Страница:
– Ты едешь к шлюхам, – говорила Пэтти.
– Нет.
Это был надоевший спор.
– Воскресенья ты должен проводить со своей семьей.
– Ты права. Поедем со мной.
– Вот еще. Ты хочешь вместе с женой и дочерью отправиться на оргию.
Отчасти она была права, и Фрэнк не мог это не признать. Хотя сам он никогда не принимал участия в сексуальных эскападах. Как правило, они с Маком уходили в спортивный зал и там тренировались. Мак учил его искусству боя, учил его двигаться, и это спасло ему жизнь на яхте почти двадцатью годами позже.
Они много работали – пинали и били мешок, боролись друг с другом, пытаясь отыскать слабое место у противника. Потом пили фруктовый сок и разговаривали о жизни, бизнесе, музыке, философии. Мак научил Фрэнка слушать джаз, а Фрэнк приучил Мака к опере.
Хорошее было время.
Но и оно закончилось.
Из-за кокаина.
Фрэнк понятия не имел, что Мак подсел на него, и это стало для него такой же неожиданностью, как все, что касалось Мака. Горы кокаина проходили через его нос, когда он исчезал на несколько дней или недель в своей спальне, которую превращал в гарем. Потом он отказался от гарема и просто исчезал, чтобы появиться к вечеру и потребовать еще кокаина.
Мак изменился.
Он все время злился. Неожиданно впадал в ярость или одолевал Фрэнка жалобами на то, как проделал всю работу, как все от начала до конца продумал, а его никто не ценит.
Потом началась паранойя. Вокруг одни враги, все злоумышляют против него. Он удвоил число телохранителей, купил доберманов, которых отпускал по ночам, поставил дополнительную охранную систему и все больше и больше времени проводил наедине с самим собой.
Даже в тренажерный зал он почти перестал заходить. Тяжелый мешок одиноко висел там как символ падения Мака.
– Все эти люди, – сказал он однажды вечером Фрэнку, когда они сидели около бассейна, – все эти люди – дармоеды. Они все паразиты. Не ты, Фрэнк Макьяно, ты мужчина. Ты любишь меня, потому что мы с тобой мужчины.
Это была правда.
Фрэнк любил его.
Любил память о могучем, щедром джинне, каким был Мак и каким мог стать снова. Но в то время он был параноиком, мелочным и неадекватным параноиком. Да и выглядел он ужасно – когда-то налитое тело обвисло, он похудел. Ел он редко, зрачки у него были постоянно расширены, кожа стала похожа на темно-коричневый пергамент.
– Эти люди, – продолжал Мак, – убьют меня.
– Нет, Мак.
Но они убили его.
Однажды осенью на воскресном приеме Джон Стоун подошел к Фрэнку.
– Он надувает нас.
– Кто?
– Наш партнер, – сказал Стоун и махнул рукой в сторону спальни Мака, где тот проводил время в одиночестве, что было уже обычным делом в то время. И воскресные приемы перестали быть тем, чем они были прежде. Собиралось все меньше народу, а те, что приезжали, были в основном помешаны на сексе или на кокаине.
– Этого не может быть, – отозвался Фрэнк.
– Ну конечно. Половина денег уплывает в нос ниггера.
Фрэнк не хотел этому верить. Но дальше – хуже. Стоун и Шеррелл пришли к Майку с цифрами. Фрэнк отказался в этом участвовать. К воскресенью он придумал шесть причин, почему этого не может быть. Кроме того: а) Мак их не надувает; б) даже если надувает, он делает так много денег, что лучше пусть надувает, чем его не будет; в) Мак их не надувает.
Но Мак надувал их.
И Фрэнк это знал.
Стоун вызвал Мака на разговор и представил доказательства, после чего Мак пригрозил ему. Он пригрозил убить его, убить его семью, убить их всех.
– Он должен уйти, – сказал Фрэнку Майк.
Фрэнк отрицательно покачал головой.
– Никто не спрашивает твоего согласия, Фрэнки. Решение принято. То, что я говорю с тобой, всего лишь вежливость, потому что он твой друг и мне об этом известно.
Ты пришел, подумал Фрэнк, чтобы убедиться, что Фрэнки Машина не воспримет убийство Мака как личную обиду. Вот как Майк среагировал на мою расправу с убийцами Джорджи О. Что ж, у него есть законные основания для тревоги.
– Парни из Лэмп взялись за это дело, – сказал Майк.
Это он предупреждал Фрэнка: захочешь что-то предпринять – схлестнешься с детройтцами.
– А при чем тут семейство Мильоре?
– У них стриптиз-клубы. Его пристрастие и на них бросает тень. Им это не нравится. Заголовки в газетах вредят бизнесу. Фрэнк, он должен уйти.
– Я сам.
– Что?
– Я сам, – повторил Фрэнк.
Все боятся Мака. Еще не хватало, чтобы, запаниковав, его изуродовали до неузнаваемости. Если это неизбежно, то Фрэнк сам все сделает – быстро и чисто.
Так будет по-мужски.
Он мой друг, думал Фрэнк.
Мак был в тренажерном зале. Во всю мощь звучала труба Майлса Дэвиса, игравшего «Пришла беда». Когда Фрэнк вошел, Мак, покачиваясь, стоял на подгибавшейся ноге, а другой ногой ударял по тяжелому мешку.
Мешок едва покачивался.
Мак не заметил Фрэнка.
Фрэнк подошел сзади и из револьвера сорок пятого калибра сделал два выстрела ему в затылок.
Сразу после этого он поехал домой, вытащил из гаража старую доску и отлично навощил ее. Потом отправился на море и позволил волнам крепко побить себя.
С тех пор он не имел никакого отношения ни к лимузинному бизнесу, ни к клубу «Мустанг».
В том же году Пэтти подала на развод.
Фрэнк не возражал.
Он оставил ей дом и Джилл.
51
52
53
54
– Нет.
Это был надоевший спор.
– Воскресенья ты должен проводить со своей семьей.
– Ты права. Поедем со мной.
– Вот еще. Ты хочешь вместе с женой и дочерью отправиться на оргию.
Отчасти она была права, и Фрэнк не мог это не признать. Хотя сам он никогда не принимал участия в сексуальных эскападах. Как правило, они с Маком уходили в спортивный зал и там тренировались. Мак учил его искусству боя, учил его двигаться, и это спасло ему жизнь на яхте почти двадцатью годами позже.
Они много работали – пинали и били мешок, боролись друг с другом, пытаясь отыскать слабое место у противника. Потом пили фруктовый сок и разговаривали о жизни, бизнесе, музыке, философии. Мак научил Фрэнка слушать джаз, а Фрэнк приучил Мака к опере.
Хорошее было время.
Но и оно закончилось.
Из-за кокаина.
Фрэнк понятия не имел, что Мак подсел на него, и это стало для него такой же неожиданностью, как все, что касалось Мака. Горы кокаина проходили через его нос, когда он исчезал на несколько дней или недель в своей спальне, которую превращал в гарем. Потом он отказался от гарема и просто исчезал, чтобы появиться к вечеру и потребовать еще кокаина.
Мак изменился.
Он все время злился. Неожиданно впадал в ярость или одолевал Фрэнка жалобами на то, как проделал всю работу, как все от начала до конца продумал, а его никто не ценит.
Потом началась паранойя. Вокруг одни враги, все злоумышляют против него. Он удвоил число телохранителей, купил доберманов, которых отпускал по ночам, поставил дополнительную охранную систему и все больше и больше времени проводил наедине с самим собой.
Даже в тренажерный зал он почти перестал заходить. Тяжелый мешок одиноко висел там как символ падения Мака.
– Все эти люди, – сказал он однажды вечером Фрэнку, когда они сидели около бассейна, – все эти люди – дармоеды. Они все паразиты. Не ты, Фрэнк Макьяно, ты мужчина. Ты любишь меня, потому что мы с тобой мужчины.
Это была правда.
Фрэнк любил его.
Любил память о могучем, щедром джинне, каким был Мак и каким мог стать снова. Но в то время он был параноиком, мелочным и неадекватным параноиком. Да и выглядел он ужасно – когда-то налитое тело обвисло, он похудел. Ел он редко, зрачки у него были постоянно расширены, кожа стала похожа на темно-коричневый пергамент.
– Эти люди, – продолжал Мак, – убьют меня.
– Нет, Мак.
Но они убили его.
Однажды осенью на воскресном приеме Джон Стоун подошел к Фрэнку.
– Он надувает нас.
– Кто?
– Наш партнер, – сказал Стоун и махнул рукой в сторону спальни Мака, где тот проводил время в одиночестве, что было уже обычным делом в то время. И воскресные приемы перестали быть тем, чем они были прежде. Собиралось все меньше народу, а те, что приезжали, были в основном помешаны на сексе или на кокаине.
– Этого не может быть, – отозвался Фрэнк.
– Ну конечно. Половина денег уплывает в нос ниггера.
Фрэнк не хотел этому верить. Но дальше – хуже. Стоун и Шеррелл пришли к Майку с цифрами. Фрэнк отказался в этом участвовать. К воскресенью он придумал шесть причин, почему этого не может быть. Кроме того: а) Мак их не надувает; б) даже если надувает, он делает так много денег, что лучше пусть надувает, чем его не будет; в) Мак их не надувает.
Но Мак надувал их.
И Фрэнк это знал.
Стоун вызвал Мака на разговор и представил доказательства, после чего Мак пригрозил ему. Он пригрозил убить его, убить его семью, убить их всех.
– Он должен уйти, – сказал Фрэнку Майк.
Фрэнк отрицательно покачал головой.
– Никто не спрашивает твоего согласия, Фрэнки. Решение принято. То, что я говорю с тобой, всего лишь вежливость, потому что он твой друг и мне об этом известно.
Ты пришел, подумал Фрэнк, чтобы убедиться, что Фрэнки Машина не воспримет убийство Мака как личную обиду. Вот как Майк среагировал на мою расправу с убийцами Джорджи О. Что ж, у него есть законные основания для тревоги.
– Парни из Лэмп взялись за это дело, – сказал Майк.
Это он предупреждал Фрэнка: захочешь что-то предпринять – схлестнешься с детройтцами.
– А при чем тут семейство Мильоре?
– У них стриптиз-клубы. Его пристрастие и на них бросает тень. Им это не нравится. Заголовки в газетах вредят бизнесу. Фрэнк, он должен уйти.
– Я сам.
– Что?
– Я сам, – повторил Фрэнк.
Все боятся Мака. Еще не хватало, чтобы, запаниковав, его изуродовали до неузнаваемости. Если это неизбежно, то Фрэнк сам все сделает – быстро и чисто.
Так будет по-мужски.
Он мой друг, думал Фрэнк.
Мак был в тренажерном зале. Во всю мощь звучала труба Майлса Дэвиса, игравшего «Пришла беда». Когда Фрэнк вошел, Мак, покачиваясь, стоял на подгибавшейся ноге, а другой ногой ударял по тяжелому мешку.
Мешок едва покачивался.
Мак не заметил Фрэнка.
Фрэнк подошел сзади и из револьвера сорок пятого калибра сделал два выстрела ему в затылок.
Сразу после этого он поехал домой, вытащил из гаража старую доску и отлично навощил ее. Потом отправился на море и позволил волнам крепко побить себя.
С тех пор он не имел никакого отношения ни к лимузинному бизнесу, ни к клубу «Мустанг».
В том же году Пэтти подала на развод.
Фрэнк не возражал.
Он оставил ей дом и Джилл.
51
Еще четыре трупа, думает Фрэнк, пока едет через пустыню.
Англичанин Пэт Портер и его два парня.
И Мак.
Еще четыре кандидата, но вряд ли. Черт, все это было двадцать лет назад. Даже тогда люди говорили, что в Лондоне вздохнули с облегчением, когда Портер и его команда перестали донимать тамошних бизнесменов.
А как с Маком?
У него не было семьи, не было команды. Полицейские Сан-Диего не очень старались расследовать убийство нечестного полицейского, притом еще и бывшего.
Конечно же Майк потерял клуб «Мустанг». Без Мака, который умело управлял клубом, Майк загнал его, а под конец сжег, прежде чем его отобрали Департамент государственных сборов, банки и прочие кредиторы.
Ему предъявили обвинение в поджоге, и он сел в тюрьму на десять лет.
Тотчас Мильоре, как представители Группы, наложили лапу на весь стриптиз-бизнес и неотъемлемые от него проституцию и порно.
Но какое это имеет отношение ко мне? – недоумевает Фрэнк.
Не исключено, что федералы вновь открыли одно из дел и хотят заполучить Мильоре. Поэтому семейка Мильоре решила убрать возможных свидетелей? И Фрэнка тоже?
Если это так, то Майк, возможно, не сам убрался, а его убрали.
Фрэнк съезжает с дороги.
Он устал.
Его словно накрыло тяжелой холодной волной.
Он измучен… в отчаянии. Реальность такова – он должен бежать и драться, бежать и драться и каждый раз побеждать, но в конце концов – и это неизбежно – он проиграет.
Проклятье, думает Фрэнк, я уже проиграл.
И потерял свою жизнь.
Во всяком случае, ту жизнь, которую я люблю. Фрэнк Наживщик умер, даже если выживет Фрэнки Машина. Та жизнь в прошлом – мой дом, раннее утро у моря, магазин, мои клиенты, дети, которым я помогал.
Джентльменский час.
Ничего этого больше нет, даже если я еще жив.
И Пэтти осталась в прошлом.
И Донна тоже.
И Джилл.
Что теперь будет? В лучшем случае короткие свидания в каком-нибудь отеле? Торопливые объятия, отравленные страхом? Может быть, мимолетный поцелуй, «как ты?», «что нового?». Может быть, когда-нибудь у него будут внуки. Джилл пришлет ему свои семейные фотографии. Или он увидит их на мониторе компьютера.
Если больше не будет жизни, так чего беспокоиться?
Почему бы не сунуть дуло в рот прямо сейчас?
Господи, думает Фрэнк, да ты стал как Джей Вурхис.
Это убьет тебя точнее пули.
Фрэнк набирает телефонный номер.
Англичанин Пэт Портер и его два парня.
И Мак.
Еще четыре кандидата, но вряд ли. Черт, все это было двадцать лет назад. Даже тогда люди говорили, что в Лондоне вздохнули с облегчением, когда Портер и его команда перестали донимать тамошних бизнесменов.
А как с Маком?
У него не было семьи, не было команды. Полицейские Сан-Диего не очень старались расследовать убийство нечестного полицейского, притом еще и бывшего.
Конечно же Майк потерял клуб «Мустанг». Без Мака, который умело управлял клубом, Майк загнал его, а под конец сжег, прежде чем его отобрали Департамент государственных сборов, банки и прочие кредиторы.
Ему предъявили обвинение в поджоге, и он сел в тюрьму на десять лет.
Тотчас Мильоре, как представители Группы, наложили лапу на весь стриптиз-бизнес и неотъемлемые от него проституцию и порно.
Но какое это имеет отношение ко мне? – недоумевает Фрэнк.
Не исключено, что федералы вновь открыли одно из дел и хотят заполучить Мильоре. Поэтому семейка Мильоре решила убрать возможных свидетелей? И Фрэнка тоже?
Если это так, то Майк, возможно, не сам убрался, а его убрали.
Фрэнк съезжает с дороги.
Он устал.
Его словно накрыло тяжелой холодной волной.
Он измучен… в отчаянии. Реальность такова – он должен бежать и драться, бежать и драться и каждый раз побеждать, но в конце концов – и это неизбежно – он проиграет.
Проклятье, думает Фрэнк, я уже проиграл.
И потерял свою жизнь.
Во всяком случае, ту жизнь, которую я люблю. Фрэнк Наживщик умер, даже если выживет Фрэнки Машина. Та жизнь в прошлом – мой дом, раннее утро у моря, магазин, мои клиенты, дети, которым я помогал.
Джентльменский час.
Ничего этого больше нет, даже если я еще жив.
И Пэтти осталась в прошлом.
И Донна тоже.
И Джилл.
Что теперь будет? В лучшем случае короткие свидания в каком-нибудь отеле? Торопливые объятия, отравленные страхом? Может быть, мимолетный поцелуй, «как ты?», «что нового?». Может быть, когда-нибудь у него будут внуки. Джилл пришлет ему свои семейные фотографии. Или он увидит их на мониторе компьютера.
Если больше не будет жизни, так чего беспокоиться?
Почему бы не сунуть дуло в рот прямо сейчас?
Господи, думает Фрэнк, да ты стал как Джей Вурхис.
Это убьет тебя точнее пули.
Фрэнк набирает телефонный номер.
52
Никель ждал этого звонка.
Звонка от Фрэнка. В четыре часа утра он уже не спал, но еще и не проснулся, когда зазвонил телефон.
– Слава богу, слава богу.
– Шерм.
– Послушай, есть чистый паспорт и билеты на самолет. Они ждут тебя в Тихуане, – говорит Шерм. – Завтра утром будешь во Франции. Европейский союз не экстрадирует тех, кто совершил преступление, караемое смертной казнью. С Пэтти и Джилл все будет в порядке. Желаю удачи, друг.
– Я попаду в еще одну засаду, друг?
– О чем ты, черт возьми, говоришь?
Шерм слушает рассказ Фрэнка о засаде в банке и о датчике, с которым он ехал в мотель в Броли.
– Фрэнк, ты же не думаешь…
– А что мне думать, Шерм? – спрашивает Фрэнк. – Кто знал о банке? Только ты и я.
– Ко мне приходили, Фрэнки, но я ничего не сказал, клянусь.
– Кто приходил?
– Ребята. И федералы.
– Федералы?
– Твой приятель, – отвечает Шерм. – Хансен. У них ордер, Фрэнк. За убийство Винса Вены и Тони Паламбо.
Кто такой Тони Паламбо? Наверное, парень с удавкой, который был на яхте.
– Шерм, ты что-нибудь знаешь об этом Тони Паламбо?
– Говорят, он был информатором ФБР в рамках операции «Подсадная грудка».
«Подсадная грудка».
Стриптиз-клубы.
Тедди Мильоре.
Детройт.
– А что за ребята? – спрашивает Фрэнк.
– Я их не знаю. Знаю только, что я им ничего не сказал. Ты где, Фрэнк?
– Да, правильно.
Шерм явно обижен.
– Мы с тобой столько лет…
– Да, Шерм.
– Фрэнк, надо же кому-то доверять.
Надо? Фрэнк думает. Кому? Три человека знали о банке – я, Шерм и Майк Риццо. Единственный, кто не стал бы подставлять меня, это я сам.
Надо найти Майка. Но где его искать? Кое-кто мог бы мне помочь.
Довериться Дейву?
Только потому, что мы дружим двадцать лет?
И еще потому, что он – мой должник?
Звонка от Фрэнка. В четыре часа утра он уже не спал, но еще и не проснулся, когда зазвонил телефон.
– Слава богу, слава богу.
– Шерм.
– Послушай, есть чистый паспорт и билеты на самолет. Они ждут тебя в Тихуане, – говорит Шерм. – Завтра утром будешь во Франции. Европейский союз не экстрадирует тех, кто совершил преступление, караемое смертной казнью. С Пэтти и Джилл все будет в порядке. Желаю удачи, друг.
– Я попаду в еще одну засаду, друг?
– О чем ты, черт возьми, говоришь?
Шерм слушает рассказ Фрэнка о засаде в банке и о датчике, с которым он ехал в мотель в Броли.
– Фрэнк, ты же не думаешь…
– А что мне думать, Шерм? – спрашивает Фрэнк. – Кто знал о банке? Только ты и я.
– Ко мне приходили, Фрэнки, но я ничего не сказал, клянусь.
– Кто приходил?
– Ребята. И федералы.
– Федералы?
– Твой приятель, – отвечает Шерм. – Хансен. У них ордер, Фрэнк. За убийство Винса Вены и Тони Паламбо.
Кто такой Тони Паламбо? Наверное, парень с удавкой, который был на яхте.
– Шерм, ты что-нибудь знаешь об этом Тони Паламбо?
– Говорят, он был информатором ФБР в рамках операции «Подсадная грудка».
«Подсадная грудка».
Стриптиз-клубы.
Тедди Мильоре.
Детройт.
– А что за ребята? – спрашивает Фрэнк.
– Я их не знаю. Знаю только, что я им ничего не сказал. Ты где, Фрэнк?
– Да, правильно.
Шерм явно обижен.
– Мы с тобой столько лет…
– Да, Шерм.
– Фрэнк, надо же кому-то доверять.
Надо? Фрэнк думает. Кому? Три человека знали о банке – я, Шерм и Майк Риццо. Единственный, кто не стал бы подставлять меня, это я сам.
Надо найти Майка. Но где его искать? Кое-кто мог бы мне помочь.
Довериться Дейву?
Только потому, что мы дружим двадцать лет?
И еще потому, что он – мой должник?
53
Это было в 2002 году.
Дейв две недели не показывался на пирсе в Джентльменский час.
Фрэнк знал, почему.
Все в Сан-Диего знали, чем заняты агенты ФБР: исчезновением семилетней девочки из своей спальни в загородном доме. Родители Карли Мэк уложили ее вечером спать, а когда пришли утром, чтобы разбудить дочь, ее не было в кроватке.
Она исчезла.
Ужас, подумал Фрэнк, когда прочитал об этом в газете. Самый страшный кошмар для родителей. Он даже представить не мог, что чувствовали Мэки. Однако он помнил, как запаниковал, когда на пару секунд потерял Джилл из виду в сквере. Проснуться и обнаружить, что ее нет! Что ее похитили прямо из дома, прямо из спальни?
Невероятно.
Фрэнк не рассчитывал в ближайшее время увидеть Дейва. Дела о похищении всегда вели федералы, и он слышал, как Дейв говорил по радио, что они делают все возможное для Карли Мэк, а еще просил всех, у кого есть хоть какая-то информация, не скрывать ее. Пресса раскричалась, словно чайки над рыболовным траулером, требуя от полицейских найти малышку. Словно Дейва надо было тормошить – Фрэнк отлично знал, что Дейв работает двадцать четыре часа все семь дней в неделю.
Поэтому он немного удивился, когда утром увидел Дейва на доске. Долговязый агент, заметив Фрэнка, мотнул головой: мол, поговорим. Фрэнк поплыл к нему, и они встретились там, где пожилые серфингисты ждали волну, отдыхали, болтали.
Вид у Дейва был хуже некуда.
Обычно невозмутимый, что бы ни происходило и как бы на него ни давили, в это утро Дейв поразил Фрэнка черными кругами вокруг глаз и таким выражением лица, какого Фрэнк никогда у него не видел.
Ярость – вот что это было, решил тогда Фрэнк.
На лице Дейва отражалась ярость.
– Поговорим? – спросил Дейв.
– Конечно.
И Дейв рассказал такое, что Фрэнк едва поверил своим ушам.
Родители Карли, Тим и Дженна Мэк, были любителями повеселиться. Вечером Дженна со своей подругой Аннетой отправилась в местный бар подыскать партнеров для домашней вечеринки. На нее положил глаз немолодой парень по имени Гарольд Хенкель, однако она его отшила.
Около десяти часов Дженна и Аннета отчаялись найти кого-нибудь подходящего для компании. Тогда Аннета позвонила своему мужу, и он пришел в дом Мэков, где им предстояло развлечься привычной четверкой. Не то, чего они ожидали, но все же лучше, чем ничего.
Дженна отправилась наверх поглядеть на детей – пятилетнего Мэтью и маленькую Карли – и нашла обоих спящими. Она поцеловала их, закрыла двери и вернулась в «комнату отдыха», которая была устроена в гараже, чтобы предаться там радостям жизни.
Все четверо выпили вина, покурили травку. Аннета с мужем вернулись домой около половины второго ночи.
Ни Аннета, ни ее муж не покидали «комнату отдыха», пока не собрались идти домой. Тим и Дженна улеглись спать, не заглянув к детям.
Около девяти часов утра Мэтью, брат Карли, зашел к сестренке, чтобы поиграть с ней. Однако ее не было в постели. Не подумав ничего плохого, Мэтью отправился вниз есть овсянку. Тим спросил его, проснулась ли Карли, и Мэтью ответил, что подумал: она где-то внизу.
Дженна еще спала.
Тим прошелся по дому, но Карли нигде не было. Испугавшись, он выбежал на улицу, заглянул к соседям. К этому времени Дженна встала и, узнав об отсутствии дочери, сразу же запаниковала. Мэтью плакал.
Не прошло и пятнадцати минут, как они вызвали полицейских.
– Знаешь, кто живет в полутора кварталах от них? – спросил Дейв.
– Гарольд Хенкель, – ответил Фрэнк.
Дейв кивнул.
– Мы привезли его в отделение. У него есть автофургон, и он держит его на улице. Хенкель сказал, что все выходные его не было дома, он ездил в пустыню и останавливался около Глэмиса. Автомобиль был тщательно вымыт. Там еще пахло скипидаром.
– Господи боже.
– В понедельник он отнес в чистку пиджак и несколько одеял. Я получил ордер, обыскал его дом, залез в его компьютер. На жестком диске полно детского порно. Фрэнк, этот сукин сын виноват. Он убил девочку. Но он заперся, и, кажется, адвокат его вытащит. Если я предъявлю ему обвинение, он ни за что не скажет, где Карли. Фрэнк, а если она еще жива? Если он бросил ее в пустыне и мы теряем время?
В глазах Дейва блестели слезы. Он едва держался. Фрэнку еще не приходилось видеть приятеля в таком состоянии.
– Чем я могу тебе помочь? – спросил он.
– Фрэнк, надо узнать, где она. И побыстрее. Если она еще жива, хорошо бы найти ее, пока не поздно. А если мертва… тогда мы получим улики, пока они не исчезли. Если мы спросим его, то точно потеряем девочку. Но если бы кто-то со стороны заставил Хенкеля говорить…
– Дейв, почему ты просишь меня? – спросил Фрэнк, заранее зная ответ.
– Потому что, – ответил Дейв, – ты Фрэнки Машина.
В тот же вечер Дейв пригласил Хенкеля к себе якобы для того, чтобы взять с него подписку о невыезде. Потом в затемненной машине сам провез его мимо журналистов и высадил неподалеку, давая ему возможность на такси добраться, куда ему заблагорассудится.
– Наверное, вам лучше не показываться дома, – предостерег его Дейв. – Там теперь журналисты будут дневать и ночевать.
Хенкель сел в первое же оказавшееся рядом такси.
Проехав квартал, Фрэнк затормозил. Тотчас, откуда ни возьмись, появился Майк Риццо, сел сзади и воткнул Хенкелю в руку иголку, прежде чем тот успел что-либо понять.
Очнулся Хенкель в пустыне, голый и привязанный к стулу. Мужчина примерно его возраста, разве что чуть пониже ростом, сидел напротив него и, насвистывая оперную арию, методично натачивал нож для чистки рыбы на двух брусках, прикрепленных к доске под углом в сорок пять градусов.
Сначала с правой стороны, потом с левой.
Справа, слева.
Это было дорогое приспособление, которое Фрэнк купил, чтобы содержать в порядке свои еще более дорогие кухонные ножи фирмы «Глобал». Фрэнк мало что ненавидел больше, чем тупые ножи.
К примеру, людей, способных обидеть ребенка.
Они стояли первыми в списке.
Фрэнк заметил, что Хенкель пришел в себя.
Неудивительно, что Дженна Мэк не захотела заниматься с ним сексом. Хенкель был грузным, пузатым, с лысиной, с седеющими усами и с козлиной бородкой. Его бледно-голубые глаза стали круглыми от страха.
Примерно в двадцати футах он увидел свой автофургон.
В ущелье, в пустыне.
– Где я? – спросил Хенкель. – Кто ты?
Фрэнк ничего не ответил. Он продолжал методично натачивать нож, с удовольствием внимая пению металла, соприкасавшегося с камнем.
– Что, черт возьми, происходит? – крикнул Хенкель и стал рваться из пут, впивавшихся ему в руки. Он посмотрел вниз на свои ноги и увидел, что лодыжки у него привязаны к ножкам стула.
Фрэнк же продолжал насвистывать арию из «Джанни Скики».[34]
– Ты коп? – верещал Хенкель в панике. – Черт тебя побери, отвечай!
Фрэнк провел лезвием ножа по одному бруску, потом по другому.
По одному, потом по другому.
Медленно, аккуратно.
– Мой адвокат мокрого места от тебя не оставит! – вопил Хенкель, не помня себя от страха.
Фрэнк поглядел на него, большим пальцем проверил, насколько хорошо наточено лезвие. Потом положил нож на колени, снял каменные бруски, спрятал их обратно в ящик, откуда достал два титановых бруска, и вновь взялся за дело.
Показалось солнце, пока еще неясным, розовым цветом крася небо.
Было холодно, и Хенкель дрожал всем телом – но не только от холода, а еще и от страха. Он закричал:
– На помощь! Помогите!
Наверное, он и сам понимал, что это бесполезно. Уж этот пустынный червь наверняка знал, что находится посреди государственного парка Анца-Боррего, где, сколько ни кричи, никто не услышит.
Он знает, подумал Фрэнк, и знал, что крики Карли Мэк тоже никто не услышит.
Фрэнк продолжал точить нож.
Сначала одна сторона, потом другая.
Хенкель заплакал. У него не выдержал мочевой пузырь, и моча побежала по ногам к привязанным лодыжкам. Голова упала на грудь. Она то поднималась, когда он кричал и плакал, то опять падала.
Фрэнк досвистел до конца арию Джанни Скики и переключился на «Nessun dorma»,[35] не прекращая водить лезвием ножа то по одному бруску, то по другому. Потом он опять проверил, насколько оно острое, удовлетворенно кивнул и аккуратно убрал бруски в ящик. Встав со стула, он приставил нож к груди Хенкеля и сказал:
– Гарольд, тебе нужно решить – пожизненное заключение, может быть, смертельная инъекция или я тебя освежую.
Хенкель застонал.
– Спрашиваю один раз, – проговорил Фрэнк. – Гарольд, где девочка?
Хенкель сдался.
Он бросил Карли в старой шахте всего в восьми милях от того места, где они находились.
– Она жива? – спросил Фрэнк, изо всех сил стараясь, чтобы у него не дрогнул голос.
– Была жива.
Мерзавцу не хватило духа убить девочку после того, как он ее изнасиловал, и он бросил ее умирать. Фрэнк опустил нож, вытащил из кармана телефон, набрал номер Дейва и дал ему координаты девочки. Потом он сказал Хенкелю:
– Мы посидим здесь, пока ее не найдут. И если ты соврал мне, дерьмо, я буду пять часов убивать тебя, и сам Господь от тебя отвернется.
Хенкель забормотал покаянную молитву.
– Помолись заодно и о том, – сказал ему Фрэнк, – чтобы девочку нашли живой.
Карли была жива.
Она была близка к гиподермии, жутко обезвожена, но она была жива. Плакавший Дейв Хансен позвонил Фрэнку, когда ее вносили в вертолет.
– Спасибо, Фрэнк.
– Не говори журналистам, – попросил Фрэнк.
Дейв конечно же не сказал. Хенкель тоже никому ничего не сказал. Фрэнк развязал его и оставил в пустыне, бросив на прощание:
– Считай, что ночь в пустыне тебе приснилась, ты сам во всем сознался агентам ФБР, а если тебя это не устраивает, то ты и дня не проживешь в тюрьме, если какая-то другая версия будет озвучена.
Появился Майк. Он увез Фрэнка, и десять минут спустя приехали федералы. В тот же вечер Фрэнк по телевизору смотрел на Карли, возвращенную маме с папой.
Он плакал, как ребенок.
Хенкель ничего не сказал.
Его судили, приговорили к 299 годам тюремного заключения, из которых он прожил два года как тюремный козел отпущения, пока некий байкер в порыве злобы не положил конец его мукам.
Хенкель умер, прежде чем подоспела медицинская помощь.
Обвинение с байкера было снято за отсутствием доказательств, в основном потому, что двадцать других заключенных выступили вперед и заявили, что ничего не видели, пообещав подтвердить это в суде, да и у прокурора были другие заботы.
Мэки покинули Сан-Диего и изменили образ жизни.
Фрэнк и Дейв никогда не говорили об этом, разве что один раз во время первого Джентльменского часа после того, как нашли Карли Мэк живой.
– Я твой должник.
Вот и все, что сказал тогда Дейв.
Ни слова о Фрэнки Машине или о том, что он знал о другой жизни Фрэнка, ни слова о том, как Фрэнк добился признания Хенкеля.
– Я твой должник.
И всё.
Дейв две недели не показывался на пирсе в Джентльменский час.
Фрэнк знал, почему.
Все в Сан-Диего знали, чем заняты агенты ФБР: исчезновением семилетней девочки из своей спальни в загородном доме. Родители Карли Мэк уложили ее вечером спать, а когда пришли утром, чтобы разбудить дочь, ее не было в кроватке.
Она исчезла.
Ужас, подумал Фрэнк, когда прочитал об этом в газете. Самый страшный кошмар для родителей. Он даже представить не мог, что чувствовали Мэки. Однако он помнил, как запаниковал, когда на пару секунд потерял Джилл из виду в сквере. Проснуться и обнаружить, что ее нет! Что ее похитили прямо из дома, прямо из спальни?
Невероятно.
Фрэнк не рассчитывал в ближайшее время увидеть Дейва. Дела о похищении всегда вели федералы, и он слышал, как Дейв говорил по радио, что они делают все возможное для Карли Мэк, а еще просил всех, у кого есть хоть какая-то информация, не скрывать ее. Пресса раскричалась, словно чайки над рыболовным траулером, требуя от полицейских найти малышку. Словно Дейва надо было тормошить – Фрэнк отлично знал, что Дейв работает двадцать четыре часа все семь дней в неделю.
Поэтому он немного удивился, когда утром увидел Дейва на доске. Долговязый агент, заметив Фрэнка, мотнул головой: мол, поговорим. Фрэнк поплыл к нему, и они встретились там, где пожилые серфингисты ждали волну, отдыхали, болтали.
Вид у Дейва был хуже некуда.
Обычно невозмутимый, что бы ни происходило и как бы на него ни давили, в это утро Дейв поразил Фрэнка черными кругами вокруг глаз и таким выражением лица, какого Фрэнк никогда у него не видел.
Ярость – вот что это было, решил тогда Фрэнк.
На лице Дейва отражалась ярость.
– Поговорим? – спросил Дейв.
– Конечно.
И Дейв рассказал такое, что Фрэнк едва поверил своим ушам.
Родители Карли, Тим и Дженна Мэк, были любителями повеселиться. Вечером Дженна со своей подругой Аннетой отправилась в местный бар подыскать партнеров для домашней вечеринки. На нее положил глаз немолодой парень по имени Гарольд Хенкель, однако она его отшила.
Около десяти часов Дженна и Аннета отчаялись найти кого-нибудь подходящего для компании. Тогда Аннета позвонила своему мужу, и он пришел в дом Мэков, где им предстояло развлечься привычной четверкой. Не то, чего они ожидали, но все же лучше, чем ничего.
Дженна отправилась наверх поглядеть на детей – пятилетнего Мэтью и маленькую Карли – и нашла обоих спящими. Она поцеловала их, закрыла двери и вернулась в «комнату отдыха», которая была устроена в гараже, чтобы предаться там радостям жизни.
Все четверо выпили вина, покурили травку. Аннета с мужем вернулись домой около половины второго ночи.
Ни Аннета, ни ее муж не покидали «комнату отдыха», пока не собрались идти домой. Тим и Дженна улеглись спать, не заглянув к детям.
Около девяти часов утра Мэтью, брат Карли, зашел к сестренке, чтобы поиграть с ней. Однако ее не было в постели. Не подумав ничего плохого, Мэтью отправился вниз есть овсянку. Тим спросил его, проснулась ли Карли, и Мэтью ответил, что подумал: она где-то внизу.
Дженна еще спала.
Тим прошелся по дому, но Карли нигде не было. Испугавшись, он выбежал на улицу, заглянул к соседям. К этому времени Дженна встала и, узнав об отсутствии дочери, сразу же запаниковала. Мэтью плакал.
Не прошло и пятнадцати минут, как они вызвали полицейских.
– Знаешь, кто живет в полутора кварталах от них? – спросил Дейв.
– Гарольд Хенкель, – ответил Фрэнк.
Дейв кивнул.
– Мы привезли его в отделение. У него есть автофургон, и он держит его на улице. Хенкель сказал, что все выходные его не было дома, он ездил в пустыню и останавливался около Глэмиса. Автомобиль был тщательно вымыт. Там еще пахло скипидаром.
– Господи боже.
– В понедельник он отнес в чистку пиджак и несколько одеял. Я получил ордер, обыскал его дом, залез в его компьютер. На жестком диске полно детского порно. Фрэнк, этот сукин сын виноват. Он убил девочку. Но он заперся, и, кажется, адвокат его вытащит. Если я предъявлю ему обвинение, он ни за что не скажет, где Карли. Фрэнк, а если она еще жива? Если он бросил ее в пустыне и мы теряем время?
В глазах Дейва блестели слезы. Он едва держался. Фрэнку еще не приходилось видеть приятеля в таком состоянии.
– Чем я могу тебе помочь? – спросил он.
– Фрэнк, надо узнать, где она. И побыстрее. Если она еще жива, хорошо бы найти ее, пока не поздно. А если мертва… тогда мы получим улики, пока они не исчезли. Если мы спросим его, то точно потеряем девочку. Но если бы кто-то со стороны заставил Хенкеля говорить…
– Дейв, почему ты просишь меня? – спросил Фрэнк, заранее зная ответ.
– Потому что, – ответил Дейв, – ты Фрэнки Машина.
В тот же вечер Дейв пригласил Хенкеля к себе якобы для того, чтобы взять с него подписку о невыезде. Потом в затемненной машине сам провез его мимо журналистов и высадил неподалеку, давая ему возможность на такси добраться, куда ему заблагорассудится.
– Наверное, вам лучше не показываться дома, – предостерег его Дейв. – Там теперь журналисты будут дневать и ночевать.
Хенкель сел в первое же оказавшееся рядом такси.
Проехав квартал, Фрэнк затормозил. Тотчас, откуда ни возьмись, появился Майк Риццо, сел сзади и воткнул Хенкелю в руку иголку, прежде чем тот успел что-либо понять.
Очнулся Хенкель в пустыне, голый и привязанный к стулу. Мужчина примерно его возраста, разве что чуть пониже ростом, сидел напротив него и, насвистывая оперную арию, методично натачивал нож для чистки рыбы на двух брусках, прикрепленных к доске под углом в сорок пять градусов.
Сначала с правой стороны, потом с левой.
Справа, слева.
Это было дорогое приспособление, которое Фрэнк купил, чтобы содержать в порядке свои еще более дорогие кухонные ножи фирмы «Глобал». Фрэнк мало что ненавидел больше, чем тупые ножи.
К примеру, людей, способных обидеть ребенка.
Они стояли первыми в списке.
Фрэнк заметил, что Хенкель пришел в себя.
Неудивительно, что Дженна Мэк не захотела заниматься с ним сексом. Хенкель был грузным, пузатым, с лысиной, с седеющими усами и с козлиной бородкой. Его бледно-голубые глаза стали круглыми от страха.
Примерно в двадцати футах он увидел свой автофургон.
В ущелье, в пустыне.
– Где я? – спросил Хенкель. – Кто ты?
Фрэнк ничего не ответил. Он продолжал методично натачивать нож, с удовольствием внимая пению металла, соприкасавшегося с камнем.
– Что, черт возьми, происходит? – крикнул Хенкель и стал рваться из пут, впивавшихся ему в руки. Он посмотрел вниз на свои ноги и увидел, что лодыжки у него привязаны к ножкам стула.
Фрэнк же продолжал насвистывать арию из «Джанни Скики».[34]
– Ты коп? – верещал Хенкель в панике. – Черт тебя побери, отвечай!
Фрэнк провел лезвием ножа по одному бруску, потом по другому.
По одному, потом по другому.
Медленно, аккуратно.
– Мой адвокат мокрого места от тебя не оставит! – вопил Хенкель, не помня себя от страха.
Фрэнк поглядел на него, большим пальцем проверил, насколько хорошо наточено лезвие. Потом положил нож на колени, снял каменные бруски, спрятал их обратно в ящик, откуда достал два титановых бруска, и вновь взялся за дело.
Показалось солнце, пока еще неясным, розовым цветом крася небо.
Было холодно, и Хенкель дрожал всем телом – но не только от холода, а еще и от страха. Он закричал:
– На помощь! Помогите!
Наверное, он и сам понимал, что это бесполезно. Уж этот пустынный червь наверняка знал, что находится посреди государственного парка Анца-Боррего, где, сколько ни кричи, никто не услышит.
Он знает, подумал Фрэнк, и знал, что крики Карли Мэк тоже никто не услышит.
Фрэнк продолжал точить нож.
Сначала одна сторона, потом другая.
Хенкель заплакал. У него не выдержал мочевой пузырь, и моча побежала по ногам к привязанным лодыжкам. Голова упала на грудь. Она то поднималась, когда он кричал и плакал, то опять падала.
Фрэнк досвистел до конца арию Джанни Скики и переключился на «Nessun dorma»,[35] не прекращая водить лезвием ножа то по одному бруску, то по другому. Потом он опять проверил, насколько оно острое, удовлетворенно кивнул и аккуратно убрал бруски в ящик. Встав со стула, он приставил нож к груди Хенкеля и сказал:
– Гарольд, тебе нужно решить – пожизненное заключение, может быть, смертельная инъекция или я тебя освежую.
Хенкель застонал.
– Спрашиваю один раз, – проговорил Фрэнк. – Гарольд, где девочка?
Хенкель сдался.
Он бросил Карли в старой шахте всего в восьми милях от того места, где они находились.
– Она жива? – спросил Фрэнк, изо всех сил стараясь, чтобы у него не дрогнул голос.
– Была жива.
Мерзавцу не хватило духа убить девочку после того, как он ее изнасиловал, и он бросил ее умирать. Фрэнк опустил нож, вытащил из кармана телефон, набрал номер Дейва и дал ему координаты девочки. Потом он сказал Хенкелю:
– Мы посидим здесь, пока ее не найдут. И если ты соврал мне, дерьмо, я буду пять часов убивать тебя, и сам Господь от тебя отвернется.
Хенкель забормотал покаянную молитву.
– Помолись заодно и о том, – сказал ему Фрэнк, – чтобы девочку нашли живой.
Карли была жива.
Она была близка к гиподермии, жутко обезвожена, но она была жива. Плакавший Дейв Хансен позвонил Фрэнку, когда ее вносили в вертолет.
– Спасибо, Фрэнк.
– Не говори журналистам, – попросил Фрэнк.
Дейв конечно же не сказал. Хенкель тоже никому ничего не сказал. Фрэнк развязал его и оставил в пустыне, бросив на прощание:
– Считай, что ночь в пустыне тебе приснилась, ты сам во всем сознался агентам ФБР, а если тебя это не устраивает, то ты и дня не проживешь в тюрьме, если какая-то другая версия будет озвучена.
Появился Майк. Он увез Фрэнка, и десять минут спустя приехали федералы. В тот же вечер Фрэнк по телевизору смотрел на Карли, возвращенную маме с папой.
Он плакал, как ребенок.
Хенкель ничего не сказал.
Его судили, приговорили к 299 годам тюремного заключения, из которых он прожил два года как тюремный козел отпущения, пока некий байкер в порыве злобы не положил конец его мукам.
Хенкель умер, прежде чем подоспела медицинская помощь.
Обвинение с байкера было снято за отсутствием доказательств, в основном потому, что двадцать других заключенных выступили вперед и заявили, что ничего не видели, пообещав подтвердить это в суде, да и у прокурора были другие заботы.
Мэки покинули Сан-Диего и изменили образ жизни.
Фрэнк и Дейв никогда не говорили об этом, разве что один раз во время первого Джентльменского часа после того, как нашли Карли Мэк живой.
– Я твой должник.
Вот и все, что сказал тогда Дейв.
Ни слова о Фрэнки Машине или о том, что он знал о другой жизни Фрэнка, ни слова о том, как Фрэнк добился признания Хенкеля.
– Я твой должник.
И всё.
54
Дейв укладывает доску в свою машину, как вдруг, откуда ни возьмись, за его спиной появляется Фрэнк.
– Очень неосторожно выходить в море в ливень, – говорит Фрэнк. – Один Бог знает, сколько дерьма выливается на землю с дождем. Ты напрашиваешься на гепатит.
– У вас есть право…
– Дейв, ты же не арестуешь меня.
– Почему нет?
– Потому что ты – мой должник.
Это так, и Дейв сам это знает.
– Давай докажем, что все заблуждаются, – произносит он. – Поговорим не под дождем.
Фрэнк садится впереди на пассажирское место. Мужчины смотрят на океан сквозь дождь, заливающий ветровое стекло.
– Поймал что-нибудь приличное? – спрашивает Фрэнк.
– Одну ерунду. Где ты, черт тебя дери, пропадал?
– Бегал.
– Случайно не натолкнулся на парня по имени Винс Вена?
Фрэнк пристально смотрит на него.
– Он выплыл на моей территории, – говорит Дейв. – Спасибо тебе большое.
– В такую погоду течения непредсказуемы, – отзывается Фрэнк.
– Не до такой же степени!
– Если бы я признал, что убил его, то я бы сказал, что действовал в целях самозащиты.
– А Тони Паламбо? Тоже в целях самозащиты?
– Конечно.
– Бред собачий, – сердится Дейв. – Ты убираешь свидетелей.
– О чем это ты?
– Паламбо был моим парнем, – говорит Дейв. – Работал под прикрытием. Много лет. Кто заплатил тебе? Тедди Мильоре? Детройтцы?
– Мне вот чем заплатили, Дейв.
Фрэнк оттягивает ворот фуфайки и показывает все еще красный след.
– Твой парень, Дейв, попытался меня убить. Он накинул мне на шею удавку.
– Ничего не понимаю.
– Паламбо не первый, кто работал на обе стороны, – произносит Фрэнк. – И Вена тоже твой свидетель?
– Я рассчитывал, что он станет им, когда я предъявлю ему обвинение. Но ты позаботился, чтобы этого не случилось.
– Опять ты за свое, Дейв. Они хотели убить меня. Но им не удалось.
Фрэнк рассказывает Дейву о Мыше Младшем, о Хини и о своем столкновении с Тедди Мильоре. Рассказывает о команде из Детройта.
Дейв, не отрываясь, смотрит на старого приятеля. Два десятка лет – пора бы хорошенько узнать человека. А еще дело Карли Мэк…
– Какое отношение имеет ко мне операция «Подсадная грудка»? – спрашивает Фрэнк.
– Никакого, насколько мне известно.
– Скажи правду! – кричит Фрэнк. – Я хочу спасти свою жизнь!
– Я помогу тебе.
– Ага! Как ты помог мне в Боррего? – спрашивает Фрэнк. – Как ты помог мне в Броли? Дейв, ты прослушивал Шерма Саймона. Ты сунул датчик в деньги. Ты выследил меня и выдал детройтцам.
– Я выследил тебя, – согласился Дейв. – Но я никому тебя не выдавал.
– Ты грязный коп, – говорит Фрэнк, глядя Дейву прямо в глаза, чтобы убедиться в своей правоте.
Но не убеждается.
Убеждается лишь в том, что его приятель Дейв в ярости. Таким он видел его лишь однажды, когда тот искал малышку Карли Мэк.
– Включайся, – говорит Дейв.
– В твою Программу защиты свидетелей? Ни за что! Считай меня кем угодно, но я не крыса.
– Тогда ты, похоже, один такой.
– За других я не отвечаю, – стоит на своем Фрэнк. – Только за себя.
– Эти другие хотят тебя убить! – вопит Дейв. – А ты защищаешь их? Что Пит Мартини сделал для тебя хорошего? Или кто-нибудь из них сделал? Когда-нибудь? Твоя дочь, Фрэнк, хочет учиться в медицинской школе. Что с ней будет, когда тебя закопают?
– О Джилл я позаботился, – отвечает Фрэнк. – И о Пэтти тоже.
– Упрямый ублюдок.
– Ты вернешь мне мою жизнь?
– Твою – нет. Но ты останешься в живых.
Если так, думает Фрэнк, плохи мои дела.
– Дейв, у меня к тебе просьба.
Плати за Карли Мэк.
– Все что угодно.
Я твой должник.
– Не иначе как мы с Майком Риццо что-то когда-то сделали такое, за что мне теперь решили отплатить, – говорит Фрэнк. – Я уже очень давно отошел от дел. Понятия не имею, что там к чему. Мне надо знать, Майк умер или не умер. Если он живой, то где его искать? Я подумал, что ты можешь узнать.
– Фрэнк, не могу.
Фрэнк смотрит на Дейва несколько мгновений, потом открывает дверцу и начинает вылезать из машины.
– Фрэнк, закрой дверь.
Фрэнк закрывает дверь.
– Дай слово, – говорит Дейв, – что не убьешь его.
Итак, Майк жив, и ФБР держит его под наблюдением. Вроде все сходится.
– Я хочу перекинуться с ним парой слов.
– Очень неосторожно выходить в море в ливень, – говорит Фрэнк. – Один Бог знает, сколько дерьма выливается на землю с дождем. Ты напрашиваешься на гепатит.
– У вас есть право…
– Дейв, ты же не арестуешь меня.
– Почему нет?
– Потому что ты – мой должник.
Это так, и Дейв сам это знает.
– Давай докажем, что все заблуждаются, – произносит он. – Поговорим не под дождем.
Фрэнк садится впереди на пассажирское место. Мужчины смотрят на океан сквозь дождь, заливающий ветровое стекло.
– Поймал что-нибудь приличное? – спрашивает Фрэнк.
– Одну ерунду. Где ты, черт тебя дери, пропадал?
– Бегал.
– Случайно не натолкнулся на парня по имени Винс Вена?
Фрэнк пристально смотрит на него.
– Он выплыл на моей территории, – говорит Дейв. – Спасибо тебе большое.
– В такую погоду течения непредсказуемы, – отзывается Фрэнк.
– Не до такой же степени!
– Если бы я признал, что убил его, то я бы сказал, что действовал в целях самозащиты.
– А Тони Паламбо? Тоже в целях самозащиты?
– Конечно.
– Бред собачий, – сердится Дейв. – Ты убираешь свидетелей.
– О чем это ты?
– Паламбо был моим парнем, – говорит Дейв. – Работал под прикрытием. Много лет. Кто заплатил тебе? Тедди Мильоре? Детройтцы?
– Мне вот чем заплатили, Дейв.
Фрэнк оттягивает ворот фуфайки и показывает все еще красный след.
– Твой парень, Дейв, попытался меня убить. Он накинул мне на шею удавку.
– Ничего не понимаю.
– Паламбо не первый, кто работал на обе стороны, – произносит Фрэнк. – И Вена тоже твой свидетель?
– Я рассчитывал, что он станет им, когда я предъявлю ему обвинение. Но ты позаботился, чтобы этого не случилось.
– Опять ты за свое, Дейв. Они хотели убить меня. Но им не удалось.
Фрэнк рассказывает Дейву о Мыше Младшем, о Хини и о своем столкновении с Тедди Мильоре. Рассказывает о команде из Детройта.
Дейв, не отрываясь, смотрит на старого приятеля. Два десятка лет – пора бы хорошенько узнать человека. А еще дело Карли Мэк…
– Какое отношение имеет ко мне операция «Подсадная грудка»? – спрашивает Фрэнк.
– Никакого, насколько мне известно.
– Скажи правду! – кричит Фрэнк. – Я хочу спасти свою жизнь!
– Я помогу тебе.
– Ага! Как ты помог мне в Боррего? – спрашивает Фрэнк. – Как ты помог мне в Броли? Дейв, ты прослушивал Шерма Саймона. Ты сунул датчик в деньги. Ты выследил меня и выдал детройтцам.
– Я выследил тебя, – согласился Дейв. – Но я никому тебя не выдавал.
– Ты грязный коп, – говорит Фрэнк, глядя Дейву прямо в глаза, чтобы убедиться в своей правоте.
Но не убеждается.
Убеждается лишь в том, что его приятель Дейв в ярости. Таким он видел его лишь однажды, когда тот искал малышку Карли Мэк.
– Включайся, – говорит Дейв.
– В твою Программу защиты свидетелей? Ни за что! Считай меня кем угодно, но я не крыса.
– Тогда ты, похоже, один такой.
– За других я не отвечаю, – стоит на своем Фрэнк. – Только за себя.
– Эти другие хотят тебя убить! – вопит Дейв. – А ты защищаешь их? Что Пит Мартини сделал для тебя хорошего? Или кто-нибудь из них сделал? Когда-нибудь? Твоя дочь, Фрэнк, хочет учиться в медицинской школе. Что с ней будет, когда тебя закопают?
– О Джилл я позаботился, – отвечает Фрэнк. – И о Пэтти тоже.
– Упрямый ублюдок.
– Ты вернешь мне мою жизнь?
– Твою – нет. Но ты останешься в живых.
Если так, думает Фрэнк, плохи мои дела.
– Дейв, у меня к тебе просьба.
Плати за Карли Мэк.
– Все что угодно.
Я твой должник.
– Не иначе как мы с Майком Риццо что-то когда-то сделали такое, за что мне теперь решили отплатить, – говорит Фрэнк. – Я уже очень давно отошел от дел. Понятия не имею, что там к чему. Мне надо знать, Майк умер или не умер. Если он живой, то где его искать? Я подумал, что ты можешь узнать.
– Фрэнк, не могу.
Фрэнк смотрит на Дейва несколько мгновений, потом открывает дверцу и начинает вылезать из машины.
– Фрэнк, закрой дверь.
Фрэнк закрывает дверь.
– Дай слово, – говорит Дейв, – что не убьешь его.
Итак, Майк жив, и ФБР держит его под наблюдением. Вроде все сходится.
– Я хочу перекинуться с ним парой слов.