- Твои дурно пахнут, - смущённо объяснил Руслан. - Носки...
- Ах ты... Целуй! - Я повертел сигаретами перед его носом.
- Страсть как хочется курить, - объяснил Руслан публике, демонстративно зажал нос, склонился к моим ногам и задумался.
- Что медлишь, пёс?
Словно очнувшись от транса, Руслан несколько раз поцеловал мои ноги.
- Ну, вот, поцеловал и иди подметай. - Я потрепал Руслана по шевелюре.
- А сигареты?
- Да тут осталось-то полпачки всего. Мне самому едва-едва хватит.
Руслан принялся кататься по полу, вопя.
- Испачкаешься, дурень, - заметил я. - Подмёл бы сначала, а потом катался.
Руслан встал с пола, подошёл ко мне и забрал сигареты.
- Шут, - бросил он мне, сел в кресло и подкурил сигарету.
- Хам, - парировал я.
- Подметай!
- От подметая и слышу.
Руслан фыркнул первый. Тут я обнаружил, что буквально лопаюсь от смеха и расхохотался. Мы принялись напару кататься по грязному полу, расплёскивая наш коллективный смех по углам. Мы даже не сразу услышали звонок в дверь.
- Иди открой, - пробулькал я.
- Открой ты.
- Почему я?
- Потому что я неодет.
- Сам виноват. Иди открой.
Звонок стал близок к истерике.
- Открой же, - взмолился Руслан. - Это пацаны, они пришли, они хотят ссать. Я не одет.
- Не вижу связи.
- Ах, да открой ты, в конце концов!
Решив не тратить понапрасну время на споры с безумным, я помёлся в прихожую открывать.
- Ну, чего вы там? - недовольно спросил Серёжка, вваливаясь в квартиру. - Возитесь...
За руку он тянул Кольку, нелепого в своём пальто со слишком короткими рукавами и ондатровой шапке с опущенными ушами.
- Да вот, уборкой занимались, - неправдоподобно соврал я. - Пошли в комнату.
В комнате Серёжка присвистнул:
- Н-да. Наубирались же вы... Здравствуйте, Руслан Васильевич.
Русланчик, который прыгал на одной ноге, пытаясь просунуть другую в штанину, поднял голову, сказал "привет", потерял равновесие и с костяным звуком рухнул возле стола.
- Ну, цирк! - заржал Колька. - Цирк и клоуны.
- Николаша, серьёзнее, - одёрнул его Серёжка. - В цирке нужно быть серьёзным.
Клоуны не любят, когда над ними смеются.
Руслан сердито зыркнул на обоих с пола. Я подошёл к нему и помог подняться.
- Ты заметил, Николаша, как всё блестит и сверкает, - продолжал юродствовать Серёжка. - Нет, согласись, людям умственного труда невозможно поручать столь тонкую работу, как уборка квартиры. Вот что, у Игорька завтра день рождения.
Возьмём уборку на себя. Хватай-ка веник и вперёд. Под диваном наблюдаю я дивный совок (и как он туда попал?), на кухне предчувствую я помойное ведро. Давай, Николаша, сделай Игорьку приятное.
Колька покорно схватил веник и зашуршал им по полу. Серёжка развалился в кресле с сигаретой.
- Тц-тц. И не стыдно вам? - покачал головой он. - Человек должен гнуть на вас спину.
- Сам же говоришь - должен, - нашёлся я. - Кстати, не очень-то рассиживайся в кресле - и для тебя дело найдётся. А ну, пошли на кухню. Русланчик, одевайся побыстрее, чучело, и присоединяйся к нам.
- А я тут что, один останусь? - подал голос Колька.
- Не хотим тебе мешать, - объяснили мы.
- Ну, показывай своё хозяйство, - обратился ко мне на кухне Серёжка.
- В каком смысле? - подозрительно спросил я.
- Резервуары.
- Э?
- Ну, закрома Родины.
- Любишь ты, дятел, всяческие энигмы.
- Э?
- Один-один, - сказал я и распахнул холодильник.
Серёга нырнул туда по пояс и довольно прокомментировал:
- О! Колличество водки радует. Правда, разнообразие продуктов немного удручает.
- Почему это? - возмутился вошедший на кухню одетый, наконец, Руслан. Мясо на жаркое, всякая дребедень на "оливье", солёные огурчики-помидорчики, шпроты - мало тебе?
- Разве я сказал "мало"? - поворотом ладони отклонил его выпад Серёжка. - Я говорил исключительно о разнообразии. К вашему ассортименту продуктов не хватает чего-нибудь эдакого... изысканного.
- Птичьего молока? - спросил Руслан. - Птичьего молока у нас нет. Есть немного птичьего помёта на подоконнике.
- Хо-хо-хо!! - страшно расхохотался Серёжка. - Делаете юмористические успехи, молодой человек. В жизни так не смеялся.
- Даже на кладбище? - спросил я.
- Ой, уморил, ой, уморил! Не, ребята, не знаю, как вы вдвоём можете жить. Два таких остряка... Вы б уже давно должны были смехом друг друга удавить. Короче, приколы временно отменяются. Речь заходит о деликатесах и их авторе Николае Васильевиче. Рябинине, естественно. Ха-ха. Николя, лессэ-ву лё веник э вьенэ зиси!
- Чё? - крикнул из комнаты Колька.
- Бросай, говорю, лё веник и иди сюда.
Колька образовался на кухне.
- Чё? - снова спросил он.
- Где та консерва, что ты принёс с собой?
- А! В кармане пальто.
- Извлечь! И тарань сюды.
Колька послушно исчез в прихожей и тут же вернулся.
- Во, - сказал он, протягивая Серёге консервную банку.
- Мерси, Николя. - Серёжка потрепал Кольку по щеке. - Сие, господа, суть камчатские крабы, экспроприированные Николай Васильичем намедни из родного ларька. Партия оных была получена ларьком утром намедни же. Печась о нашем общем празднестве, Николай Васильевич не преминул. Мы сделаем из его преступления салат. Салат из крабов. Вот под этим я и разумел нечто особенное. Майонез у вас есть? Лук, сыр, яйца?
- Сыра нет, - сказал Руслан.
- Ещё не поздно, - заметил Серёга. - Колька...
- Я сам схожу, - вмешался я. - Колька пускай комнату дометёт.
Не дожидаясь возражений, я быстро схватил куртку и шляпу и выскочил за дверь. От Серёжкиного остроумия крыша моя уже основательно поехала, и мне нужен был тайм-аут. Я, правда, понимал, что оставляю Русланчика на съедение этому остроумному волку, но личный эгоизм взял верх. Да и что Русланчику Серёжка? Что он может ему сделать? Ничего. А вот ты можешь И ой как глубоко можешь. И несчастным, и счастливым. Игорёк, Игорёк, сделай его счастливым. Ведь ты и себя тогда сделаешь счастливым... Боже мой!.. Иди покупай сыр. Недоносок.
В гастрономе были сразу две громадные очереди - в молочный отдел, где мне предстояло отстоять за сыром, и в кассу, где мне предстояло уплатить за него.
Меня это, почему-то, даже обрадовало. Я справился о цене на сыр и встал в очередь в кассу. Чьи-то лица стояли передо мной, чьи-то занимали очередь за мною, все из разных отделов, вдруг объединённые в общую очередь, которая хоть и соединила нас на некоторое время, молодых и старых, пионеров и пенсионеров, но не сблизила, а даже как-то ещё сильней разобщила. Вселенское одиночество в толпе. Вселенская тоска. Серебряная тоска. А ведь - да упади они сейчас все на пол и подохни - мне бы от этого не стало ни хуже, ни лучше. Просто страшно. И мне действительно стало страшно. Кажется, взросло новое поколение - нелюбящих.
Не умеющих любить. Нет - не желающих любить. Они серо смотрят друг на друга и так же серо внутрь себя... А Русланчик?.. Он что, тоже серо смотрит внутрь себя?
Да нет... Боже! Какой! Я! Счастливый! Человек!
- Три девяносто, - сказала кассирша.
Скорей этот сыр купить и назад к нему.
- Три девяносто, - повторила кассирша.
Я расплатился. Сунул ей трёшник и рубль.
- Десять копеек сдачи не забудьте.
Есть любовь, есть, не врите. И каждому хочется по-настоящему одного: любить. И каждому из вас хочется крикнуть вслух:
- Какой я счастливый человек!
- О! Допился!
- Белочка.
- С виду интеллигентный, а хулиганит.
- Десять копеек возьмите!
Я схватил сыр и помчался домой.
- Ну, и на хрена столько сыру? - поднял брови Серёжка, когда я вывалил свою покупку на кухонный стол. - Нам на салат всего-то нужно было...
- А остальное так нарежем - для любителей. Типа, как колбасу. Чтоб закусывали, - заявил я.
- Это водку-то сыром закусывать? - хохотнул Серёжка. - Не смешите меня. До такого даже последние работяги на нашем кладбище не снисходят. Разве что плавленым.
- А я люблю сыр, - сказал Колька.
- Ну и люби, - отмахнулся от него Серёжка. - В общем, Игорь Васильевич, пока вы, так сказать, осыривались, Николай подмёл сию берлогу... пардон, апартаменты, а мы с Русланом нарезали всё для "оливье".
- Русланчик, - не слушая его, сказал я, - можно тебя на секунду в комнату?
- Чё за секреты от друзей? - наигранно-наивно поинтересовался Серёжка.
- А не секреты... а так.
- Да? - спросил Русланчик, когда мы уже были в комнате.
Вместо ответа я поцеловал его.
- Ты знаешь, что мы самые счастливые люди на свете?
- Конечно, знаю.
- А вот и не знаешь. Для этого нужно выскочить в гастроном за сыром. И наглядеться там на толпу безлюбых.
- Ига, ну что ты про них знаешь.
- Действительно, - рассмеялся после паузы я. - Действительно, я ничего про них не знаю. И - что самое печальное - знать не желаю. Я законченный эгоист, Русланчик. Мне, кроме тебя, по-настоящему, никто не нужен. Но ты мне нужен настолько, что мне уже не до личного эгоизма, если ты понимаешь, что я хочу сказать этой глупейшей фразой. Я сам ничего не знаю... Ничего не могу объяснить...
Русланчик наклонил мою голову к себе, поцеловал в лоб, потом в губы.
- Вернёмся на кухню, - сказал он. - Ещё мясо на жаркое нарезать нужно.
На кухне нас встретили странные взгляды пацанов.
- Ну как, насекретничались? - осведомился Серёжка. - Руслан Васильевич, вытрите следы губной помады.
Колька заржал от этого юмора.
- Очень смешно, - сказал Руслан, автоматически вытирая губы.
Заржал Серёжка.
- Два имбецила, - нервно вмешался я. - Мясо нарезать будем?
Руслан вытащил из холодильника два кило говядины и хозяйственный Колька тут же сунул мясо под кран.
- А где ножи? - обернулся он к Руслану. - ... Тупые, - пожаловался он, нарезая.
- Вроде тебя, - неожиданно зло буркнул я.
- Игорёк! Твой завтрашний день рожденья - не повод для хамства, - резко вступился за Кольку Серёжка.
- Ты прав, - кивнул я. - Колька, извини. У меня что-то с нервами.
- Да ладно... - Колька, не привыкший, чтобы перед ним извинялись, смущённо пожал плечами и стал резать мясо дальше. Мне сделалось стыдно. Я подошёл к Кольке, положил ему руку на плечо.
- Давай уж дальше я дорежу.
- Да ладно, - повторил Колька, дёргая плечом, словно стесняясь моей руки. - Я тут сам всё лучше сделаю.
Он быстро дорезал оставшееся мясо, и мы забросили его в чугунок тушиться.
- Кончил дело - гуляй смело, - прокомментировал Серёжка. - Я другое думаю...
Пацаны, а не выпить ли нам бутылочку уже сегодня?
- Здравая мысль, - неожиданно для себя загорелся я.
Мне вдруг захотелось до чёртиков нализаться.
- А сегодня-то по какому поводу? - вмешался Руслан.
- Ну, Русланчик, да не жлобись ты, - перебил его я.
- Да кто жлобится? - неожиданно огрызнулся Руслан. - А просто сегодня пить зачем?
- Затем.
- Хорошо. Но без меня.
- Руслан Васильевич, не ломайте компании, - аристократически откинул руку Серёжка.
- Сергей Васильевич, оставьте меня в покое.
- Правда, Серёга, нам же больше достанется, - влез Колька.
- Молчи, дятел Николай Васильевич, это дело принципа.
- Русланчик, правда, ты чего? - спросил я.
- Не хочу, чтоб ты напивался.
- А если я хочу? Тем более, и повод есть. Канун дня рождения. Ну хоть рюмочку-то выпей, Русланчик.
- Ничего, что мы здесь присутствуем и слушаем ваши нежности? - с обидой сказал Серёжка.
- Не, ну мы тут пахали, я пол подметал, а нам наливать не хотят, обиделся вослед и Колька.
- Почему ж не хотят? Пейте, пейте сколько влезет. - Руслан достал из холодильника бутылку и сорвал с неё алюминиевую закрутку. - Но без меня.
- А без тебя не будем. - Серёжка явно решил настоять на своём. - Хотя и очень хотим.
- Русланчик, неудобно. Хоть одну рюмочку.
- Хорошо, - неожиданно быстро согласился Руслан. - Но только одну. - Он как-то бессмысленно посмотрел на меня, достал из буфета рюмки и с быстротой шахматиста расставил их на кухонном столе.
- Прошу к столу.
Мы наполнили рюмки.
- Ну, и за что выпьем? - мрачно спросил Руслан.
- За Игорька. И за то, чтоб он почитал нам какую-нибудь свою новую поэзию. - Серёжка принял позу Державина на царско-сельском слушании Пушкина. - Давненько мы не слыхали его стихоизвержений. Последним, если не ошибаюсь, было "Я памятник себе воздвиг", коим он причёсывал уши Мане. Мне понравилось.
- Что, правда, желаете слушать?
- Вперёд.
- Извольте:
Тучи рвутся ветер свищет Спит смиренное кладбище Лишь вороны на крестах Да черти какают в кустах.
- Гениально, - резюмировал Серёжка. - Вполне соответствует кладбищенскому духу.
Больше всякой сентиментальной оды. Игорёк, может, тебе устроиться к нам на кладбище? Ты ведь просто гамлетовский могильщик, помноженный на самого Шекспира.
Будешь пить вино и стихотворно философствовать. Кстати, пора и по рюмочке.
Мы выпили. Русланчик отцедил из своей рюмки маленький глоток.
- Нет, правда, Игорь Васильевич. - Серёжка выдохнул воздух и внюхался в свою подмышку. - Приходите к нам на кладбище. Работообустраивайтесь. Сие занятие довершит в вас циничного алкоголика, к чему вы, судя по всему, стремитесь.
Зарывать мертвецов в землю - гуманнее, чем их будущих рожать на свет. Мы, могильщики, как бы реставрируем ошибки Бога. Ведь человек - что ни говори - самая большая ошибка Бога.
- А Бог - самая большая ошибка человека.
- Вот за что я вас люблю, - сказал Серёжка, - так это за всё. Приходите к нам на кладбище.
- Я подумаю над вашим предложением, Сергей Васильевич, - сказал я, вертя опустевшую рюмочку между пальцами.
Руслан сжал свою почти полную рюмку в кулаке. Серёжка уловил его жест.
- И что означает это судорожное движение, Руслан Васильевич?
- А то, Сергей Васильевич, что ваш цинизм представляется наигранным.
- А цинизм всегда наигран, - грустно рассмеялся Серёжка. - Цинизм всегда поза.
Эффектная, надо сказать. Поэтому циники собирают вокруг себя наибольшую толпу почитателей. Вроде Диогена, который срал мимо бочки. Все великие люди были циники. Киники.
- Так циники или киники? - поинтересовался Руслан.
- Финики, - сострил Колька.
- А ты бы, Коля, не лез со своими остротами, когда умные люди разговаривают, - поморщился Серёжка. - Наливай-ка лучше ещё.
Колька налил водки себе, Серёжке и мне. Руслан решительным жестом показал, что у него пока есть.
- А у вас на кладбище есть должность Гамлета? - спросил я.
- Разумеется, нет. Гамлет был дураком, а на кладбище работают умные люди. На кладбище нужно находиться только в двух случаях: либо зарабатывать там деньги, либо на своих похоронах. А просто шляться и беседовать со всякими там черепами - глупо, глупо, глупо!
- Слова, слова, слова, - хмуро заметил Руслан. - Что ж ты сам гамлетовскими интонациями заговорил?
- Поддел! - с каким-то мазохистским удовольствием расхохотался Серёжка. - А вдруг быть дураком было бы моим идеалом, если бы я не презирал дураков?
- Что-то не верится. Слишком уж ты себя любишь, чтоб надеть шутовской колпак.
- Может, выпьем, мужики? - вмешался ничего не понимающий Колька.
- Выпьем, выпьем, Николаша, не волнуйся. А только ошиблись вы, Руслан Васильевич. В "Гамлете", ежели помните, шутами были как раз могильщики, а не придурок датский принц. Так что не боюсь я шутовского колпака. Всю жизнь в нём хожу. А вот вы, зеленоглазый принц, боитесь. Потому и водки не пьёте. Не хотите быть смешным и нелепым. Я бы с вами на кладбище не пошёл. Кладбище любит сильных людей, которые не боятся выглядеть шутами и не изображают из себя байроновских героев бури в стакане.
Колька восхищённо цокнул языком:
- Ну, ты, Серёжка, выдал!
Серёжка шутовски раскланялся.
- Благодарю, Николаша, твоя наивная похвала значит для меня больше, чем псевдоэрудированные нападки с той стороны. - Серёжка махнул в сторону Руслана. - А ты, Игорёк, чего молчишь? Чего молчишь, Игорёха? Как говна в рот набрал...
Смотри, не проглоти! А лучше всего - сплюнь где-нибудь в стороне, чтоб мы не видели.
- Уж лучше пусть бы Колька острил, - покачал головой я.
- Разве я острю? - удивился Серёжка. - Я просто умышленно фекализирую свою предыдущую речь, чтобы сбавить патетический тон. За кладбищенский юмор, господа!
- Он поднял рюмку.
- Это, в смысле, покойнички так юморят? - не понял я.
Руслан неожиданно рассмеялся и выпил свою рюмку до дна.
- Ладно, по такому случаю налейте мне ещё, - сказал он.
- О! Другой разговор! - Колька услужливо налил.
Русланчик выпил, не дожидаясь нас.
- Библия гласит: "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов". Серёжка, ты что, уже мертвец?
- А ты, я гляжу, уже пьяный.
- Не твоё, между прочим, дело! Колька, наливай ещё.
Колька с готовностью налил.
- Брось, Русланчик, ты ж хотел только одну выпить!
- А-а, е-етто м-мйо дело, - ответил Руслан выпивая и сразу хмелея. Скок х-хщу, сток и пю.
- Всё, Русланчик, стоп! - Я резко оборвал его, когда он в очередной раз потянул к себе бутылку.
- Шо значьт "стоп"? А есль я хочу? У меня, можжт, потребности?!
- Русланчик, милый, ну ведь опять нажрёшься и будешь в кресле спать!
- Не спать, а просса дремать. А ты буш ходить вкруг меня кругами и чьтать сиххи.
Как тада.
- Или рассказывать байки о высшем, или космическом, разуме, - хохотнул Серёжка.
- Кстати, Игорь Васильевич, давно хотел спросить, что вы под сим разумеете?
Бога, Дьявола, или, прости Господи, марсиян?
- Венеритиков, - хмуро откликнулся я.
- Это, сиречь, жителей Венеры, что ли?
- Да нет, пациентов кож-вен диспансеров. Жертв страстей роковых.
- Приходите к нам на кладбище, - повторил своё предложение Серёжка. - У вас вполне кладбищенский юмор.
- Не премену заглянуть, - пообещал я. - Лет так, надеюсь через тридцать-сорок. В качестве жмурика.
Русланчик вдруг заплакал.
- Ты чего, дурилка? - Я погладил его по голове. - Я ж сказал - через сорок лет, не раньше.
- Да я не о том, - хлюпнул носом Руслан.
- А о чём?
- Не наливают.
- Счас нальём, только не плачь. - Кольке стало очень жаль Руслана.
- А ну, харе! - Я хлопнул Кольку по руке. - Это я хотел напиться, а не он. Мне наливай.
- Нальём и тебе, - приговаривал Колька, щедро доразливая водку в четыре рюмки. - Пацаны, можно я тост скажу?
- Ты-ы? - вытаращил глаза Серёжка.
- Валяй, - с интересом позволил я.
- Пацаны. - Колька, явно смущаясь, встал, сжимая в кулаке рюмку. Давайте выпьем, чтоб никто из нас никогда не плакал... Ну, в обшем, чтоб всё всегда хорошо было. - Обессиленный этой тирадой, Колька рухнул на стул.
- Ну, давай выпьем. - Кажется, впервые за всю жизнь Серёжка с любопытством посмотрел на Кольку.
- И ещё давайте никогда не умирать. - Расчувствовавшийся Русланчик склонил голову на Колькино плечо.
- Хотите оставить меня без работы? - нервно схохмил Серёжка. Неожиданно сентиментальная фаза, в которую перетёк сегодняшний вечер, была явно не по нему.
Мы чокнулись и выпили.
- Так вот, Серёжка, - сказал я, отдышавшись, - высший разум - это не марсиане.
Это всеобщая любовь. Знание всеобщей любви.
- Высший разум - это серебряная тоска, - сказал Русланчик и уронил голову на стол.
- Настало время бреда, - поморщился Серёжка. - Колька, глянь, пожалуйста, как там жаркое.
- Булькает, - сообщил Колька, заглядывая в чугунок. - Коричневое уже.
- Отлично. - Серёжка встал из-за стола. - Доготовите сами. Я чувствую насущную потребность проветриться от сантиментов. Колька, одевайся... И главное, господа, - добавил он, влазя в дублёнку и нахлобучивая шапку, научитесь пить.
Или не пейте вовсе. Адьё. Что в дословном переводе с французского означает "к Богу".
- Передавай ему привет от нас, - сказал я, глядя в пустую рюмку.
* * *
- Законченый ты идеалист, Игорёха, - вещал Серёжка, закусывая водку куском жаркого.
Мы сидели за праздничним столом, справляли мой день рождения. Мама, как и сказала, не пришла. С одной стороны меня это радовало (скотина ты, Игорёшка), с другой - как-то грызло. Я люблю маму. Я хочу, чтоб она была на моём дне рождения. Нет, я не хочу, чтоб она была на моём дне рождения. И она сказала, что не хочет. Боже мой, подонок я, а не сын...
- Я идеалист? - Я приподнял левую бровь. - Если правильно понимать слово "идеализм", так не существует вашего идеализма.
- Ах, вот как? - Серёжка поднял правую бровь. - Так-таки не существует?
- Да, не существует. - Я поднял обе брови. - Человек любит своего друга, а не понятие "дружба". Когда человек садится на кнопку, он возмущается этой кнопкой, а не канцелярской промышленностью вообще. Если хочешь знать, то первым материалистом был Господь Бог - иначе, зачем бы ему понадобилось создавать материальный мир?
- Интересно, а во что верил Бог? - задумчиво процедил Серёжка.
- Во что верит Бог, - поправил Руслан.
- Верил. Бог умер. Ты не знал? У нас даже памятник ему стоит 0001-0034.
- Идиот, - грубо сказал Руслан.
- Бог верил в человека, - не обращая на него внимания, продолжал Серёжка. - Затем понял, что ошибся, и от огорчения скончался.
Руслан отодвинулся подальше от Серёжки, чтобы молния, долженствующая покарать нечестивца, не задела ненароком и его. Никакой молнии, однако, не последовало.
Серёжка подцепил вилкой солёный огурчик и сочно захрустел им.
"Нет, - подумал Руслан, - такого не молнией, такого разве что лопатой по голове прошибёшь".
Колька участия в дискуссии не принимал - подкладывал себе оливье, салат из лично сворованных крабов, жаркое, солёные огурчики и всем этим смачно чавкал. Серёжка с Русланом прервали свой теософский спор и молча наблюдали за Колькой.
- Вы чё? - выдавил тот сквозь огурец.
- Вот, - сказал Серёжка, обращаясь скорее ко мне с Русланом, чем к Кольке, - вот единственно здоровый взгляд на вещи. Пусть Платон и Аристотель расшибают друг о друга лбы, пусть они ломают копья, а умница Эпикур тем временем выпьет и закусит. Выпьем же и мы! Колька, разливай.
Колька, не прекращая жевать, разлил, мы чокнулись и выпили.
- Тёплая, - сморщился Серёжка. - Нет, пить тёплую водку - это не эпикурейство.
Игорёк, Руслан, почему бы вам не завести специальное ведёрко со льдом для стола, в коем во время пиршеств хранились бы водка и шампанское?
- Ну, подари нам, - буркнул я.
- Апропо! - вскинулся Серёжка. - На текущий момент день рождения лишён главного ингридиента. Какого, спросите вы? Отвечу. Вопросом на вопрос. На что в праве расчитывать новорожденный в этот день, кроме дружеского внимания близких?
Отвечу. На сей раз ответом: на подарки, дети. Господа, попрошу достать и развернуть!
Колька кинулся в прихожую, Руслан к платяному шкафу, Серёжка с хитро-невозмутимым видом остался за столом. Я, честно говоря, с облегчением вздохнул, поскольку с утра, проснувшись и не обнаружив никакого подарка от Руслана, был обижен и разочарован, как ребёнок, не нашедший в новогоднее утро под ёлкой подарка от Деда Мороза. Пацаны, как видно, сговорились. Вот уж не ожидал от Русланчика! На его месте я б не выдержал и похвастал своим подарком ещё утром. Колька вернулся из прихожей с кульком, Русланчик от платяного шкафа с пакетом.
- Приступайте, господа, - тоном Цезаря распорядился Серёжка.
Русланчик развернул свой свёрток, в котором оказался изумительно красивый, мягкий и длинный сине-зелёный мохеровый шарф.
- Вот, Ига, поздравляю, - сказал он, смущённо целуя меня в щёку. Теперь будем, гуляя, твоим шарфом обматываться.
- Спасибо, Русланчик. - Я ласково потрепал его по щеке.
- Оставьте и на нашу долю немного нежности, - запротестовал Серёжка. Николя, ваш выход.
Колька кашлянул и полез в кулёк.
- Во, - сказал он, извлекая на свет объёмистый параллелепипед. - Я так решил - книга - лучший подарок. А это, к тому же, кулинарная книга. Из неё что угодно сварить можно. Если продукты достанешь, - добавил он. Затем подумал и тоже поцеловал меня в щёку - ещё более смущённо, чем Руслан. Я крепко обнял его в ответ.
- Спасибо, Коля.
- Да чего там. - Колька не знал, куда себя деть.
- А теперь, позвольте мне, - нарушил неловкое молчание Серёжка. - Но, для начала, - небольшое предисловие. Представь себе - ночь. Вы с Русланом безмятежно дремлите. Вдруг твой мозг начинает свербить поэтическая мысль. Какие-то строчки рождаются в нём, отчаянно просясь на бумагу. Ты в растерянности - что делать?
Встать и записать их, включив свет и разбудив Руслана, которому завтра с утра на работу? Или пусть Руслан спит, а строчки, чёрт с ними, погибнут в тебе? Так вот, чтоб ты больше не терзался этой дилеммой... - Он полез во внутренний карман пиджака и, покопавшись там, достал тоненький, матово-чёрный фонарик с серебристой надписью "Mac Light". - С днём рождения, Игорёк.
Моя щека ознаменовалась третьим поцелуем. Я похлопал Серёжку по спине.
- Спасибо, Серёжка. Спасибо, ребята. Давйте ещё выпьем.
Мы выпили ещё.
- А теперь, - привычным взмахом головы Серёжка откинул волосы назад, хотелось бы сделать тебе ещё один подарок.
Руслан с недоумением глянул на Серёжку.
- Что ты скажешь, Игорёк, - продолжал Серёжка, - если мы сейчас вызвоним двух милых девчонок и их присутствием скрасим наше тоже, конечно, милое, но несколько одностороннее мужское общество?
- Не могу сказать, чтоб эта идея пришлась мне по душе.
- А почему, собственно?
- А, собственно, потому, что эти твои Ани-Мани тупизной превосходят сибирскую войлочную обувь валенки.
- Зачем же непременно Аня и Маня? В этом районе неподалёку обретаются.... - Серёжка вытащил из кармана пухлый блокнот, полистал и закончил: - Аля и Валя.
- Чудесно, - вмешался Руслан. - Колоссальная разница. Вы, значит, с Колькой тут али-вали будете устраивать, а нам с Игой на кухне отсиживаться? Или в кладовке?
Отменяется.
- Ах ты... Целуй! - Я повертел сигаретами перед его носом.
- Страсть как хочется курить, - объяснил Руслан публике, демонстративно зажал нос, склонился к моим ногам и задумался.
- Что медлишь, пёс?
Словно очнувшись от транса, Руслан несколько раз поцеловал мои ноги.
- Ну, вот, поцеловал и иди подметай. - Я потрепал Руслана по шевелюре.
- А сигареты?
- Да тут осталось-то полпачки всего. Мне самому едва-едва хватит.
Руслан принялся кататься по полу, вопя.
- Испачкаешься, дурень, - заметил я. - Подмёл бы сначала, а потом катался.
Руслан встал с пола, подошёл ко мне и забрал сигареты.
- Шут, - бросил он мне, сел в кресло и подкурил сигарету.
- Хам, - парировал я.
- Подметай!
- От подметая и слышу.
Руслан фыркнул первый. Тут я обнаружил, что буквально лопаюсь от смеха и расхохотался. Мы принялись напару кататься по грязному полу, расплёскивая наш коллективный смех по углам. Мы даже не сразу услышали звонок в дверь.
- Иди открой, - пробулькал я.
- Открой ты.
- Почему я?
- Потому что я неодет.
- Сам виноват. Иди открой.
Звонок стал близок к истерике.
- Открой же, - взмолился Руслан. - Это пацаны, они пришли, они хотят ссать. Я не одет.
- Не вижу связи.
- Ах, да открой ты, в конце концов!
Решив не тратить понапрасну время на споры с безумным, я помёлся в прихожую открывать.
- Ну, чего вы там? - недовольно спросил Серёжка, вваливаясь в квартиру. - Возитесь...
За руку он тянул Кольку, нелепого в своём пальто со слишком короткими рукавами и ондатровой шапке с опущенными ушами.
- Да вот, уборкой занимались, - неправдоподобно соврал я. - Пошли в комнату.
В комнате Серёжка присвистнул:
- Н-да. Наубирались же вы... Здравствуйте, Руслан Васильевич.
Русланчик, который прыгал на одной ноге, пытаясь просунуть другую в штанину, поднял голову, сказал "привет", потерял равновесие и с костяным звуком рухнул возле стола.
- Ну, цирк! - заржал Колька. - Цирк и клоуны.
- Николаша, серьёзнее, - одёрнул его Серёжка. - В цирке нужно быть серьёзным.
Клоуны не любят, когда над ними смеются.
Руслан сердито зыркнул на обоих с пола. Я подошёл к нему и помог подняться.
- Ты заметил, Николаша, как всё блестит и сверкает, - продолжал юродствовать Серёжка. - Нет, согласись, людям умственного труда невозможно поручать столь тонкую работу, как уборка квартиры. Вот что, у Игорька завтра день рождения.
Возьмём уборку на себя. Хватай-ка веник и вперёд. Под диваном наблюдаю я дивный совок (и как он туда попал?), на кухне предчувствую я помойное ведро. Давай, Николаша, сделай Игорьку приятное.
Колька покорно схватил веник и зашуршал им по полу. Серёжка развалился в кресле с сигаретой.
- Тц-тц. И не стыдно вам? - покачал головой он. - Человек должен гнуть на вас спину.
- Сам же говоришь - должен, - нашёлся я. - Кстати, не очень-то рассиживайся в кресле - и для тебя дело найдётся. А ну, пошли на кухню. Русланчик, одевайся побыстрее, чучело, и присоединяйся к нам.
- А я тут что, один останусь? - подал голос Колька.
- Не хотим тебе мешать, - объяснили мы.
- Ну, показывай своё хозяйство, - обратился ко мне на кухне Серёжка.
- В каком смысле? - подозрительно спросил я.
- Резервуары.
- Э?
- Ну, закрома Родины.
- Любишь ты, дятел, всяческие энигмы.
- Э?
- Один-один, - сказал я и распахнул холодильник.
Серёга нырнул туда по пояс и довольно прокомментировал:
- О! Колличество водки радует. Правда, разнообразие продуктов немного удручает.
- Почему это? - возмутился вошедший на кухню одетый, наконец, Руслан. Мясо на жаркое, всякая дребедень на "оливье", солёные огурчики-помидорчики, шпроты - мало тебе?
- Разве я сказал "мало"? - поворотом ладони отклонил его выпад Серёжка. - Я говорил исключительно о разнообразии. К вашему ассортименту продуктов не хватает чего-нибудь эдакого... изысканного.
- Птичьего молока? - спросил Руслан. - Птичьего молока у нас нет. Есть немного птичьего помёта на подоконнике.
- Хо-хо-хо!! - страшно расхохотался Серёжка. - Делаете юмористические успехи, молодой человек. В жизни так не смеялся.
- Даже на кладбище? - спросил я.
- Ой, уморил, ой, уморил! Не, ребята, не знаю, как вы вдвоём можете жить. Два таких остряка... Вы б уже давно должны были смехом друг друга удавить. Короче, приколы временно отменяются. Речь заходит о деликатесах и их авторе Николае Васильевиче. Рябинине, естественно. Ха-ха. Николя, лессэ-ву лё веник э вьенэ зиси!
- Чё? - крикнул из комнаты Колька.
- Бросай, говорю, лё веник и иди сюда.
Колька образовался на кухне.
- Чё? - снова спросил он.
- Где та консерва, что ты принёс с собой?
- А! В кармане пальто.
- Извлечь! И тарань сюды.
Колька послушно исчез в прихожей и тут же вернулся.
- Во, - сказал он, протягивая Серёге консервную банку.
- Мерси, Николя. - Серёжка потрепал Кольку по щеке. - Сие, господа, суть камчатские крабы, экспроприированные Николай Васильичем намедни из родного ларька. Партия оных была получена ларьком утром намедни же. Печась о нашем общем празднестве, Николай Васильевич не преминул. Мы сделаем из его преступления салат. Салат из крабов. Вот под этим я и разумел нечто особенное. Майонез у вас есть? Лук, сыр, яйца?
- Сыра нет, - сказал Руслан.
- Ещё не поздно, - заметил Серёга. - Колька...
- Я сам схожу, - вмешался я. - Колька пускай комнату дометёт.
Не дожидаясь возражений, я быстро схватил куртку и шляпу и выскочил за дверь. От Серёжкиного остроумия крыша моя уже основательно поехала, и мне нужен был тайм-аут. Я, правда, понимал, что оставляю Русланчика на съедение этому остроумному волку, но личный эгоизм взял верх. Да и что Русланчику Серёжка? Что он может ему сделать? Ничего. А вот ты можешь И ой как глубоко можешь. И несчастным, и счастливым. Игорёк, Игорёк, сделай его счастливым. Ведь ты и себя тогда сделаешь счастливым... Боже мой!.. Иди покупай сыр. Недоносок.
В гастрономе были сразу две громадные очереди - в молочный отдел, где мне предстояло отстоять за сыром, и в кассу, где мне предстояло уплатить за него.
Меня это, почему-то, даже обрадовало. Я справился о цене на сыр и встал в очередь в кассу. Чьи-то лица стояли передо мной, чьи-то занимали очередь за мною, все из разных отделов, вдруг объединённые в общую очередь, которая хоть и соединила нас на некоторое время, молодых и старых, пионеров и пенсионеров, но не сблизила, а даже как-то ещё сильней разобщила. Вселенское одиночество в толпе. Вселенская тоска. Серебряная тоска. А ведь - да упади они сейчас все на пол и подохни - мне бы от этого не стало ни хуже, ни лучше. Просто страшно. И мне действительно стало страшно. Кажется, взросло новое поколение - нелюбящих.
Не умеющих любить. Нет - не желающих любить. Они серо смотрят друг на друга и так же серо внутрь себя... А Русланчик?.. Он что, тоже серо смотрит внутрь себя?
Да нет... Боже! Какой! Я! Счастливый! Человек!
- Три девяносто, - сказала кассирша.
Скорей этот сыр купить и назад к нему.
- Три девяносто, - повторила кассирша.
Я расплатился. Сунул ей трёшник и рубль.
- Десять копеек сдачи не забудьте.
Есть любовь, есть, не врите. И каждому хочется по-настоящему одного: любить. И каждому из вас хочется крикнуть вслух:
- Какой я счастливый человек!
- О! Допился!
- Белочка.
- С виду интеллигентный, а хулиганит.
- Десять копеек возьмите!
Я схватил сыр и помчался домой.
- Ну, и на хрена столько сыру? - поднял брови Серёжка, когда я вывалил свою покупку на кухонный стол. - Нам на салат всего-то нужно было...
- А остальное так нарежем - для любителей. Типа, как колбасу. Чтоб закусывали, - заявил я.
- Это водку-то сыром закусывать? - хохотнул Серёжка. - Не смешите меня. До такого даже последние работяги на нашем кладбище не снисходят. Разве что плавленым.
- А я люблю сыр, - сказал Колька.
- Ну и люби, - отмахнулся от него Серёжка. - В общем, Игорь Васильевич, пока вы, так сказать, осыривались, Николай подмёл сию берлогу... пардон, апартаменты, а мы с Русланом нарезали всё для "оливье".
- Русланчик, - не слушая его, сказал я, - можно тебя на секунду в комнату?
- Чё за секреты от друзей? - наигранно-наивно поинтересовался Серёжка.
- А не секреты... а так.
- Да? - спросил Русланчик, когда мы уже были в комнате.
Вместо ответа я поцеловал его.
- Ты знаешь, что мы самые счастливые люди на свете?
- Конечно, знаю.
- А вот и не знаешь. Для этого нужно выскочить в гастроном за сыром. И наглядеться там на толпу безлюбых.
- Ига, ну что ты про них знаешь.
- Действительно, - рассмеялся после паузы я. - Действительно, я ничего про них не знаю. И - что самое печальное - знать не желаю. Я законченный эгоист, Русланчик. Мне, кроме тебя, по-настоящему, никто не нужен. Но ты мне нужен настолько, что мне уже не до личного эгоизма, если ты понимаешь, что я хочу сказать этой глупейшей фразой. Я сам ничего не знаю... Ничего не могу объяснить...
Русланчик наклонил мою голову к себе, поцеловал в лоб, потом в губы.
- Вернёмся на кухню, - сказал он. - Ещё мясо на жаркое нарезать нужно.
На кухне нас встретили странные взгляды пацанов.
- Ну как, насекретничались? - осведомился Серёжка. - Руслан Васильевич, вытрите следы губной помады.
Колька заржал от этого юмора.
- Очень смешно, - сказал Руслан, автоматически вытирая губы.
Заржал Серёжка.
- Два имбецила, - нервно вмешался я. - Мясо нарезать будем?
Руслан вытащил из холодильника два кило говядины и хозяйственный Колька тут же сунул мясо под кран.
- А где ножи? - обернулся он к Руслану. - ... Тупые, - пожаловался он, нарезая.
- Вроде тебя, - неожиданно зло буркнул я.
- Игорёк! Твой завтрашний день рожденья - не повод для хамства, - резко вступился за Кольку Серёжка.
- Ты прав, - кивнул я. - Колька, извини. У меня что-то с нервами.
- Да ладно... - Колька, не привыкший, чтобы перед ним извинялись, смущённо пожал плечами и стал резать мясо дальше. Мне сделалось стыдно. Я подошёл к Кольке, положил ему руку на плечо.
- Давай уж дальше я дорежу.
- Да ладно, - повторил Колька, дёргая плечом, словно стесняясь моей руки. - Я тут сам всё лучше сделаю.
Он быстро дорезал оставшееся мясо, и мы забросили его в чугунок тушиться.
- Кончил дело - гуляй смело, - прокомментировал Серёжка. - Я другое думаю...
Пацаны, а не выпить ли нам бутылочку уже сегодня?
- Здравая мысль, - неожиданно для себя загорелся я.
Мне вдруг захотелось до чёртиков нализаться.
- А сегодня-то по какому поводу? - вмешался Руслан.
- Ну, Русланчик, да не жлобись ты, - перебил его я.
- Да кто жлобится? - неожиданно огрызнулся Руслан. - А просто сегодня пить зачем?
- Затем.
- Хорошо. Но без меня.
- Руслан Васильевич, не ломайте компании, - аристократически откинул руку Серёжка.
- Сергей Васильевич, оставьте меня в покое.
- Правда, Серёга, нам же больше достанется, - влез Колька.
- Молчи, дятел Николай Васильевич, это дело принципа.
- Русланчик, правда, ты чего? - спросил я.
- Не хочу, чтоб ты напивался.
- А если я хочу? Тем более, и повод есть. Канун дня рождения. Ну хоть рюмочку-то выпей, Русланчик.
- Ничего, что мы здесь присутствуем и слушаем ваши нежности? - с обидой сказал Серёжка.
- Не, ну мы тут пахали, я пол подметал, а нам наливать не хотят, обиделся вослед и Колька.
- Почему ж не хотят? Пейте, пейте сколько влезет. - Руслан достал из холодильника бутылку и сорвал с неё алюминиевую закрутку. - Но без меня.
- А без тебя не будем. - Серёжка явно решил настоять на своём. - Хотя и очень хотим.
- Русланчик, неудобно. Хоть одну рюмочку.
- Хорошо, - неожиданно быстро согласился Руслан. - Но только одну. - Он как-то бессмысленно посмотрел на меня, достал из буфета рюмки и с быстротой шахматиста расставил их на кухонном столе.
- Прошу к столу.
Мы наполнили рюмки.
- Ну, и за что выпьем? - мрачно спросил Руслан.
- За Игорька. И за то, чтоб он почитал нам какую-нибудь свою новую поэзию. - Серёжка принял позу Державина на царско-сельском слушании Пушкина. - Давненько мы не слыхали его стихоизвержений. Последним, если не ошибаюсь, было "Я памятник себе воздвиг", коим он причёсывал уши Мане. Мне понравилось.
- Что, правда, желаете слушать?
- Вперёд.
- Извольте:
Тучи рвутся ветер свищет Спит смиренное кладбище Лишь вороны на крестах Да черти какают в кустах.
- Гениально, - резюмировал Серёжка. - Вполне соответствует кладбищенскому духу.
Больше всякой сентиментальной оды. Игорёк, может, тебе устроиться к нам на кладбище? Ты ведь просто гамлетовский могильщик, помноженный на самого Шекспира.
Будешь пить вино и стихотворно философствовать. Кстати, пора и по рюмочке.
Мы выпили. Русланчик отцедил из своей рюмки маленький глоток.
- Нет, правда, Игорь Васильевич. - Серёжка выдохнул воздух и внюхался в свою подмышку. - Приходите к нам на кладбище. Работообустраивайтесь. Сие занятие довершит в вас циничного алкоголика, к чему вы, судя по всему, стремитесь.
Зарывать мертвецов в землю - гуманнее, чем их будущих рожать на свет. Мы, могильщики, как бы реставрируем ошибки Бога. Ведь человек - что ни говори - самая большая ошибка Бога.
- А Бог - самая большая ошибка человека.
- Вот за что я вас люблю, - сказал Серёжка, - так это за всё. Приходите к нам на кладбище.
- Я подумаю над вашим предложением, Сергей Васильевич, - сказал я, вертя опустевшую рюмочку между пальцами.
Руслан сжал свою почти полную рюмку в кулаке. Серёжка уловил его жест.
- И что означает это судорожное движение, Руслан Васильевич?
- А то, Сергей Васильевич, что ваш цинизм представляется наигранным.
- А цинизм всегда наигран, - грустно рассмеялся Серёжка. - Цинизм всегда поза.
Эффектная, надо сказать. Поэтому циники собирают вокруг себя наибольшую толпу почитателей. Вроде Диогена, который срал мимо бочки. Все великие люди были циники. Киники.
- Так циники или киники? - поинтересовался Руслан.
- Финики, - сострил Колька.
- А ты бы, Коля, не лез со своими остротами, когда умные люди разговаривают, - поморщился Серёжка. - Наливай-ка лучше ещё.
Колька налил водки себе, Серёжке и мне. Руслан решительным жестом показал, что у него пока есть.
- А у вас на кладбище есть должность Гамлета? - спросил я.
- Разумеется, нет. Гамлет был дураком, а на кладбище работают умные люди. На кладбище нужно находиться только в двух случаях: либо зарабатывать там деньги, либо на своих похоронах. А просто шляться и беседовать со всякими там черепами - глупо, глупо, глупо!
- Слова, слова, слова, - хмуро заметил Руслан. - Что ж ты сам гамлетовскими интонациями заговорил?
- Поддел! - с каким-то мазохистским удовольствием расхохотался Серёжка. - А вдруг быть дураком было бы моим идеалом, если бы я не презирал дураков?
- Что-то не верится. Слишком уж ты себя любишь, чтоб надеть шутовской колпак.
- Может, выпьем, мужики? - вмешался ничего не понимающий Колька.
- Выпьем, выпьем, Николаша, не волнуйся. А только ошиблись вы, Руслан Васильевич. В "Гамлете", ежели помните, шутами были как раз могильщики, а не придурок датский принц. Так что не боюсь я шутовского колпака. Всю жизнь в нём хожу. А вот вы, зеленоглазый принц, боитесь. Потому и водки не пьёте. Не хотите быть смешным и нелепым. Я бы с вами на кладбище не пошёл. Кладбище любит сильных людей, которые не боятся выглядеть шутами и не изображают из себя байроновских героев бури в стакане.
Колька восхищённо цокнул языком:
- Ну, ты, Серёжка, выдал!
Серёжка шутовски раскланялся.
- Благодарю, Николаша, твоя наивная похвала значит для меня больше, чем псевдоэрудированные нападки с той стороны. - Серёжка махнул в сторону Руслана. - А ты, Игорёк, чего молчишь? Чего молчишь, Игорёха? Как говна в рот набрал...
Смотри, не проглоти! А лучше всего - сплюнь где-нибудь в стороне, чтоб мы не видели.
- Уж лучше пусть бы Колька острил, - покачал головой я.
- Разве я острю? - удивился Серёжка. - Я просто умышленно фекализирую свою предыдущую речь, чтобы сбавить патетический тон. За кладбищенский юмор, господа!
- Он поднял рюмку.
- Это, в смысле, покойнички так юморят? - не понял я.
Руслан неожиданно рассмеялся и выпил свою рюмку до дна.
- Ладно, по такому случаю налейте мне ещё, - сказал он.
- О! Другой разговор! - Колька услужливо налил.
Русланчик выпил, не дожидаясь нас.
- Библия гласит: "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов". Серёжка, ты что, уже мертвец?
- А ты, я гляжу, уже пьяный.
- Не твоё, между прочим, дело! Колька, наливай ещё.
Колька с готовностью налил.
- Брось, Русланчик, ты ж хотел только одну выпить!
- А-а, е-етто м-мйо дело, - ответил Руслан выпивая и сразу хмелея. Скок х-хщу, сток и пю.
- Всё, Русланчик, стоп! - Я резко оборвал его, когда он в очередной раз потянул к себе бутылку.
- Шо значьт "стоп"? А есль я хочу? У меня, можжт, потребности?!
- Русланчик, милый, ну ведь опять нажрёшься и будешь в кресле спать!
- Не спать, а просса дремать. А ты буш ходить вкруг меня кругами и чьтать сиххи.
Как тада.
- Или рассказывать байки о высшем, или космическом, разуме, - хохотнул Серёжка.
- Кстати, Игорь Васильевич, давно хотел спросить, что вы под сим разумеете?
Бога, Дьявола, или, прости Господи, марсиян?
- Венеритиков, - хмуро откликнулся я.
- Это, сиречь, жителей Венеры, что ли?
- Да нет, пациентов кож-вен диспансеров. Жертв страстей роковых.
- Приходите к нам на кладбище, - повторил своё предложение Серёжка. - У вас вполне кладбищенский юмор.
- Не премену заглянуть, - пообещал я. - Лет так, надеюсь через тридцать-сорок. В качестве жмурика.
Русланчик вдруг заплакал.
- Ты чего, дурилка? - Я погладил его по голове. - Я ж сказал - через сорок лет, не раньше.
- Да я не о том, - хлюпнул носом Руслан.
- А о чём?
- Не наливают.
- Счас нальём, только не плачь. - Кольке стало очень жаль Руслана.
- А ну, харе! - Я хлопнул Кольку по руке. - Это я хотел напиться, а не он. Мне наливай.
- Нальём и тебе, - приговаривал Колька, щедро доразливая водку в четыре рюмки. - Пацаны, можно я тост скажу?
- Ты-ы? - вытаращил глаза Серёжка.
- Валяй, - с интересом позволил я.
- Пацаны. - Колька, явно смущаясь, встал, сжимая в кулаке рюмку. Давайте выпьем, чтоб никто из нас никогда не плакал... Ну, в обшем, чтоб всё всегда хорошо было. - Обессиленный этой тирадой, Колька рухнул на стул.
- Ну, давай выпьем. - Кажется, впервые за всю жизнь Серёжка с любопытством посмотрел на Кольку.
- И ещё давайте никогда не умирать. - Расчувствовавшийся Русланчик склонил голову на Колькино плечо.
- Хотите оставить меня без работы? - нервно схохмил Серёжка. Неожиданно сентиментальная фаза, в которую перетёк сегодняшний вечер, была явно не по нему.
Мы чокнулись и выпили.
- Так вот, Серёжка, - сказал я, отдышавшись, - высший разум - это не марсиане.
Это всеобщая любовь. Знание всеобщей любви.
- Высший разум - это серебряная тоска, - сказал Русланчик и уронил голову на стол.
- Настало время бреда, - поморщился Серёжка. - Колька, глянь, пожалуйста, как там жаркое.
- Булькает, - сообщил Колька, заглядывая в чугунок. - Коричневое уже.
- Отлично. - Серёжка встал из-за стола. - Доготовите сами. Я чувствую насущную потребность проветриться от сантиментов. Колька, одевайся... И главное, господа, - добавил он, влазя в дублёнку и нахлобучивая шапку, научитесь пить.
Или не пейте вовсе. Адьё. Что в дословном переводе с французского означает "к Богу".
- Передавай ему привет от нас, - сказал я, глядя в пустую рюмку.
* * *
- Законченый ты идеалист, Игорёха, - вещал Серёжка, закусывая водку куском жаркого.
Мы сидели за праздничним столом, справляли мой день рождения. Мама, как и сказала, не пришла. С одной стороны меня это радовало (скотина ты, Игорёшка), с другой - как-то грызло. Я люблю маму. Я хочу, чтоб она была на моём дне рождения. Нет, я не хочу, чтоб она была на моём дне рождения. И она сказала, что не хочет. Боже мой, подонок я, а не сын...
- Я идеалист? - Я приподнял левую бровь. - Если правильно понимать слово "идеализм", так не существует вашего идеализма.
- Ах, вот как? - Серёжка поднял правую бровь. - Так-таки не существует?
- Да, не существует. - Я поднял обе брови. - Человек любит своего друга, а не понятие "дружба". Когда человек садится на кнопку, он возмущается этой кнопкой, а не канцелярской промышленностью вообще. Если хочешь знать, то первым материалистом был Господь Бог - иначе, зачем бы ему понадобилось создавать материальный мир?
- Интересно, а во что верил Бог? - задумчиво процедил Серёжка.
- Во что верит Бог, - поправил Руслан.
- Верил. Бог умер. Ты не знал? У нас даже памятник ему стоит 0001-0034.
- Идиот, - грубо сказал Руслан.
- Бог верил в человека, - не обращая на него внимания, продолжал Серёжка. - Затем понял, что ошибся, и от огорчения скончался.
Руслан отодвинулся подальше от Серёжки, чтобы молния, долженствующая покарать нечестивца, не задела ненароком и его. Никакой молнии, однако, не последовало.
Серёжка подцепил вилкой солёный огурчик и сочно захрустел им.
"Нет, - подумал Руслан, - такого не молнией, такого разве что лопатой по голове прошибёшь".
Колька участия в дискуссии не принимал - подкладывал себе оливье, салат из лично сворованных крабов, жаркое, солёные огурчики и всем этим смачно чавкал. Серёжка с Русланом прервали свой теософский спор и молча наблюдали за Колькой.
- Вы чё? - выдавил тот сквозь огурец.
- Вот, - сказал Серёжка, обращаясь скорее ко мне с Русланом, чем к Кольке, - вот единственно здоровый взгляд на вещи. Пусть Платон и Аристотель расшибают друг о друга лбы, пусть они ломают копья, а умница Эпикур тем временем выпьет и закусит. Выпьем же и мы! Колька, разливай.
Колька, не прекращая жевать, разлил, мы чокнулись и выпили.
- Тёплая, - сморщился Серёжка. - Нет, пить тёплую водку - это не эпикурейство.
Игорёк, Руслан, почему бы вам не завести специальное ведёрко со льдом для стола, в коем во время пиршеств хранились бы водка и шампанское?
- Ну, подари нам, - буркнул я.
- Апропо! - вскинулся Серёжка. - На текущий момент день рождения лишён главного ингридиента. Какого, спросите вы? Отвечу. Вопросом на вопрос. На что в праве расчитывать новорожденный в этот день, кроме дружеского внимания близких?
Отвечу. На сей раз ответом: на подарки, дети. Господа, попрошу достать и развернуть!
Колька кинулся в прихожую, Руслан к платяному шкафу, Серёжка с хитро-невозмутимым видом остался за столом. Я, честно говоря, с облегчением вздохнул, поскольку с утра, проснувшись и не обнаружив никакого подарка от Руслана, был обижен и разочарован, как ребёнок, не нашедший в новогоднее утро под ёлкой подарка от Деда Мороза. Пацаны, как видно, сговорились. Вот уж не ожидал от Русланчика! На его месте я б не выдержал и похвастал своим подарком ещё утром. Колька вернулся из прихожей с кульком, Русланчик от платяного шкафа с пакетом.
- Приступайте, господа, - тоном Цезаря распорядился Серёжка.
Русланчик развернул свой свёрток, в котором оказался изумительно красивый, мягкий и длинный сине-зелёный мохеровый шарф.
- Вот, Ига, поздравляю, - сказал он, смущённо целуя меня в щёку. Теперь будем, гуляя, твоим шарфом обматываться.
- Спасибо, Русланчик. - Я ласково потрепал его по щеке.
- Оставьте и на нашу долю немного нежности, - запротестовал Серёжка. Николя, ваш выход.
Колька кашлянул и полез в кулёк.
- Во, - сказал он, извлекая на свет объёмистый параллелепипед. - Я так решил - книга - лучший подарок. А это, к тому же, кулинарная книга. Из неё что угодно сварить можно. Если продукты достанешь, - добавил он. Затем подумал и тоже поцеловал меня в щёку - ещё более смущённо, чем Руслан. Я крепко обнял его в ответ.
- Спасибо, Коля.
- Да чего там. - Колька не знал, куда себя деть.
- А теперь, позвольте мне, - нарушил неловкое молчание Серёжка. - Но, для начала, - небольшое предисловие. Представь себе - ночь. Вы с Русланом безмятежно дремлите. Вдруг твой мозг начинает свербить поэтическая мысль. Какие-то строчки рождаются в нём, отчаянно просясь на бумагу. Ты в растерянности - что делать?
Встать и записать их, включив свет и разбудив Руслана, которому завтра с утра на работу? Или пусть Руслан спит, а строчки, чёрт с ними, погибнут в тебе? Так вот, чтоб ты больше не терзался этой дилеммой... - Он полез во внутренний карман пиджака и, покопавшись там, достал тоненький, матово-чёрный фонарик с серебристой надписью "Mac Light". - С днём рождения, Игорёк.
Моя щека ознаменовалась третьим поцелуем. Я похлопал Серёжку по спине.
- Спасибо, Серёжка. Спасибо, ребята. Давйте ещё выпьем.
Мы выпили ещё.
- А теперь, - привычным взмахом головы Серёжка откинул волосы назад, хотелось бы сделать тебе ещё один подарок.
Руслан с недоумением глянул на Серёжку.
- Что ты скажешь, Игорёк, - продолжал Серёжка, - если мы сейчас вызвоним двух милых девчонок и их присутствием скрасим наше тоже, конечно, милое, но несколько одностороннее мужское общество?
- Не могу сказать, чтоб эта идея пришлась мне по душе.
- А почему, собственно?
- А, собственно, потому, что эти твои Ани-Мани тупизной превосходят сибирскую войлочную обувь валенки.
- Зачем же непременно Аня и Маня? В этом районе неподалёку обретаются.... - Серёжка вытащил из кармана пухлый блокнот, полистал и закончил: - Аля и Валя.
- Чудесно, - вмешался Руслан. - Колоссальная разница. Вы, значит, с Колькой тут али-вали будете устраивать, а нам с Игой на кухне отсиживаться? Или в кладовке?
Отменяется.