- Отдохни, Джильда, - сказал Герман Третий стенографистке.
Эл Макки не поверил своим глазам: в ней росту по меньшей мере девять с половиной футов, и она умеет писать письма? Страна чудес!
И офис был получше. Куча европейского антиквариата (здесь его называли восстановленная мебель), фотографии Германа Третьего с кинозвездами и государственными деятелями, несколько оригиналов рекламы картин, выпущенных студией и ставших киноклассикой, и целый лес раскидистых папоротников, бросающих таинственную тень на скульптурный подбородок Германа Третьего.
У могуленка было костоломное рукопожатие.
- Рад познакомиться. - Он радостно улыбался, заставив Эла Макки подумать, кто делает его зубы.
- Мы сожалеем, что вынуждены вновь задавать вам вопросы, - сказал Эл Макки, когда обоих детективов подтолкнули к восьмифутовой софе из мягкой серо-стальной кожи, напротив которой стояли два журнальных столика, сплошь покрытые киножурналами.
Один из них был открыт на объявлении во всю страницу жаждущей славы и обнаженной до пояса актрисы. Она была красавицей, но казалась несколько плоскогрудой. Эл Макки наклонился, чтобы получше ее разглядеть. Подпись под фотографией гласила: "Вы верите, что мне только десять?"
- Хорошая идейка, как вы думаете? - спросил Герман Третий.
Эл Макки посмотрел на Мартина Уэлборна. Жаждущей славы актрисе было всего десять лет.
Потом Эл Макки заметил два раскрытых тома размером с телефонный справочник, содержащие фотографии актеров и актрис. Дальше лежала книга поменьше с именами режиссеров и их импресарио с пометками на полях, которые, казалось, сделаны каким-то шифром.
- Надо знать слабости врагов, - подмигнул им Герман Третий, - если хотите договориться. Эй, а вы знаете Ральфа Вайзенхарта, он работает по убийствам в участке Беверли Хиллз?
- ет, - сказал Мартин Уэлборн.
- Кажется, не знаю, - сказал Эл Макки.
- Нет? Странно. Я думал, все парни, которые работают по жмурикам, друг друга знают. - Он посмеялся над своей шуткой, его не поддержали, и он сказал, - Я часто хожу с Ральфом в тир. Я с ним познакомился, когда он работал по квартирным кражам. Он приехал ко мне по коду 4-5-9. Трясли хату. По два раза за неделю, пока мы с Ральфом не нашли отпечаток на жалюзи и посадили одного наркомана с Ист-Сайда. Отпечаток тянул всего на восемь точек, поэтому только мои показания отправили подлеца в Большое К.3
Герман Третий исчерпал все знание жаргона, который он почерпнул из шести фильмов отца про полицейских, и тем не менее, не получил в ответ ни одной улыбки.
- Хотите выпить? - сказал он наконец.
- Мне бурбон, - улыбнулся Эл Макки.
- Мне водки, если есть, - улыбнулся Мартин Уэлборн.
Увидев в конце концов дружеское расположение, Герман Третий весело вызвал Тиффани Чарльз и заказал выпивку для копов и минеральной воды для себя. Герман-младший, как и Герман-подлинный, были могулами-космополитами, они почти не занимались воспитанием своих отпрысков. Герман Третий так и не научился начинать любой разговор, не почувствовав, что нравится собеседнику или может ему понравиться. Улыбки копов его убедили.
Пока детективы сидели на серо-стальной софе, они опрокинули по две порции каждый и съели несколько сэндвичей с мясом. Герман Третий рассказал им все, что знал о последнем вечере своего холостого дядюшки на этой грешной земле. Это заняло у него полторы минуты.
- Какого черта дядя делал у павильона для боулинга? У моего деда есть павильон для боулинга в доме, и дядя Найджел никогда там не играл. Дядя Найджел сказал слуге, что собирается выйти на часок, но так и не вернулся.
Затем он начал рассказывать о себе. Что заняло 45 минут и могло бы не закончиться вообще, если бы он не заговорил о диких животных в джунглях.
- Ты не соображаешь в карате, Эл? - спросил Герман Третий в то время как Эл Макки прикидывал, стоит или нет пропустить третий бурбон. Было всего лишь два часа дня.
- Да не очень, Герман. Я, в общем-то, в отвратительной форме.
- Да? Плохо. Я участвую во всех забегах на десять километров. Я вообще бегаю по шесть миль в день. Пульс - 52. У меня крутая и опасная работа, Марти. Надо держаться в форме. Эти сволочи норовят вцепиться в горло. Всего лишь на прошлой неделе какой-то недомерок-импрессарио пытался выбить у меня миллион сразу и десять процентов с доллара после выхода картины на экран! Это вонючие джунгли, Марти. Ты не поверишь. Они все животные!
- Я верю, Герман, - сказал Мартин Уэлборн, спокойно потягивая водку.
- Знаешь, что сейчас говорят, Эл? - сказал Герман Третий. - Говорят, что миллион - это масштаб расценки! Вот что говорят эти вонючие импресарио. Миллион - масштаб расценки! Теперь ты понимаешь, почему мы, те кто в ДЕЛЕ, почти умираем с голоду? Никто не может получить ни цента прибыли. Скупердяи! У тебя какое оружие, Марти?
- Оружие? А-а, всего лишь "смит-и-вессон" 38 калибра с четырехдюймовым стволом, - пожал плечами Мартин Уэлборн.
- И это все? - Герман Третий был явно разочарован. - Мне нравится магнум-357. - Он прицелился из своего воображаемого магнума и заорал, Ба-а-абах! - Чем до полусмерти напугал Эла Макки, в результате чего он разлил третью выпивку.
- Я знаю, как все уважали вашего дядюшку, - сказал Мартин Уэлборн, но, скажите пожалуйста, кто мог его убить?
- Фу! - сказал Герман Третий. - Это было настолько грубо. Папа сделал фильм о таком убийстве. А я не хочу. Я не люблю такое насилие. Вся эта грязь... мне от нее не по себе. Мне нравятся чистые раны и не в лицо. Ты поверишь, Эл, надо иметь отличного гримера, чтобы делать мешки с кровью, иначе никого не купишь, когда крупным планом показывают входное от 357 калибра. Теперь зритель пошел искушенный.
- Верю, - сказал Эл Макки.
- Видишь этих голых мужиков? - Герман Третий показал на книжную полку, в которой стояли три статуэтки Оскара. - Зрителю не нужны поддельные раны. Вот в чем все дело. Ты меня понимаешь, Марти?
Оба детектива кивнули. Угощал Герман Третий. Его коронки сияли на загорелом лице. Он был убежден, что нравится этим парням. Он был убежден, что они нормальные парни. С таким нормальными парнями он с удовольствием раскрыл бы какое-нибудь убийство. Можно себе представить, что все скажут, если он поможет раскрыть убийство дяди Найджела. Это потрясет всех. Это потрясло его, лишь только он об этом подумал. Убийца дяди Найджела в прицеле магнума, это же вещь!
- Ба-а-а-бах! - заорал Герман Третий, на этот раз испугав до полусмерти и Эла Макки, и Мартина Уэлборна.
- Слушайте, ребята, - сказал Герман Третий, - в пятницу на той неделе мой двоюродный брат Сид устраивает ужин в доме деда на Холмби Хиллз. У меня убийственная идея! Что если вы туда придете...под крышей? Там будут все люди ДЕЛА. Мы можем составить список подозреваемых. Я могу вас представить как, ну скажем, лоббистов из Вашингтона по охране окружающей среды. Ужин должен собрать средства для защиты сосен от алчных интересов лесопромышленников.
Детективы обещали прийти на ужин. Эл Макки ни за что не хотел пропускать его после того, как услыхал, что Герман Третий пригласил обеих секретарш. Эл Макки был почти уверен, что Джиль де Латур ему подмигнула, когда принесла четвертый бурбон со льдом.
Он на самом деле стал испытывать теплые чувства к загорелому могуленку. Герман Третий явно не жалел денег и мог исполнить любое пожелание детективов. Кроме того, он вроде неплохой парнишка, и голос у него был в точности, как у Дональда Дака.
5. УЛИЧНЫЕ ЧУДОВИЩА.
Когда Эл Макки впоследствии вспоминал дело Найджела Сент Клера, он думал над тем, не имело ли оно какого-то особого смысла: ведь, как и в жизни, эти, на первый взгляд не связанные между собой инциденты, соединили всех участвующих и не участвующих в нем в бесконечную цепь. Иначе, как мог стать первой ниточкой в клубке событий мочившийся на глину морской пехотинец?
Пока Эл Макки с Мартином Уэлборном прощались с Германом Третьим и пока морской пехотинец спокойно мочился на глину, какой-то гомик с бульвара Голливуд ошивался на углу Маккаден Плейс и увидел, что Тираннозавр, оказывается, жив и здоров и не спеша идет по бульвару, одетый в синюю полицейскую форму. Он, естественно, имел ввиду уличное чудовище, Бакмора Фиппса, который находился сегодня прямо-таки в восхитительном настроении. Причина восторга Бакмора Фиппса шла рядом с ним: это был его старый напарник Гибсон Хэнд. И гомику достаточно было лишь одного взгляда на этого ниггера, чтобы понять: пора смываться. На самом деле Бакмор Фиппс больше не замечал, что Гибсон Хэнд ниггер. Бакмор Фиппс ненавидел всех ниггеров. Он также ненавидел латинов, косоглазых, жидов, судей, адвокатов, педерастов, наркоманов, журналистов, политиков вообще, демократов в частности, своих братьев и сестер, шефа полиции, свою бывшую жену - точно, и многих других, за исключением горстки копов. Гибсон Хэнд был одним из немногих людей, которых он не ненавидел. Причиной того, что он не ненавидел Гибсона Хэнда, было то, что Гибсон Хэнд ненавидел всех, без исключения.
Бакмор Фиппс впервые встретился с Гибсоном Хэндом, когда они оба участвовали в знаменитой осаде, при которой "Освободительная армия симбионистов" заживо поджаривалась в доме, загоревшемся от взрыва гранаты со слезоточивым газом. Бакмор Фиппс почувствовал в Гибсоне Хэнде родственную душу, когда его перекошенное злостью коричневое лицо посветлело при звуках горящего дома и криках ужаса, доносившихся оттуда. Затем, когда Гибсон Хэнд заговорил с ним, он убедился, что они и впрямь братья по духу. Чернокожий коп повернулся к нему и сказал:
- Отгадай, что значит ОАС?
Прежде чем Бакмор Фиппс смог ответить, что это значит "Освободительная армия симбионистов", Гибсон Хэнд схватил мегафон и закричал, - Отдохните в Аду, Сволочи!
Бакмор Фиппс тут же, окончательно и бесповоротно решил, что должен работать вместе с Гибсоном Хэндом. Они попробовали стать напарниками в патрульной машине, и Бакмору Фиппсу остались от этого периода самые теплые воспоминания.
Гибсон Хэнд с самого начала почувствовал, что его напарник сделан из того теста, которое чаще всего попадает в полицейский фольклор. Его ожидания оправдались в ту ночь, когда в мусорном баке универсального магазина нашли расчлененный труп. Мальчишка-грузчик вначале подумал, что это манекен, поскольку у трупа не было ног. Затем он увидел, что ноги лежат за мусорным ящиком, и их едят крысы. Когда его перестало тошнить, он вызвал полицию.
Покойная оказалась восемнадцатилетней поклонницей спорта из Помоны, считавшей, что путешествия "автостопом" способствуют культурному обогащению, и "голосовавшей" до тех пор, пока ее не подсадил к себе в машину и не распилил на кусочки один из многочисленных маньяков на автомобилях, которые рыскают по дорогам в поисках прибыли и развлечений. Когда Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом подкатили на своей черно-белой патрульной машине, труп девушки был уже обескровлен. Парнишка - его голубые глаза "плавали", а рука держалась за судорожно дергающийся живот - показал на мусорный ящик и попытался убежать в магазин.
Что случилось потом в действительности - об этом можно только догадываться. Что случилось потом по словам Гибсона Хэнда, вознесло Бакмора Фиппса на вершины легенд. Хотя все знали, что Гибсон Хэнд был даже большим лжецом, чем Бакмор Фиппс, и что они оба могут наплести все, что угодно, лишь бы оказаться увековеченными в полицейском фольклоре, тем не менее распространился рассказ, что когда Бакмор Фиппс увидал безногое, окровавленное тело болельщицы, он обернулся к парнишке-грузчику, обнажив по меньшей мере восемь ослиных зубов, и сказал:
- Эй, малыш, тебе нравится буги-вуги?
А потом, по свидетельству Гибсона Хэнда, он наклонился и вынул гипсовой белизны торс из мусорного ящика, и держа его подмышки своими здоровенными, как лопата, лапами, - голова трупа моталась из стороны в сторону, язык распух и стал синим, как форма Бакмора Фиппса, - огромное уличное чудовище в свете фар полицейской машины сплясало разбитную польку под Юла Бриннера, припевая "Дава-а-ай станцуем ла-ла-ла. Взлетим на ярком облаке под музыку ла-ла..."
Гибсон Хэнд рассказывал, что они с Бакмором Фиппсом так хохотали, что едва не опоздали убрать труп в ящик и привести в чувство мальчишку прежде чем первая машина с детективами въехала на пустынную автостоянку.
В конце концов Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом вместе перевелись в Голливудский отдел. Они начали все делать вместе. Для них это было самое близкое подобие любви. Они были предназначены друг для друга.
Но, как часто случается, вмешалась судьба и разрушила расцветшую привязанность двух уличных чудовищ. Гибсон Хэнд получил долгожданное назначение в службу наблюдения. Когда он прощался с Бакмором Фиппсом, он почти расплакался. Он поклялся, что придет день, и он вернется. Он объяснил Бакмору Фиппсу, что он просто не может упустить случай поработать в наблюдении. Нигде больше в управлении не получишь возможности убивать людей так часто, как это делается в наблюдении. Бакмор Фиппс обещал Гибсону Хэнду, что никогда его не забудет. Тем вечером на стоянке возле Голливудского участка они долго хлопали друг друга по плечам и были близки к сцене, недостойной мужчины.
Гибсон Хэнд пошел работать в наблюдение, получил горяченькое дельце и укокошил пару человек в самую первую неделю. Его посадили в большой винный магазин на бульваре Олимпик. В то время вошли в моду смешанные бандитские пары. Если они грабили в белом квартале, то машину вел белый бандит, а его чернокожий напарник прятался на полу. И наоборот в черном квартале. Винные лавки в гетто приносят больше прибыли, но брать их рискованней из-за арсеналов, которые держат их хозяева.
Гибсон Хэнд сидел в одиночестве в задней комнате магазина за стеклом, которое снаружи казалось зеркалом, и смотрел телевизор. Дверь была закрыта не полностью, когда он услышал: "А ну, к стене, сволочи!"
Господи Иисусе, Они же все так говорят! Он выключил телевизор, взял "Итаку" и снял ее с предохранителя, придерживая рычаг большим и указательным пальцем, чтобы не было слышно щелчка.
Белый бандит был в резиновой маске поросенка, закрывавшей всю голову. Он также надел серые хлопчатобумажные рабочие перчатки. Маска была ему велика. Он всасывал и высасывал ее вместе с дыханием. В правой руке он держал старый армейский пистолет и водил им взад-вперед перед лицами окаменевших продавцов. Гибсон Хэнд знал, что ребята из засады на улице уже должны были идти к нему на помощь. Он ждал, пока бандит возьмет добычу. Хватай денежки, белокожий малыш! Брось размахивать этой штуковиной. Бери деньги, мальчик. Бери деньги.
Гибсон Хэнд вспотел, держа наготове ружье, и ждал, пока они возьмут кассу и направятся к двери. Тогда продавцы в безопасности. Тогда бандиты повернутся к тебе спиной. Тогда ты можешь "стрелять в деньги". Прямо в спину подонку. А потом уже можно кричать: "Стой! Полиция!" После того, как он благополучно скончался.
Гибсон Хэнд знал, что копы, которые сначала кричали, а потом давали себе безумную, проклятую возможность быть застреленными, существовали только на целлулоидной кинопленке, но не в реальной жизни. Где же, черт его побери, негр?
А вот и он. Проклятье! Его напарником был один из этих тупых нищих ниггеров. Он наверное пробыл последние двадцать лет в тюрьме и не заметил, что блестящие прямые брюки больше не носят. Даже сутенеры. На нем была маска, прикрывавшая лишь лицо. Дракула. Волосы завитые и замотаны в тряпочку. На ногах - широконосые в дырочках ботинки. Ботинки с тысячью глаз, как говорили раньше. Где, к дьяволу, он откопал это старье? Никто эти тряпки уже не носит, тупой ты ниггер! Гибсон Хэнд рукавом вытер пот с глаз. Черная половина пары подошел к зеркалу с наружной стороны и посмотрелся в зеркало через прорези маски Дракулы. Она была из пластика, не из резины. Она не втягивалась и вытягивалась, когда он дышал. Он просто тупо посмотрелся в зеркало. Тупой ниггер в маске вампира и с тряпкой на тупой вонючей башке. Держащий в руках крупнокалиберный обрез. Глядящий прямо в лицо умывающемуся потом Гибсону Хэнду, которого он не мог увидеть.
Теперь добыча в руках белого. Черный смотрелся в зеркало. Он все еще смотрелся, когда Гибсон Хэнд, поддавшись порыву, прижал дуло ружья к стеклу и выпустил заряд из дюжины крупных массивных дробинок. Зеркало взорвалось в лицо вампиру.
Белый бандит завизжал от потрясения и ужаса, когда его напарник, без маски и большей части головы, пролетел по полу винного магазина так быстро теряя кровь, что скользил по ней. Мертвое тело швырнуло через весь магазин до прилавка.
Белый бандит все еще визжал, когда Гибсон Хэнд выскочил из задней комнаты и вторым выстрелом из "Итаки" буквальным образом вышиб его из грошовых туфель в вечность. (Даже у него были вышедшие из моды туфли. Оба они оказались досрочно выпущенными из тюрьмы Фолсом и оба до сих пор одевались по моде начала 60-х. Бедный старый Кэл Гринберг единственный пожалел их, задавая себе вопрос, не слушали ли случайно они Глена Миллера).
Затем Гибсон Хэнд подошел к своей второй жертве и стащил поросячью маску с лица дергающегося в судорогах тела. Когда его помощники вбежали в магазин, они обнаружили, что Гибсон Хэнд держит маску перед лицом и говорит: "В-в-вот и все, ребятишки!"
Эту историю целый месяц рассказывали во всех участковых раздевалках. Но, к сожалению, съемочная группа с телевизионной станции, отличающейся оскорбительным отношением к полиции, телестанции, которую так ненавидел капитан Вуфер, оказалась поблизости, прослушивая полицейские каналы связи, и засняла, как Гибсон Хэнд повторил для пораженных детективов сценку с поросячьей маской. Ублюдок-режиссер показал этот сюжет первым номером в одиннадцатичасовой программе новостей, сказав, что Гибсон Хэнд может соперничать только с иранским аятоллой, который ликовал над останками мертвых американцев. И Гибсона Хэнда тут же перевели обратно в голливудский патруль. Он был в безысходном отчаянии, поскольку там, конечно, не подвернется столько возможностей убивать людей и выполнять другую полезную полицейскую работу.
Поэтому Гибсон Хэнд вернулся и шел теперь по бульвару Голливуд вместе с Бакмором Фиппсом. И, неведомая уличным чудовищам, вот-вот должна была случиться первая зацепка в деле Найджела Сент Клера. Морской пехотинец мочился на глину.
Морским пехотинцем, о котором идет речь, был восемнадцатилетним рядовым первого класса из Миннеаполиса по имени Гладстон Кули. Швед во втором поколении со стороны матери, он вместе с ее кровью унаследовал лучшие внешние черты викингов. Он был высоким, и, как говорят в скульптурных мастерских, был сложен так, как Микеланджело хотел бы видеть Давида. У него были золотистые кожа и волосы, и ярко-синие газа. Его единственный физический недостаток - случайный прыщик на теле от слишком усердного применения детского масла во время сеансов позирования. Коэффициент его умственного развития приближался к комнатной температуре, что делало его чрезвычайно исполнительным, отсюда - отличная модель для скульпторов и довольно сносный морской пехотинец.
Во время своих трехдневных увольнений из Кэмп-Пендлтона он зарабатывал до 400 долларов, позируя для скульпторов и фотографов в Голливуде. Он зарабатывал еще 200 долларов в качестве мальчика по вызовам для разборчивых клиентов, бесплатно селился в одном из северо-голливудских отелей просто потому, что находился на вызовах, и смотрел "Американский Джиголо" двадцать два раза. Он хотел посмотреть его в двадцать третий раз в тот день, когда мочился на глину.
В общем, к его помощи прибегали не в первый раз. И не так уж это редко в Голливуде. Скульптурная мастерская была небольшой и находилась на втором этаже, над магазином, где продавались кальяны, мундштуки для окурков и звездная папиросная бумага. Когда Гладстона Кули вызывали именно для этой работы на скульпторов, ему приходилось выпивать кварту Пепси-колы каждые 12 минут. Преподаватель, нанимавший его, утверждал, что мочевая кислота придает глине жизненность и делает скульптуру одухотворенной. Но даже со своим коэффициентом умственного развития Гладстон Кули догадывался, что ученики скульптора - просто Дети Удачи, и если они хотят платить ему пятьдесят долларов в час, его дело - писать на глину, из которой они лепят.
Но какой-нибудь скульптор из одиннадцати, лепивших на длинном столе, на котором морской пехотинец позировал в обнаженном виде, если не считать ленту с индейским рисунком на лбу, обязательно просил Гладстона быть другом и брызнуть пару лишних раз на его личную кучу глины.
Гладстон был исполнительным юношей и всегда пытался угодить просящему, пока они снабжали его бутылками с Пепси-колой. (Компания оскорбила его лучшие чувства, отказавшись платить за рекламу своего напитка при позировании и тем самым помочь им выиграть войну против Кока-колы).
В этот день он пописал на три личные кучки в дополнение к общему чану. Затем разразился спор между скульптором, получившим индивидуальную помощь, и не получившим. И как Гладстон Гули ни старался, он не мог выжать из себя ни капли для рассерженного скульптора даже после того, как вылил в себя одну за одной две кварты Пепси. Причиной было, конечно, напряжение от работы. Принимая во внимание злобные выпады и визгливые угрозы, носившиеся взад-вперед, надо констатировать, что он просто высох.
Ревнивый скульптор, на глину которого не пописали, схватил свою кучку и швырнул ее в того, кому пописали. Завязалась драка, которую не смог остановить преподаватель и благодаря которой Гладстону Кули захотелось домой, в свой тихий взвод автоматчиков. И он пошел бы домой, только скульптор, которому пописали больше, чем он того заслуживал, ответил на брошенную в него глину, подняв со стола мокрый глиняный шар и запустив им в своего антагониста. Он промахнулся, и шар вылетел из открытого окна и упал на бульвар Голливуд, где сбил фуражку с Бакмора Фиппса. Бесконечная цепь случайностей.
Когда с Бакмора Фиппса слетела фуражка, он стоял на бульваре и выписывал штраф за стоянку в неположенном месте владельцу ярко-красного "кадиллака" с откидным верхом - огорченному негру-сутенеру, который напрасно апеллировал к Гибсону Хэнду как брату по крови с просьбой отпустить его. Его все равно через два дня посадят в тюрьму из-за того, что одна шлюха подала на него в суд, утверждая, что он якобы сломал ей ногу. Да кто, кроме подлых баб-феминисток в составе присяжных, поверит, что собственными руками можно испортить принадлежащий тебе хороший товар?
Гибсон Хэнд сосал сигару и с симпатией кивал сутенеру. И каждый раз, когда сутенер с мольбой кидался к неумолимому Бакмору Фиппсу, Гибсон Хэнд вынимал изо рта сигару и продолжал украдкой прожигать складную крышу Кадиллака. К тому времени, как сутенер готов был отъехать, а Бакмору Фиппсу сбили фуражку с его квадратной головы, Гибсон Хэнд умудрился прожечь дыру размером с серебряный доллар, внеся свою лепту в борьбу феминисток в составе присяжных.
- Какой хрен сбил мне фуражку? - заорал Бакмор Фиппс, когда его синий полицейский головной убор отлетел на проезжую часть, и был смят отъезжающим сутенером в Кадиллаке.
Бакмор Фиппс поднял расплющенную фуражку и сказал, - Гибсон, какой козел сбил с меня фуражку?
Гибсон Хэнд не видел глиняный снаряд и подумал, что она просто слетела с головы Бакмора Фиппса, когда тот выписывал штраф на ветровом стекле автомобиля.
- Я не видел никого, кто мог сбить с тебя фуражку, Бакмор. Сутенер ее не сбивал.
- Гибсон, но кто-то ведь ее сбил, - сказал Бакмор Фиппс с малиновым лицом и убийственно сузившимися глазами. - И ПОСМОТРИ, ЧТО С НЕЙ СТАЛО!
Сутенерский "кадиллак" превратил ее в берет, это точно. Лакированный козырек погнулся и оторвался. Тулья смялась. Ремешок скрутился, как аксельбант.
- Это же мятый чепчик, Бакмор, - печально рассмеялся Гибсон Хэнд.
- Они мне заплатят! - пообещал Бакмор Фиппс, дико озираясь. Как раз в тот момент еще один скользкий глиняный шар вылетел из окна на втором этаже.
Наверху разгорелась настоящая битва. Гладстон Кули спрыгнул со стола и уже скользнул в свои черные узкие трусы, когда все вокруг начали швыряться глиной. Со стен капала моча вперемежку с Пепси, и стоял такой ор, что никто не слышал, как Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом мчались наверх через три ступеньки, горя жаждой мщения.
Бакмор Фиппс остановил пандемониум, заорав, - КАКОЙ ХРЕН ТРЕСНУЛ МЕНЯ ПО ТЫКВЕ?
Сразу ставшая молчаливой стайка скульпторов заторопилась, подбирая свои береты, ища раскиданные инструменты, собираясь с духом, чтобы быстро рвануть в дверь. Но только ее от косяка до косяка закрыли могучие плечи чернокожего копа с лицом бешеного добермана.
- Я могу объяснить вам, офицер, - сказал манерный скульптор-негр в широченном лимонно-желтом галстуке. - Мы лишь...
- К стене, голуб-бок! - зарычал Бакмор Фиппс. - Никто ничего не будет объяснять, пока я не узнаю, кто сбил с меня фуражку!
К счастью, ни Бакмор Фиппс, ни Гибсон Хэнд не подозревали, чем размягчали глину, иначе в тот день визжащие скульпторы сыпались бы из окна, как конфетти.
Эл Макки не поверил своим глазам: в ней росту по меньшей мере девять с половиной футов, и она умеет писать письма? Страна чудес!
И офис был получше. Куча европейского антиквариата (здесь его называли восстановленная мебель), фотографии Германа Третьего с кинозвездами и государственными деятелями, несколько оригиналов рекламы картин, выпущенных студией и ставших киноклассикой, и целый лес раскидистых папоротников, бросающих таинственную тень на скульптурный подбородок Германа Третьего.
У могуленка было костоломное рукопожатие.
- Рад познакомиться. - Он радостно улыбался, заставив Эла Макки подумать, кто делает его зубы.
- Мы сожалеем, что вынуждены вновь задавать вам вопросы, - сказал Эл Макки, когда обоих детективов подтолкнули к восьмифутовой софе из мягкой серо-стальной кожи, напротив которой стояли два журнальных столика, сплошь покрытые киножурналами.
Один из них был открыт на объявлении во всю страницу жаждущей славы и обнаженной до пояса актрисы. Она была красавицей, но казалась несколько плоскогрудой. Эл Макки наклонился, чтобы получше ее разглядеть. Подпись под фотографией гласила: "Вы верите, что мне только десять?"
- Хорошая идейка, как вы думаете? - спросил Герман Третий.
Эл Макки посмотрел на Мартина Уэлборна. Жаждущей славы актрисе было всего десять лет.
Потом Эл Макки заметил два раскрытых тома размером с телефонный справочник, содержащие фотографии актеров и актрис. Дальше лежала книга поменьше с именами режиссеров и их импресарио с пометками на полях, которые, казалось, сделаны каким-то шифром.
- Надо знать слабости врагов, - подмигнул им Герман Третий, - если хотите договориться. Эй, а вы знаете Ральфа Вайзенхарта, он работает по убийствам в участке Беверли Хиллз?
- ет, - сказал Мартин Уэлборн.
- Кажется, не знаю, - сказал Эл Макки.
- Нет? Странно. Я думал, все парни, которые работают по жмурикам, друг друга знают. - Он посмеялся над своей шуткой, его не поддержали, и он сказал, - Я часто хожу с Ральфом в тир. Я с ним познакомился, когда он работал по квартирным кражам. Он приехал ко мне по коду 4-5-9. Трясли хату. По два раза за неделю, пока мы с Ральфом не нашли отпечаток на жалюзи и посадили одного наркомана с Ист-Сайда. Отпечаток тянул всего на восемь точек, поэтому только мои показания отправили подлеца в Большое К.3
Герман Третий исчерпал все знание жаргона, который он почерпнул из шести фильмов отца про полицейских, и тем не менее, не получил в ответ ни одной улыбки.
- Хотите выпить? - сказал он наконец.
- Мне бурбон, - улыбнулся Эл Макки.
- Мне водки, если есть, - улыбнулся Мартин Уэлборн.
Увидев в конце концов дружеское расположение, Герман Третий весело вызвал Тиффани Чарльз и заказал выпивку для копов и минеральной воды для себя. Герман-младший, как и Герман-подлинный, были могулами-космополитами, они почти не занимались воспитанием своих отпрысков. Герман Третий так и не научился начинать любой разговор, не почувствовав, что нравится собеседнику или может ему понравиться. Улыбки копов его убедили.
Пока детективы сидели на серо-стальной софе, они опрокинули по две порции каждый и съели несколько сэндвичей с мясом. Герман Третий рассказал им все, что знал о последнем вечере своего холостого дядюшки на этой грешной земле. Это заняло у него полторы минуты.
- Какого черта дядя делал у павильона для боулинга? У моего деда есть павильон для боулинга в доме, и дядя Найджел никогда там не играл. Дядя Найджел сказал слуге, что собирается выйти на часок, но так и не вернулся.
Затем он начал рассказывать о себе. Что заняло 45 минут и могло бы не закончиться вообще, если бы он не заговорил о диких животных в джунглях.
- Ты не соображаешь в карате, Эл? - спросил Герман Третий в то время как Эл Макки прикидывал, стоит или нет пропустить третий бурбон. Было всего лишь два часа дня.
- Да не очень, Герман. Я, в общем-то, в отвратительной форме.
- Да? Плохо. Я участвую во всех забегах на десять километров. Я вообще бегаю по шесть миль в день. Пульс - 52. У меня крутая и опасная работа, Марти. Надо держаться в форме. Эти сволочи норовят вцепиться в горло. Всего лишь на прошлой неделе какой-то недомерок-импрессарио пытался выбить у меня миллион сразу и десять процентов с доллара после выхода картины на экран! Это вонючие джунгли, Марти. Ты не поверишь. Они все животные!
- Я верю, Герман, - сказал Мартин Уэлборн, спокойно потягивая водку.
- Знаешь, что сейчас говорят, Эл? - сказал Герман Третий. - Говорят, что миллион - это масштаб расценки! Вот что говорят эти вонючие импресарио. Миллион - масштаб расценки! Теперь ты понимаешь, почему мы, те кто в ДЕЛЕ, почти умираем с голоду? Никто не может получить ни цента прибыли. Скупердяи! У тебя какое оружие, Марти?
- Оружие? А-а, всего лишь "смит-и-вессон" 38 калибра с четырехдюймовым стволом, - пожал плечами Мартин Уэлборн.
- И это все? - Герман Третий был явно разочарован. - Мне нравится магнум-357. - Он прицелился из своего воображаемого магнума и заорал, Ба-а-абах! - Чем до полусмерти напугал Эла Макки, в результате чего он разлил третью выпивку.
- Я знаю, как все уважали вашего дядюшку, - сказал Мартин Уэлборн, но, скажите пожалуйста, кто мог его убить?
- Фу! - сказал Герман Третий. - Это было настолько грубо. Папа сделал фильм о таком убийстве. А я не хочу. Я не люблю такое насилие. Вся эта грязь... мне от нее не по себе. Мне нравятся чистые раны и не в лицо. Ты поверишь, Эл, надо иметь отличного гримера, чтобы делать мешки с кровью, иначе никого не купишь, когда крупным планом показывают входное от 357 калибра. Теперь зритель пошел искушенный.
- Верю, - сказал Эл Макки.
- Видишь этих голых мужиков? - Герман Третий показал на книжную полку, в которой стояли три статуэтки Оскара. - Зрителю не нужны поддельные раны. Вот в чем все дело. Ты меня понимаешь, Марти?
Оба детектива кивнули. Угощал Герман Третий. Его коронки сияли на загорелом лице. Он был убежден, что нравится этим парням. Он был убежден, что они нормальные парни. С таким нормальными парнями он с удовольствием раскрыл бы какое-нибудь убийство. Можно себе представить, что все скажут, если он поможет раскрыть убийство дяди Найджела. Это потрясет всех. Это потрясло его, лишь только он об этом подумал. Убийца дяди Найджела в прицеле магнума, это же вещь!
- Ба-а-а-бах! - заорал Герман Третий, на этот раз испугав до полусмерти и Эла Макки, и Мартина Уэлборна.
- Слушайте, ребята, - сказал Герман Третий, - в пятницу на той неделе мой двоюродный брат Сид устраивает ужин в доме деда на Холмби Хиллз. У меня убийственная идея! Что если вы туда придете...под крышей? Там будут все люди ДЕЛА. Мы можем составить список подозреваемых. Я могу вас представить как, ну скажем, лоббистов из Вашингтона по охране окружающей среды. Ужин должен собрать средства для защиты сосен от алчных интересов лесопромышленников.
Детективы обещали прийти на ужин. Эл Макки ни за что не хотел пропускать его после того, как услыхал, что Герман Третий пригласил обеих секретарш. Эл Макки был почти уверен, что Джиль де Латур ему подмигнула, когда принесла четвертый бурбон со льдом.
Он на самом деле стал испытывать теплые чувства к загорелому могуленку. Герман Третий явно не жалел денег и мог исполнить любое пожелание детективов. Кроме того, он вроде неплохой парнишка, и голос у него был в точности, как у Дональда Дака.
5. УЛИЧНЫЕ ЧУДОВИЩА.
Когда Эл Макки впоследствии вспоминал дело Найджела Сент Клера, он думал над тем, не имело ли оно какого-то особого смысла: ведь, как и в жизни, эти, на первый взгляд не связанные между собой инциденты, соединили всех участвующих и не участвующих в нем в бесконечную цепь. Иначе, как мог стать первой ниточкой в клубке событий мочившийся на глину морской пехотинец?
Пока Эл Макки с Мартином Уэлборном прощались с Германом Третьим и пока морской пехотинец спокойно мочился на глину, какой-то гомик с бульвара Голливуд ошивался на углу Маккаден Плейс и увидел, что Тираннозавр, оказывается, жив и здоров и не спеша идет по бульвару, одетый в синюю полицейскую форму. Он, естественно, имел ввиду уличное чудовище, Бакмора Фиппса, который находился сегодня прямо-таки в восхитительном настроении. Причина восторга Бакмора Фиппса шла рядом с ним: это был его старый напарник Гибсон Хэнд. И гомику достаточно было лишь одного взгляда на этого ниггера, чтобы понять: пора смываться. На самом деле Бакмор Фиппс больше не замечал, что Гибсон Хэнд ниггер. Бакмор Фиппс ненавидел всех ниггеров. Он также ненавидел латинов, косоглазых, жидов, судей, адвокатов, педерастов, наркоманов, журналистов, политиков вообще, демократов в частности, своих братьев и сестер, шефа полиции, свою бывшую жену - точно, и многих других, за исключением горстки копов. Гибсон Хэнд был одним из немногих людей, которых он не ненавидел. Причиной того, что он не ненавидел Гибсона Хэнда, было то, что Гибсон Хэнд ненавидел всех, без исключения.
Бакмор Фиппс впервые встретился с Гибсоном Хэндом, когда они оба участвовали в знаменитой осаде, при которой "Освободительная армия симбионистов" заживо поджаривалась в доме, загоревшемся от взрыва гранаты со слезоточивым газом. Бакмор Фиппс почувствовал в Гибсоне Хэнде родственную душу, когда его перекошенное злостью коричневое лицо посветлело при звуках горящего дома и криках ужаса, доносившихся оттуда. Затем, когда Гибсон Хэнд заговорил с ним, он убедился, что они и впрямь братья по духу. Чернокожий коп повернулся к нему и сказал:
- Отгадай, что значит ОАС?
Прежде чем Бакмор Фиппс смог ответить, что это значит "Освободительная армия симбионистов", Гибсон Хэнд схватил мегафон и закричал, - Отдохните в Аду, Сволочи!
Бакмор Фиппс тут же, окончательно и бесповоротно решил, что должен работать вместе с Гибсоном Хэндом. Они попробовали стать напарниками в патрульной машине, и Бакмору Фиппсу остались от этого периода самые теплые воспоминания.
Гибсон Хэнд с самого начала почувствовал, что его напарник сделан из того теста, которое чаще всего попадает в полицейский фольклор. Его ожидания оправдались в ту ночь, когда в мусорном баке универсального магазина нашли расчлененный труп. Мальчишка-грузчик вначале подумал, что это манекен, поскольку у трупа не было ног. Затем он увидел, что ноги лежат за мусорным ящиком, и их едят крысы. Когда его перестало тошнить, он вызвал полицию.
Покойная оказалась восемнадцатилетней поклонницей спорта из Помоны, считавшей, что путешествия "автостопом" способствуют культурному обогащению, и "голосовавшей" до тех пор, пока ее не подсадил к себе в машину и не распилил на кусочки один из многочисленных маньяков на автомобилях, которые рыскают по дорогам в поисках прибыли и развлечений. Когда Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом подкатили на своей черно-белой патрульной машине, труп девушки был уже обескровлен. Парнишка - его голубые глаза "плавали", а рука держалась за судорожно дергающийся живот - показал на мусорный ящик и попытался убежать в магазин.
Что случилось потом в действительности - об этом можно только догадываться. Что случилось потом по словам Гибсона Хэнда, вознесло Бакмора Фиппса на вершины легенд. Хотя все знали, что Гибсон Хэнд был даже большим лжецом, чем Бакмор Фиппс, и что они оба могут наплести все, что угодно, лишь бы оказаться увековеченными в полицейском фольклоре, тем не менее распространился рассказ, что когда Бакмор Фиппс увидал безногое, окровавленное тело болельщицы, он обернулся к парнишке-грузчику, обнажив по меньшей мере восемь ослиных зубов, и сказал:
- Эй, малыш, тебе нравится буги-вуги?
А потом, по свидетельству Гибсона Хэнда, он наклонился и вынул гипсовой белизны торс из мусорного ящика, и держа его подмышки своими здоровенными, как лопата, лапами, - голова трупа моталась из стороны в сторону, язык распух и стал синим, как форма Бакмора Фиппса, - огромное уличное чудовище в свете фар полицейской машины сплясало разбитную польку под Юла Бриннера, припевая "Дава-а-ай станцуем ла-ла-ла. Взлетим на ярком облаке под музыку ла-ла..."
Гибсон Хэнд рассказывал, что они с Бакмором Фиппсом так хохотали, что едва не опоздали убрать труп в ящик и привести в чувство мальчишку прежде чем первая машина с детективами въехала на пустынную автостоянку.
В конце концов Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом вместе перевелись в Голливудский отдел. Они начали все делать вместе. Для них это было самое близкое подобие любви. Они были предназначены друг для друга.
Но, как часто случается, вмешалась судьба и разрушила расцветшую привязанность двух уличных чудовищ. Гибсон Хэнд получил долгожданное назначение в службу наблюдения. Когда он прощался с Бакмором Фиппсом, он почти расплакался. Он поклялся, что придет день, и он вернется. Он объяснил Бакмору Фиппсу, что он просто не может упустить случай поработать в наблюдении. Нигде больше в управлении не получишь возможности убивать людей так часто, как это делается в наблюдении. Бакмор Фиппс обещал Гибсону Хэнду, что никогда его не забудет. Тем вечером на стоянке возле Голливудского участка они долго хлопали друг друга по плечам и были близки к сцене, недостойной мужчины.
Гибсон Хэнд пошел работать в наблюдение, получил горяченькое дельце и укокошил пару человек в самую первую неделю. Его посадили в большой винный магазин на бульваре Олимпик. В то время вошли в моду смешанные бандитские пары. Если они грабили в белом квартале, то машину вел белый бандит, а его чернокожий напарник прятался на полу. И наоборот в черном квартале. Винные лавки в гетто приносят больше прибыли, но брать их рискованней из-за арсеналов, которые держат их хозяева.
Гибсон Хэнд сидел в одиночестве в задней комнате магазина за стеклом, которое снаружи казалось зеркалом, и смотрел телевизор. Дверь была закрыта не полностью, когда он услышал: "А ну, к стене, сволочи!"
Господи Иисусе, Они же все так говорят! Он выключил телевизор, взял "Итаку" и снял ее с предохранителя, придерживая рычаг большим и указательным пальцем, чтобы не было слышно щелчка.
Белый бандит был в резиновой маске поросенка, закрывавшей всю голову. Он также надел серые хлопчатобумажные рабочие перчатки. Маска была ему велика. Он всасывал и высасывал ее вместе с дыханием. В правой руке он держал старый армейский пистолет и водил им взад-вперед перед лицами окаменевших продавцов. Гибсон Хэнд знал, что ребята из засады на улице уже должны были идти к нему на помощь. Он ждал, пока бандит возьмет добычу. Хватай денежки, белокожий малыш! Брось размахивать этой штуковиной. Бери деньги, мальчик. Бери деньги.
Гибсон Хэнд вспотел, держа наготове ружье, и ждал, пока они возьмут кассу и направятся к двери. Тогда продавцы в безопасности. Тогда бандиты повернутся к тебе спиной. Тогда ты можешь "стрелять в деньги". Прямо в спину подонку. А потом уже можно кричать: "Стой! Полиция!" После того, как он благополучно скончался.
Гибсон Хэнд знал, что копы, которые сначала кричали, а потом давали себе безумную, проклятую возможность быть застреленными, существовали только на целлулоидной кинопленке, но не в реальной жизни. Где же, черт его побери, негр?
А вот и он. Проклятье! Его напарником был один из этих тупых нищих ниггеров. Он наверное пробыл последние двадцать лет в тюрьме и не заметил, что блестящие прямые брюки больше не носят. Даже сутенеры. На нем была маска, прикрывавшая лишь лицо. Дракула. Волосы завитые и замотаны в тряпочку. На ногах - широконосые в дырочках ботинки. Ботинки с тысячью глаз, как говорили раньше. Где, к дьяволу, он откопал это старье? Никто эти тряпки уже не носит, тупой ты ниггер! Гибсон Хэнд рукавом вытер пот с глаз. Черная половина пары подошел к зеркалу с наружной стороны и посмотрелся в зеркало через прорези маски Дракулы. Она была из пластика, не из резины. Она не втягивалась и вытягивалась, когда он дышал. Он просто тупо посмотрелся в зеркало. Тупой ниггер в маске вампира и с тряпкой на тупой вонючей башке. Держащий в руках крупнокалиберный обрез. Глядящий прямо в лицо умывающемуся потом Гибсону Хэнду, которого он не мог увидеть.
Теперь добыча в руках белого. Черный смотрелся в зеркало. Он все еще смотрелся, когда Гибсон Хэнд, поддавшись порыву, прижал дуло ружья к стеклу и выпустил заряд из дюжины крупных массивных дробинок. Зеркало взорвалось в лицо вампиру.
Белый бандит завизжал от потрясения и ужаса, когда его напарник, без маски и большей части головы, пролетел по полу винного магазина так быстро теряя кровь, что скользил по ней. Мертвое тело швырнуло через весь магазин до прилавка.
Белый бандит все еще визжал, когда Гибсон Хэнд выскочил из задней комнаты и вторым выстрелом из "Итаки" буквальным образом вышиб его из грошовых туфель в вечность. (Даже у него были вышедшие из моды туфли. Оба они оказались досрочно выпущенными из тюрьмы Фолсом и оба до сих пор одевались по моде начала 60-х. Бедный старый Кэл Гринберг единственный пожалел их, задавая себе вопрос, не слушали ли случайно они Глена Миллера).
Затем Гибсон Хэнд подошел к своей второй жертве и стащил поросячью маску с лица дергающегося в судорогах тела. Когда его помощники вбежали в магазин, они обнаружили, что Гибсон Хэнд держит маску перед лицом и говорит: "В-в-вот и все, ребятишки!"
Эту историю целый месяц рассказывали во всех участковых раздевалках. Но, к сожалению, съемочная группа с телевизионной станции, отличающейся оскорбительным отношением к полиции, телестанции, которую так ненавидел капитан Вуфер, оказалась поблизости, прослушивая полицейские каналы связи, и засняла, как Гибсон Хэнд повторил для пораженных детективов сценку с поросячьей маской. Ублюдок-режиссер показал этот сюжет первым номером в одиннадцатичасовой программе новостей, сказав, что Гибсон Хэнд может соперничать только с иранским аятоллой, который ликовал над останками мертвых американцев. И Гибсона Хэнда тут же перевели обратно в голливудский патруль. Он был в безысходном отчаянии, поскольку там, конечно, не подвернется столько возможностей убивать людей и выполнять другую полезную полицейскую работу.
Поэтому Гибсон Хэнд вернулся и шел теперь по бульвару Голливуд вместе с Бакмором Фиппсом. И, неведомая уличным чудовищам, вот-вот должна была случиться первая зацепка в деле Найджела Сент Клера. Морской пехотинец мочился на глину.
Морским пехотинцем, о котором идет речь, был восемнадцатилетним рядовым первого класса из Миннеаполиса по имени Гладстон Кули. Швед во втором поколении со стороны матери, он вместе с ее кровью унаследовал лучшие внешние черты викингов. Он был высоким, и, как говорят в скульптурных мастерских, был сложен так, как Микеланджело хотел бы видеть Давида. У него были золотистые кожа и волосы, и ярко-синие газа. Его единственный физический недостаток - случайный прыщик на теле от слишком усердного применения детского масла во время сеансов позирования. Коэффициент его умственного развития приближался к комнатной температуре, что делало его чрезвычайно исполнительным, отсюда - отличная модель для скульпторов и довольно сносный морской пехотинец.
Во время своих трехдневных увольнений из Кэмп-Пендлтона он зарабатывал до 400 долларов, позируя для скульпторов и фотографов в Голливуде. Он зарабатывал еще 200 долларов в качестве мальчика по вызовам для разборчивых клиентов, бесплатно селился в одном из северо-голливудских отелей просто потому, что находился на вызовах, и смотрел "Американский Джиголо" двадцать два раза. Он хотел посмотреть его в двадцать третий раз в тот день, когда мочился на глину.
В общем, к его помощи прибегали не в первый раз. И не так уж это редко в Голливуде. Скульптурная мастерская была небольшой и находилась на втором этаже, над магазином, где продавались кальяны, мундштуки для окурков и звездная папиросная бумага. Когда Гладстона Кули вызывали именно для этой работы на скульпторов, ему приходилось выпивать кварту Пепси-колы каждые 12 минут. Преподаватель, нанимавший его, утверждал, что мочевая кислота придает глине жизненность и делает скульптуру одухотворенной. Но даже со своим коэффициентом умственного развития Гладстон Кули догадывался, что ученики скульптора - просто Дети Удачи, и если они хотят платить ему пятьдесят долларов в час, его дело - писать на глину, из которой они лепят.
Но какой-нибудь скульптор из одиннадцати, лепивших на длинном столе, на котором морской пехотинец позировал в обнаженном виде, если не считать ленту с индейским рисунком на лбу, обязательно просил Гладстона быть другом и брызнуть пару лишних раз на его личную кучу глины.
Гладстон был исполнительным юношей и всегда пытался угодить просящему, пока они снабжали его бутылками с Пепси-колой. (Компания оскорбила его лучшие чувства, отказавшись платить за рекламу своего напитка при позировании и тем самым помочь им выиграть войну против Кока-колы).
В этот день он пописал на три личные кучки в дополнение к общему чану. Затем разразился спор между скульптором, получившим индивидуальную помощь, и не получившим. И как Гладстон Гули ни старался, он не мог выжать из себя ни капли для рассерженного скульптора даже после того, как вылил в себя одну за одной две кварты Пепси. Причиной было, конечно, напряжение от работы. Принимая во внимание злобные выпады и визгливые угрозы, носившиеся взад-вперед, надо констатировать, что он просто высох.
Ревнивый скульптор, на глину которого не пописали, схватил свою кучку и швырнул ее в того, кому пописали. Завязалась драка, которую не смог остановить преподаватель и благодаря которой Гладстону Кули захотелось домой, в свой тихий взвод автоматчиков. И он пошел бы домой, только скульптор, которому пописали больше, чем он того заслуживал, ответил на брошенную в него глину, подняв со стола мокрый глиняный шар и запустив им в своего антагониста. Он промахнулся, и шар вылетел из открытого окна и упал на бульвар Голливуд, где сбил фуражку с Бакмора Фиппса. Бесконечная цепь случайностей.
Когда с Бакмора Фиппса слетела фуражка, он стоял на бульваре и выписывал штраф за стоянку в неположенном месте владельцу ярко-красного "кадиллака" с откидным верхом - огорченному негру-сутенеру, который напрасно апеллировал к Гибсону Хэнду как брату по крови с просьбой отпустить его. Его все равно через два дня посадят в тюрьму из-за того, что одна шлюха подала на него в суд, утверждая, что он якобы сломал ей ногу. Да кто, кроме подлых баб-феминисток в составе присяжных, поверит, что собственными руками можно испортить принадлежащий тебе хороший товар?
Гибсон Хэнд сосал сигару и с симпатией кивал сутенеру. И каждый раз, когда сутенер с мольбой кидался к неумолимому Бакмору Фиппсу, Гибсон Хэнд вынимал изо рта сигару и продолжал украдкой прожигать складную крышу Кадиллака. К тому времени, как сутенер готов был отъехать, а Бакмору Фиппсу сбили фуражку с его квадратной головы, Гибсон Хэнд умудрился прожечь дыру размером с серебряный доллар, внеся свою лепту в борьбу феминисток в составе присяжных.
- Какой хрен сбил мне фуражку? - заорал Бакмор Фиппс, когда его синий полицейский головной убор отлетел на проезжую часть, и был смят отъезжающим сутенером в Кадиллаке.
Бакмор Фиппс поднял расплющенную фуражку и сказал, - Гибсон, какой козел сбил с меня фуражку?
Гибсон Хэнд не видел глиняный снаряд и подумал, что она просто слетела с головы Бакмора Фиппса, когда тот выписывал штраф на ветровом стекле автомобиля.
- Я не видел никого, кто мог сбить с тебя фуражку, Бакмор. Сутенер ее не сбивал.
- Гибсон, но кто-то ведь ее сбил, - сказал Бакмор Фиппс с малиновым лицом и убийственно сузившимися глазами. - И ПОСМОТРИ, ЧТО С НЕЙ СТАЛО!
Сутенерский "кадиллак" превратил ее в берет, это точно. Лакированный козырек погнулся и оторвался. Тулья смялась. Ремешок скрутился, как аксельбант.
- Это же мятый чепчик, Бакмор, - печально рассмеялся Гибсон Хэнд.
- Они мне заплатят! - пообещал Бакмор Фиппс, дико озираясь. Как раз в тот момент еще один скользкий глиняный шар вылетел из окна на втором этаже.
Наверху разгорелась настоящая битва. Гладстон Кули спрыгнул со стола и уже скользнул в свои черные узкие трусы, когда все вокруг начали швыряться глиной. Со стен капала моча вперемежку с Пепси, и стоял такой ор, что никто не слышал, как Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом мчались наверх через три ступеньки, горя жаждой мщения.
Бакмор Фиппс остановил пандемониум, заорав, - КАКОЙ ХРЕН ТРЕСНУЛ МЕНЯ ПО ТЫКВЕ?
Сразу ставшая молчаливой стайка скульпторов заторопилась, подбирая свои береты, ища раскиданные инструменты, собираясь с духом, чтобы быстро рвануть в дверь. Но только ее от косяка до косяка закрыли могучие плечи чернокожего копа с лицом бешеного добермана.
- Я могу объяснить вам, офицер, - сказал манерный скульптор-негр в широченном лимонно-желтом галстуке. - Мы лишь...
- К стене, голуб-бок! - зарычал Бакмор Фиппс. - Никто ничего не будет объяснять, пока я не узнаю, кто сбил с меня фуражку!
К счастью, ни Бакмор Фиппс, ни Гибсон Хэнд не подозревали, чем размягчали глину, иначе в тот день визжащие скульпторы сыпались бы из окна, как конфетти.