Страница:
Не плохой, но и не хороший, как выясняется со временем.
Мышь Младший выходит из дома в половине одиннадцатого.
Он свистит.
Невероятно, думает Фрэнк, слыша, как заливается Мышь Младший. Парень – ходячее клише. Фрэнк ждет. Дверца открывается, и Мышь Младший усаживается за руль. Тогда Фрэнк прижимает дуло пистолета к спинке кресла так, чтобы Мышь Младший его почувствовал.
– Руки на потолок, – приказывает Фрэнк. – Жми сильнее.
Мышь послушно исполняет приказ.
Фрэнк подается вперед, вынимает револьвер из кобуры под мышкой у Мыша, потом обезвреживает револьвер и засовывает его себе за ремень.
– Руки на руль, – говорит Фрэнк. Мышь
Младший не спорит.
– Пожалуйста, не убивайте меня, мистер Макьяно.
– Если бы я хотел тебя убить, ты был бы уже мертв. Однако представь, если ты заставишь меня выстрелить, то в твое нутро войдут и пуля, и обивка, и черт знает что еще. Capisce?
– Я понимаю, – дрожащим голосом отвечает Мышь Младший.
– Отлично. А теперь повидаемся с папочкой.
До Вестлейк-виллидж путь неблизкий, и главным образом потому, что у Мыша Младшего начался словесный понос и он не может его остановить. Мол, он счастлив, что Фрэнк жив, а тогда, на яхте, был в ужасе от случившегося, и они с Тревисом прибежали и звали его, чтобы помочь, и вся лос-анджелесская семья…
– Младший! Заткнись. У меня голова из-за тебя разболелась.
– Прошу прощения.
– Веди машину и молчи.
Фрэнк приказал Мышу Младшему ехать туда, где его никто не ждет, – туда, где Мышь Старший вершит свои дела. Кафе уже закрыто, но Фрэнку известно, что Мышь Старший и половина лос-анджелесской семьи должны быть там.
Это ему и надо.
Ему надо все уладить, чтобы жить спокойно.
Когда они приезжают на место, Фрэнк приказывает Мышу припарковать автомобиль на задней стоянке, оставить мотор работающим и по сотовому телефону позвонить отцу. У Мыша Младшего руки дрожат, как у запойного пьяницы, когда он набирает нужный номер.
Фрэнк слышит голос Мыша Старшего и отбирает телефон у его сына.
– Выходи, – говорит он.
Мышь Старший узнает его голос.
– Фрэнк? Какого черта?
– Мой пистолет приставлен к спине твоего сына, и я нажму на курок, если тебя не будет через десять секунд.
– Ты что, напился? – спрашивает Мышь Старший. – Ты шутишь?
– Одна…
– Фрэнк, что с тобой?
– Две…
– Фрэнк, я смотрю в окно. Младший один в автомобиле.
– Скажи ему, – говорит Фрэнк.
– Папа! – произносит Мышь Младший. – Он здесь. Сзади. У него пушка.
– Итак, три, четыре, пять.
– Ты взял заложника? – кричит Мышь Старший. – Ты сумасшедший, Макьяно? Совсем ума лишился, черт тебя подери?
Возможно ли, пытается сообразить Фрэнк, чтобы Мышь Старший ни о чем не знал?
– Шесть, – говорит он.
– Я иду! Иду!
Фрэнк не убирает пистолет, лишь немного поднимает его, чтобы выглянуть в окно. Мышь Старший показывается в дверях. С ним его брат Кармен, а еще Рокко Мели и Джои Фьелла. Братья Мартини наверняка не вооружены, в отличие от Рокко и Джои.
Не важно. Никто не будет стрелять, пока сын босса рядом с Фрэнком. А я бы мог, думает Фрэнк, и ни капли крови не попало бы на мальчишку, но это я, а не они.
Они знают.
Еще они знают, что я мог бы уже застрелить малыша, если бы этого хотел. И у меня было на это право, ведь меня пытались убить. То, что я привез его сюда, а это равноценно самоубийству, предполагает мое желание решить дело миром.
Он говорит:
– Пит, ты ведь знаешь, что твой сын мог бы уже умереть.
– Знаю, Фрэнк.
Много лет Фрэнк не видел Мыша Старшего. У босса широкое, плоское, как сковородка, лицо, однако морщины стали намного глубже и волосы совсем поседели.
– Я хочу кое-что сказать, – говорит Фрэнк. – А ты успокойся и выслушай меня. Между нами, Пит, возникло недопонимание, отчего ты решил, что должен меня убить. Если ты думаешь, будто я решил донести на тебя из-за Герби Гольдштейна, ты ошибаешься. Меня не арестовывали, не обвиняли и не допрашивали по этому делу. И даже если бы допрашивали, я не крыса.
– Такое мне и в голову не приходило, – отвечает Мышь Старший. – О чем ты, черт тебя подери, говоришь?
– О миленькой беседе с Винсом Веной на яхте. – Уголком глаза Фрэнк отмечает некое движение. – Скажи Джои, чтобы стоял смирно и не пытался обойти автомобиль.
– Джои, стой смирно, – приказывает Мышь Старший. – Фрэнк, о чем ты говоришь?
– Он не знает? – спрашивает Фрэнк у Мыша Младшего.
Тот качает головой.
– Тогда расскажи ему.
– Что рассказать? – Мышь Старший смотрит на сына. – Что ты должен рассказать, Младший? Во что ты вляпался на этот раз?
– Папа…
– Рассказывай!
– Мы с Тревисом занялись порно в Сан-Диего, – говорит Мышь Младший. – В интернете… в сети… видео…
– Чертов дурак, – говорит Мышь Старший. – Тебе известно, что?..
– Папа, я хотел заработать немного денег! Я хотел заработать!
– Замолчи.
– И я заработал много денег, папа. А потом парни из Детройта узнали. Они поймали меня и пригрозили, что все расскажут тебе, если я не…
– Что ты сделал, Младший?
– Они хотели, чтобы я организовал встречу! – крикнул Мышь Младший. – Чтобы я выманил Фрэнка на встречу с Веной. Это всё. Я не знал, что они собираются его убить. Клянусь, я не знал. Они сказали, что если я приведу его, то сохраню там свой бизнес.
– Извини, Фрэнк, – говорит Мышь Старший. – Я не знал.
– Ерунда, – отзывается Фрэнк. – Детройтцы ни за что не вторглись бы на твою территорию и не стали бы прижимать твоих парней, если бы ты не дал согласие. Ты же босс.
– Босс? – переспрашивает Мышь Старший, кривя рот в горькой усмешке. – Босс чего? Я босс дерьма.
Это правда.
Большинство парней Мыша в тюрьме, у него остались не лучшие, да и ему самому грозит еще одно обвинение. Он босс дерьма, просто до последней минуты Фрэнк не хотел это признать.
– Ну, Фрэнки, что дальше? – спрашивает Мышь Старший и поворачивается к сыну. – Тебе известно, что этот человек имеет право тебя убить?
– Папа…
– Заткнись, идиот, – говорит Мышь Старший. Потом опять поворачивается к Фрэнку. – У тебя самого есть дочь. Ты знаешь, каково это. Хочешь, чтобы я задал ему взбучку? Я задам. Но, пожалуйста, отпусти его. Я прошу тебя, как отец отца, умоляю тебя.
– Кто? – спрашивает Фрэнк парня. – Даю тебе шанс… Кто наехал на тебя?
– Джон Хини.
Джон Хини, размышляет Фрэнк. Неудивительно, что ему было не по себе – неужели они виделись накануне? – тогда во дворе. Джон, мой старый приятель по серфингу, мой друг, которому я много раз помогал найти работу…
Что же это за мир, в котором мы живем?
– Вылезай, – говорит Фрэнк.
Мышь Младший буквально вываливается из «хаммера», а Фрэнк перебирается на место водителя, захлопывает дверцу и с ревом выезжает со стоянки. В зеркало он видит, как Джои палит в него, Рокко бежит к машине, а Мышь Старший дает Мышу Младшему оплеуху.
Однако ему хватает времени крикнуть:
– Убейте эту тварь!
18
19
20
21
22
23
Мышь Младший выходит из дома в половине одиннадцатого.
Он свистит.
Невероятно, думает Фрэнк, слыша, как заливается Мышь Младший. Парень – ходячее клише. Фрэнк ждет. Дверца открывается, и Мышь Младший усаживается за руль. Тогда Фрэнк прижимает дуло пистолета к спинке кресла так, чтобы Мышь Младший его почувствовал.
– Руки на потолок, – приказывает Фрэнк. – Жми сильнее.
Мышь послушно исполняет приказ.
Фрэнк подается вперед, вынимает револьвер из кобуры под мышкой у Мыша, потом обезвреживает револьвер и засовывает его себе за ремень.
– Руки на руль, – говорит Фрэнк. Мышь
Младший не спорит.
– Пожалуйста, не убивайте меня, мистер Макьяно.
– Если бы я хотел тебя убить, ты был бы уже мертв. Однако представь, если ты заставишь меня выстрелить, то в твое нутро войдут и пуля, и обивка, и черт знает что еще. Capisce?
– Я понимаю, – дрожащим голосом отвечает Мышь Младший.
– Отлично. А теперь повидаемся с папочкой.
До Вестлейк-виллидж путь неблизкий, и главным образом потому, что у Мыша Младшего начался словесный понос и он не может его остановить. Мол, он счастлив, что Фрэнк жив, а тогда, на яхте, был в ужасе от случившегося, и они с Тревисом прибежали и звали его, чтобы помочь, и вся лос-анджелесская семья…
– Младший! Заткнись. У меня голова из-за тебя разболелась.
– Прошу прощения.
– Веди машину и молчи.
Фрэнк приказал Мышу Младшему ехать туда, где его никто не ждет, – туда, где Мышь Старший вершит свои дела. Кафе уже закрыто, но Фрэнку известно, что Мышь Старший и половина лос-анджелесской семьи должны быть там.
Это ему и надо.
Ему надо все уладить, чтобы жить спокойно.
Когда они приезжают на место, Фрэнк приказывает Мышу припарковать автомобиль на задней стоянке, оставить мотор работающим и по сотовому телефону позвонить отцу. У Мыша Младшего руки дрожат, как у запойного пьяницы, когда он набирает нужный номер.
Фрэнк слышит голос Мыша Старшего и отбирает телефон у его сына.
– Выходи, – говорит он.
Мышь Старший узнает его голос.
– Фрэнк? Какого черта?
– Мой пистолет приставлен к спине твоего сына, и я нажму на курок, если тебя не будет через десять секунд.
– Ты что, напился? – спрашивает Мышь Старший. – Ты шутишь?
– Одна…
– Фрэнк, что с тобой?
– Две…
– Фрэнк, я смотрю в окно. Младший один в автомобиле.
– Скажи ему, – говорит Фрэнк.
– Папа! – произносит Мышь Младший. – Он здесь. Сзади. У него пушка.
– Итак, три, четыре, пять.
– Ты взял заложника? – кричит Мышь Старший. – Ты сумасшедший, Макьяно? Совсем ума лишился, черт тебя подери?
Возможно ли, пытается сообразить Фрэнк, чтобы Мышь Старший ни о чем не знал?
– Шесть, – говорит он.
– Я иду! Иду!
Фрэнк не убирает пистолет, лишь немного поднимает его, чтобы выглянуть в окно. Мышь Старший показывается в дверях. С ним его брат Кармен, а еще Рокко Мели и Джои Фьелла. Братья Мартини наверняка не вооружены, в отличие от Рокко и Джои.
Не важно. Никто не будет стрелять, пока сын босса рядом с Фрэнком. А я бы мог, думает Фрэнк, и ни капли крови не попало бы на мальчишку, но это я, а не они.
Они знают.
Еще они знают, что я мог бы уже застрелить малыша, если бы этого хотел. И у меня было на это право, ведь меня пытались убить. То, что я привез его сюда, а это равноценно самоубийству, предполагает мое желание решить дело миром.
Он говорит:
– Пит, ты ведь знаешь, что твой сын мог бы уже умереть.
– Знаю, Фрэнк.
Много лет Фрэнк не видел Мыша Старшего. У босса широкое, плоское, как сковородка, лицо, однако морщины стали намного глубже и волосы совсем поседели.
– Я хочу кое-что сказать, – говорит Фрэнк. – А ты успокойся и выслушай меня. Между нами, Пит, возникло недопонимание, отчего ты решил, что должен меня убить. Если ты думаешь, будто я решил донести на тебя из-за Герби Гольдштейна, ты ошибаешься. Меня не арестовывали, не обвиняли и не допрашивали по этому делу. И даже если бы допрашивали, я не крыса.
– Такое мне и в голову не приходило, – отвечает Мышь Старший. – О чем ты, черт тебя подери, говоришь?
– О миленькой беседе с Винсом Веной на яхте. – Уголком глаза Фрэнк отмечает некое движение. – Скажи Джои, чтобы стоял смирно и не пытался обойти автомобиль.
– Джои, стой смирно, – приказывает Мышь Старший. – Фрэнк, о чем ты говоришь?
– Он не знает? – спрашивает Фрэнк у Мыша Младшего.
Тот качает головой.
– Тогда расскажи ему.
– Что рассказать? – Мышь Старший смотрит на сына. – Что ты должен рассказать, Младший? Во что ты вляпался на этот раз?
– Папа…
– Рассказывай!
– Мы с Тревисом занялись порно в Сан-Диего, – говорит Мышь Младший. – В интернете… в сети… видео…
– Чертов дурак, – говорит Мышь Старший. – Тебе известно, что?..
– Папа, я хотел заработать немного денег! Я хотел заработать!
– Замолчи.
– И я заработал много денег, папа. А потом парни из Детройта узнали. Они поймали меня и пригрозили, что все расскажут тебе, если я не…
– Что ты сделал, Младший?
– Они хотели, чтобы я организовал встречу! – крикнул Мышь Младший. – Чтобы я выманил Фрэнка на встречу с Веной. Это всё. Я не знал, что они собираются его убить. Клянусь, я не знал. Они сказали, что если я приведу его, то сохраню там свой бизнес.
– Извини, Фрэнк, – говорит Мышь Старший. – Я не знал.
– Ерунда, – отзывается Фрэнк. – Детройтцы ни за что не вторглись бы на твою территорию и не стали бы прижимать твоих парней, если бы ты не дал согласие. Ты же босс.
– Босс? – переспрашивает Мышь Старший, кривя рот в горькой усмешке. – Босс чего? Я босс дерьма.
Это правда.
Большинство парней Мыша в тюрьме, у него остались не лучшие, да и ему самому грозит еще одно обвинение. Он босс дерьма, просто до последней минуты Фрэнк не хотел это признать.
– Ну, Фрэнки, что дальше? – спрашивает Мышь Старший и поворачивается к сыну. – Тебе известно, что этот человек имеет право тебя убить?
– Папа…
– Заткнись, идиот, – говорит Мышь Старший. Потом опять поворачивается к Фрэнку. – У тебя самого есть дочь. Ты знаешь, каково это. Хочешь, чтобы я задал ему взбучку? Я задам. Но, пожалуйста, отпусти его. Я прошу тебя, как отец отца, умоляю тебя.
– Кто? – спрашивает Фрэнк парня. – Даю тебе шанс… Кто наехал на тебя?
– Джон Хини.
Джон Хини, размышляет Фрэнк. Неудивительно, что ему было не по себе – неужели они виделись накануне? – тогда во дворе. Джон, мой старый приятель по серфингу, мой друг, которому я много раз помогал найти работу…
Что же это за мир, в котором мы живем?
– Вылезай, – говорит Фрэнк.
Мышь Младший буквально вываливается из «хаммера», а Фрэнк перебирается на место водителя, захлопывает дверцу и с ревом выезжает со стоянки. В зеркало он видит, как Джои палит в него, Рокко бежит к машине, а Мышь Старший дает Мышу Младшему оплеуху.
Однако ему хватает времени крикнуть:
– Убейте эту тварь!
18
К счастью, желание убить и убийство – разные вещи, размышляет Фрэнк.
К счастью.
Гораздо важнее, кто послал Джона Хини и почему?
Однако сначала надо разобраться с непосредственной опасностью.
Все-таки Джои Фьелла и Рокко Мели пытаются его достать.
Или нет?
Джои и Рокко преследуют его, но меньше всего на свете им хочется его догнать. Ведь если они его догонят, им придется что-то предпринять, а это может закончиться для них обоих смертью, им ли не знать?
Но, так или иначе, не могу же я позволить им вечно меня преследовать. Ярко-желтый «хаммер» – это ярко-желтый «хаммер», и если у ребят есть мозги – а уж на это им мозгов хватит, – они сообразят, что он оставил свою машину где-то рядом с домом подружки Мыша Младшего.
Значит, надо оторваться.
Фрэнк жмет на педаль, держа курс на 101-е шоссе. Ему не нравится ездить так быстро, особенно когда он за рулем чужого автомобиля.
И все-таки ему нужно оторваться.
Он жмет на газ.
К счастью.
Гораздо важнее, кто послал Джона Хини и почему?
Однако сначала надо разобраться с непосредственной опасностью.
Все-таки Джои Фьелла и Рокко Мели пытаются его достать.
Или нет?
Джои и Рокко преследуют его, но меньше всего на свете им хочется его догнать. Ведь если они его догонят, им придется что-то предпринять, а это может закончиться для них обоих смертью, им ли не знать?
Но, так или иначе, не могу же я позволить им вечно меня преследовать. Ярко-желтый «хаммер» – это ярко-желтый «хаммер», и если у ребят есть мозги – а уж на это им мозгов хватит, – они сообразят, что он оставил свою машину где-то рядом с домом подружки Мыша Младшего.
Значит, надо оторваться.
Фрэнк жмет на педаль, держа курс на 101-е шоссе. Ему не нравится ездить так быстро, особенно когда он за рулем чужого автомобиля.
И все-таки ему нужно оторваться.
Он жмет на газ.
19
Джои Фьелла резко поворачивает на 101-е шоссе, мысленно молясь, чтобы «мустанг» не подвел.
Он не подводит.
Зато «хаммер» Младшего не вписался в поворот.
Он врезался в столб, и из него идет дым.
– Вот Младший обрадуется! – говорит Рокко.
– Да черт с ним, – отзывается Джои.
Он притормаживает у «хаммера».
– Удачно получилось, – говорит Рокко.
Удачно? Джои достает пушку и открывает дверцу. Рокко делает то же самое, и они идут к «хаммеру».
Черт бы побрал Мыша Младшего с его тонированными стеклами, думает Джои, берясь за дверцу со стороны водительского места. Остается лишь надеяться, что Фрэнки Машина ударился о руль и его голова раскололась надвое, как арбуз.
Он решает не оставлять Фрэнку ни одного шанса, ведь тот мог затаиться внутри или, не дай бог, покажется другая машина. И Джои Фьелла стреляет. Рокко охватывает паника, и он тоже стреляет. Оба опустошают свои револьверы, целясь в лобовое стекло.
Оно разлетается вдребезги.
Джои моргает.
Фрэнки в машине нет.
Но тут на шоссе выезжает «мустанг», за рулем которого сидит Фрэнки.
Только этого не хватало, думает Джои.
Нелегко будет объяснить Питу, зачем он разнес «хаммер» Младшего и как позволил украсть свой автомобиль.
И еще дал сбежать Фрэнки Машине.
Он не подводит.
Зато «хаммер» Младшего не вписался в поворот.
Он врезался в столб, и из него идет дым.
– Вот Младший обрадуется! – говорит Рокко.
– Да черт с ним, – отзывается Джои.
Он притормаживает у «хаммера».
– Удачно получилось, – говорит Рокко.
Удачно? Джои достает пушку и открывает дверцу. Рокко делает то же самое, и они идут к «хаммеру».
Черт бы побрал Мыша Младшего с его тонированными стеклами, думает Джои, берясь за дверцу со стороны водительского места. Остается лишь надеяться, что Фрэнки Машина ударился о руль и его голова раскололась надвое, как арбуз.
Он решает не оставлять Фрэнку ни одного шанса, ведь тот мог затаиться внутри или, не дай бог, покажется другая машина. И Джои Фьелла стреляет. Рокко охватывает паника, и он тоже стреляет. Оба опустошают свои револьверы, целясь в лобовое стекло.
Оно разлетается вдребезги.
Джои моргает.
Фрэнки в машине нет.
Но тут на шоссе выезжает «мустанг», за рулем которого сидит Фрэнки.
Только этого не хватало, думает Джои.
Нелегко будет объяснить Питу, зачем он разнес «хаммер» Младшего и как позволил украсть свой автомобиль.
И еще дал сбежать Фрэнки Машине.
20
Дураки, думает Фрэнк.
Такие нынче бойцы.
Мышь Старший прав. Он босс дерьма, если эти шуты – лучшие в его команде. В прежние времена были Бап, Джимми Форлиано, Крис Панно, Майк Риццо, ну и, что уж там, я.
А теперь Рокко и Джои.
Фрэнк мог бы застрелить их около машины, это было бы нетрудно, но зачем? Будь он помоложе, наверняка застрелил бы, потому что кровь играла и оружие не давало покоя, но теперь – чем меньше убийств, тем лучше.
Кроме того, Фрэнку не хотелось увеличивать список вендетт.
Очевидно, есть одна, думает Фрэнк, о которой мне неизвестно.
Значит, Джон Хини? Фрэнк думает о нем по дороге к дому девушки с дельфином, где остался автомобиль. Чем я досадил Джону?
Такие нынче бойцы.
Мышь Старший прав. Он босс дерьма, если эти шуты – лучшие в его команде. В прежние времена были Бап, Джимми Форлиано, Крис Панно, Майк Риццо, ну и, что уж там, я.
А теперь Рокко и Джои.
Фрэнк мог бы застрелить их около машины, это было бы нетрудно, но зачем? Будь он помоложе, наверняка застрелил бы, потому что кровь играла и оружие не давало покоя, но теперь – чем меньше убийств, тем лучше.
Кроме того, Фрэнку не хотелось увеличивать список вендетт.
Очевидно, есть одна, думает Фрэнк, о которой мне неизвестно.
Значит, Джон Хини? Фрэнк думает о нем по дороге к дому девушки с дельфином, где остался автомобиль. Чем я досадил Джону?
21
Джон Хини выходит покурить на задний двор «Гепарда», где стоит дампстер.
Ночь выдалась суматошная. Вдобавок к местным привалили еще туристы из отеля «Омаха». Что ж, девочки заработают побольше денег, да и кассовый аппарат в баре звенит в двадцать раз громче пожарной сирены.
Из кармана рубашки Джон достает пачку «Мальборо», из кармана брюк – зажигалку и закуривает, привалившись к дампстеру. Неожиданно у него перехватывает дыхание, когда чья-то рука обхватывает его шею и его ноги отрываются от земли.
Всего на дюйм, но и этого достаточно. Он не может дышать, не может пошевелиться.
– Я думал, Джон, что мы друзья, – слышит он голос Фрэнка Макьяно.
Фрэнки Машина стоит в дампстере, по икры в мусоре, и левой рукой зажимает шею Джона Хини.
– О, черт!
– Мышь Младший сдал тебя, – говорит Фрэнк. – В чем дело, Джон? Я поставил тебе протухшего тунца или что-то еще?
– О, черт, – повторяет Джон.
– Тебе придется ответить.
Задняя дверь клуба открывается, и из нее вырывается наружу луч желтого света. Джон чувствует, как его втаскивают в дампстер, словно рыбу в лодку, после чего он лежит на мусоре, а Фрэнк тяжело давит на него своим телом.
Дуло пистолета приставлено к левому виску Джона.
– Давай, кричи громче, – шепчет Фрэнк.
Джон качает головой.
– Мудрое решение, – говорит Фрэнк. – Теперь прими второе мудрое решение и скажи, кто послал тебя к Мышу Младшему?
– Никто, – шепчет в ответ Джон.
– Ну, Джон, ты же средненький повар и ночной администратор в крошечном притоне, – говорит Фрэнк. – У тебя не тот уровень, чтобы заказывать убийство. Еще одна ложь – и, клянусь, я пристукну тебя и оставлю тут, в мусоре, где тебе самое место.
– Фрэнк, я не хотел, – хнычет Джон. – Они сказали, что помогут мне.
– Кто «они», Джонни? Кто приходил к тебе?
– Тедди Мильоре.
Тедди Мильоре, размышляет Фрэнк, владелец «У Каллахана» и член Группы. Плохая новость.
– Помогут в чем?
– Меня обвиняют.
– Обвиняют?
– По делу о коррупции. Я носил деньги копу. А он, оказывается, участвовал в операции «Подсадная грудка».
Джон на одном дыхании выпаливает остальное. На него наезжали с обеих сторон. Федералы предлагали деньги, а ребята из мафии угрожали убить, чтобы не болтал.
– Меня совсем затрахали.
И Тедди Мильоре вроде бы придумал выход: если Джон сходит к Мышу Младшему и провернет некое дело, то его отпускают на все четыре стороны. Мафия его не трогает, обвинение с него снимается, во всяком случае он получает прощение.
– И ты поверил этому вранью? – спрашивает Фрэнк, понимая, насколько бессмыслен его вопрос. Человек, загнанный в угол, верит всему, что дает ему хотя бы луч надежды.
Он взводит курок и чувствует, как Джон весь напрягается под ним.
– Не надо, Фрэнк, пожалуйста, – говорит Джон. – Прости меня.
Фрэнк убирает руку, и тело Джона сотрясают рыдания.
– Я ухожу, Джон, – шепчет Фрэнк. – Ты побудешь здесь пять минут, а потом убирайся. Если тебе хоть немного стыдно за то, что ты сделал, то выжди час, прежде чем звонить Тедди. Если нет, что ж, ничего не поделаешь.
Фрэнк вылезает из дампстера и отряхивается. Хорошо бы оказаться в таком месте, где можно принять душ и сменить одежду, однако пока не до этого.
Он идет к машине и открывает багажник.
Ночь выдалась суматошная. Вдобавок к местным привалили еще туристы из отеля «Омаха». Что ж, девочки заработают побольше денег, да и кассовый аппарат в баре звенит в двадцать раз громче пожарной сирены.
Из кармана рубашки Джон достает пачку «Мальборо», из кармана брюк – зажигалку и закуривает, привалившись к дампстеру. Неожиданно у него перехватывает дыхание, когда чья-то рука обхватывает его шею и его ноги отрываются от земли.
Всего на дюйм, но и этого достаточно. Он не может дышать, не может пошевелиться.
– Я думал, Джон, что мы друзья, – слышит он голос Фрэнка Макьяно.
Фрэнки Машина стоит в дампстере, по икры в мусоре, и левой рукой зажимает шею Джона Хини.
– О, черт!
– Мышь Младший сдал тебя, – говорит Фрэнк. – В чем дело, Джон? Я поставил тебе протухшего тунца или что-то еще?
– О, черт, – повторяет Джон.
– Тебе придется ответить.
Задняя дверь клуба открывается, и из нее вырывается наружу луч желтого света. Джон чувствует, как его втаскивают в дампстер, словно рыбу в лодку, после чего он лежит на мусоре, а Фрэнк тяжело давит на него своим телом.
Дуло пистолета приставлено к левому виску Джона.
– Давай, кричи громче, – шепчет Фрэнк.
Джон качает головой.
– Мудрое решение, – говорит Фрэнк. – Теперь прими второе мудрое решение и скажи, кто послал тебя к Мышу Младшему?
– Никто, – шепчет в ответ Джон.
– Ну, Джон, ты же средненький повар и ночной администратор в крошечном притоне, – говорит Фрэнк. – У тебя не тот уровень, чтобы заказывать убийство. Еще одна ложь – и, клянусь, я пристукну тебя и оставлю тут, в мусоре, где тебе самое место.
– Фрэнк, я не хотел, – хнычет Джон. – Они сказали, что помогут мне.
– Кто «они», Джонни? Кто приходил к тебе?
– Тедди Мильоре.
Тедди Мильоре, размышляет Фрэнк, владелец «У Каллахана» и член Группы. Плохая новость.
– Помогут в чем?
– Меня обвиняют.
– Обвиняют?
– По делу о коррупции. Я носил деньги копу. А он, оказывается, участвовал в операции «Подсадная грудка».
Джон на одном дыхании выпаливает остальное. На него наезжали с обеих сторон. Федералы предлагали деньги, а ребята из мафии угрожали убить, чтобы не болтал.
– Меня совсем затрахали.
И Тедди Мильоре вроде бы придумал выход: если Джон сходит к Мышу Младшему и провернет некое дело, то его отпускают на все четыре стороны. Мафия его не трогает, обвинение с него снимается, во всяком случае он получает прощение.
– И ты поверил этому вранью? – спрашивает Фрэнк, понимая, насколько бессмыслен его вопрос. Человек, загнанный в угол, верит всему, что дает ему хотя бы луч надежды.
Он взводит курок и чувствует, как Джон весь напрягается под ним.
– Не надо, Фрэнк, пожалуйста, – говорит Джон. – Прости меня.
Фрэнк убирает руку, и тело Джона сотрясают рыдания.
– Я ухожу, Джон, – шепчет Фрэнк. – Ты побудешь здесь пять минут, а потом убирайся. Если тебе хоть немного стыдно за то, что ты сделал, то выжди час, прежде чем звонить Тедди. Если нет, что ж, ничего не поделаешь.
Фрэнк вылезает из дампстера и отряхивается. Хорошо бы оказаться в таком месте, где можно принять душ и сменить одежду, однако пока не до этого.
Он идет к машине и открывает багажник.
22
Фрэнк паркуется по другую сторону от «У Каллахана» и ждет, когда клуб закроется.
В два часа ночи на улице холодно.
Наконец золотая молодежь покидает злачное местечко, и через несколько минут вышибала собирается запереть дверь.
И тут появляется Фрэнк.
Вышибала поднимает руку, чтобы ударить его.
Фрэнк нагибается, вытаскивает бейсбольную биту и шарахает не хуже Тони Гвинна[11] по колену вышибалы. Раздается треск, вышибала валится на пол, привлекая внимание задержавшихся в баре посетителей.
Один из парней бежит к Фрэнку.
Фрэнк тупым концом биты бьет его в солнечное сплетение, после чего другим концом вламывает ему под подбородок. Делает шаг назад, чтобы позволить ему рухнуть на пол. В этот момент он краем глаза видит, как еще один парень лезет под пиджак, и быстрым взмахом биты разносит ему вдребезги запястье.
Бармен с дубинкой в два прыжка оказывается рядом с Фрэнком и замахивается, чтобы стукнуть его по затылку, однако Фрэнк успевает повернуться и подставить биту, потом перехватывает руку нападающего и ломает ему битой нос, из которого фонтаном брызжет кровь. Но это еще не все. Фрэнк переносит тяжесть с правой ноги на левую, разворачивается и наносит удар бармену под ребра.
Три парня на полу.
У Тедди Мильоре ноги словно приросли к полу.
Потом он срывается с места и бежит прочь.
Фрэнк бросает биту. Она попадает Тедди под коленки, и он падает. Прежде чем Тедди успевает подняться, Фрэнк ставит ему на поясницу правую ногу, хватает его за воротник и бьет лицом о дорогую плитку, пока она не окрашивается кровью.
– Что, – кричит Фрэнк, – я сделал тебе? Ну же? Что я сделал тебе?
Фрэнк наклоняется, поддевает ладонью подбородок Тедди и поднимает его голову, тогда как другой рукой давит ему на затылок. Он может сломать ему позвоночник, или задушить его, или сделать то и другое вместе.
– Ничего, – хрипит Тедди. – Мне приказали.
– Приказали? – переспрашивает Фрэнк.
Фрэнк слышит полицейские сирены. Наверное, кто-то обратил внимание на вышибалу, скорчившегося на тротуаре, и вызвал копов. Фрэнк сильнее давит на шею Тедди.
– Винс, – говорит Тедди.
– Зачем? Зачем Винсу понадобилось убивать меня?
– Не знаю, – стонет Тедди. – Клянусь, Фрэнки, я не знаю. Он сказал, чтобы я доставил тебя к нему.
Доставил меня, мысленно повторяет Фрэнк. Как пиццу. Тедди врет. Ему известно, почему Винс вздумал меня убить, или он просто хочет все свалить на мертвеца.
– Полиция! Выходите и держите руки на виду!
Фрэнк отпускает Тедди, перешагивает через него и мчится к задней двери. На ходу он слышит из автоответчика голос Джона:
– Тедди! Это я, Джон…
Фрэнк выбегает в переулок и, не останавливаясь, мчится прочь.
Тедди Мильоре сидит на полу в своем офисе и трет шею. Потом смотрит на полицейских в форме и говорит:
– Могли бы и побыстрее… платим-то мы немало…
Полицейские даже не делают вид, будто сочувствуют ему. Тем более что и денег они больше не берут. Надо быть совсем дураком, чтобы теперь, когда все опять закрутилось, брать деньги у Тедди Мильоре.
Операция «Подсадная грудка».
– Знаете, кто это был? – спрашивает один из полицейских.
– Хотите написать заявление? – спрашивает другой.
– Убирайтесь к черту, – отвечает Тедди.
Он собирается сделать «заявление», но только не этим кретинам. Полицейские уходят, и он берется за телефон.
Фрэнк из переулка выбегает на улицу.
Вот и приехали, говорит он себе. Это не Лос-Анджелес использовал Винса, чтобы убить тебя, это Винс использовал Лос-Анджелес, во всяком случае Мыша Младшего, чтобы тебя убить.
Но зачем?
Фрэнк как будто ни разу не перешел дорогу Винсу Вене или Тедди Мильоре. Ему вспоминается лишь то, как он работал на них.
В два часа ночи на улице холодно.
Наконец золотая молодежь покидает злачное местечко, и через несколько минут вышибала собирается запереть дверь.
И тут появляется Фрэнк.
Вышибала поднимает руку, чтобы ударить его.
Фрэнк нагибается, вытаскивает бейсбольную биту и шарахает не хуже Тони Гвинна[11] по колену вышибалы. Раздается треск, вышибала валится на пол, привлекая внимание задержавшихся в баре посетителей.
Один из парней бежит к Фрэнку.
Фрэнк тупым концом биты бьет его в солнечное сплетение, после чего другим концом вламывает ему под подбородок. Делает шаг назад, чтобы позволить ему рухнуть на пол. В этот момент он краем глаза видит, как еще один парень лезет под пиджак, и быстрым взмахом биты разносит ему вдребезги запястье.
Бармен с дубинкой в два прыжка оказывается рядом с Фрэнком и замахивается, чтобы стукнуть его по затылку, однако Фрэнк успевает повернуться и подставить биту, потом перехватывает руку нападающего и ломает ему битой нос, из которого фонтаном брызжет кровь. Но это еще не все. Фрэнк переносит тяжесть с правой ноги на левую, разворачивается и наносит удар бармену под ребра.
Три парня на полу.
У Тедди Мильоре ноги словно приросли к полу.
Потом он срывается с места и бежит прочь.
Фрэнк бросает биту. Она попадает Тедди под коленки, и он падает. Прежде чем Тедди успевает подняться, Фрэнк ставит ему на поясницу правую ногу, хватает его за воротник и бьет лицом о дорогую плитку, пока она не окрашивается кровью.
– Что, – кричит Фрэнк, – я сделал тебе? Ну же? Что я сделал тебе?
Фрэнк наклоняется, поддевает ладонью подбородок Тедди и поднимает его голову, тогда как другой рукой давит ему на затылок. Он может сломать ему позвоночник, или задушить его, или сделать то и другое вместе.
– Ничего, – хрипит Тедди. – Мне приказали.
– Приказали? – переспрашивает Фрэнк.
Фрэнк слышит полицейские сирены. Наверное, кто-то обратил внимание на вышибалу, скорчившегося на тротуаре, и вызвал копов. Фрэнк сильнее давит на шею Тедди.
– Винс, – говорит Тедди.
– Зачем? Зачем Винсу понадобилось убивать меня?
– Не знаю, – стонет Тедди. – Клянусь, Фрэнки, я не знаю. Он сказал, чтобы я доставил тебя к нему.
Доставил меня, мысленно повторяет Фрэнк. Как пиццу. Тедди врет. Ему известно, почему Винс вздумал меня убить, или он просто хочет все свалить на мертвеца.
– Полиция! Выходите и держите руки на виду!
Фрэнк отпускает Тедди, перешагивает через него и мчится к задней двери. На ходу он слышит из автоответчика голос Джона:
– Тедди! Это я, Джон…
Фрэнк выбегает в переулок и, не останавливаясь, мчится прочь.
Тедди Мильоре сидит на полу в своем офисе и трет шею. Потом смотрит на полицейских в форме и говорит:
– Могли бы и побыстрее… платим-то мы немало…
Полицейские даже не делают вид, будто сочувствуют ему. Тем более что и денег они больше не берут. Надо быть совсем дураком, чтобы теперь, когда все опять закрутилось, брать деньги у Тедди Мильоре.
Операция «Подсадная грудка».
– Знаете, кто это был? – спрашивает один из полицейских.
– Хотите написать заявление? – спрашивает другой.
– Убирайтесь к черту, – отвечает Тедди.
Он собирается сделать «заявление», но только не этим кретинам. Полицейские уходят, и он берется за телефон.
Фрэнк из переулка выбегает на улицу.
Вот и приехали, говорит он себе. Это не Лос-Анджелес использовал Винса, чтобы убить тебя, это Винс использовал Лос-Анджелес, во всяком случае Мыша Младшего, чтобы тебя убить.
Но зачем?
Фрэнк как будто ни разу не перешел дорогу Винсу Вене или Тедди Мильоре. Ему вспоминается лишь то, как он работал на них.
23
Лето 1968 года.
В то лето Фрэнк вернулся из Вьетнама.
Собственно, размышляет Фрэнк, глядя, как дождь бьется в окно его тайной квартиры, собственно, для властей я убил больше людей, чем для мафии.
Власти наградили меня медалью и почетным увольнением со службы.
Фрэнк убил много вьетнамцев. Такая у него была работа – он был снайпером, и чертовски хорошим снайпером. Иногда ему становилось муторно из-за этого, но он никогда не чувствовал себя виноватым. Вьетнамцы были солдатами, и он был солдатом, шла война, а во время войны солдаты убивают солдат.
Его не купить на «Апокалипсис». Он не стрелял в женщин и детей, не жег деревни и даже не встречался с теми, кто это делал.
Тетское наступление придумали для таких ребят, как Фрэнк, потому что враги вышли из укрытий, напрашиваясь на пули. До этого беспомощные патрули возвращались из джунглей ни с чем, разве что теряли своих ребят, но они никогда не видели противника.
А во время той операции вьетнамцев вылезло много, и многие полегли. Фрэнк стал машиной уничтожения в городе Хюэ. Бой в городских условиях стал отличной проверкой его мастерства, и бывали случаи, когда Фрэнк не по одному дню вел дуэли mano-a-mano[12] с вьетнамскими снайперами.
Это были поединки ума и мастерства.
Фрэнк всегда выходил из них победителем.
Когда же он вернулся из Вьетнама, то обнаружил, что от прежней жизни ничего не осталось. Расовые беспорядки, антивоенные выступления, хиппи, ЛСД. На море пусто, никаких серфингистов, почти все парни во Вьетнаме, или в тюрьме из-за того же Вьетнама, или подались в хиппи и жили в коммунах в Орегоне.
Фрэнк снял форму и пошел к морю. Много недель он выходил в море один, катался на малых и больших волнах, стараясь возродить прошлое.
Не получалось.
А жаль.
Пэтти писала ему каждый день, пока он был во Вьетнаме. Писала длинные подробные письма обо всем, что происходило дома, кто с кем встречался, кто разводился, о своей секретарской работе, о своих родителях, о его родителях. Ну и конечно же о своей любви – это были наполненные страстью страницы о том, что она чувствует, как ждет не дождется его возвращения.
И это была правда. Прежняя «добрая католичка» втолкнула его в свою комнату, едва за родителями закрылась дверь, а потом потащила в кровать. Правда, особенно тащить его не пришлось, вспоминает Фрэнк.
Да, это было в первый раз…
Они дошли до черты, на которой много раз останавливались в прежние времена, на заднем сиденье машины, однако на сей раз она не сжала колени и не оттолкнула его, чтобы потом виновато приласкать пальчиками. Только он подумал, что ее рука опускается именно за этим, как Пэтти сама открыла ему путь и сама направила его в себя, а он, ясное дело, не возражал. Когда же пришло время осадить назад – слишком быстро, с печалью вспоминает Фрэнк, – она прошептала:
– Не беспокойся. Я на таблетках.
Вот этого он никак не ожидал.
Она пошла к врачу и стала принимать таблетки в преддверии его приезда, как она сказала, когда они лежали рядом на кровати и ее голова покоилась у него на плече.
– Я хотела порадовать тебя, – застенчиво проговорила Пэтти. – Ты не разочарован?
– Это было чудесно.
Потом его опять охватило желание – хорошо быть молодым, думает Фрэнк, – и они опять любили друг друга. На этот раз Пэтти тоже дошла до конца и сказала, что, знай она, чего лишается, давно перестала бы сопротивляться.
Пэтти была хороша в постели – горячая, страстная, заводная. С сексом у них никогда не было проблем.
Итак, Фрэнк снова стал встречаться с Пэтти, и они начали долгий путь к неизбежной свадьбе.
Однако будущее Фрэнка было как в тумане.
Служба в морской пехоте осталась позади, и надо было все начинать заново. Фрэнк подумывал о том, чтобы остаться на дополнительный срок в армии, однако Пэтти не желала отпускать его обратно во Вьетнам, да и ему самому не особенно хотелось покидать Сан-Диего. Отец звал его ловить рыбу, однако и это тоже не устраивало Фрэнка. Он мог бы поступить в колледж, если бы знал, чему хочет учиться.
Так или иначе, он опять примкнул к мафии.
В этом не было ничего неожиданного и ничего страшного.
В один прекрасный день Фрэнк наткнулся на Майка Риццо, они выпили пива и разговорились. Майк рассказал о себе, о своей юности в Нью-Йорке, о семье Профачи, о своих тамошних неприятностях и о том, что его послали в Сан-Диего поработать на Бапа, пока все не уляжется.
Но ему понравилось в Калифорнии, ему понравился Бап, и он решил остаться.
– Кому нужен чертов снег, правильно? – спросил Майк.
Только не мне, подумал Фрэнк.
Он стал ходить вместе с Майком по клубам, в которых парни из мафии проводили время – это не изменилось. Это было как прежде, словно такие места были неподвластны времени. Там Фрэнк чувствовал себя спокойно, словно вернулся домой. По-семейному, думает Фрэнк.
Ребята были те же – Бап, Крис Панно и конечно же Майк. Джимми Форлиано владел грузовыми перевозками на востоке, но и он иногда заглядывал, как правило по делу.
Складывалась маленькая сплоченная группа в, как тогда казалось, маленьком городишке. Таким был тогда Сан-Диего, думает Фрэнк. Да и они не были бандой, тем более семьей, как в больших городах на Восточном побережье.
Да, не были.
В свободном спокойном Сан-Диего появился новый прокурор, который лез вон из кожи. Он предъявил Джимми и Бапу обвинение из двадцати восьми пунктов за какой-то наезд на профсоюз грузовых перевозчиков и очень осложнял жизнь более или менее организованной преступной группировке в городе.
У Бапа была доля в местном такси, и он взял Фрэнка к себе.
Стиральными машинами на колесах – вот кем они были в те времена, когда отмывали кучу денег с помощью такси. Это были деньги, полученные от азартных игр, ростовщичества, проституции – и все они шли через такси.
Еще деньги политиков.
Они шли членам городского совета, конгрессменам, судьям, копам… Начальник полиции каждый год менял машину благодаря такси.
Потом пришел Ричард Никсон.
Он метил в президенты, и ему были нужны деньги, однако он не мог просто так их взять. Как бы это смотрелось – мафия в Сан-Диего выписывает чеки на предвыборную кампанию Никсона? Поэтому деньги проходили через такси и передавались «в дар» от владельцев компании и водителей. Фрэнк никогда не узнал бы об этом, не попадись ему на глаза чеки, когда он как-то раз заглянул в контору.
– Я даю деньги Никсону? – спросил он Майка.
– Мы все даем.
– Но я демократ.
– Только не в этом году. Ты хочешь, чтобы чертов Бобби Кеннеди поселился в Белом доме? С этим парнем шутки плохи. К тому же это не твои деньги, так что отдыхай.
Фрэнк и Майк сидели в конторе, пили кофе и разговаривали, когда раздался звонок.
– Ну, ребята, готовы повоевать? – спросил Бап.
Он звонил из телефонной будки.
Бап никогда не звонил из дома, он же не дурак. Обычно он насыпал в карман монетки и вечером шел за четыре квартала на Мишн-бульвар к телефонной будке, чтобы вести из нее дела, словно из конторы.
Встречались они с Бапом на набережной в двух кварталах от его дома.
Не зная Бапа, трудно было представить, до чего он любил океан.
Кое-что все же было общего у Бапа и Фрэнка, хотя Бап никогда не вставал на доску и даже не плавал, насколько знал Фрэнк. Бапу нравилось смотреть на океан; и они с Мари часто гуляли на закате по набережной или шли на Кристал-пиер. Из их дома открывался великолепный вид, и Бап имел обыкновение, стоя у окна, рисовать акварели.
Плохие акварели.
У него были дюжины, сотни акварелей, и он все время дарил их, иначе Мари начинала жаловаться на то, что он весь дом заполонил своими картинками.
Бап дарил их на Рождество, на дни рождения, юбилеи, День сурка… У всех ребят имелись его акварели – разве скажешь «нет»? У Фрэнка в его маленькой квартирке на Индия-стрит тоже висела одна на стене в гостиной – лодка с рыбаками выходит в море на закате. Бап знал, что Фрэнк любит лодки.
В то лето Фрэнк вернулся из Вьетнама.
Собственно, размышляет Фрэнк, глядя, как дождь бьется в окно его тайной квартиры, собственно, для властей я убил больше людей, чем для мафии.
Власти наградили меня медалью и почетным увольнением со службы.
Фрэнк убил много вьетнамцев. Такая у него была работа – он был снайпером, и чертовски хорошим снайпером. Иногда ему становилось муторно из-за этого, но он никогда не чувствовал себя виноватым. Вьетнамцы были солдатами, и он был солдатом, шла война, а во время войны солдаты убивают солдат.
Его не купить на «Апокалипсис». Он не стрелял в женщин и детей, не жег деревни и даже не встречался с теми, кто это делал.
Тетское наступление придумали для таких ребят, как Фрэнк, потому что враги вышли из укрытий, напрашиваясь на пули. До этого беспомощные патрули возвращались из джунглей ни с чем, разве что теряли своих ребят, но они никогда не видели противника.
А во время той операции вьетнамцев вылезло много, и многие полегли. Фрэнк стал машиной уничтожения в городе Хюэ. Бой в городских условиях стал отличной проверкой его мастерства, и бывали случаи, когда Фрэнк не по одному дню вел дуэли mano-a-mano[12] с вьетнамскими снайперами.
Это были поединки ума и мастерства.
Фрэнк всегда выходил из них победителем.
Когда же он вернулся из Вьетнама, то обнаружил, что от прежней жизни ничего не осталось. Расовые беспорядки, антивоенные выступления, хиппи, ЛСД. На море пусто, никаких серфингистов, почти все парни во Вьетнаме, или в тюрьме из-за того же Вьетнама, или подались в хиппи и жили в коммунах в Орегоне.
Фрэнк снял форму и пошел к морю. Много недель он выходил в море один, катался на малых и больших волнах, стараясь возродить прошлое.
Не получалось.
А жаль.
Пэтти писала ему каждый день, пока он был во Вьетнаме. Писала длинные подробные письма обо всем, что происходило дома, кто с кем встречался, кто разводился, о своей секретарской работе, о своих родителях, о его родителях. Ну и конечно же о своей любви – это были наполненные страстью страницы о том, что она чувствует, как ждет не дождется его возвращения.
И это была правда. Прежняя «добрая католичка» втолкнула его в свою комнату, едва за родителями закрылась дверь, а потом потащила в кровать. Правда, особенно тащить его не пришлось, вспоминает Фрэнк.
Да, это было в первый раз…
Они дошли до черты, на которой много раз останавливались в прежние времена, на заднем сиденье машины, однако на сей раз она не сжала колени и не оттолкнула его, чтобы потом виновато приласкать пальчиками. Только он подумал, что ее рука опускается именно за этим, как Пэтти сама открыла ему путь и сама направила его в себя, а он, ясное дело, не возражал. Когда же пришло время осадить назад – слишком быстро, с печалью вспоминает Фрэнк, – она прошептала:
– Не беспокойся. Я на таблетках.
Вот этого он никак не ожидал.
Она пошла к врачу и стала принимать таблетки в преддверии его приезда, как она сказала, когда они лежали рядом на кровати и ее голова покоилась у него на плече.
– Я хотела порадовать тебя, – застенчиво проговорила Пэтти. – Ты не разочарован?
– Это было чудесно.
Потом его опять охватило желание – хорошо быть молодым, думает Фрэнк, – и они опять любили друг друга. На этот раз Пэтти тоже дошла до конца и сказала, что, знай она, чего лишается, давно перестала бы сопротивляться.
Пэтти была хороша в постели – горячая, страстная, заводная. С сексом у них никогда не было проблем.
Итак, Фрэнк снова стал встречаться с Пэтти, и они начали долгий путь к неизбежной свадьбе.
Однако будущее Фрэнка было как в тумане.
Служба в морской пехоте осталась позади, и надо было все начинать заново. Фрэнк подумывал о том, чтобы остаться на дополнительный срок в армии, однако Пэтти не желала отпускать его обратно во Вьетнам, да и ему самому не особенно хотелось покидать Сан-Диего. Отец звал его ловить рыбу, однако и это тоже не устраивало Фрэнка. Он мог бы поступить в колледж, если бы знал, чему хочет учиться.
Так или иначе, он опять примкнул к мафии.
В этом не было ничего неожиданного и ничего страшного.
В один прекрасный день Фрэнк наткнулся на Майка Риццо, они выпили пива и разговорились. Майк рассказал о себе, о своей юности в Нью-Йорке, о семье Профачи, о своих тамошних неприятностях и о том, что его послали в Сан-Диего поработать на Бапа, пока все не уляжется.
Но ему понравилось в Калифорнии, ему понравился Бап, и он решил остаться.
– Кому нужен чертов снег, правильно? – спросил Майк.
Только не мне, подумал Фрэнк.
Он стал ходить вместе с Майком по клубам, в которых парни из мафии проводили время – это не изменилось. Это было как прежде, словно такие места были неподвластны времени. Там Фрэнк чувствовал себя спокойно, словно вернулся домой. По-семейному, думает Фрэнк.
Ребята были те же – Бап, Крис Панно и конечно же Майк. Джимми Форлиано владел грузовыми перевозками на востоке, но и он иногда заглядывал, как правило по делу.
Складывалась маленькая сплоченная группа в, как тогда казалось, маленьком городишке. Таким был тогда Сан-Диего, думает Фрэнк. Да и они не были бандой, тем более семьей, как в больших городах на Восточном побережье.
Да, не были.
В свободном спокойном Сан-Диего появился новый прокурор, который лез вон из кожи. Он предъявил Джимми и Бапу обвинение из двадцати восьми пунктов за какой-то наезд на профсоюз грузовых перевозчиков и очень осложнял жизнь более или менее организованной преступной группировке в городе.
У Бапа была доля в местном такси, и он взял Фрэнка к себе.
Стиральными машинами на колесах – вот кем они были в те времена, когда отмывали кучу денег с помощью такси. Это были деньги, полученные от азартных игр, ростовщичества, проституции – и все они шли через такси.
Еще деньги политиков.
Они шли членам городского совета, конгрессменам, судьям, копам… Начальник полиции каждый год менял машину благодаря такси.
Потом пришел Ричард Никсон.
Он метил в президенты, и ему были нужны деньги, однако он не мог просто так их взять. Как бы это смотрелось – мафия в Сан-Диего выписывает чеки на предвыборную кампанию Никсона? Поэтому деньги проходили через такси и передавались «в дар» от владельцев компании и водителей. Фрэнк никогда не узнал бы об этом, не попадись ему на глаза чеки, когда он как-то раз заглянул в контору.
– Я даю деньги Никсону? – спросил он Майка.
– Мы все даем.
– Но я демократ.
– Только не в этом году. Ты хочешь, чтобы чертов Бобби Кеннеди поселился в Белом доме? С этим парнем шутки плохи. К тому же это не твои деньги, так что отдыхай.
Фрэнк и Майк сидели в конторе, пили кофе и разговаривали, когда раздался звонок.
– Ну, ребята, готовы повоевать? – спросил Бап.
Он звонил из телефонной будки.
Бап никогда не звонил из дома, он же не дурак. Обычно он насыпал в карман монетки и вечером шел за четыре квартала на Мишн-бульвар к телефонной будке, чтобы вести из нее дела, словно из конторы.
Встречались они с Бапом на набережной в двух кварталах от его дома.
Не зная Бапа, трудно было представить, до чего он любил океан.
Кое-что все же было общего у Бапа и Фрэнка, хотя Бап никогда не вставал на доску и даже не плавал, насколько знал Фрэнк. Бапу нравилось смотреть на океан; и они с Мари часто гуляли на закате по набережной или шли на Кристал-пиер. Из их дома открывался великолепный вид, и Бап имел обыкновение, стоя у окна, рисовать акварели.
Плохие акварели.
У него были дюжины, сотни акварелей, и он все время дарил их, иначе Мари начинала жаловаться на то, что он весь дом заполонил своими картинками.
Бап дарил их на Рождество, на дни рождения, юбилеи, День сурка… У всех ребят имелись его акварели – разве скажешь «нет»? У Фрэнка в его маленькой квартирке на Индия-стрит тоже висела одна на стене в гостиной – лодка с рыбаками выходит в море на закате. Бап знал, что Фрэнк любит лодки.