому что, когда Господь возлагает длань свою на одного из нас, мы немного кричим и говорим.
Орландо обнаружил, что кивает в такт ее речи, как загипнотизированный, хотя очень плохо понимал, о чем она говорит. Родители водили его в церковь только однажды, на свадьбу двоюродной сестры, а сами ходили туда только послушать камерную музыку, когда в какой-нибудь церкви устраивали концерт.
– Мы также не осуждаем других людей, – заявила она тоном, предполагающим, что Орландо думал обратное. – Наш Господь всемогущ, он укажет людям истину. И только Бог и сами люди знают, что у них в душе. Вы понимаете меня, мальчики?
И Орландо, и Фредерикс дружно закивали.
– Бог не дал нам с Теренсом детей, он не захотел. Будет неправдой сказать, что я никогда не удивлялась этому и не задавала себе вопрос – «почему?». Но нам обоим пришлось поработать со многими детьми: Теренс учил детей в школьной мастерской, я работала в отделении скорой помощи в больнице Де Калб. Печально, но многие дети, которых я встречала, были серьезно больны. Если вы сомневаетесь, что вам нужен Бог в вашем сердце и в вашей жизни, значит, вы никогда не видели детей, попавших в аварию на школьном автобусе, когда их подвозят парами и тройками. Это бы вас убедило.
(изображение: Джимми с отцом и мачехой)
ГОЛОС: Трехлетний Джимми Джэкобсон, уже побывавший героем бракоразводного процесса два года назад, когда его отец и мать оспаривали право на собственного ребенка, выжил после падения с пятого этажа благодаря биологическим модификациям. Его отец, Ринус Джэкобсон, выигравший процесс и воспитывающий сына, заявляет, что он укрепил позвоночник мальчика и его кожу, применив, по словам Джэкобсона, обычную биологию.
(изображение: Ринус Джэкобсон на пресс-конференции)
ДЖЭКОБСОН: «Я все сделал сам. Мое открытие будет очень полезно всем родителям. Все могут защитить своих детей так, как сделал это я, сейчас я усовершенствовал метод».
ГОЛОС: Джэкобсон собирается продавать биоорганизмы, которые, по его заверениям, работают при воздействии обычной ультрафиолетовой лампы, укрепляя и изменяя кости и кожу.
ДЖЭКОБСОН: «Они создают, как бы это сказать, корку. Как шкура носорога. Ребенок никогда не разобьет коленку, не поцарапает лицо».
ГОЛОС: Сотрудники Агентства по защите детей, не говоря уже о соседях, настроены скептически; ведется расследование.
(изображение: один из соседей)
СОСЕД: «Давайте называть вещи своими именами – даже если он это сделал, а ребенок в самом деле выглядит слишком крепким, я не удивлюсь, если он выбросил его из окна, чтобы проверить…»
Орландо давно не говорил так долго, а состояние его было не самым лучшим. К тому моменту, когда он начал рассказывать, как они с Фредериксом вошли в бухту Темилюн, Гардинер чувствовал себя совсем как тогда – усталым и больным.
Бонита Мей Симпкинс говорила очень мало, перебивая лишь тогда, когда хотела уточнить значение какого-нибудь сленгового словечка или выражала недовольство, что он слишком увлекается деталями, интересными только тинэйджерам. Она ничего не добавляла от себя, но ее сдержанность вызывала доверие у Орландо. Кто бы она ни была, женщина явно не пыталась вытянуть у него некие сведения.
Горящий фитиль в плошке с маслом окрашивал комнату в желтый цвет и наполнял ее длинными тенями. Снаружи на виртуальный Египет опустилась темнота, иногда из жаркой таинственной ночи до них долетали странные звуки. Когда Орландо рассказывал о гибели Атаско и их бегстве из тронного зала, ужасные стенания и всхлипы, раздавшиеся где-то рядом, заставили его замолчать на какое-то время, а сердце забиться. Фредерикс, сидевший в ногах кровати, побледнел и задрожал.
– Не беспокойтесь, мальчики, – сказала миссис Симпкинс. – Перед уходом мистер Аль-Саид убедился в безопасности дома. Можно сказать, что он наложил на дом чары, но это для язычников. То, что он сделал, основано на науке. Никто не войдет, по крайней мере, сегодня.
– А кто это – мистер Аль-Саид?
– Ты еще не закончил рассказ, а я не начинала свой. Продолжай.
Орландо пожал плечами и попытался вспомнить, на чем остановился. Он вкратце рассказал, как они бежали из Темилюна, о приключениях в мини-мире, морщась, когда Фредерикс хотел пояснить, как он бился с великаном, смертоносной многоножкой. Не то чтобы Орландо чего-то стыдился, по его мнению, он вел себя правильно, но это были те детали, о которых строгая женщина не хотела слышать. Он быстро дошел до их пребывания в мультипликационном мире, потом Орландо пришлось несколько раз повторить рассказ о том, что случилось в Холодильнике, потому что миссис Симпкинс задавала уточняющие вопросы.
– И это опять была она – пернатая богиня? Ты уверен?
Орландо кивал:
– Видимо… видимо, это одна и та же женщина. Выглядела очень похоже. Кто она?
Миссис Симпкинс только покачала головой.
– А тот, другой, которого ты только чувствовал, – твой друг назвал его «действительным воплощением дьявола»? Расскажи про него еще раз.
Он рассказал, по крайней мере, попытался, но ощущения трудно передаются словами, так же трудно, как острая боль, – он много раз пытался объяснить людям, которые хотели понять, но не могли, и теперь знал, что это невозможно.
– Так это был дьявол? – спросил он, когда закончил рассказ, хотя был полностью уверен, какой последует ответ от женщины, так часто поминающей Господа и Иисуса.
Но она его удивила:
– Пожалуй, нет. Но это может быть что-то похуже. Я думаю, что это дьявол, сотворенный руками смертных, которые настолько полны гордыни, что вообразили себя самим Господом Богом.
– Что вы имеете в виду?
И снова она только покачала головой.
– Об этом невозможно говорить всуе. Тем более, ты устал, мальчик – посмотри, на что ты похож. Тебе нужно поспать.
Орландо и Фредерикс вздрогнули, услышав, как кто-то, но не собака, заскулил и залаял прямо под окном.
– Я не усну ни на минуту, – честно признался Орландо. – Расскажите, откуда вы, как обещали.
– Ничего я не обещала. – Она строго посмотрела на него, но Орландо знал ее уже достаточно, чтобы понять, что женщина не сердится, – просто прикидывает, стоит ли.
Она повернулась к Фредериксу:
– И ты хочешь послушать?
Тот кивнул:
– Неплохо бы узнать что-нибудь.
– Ладно. Но не задавайте мне никаких вопросов, пока я не закончу, а если вы только вякнете до того, то увидите, как я ухожу. – Она нахмурилась, давая понять, что говорит серьезно. – Я ничего не повторяю дважды.
Мой муж и я принадлежим к церкви Откровения Христова, что в Портервилле, Миссисипи, и мы счастливы, что работаем во славу божью. Вы должны прежде всего понять это. Нас можно назвать активными христианами – так говорит наш пастор. Мы усердно трудимся во имя Христа, мы не устраиваем всякой чепухи вроде церковных пикников и помывки автомобилей. Мы ходим в церковь, поем и молимся, иногда довольно громко. Некоторые называют нас глашатаями Бога, потому что, когда Господь возлагает длань свою на одного из нас, мы немного кричим и говорим.
Орландо обнаружил, что кивает в такт ее речи, как загипнотизированный, хотя очень плохо понимал, о чем она говорит. Родители водили его в церковь только однажды, на свадьбу двоюродной сестры, а сами ходили туда только послушать камерную музыку, когда в какой-нибудь церкви устраивали концерт.
– Мы также не осуждаем других людей, – заявила она тоном, предполагающим, что Орландо думал обратное. – Наш Господь всемогущ, он укажет людям истину. И только Бог и сами люди знают, что у них в душе. Вы понимаете меня, мальчики?
И Орландо, и Фредерикс дружно закивали.
– Бог не дал нам с Теренсом детей, он не захотел. Будет неправдой сказать, что я никогда не удивлялась этому и не задавала себе вопрос – «почему?». Но нам обоим пришлось поработать со многими детьми: Теренс учил детей в школьной мастерской, я работала в отделении скорой помощи в больнице Де Калб. Печально, но многие дети, которых я встречала, были серьезно больны. Если вы сомневаетесь, что вам нужен Бог в вашем сердце и в вашей жизни, значит, вы никогда не видели детей, попавших в аварию на школьном автобусе, когда их подвозят парами и тройками. Это бы вас убедило.