!Ксаббу спрыгнул с носа корабля и повел их через лагерь. Солнце еще не зашло, но его скрывал дым от горящих кораблей, из-за чего сумерки наступили раньше времени. Они перешагивали через распростертые тела, разбросанные по всему лагерю. Отбирая доспехи для Т-четыре-Б, все измазались кровью, а у Рени в голове тоненький голосок снова запел о том, что такое война.
   Орландо пробудился ото сна без сновидений и увидел, что мир изменился.
   Он чувствовал грубое одеяло под собой, листья и ветки, упруго упирающиеся в спину. Он вдыхал запах костра, резкий и бодрящий, хотя огонь в жаровне совсем прогорел. Он слышал голоса людей, но где-то вдали, приглушенные, как рокот океана. Все было как всегда.
   «Не совсем так. Я чувствую себя… сильнее. – Он сел, хотя сначала закружилась голова, но это быстро прошло. – Если честно, я прекрасно себя чувствую».
   Последняя волна болезни, которая накатила после бегства из храма Ра и чуть не утопила его, отступила. Он, конечно, не был полностью здоров – мир вокруг казался призрачным, а тело было хрупким, будто сделано из стекла, – тем не менее он чувствовал себя много лучше, чем раньше.
   В плохо освещенной хижине никого не было. Он крикнул:
   – Фредерикс! – Но никто не пришел. Он не испытывал голода, но все равно очень хотел что-нибудь съесть и выпить» чтобы наполнить свое тело чем-то более существенным, чем то искусственное питание, которое поддерживало жизнь в его реальном теле.
   «Что бы ты ни съел здесь, оно не будет существенным, ты ведь знаешь это, Гардинер?»
   Ему было все равно. Он снова жив, более или менее. Он хотел отпраздновать выздоровление.
   Орландо спустил ноги с лежанки и почувствовал землю под собой. Даже это доставило ему удовольствие, и он целую минуту наслаждался новым ощущением. Гардинер встал, ноги при этом слегка подкашивались, пока он не зафиксировал колени, зато его головокружения, из-за которых он провалялся в постели столько времени, отпустили. Орландо сделал несколько шагов. Получилось.
   «Я жив! По крайней мере на некоторое время».
   Сделав несколько осторожных шагов, он прислонился к косяку, чтобы проверить свое состояние, и нашел его неплохим. Орландо толкнул дверь и вышел наружу, утренний свет слепил глаза. Небо было голубым, но его пересекали странные полоски черных облаков. Сильно пахло горелым деревом.
   «Где же все?»
   Он снова позвал Фредерикса, но ответа не последовало. Лагерь был пуст. Костры еще дымились, но этого дыма было недостаточно для того удушающего запаха, что Орландо чувствовал. Он прошел дальше и осмотрелся, мирмидонцев нигде не было.
   Когда он проходил через странно пустынный лагерь, ему не был виден осажденный город – обзор закрывали корпуса больших черных кораблей, но он видел человеческие фигурки в отдалении и слышал слабые голоса. Солнце вдруг скрылось, и Орландо взглянул вверх, облака, наплывшие на солнце, не были естественными, а размытыми ветром по краям огромными столбами черного дыма – эти столбы поднимались где-то совсем близко от него за рядами кораблей.
   – Удивительно! – Рассматривая дым, Орландо наступил на острый камень, выругался и захромал обратно в хижину за сандалиями.
   Подбирая свои сандалии, Орландо заметил, что еще что-то изменилось, пока он спал. Исчезли доспехи и оружие, которое стояло в углу, осталась пустая подставка, наводящая грусть, как могильный холмик у дороги. Только одно одинокое копье осталось лежать на земляном полу.
   Уже в обуви, Орландо боролся с новым приступом головокружения, но все-таки распахнул входную дверь, выскочил наружу и чуть не столкнулся со сгорбленным старцем, который тащил охапку дров. Старик отпрянул и уставился на Орландо, завопил и бросил ношу на землю.
   – Где все? – спросил Орландо.
   Старик отскочил в сторону, как краб, больной артритом, и не сводил с Орландо глаз, словно тот был страшным чудовищем. Старик открыл рот, чтобы ответить, но изо рта донесся только стон.
   – Вот дела – ты что, умом тронулся? – Орландо огляделся, но рядом никого не было. – Почему, не можешь сказать, куда все подевались?
   – Могучий Ахилл, это ты? – Старик жевал беззубым ртом.
   – Да, это я, – Орландо показал на хижину. – Я вон там живу.
   Старик, скорчившийся рядом, чуть не заплакал.
   – А кто же тогда повел храбрых мирмидонцев на битву? – Он затряс головой. – Неужто боги сыграли с нами шутку? Будь проклят день, когда мы здесь высадились!
   – Повел мирмидонцев… – Орландо охватила дрожь, он вдруг стал видеть окружающее искаженным, как в кошмарном сне, словно сам он исчезает, а мир остается как был. – Меня? Ты видел меня?
   – Это должен был быть ты, мой царь. Все знают твои лучезарные доспехи, твой знаменитый щит, твой меч в серебряных ножнах. Ты должен помнить! Троянцы наступали по всему лагерю, некоторые корабли уже горели, а Гектор носился среди наших солдат, как разъяренный кабан. Мы почти проиграли, и тогда вышел ты в доспехах и сел в свою колесницу. Мирмидонцы издали мощный клич радости! У меня самого чуть не разорвалось сердце! – Но радостное выражение быстро слетело с его лица, оно как бы сморщилось. – Но ты, оказывается, здесь, а ведь я сам видел, как ты гнался за удирающими троянцами в долину всего час назад.
   – Боже мой, – медленно произнес Орландо. – Фредерикс. Ну, Фредерикс, мастерица переодеваний!
   Старик съежился от страха.
   – Я не понимаю твоих слов, мой царь. Может, тебя убили на поле боя, окружили, как свора собак медведя? Может, это твой дух пришел сюда перед тем, как отправиться по пути в Аид?
   – Лучше заткнись, хорошо? – Орландо стоял под лучами вновь появившегося солнца и чувствовал запах гари. Весь мир перевернулся. Фредерикс, которая избегала даже ссор в тавернах в Срединной стране, надела доспехи Ахилла и повела мирмидонцев против троянской армии. Вот дура! Неужели она не знает, что ее могут убить?
   – Как тебя зовут? – спросил старика Орландо.
   – Фестор, мой царь. Не тот Фестор, кто родил Калчаса, и не тот, кто родил Алкмеона, и даже не Фестор, сын Энопса, встретивший смерть на поле брани от руки твоего друга Патрокла…
   – Ладно, достаточно. – Солнце опять пробилось сквозь дымовую завесу, и Орландо увидел какое-то движение в долине, но это было очень далеко, почти под стенами Трои. Что же ему делать? Отправиться в середину схватки без доспехов, безоружным?
   – Знаешь, Фесторов много, – продолжил свою песню старик, – а я из самых простых…
   – Все, достаточно. Мне нужны доспехи. Где их взять?
   – Но я видел на тебе твои знаменитые медные доспехи, когда ты выезжал. Ты выглядел в них как бог.
   Орландо отвернулся. Старик был абсолютно безнадежен. Вдруг ему пришла в голову мысль.
   «Черепаха! – позвал он. – Черепаха, иди сюда!»
   – Но меня зовут Фестор, великий Ахилл…
   Орландо не обращал на него внимания. Из-под домика выползло нечто круглое и заморгало глазами от яркого света.
   – Мне нужны доспехи. Мне нужно оружие. Где их взять?
   – Если бы ты мог подождать одну ночь, твоя мать могла бы попросить Гефеста, бога кузнечного дела, выковать их для тебя. Он делает прекрасные доспехи.
   – Нет времени. Мне нужно оружие прямо сейчас.
   Черепаха закрыла глаза, будто проверяла состояние симуляции на настоящий момент. Старый Фестор спокойно ждал, пока его хозяин Ахилл оживленно разговаривал с пустотой – то ли сама система отключила его, то ли божественное безумие было неотъемлемой частью всех героев.
   – По какой-то причине доспехи Глаукуса из Ликии были им сняты, – объявила черепаха, – и сейчас лежат позади хижины Агамемнона. Они подойдут тебе, у них длинная и героическая история…
   – Мне не интересно. Эти доспехи подойдут, – Он повернулся к Фестору: – Ты знаешь, где находится хижина Агамемнона?
   Старик кивнул, его била дрожь.
   – Конечно…
   – Позади той хижины лежат доспехи. Сходи за ними и принеси сюда. Все полностью. Беги!
   – У меня болят ноги, великий царь…
   – Тогда беги трусцой. Только не стой!
   Фестор послушно потрусил прочь. Орландо вернулся в свою хижину и подобрал последнее копье, лежавшее там. Оно было невероятно тяжелым и таким длинным, что его было непросто протащить через дверь, но оно прекрасно подходило ему и удобно легло в руку.
   Черепаха одобрительно наблюдала за происходящим.
   – Твое знаменитое копье – оно оказалось слишком тяжелым для Патрокла, хотя он забрал все остальное.
   – А он – Патрокл – жив?
   – Только богам известно то, чего не видят люди, – ответила черепаха. – Он выехал в долину, а троянцы бежали перед ним, как овцы. Велик был их ужас, когда они увидели вооружение Ахилла.
   – О мой бог, Фредерикс, ну почему ты не вернулась, когда остановила их? – застонал Орландо. – Ты настоящая самозванка!
   С помощью черепахи Орландо нашел замену своему мечу и щиту к тому времени, как вернулся Фестор, пыхтя под тяжестью доспехов Глаукуса. Нагрудная пластина сияла, как праздничная чаша.
   – Она золотая! – восхищенно воскликнул Орландо.
   – А по тяжести больше похожа на свинец, – тяжело дыша, заметил Фестор. – Но герои сильнее обычных людей. Ты, мой царь, конечно, не заметишь непосильного веса этих доспехов, который чуть не раздавил старого гражданина.
   – Помоги мне надеть их.
   Сначала Орландо терпеливо ждал, потом от нетерпения и чтобы ускорить процесс, попытался сам завязывать то, что мог достать, и наконец обратил внимание, что старик, неумело пытающийся приладить ножные латы – не просто часть пейзажа. Что бы там ни происходило, какая бы программа ни определяла его поведение, древний Фестор был таким, каким казался, – испуганным уставшим стариком с трясущимися руками. Орландо стало стыдно за свое нетерпение.
   – Все в порядке. – Он мягко, но настойчиво потянул паховую раковину из рук слуги. – Я могу сделать это сам.
   Седая щетина Фестора неожиданно напомнила Орландо его собственного отца, небритого воскресным утром, пытающегося представить, что это еще один нормальный выходной, как у всех остальных, невзирая на тот факт, что он и его сын не собирались пойти на какую-нибудь бейсбольную игру, или в музей, или погулять в парке. Несмотря на мимолетность воспоминания, оно ударило Орландо, будто кулаком в живот, на мгновение он испугался, что может расплакаться.
   – У тебя… у тебя есть кто-нибудь, о ком бы ты заботился? – спросил он Фестора.
   Старик глянул на Орландо с опаской.
   – Нет, мой царь, у меня никогда не было никаких животных, кроме одной белой курицы, ну и еще пары собак, но я не мог их прокормить.
   Орландо проклял собственную тупость.
   – Нет, я имею в виду детей. Есть ли у тебя дети? Фестор покачал головой.
   – У меня была жена, но она померла. Я путешествовал с вашей семьей много лет, господин, побывал во многих землях, но не встретил никого, кто понравился бы мне так же, как она. – Он выпрямился. – Теперь вы снаряжены для войны, мой царь. Вы выглядите, как сам Аполлон, да простят меня боги за эти речи. – Он понизил голос – Они очень обидчивы, господин, как вы знаете.
   – Да, я знаю, все в порядке, – вздохнул Орландо, – доверься мне.
   Неоседланная лошадь набирала скорость, почти сбрасывая с себя седока, когда они мчались через поле битвы. Тела греческих и троянских солдат лежали вокруг, словно замороженные, можно было подумать, что античные скульптуры из музея были сброшены зачем-то на пол. Рабы, остававшиеся позади, по мере того как битва сдвигалась назад через равнину, и грабившие трупы троянцев в пользу хозяев или, возможно, в свою собственную, выпрямились, когда Орландо проносился мимо, и указывали на него, пораженные яркой золотой броней и видом воина, скачущего верхом на лошади.
   – Вот оно, – мрачно подумал Орландо, вонзая пятки в ребра лошади и посылая ее вперед. – Первая в мире и самая маленькая, какую только можно себе представить, кавалерия.
   Впереди, приближаясь с каждой секундой, лежала мерцающая и кипящая толчея битвы. Гардинер мог слышать человеческие голоса, тонкие, как звук струны, крики ярости и агонии, поднимающиеся к небесам. В небе кружили падальщики, следуя за движущейся живой массой с терпением, выработанным тысячами поколений.
   – Я здесь, Фредерикс. Пожалуйста, не умирай. Только подожди, пока я приду.
   Лошадь впечатывала шаг в самую плоть дымной равнины.

ГЛАВА 31
МЕСТО ОТДОХНОВЕНИЯ

   СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Сетевой портал для бездомных вызывает недовольство.
   ГОЛОС: «Стрит-хаус», некоммерческий узел для бездомных, навлек на себя множество жалоб, главным образом от торговых узлов с похожими названиями, таких как магазин одежды «Стрит-смарт».
   (изображение: представитель «Стрит-смарт» Вай Левин)
   ЛЕВИН: «…Нет, конечно, мы всегда готовы поддержать бездомныхмы тратим много денег на благотворительность,но «Стрит-хаус» наносит ущерб нашему бизнесу. Те, кто ищет «Стрит-хаус», зачастую попадают в наши торговые залы, задерживаются там и мешают покупателям. Однажды целая толпа цыган, или как их там теперь называют, забралась в наш самый большой зал, они ни за что не хотели уходить. Раз попав на узел вроде нашего, где много развлечений, где есть индивидуальные примерочные, они начинают часто захаживать к нам под разными именами. Это целая проблема».
   (изображение: представитель «Стрит-хаус» Конде Цепь Фуэго)
   ЦЕЛЬ ФУЭГО: «На самом деле торговцы просто хотят избавиться от бедных людей, даже в Сети. Как в известной песне«Да, конечно, нам очень жаль, но не могли бы вы пойти в другое место?»»
 
   В фильме, который постоянно крутился у него в голове, Дред был рыцарем в блистающих доспехах, одиноким героем» облачающимся перед боем. Он переделал склад в районе Редферн в замок, его дамой была молодая женщина Дульсинея Энвин, чей ум Дред медленно и тщательно разрушал. Вместо нагрудных пластин и щита его защищала больничная станция Клинсор ЛР-5300 (попросту называемая койкой для комы), он был связан с миром не физически, но вполне реально: с помощью матрицы собственной изрядно модифицированной системы. А вместо поблескивающего меча человек, когда-то известный как Джонни Дарк, припас единственное оружие, которому доверял, – раскаленный добела интеллект и свою изворотливость.
   – Что показывают приборы? – спросил он, заканчивая последние приготовления. Дред даже не поморщился, вводя себе катетер.
   Дульси смотрела на него, ей нужно было помыться, глаза слипались из-за разницы во времени.
   – Все хорошо. Система работает.
   Его сжигало нетерпение и три таблетки адренекса, когда он распахнул дверь ее комнаты посреди ночи. Она с трудом просыпалась, в огромных глазах был страх – то, что он так любил видеть на лице своих знакомых женщин, – но на эту женщину у него были другие, более важные планы, по крайней мере на некоторое время.
   Адреналин растекался по телу как расплавленное золото, он ловко обращал свое самодовольство в обаяние. Дред присед на край ее кровати, забавляясь интимностью ситуации, которую только он понимал до конца. Он извинился за то, что был невнимателен и груб, когда она приехала. Он сказал ей, как много она для него значит, как он нуждается в ее помощи. Он даже разыграл смущение, когда намекнул, что его чувства к ней могут оказаться не просто дружбой и уважением к ее профессионализму. Промелькнувший интерес, смущение, вызвавшее румянец, подтвердили его предположения.
   Перед тем как уйти, он наклонился над ее постелью, уверенно положил ладонь ей под голову, а другой рукой сжал ее запястья, потом нежно поцеловал в губы. Правда, потом он притворился удивленным своим неожиданным порывом, неловко попрощался и вышел из комнаты.
   Он не сомневался, что после этого она вряд ли будет спать. Теперь Дред улыбался, наблюдая, как она ходит от экрана к экрану и засыпает на ходу, усталая и смущенная. Он прекрасно продвинулся, заставляя Дульси испытывать то страх, то желание. Если он правильно поведет игру, наступит момент, когда она будет готова выпрыгнуть в окно или встать перед несущимся автомобилем, если он попросит, – но это не значит, что он допустит, чтобы она умерла так просто. Ее смерть – самое большое удовольствие – подождет, сейчас она больше нужна ему живой. Он собирается в неизвестность, чтобы сразиться с чудовищем. Ему нужен кто-то преданный, чтобы подстраховать.
   – Я оставлю канал открытым, – сказал он. – Не знаю, будет ли он работать, когда я войду в Сеть, но я смогу разговаривать с тобой хотя бы до того момента.
   Она кивнула. Волосы упали ей на лицо.
   – Хорошо. Пожелай мне удачи, радость моя.
   – Конечно. Удачи тебе.
   Дред отдал беззвучную команду и провалился на начальный уровень своей собственной системы. Он закрыл глаза, сосредоточился, проходя последовательно все главные узлы матрицы системы, которую знал так же хорошо, как свое собственное тело, если не лучше. Он проверил новые возможности, большие скорости и значительно возросшую память – все работало неплохо. У него было слабое представление о том, что он может встретить в сети и что произойдет, когда он это встретит, Дред хотел быть готовым ко всяким неожиданностям.
   Тут он почувствовал, что чего-то не хватает. Герой отправляется на битву без музыки. Дред ненадолго задумался. Конечно, опасно растрачивать пусть даже крошечную часть энергии, но как же быть со стилем? Разве герой не может позволить себе потратить немножко энергии на прихоть? Дред воспроизвел в памяти каталог – он, конечно, не станет делать глупость и подставляться перед такой серьезной атакой – и выбрал старую добрую «Девятую» Бетховена. Кто-то скажет, что это банально. Ну и пусть. Пусть напыщенные ублюдки выйдут с ним вместе против дракона или заткнутся. А то пусть выйдут против самого Дреда. Немного музыки поможет ему аккумулировать решимость, а если он почувствует, что она отнимает слишком много ресурсов или отвлекает его, он просто выключит Бетховена.
   При первых мощных звуках струпных Дред ввел код входа на копии прибора, похищенного им. Когда он впервые попробовал снова войти в систему после последнего выброса из Сети, реакция была быстрой и болезненной – сильнейший разряд, похуже, чем то, что делал с ним Старик. В этот раз Дред подготовился. Он нашел способ скрыть адрес, откуда идет подключение, пока система Иноземья готовила ответ. Любая атака не найдет цели и выдаст свое местонахождение.
   Но против ожиданий Дреда набранная последовательность кодов не повлекла за собой карающий удар, а была принята, система открылась, предоставляя ему первичный выбор параметров – нечто представляющее собой как бы прихожую для избранных в Сети Иноземке. Воодушевлённый тем, что Дуль-си удалось починить прибор после прошлого раза, он уже собрался сделать свой первый выбор, когда вдруг почувствовал неладное.
   Что-то поджидало его.
   Не вычленялось ни малейшего признака какого-либо присутствия, но инстинкты Дреда были прекрасно развиты, а такой хищник, как он, всегда им доверял, Дред задумался над своими ощущениями. Сейчас он находился на самых нижних уровнях системы Иноземье, поэтому не мог еще получать информацию из ВР иначе, чем напрямую, то есть изображение и звук. Любой человек с обычным восприятием отбросил бы все сомнения, списывая ощущения на свою нервозность, и продолжил бы работу с меню, но Дред никогда не был обычным человеком.
   Он поколебался, а потом инициировал первую подпрограмму, которую они с Дульси создали для таких случаев, она представляла собой опосредованный вызов, фальсифицированный, но очень натурально выглядящий, с линии доступа, которая Дреду не принадлежала. Когда подпрограмма соединилась с предварительным уровнем, она сделала случайный выбор из представленных возможностей. А через пару секунд уже была стерта.
   Голосок Дульси замурлыкал в его челюстной кости, ее небезразличие к Дреду делало монотонную речь выразительнее.
   «Повторный вызов был уничтожен. Он не просто прервался, его взорвали, теперь той линией пользоваться нельзя».
   Сработала система защиты, которая расставляла ловушки, а потом жестоко уничтожала пойманную жертву. Дред улыбнулся.
   «Ты очень умный ублюдок».
   Обнаружив безграничный и очень терпеливый злой умысел на самом входе системы, Дред не мог не думать о ней как о личности, а судя по скорости и изощренности нрава, эта личность должна быть очень похожей на него.
   «Нейронная сеть. Она при всем при том живая… Мне будет очень приятно уничтожить ее».
   Изучая прибор, Дульси обнаружила, как ей казалось, быстрый вход в систему – приоритетный доступ, нечто, что обязательно должно было понадобиться Братству Грааля, особенно тогда, когда приходилось мириться с присутствием в сети посторонних, не входящих в их группу. Дред воспользовался вызовом третьей степени приоритетности, который вроде бы работал. На сей раз атаки не последовало, почти сразу же открылись уровни повыше. Система выдала дополнительную защиту, ни Дульси, ни Дред не могли предвидеть, какой она будет. Их прибор был всего лишь копией, и поэтому он не получал обновлений. Программа остановилась, по экрану побежали длинные ряды вопросов, на которые у системы не было ответов. Дред решил, что пора проявить характер.
   Он вычислил свой первоначальный маршрут, который сейчас был активной линией связи, пересадил проверочный тест на вторичный уровень Иноземья, будто это была всего лишь деталь одежды. И тут вступила в игру его уникальная способность – его главный трюк. Уровни сложности, несколько слоев подпрограмм – все было причудливо переплетено, еще сложнее, чем в изощреннейшей системе защиты Атаско. Дреда охватило отчаяние, но он все-таки втиснулся в брешь, которую пробил в системе, и решил осмотреться.
   Дульси помогала ему всеми инструментами, что они вместе подготовили, – но хотя его не атаковали в самом начале, он никак не мог пройти на следующий уровень безопасности. Если бы сама система была проще, сейчас попытка выхода была бы пресечена, но система Иноземья, похоже, могла мириться с парадоксом, когда приоритетный код не был введен полностью. Его не впускали с предварительного уровня, но и не выкидывали.
   «Девятая симфония» закончилась и началась снова, негромкое, сильное биение струнных; Дред почти не вслушивался, и тут его осенило, он увидел слабое место. Он почти не использовал свой дар, понимая, что из всего арсенала, собранного им с Дульси, это оружие было единственным органическим и вызывало усталость. Теперь Дред заново проанализировал отзыв системы Иноземья и обнаружил нечто, что мог назвать только неуверенностью: в этом месте система, которая так яростно сопротивлялась его попыткам прорваться, еле заметно тормозила.
   Обычный взломщик, который рассчитывает только на цифры и свой опыт, этого не заметил бы, но странный дар Дреда мог быть использован и против информационных систем; какие бы извороты генетики ни породили эту способность, она стала частью Дреда. Дред был охотником, его талант был талантом охотника, Когда система тормозила на каждом круге, сам промежуток времени, на который задерживалась реакция, был так мал, что животные чувства его не улавливали, – но Дреду с его особыми способностями было дано чувствовать это, так акула чует за милю чайную ложку крови в океане.
   Он отключился от всего – от Дульси, подпрограммы, своего собственного тела, – пока не остался только его дар, импульс энергии где-то в глубине сознания. Он не обращал внимания на ставшую постоянной головную боль, замедлил дыхание, потом растянул свое понимание по закоулкам тела и за его пределы, пока сам не превратился в абстрактное пространство, пока сам не стал собственным даром. Он выжидал.
   Система Иноземья вполне могла воздвигнуть стену между его попыткой войти и тем, что он там разыскивал, но это была всего лишь стена, просто твердое состояние материи – одна видимость, послабление ограниченности восприятия. Так же как твердость сама по себе иллюзорна, движущаяся, связанная энергия, огненная стена, которой система удерживала его, была лишь видимостью неудержимой скорости. В глубине почти непрерывного потока информации нестыковка была значительна, но совсем незаметна.
   Дред выжидал, его сознание растягивалось, как антенна, а сконцентрированная для прорыва мощь готова была взорваться. Круги сопротивляющейся системы быстро неслись мимо. Дред выжидал. И вдруг по сигналу, который нельзя назвать даже инстинктом, он включил свой дар.
   Сделать это было так же трудно, как протащить веточку невредимой сквозь вращающиеся лопасти пропеллера. Ему это удалось.
   Система открылась перед ним, огромное множество каналов, соединяющих не меньшее количество информационных узлов, и все они открыты для него, все доступны, словно Дред сам их создал. Система, по крайней мере устройства безопасности, была перед ним, он ее обманул и нейтрализовал. Теперь Дред мог отправиться куда угодно, принять любой вид, и все это с божественной легкостью, доступной только Братству. Теперь у него была такая же власть в Сети, как у самого Старика.
   Он почувствовал себя огромным серым волком на лугу, где полно овец и нет пастуха.
   Дред решил передохнуть, чтобы утихла тупая боль в глазницах. Еще раз его дар сослужил ему службу. Он увеличил звук как раз вовремя, к началу мелодичной третьей части.
   «Сработало, – сообщил он Дульси. – Ты меня слышишь? Идет импульс?»
   Она не слышала его и не ответила, но Дред не огорчился. Он привык переживать радости в одиночестве.