Страница:
Уолтер Джон Уильямс
Дни искупления
Глава 1
Звонила секретарша мэра.
— Наверное, тебе лучше быть в курсе, — сказала она, — сегодня рассчитали последних шахтеров.
Лорен Хаун на секунду задумался, наблюдая, как сонный вентилятор отражается в золоте его боксерских наград. В холодном пластике телефонной трубки что-то тихо пощелкивало.
— Спасибо, Эйлин, — выдавил он наконец, — Эд знает?
— Мэр знал об этом еще три дня назад.
Лорен медленно закипал от ярости.
— Черт возьми, Эйлин, — произнес он.
— Я бы сообщила раньше, — смущенно оправдывалась она, — но тогда бы мне несдобровать.
— Ну ладно, это не твоя вина, Эйлин, — смягчился он. Лорен вдруг отчетливо представил ее: гладкое лицо, темные волосы, голова откинута назад, капельки пота над верхней губой. Отражение страсти в ее полуприкрытых глазах.
Далекий образ. Несколько лет назад, когда беременность жены в очередной раз протекала с осложнениями, Лорен изменял ей с Эйлин.
С тех пор минули годы, но образ Эйлин все также живо всплывает в памяти. Чувство вины так и не прошло.
— Встретимся завтра в церкви? — спросила Эйлин.
— Завтра пятница, бары открыты допоздна. Постараюсь выбраться, но это от меня не зависит.
— Извини, Лорен.
Лорен хмуро уставился на плакат напротив: ПОКУПАЙТЕ АМЕРИКАНСКИЕ ТОВАРЫ. Далее шло мелким шрифтом: «Рабочее место, которое вы спасаете, могло бы быть вашим».
«Неплохо», — подумал он.
— А этот республиканец, сукин сын Эдвард Трухильо, знает, что ты мне звонишь?
Эйлин засмеялась
— Даже не догадывается, Лорен.
— Спасибо. Надеюсь, встретимся завтра утром.
— Счастливо.
Лорен хотел бросить трубку на аппарат, но телефон из дешевого сингапурского пластика мог развалиться, поэтому Лорен аккуратно положил ее и изо всех сил, хоть и с некоторой осмотрительностью, стукнул мощным кулаком по столу из орехового дерева. Затем, проверив оружие, вышел из офиса.
На пыльном столе его секретарши с каждым днем все росла кипа неразобранной корреспонденции. Секретарша была в отпуске, а городской бюджет не предусматривал ее замену. Сам же Лорен отвечал только на важные письма, впрочем, ходил еще в контору Денвера за перепиской.
Фотографии тех, кто находился в розыске, трепал легкий ветерок вентилятора. С одной из них на Лорена смотрели печальные глаза девушки, на вид не старше семнадцати. РАЗЫСКИВАЕТСЯ, стояло внизу, ЗА ЭКОТЕРРОРИЗМ.
«Господи, — вздохнул Лорен. — Ненавистный новый век».
Он вошел в кабинет своего заместителя, предварительно стукнув в покоробившуюся деревянную дверь.
— Hey. Pachuco. Que paso?[1]
Киприано Домингос развалился в кресле, закинув ноги на письменный стол. Через распахнутое окно с едва заметным колыханием воздуха доносился приглушенный полуденный шум уличного транспорта. Он оторвался от дешевого вестерна и улыбнулся, обнажив большие желтые зубы.
— А я как раз тренирую мозги, шеф. Что случилось?
— Они закрывают шахту.
— Черт, — улыбка мгновенно исчезла с лица Киприано. Он закрыл книгу, бросил на заваленную полку сзади и спустил ноги на пол.
Киприано с удовольствием глотал все без разбору. Триллеры, исторические романы, мелодрамы, мемуары, вестерны — любое чтиво, что только под руку попадется. Лорен однажды застал его за учебником по экономике для колледжей. Киприано не понял ни слова, но прочел с таким же удовольствием, какое получил бы от Агаты Кристи.
— Немедленно свяжись с шерифом, а он пусть передаст своим ребятам, — начал Лорен, — потом обзвони ночную смену и скажи, чтобы собирались в шесть. Я по рации дам знать дневной смене, что они вкалывают сегодня до полуночи.
— А как насчет работающих?
— Сами узнают, когда придут сюда в половине пятого.
— Хорошо, шеф, — Киприано потянулся к телефону.
Из кабинета Лорен направился к дежурной части. Одно время в департаменте полиции трудились гражданские диспетчеры, но посыпались сокращения и теперь дежурным приходилось заниматься всем сразу.
Лорен оставил двух патрульных офицеров на следующую смену, затем спустился предупредить Эда Росса, тюремщика, что у того, возможно, прибавится работы. Лорен снова поднялся к себе, но, вконец разозленный, почувствовал, что не выдержит до конца дня. Он, хлопнув дверью, зашагал по кафельному полу желтого с белым коридора, вышел через стеклянные двери мимо декоративных медных грифонов у входа и направился через Уэст-плэйс к старой городской площади.
Когда-то — по крайней мере остались картинки — на площади, на небольшой изящной белой сцене, по вечерам в пятницу и субботу устраивались концерты различных организаций — «Рыцарей Коламбуса», горняков или старшеклассников. С этой традицией было покончено во время Депрессии, когда Рабочая партия Америки разобрала сцену и вместо нее построила белое гранитное здание Федерал-Билдинг. Такие белые гранитные здания тогда появились повсюду, в то время как высшая школа Рабочей партии заполонила всю республику зданиями из красного кирпича.
Впрочем, кое-какие островки старой площади еще сохранились: оседающие мощеные дорожки, некогда разбегавшиеся во все стороны от старой сцены, каменные пьедесталы памятников, собранных в одном месте, напротив Центральной авеню. Трава на газонах пожухла от засухи, досаждавшей уже четвертое лето подряд и чрезвычайно усилившей опасность лесных пожаров.
Потянуло осенней прохладой, и Лорен вспомнил о длиннохвостых голубях, что собираются на горных равнинах к югу от города, о своем дробовике и собаках — резвясь и нюхая землю, чьи-то псы только что промчались мимо.
Потом его мысли заняли шахтеры, без дела торчавшие в барах. Может, раз уж ему сегодня работать допоздна, лучше сейчас пойти домой и немного вздремнуть?
Над головой старые декоративные городские часы пробили час. Лорен от неожиданности чуть не споткнулся о мемориальную табличку на куске позеленевшей медной руды. Надпись гласила:
НА ЭТОМ МЕСТЕ НАХОДИЛАСЬ ДЕРЕВНЯ EL PUEBLO DE NUESTRA SENORA DE АТОСНА, УНИЧТОЖЕННАЯ В 1824 ГОДУ СВИРЕПЫМИ
КРАСНОКОЖИМИ. Ниже, мелкими буквами значилось: «Женское историческое общество, 1924 г. Годовщина кровавой бойни».
Лорен знал про большой пожар на медном руднике, что устроили апачи. Когда крестьяне бросились спасать деревянные постройки, апачи, перемахнув через глинобитные стены, перебили или увели в рабство всех женщин и детей деревни. Лишившись самого дорогого, вне себя от ярости, почти все мужчины вернулись в Мексику. За исключением тех, что сошли с ума и, как свидетельствует история, до конца жизни бродили в окрестностях, словно медведи-шатуны.
Лорен точно знал: потомки индейцев возражали против формулировки «свирепые краснокожие», но их протесты ни к чему не привели — ужасные картины прошлого еще стояли у всех перед глазами. Кто, как не свирепый дикарь, способен перерезать горло ребенку в его собственной колыбели?
Это первое разрушение города не стало единственным. Много лет спустя после завершения войны с индейцами, уже в 20-х годах XX века, Аточа снова исчезла с лица земли. Город поглотили медные рудники.
Аточа возродилась в двенадцати милях к западу, а все строения девятнадцатого века, которые Лорен знал по фотографиям, все изящные каменные здания в викторианском стиле — с колоннами и витражами, остроконечными крышами, башенками и вдовьими аллеями, маленькие одинаковые домишки, жмущиеся друг к другу, которые ранние полигамы-мормоны построили для своих жен... все было уничтожено.
Всякий раз при необходимости город Аточа менял свой облик. Только так он и выжил.
Новый город, отстроенный в двадцатые годы, был задуман как чудо, как демонстрация достижений современности. Фасады всех зданий, обращенных к центральной площади, искусным декором напоминали выстроенные в линию вычурные радиаторные решетки модных в то время автомобилей, дополненные луковицами куполов Флэш-Гордон, обтекаемыми формами Бэл-Геддес и гондолами неподвижно зависших дирижаблей Раймонда Леови. Даже в готике католической церкви появилось что-то обтекаемое, а церковь апостолов Элонима и Назарена предстала совсем экстравагантной: ее колокольни напоминали две космические ракеты на старте. Видимо, архитекторы хотели заявить таким способом, что Аточа не боится двадцатого века, Мира Завтрашнего Дня, и смело смотрит в будущее.
Сейчас все это порядком обветшало, полированная сталь покрылась ржавчиной, белый с черным кафель потрескался. Но как же, размышлял Лорен, город выживет в третий раз? Он пережил апачей, каким-то чудом вынес Анаконду, но Технический Прогресс и двадцать первый век — это совсем другое дело.
Он задыхался от ярости. Сейчас он ни на что не годится и от его присутствия мало проку. Надо пойти домой и выспаться.
Лорен уже направлялся к распростершим крылья грифонам, как вдруг увидел, что к месту парковки около здания подруливает шоколадный «блэйзер». Во рту возник кисловатый привкус. Пожалуй, это то, что надо.
Из джипа вышли молодые люди в свободных серых рубашках и темных галстуках. Оба поражали солнечными очками в золотой оправе. Пока один рассчитывался за парковку, другой ждал, когда Лорен, переходя дорогу, поравняется с ним.
— Прошу прощения, сэр. — Проплешина на макушке его светлых, гладко прилизанных волос создавала эффект ореола. С мощной шеей, довольно мускулистый, ростом на дюйм выше Лорена, то есть не ниже шести футов, мужчина производил впечатление миссионера-мормона, ставшего профессиональным убийцей.
— Да? — отозвался Лорен.
Тот кинул взгляд на клочок бумаги.
— Не подскажете, где офис сэра Домингоса, заместителя шефа полиции? Хотелось бы сориентироваться.
Лицо Лорена озарилось улыбкой. А что, может получиться довольно забавно.
— Внутри здания, — ответил он, — пройдите дежурную часть. Коридор останется справа, первая дверь налево.
— Спасибо, сэр. — Незнакомец направился вверх по лестнице.
— Сдайте оружие дежурному офицеру, — бросил вслед Лорен.
Мужчина на ступеньке на секунду замешкался, затем двинулся дальше. Его напарник, закончив расчеты, кивнул Лорену и тоже побежал вверх по лестнице.
Лорен обратил внимание на ботинки второго, черные и по-военному начищенные. Когда тот проходил мимо, в них отразилось небо. Голубое небо, торжественные грифоны и его собственное искаженное лицо.
Чуть подождав, Лорен вернулся в здание. Дежурный, Эл Санчез, разглядывал пару тяжелых автоматических пистолетов с традиционными рукоятками из орехового дерева.
— Симпатичные, — заключил он, — девять миллиметров.
— "Беретты"?
Санчез поднял пистолет и прочитал сквозь темные очки.
— "Танфольо".
Лорен подбросил в ладони один из них, навел на фотографию мэра за спиной дежурного и мысленно спустил курок.
— Неплохо сбалансирован, — он положил оружие на место, — впрочем, не понимаю, почему они не покупают американские.
Санчез усмехнулся.
— Могу поспорить, на них ничего американского.
Лорен на минуту задумался. Китайские шелковые рубашки, итальянская обувь, ремни, оружие, индийское нижнее белье.
— Может, галстуки?
— Пожалуй. Но держу пари, они английские.
Санчез положил пистолеты в ящик. Лорен двинулся по коридору. Оказалось, Киприано неплотно прикрыл дверь.
— Эймес, Айова, сэр. — Лорен узнал голос человека с лысиной на макушке.
— Так вы из Айовы, — раздался голос Киприано, — а ваш напарник — из Северной Каролины. Полагаю, у вас там не слишком много испанцев, не так ли?
— Нет, сэр.
— И давно вы в городе?
— Два дня.
Лорен усмехнулся: Киприано обычно не щеголял своим испанским происхождением, но сейчас говорил нарочито с акцентом.
— Ну что ж, — сказал Киприано, — тогда вы уже знаете, как обращаться с местным испано-язычным населением, не так ли?
Киприано откашлялся.
— Но две вещи вам необходимо запомнить. Вернее, два предложения. И тогда все будет в порядке.
— Да, сэр.
— Ну-ка повторяйте за мной: Out of the Tchevy, Pedro.
На секунду от изумления в комнате воцарилась тишина.
— Я сказал, повторите!
— Out of the chevy, Pedro, — нестройным хором отдалось в комнате.
— Не chevy, a Tchevy. Старайтесь произносить правильно.
— Tchevy.
— С самого начала.
— Out of the Tchevy, Pedro.
Киприано муштровал их, как новобранцев морской пехоты.
— Ну, еще раз, как следует.
— OUT OF THE TCHEVY, PEDRO[2], — слаженно откликнулись ребята.
— Вот теперь неплохо, — голос Киприано потеплел, — любой испанский парень, с которым вы захотите поговорить, сразу же обратит внимание. Теперь — второе предложение: Comprende jail, asshole.
— Comprende jail, asshole.
— Еще раз, громче!
— COMPRENDE JAIL, ASSHOLE![3]
Стараясь не слишком смеяться, Лорен вернулся к столу дежурного. Санчез в упор посмотрел на него.
— Не обижайтесь, шеф, — сказал Санчез, — но белые люди такие глупые.
— Зато послушные.
— Еще во время моей службы в военно-воздушных силах, — вспоминал Санчез, — они утомили меня, целый день слоняясь вокруг базы и стараясь не упустить из виду, как бы я случайно не отдал честь левой рукой.
— Но ты сказал, белые люди глупые?
— К сожалению, Лаборатория высоких технологий предоставила нам этих парней всего на час, — Санчез вдруг ушел в себя. — Ах, сукины дети. Они считают испанцев заторможенными или вроде того, требуют к себе особого отношения. Черт.
Голос Киприано звучал на весь коридор.
— И все мы здесь испанцы, о'кей? Или испанского происхождения. Латинос — с Кубы, из Пуэрто-Рико или откуда-нибудь еще, чиканос — из Калифорнии. Однако мы — чистокровные потомки кастильских завоевателей, и не смейте об этом забывать!
Киприано сегодня явно перегибал палку. Лорен надел портупею.
— Я ушел. Поеду отдохну, чтобы вечером быть в форме.
— Имеете полное право, шеф, — осклабился Санчез, — ведь сейчас здесь парни из Лаборатории.
Лорен покинул здание, сел в свою патрульную «фурию» и, оставив Уэст-плэйс, направился к центру. Он свернул направо, затем налево возле большой церкви Святых Последних Дней, рядом с которой стоял гранитный обелиск в честь восстановления города в 1870 году мормонами под предводительством Браэма Янга. Опасаясь апачей, они основали вдоль Рио-Секо небольшую фермерскую коммуну. Впоследствии, когда неразрешимые противоречия с федеральным правительством вынудили их перебраться в Мексику, она превратилась в полустанок.
Задолго до этого к мормонам добавились старатели, снедаемые серебряной и золотой лихорадками, но влияние их все еще чувствовалось.
Улица Истес утопала в зелени японских вязов, удивительной на фоне коричневых от пыли холмов штата Нью-Мексико. Деревья отбрасывали на истертый, в заплатках, асфальт улицы рваные пылающие тени. На заросших газонах множества домов стояли старые таблички с надписью ПРОДАЕТСЯ.
Лорен миновал серо-белую церковь Христа, переоборудованную в частный дом, и затем, еще через квартал, свернул с центральной дороги к дому. Старый заржавевший навес для машины, обвитый по сторонам пожухлым вьюнком, сейчас пустовал. Лорен припарковал машину, оставляя место для «Таураса» Дэбры. Сад по-прежнему радовал свежестью, родными травами, американской юккой напротив дома и декоративной белой акацией. Его вдруг охватило ощущение безмерного счастья.
Кьеренсия. Испанское, такое милое сердцу слово. Место, где можно спокойно отдохнуть.
В доме витал аромат бекона, приготовленного на завтрак. Лорен открыл окно, вошел в спальню, снял ботинки и портупею, повесил ее на стену рядом со своим ружьем марки «Хейм» и русской охотничьей винтовкой. И, наконец, растянулся на кровати.
Он прекрасно засыпал по команде. Проснувшись, он почувствовал некоторые изменения: Дэбра уже вернулась с работы и возилась на кухне. Она предпочла бы заниматься библиотечными делами полный рабочий день — ведь девочки закончили школу, но городской бюджет предусматривал библиотекаря только на полставки. Лорен встал с постели, босыми ногами бесшумно скользнул через гостиную в кухню и замер у двери.
Дэбра, сильная высокая женщина, энергично нарезала сельдерей для фарша по-турецки, прямые, соломенного цвета волосы все время падали ей на глаза.
Исподтишка наблюдая за женой, Лорен ощутил безграничную нежность к этой женщине. Давным-давно, ему тогда шел двадцать пятый год, на него словно снизошло откровение. Дэбра, высокая сутуловатая девчонка, которая училась с ним в одной школе, но немногим позже, которая потом из колледжа вернулась школьной учительницей с прямой осанкой, создана для него и именно с ней он хотел бы прожить оставшуюся жизнь. После двух лет более или менее настойчивых уговоров она наконец согласилась.
С ее капитуляцией Лорен покончил с разгульной жизнью, и покончил только ради нее. Хотя, конечно, не без отступлений. В памяти без труда всплывало время измен Дэбре, согретое ярким образом Эйлин. Но с рождением их старшей дочери Лорен оставался верен, абсолютно верен ей, без всякого флирта с женами коллег, без визитов к Конни Дювашель.
Возможно, именно Катрина спасла их брак. Она родилась довольно поздно — Дэбре уже стукнуло тридцать шесть, — после нескольких неудачных попыток завести ребенка, после операции по новой методике, позволявшей отныне вынашивать плод.
Но теперь у них такая крепкая семья, в самом деле, и дочери. За ним они как за каменной стеной. Здесь столько всего могло бы произойти — по роду своей деятельности он видел такие вещи чаще, чем кто-либо другой. Но он охраняет свой брак, своих дочерей, свою семью. И он поможет сделать Аточу прекрасным уголком.
Он повторял это про себя каждый день.
— Вот уж не ожидала, — Дэбра даже не повернулась к Лорену, продолжая строго смотреть на сельдерей через свои учительские очки без оправы.
— Я отдыхаю до вечера. Они уволили всех шахтеров.
Дэбра прекратила резать, отложила нож и вытерла руки о фартук.
— Надо позвонить Линде.
И Дэбра устремилась к телефону, чтобы как можно скорее оповестить жену своего брата-шахтера.
— Если я встречу его сегодня, — сказал Лорен, — то отправлю домой.
Дэбра взглянула на него, не отрывая руки от телефонной трубки.
— А тебя я увижу?
— Скорее всего нет.
Она повернулась к плите.
— Давай, сделаю бутерброды.
— Я перехвачу что-нибудь в «Солнечном сиянии».
— А вдруг нет?
На холодильнике висел плакат — вид голубого земного шарика из космоса. Большие белые буквы призывали: ОХРАНЯЙ ПЛАНЕТУ! Что ж, пожалуй, дочь не зря его прикрепила.
Дэбра достала из холодильника кусок сохатины, оставшийся со вчерашнего обеда. Лорен подстрелил этого лося прошлой осенью из русской винтовки.
— Звонила миссис Трухильо. Просила Келли завтра посидеть с ребенком.
— Вряд ли.
В глазах Дэбры читалось неподдельное изумление.
— Почему нет, Лорен?
— Потому что она не сможет.
— Но ведь она приглядывет за детьми других наших знакомых.
Лорен глухо процедил сквозь стиснутые зубы:
— Только не для мэра. Никогда.
— Это не помешало бы тебе для Городского собрания.
— Мне такая помощь не нужна.
Дэбра снова принялась за мясо, виртуозно, без единого лишнего движения. Из-под ножа появлялись тончайшие ломтики.
— Но ведь дело не только в политике, правда? Надеюсь, ты объяснишься. Я даже не знаю, как отговорить Келли.
Он вздохнул.
— Скажи, что это не очень хорошая идея.
Она молча сделала два бутерброда, сунула их в пакет и положила вместе с апельсином и баночкой виноградного сока в бумажную сумку. Лорен надел обувь, нацепил кобуру с оружием, забросил сумку в свою «фурию» и вырулил на дорогу. Управляя одной рукой, он не спеша потягивал сок.
Почти сразу Лорен поравнялся с малышкой Адаме, которая лихо наяривая педалями велосипеда, разбрасывая последний выпуск еженедельника «Медная страна» на приусадебные лужайки. Лорен помахал рукой, но она посмотрела так, словно видела его впервые в жизни. Почему-то это задевало. Он с силой надавил на акселератор, «фурия» взревела и помчалась вперед, превышая скорость на добрых тридцать миль в час.
Он терялся в догадках по поводу заголовка в газете. Наверное, какое-нибудь глубокомысленное высказывание мэра об экономическом развитии.
Несомненно, в еженедельнике, как, впрочем, и в других местах, у мэра были осведомители.
Ко времени выхода следующего номера заголовок станет оптимистичнее. А сейчас, видимо, что-то вроде АТОЧУ ШТОРМИТ. Эдвард Трухильо обязательно извернется, чтобы представить увольнение шахтеров как скрытое благо. Такие номера у него обычно проходили хорошо.
С Уэст-плэйс Лорен свернул направо, на улицу Эстес, и, миновав методистскую церковь, выехал на Рэйл-роуд.
Не успел Лорен глазом моргнуть, как прямо наперерез ему промчался маглев — скоростной поезд на магнитной подушке, — оставив в памяти Лорена серо-красную эмблему Лаборатории высоких технологий.
Станция находилась всего в миле отсюда, а скорость движения достигала почти восьмидесяти миль, причем резиновые колеса поезда, приподнимая его на четыре сантиметра над полотном, не производили никакого шума.
Очевидно, он был пуст. Управляемый компьютером поезд следовал точно по расписанию, независимо от наличия пассажиров.
Вот оно, будущее, уже здесь, подумал Лорен. Поезд без пассажиров носится по двадцатипятимильной трас — се со скоростью двести миль в час.
Лорен проехал пассажирскую станцию Санта-Фе, выполненную в испанском стиле, и заметил, как по встречной полосе медленно катит шоколадный «блэйзер» с номером Лаборатории высоких технологий и ребятами в черных очках. Вдруг машина развернулась в неположенном месте и пристроилась прямо за Лореном.
Сели на хвост. Упражняются, идиоты. Лорен, наблюдая в зеркало заднего вида, не спускал с них глаз, потом отвлекся — пусть делают, что хотят.
За Южной баптистской ассамблеей он свернул направо, на Уэст-плэйс. Мелькнули Торговая палата, увенчанная чем-то вроде стилизованнного автомобильного радиатора, здание Администрации округа с огромными часами на отреставрированной башенке и старомодной тарелкой спутниковой антенны. Лорен припарковал машину, тут же подъехал джип Лаборатории, пассажиры которого поспешно отвели взгляд при встрече с ним. Лорен двинулся через полицейский вход.
Мэр Эдвард Трухильо разговаривал с Киприано Домингосом. Эл Санчез куда-то отошел, на месте дежурного офицера никого не было. Трухильо, довольно низенького и коротконогого, отличали тщательно уложенная прическа и отточенно-приветливые манеры. Он носил бежевый пиджак и бирюзово-серебристый узкий галстук.
Не стоило столь официально одеваться в таком месте, как Аточа.
Трухильо одарил Лорена сверкающей улыбкой кинозвезды. Они пожали друг другу руки.
— Рад видеть тебя, Лорен. Я уж забеспокоился, куда ты подевался.
— Я спал дома.
По лицу Трухильо пробежала тень неодобрения.
— Хотелось бы, чтобы официальные лица нашего города находились в рабочее время на своих местах.
— Обычно я так и делаю, но сегодня придется работать до поздней ночи, затаскивая напившихся безработных шахтеров в тюрьму. Ты же в курсе. Тех самых, о которых ты знал уже несколько дней и не сказал мне ни слова.
Трухильо покраснел. Лорен заметил отблеск скрытой усмешки в глазах Киприано.
— Я собирался известить тебя сегодня днем.
— Прекрасно. После того, как половина моих людей отпросилась поохотиться в эти выходные или отдохнуть в Дни Искупления. На Сити-лайн недалеко до настоящего погрома, и я бы не смог с этим справиться.
Трухильо мысленно представил себе последствия погрома на Сити-лайн, но тут же успокоился. Не в его юрисдикции.
— Мне самому сообщили об этом строго конфиденциально, — оправдывался он, — чтобы я успел принять меры предосторожности.
— Ну и что же это за меры? Может, интервью в прессе? Если бы я сам не имел источников в «Братьях Рига», — пояснил Лорен, отводя удар от Эйлин, — я не смог бы сохранить мир сегодня ночью.
— Я должен учитывать все возможные последствия...
— Черт возьми, Эд, я тоже!
Лорен долю секунды смотрел на Трухильо, чувствуя, как его захлестывает ярость. Трухильо закашлялся и чуть отступил.
— Похоже, ты расстроен. Вероятно, будь я шефом полиции, я ощущал бы то же самое. Но это конфиденциальное сообщение влечет за собой массу последствий. Весь наш город изменится. Не исключены альтернативные варианты.
Лорен удивленно уставился на Трухильо.
— Альтернативные? Какие альтернативы? Да нет никаких чертовых альтернатив!
— Альтернативы всегда существуют, Лорен. Надо только знать, как их найти.
И, торжественно провозгласив это, Трухильо тотчас ретировался. Лорен заглянул в глаза Киприано.
— По-моему, он просто вне себя от радости, что городской бюджет снова летит к чертовой матери.
Киприано пожал плечами.
— Черт возьми, шеф. Аточа всегда был «компанейским» городком. Я правильно понимаю, просто-напросто изменилась компания.
— Лорен фыркнул.
— Ты имеешь в виду Лабораторию? До меня, видно, еще никак не дойдет, что Лаборатория высоких технологий не прочь прибрать к рукам наш город.
Киприано на секунду задумался. Лорен дернулся было к себе, но вдруг, слегка помешкав, вернулся к Киприано.
— Наверное, тебе лучше быть в курсе, — сказала она, — сегодня рассчитали последних шахтеров.
Лорен Хаун на секунду задумался, наблюдая, как сонный вентилятор отражается в золоте его боксерских наград. В холодном пластике телефонной трубки что-то тихо пощелкивало.
— Спасибо, Эйлин, — выдавил он наконец, — Эд знает?
— Мэр знал об этом еще три дня назад.
Лорен медленно закипал от ярости.
— Черт возьми, Эйлин, — произнес он.
— Я бы сообщила раньше, — смущенно оправдывалась она, — но тогда бы мне несдобровать.
— Ну ладно, это не твоя вина, Эйлин, — смягчился он. Лорен вдруг отчетливо представил ее: гладкое лицо, темные волосы, голова откинута назад, капельки пота над верхней губой. Отражение страсти в ее полуприкрытых глазах.
Далекий образ. Несколько лет назад, когда беременность жены в очередной раз протекала с осложнениями, Лорен изменял ей с Эйлин.
С тех пор минули годы, но образ Эйлин все также живо всплывает в памяти. Чувство вины так и не прошло.
— Встретимся завтра в церкви? — спросила Эйлин.
— Завтра пятница, бары открыты допоздна. Постараюсь выбраться, но это от меня не зависит.
— Извини, Лорен.
Лорен хмуро уставился на плакат напротив: ПОКУПАЙТЕ АМЕРИКАНСКИЕ ТОВАРЫ. Далее шло мелким шрифтом: «Рабочее место, которое вы спасаете, могло бы быть вашим».
«Неплохо», — подумал он.
— А этот республиканец, сукин сын Эдвард Трухильо, знает, что ты мне звонишь?
Эйлин засмеялась
— Даже не догадывается, Лорен.
— Спасибо. Надеюсь, встретимся завтра утром.
— Счастливо.
Лорен хотел бросить трубку на аппарат, но телефон из дешевого сингапурского пластика мог развалиться, поэтому Лорен аккуратно положил ее и изо всех сил, хоть и с некоторой осмотрительностью, стукнул мощным кулаком по столу из орехового дерева. Затем, проверив оружие, вышел из офиса.
На пыльном столе его секретарши с каждым днем все росла кипа неразобранной корреспонденции. Секретарша была в отпуске, а городской бюджет не предусматривал ее замену. Сам же Лорен отвечал только на важные письма, впрочем, ходил еще в контору Денвера за перепиской.
Фотографии тех, кто находился в розыске, трепал легкий ветерок вентилятора. С одной из них на Лорена смотрели печальные глаза девушки, на вид не старше семнадцати. РАЗЫСКИВАЕТСЯ, стояло внизу, ЗА ЭКОТЕРРОРИЗМ.
«Господи, — вздохнул Лорен. — Ненавистный новый век».
Он вошел в кабинет своего заместителя, предварительно стукнув в покоробившуюся деревянную дверь.
— Hey. Pachuco. Que paso?[1]
Киприано Домингос развалился в кресле, закинув ноги на письменный стол. Через распахнутое окно с едва заметным колыханием воздуха доносился приглушенный полуденный шум уличного транспорта. Он оторвался от дешевого вестерна и улыбнулся, обнажив большие желтые зубы.
— А я как раз тренирую мозги, шеф. Что случилось?
— Они закрывают шахту.
— Черт, — улыбка мгновенно исчезла с лица Киприано. Он закрыл книгу, бросил на заваленную полку сзади и спустил ноги на пол.
Киприано с удовольствием глотал все без разбору. Триллеры, исторические романы, мелодрамы, мемуары, вестерны — любое чтиво, что только под руку попадется. Лорен однажды застал его за учебником по экономике для колледжей. Киприано не понял ни слова, но прочел с таким же удовольствием, какое получил бы от Агаты Кристи.
— Немедленно свяжись с шерифом, а он пусть передаст своим ребятам, — начал Лорен, — потом обзвони ночную смену и скажи, чтобы собирались в шесть. Я по рации дам знать дневной смене, что они вкалывают сегодня до полуночи.
— А как насчет работающих?
— Сами узнают, когда придут сюда в половине пятого.
— Хорошо, шеф, — Киприано потянулся к телефону.
Из кабинета Лорен направился к дежурной части. Одно время в департаменте полиции трудились гражданские диспетчеры, но посыпались сокращения и теперь дежурным приходилось заниматься всем сразу.
Лорен оставил двух патрульных офицеров на следующую смену, затем спустился предупредить Эда Росса, тюремщика, что у того, возможно, прибавится работы. Лорен снова поднялся к себе, но, вконец разозленный, почувствовал, что не выдержит до конца дня. Он, хлопнув дверью, зашагал по кафельному полу желтого с белым коридора, вышел через стеклянные двери мимо декоративных медных грифонов у входа и направился через Уэст-плэйс к старой городской площади.
Когда-то — по крайней мере остались картинки — на площади, на небольшой изящной белой сцене, по вечерам в пятницу и субботу устраивались концерты различных организаций — «Рыцарей Коламбуса», горняков или старшеклассников. С этой традицией было покончено во время Депрессии, когда Рабочая партия Америки разобрала сцену и вместо нее построила белое гранитное здание Федерал-Билдинг. Такие белые гранитные здания тогда появились повсюду, в то время как высшая школа Рабочей партии заполонила всю республику зданиями из красного кирпича.
Впрочем, кое-какие островки старой площади еще сохранились: оседающие мощеные дорожки, некогда разбегавшиеся во все стороны от старой сцены, каменные пьедесталы памятников, собранных в одном месте, напротив Центральной авеню. Трава на газонах пожухла от засухи, досаждавшей уже четвертое лето подряд и чрезвычайно усилившей опасность лесных пожаров.
Потянуло осенней прохладой, и Лорен вспомнил о длиннохвостых голубях, что собираются на горных равнинах к югу от города, о своем дробовике и собаках — резвясь и нюхая землю, чьи-то псы только что промчались мимо.
Потом его мысли заняли шахтеры, без дела торчавшие в барах. Может, раз уж ему сегодня работать допоздна, лучше сейчас пойти домой и немного вздремнуть?
Над головой старые декоративные городские часы пробили час. Лорен от неожиданности чуть не споткнулся о мемориальную табличку на куске позеленевшей медной руды. Надпись гласила:
НА ЭТОМ МЕСТЕ НАХОДИЛАСЬ ДЕРЕВНЯ EL PUEBLO DE NUESTRA SENORA DE АТОСНА, УНИЧТОЖЕННАЯ В 1824 ГОДУ СВИРЕПЫМИ
КРАСНОКОЖИМИ. Ниже, мелкими буквами значилось: «Женское историческое общество, 1924 г. Годовщина кровавой бойни».
Лорен знал про большой пожар на медном руднике, что устроили апачи. Когда крестьяне бросились спасать деревянные постройки, апачи, перемахнув через глинобитные стены, перебили или увели в рабство всех женщин и детей деревни. Лишившись самого дорогого, вне себя от ярости, почти все мужчины вернулись в Мексику. За исключением тех, что сошли с ума и, как свидетельствует история, до конца жизни бродили в окрестностях, словно медведи-шатуны.
Лорен точно знал: потомки индейцев возражали против формулировки «свирепые краснокожие», но их протесты ни к чему не привели — ужасные картины прошлого еще стояли у всех перед глазами. Кто, как не свирепый дикарь, способен перерезать горло ребенку в его собственной колыбели?
Это первое разрушение города не стало единственным. Много лет спустя после завершения войны с индейцами, уже в 20-х годах XX века, Аточа снова исчезла с лица земли. Город поглотили медные рудники.
Аточа возродилась в двенадцати милях к западу, а все строения девятнадцатого века, которые Лорен знал по фотографиям, все изящные каменные здания в викторианском стиле — с колоннами и витражами, остроконечными крышами, башенками и вдовьими аллеями, маленькие одинаковые домишки, жмущиеся друг к другу, которые ранние полигамы-мормоны построили для своих жен... все было уничтожено.
Всякий раз при необходимости город Аточа менял свой облик. Только так он и выжил.
Новый город, отстроенный в двадцатые годы, был задуман как чудо, как демонстрация достижений современности. Фасады всех зданий, обращенных к центральной площади, искусным декором напоминали выстроенные в линию вычурные радиаторные решетки модных в то время автомобилей, дополненные луковицами куполов Флэш-Гордон, обтекаемыми формами Бэл-Геддес и гондолами неподвижно зависших дирижаблей Раймонда Леови. Даже в готике католической церкви появилось что-то обтекаемое, а церковь апостолов Элонима и Назарена предстала совсем экстравагантной: ее колокольни напоминали две космические ракеты на старте. Видимо, архитекторы хотели заявить таким способом, что Аточа не боится двадцатого века, Мира Завтрашнего Дня, и смело смотрит в будущее.
Сейчас все это порядком обветшало, полированная сталь покрылась ржавчиной, белый с черным кафель потрескался. Но как же, размышлял Лорен, город выживет в третий раз? Он пережил апачей, каким-то чудом вынес Анаконду, но Технический Прогресс и двадцать первый век — это совсем другое дело.
Он задыхался от ярости. Сейчас он ни на что не годится и от его присутствия мало проку. Надо пойти домой и выспаться.
Лорен уже направлялся к распростершим крылья грифонам, как вдруг увидел, что к месту парковки около здания подруливает шоколадный «блэйзер». Во рту возник кисловатый привкус. Пожалуй, это то, что надо.
Из джипа вышли молодые люди в свободных серых рубашках и темных галстуках. Оба поражали солнечными очками в золотой оправе. Пока один рассчитывался за парковку, другой ждал, когда Лорен, переходя дорогу, поравняется с ним.
— Прошу прощения, сэр. — Проплешина на макушке его светлых, гладко прилизанных волос создавала эффект ореола. С мощной шеей, довольно мускулистый, ростом на дюйм выше Лорена, то есть не ниже шести футов, мужчина производил впечатление миссионера-мормона, ставшего профессиональным убийцей.
— Да? — отозвался Лорен.
Тот кинул взгляд на клочок бумаги.
— Не подскажете, где офис сэра Домингоса, заместителя шефа полиции? Хотелось бы сориентироваться.
Лицо Лорена озарилось улыбкой. А что, может получиться довольно забавно.
— Внутри здания, — ответил он, — пройдите дежурную часть. Коридор останется справа, первая дверь налево.
— Спасибо, сэр. — Незнакомец направился вверх по лестнице.
— Сдайте оружие дежурному офицеру, — бросил вслед Лорен.
Мужчина на ступеньке на секунду замешкался, затем двинулся дальше. Его напарник, закончив расчеты, кивнул Лорену и тоже побежал вверх по лестнице.
Лорен обратил внимание на ботинки второго, черные и по-военному начищенные. Когда тот проходил мимо, в них отразилось небо. Голубое небо, торжественные грифоны и его собственное искаженное лицо.
Чуть подождав, Лорен вернулся в здание. Дежурный, Эл Санчез, разглядывал пару тяжелых автоматических пистолетов с традиционными рукоятками из орехового дерева.
— Симпатичные, — заключил он, — девять миллиметров.
— "Беретты"?
Санчез поднял пистолет и прочитал сквозь темные очки.
— "Танфольо".
Лорен подбросил в ладони один из них, навел на фотографию мэра за спиной дежурного и мысленно спустил курок.
— Неплохо сбалансирован, — он положил оружие на место, — впрочем, не понимаю, почему они не покупают американские.
Санчез усмехнулся.
— Могу поспорить, на них ничего американского.
Лорен на минуту задумался. Китайские шелковые рубашки, итальянская обувь, ремни, оружие, индийское нижнее белье.
— Может, галстуки?
— Пожалуй. Но держу пари, они английские.
Санчез положил пистолеты в ящик. Лорен двинулся по коридору. Оказалось, Киприано неплотно прикрыл дверь.
— Эймес, Айова, сэр. — Лорен узнал голос человека с лысиной на макушке.
— Так вы из Айовы, — раздался голос Киприано, — а ваш напарник — из Северной Каролины. Полагаю, у вас там не слишком много испанцев, не так ли?
— Нет, сэр.
— И давно вы в городе?
— Два дня.
Лорен усмехнулся: Киприано обычно не щеголял своим испанским происхождением, но сейчас говорил нарочито с акцентом.
— Ну что ж, — сказал Киприано, — тогда вы уже знаете, как обращаться с местным испано-язычным населением, не так ли?
Киприано откашлялся.
— Но две вещи вам необходимо запомнить. Вернее, два предложения. И тогда все будет в порядке.
— Да, сэр.
— Ну-ка повторяйте за мной: Out of the Tchevy, Pedro.
На секунду от изумления в комнате воцарилась тишина.
— Я сказал, повторите!
— Out of the chevy, Pedro, — нестройным хором отдалось в комнате.
— Не chevy, a Tchevy. Старайтесь произносить правильно.
— Tchevy.
— С самого начала.
— Out of the Tchevy, Pedro.
Киприано муштровал их, как новобранцев морской пехоты.
— Ну, еще раз, как следует.
— OUT OF THE TCHEVY, PEDRO[2], — слаженно откликнулись ребята.
— Вот теперь неплохо, — голос Киприано потеплел, — любой испанский парень, с которым вы захотите поговорить, сразу же обратит внимание. Теперь — второе предложение: Comprende jail, asshole.
— Comprende jail, asshole.
— Еще раз, громче!
— COMPRENDE JAIL, ASSHOLE![3]
Стараясь не слишком смеяться, Лорен вернулся к столу дежурного. Санчез в упор посмотрел на него.
— Не обижайтесь, шеф, — сказал Санчез, — но белые люди такие глупые.
— Зато послушные.
— Еще во время моей службы в военно-воздушных силах, — вспоминал Санчез, — они утомили меня, целый день слоняясь вокруг базы и стараясь не упустить из виду, как бы я случайно не отдал честь левой рукой.
— Но ты сказал, белые люди глупые?
— К сожалению, Лаборатория высоких технологий предоставила нам этих парней всего на час, — Санчез вдруг ушел в себя. — Ах, сукины дети. Они считают испанцев заторможенными или вроде того, требуют к себе особого отношения. Черт.
Голос Киприано звучал на весь коридор.
— И все мы здесь испанцы, о'кей? Или испанского происхождения. Латинос — с Кубы, из Пуэрто-Рико или откуда-нибудь еще, чиканос — из Калифорнии. Однако мы — чистокровные потомки кастильских завоевателей, и не смейте об этом забывать!
Киприано сегодня явно перегибал палку. Лорен надел портупею.
— Я ушел. Поеду отдохну, чтобы вечером быть в форме.
— Имеете полное право, шеф, — осклабился Санчез, — ведь сейчас здесь парни из Лаборатории.
Лорен покинул здание, сел в свою патрульную «фурию» и, оставив Уэст-плэйс, направился к центру. Он свернул направо, затем налево возле большой церкви Святых Последних Дней, рядом с которой стоял гранитный обелиск в честь восстановления города в 1870 году мормонами под предводительством Браэма Янга. Опасаясь апачей, они основали вдоль Рио-Секо небольшую фермерскую коммуну. Впоследствии, когда неразрешимые противоречия с федеральным правительством вынудили их перебраться в Мексику, она превратилась в полустанок.
Задолго до этого к мормонам добавились старатели, снедаемые серебряной и золотой лихорадками, но влияние их все еще чувствовалось.
Улица Истес утопала в зелени японских вязов, удивительной на фоне коричневых от пыли холмов штата Нью-Мексико. Деревья отбрасывали на истертый, в заплатках, асфальт улицы рваные пылающие тени. На заросших газонах множества домов стояли старые таблички с надписью ПРОДАЕТСЯ.
Лорен миновал серо-белую церковь Христа, переоборудованную в частный дом, и затем, еще через квартал, свернул с центральной дороги к дому. Старый заржавевший навес для машины, обвитый по сторонам пожухлым вьюнком, сейчас пустовал. Лорен припарковал машину, оставляя место для «Таураса» Дэбры. Сад по-прежнему радовал свежестью, родными травами, американской юккой напротив дома и декоративной белой акацией. Его вдруг охватило ощущение безмерного счастья.
Кьеренсия. Испанское, такое милое сердцу слово. Место, где можно спокойно отдохнуть.
В доме витал аромат бекона, приготовленного на завтрак. Лорен открыл окно, вошел в спальню, снял ботинки и портупею, повесил ее на стену рядом со своим ружьем марки «Хейм» и русской охотничьей винтовкой. И, наконец, растянулся на кровати.
Он прекрасно засыпал по команде. Проснувшись, он почувствовал некоторые изменения: Дэбра уже вернулась с работы и возилась на кухне. Она предпочла бы заниматься библиотечными делами полный рабочий день — ведь девочки закончили школу, но городской бюджет предусматривал библиотекаря только на полставки. Лорен встал с постели, босыми ногами бесшумно скользнул через гостиную в кухню и замер у двери.
Дэбра, сильная высокая женщина, энергично нарезала сельдерей для фарша по-турецки, прямые, соломенного цвета волосы все время падали ей на глаза.
Исподтишка наблюдая за женой, Лорен ощутил безграничную нежность к этой женщине. Давным-давно, ему тогда шел двадцать пятый год, на него словно снизошло откровение. Дэбра, высокая сутуловатая девчонка, которая училась с ним в одной школе, но немногим позже, которая потом из колледжа вернулась школьной учительницей с прямой осанкой, создана для него и именно с ней он хотел бы прожить оставшуюся жизнь. После двух лет более или менее настойчивых уговоров она наконец согласилась.
С ее капитуляцией Лорен покончил с разгульной жизнью, и покончил только ради нее. Хотя, конечно, не без отступлений. В памяти без труда всплывало время измен Дэбре, согретое ярким образом Эйлин. Но с рождением их старшей дочери Лорен оставался верен, абсолютно верен ей, без всякого флирта с женами коллег, без визитов к Конни Дювашель.
Возможно, именно Катрина спасла их брак. Она родилась довольно поздно — Дэбре уже стукнуло тридцать шесть, — после нескольких неудачных попыток завести ребенка, после операции по новой методике, позволявшей отныне вынашивать плод.
Но теперь у них такая крепкая семья, в самом деле, и дочери. За ним они как за каменной стеной. Здесь столько всего могло бы произойти — по роду своей деятельности он видел такие вещи чаще, чем кто-либо другой. Но он охраняет свой брак, своих дочерей, свою семью. И он поможет сделать Аточу прекрасным уголком.
Он повторял это про себя каждый день.
— Вот уж не ожидала, — Дэбра даже не повернулась к Лорену, продолжая строго смотреть на сельдерей через свои учительские очки без оправы.
— Я отдыхаю до вечера. Они уволили всех шахтеров.
Дэбра прекратила резать, отложила нож и вытерла руки о фартук.
— Надо позвонить Линде.
И Дэбра устремилась к телефону, чтобы как можно скорее оповестить жену своего брата-шахтера.
— Если я встречу его сегодня, — сказал Лорен, — то отправлю домой.
Дэбра взглянула на него, не отрывая руки от телефонной трубки.
— А тебя я увижу?
— Скорее всего нет.
Она повернулась к плите.
— Давай, сделаю бутерброды.
— Я перехвачу что-нибудь в «Солнечном сиянии».
— А вдруг нет?
На холодильнике висел плакат — вид голубого земного шарика из космоса. Большие белые буквы призывали: ОХРАНЯЙ ПЛАНЕТУ! Что ж, пожалуй, дочь не зря его прикрепила.
Дэбра достала из холодильника кусок сохатины, оставшийся со вчерашнего обеда. Лорен подстрелил этого лося прошлой осенью из русской винтовки.
— Звонила миссис Трухильо. Просила Келли завтра посидеть с ребенком.
— Вряд ли.
В глазах Дэбры читалось неподдельное изумление.
— Почему нет, Лорен?
— Потому что она не сможет.
— Но ведь она приглядывет за детьми других наших знакомых.
Лорен глухо процедил сквозь стиснутые зубы:
— Только не для мэра. Никогда.
— Это не помешало бы тебе для Городского собрания.
— Мне такая помощь не нужна.
Дэбра снова принялась за мясо, виртуозно, без единого лишнего движения. Из-под ножа появлялись тончайшие ломтики.
— Но ведь дело не только в политике, правда? Надеюсь, ты объяснишься. Я даже не знаю, как отговорить Келли.
Он вздохнул.
— Скажи, что это не очень хорошая идея.
Она молча сделала два бутерброда, сунула их в пакет и положила вместе с апельсином и баночкой виноградного сока в бумажную сумку. Лорен надел обувь, нацепил кобуру с оружием, забросил сумку в свою «фурию» и вырулил на дорогу. Управляя одной рукой, он не спеша потягивал сок.
Почти сразу Лорен поравнялся с малышкой Адаме, которая лихо наяривая педалями велосипеда, разбрасывая последний выпуск еженедельника «Медная страна» на приусадебные лужайки. Лорен помахал рукой, но она посмотрела так, словно видела его впервые в жизни. Почему-то это задевало. Он с силой надавил на акселератор, «фурия» взревела и помчалась вперед, превышая скорость на добрых тридцать миль в час.
Он терялся в догадках по поводу заголовка в газете. Наверное, какое-нибудь глубокомысленное высказывание мэра об экономическом развитии.
Несомненно, в еженедельнике, как, впрочем, и в других местах, у мэра были осведомители.
Ко времени выхода следующего номера заголовок станет оптимистичнее. А сейчас, видимо, что-то вроде АТОЧУ ШТОРМИТ. Эдвард Трухильо обязательно извернется, чтобы представить увольнение шахтеров как скрытое благо. Такие номера у него обычно проходили хорошо.
С Уэст-плэйс Лорен свернул направо, на улицу Эстес, и, миновав методистскую церковь, выехал на Рэйл-роуд.
Не успел Лорен глазом моргнуть, как прямо наперерез ему промчался маглев — скоростной поезд на магнитной подушке, — оставив в памяти Лорена серо-красную эмблему Лаборатории высоких технологий.
Станция находилась всего в миле отсюда, а скорость движения достигала почти восьмидесяти миль, причем резиновые колеса поезда, приподнимая его на четыре сантиметра над полотном, не производили никакого шума.
Очевидно, он был пуст. Управляемый компьютером поезд следовал точно по расписанию, независимо от наличия пассажиров.
Вот оно, будущее, уже здесь, подумал Лорен. Поезд без пассажиров носится по двадцатипятимильной трас — се со скоростью двести миль в час.
Лорен проехал пассажирскую станцию Санта-Фе, выполненную в испанском стиле, и заметил, как по встречной полосе медленно катит шоколадный «блэйзер» с номером Лаборатории высоких технологий и ребятами в черных очках. Вдруг машина развернулась в неположенном месте и пристроилась прямо за Лореном.
Сели на хвост. Упражняются, идиоты. Лорен, наблюдая в зеркало заднего вида, не спускал с них глаз, потом отвлекся — пусть делают, что хотят.
За Южной баптистской ассамблеей он свернул направо, на Уэст-плэйс. Мелькнули Торговая палата, увенчанная чем-то вроде стилизованнного автомобильного радиатора, здание Администрации округа с огромными часами на отреставрированной башенке и старомодной тарелкой спутниковой антенны. Лорен припарковал машину, тут же подъехал джип Лаборатории, пассажиры которого поспешно отвели взгляд при встрече с ним. Лорен двинулся через полицейский вход.
Мэр Эдвард Трухильо разговаривал с Киприано Домингосом. Эл Санчез куда-то отошел, на месте дежурного офицера никого не было. Трухильо, довольно низенького и коротконогого, отличали тщательно уложенная прическа и отточенно-приветливые манеры. Он носил бежевый пиджак и бирюзово-серебристый узкий галстук.
Не стоило столь официально одеваться в таком месте, как Аточа.
Трухильо одарил Лорена сверкающей улыбкой кинозвезды. Они пожали друг другу руки.
— Рад видеть тебя, Лорен. Я уж забеспокоился, куда ты подевался.
— Я спал дома.
По лицу Трухильо пробежала тень неодобрения.
— Хотелось бы, чтобы официальные лица нашего города находились в рабочее время на своих местах.
— Обычно я так и делаю, но сегодня придется работать до поздней ночи, затаскивая напившихся безработных шахтеров в тюрьму. Ты же в курсе. Тех самых, о которых ты знал уже несколько дней и не сказал мне ни слова.
Трухильо покраснел. Лорен заметил отблеск скрытой усмешки в глазах Киприано.
— Я собирался известить тебя сегодня днем.
— Прекрасно. После того, как половина моих людей отпросилась поохотиться в эти выходные или отдохнуть в Дни Искупления. На Сити-лайн недалеко до настоящего погрома, и я бы не смог с этим справиться.
Трухильо мысленно представил себе последствия погрома на Сити-лайн, но тут же успокоился. Не в его юрисдикции.
— Мне самому сообщили об этом строго конфиденциально, — оправдывался он, — чтобы я успел принять меры предосторожности.
— Ну и что же это за меры? Может, интервью в прессе? Если бы я сам не имел источников в «Братьях Рига», — пояснил Лорен, отводя удар от Эйлин, — я не смог бы сохранить мир сегодня ночью.
— Я должен учитывать все возможные последствия...
— Черт возьми, Эд, я тоже!
Лорен долю секунды смотрел на Трухильо, чувствуя, как его захлестывает ярость. Трухильо закашлялся и чуть отступил.
— Похоже, ты расстроен. Вероятно, будь я шефом полиции, я ощущал бы то же самое. Но это конфиденциальное сообщение влечет за собой массу последствий. Весь наш город изменится. Не исключены альтернативные варианты.
Лорен удивленно уставился на Трухильо.
— Альтернативные? Какие альтернативы? Да нет никаких чертовых альтернатив!
— Альтернативы всегда существуют, Лорен. Надо только знать, как их найти.
И, торжественно провозгласив это, Трухильо тотчас ретировался. Лорен заглянул в глаза Киприано.
— По-моему, он просто вне себя от радости, что городской бюджет снова летит к чертовой матери.
Киприано пожал плечами.
— Черт возьми, шеф. Аточа всегда был «компанейским» городком. Я правильно понимаю, просто-напросто изменилась компания.
— Лорен фыркнул.
— Ты имеешь в виду Лабораторию? До меня, видно, еще никак не дойдет, что Лаборатория высоких технологий не прочь прибрать к рукам наш город.
Киприано на секунду задумался. Лорен дернулся было к себе, но вдруг, слегка помешкав, вернулся к Киприано.