Уильямс Тэд. Гора из черного стекла

   – Нормально, – ответила Кристабель, хотя все было наоборот.
   Она боялась, что папа придет домой вовремя. И она ужасно боялась, что если он придет вовремя, случится что-то страшное, и их жизнь никогда не будет нормальной.
   И все равно отец пришел в жутком настроении, он споткнулся о ведро с водой на крыльце, а ведро не должно было там стоять. Мама извинилась, потом папа извинился, но плохое настроение осталось. Он едва сказал «привет» Кристабель, ушел в кабинет и закрыл дверь.
   Кристабель посмотрела на настенные часы, висящие над раковиной, и увидела, что осталось две минуты. Девочка налила себе воды в стакан, но пить не стала: она застыла, глядя на картинки на холодильнике, хотя видела их каждый день.
   – Я пойду и поговорю с папой, – наконец решила она.
   Мама внимательно на нее посмотрела, как она делала, если Кристабель говорила, что неважно себя чувствует.
   – Зайка, может, он хочет побыть один?
   – Я хочу с ним поговорить. – У нее слезы навернулись на глаза, но нельзя было это показать. – Я всего лишь хочу с ним поговорить, мама.
   И совершенно неожиданно – Кристабель чуть не закричала от испуга – мама опустилась на колени и обняла ее.
   – Хорошо, зайка. Пойди, постучи в дверь и спроси. Ты же знаешь, как мы тебя любим.
   – Конечно. – У Кристабель и так кошки на душе скребли, а после этих слов об их любви стало и того хуже. Она выскользнула из рук матери и пошла к кабинету отца.
   Она смогла заставить себя постучать только потому, что знала, осталось совсем мало времени. Дверь кабинета казалась ей входом в пещеру дракона или в дом с привидениями.
   – Папа, можно войти?
   Он ответил не сразу, а когда ответил, голос его был усталым.
   – Конечно, маленькая.
   Он налил себе выпить. Хотя было слишком рано для этого. Он сидел в своем вертящемся кресле, а весь настенный экран занимали различные отчеты. Хотя он снова не забывал бриться, лицо отца выглядело старым и печальным. У Кристабель сжалось сердце.
   – В чем дело? Пора ужинать?
   Кристабель вздохнула. Она попыталась подобрать слова для молитвы, в которой можно было бы попросить бога сделать так, чтобы мистер Селларс в самом деле послал ей весточку, лично, а не через этого мальчишку с гнилыми зубами. Но в голову пришло только «сейчас я отправляюсь ко сну», что явно не подходило.
   – Папа, мои Очки-Сказочники все еще у тебя?
   Отец медленно повернулся к ней:
   – Да, Кристабель.
   – Здесь?
   Он кивнул.
   – Тогда… Тогда… – Было очень трудно решиться. – Тогда тебе лучше надеть их, потому что тот человек, что дал мне их, хочет с тобой поговорить.
   Она посмотрела в угол настенного экрана, где высвечивалось время – 18.29.
   – Прямо сейчас.
   Глаза отца округлились, он начал что-то говорить, но посмотрел на часы и вытащил ключи из кармана пиджака. Он открыл ключом нижний ящик и вытащил черные пластиковые Очки-Сказочники.
   – Я должен их надеть? – спросил он.
   Он говорил спокойным голосом, но было в нем нечто, что путало, что-то твердое и холодное, как нож под простынкой.
   Когда он надел очки, стало еще хуже – она не видела его глаз. Отец стал похож на слепца. Или на жука, а то и пришельца из космоса.
   – Я не знаю… – начал он, потом остановился. Долго было тихо. – Кто вы? – наконец сказал он, шипя от злости, как змея.
   Поскольку его лицо было повернуто к ней, на мгновение Кристабель показалось, что отец обращается к ней. Вскоре он заговорил уже другим голосом:
   – Кристабель, тебе лучше выйти.
   – Но, папа…
   – Ты меня слышала. Иди скажи маме, что я собираюсь немного поработать.
   Кристабель поднялась и пошла к двери. Сначала было тихо, но, закрывая дверь, она услышала голос отца:
   – Хорошо. Покажите.
   Он не выходил.
   Прошел час. Мама Кристабель сначала рассердилась на выходку отца, а потом начала по-настоящему злиться. Она подошла к двери кабинета и постучала, но папа не ответил.
   – Майк? – позвала она и потрясла дверь, но та была закрыта. – Кристабель, чем он занимался?
   Кристабель показала, что не знает. Она боялась, что если заговорит, то расплачется и не сможет остановиться. Она знала, что произошло, – отвратительный мальчишка что-то сделал с очками. Он убил папу. Кристабель лежала лицом в подушку, а мама шагала взад-вперед по комнате.
   – Это просто смешно, – говорила мама. Она снова подошла к двери. – Майк! Ну, прекрати, ты пугаешь меня!
   В ее голосе зазвучала какая-то страшная нотка, сначала тихая, потом все громче, как бывает, когда начинаешь рвать бумагу.
   – Майк!
   Кристабель начала плакать, слезы капали на подушку. Она не хотела поднимать голову. Она хотела, чтобы все кончилось. Она во всем виновата. Во всем виновата…
   – Майк! Сейчас же открой дверь, или я позову военную полицию! – Теперь мама уже колотила ногой в дверь, удары были похожи на шаги великана, и Кристабель разрыдалась еще сильней. – Майк, пожалуйста! О господи, Майк!
   Что-то щелкнуло. Мама прекратила кричать и пинать дверь. Было очень тихо.
   Кристабель села, протирая глаза, слезы и сопли затекали в рот. Папа стоял в проеме двери и держал очки в руках. Он был белый как мел. Будто только что вернулся из космоса или из страны чудовищ.
   – Мне… мне очень жаль, – сказал он. – Я… – Он посмотрел на очки – Я… был кое-чем занят.
   – Майк, что происходит? – спросила миссис Соренсен. Страх не совсем отпустил ее.
   – Расскажу позже. – Он посмотрел на нее, на Кристабель, но никаких признаков гнева на лице не было. Он потер глаза.
   – А как же… как же ужин? – засмеялась мама. Смех был натужным, неестественным. – Цыпленок, наверное, весь высох.
   – Знаешь, – сказал он, – удивительно, но я не очень голоден.

ГЛАВА 14
СТРАНА БАНДИТОВ

   СЕТЕПЕРЕДАЧА/РАЗВЛЕЧЕНИЯ: Трипорт подает иск но группу.
   (изображение: Трипорт навещает детей в больнице)
   ГОЛОС: Клементина Трипорт, которую часто называют Святой из Санкт-Петербурга за ее заботу о русских бездомных детях, подает иск в суд на руководителей группы «Как же я смогу вас оплакивать, если вы не сидите в вашей норе?» Она обвиняет их в использовании ее имени и имиджа в релизе «Мясо есть деньги, а дети дешевы», где они предполагают, что мясо уличных детей может с успехом заменять дорогое мясо животных. В релизе упоминается, что ее приют «Золотое Милосердие» торгует детьми как раз с этой целью. Трипорт не дает комментариев для прессы, но адвокат Трипорт говорит, что «ее очень огорчает эта ситуация».
   (изображение: Чивак, звукооператор группы КЖЯСВОЕВНСВВН, на фоне рекламного ролика релиза)
   ЧИВАК: «Нет, мы откровенны с Клемми. Мы считаем, что она дока в этом. Это как признание, понятно? Она мыслит вперед, мы точно знаем».
 
   Рени билась над головоломкой, которая не давала ей покоя и очень огорчала ее как программиста.
   «Как создать доброту?»
   Они распрощались с братьями-библиотекарями после короткой ночи без отдыха и раннего завтрака в Трапезной. Рени не могла не удивиться щедрости, проявленной монахами, – явно превышающей компенсацию за их невольную роль в исчезновении Мартины. Очень необычно, что запрограммированные существа так старались угодить пришельцам, и Рени размышляла, как такое могло случиться.
   «Это не гнев, который программируется простой враждебной реакцией на любое отступление от нормы, – размышляла она, пожимая руку аббата на прощание. Брат Эпистулус Терциус, стоящий рядом, выглядел несколько удрученным, хотя Рени не сомневалась, что он рад остаться дома. – Дело в том, что доброте даже трудно дать определение, а тем более сделать ее частью ответной реакции не просто на уровне заданных фраз».
   Аббат наклонился к ней и сказал:
   – Вы ведь позаботитесь о брате Фактуме Квинтусе? Он умен, но… иногда как ребенок. Нам бы не хотелось, чтобы с ним что-нибудь случилось.
   – Мы будем заботиться о нем, как о каждом из нас, Приморис.
   Аббат кивнул и выпустил ее руку. Все закончили прощание, спутники Рени были несколько печальны, кроме !Ксаббу, который изо всех сил старался казаться обезьяной. Доброта библиотечных братьев была искренне теплой, им редко случалось встретить такую, поэтому так трудно было уйти, хотя Мартина нуждалась в помощи в первую очередь. Только суетливый Фактум Квинтус не участвовал в прощании, он что-то бормотал себе под нос, шагая по комнате взад-вперед, ученый явно хотел побыстрее отправиться в путь.
   «Искренняя доброта – опять она. Как она может быть искренней? Ведь эти люди вовсе не реальны, они – программа».
   Сеть испытывала разные подходы к нервной системе, пока не нашла подходящий, но как она решила, что доброта – удачный подход? Иногда на доброту отвечают предательством, как Квон Ли, которая воспользовалась гостеприимством братьев для своих целей.
   Впервые Рени захотелось добраться до механизма сети Грааля, до этого Иноземья. Изначально она предполагала, что Сеть, созданная Братством на их деньги с их ресурсами, просто больше, изображение сложнее, чем в симуляциях других сетей, – больше деталей, больше выбора, более сложные сюжеты для симуляций. Но теперь она задумалась, а не было ли это чем-то иным и более странным?
   «Нет ли чего-нибудь про подобные системы в теории сложности? – Она засмотрелась на золотистую пыль, кружащуюся в столбе света, пытаясь вспомнить далекие годы учебы. – Дело не в том, что они могут плохо получиться, как Синдром Больного Дома, они могут развиваться, могут усложняться, становиться нестабильными и неожиданно перейти в другое состояние одним скачком…»
   – Рени? – Флоримель не могла скрыть нетерпение в голосе, но для нее это могло сойти за приветливый вопрос. – Ты же не собираешься торчать тут, созерцая книжные полки, все утро?
   – Хорошо, хорошо. Пошли.
   Она потом додумает, она пообещала себе не забыть про это.
   Книжный Рынок был, по-видимому, явлением постоянным, сейчас его жизнь была в самом разгаре: им понадобилось не меньше часа, чтобы пробраться через толпу. Рени не могла отделаться от чувства, что за ними следят, хотя не могла поверить, что Квон Ли, чье присутствие обнаружено, станет рисковать, приближаясь к ним. Тем не менее, она вся сжалась как под взглядом всевидящего ока. В отсутствие Мартины Рени могла бы обсудить свои ощущения с !Ксаббу, но тот продолжал изображать из себя животное, и не было никакой возможности уединиться где-нибудь в безлюдном коридоре, чтобы поговорить: Фактум Квинтус летел на всех парусах, при этом ни на минуту не прекращая монолога о различных архитектурных достопримечательностях, о материалах и методах их создания.
   Группа вернулась к реке и пошла по проходу вдоль нее; они долго пробирались через бедные и богатые поселения. Минуты превратились в час, потом еще один, у Рени появились сомнения на счет их проводника. Мало вероятно, что человек, взявший сим Квон Ли, стал бы тащить похищенную Мартину так далеко.
   Фактум Квинтус остановил шествие.
   – Длинное получилось путешествие. – Он будто прочитал ее мысли. – Видите ли, с нашего уровня легче подняться к Колокольне Шести Свиней. Легче, но дольше. Мы можем пройти по верхним этажам к Игольчатому Лесу. Поэтому сначала мы пройдем к дальней площадке. Колокольня сама по себе представляет интерес, хотя…
   – Наш друг находится в большой опасности. – Рени не перенесла бы еще одну лекцию о каменных кладках. – Сейчас нам не нужно интересного. Каждый час может оказаться решающим.
   Фактум Квинтус поднял длинную худую руку:
   – Конечно. Решающим. Я просто знакомлю вас с моим методом.
   Он с достоинством повернулся и пошел вдоль реки. Флоримель отстала от Т-четыре-Б и Эмили.
   – Я рада, что ты это сказала, Рени. Какое облегчение узнать, что мы не туристы на экскурсии по городу.
   Рени покачала головой:
   – Мы даже не подумали, что будем делать, когда найдем ее, если найдем.
   – Не стоит так волноваться, пока нет информации. Сначала нужно увидеть, что происходит.
   – Ты права. Просто… Я очень беспокоюсь. Мне все время кажется, что за нами наблюдают.
   – У меня тоже такое чувство. – Флоримель усмехнулась, увидев выражение лица Рени. – Совсем неудивительно. Мне кажется, мы с тобой очень похожи – вечно беспокоимся о других. И всегда отвечаем за безопасность других. – Она похлопала Рени по руке, довольно неловко. – Наверное, поэтому мы не ладили. Двум людям, привыкшим к одному положению, трудно поладить.
   Рени не была уверена, что сравнение ее с Флоримель было комплиментом, но она решила отнестись к нему благосклонно.
   – Возможно, ты права. Но ты чувствовала… то же? Что за нами наблюдают, даже преследуют?
   – Да. Но я ничего не заметила. Мне очень жаль, что Мартины нет с нами. Я хочу сказать, что без нее я ощущаю себя слепой, но боюсь, что это звучит как глупая шутка.
   Рени покачала головой:
   – Нет. Это правда.
   – Я пойду обратно к молодым. Я чувствую себя уютнее рядом с ними.
   Сначала Рени подумала, что Флоримель имеет в виду, что ей уютнее рядом с вооруженным и внушительным Т-четыре-Б, но тут же поняла, что та говорит совсем о другом.
   – Я чувствую то же. Ответственность – иногда это утомляет.
   Флоримель снова улыбнулась, на этот раз мягче.
   – Наверное, мы не можем без этого жить.
   Вскоре Фактум Квинтус провел их за изгиб реки, то, что они увидели, напоминало вход в пещеру из полированного мрамора, на огромном белом полу были разбросаны мелкие строения.
   – Это Великая Речная Лестница, – объявил монах. – До чего же давно я здесь не был.
   Рени действительно увидела нижние ступени гигантской лестницы, которая уходила вверх от реки. Более поздние постройки с двух сторон, сделанные наспех из дерева или необработанного камня, почти полностью скрывали великолепие лестницы.
   – Но… люди все здесь застроили, – удивленно заметила Рени. – Посмотрите, даже на ступенях – лачуги.
   Брат Фактум Квинтус пристально посмотрел на нее, на миг его угловатое уродливое лицо отразило удивление.
   – А кто им может помешать? – спокойно спросил он. – Дом ведь существует для тех, кто в нем живет. Да, так. Строители, если таковые существуют, никогда не возражали против новых обитателей.
   – Но вы ведь любите старину. Разве вас не огорчают подобные постройки? – Рени чего-то не понимала, но не знала чего. – Разве не следовало сохранить прежний вид?
   Монах кивнул:
   – В идеальном доме нам, монахам, следовало бы выбирать, где люди могут жить. Да, и оставлять лучшие места для исследований. – Он на минуту задумался. – Но это, наверное, привело бы к злоупотреблениям: только Дом может быть совершенен, а людям свойственно ошибаться.
   Уязвленная, Рени опустила голову и пошла вслед за Фактумом Квинтусом вверх по ступеням, которые стали намного уже из-за неуклюжих построек, примыкающих к стене и балюстраде. Немногие из этих лачуг имели обитаемый вид, но Рени видела огни и слышала голоса, доносящиеся из них. Это похоже на колонию кораллов, подумала Рени. Если сравнивать с человеческим жильем, они напоминали городские трущобы или землянки в Дурбане.
   «Люди всегда найдут, где поселиться, – подумала она, – и в этом все дело».
   По мере их продвижения вверх лачуг становилось все меньше, а когда путники поднялись на три-четыре этажа, лестница полностью очистилась. Видимая теперь резьба оказалась великолепной, что-то сродни церковному барокко, но Рени могла разобрать изображение только на нескольких фрагментах – человеческие фигуры, какие-то плохо узнаваемые формы, и о многих можно было только догадываться, откуда они взяты.
   – Кто это все сделал? – спросила она.
   Фактум Квинтус явно обрадовался вопросу.
   – А, да, конечно. Я знаю, что многие считают, что это работа самих строителей, но это все сказки. Дом полон подобных небылиц. Лестница, на самом деле, древняя, датируется периодом Первой Посудной Войны или даже раньше, но никаких документальных сведений о ней нет. – Он показал на балюстраду. – Видите? Когда-то здесь была позолота. Давно слезла, очень давно. Наверняка соскоблена и переплавлена на монеты и украшения. Но самые старые строения, о которых мы знаем, не имели такого декора. Это было много веков тому назад. Тогда строили из камня, из больших глыб, скрепленных раствором – удивительный состав…
   И он снова завел свою песню; затараторил, засыпая их сведениями о Доме, а Рени и ее спутники плелись за своим гидом вверх.
   Утро перешло в день. Большая лестница осталась позади, но Фактум Квинтус исчерпал тему не раньше, чем они поднялись еще на несколько этажей. У Рени сдавали ноги и иссякали силы. Только для !Ксаббу, который передвигался на четвереньках, подъем оказался легким.
   Флоримель шла с видом человека, готового к худшему в любой момент, хотя то общее чувство, что было у них с Рени, ослабло. Т-четыре-Б и Эмили шли за ней по пятам. Юная пара провела большую часть дня в мирной беседе. Первоначальная неприязнь Эмили к парню почти исчезла, и Рени размышляла, много ли пройдет времени, прежде чем они вернутся к старой фазе отношений, «стабилизируются»», что бы это ни значило в этой причудливой вселенной и в этой фантастической ситуации. Рени почувствовала, что ей не хватает Орландо и Фредерикса, еще двух подростков, где они сейчас, если, конечно, живы? Жать, что Орландо с его болезнью, которую описал им Фредерикс, не использовал шанс поухаживать за Эмили – она была готова к подобным отношениям.
   Рени вдруг вспомнилось маленькое лицо Стивена и его дерзкая улыбка, сердце сжалось от боли. Если что-то кардинально не изменится, Стивен так никогда и не станет подростком. Он никогда не влюбится, не узнает всех радостей и печалей любви, как и остальных горьких радостей взрослой жизни.
   Рени почувствовала, что слезы закипают в груди и готовы пролиться. Она быстро вытерла глаза, пока никто не заметил.
   – До Колокольни всего несколько этажей, – объявил Фактум Квинтус.
   Он остановил группу в огромной круглой галерее, украшенной настенной росписью. Фигуры на ней рождались из облаков и солнечного света, извивающиеся и размахивающие руками, они распределялись в большие беспорядочные группы, которые в свою очередь были частью больших групп огромной, идущей полукругом картины.
   – Нам следует остановиться и отдохнуть, остался последний пролет лестницы. Кстати, у этой лестницы очень красивая балюстрада. – Монах осмотрел группу, глаза его были широко открыты, как будто он все еще удивлялся людям, которых сопровождал. – Может, вы хотите обсудить стратегию? Или еще что?
   Он поправил свою одежду и сел, его длинные подогнутые под себя ноги образовали что-то вроде сиденья.
   Рени раздражала невозможность поговорить с !Ксаббу, она совсем не хотела планировать атаку на Квон Ли, не услышав его мнения. Она беспомощно посмотрела на своего друга. Он посмотрел на нее в ответ, на лице читалось страдание.
   – И еще, – сказал Фактум Квинтус, когда все расселись на ковре, узор которого почти совсем выгорел за многие годы в лучах солнца, пробивающихся через потолочные окна, и превратился в бледные завитки.
   – Ой, посмотрите, – неожиданно сказал он, вглядываясь в основание стены. – Фигурный лепной плинтус. Я ни разу не видел его в чертежах. Он явно добавлен позже. Ну и посмеюсь же я над Фактумом Терциусом…
   – Вы, кажется, сказали «и еще»? – Рени старалась контролировать свой голос, но ее терпение истощалось. Прежде всего ее волновало, что они болтают, как на пикнике, а Квон Ли где-то рядом. – И еще? – подсказала она.
   – А, да. – Монах сложил руки на коленях. – Я подозреваю, что обезьяна может говорить, и если она молчит из-за меня, не стоит утруждаться.
   Рени остолбенела, но сумела выдавить:
   – Бабуин. Он – бабуин. Бабуины – обезьяны, – она пыталась сказать, что !Ксаббу – человек, к тому же замечательный, но осторожность не позволяла. – Почему вы это сказали?
   – Обезьяна, бабуин… – пожал плечами Фактум Квинтус. – Я видел, как вы весь день переглядывались. Смахивает на двух влюбленных, у которых в этой пьесе нет текста… это значит? – Он нахмурился. – «Кладовая любви иссякла», так, кажется? Кухонная мелодрама – очень популярна у рыночной толпы… !Ксаббу сел по-обезьяньи.
   – Ты прав, брат, – заявил он. – И что ты намереваешься предпринять?
   – Предпринять? – Вопрос !Ксаббу показался библиотекарю еще более странным, чем его способность говорить человеческим голосом. – Что я должен предпринять? Откуда ты родом, там все обезьяны разговаривают? Ты из-за этого сбежал? – Монах улыбался. Голос его был полон самодовольства. – Яснее ясного, что ты из очень удаленной части дома. М-м-м-м. Возможно, даже из дикого Заповедника, о котором говорят легенды: огромные сады, занимающие несколько крыльев дома. Да, конечно. Может быть, ты даже раньше не видел интерьеры дома.
   Флоримель беспокойно зашевелилась:
   – Почему вы это говорите?
   – Это же яснее ясного… очевидно. То, что вы говорите. Вопросы, которые вы задаете. Но мне все равно. Приморис поручил мне помочь вам. Здесь много удивительного. Даже если бы вы были демонами из совершенно другого дома, это бы не волновало меня при условии, что вы не причиняете нам ущерба, не срываете обои и не ломаете колонны.
   Рени поняла, что они его недооценили. Хотя ее взволновало, как легко их вычислили, у нее была надежда на то, что поиски все же увенчаются успехом. Брат Фактум Квинтус не был сумасшедшим мудрецом, как она предполагала. Возможно, он на самом деле может помочь обнаружить Мартину или, чем черт не шутит, пригодится при ее освобождении.
   Все примолкли, обдумывая новую информацию, но ненадолго. Фактум Квинтус поднялся, как марионетка, которую дернули за веревочки.
   – Я осмотрю Колокольню, пока вы разрабатываете стратегию, – сказал он.
   – Вы? – подозрительно спросила Флоримель. – Но почему?
   – Потому что я единственный, кого не знает похититель. Да, точно. Я никогда не работал с уборщиками пыли, у меня в заказниках более квалифицированные работники. Я не хочу подпускать детей к пергаментам. – Он тряхнул головой, его явно преследовали мрачные мысли. – Если я натолкнусь на того человека, что вы ищете, у меня есть шанс уйти целым. Вся Библиотека знает, что Фактум Квинтус сам не свой от старинных построек. Они, конечно, правы.
   Он криво усмехнулся.
   Рени была растрогана против ожидания.
   – Будьте осторожны. Он… он маленький, но очень опасный. Нам всем вместе не удалось его удержать.
   Монах вытянулся во весь свой рост.
   – Я не намерен драться с бандитом. Мне нужны мои руки, чтобы определять вид лака и дерева, – он двинулся в сторону дальней двери. – Если я не вернусь, когда солнце опустится ниже окна, начинайте беспокоиться.
   – Минуточку, – обратилась к нему Флоримель, – вы не можете так просто…
   Но Фактум Квинтус уже ушел.
   Где-то около часа они придумывали различные повороты событий и как будут реагировать, но это не принесло успокоения маленькой компании. Чем дольше не возвращался монах, тем яснее становилось, что пора идти за ним. А Рении чувствовала, что они совершают ошибку, игнорируя военную сторону вопроса. У них не было оружия, и они не побеспокоились взять что-нибудь на Библиотечном Рынке, когда была возможность, хотя Рени не знала, что они могли бы предложить в оплату. Нет ничего глупее, чем наброситься на убийцу Сладкого Уильяма, когда тому нечего терять, кроме соединения с симуляцией, а они могли потерять все.
   Путешественники решили сломать несколько стульев, которые видели в одном из ближних коридоров, – у них хотя бы будут дубинки. Тут они услышали шум у той двери, куда скрылся Фактум Квинтус. У всех бешено заколотилось сердце, однако оттуда появился сам монах, но выражение на его лице было каким-то странным.
   – Колокольня… она занята, – заговорил он.
   – Мартина там? – спросила Рени, поднимаясь на ноги.
   – Не вставайте! – Квинтус Терциус поднял руку. – Лучше, если вы не будете вставать.
   В голосе Флоримель был тот же ужас, что испытывала Рени:
   – В чем дело? Что случилось с?..
   Монаха резко качнуло вперед, он растянулся на полу, и только увидев, как за ним через дверь начинают заходить какие-то люди, Рени поняла, что он упал не сам. Их было не меньше шести, да и в комнате за дверью было еще столько же. На них были разные пальто, меха и шарфы, настолько грязные и поношенные, что подобранные в сундуках наряды Рени и ее группы казались очень строгими. Большинство вошедших были мужчины, но среди них затесалось несколько женщин, у каждого было оружие и неприятный злорадный взгляд.
   Самый высокий из них, с бородой, делающей его похожим на пирата, вышел вперед и направил свое, по-видимому, кремневое ружье на Флоримель, которая стояла ближе всех к неприятелям. Его грудь была шириной с дверной проем, но зато во рту не было ни единого зуба.
   – Кто вы такие? – холодно спросила она бородача.
   – Разбойники, – простонал Фактум Квинтус с пола, где он по-прежнему лежал.
   – А ты – мясо для мамочки, – сказал бородач, обводя пистолетом всю компанию. Его хриплый смех подхватили остальные, у многих голоса были еще пьянее, чем у главаря.
   – Сегодня мы веселимся. Матери Разбитого Стекла нужны кровь и вопли.
 
   Код Дельфи. Начать здесь.
   Я не могу даже шептать. Разобрать и восстановить эти беззвучные слова смогу только я, но боюсь, что не проживу так долго. А если я умру, то разницы не будет. Я уйду из жизни как тень. Когда это существо Дред убьет меня и мое сердце остановится, или как там смерть проявляется в виртуальной реальности на самом деле, никто не найдет моего тела. Даже если кто-то вознамерится искать меня в глубине Черных гор, он не пройдет охранную систему. Мое мертвое тело будет покоиться там вечно. Раньше я думала, что у меня много общего с людьми, построившими этот дом. Возможно, это один человек – хозяин Иноземья, который, по словам моего похитителя, появляется только в образе мумифицированного египетского бога. Он и есть мой истинный духовный товарищ. Вот к чему привело меня нежелание входить в этот мир – я буду вечно покоиться в каменном гробу.