Уоллер Лесли. Войны мафии

   — Да, у меня есть цель, — говорил Шан Лао. — Эта цель — присоединить и удержать как можно большую часть мира.
   Он заметил, что сказанное потрясло Никки, и попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривоватой. Тогда Шан ободряюще похлопал сына по руке. Это прикосновение было таким из ряда вон выходящим происшествием, что Никки судорожно, рывком выпрямился, словно по нему пропустили электрический ток.
   — Потребовалось время, чтобы составить проект, позволяющий интегрировать тебя в уже существующие структуры. Если моему сыну предстоит унаследовать мое дело, нужна более основательная подготовка, чем серия эссе. Как там, в этой цитате Сантаяны? Насчет человека, которого окунают лицом в собственные нечистоты?
   — Вперед, — сухо уронил Никки.
   Шан почувствовал прилив отцовской гордости. Он сделал глоток чая и поморщился. Это не тот сорт, который он привез с собой. Такой чай любила Николь, он имел более крепкий аромат. Смехотворна сама идея крепкого зеленого чая. Но что возьмешь с этих французов?
   — Мои химики воспроизвели МегаМАО на собственных установках меньше чем за неделю. Это просто комбинация двух ранее существовавших синтетических наркотиков.
   В отдалении чирикнула какая-то птичка. Сидя у моря, можно было, не напрягая слух, уловить шелковый шелест ветерка. Что-то зашевелилось в зарослях у коттеджа — наверное, крупная ящерица или один из охранников.
   — Ты решил залезть в лавочку Риччи?
   Шан Лао поморщился, выражая свое отношение к сленгу.
   — Я расширяю имеющиеся рынки.
   Холодная усмешка мелькнула — и сразу исчезла.
   — Риччи пойдут на все, чтобы выжить нас из Америки.
   — Они обгоняют нас на голову, — признался Шан, потеплевший, услышав «нас» в устах сына. — Их рынок — это люди, находящиеся в конфликте с обществом. Значительная часть истеблишмента. Но наши капсулы, такие же сильные, но вдвое дешевле, нанесут сокрушительный удар по Риччи и их коррумпированным политическим союзникам.
   — Мы при этом получим прибыль?
   Шан помедлил с ответом. Он боялся этого вопроса. Но то, что Никки его задал, как бы ставило на него торговую марку — надежный преемник.
   — Со временем, — медленно произнес Шан. — А пока значительная часть наших работ ведется с единственной целью — ограничивать деятельность Риччи и создавать для нее препятствия.
   Никки нахмурился, что было естественно для мужчины, имеющего общего отпрыска с семейством Риччи.
   — Почему?
   За бесстрастным, схоластическим фасадом Шана корчилась в судорогах, восставала против следующего шага его собственная натура. Секретность — основа всего. Обнажить скелет одного из потаенных слоев задуманной структуры?.. Особенно неприятно делать это ради неискушенного мальчишки Никки. И все-таки если не общую стратегию Новой Депрессии, то немного тактических ходов следовало разъяснить. Ветерок предостерегающе зашелестел.
   — Никки, наш разговор здесь подслушать технически очень просто. Давай продолжим разговор, прогуливаясь по берегу. — Шан встал. — Сейчас! — скомандовал он.

* * *

   — Что меня задевает больше всего, — сказала Мисси, — это то, что я не могу увидеть собственного внука.
   Чарли Ричардс встал с кресла для посетителей в ее большой палате. Несмотря на все выпитое за период детоксикации вино, лицо Мисси уже не было таким ужасным — опухшим, одурманенным. Но говорить с ней было неприятно. Кто-то из докторов долго растолковывал Чарли что-то насчет выпадения целых рецепторных областей в ее мозгу, связанных со злоупотреблением наркотиками. Но все это было выше его понимания.
   Чарли взглянул на часы.
   — Скоро придет Уинфилд. Она недавно видела малыша. Говорит, чудесный мальчишка.
   — Энди говорит... — С заметным усилием на изможденном лице Мисси оборвала фразу. Энди Рейд исчез с лица земли. Чарли сопоставил дату его загадочного исчезновения и несчастного случая с агентом ФБР — в пределах одной недели. Может быть, одна и та же рука?.. Для Чарли это уже не имело значения. Компании, в которых он прикрывался светским фасадом Энди Рейда, перешли в собственность Чио Итало. Возможно Чио распорядился... Потерю почувствовал единственный человек, и то — с ужасающей скоростью теряющий память. Печально. Мысль об этом задела какую-то сентиментальную струнку в его сицилийской душе.
   И — удивительное дело — он почувствовал боль от того, что бывшая жена попыталась процитировать исчезнувшего любовника. Несмотря на то, что беглое упоминание Энди было лишь случайной частичкой того, что осталось от ее сознания. Чарли напомнил себе о том «наследстве», которое осталось с ней навсегда, — некогда красивом, а теперь безобразно раздутом изнутри носе.
   — Так что говорит Энди?
   — О, прекрати, пожалуйста. Ты отлично знаешь, что он мертв. — Ее все еще привлекательное лицо застыло, одеревенело. — Ты отлично знаешь, потому что сам приказал его убить.
   Ее прохладный, протяжный новоанглийский говор не выдавал никаких эмоций, но обладал свойством будить гнев Чарли.
   — Я не убиваю людей, — сказал он низким, сдавленным голосом.
   Чарли достал из портфеля тоненькую стопку документов, которые Керри привез сегодня утром из Базеля. Требовались подписи двух совладельцев — жены Чарли и его старшей дочери. После долгой борьбы анстальт был ликвидирован.
   Это был важный момент в тайной истории «Ричланд-холдингз». Теперь право собственности переходило к делавэрской корпорации, книги которой навечно будут доступными для любых инспекций. В нынешней своей сокращенной форме, сервисной холдинговой компании, «Ричланд» переменит даже имя. «Новая эра», по предложению Гарнет.
   — Учитывая темпы, которыми мы перекачиваем средства в Товарищество по исследованию образования, лучше было бы назвать ее «Новое банкротство», — съязвил тогда Чарли.
   Мисси покосилась на бумаги. Потом ее маленький тонкогубый рот ядовито поджался:
   — Как это удачно — иметь большую семью. Можно не заметить, когда кто-нибудь исчезает. Просто по невнимательности. Знаешь, что сказал мне Джек, когда последний раз звонил из Лондона? Твой дядя приставил телохранителей к Изабель и мальчикам. Это было в прошлом году, но его люди все еще там. Джек просил замолвить словечко, чтобы их забрали.
   — Это что-то новое для меня. — Чарли протянул ей бумаги и ручку. — Распишись там, где крестик, пожалуйста.
   — Зачем мне это подписывать? — Взгляд ее плохо фокусировавшихся глаз вдруг стал сосредоточенно-свирепым. — Сервис «Новая эра»? Это еще что такое?
   — Просто подпиши, Мисси, — устало попросил Чарли.
   — Что это будет означать для меня?
   — Покой. Тишину. Неограниченные расходы. — Чарли хмыкнул. — О да, и еще я позабочусь, чтобы люди Итало перестали надоедать Джеку и его семье. Так честно?
   Но она, не дослушав, подписала — нервно, порывисто, словно игрок, рассыпающий фишки по полю рулетки.
   — Энди говорит, я...
   Она снова осеклась и с патетическим выражением лица отпихнула от себя подписанные бумаги.
   Чарли оставил их лежать на бледно-голубом покрывале кровати.
   — Уинфилд вот-вот будет здесь. — Он расправил плечи, словно приготовившись уйти.
   — Не уходи.
   Ее странно тоненький голос привел Чарли в замешательство. Сейчас она напомнила ему его девочек, когда они были совсем маленькими. Ее девочек. О, какой лицемерной она тогда была. Как манипулировала всеми троими — Чарли и дочками! Чарли сделал вид, что озабоченно сверяется с часами. И тут распахнулась дверь и вошла Уинфилд, влетела так же порывисто, как мать только что подписывала документы.
   — Извините, что задержалась. — Она хлопнулась в кресло, которое только что освободил Чарли, и начала разрывать помятую обертку сандвича.
   — Ты же знаешь, что здесь можно заказать отличный, вкусный ленч, — раздраженно произнесла Мисси. — Ты понятия не имеешь, кто готовил этот сандвич. Какие только микробы...
   Всплыл еще один пласт сознания — и в ней проснулась ворчливая старая леди.
   Уинфилд потянула к себе стопку документов и взглянула на отца.
   — Оно самое?
   Он кивнул.
   — Расписывайся там же, где мама. На всех трех экземплярах.
   Но Уинфилд никогда не подписывала документы в стиле рулеточных маньяков. Она отложила сандвич, села прямо и не меньше десяти минут читала красиво отпечатанный текст, сосредоточенно нахмурившись. Родители через ее голову обменялись взглядами, зная прекрасно, что торопить ее бесполезно. Потом она поставила подпись.
   Чарли взял у нее из рук документы и протянул еще одну стопку.
   — Это о возможном изменении статуса «Новой эры». Уинфилд перелистала страницы.
   — Гарнет уже подписала.
   — И я тоже. Если подпишешь и ты, мы получаем возможность в любой момент свернуть корпорацию, частично или полностью... — Он покосился на жену, чтобы убедиться, что она не прислушивается, — для благотворительных целей.
   Уинфилд наградила его выразительным взглядом.
   — О, понятно. Благотворительных. Тебя выучили этому слову умники из Товарищества?
   На этот раз она подписала, не читая, и Чарли спрятал все назад в портфель.
   — К чему вся эта суета? — требовательно поинтересовалась Мисси.
   — На случай, если мы захотим изменить поле деятельности «Новой эры» в будущем.
   — Что эта «Новая эра» для меня?
   Чарли вздохнул и сухо приложился к изможденной щеке Мисси, гораздо теплее поцеловал Уинфилд и поспешил к выходу.
   — Приятно иметь деловыми партнерами таких очаровательных дам, — сказал он на прощанье и исчез.
   Выйдя из больницы, он поежился на холодном февральском ветру, свистящем над Ист-Ривер. Он спрашивал себя, будет ли Мисси когда-нибудь в здравом уме снова. Шофер Чарли ловко маневрировал в длинном ряду «кадиллаков» и «линкольнов», чтобы остановиться прямо перед ним. Чарли сел в машину, ринувшуюся на юг, к Уолл-стрит.
   Когда-нибудь, говорила Гарнет, все устроится. А пока он свалил на Уинфилд все бремя забот о матери. Больше не на кого. Он не мог бы попросить об этом Гарнет. Или Стефи. В них обеих не найдется даже капельки тепла для Мисси.
   Он заставил себя откинуться на спинку сиденья и расслабиться. Последний этап очищения «Ричланд-холдингз» прошел на удивление гладко. Трудно было поверить, что он теперь так близок к свободе. Как будто несколько росчерков пера в больничной палате свалили огромный груз с его спины.
   Лимузин оставил больницу далеко позади. Загудел зуммер радиотелефона.
   — Ричардс слушает.
   — Это Итало Риччи. Ricordi?
   По плечам Чарли пробежала дрожь. Он давно не общался со своим смертоносным дядюшкой и надеялся, что уже не придется.
   — Buona sera, Чио.
   — Как жена?
   — Чио, не надо темнить. Думаю, у тебя есть заботы поважнее, чем здоровье Мисси.
   — У тебя тоже. — Лимузин набирал скорость, выбравшись из дорожной пробки. — Слушал бы меня хорошенько, может, сумел бы проследить за своей задницей, — издевательски хмыкнул Чио.
   — Что за загадки?
   — Загадки?! — Итало умолк, вероятно, для усиления драматического эффекта. — Вот тебе отгадка: посмотри в свое расписание на будущий понедельник, ты запланировал встречу. Эта встреча для тебя отменяется.
   И отключился.
   Чарли опустил телефон и обнаружил, что сидит в позе жокея, пригнувшегося в стиплчезе между двумя рискованными препятствиями. У Чарли на шее висел последний обломок империи — японская компания «Ричтрон-электроник» по производству миникомпьютеров, быстродействием превосходивших гиганты «Крэй», к которым питал слабость Пентагон. Расписание на понедельник встало перед глазами у Чарли: Вашингтон, министерство торговли, встреча в Пентагоне перед ленчем. Отменяется?..
   Он позвонил Керри.
   — Ты телепат, — заявил любовник его дочери. — Десять минут назад позвонили из Пентагона и отменили встречу на понедельник. Просто отменили — не называя новую дату.
   Чарли нахмурился.
   «Ричтрон» — последнее крепкое звено в его кандалах. Даже не считая того, что это японская компания, «Ричтрон» требовала большой бумажной работы, которую хотелось побыстрее сгрузить с себя. Это случайное промедление, подумал Чарли. Случайность, черт.
   Лимузин проезжал мимо бывшего дома Гарнет. Чарли попросил шофера остановиться.
   Большая часть следов реконструкции исчезла. Чарли заметил, что парадный вход открыт, и вошел внутрь, размышляя над настораживающей выходкой Чио Итало.
   Это место всегда оказывало на него успокаивающее действие. В садике-патио обычные скамейки сходились под углом, чтобы можно было понежиться и на западном, и на южном солнышке, в зависимости от времени дня. Но сейчас, в феврале, здесь было зябко и мрачно. Выскочил встревоженный сторож, но, узнав Чарли, поздоровался и ушел. Размеры контрибуции позволяли Чарли чувствовать себя здесь своим. Штат переезжал в отремонтированное здание в следующем месяце. Электропроводка, приготовленная для компьютеров, свисала вдоль стен. Теперь составление проектов будет происходить не вручную.
   Чарли понемногу привыкал к основному тезису доктора Гарнет — образование определяет основной набор национальных стандартов. Слишком часто он сталкивался с безграничной самоуверенностью безграмотности, с невежественным сопротивлением всему новому. И начал верить, что с этим можно бороться. Должен найтись путь заставить людей разозлиться на то, что их лишили интеллигентности. Разозлиться достаточно, чтобы захотелось взяться за дело. Один из деятелей Товарищества объяснил ему теорию всеобщей энтропии. Получается, что все — планета, вселенная — движется к упадку. А образование?
   Чарли потянулся и внезапно почувствовал, как в него вливается счастливое ощущение независимости от Риччи. У него большие затеи, и он займется воплощением их в жизнь, не оглядываясь на старого крохобора. Грядут большие перемены!
   Первый раз за день он почувствовал облегчение.

Глава 57

   Чио Итало редко случалось делать ошибочные выводы. Но когда несколько месяцев назад ему сообщили, что жена доктора Эйлера, обласканного Винсом, — адвокат Винсовых шлюх, он решил, что ситуация под контролем. Классический заговор, нейтрализующий жену Эйлера, — браво, Винс! Точно так же, узнав, как сдружились Ленора Риччи и Эйлин Хигарти, Итало подумал, что Винс приставил жену шпионить за Эйлин. Каждый мог так подумать. Каждый, кто привык к власти, кто привык манипулировать людьми по своим запутанным схемам.
   Но перед Рождеством кристально ясная картина помутнела. В некое машинописное бюро поступила для расшифровки магнитофонная запись. Продолжительность — час с небольшим, качество — ужасное, неразборчивость не позволяла идентифицировать голоса на ленте. Но очевидно было одно: в офисе некоего лица по имени Винс установлено подслушивающее устройство.
   Некая машинистка, получившая в руки магнитофонную запись, сделала копию расшифровки и через своего кузена отослала Итало Риччи. Ей уже случалось поступать так в прошлом.
   Мафия обычно действует достаточно прямолинейно, но основательно. К примеру, за подчисткой пометок о нарушениях в водительской лицензии следует взлом бюро движущих средств и размагничивание целой картотеки, установлению контроля над каким-нибудь видом промышленности предшествует взятие измором профсоюза, и так далее.
   Итало перечитывал расшифровку несколько раз, отмечая отдельные слова и фразы. Он не хотел зря тревожить Винса с его неукротимым нравом. Он пока не был уверен, что «Винс» с магнитофонной ленты — это его Винс. Вот если бы он мог послушать саму запись, он сказал бы точно. Но у него был только машинописный текст.
   — ...двадцать три тышши за неделю...
   — ...держись подальше от этого, понял?..
   — ...черта с два он знает... — говорил какой-то Винс.
   Двадцать машинописных страниц таких обрывков позволяли предположить одно: какому-то Винсу на хвост сел некто, пользующийся услугами машинописного бюро. Теперь, скомандовал себе Итало, пора пошевелить мозгами.
   Самый простой путь — показать Винсу и выяснить, не его ли офис прослушивается неизвестными. Колебания Итало в очередной раз уводили его от единственно возможного умозаключения: Хигарти решила подкрепить свою позицию за счет доказательств, полученных незаконным способом. Но ни в одном суде такие записи не признают доказательствами!
   Итало позаботился, чтобы женщине, которая передала копию, хорошо заплатили. Он надеялся, что в следующий раз получит копию ленты, а не расшифровки.
   Он вернулся к более злободневным проблемам. Но время от времени его мысли возвращались к этой головоломке, к неразгаданному кроссворду, предмету вроде бы теоретического интереса... И в очередной раз, просмотрев текст, Итало думал, что в экстремальных мерах нужды нет.
   Это было еще одним неверным заключением.

* * *

   — Болтовня, не имеющая отношения к нашему процессу. — Голос Эйлин звучал обреченно. Она подошла к окну, а Уинфилд села за ее стол.
   — Ни один адвокат не рискнет назвать это бесспорным доказательством. Здесь нет ни одного слова, которое стоило бы показать нашей приятельнице Леоне Кэйн. Единственный интересный фрагмент — разговор в офисе в Монако, когда Винс расспрашивает База, каким образом проститутки разносят СПИД.
   У Уинфилд был страшно несчастный вид.
   — Давайте потянем еще месяц. Повсюду на пленках есть Ленора. Почему бы ей не подкинуть Винсу пару вопро...
   — На этом закончим. — Силуэт Эйлин вырисовывался на фоне окна. — Вы ведь не собираетесь просить ее о таких рискованных вещах?
   — Что страшного, если она задаст вопрос?
   — Уинфилд, временами вы меня пугаете.
   Повисла тишина. Уинфилд сидела за столом, Эйлин мерила шагами кабинет. Больше половины своего времени она проводила с маленьким Бенджи, что сильно отразилось на ее стиле одежды — низкие каблуки, простые блузки и юбки, гладкая прическа. Теперь она была похожа на домохозяйку-почасовика, а не на прежнюю блестящую молодую даму.
   — О'кей, — сдалась Уинфилд. — Возьмем другой вариант: в свите Винса есть человек, еще помнящий лучшие времена, но сейчас втоптанный в грязь, как это может быть с врачом на службе у мафии. Это вам никого не напоминает?
   — Вы надеетесь раздразнить База идеей социальной реабилитации?
   — Нам не нужно будет просить его о многом. Один полезный медицинский разговор с Винсом у него уже состоялся. Пусть еще раз затронет эту тему.
   Эйлин села напротив нее.
   — Баз, каким я видела его последний раз, был похож на какого-то персонажа Гоголя, оплакивавшего старое пальто.
   — Реабилитация, — задумчиво произнесла Уинфилд. — Реставрация. Реформация. Боже, сколько «ре». Самый низкий грешник жаждет реабилитации... Почему бы Базу не выступить с сокрушительным соло сверхлояльности?
   — Поясните.
   — "Винс, я должен сказать тебе ужасную вещь. Ты помнишь еще уголовное дело против твоих потаскух? А ты видел эту Эйлин Хигарти? Ты помнишь мою жену. Эйлин? Это она и есть!"
   — Безумие.
   — Уловка, обеспечивающая доверие, — хладнокровно парировала Уинфилд. — Винс благодарен за предупреждение. Баз заговаривает с ним о процессе. Наши маленькие игрушки все мотают на ус. И если Баз справится с ролью и ничем себя не выдаст, дело в шляпе.
   — Вы надеетесь, что Баз способен сыграть какую-то роль? — горько рассмеялась Эйлин.
   — Вы должны убедить его.
   Вздох Эйлин был достаточно выразительным. От Уинфилд снова потянуло холодком. Эйлин опять вздохнула и заговорила:
   — Уинфилд, ошибки, которые вы делаете, говорят о том, как мало вы понимаете в людях.
   — Не стоит развивать эту мысль. Я уже слышала это от матери.
   — Ну, конечно. Такая тоска, а? — Эйлин покачала своей изящной головкой. — Вы готовы бросить львам двух близких мне людей — Ленору и База. Постарайтесь вспомнить, что... — Она запнулась, и Уинфилд увидела, что ее глаза полны слез. — Вы ничего не знаете о Базе, — продолжала Эйлин. — Он абсолютно непредсказуем. Раздавлен. Я не запрещала ему приходить, но он совершенно не интересуется Бенджи. Он выбрал рулетку, и теперь «блэкджек» все больше приближает его к конечной цели в небытие. Он совершает самоубийство при помощи медленного яда.
   — Есть быстрый способ — предательство по отношению к Винсу Риччи! — сердито выпалила Уинфилд.
   — Я не хочу, чтобы он погиб! — Голос Эйлин взвился почти до визга. — Он больше меня не любит. Ладно. Но это не значит, что я хочу видеть его убитым!
   — Попробуйте поговорить с ним! Посмотрите, как он реагирует. Самое худшее — он скажет «нет»! Но это путь к реставрации его личности! Он мог бы восстать из мертвых! А вы на что надеетесь? На божественный промысел?
   Губы Эйлин сжались в узкую, отчаянную линию.
   — Я не могу просить мужчину, так мало меня уважающего, о такой вещи.
   — Трусость.
   — Уинфилд, заткнитесь, ладно? Вы ничего не понимаете в людях.
   — Самое худшее — он скажет «нет».
   — У него большая практика по части «нет». — Эйлин опустила глаза. — Вы понятия не имеете, что это был за человек, когда мы поженились. Какой он был всего лишь пару лет назад. Что было между нами. И не имеете понятия, какой он сейчас. Он... он... развалина.
   — Все равно — спросите его. Вы единственная, кто это может.
   — Как он смотрит на меня... мертвыми глазами...
   Уинфилд обошла стол и обняла Эйлин.
   — Это его единственный шанс. И ваш тоже.

Глава 58

   Никки Шан получил приказ: быть на пристани в шесть утра. Его подберет моторная лодка «Леди-дракон», разукрашенная бронзой и красным деревом. Он поднимется на борт и представится как Артур Дюмон (инициалы А. Д. — это подчеркивалось отдельно). Его будет ждать человек, инициалы которого В. С. Вот и все, что сказал ему Шан. Остальное — в его собственных руках. Это было чем-то большим, чем простое испытание — как если бы его забросили на глубину, не спрашивая, умеет ли он плавать. Утонешь или выплывешь — твое дело.
   В пять тридцать его разбудила Банни. Все ее движения теперь приобрели скользящую изысканную плавность, свойственную Николь. Она причесывалась, как Николь, высоко поднимая волосы и закалывая их сзади шпильками. Она носила такие же длинные узкие юбки с разрезом, сшитые для нее Николь. Она говорила мягко, мелодично, приглушенным голосом. И так же, как Николь, обращалась со своими «мужчинами» — Ником, Лео и Лао — как с инопланетянами. Их встречали, обслуживали и забавляли — проворно и молчаливо, отвечая веселым щебетом на редкие обращения или вопросы.
   Только Никки огорчала эта перемена. Лео и Лао воспринимали все как должное. Как естественное право — быть постоянным объектом хлопот и забот. Возможно, Лео и имел такое право на ближайшие несколько лет, что же касается отца — Никки никогда раньше не обращал внимания на то, как подчиненно ведет себя Николь по отношению к Шану, пока Банни не начала подражать ей.
   Он стоял на берегу и смотрел на приближающуюся лодку с заглушенным мотором. На борту красовалась картинка из старого мультика и надпись «Леди-дракон». Лодка, почти не производя шума, остановилась у причала. Молодой человек с сигарой во рту протянул руку Никки и помог подняться на борт. Снова приглушенно забулькал мотор.
   — Бакстер Чой^[81], — представился молодой человек с круглым, лунообразным лицом.
   — Артур Дюмон.
   — Господь милосердный... — Чой засмеялся, поглядывая на Никки. Он был на полголовы ниже, с красновато-бронзовой кожей, как у американских индейцев. У Никки цвет кожи был скорее оливковый. — Господь милосердный, — повторил Чой с ирландским акцентом. — А мне сказали, ты вылитый француз!
   — По-твоему, не похож?
   Чой рассмеялся. Сигара, прилепившаяся к губе, подпрыгивала.
   — Не особенно. Впрочем, на пару китайцев мы тоже не похожи, верно?
   Он повел Никки в камбуз мимо молодого матроса-китайца.
   — Молоко к кофе? Сахар?
   Лодка шла так плавно, что Никки почти не ощущал продвижения.
   — Ты представляешь себе, какую ценность имеют в Нью-Йорке такие физиономии, как у нас с тобой! — очень серьезно произнес Чой, отбросив свой ирландский говор.
   — Именно таких, как мы, постоянно цепляют копы.
   — Я не про копов, — отмахнулся Чой. — С копами всегда можно договориться. Я про пуэрториканцев, доминиканцев, гаитян, кубинцев, мексиканцев, короче — про тех, чьи предки прибыли сюда на рабовладельческих кораблях. Они бросают на меня единственный взгляд — и принимают как родного брата. Примут и тебя, если ты избавишься от акцента лягушатников.
   Никки сделал глоток кофе.
   — Акцент обычно не чувствуется, если я не устал и не волнуюсь.
   — Левее на пять градусов, — скомандовал матросу Бак-стер Чой, выглянув наружу. Он обернулся к Никки. — Твой отец взял меня на службу, потому что я закончил колледж. За его деньги. Так что с распределением ролей все должно быть ясно: ты — начальник, я подчиненный.
   Никки ухмыльнулся.
   — Каждый обязан что-то изображать. Какой университет?
   — Миссионерский колледж в Гонконге, колледж Святых отцов. — Чой выпустил огромный клуб сигарного дыма и осторожно отогнал его в сторону. — Шан Лао купил меня, когда мне было шесть лет. Иезуиты сказали ему, что я подаю надежды. Он хорошо платил все годы, чтобы у меня было достаточно одежды, еды, книг. Знаешь, как говорят иезуиты? Дайте мне дитя, которому нет пяти, — и уже не важно, чье оно было до этого.