Страница:
– Видишь? – спросила Ларк. – Все, что захочешь! Все!
Ларк поцеловала его. Кинсолвинг попробовал отстраниться, его смущала мысль о следящих за ними взорах. Но Ларк решительно остановила его поспешное движение. Они целовались несколько секунд. Наконец она оторвалась от Кинсолвинга и посмотрела в его темные глаза, широко улыбаясь:
– Давай поедим!
Гибким движением Ларк выскользнула из его объятий, подошла к подносу и перенесла на стол. Кинсолвинг присоединился, хотя и не разделял энтузиазма Ларк по отношению к Почти Парадизу.
Во время еды он внимательно разглядывал роскошную комнату. Полы покрывала упругая зеленая материя, на первый взгляд выглядевшая, как настоящая трава. Зато естественных растений в этой совершенной по фактуре и ласкающей глаз зелени не было. Белые, точно устрицы, стены легко изгибались, смыкаясь наверху в приятный купол. Кинсолвинг почти ожидал, что сюда войдет Кольридж и начнет декламировать свои стихи.
Мебели имелось немного, зато она была искусно вырезана из натурального дерева. Некоторые сорта Кинсолвинг узнал. Остальные, как догадывался Бартон, доставили сюда с других планет. Невозможно было не замечать обширную кровать с резной спинкой и резными же столбиками. Как ни искал, Кинсолвинг нигде не смог обнаружить ни видеокамеры, ни другой электроники.
– Не нравится мне, что на нас все время пялятся, – признался он.
– Ой, Барт, миленький, ты прямо черная дыра, когда рассуждаешь о таких предметах. Приятное времяпрепровождение проходит так быстро. Почему ты думаешь, будто кому-то интересно, что мы делаем и чего не делаем? Они наши слуги, не наниматели.
Кинсолвинг не стал спорить, в его голове проносились другие тревожные мысли. Не нашли ли рабочие тело Рани дю Лонг в вакуумном гробу? Ллоры оказались более упорными в попытках вернуть его на свою планету-тюрьму, чем он считал. Он задел их гордость, будучи единственным беглецом.
Мысли Кинсолвинга приняли другой оборот. На Парадизе родятся люди и инопланетяне. Если он найдет обоснование, то, возможно, сумеет найти представителя иной планеты, который захочет оспорить его дело у ллоров. Это же Камерон убил капитана-агента. Кинсолвинг подумал, что сможет легко добиться оправдания, если даст понять, насколько серьезна ситуация, и объяснит, что Межзвездные Материалы составили заговор против него, так как нуждались в козле отпущения. К чертям План Звездной Смерти и всех, кто на него работает!
– Нам разрешается разговаривать с другими гостями?
– Здесь, на Почти Парадизе? – спросила Ларк с набитым ртом.
Он кивнул:
– Или на самой планете.
– Да все, что тебя заводит. Парадиз – планета удовольствий. Они исполнят любую твою прихоть.
Кинсолвинг улыбнулся. Как мило она выглядит! Слабый розоватый оттенок щек мог образоваться от косметических красок, вспрыснутых Ларк под кожу или от истинного возбуждения. Ему все равно. Ларк Версаль была экзотична и невинна, она – сложное переплетение противоречий.
– Ты – единственная прихоть у меня, – сказал он.
– Ну, спасибо тебе, Бартон. Ни один мужчина ни разу не говорил мне ничего настолько приятного! – Ларк хитро улыбнулась. – Но ведь ты еще не побывал на Парадизе. Ты мог бы найти там развлечения, по сравнению с которыми я бледнею.
– Сомневаюсь.
– Подожди, – пообещала она. – Мне никогда не надоедает эта планета. Все, чего ты пожелаешь, чего действительно хочешь в глубине души, – все твое. Об этом всегда узнают, а потом дают тебе.
И снова Кинсолвинг передернулся при мысли о том, что он находится под постоянным наблюдением.
– Давай осмотримся, – предложил он.
Бартон отодвинул тарелку. Он съел мало вкусной еды, но нашел, что сыт. Такой волшебный продукт принес бы биллионы на коммерческом рынке. У звездных кораблей мало места для груза, но там часто требуется большое количество пищи и воды для команды и пассажиров. Если уменьшить запасы съестного, это даст возможность строить более крупные машины и с большей скоростью.
Инженер печально покачал головой. Если даже увеличить скорость земных звездных судов на пятьдесят процентов, они все же будут просто улитками по сравнению с кораблями инопланетян, те пользуются совершенно иными двигателями, иной математикой для вычисления скорости света, а делиться своими секретами с людьми отказываются.
Иногда в глубине души Кинсолвинг и сам удивлялся, почему он выступает против ММ, председателя Фремонта и других. Ведь население чуждых планет действительно обращается с Землей, как со второразрядным миром. Они действительно смеются над людьми из-за того, что те так мало цивилизованны.
Но Кинсолвинг видел среди чужаков благородство. Они не заслуживают того, чтобы их ликвидировать. Ни одному человеку, ни одной компании, ни одной расе не следует позволять уничтожать целые миры. План Звездной Смерти вызывает к жизни геноцид, а не сотрудничество. Извращенные умы, убежденные в необходимости Плана, отказывались понимать, что земное человечество только недавно присоединилось к летающим на звезды существам. Тяжелая работа, завоевание доверия, усовершенствования во всех областях – вот что является входным кодом ко вселенной инопланетян, а не смерть и массовые разрушениям. Тот профессор, который больше всех повлиял на Кинсолвинга в колледже, профессор Дельгадо, был убежден, что в один прекрасный день человечество будет принято как ровня.
Кинсолвинг в это верил.
– Ты выглядишь отсутствующим, Бартон. Ты что, заболел? Иногда воздух на Почти Парадизе меняют, чтобы он подходил другим расам. Почему, я не могу сказать, но это так.
– Я прекрасно себя чувствую, – заверил он. – Давай исследовать.
Ларк схватилась за его руку и потащила за собой, как маленького ребенка, следующего за матерью.
– Тебе понравится. Но пусть все это тебя не слишком привлекает. Есть еще много всякого, чем заняться на самой планете.
Кинсолвинг заморгал, когда Ларк повела его по извилистым коридорам космической станции. Он как будто бы вошел в музей. Стены украшали шедевры с десятков планет. Ему с трудом удавалось заставить Ларк задержаться и посмотреть на некоторые. Особенно произвели на него впечатление старые земные пейзажи, выполненные художником по имени Остин.
– Это поразительно, – восхищался он. – Я видел подобную работу на Земле, но не такую прекрасную.
– Ох, Барт, милый, это же пустяки. Пошли дальше!
Ларк потащила его, и Кинсолвинг последовал за ней, задерживаясь возле изменяющихся образов и красок поляризованных пейзажей. Когда они попали в большую общую комнату, Бартон придержал дыхание. Никогда ему не приходилось видеть такого величия. Потолка вовсе не было, – или так казалось. Усыпанный звездами широкий Млечный Путь аркой поднимался над комнатой, не затуманенный ни атмосферой, ни легким загрязнением. Кинсолвинг был бы доволен, если бы просто стоял здесь и любовался звездами, но в этом помещении еще столько всего находилось!
– Все, что захочешь, Барт, все, – прошептала Ларк. Кинсолвинг разделял ее благоговейную почтительность.
В этой комнате казалось кощунством разговаривать нормальным голосом. Произведения искусства, здесь находившиеся, прибыли из мириадов разных миров. Даже в самых больших музеях Земли Кинсолвинг не видел работ такого уровня артистизма и гениальности.
– Лучшие творцы галактики вложили что-то в эту выставку, – услышал он тихий голос у своего локтя. Кинсолвинг подскочил, вздрогнув от еще неосознанного узнавания. Он потерял дар речи при виде этой женщины. Ларк Версаль была великолепна. Но до этой женщины ей было далеко.
Только через несколько секунд он понял, почему. Он насторожился, когда понял, где видел ее прежде. Она сильно напоминала Алу Марккен, возлюбленную, предавшую его. Ала допустила, чтобы Камерон втянул его в убийство на Глубокой. Ала пыталась убить его в шахте. Ала участвовала в заговоре Плана Звездной Смерти. Бартон Кинсолвинг все еще любил ее. И теперь перед ним была женщина, тронувшая его душу легким, но безусловным сходством с Алой.
Ларк повисла у него на плече и спросила:
– Предполагается, что она – кто?
– Что? – он вздрогнул от этого вопроса.
– Твою память сканировали. Она должна что-то значить для тебя, не то усилия не стоили бы труда...
– Ее сделали похожей на Алу! – воскликнул Кинсолвинг. – Ее так замаскировали?
– Ала, – это имя прозвучало в устах Ларк так, как будто бы оно обжигало ей язык. – Совсем простое имя.
Ларк повернулась и вышла, прежде чем Кинсолвинг успел ее остановить.
– Кто вы? – спросил он женщину, которая слегка походила на Алу Марккен.
– Я – та, кем вы хотите меня видеть. Зовите меня Шидой.
– Это ваше имя? Или вы его взяли взаймы, как и лицо? -. он произнес это резко и тут же пожалел об этом.
– Не будьте ко мне жестоким, – слезы появились в уголках светло-карих глаз Шиды. – Я не хотела дурного. Мне сказали, что вы будете довольны.
– Они знают меня недостаточно хорошо, – Кинсолвинг дотронулся до своего лба, как будто бы ожидал найти там электроды.
– Почти Парадиз пытается дать гостю то, чего он хочет больше всего. У меня не вышло. Они... они будут мною недовольны.
– Подождите, – Кинсолвинг остановил женщину, когда та повернулась, чтобы уйти. – Что вам сделают?
– Ничего.
– Вы лжете.
Кинсолвинг поднял ее твердый подбородок и пристально взглянул в глаза странного оттенка. Что-то в этих глазах поразило его, как неистовое и не совсем человеческое. Различие при всем сходстве ее лица с лицом Алы перевешивало. Теперь же, когда он пригляделся внимательнее, заметил, что мягкие волны темных волос спадали у Шиды вокруг лица так же, как у Алы, но отсутствовал блеск. Человеческий блеск.
– Нет, – тихо произнесла Шида. И тут же призналась: – Я не гуманоид.
– Как! – Кинсолвинг вздрогнул. Он проглотил унизительный вопрос и начал снова: – Какую планету вы называете родной?
– Я из мира, который мы называем Онар. Но нам не полагается говорить о таких вещах. Меня наняли, чтобы я была с вами и для вас – и ни для чего другого. Многим гуманоидам не нравится мысль о... – голос Шиды замер. – Идея о хамелеоне-инопланетянине, принимающем облик любимого.
Кинсолвинг разделял это неприязненное чувство, но не мог винить Шиду в том, что владельцы Парадиза считали нормальным обращением с гостями. Она была жертвой этого жестокого маскарада в такой же степени, что и он.
– Никогда о нем не слыхал.
– Большинство людей не слыхало, – согласилась Шида. Преобладание шипящих звуков в ее речи поразило Кинсолвинга. Ала никогда так не разговаривала. Зато так говорила Онара.
– Вы хамелеон или к вам применили хирургию, чтобы... создать это лицо?
– Я обладаю ограниченным мускульным контролем над своими чертами. Таковы все онариане. С нами жизнь становится интереснее. Мы умеем делать такое, чего не могут другие расы.
Шида приблизилась к нему. Кинсолвинг уловил тонкий запах ее пряных волнующих духов. Он отступил на полшага, узнав этот запах Афродиты, но не был готов к последствиям.
– Вы меня отсылаете?
– Вы сказали, что вас накажут.
– Меня понизят в должности. Отдых Терры – жестокий работодатель. Я тяжко трудилась, чтобы заработать статус развлекателя. Начинала я на Почти Парадизе корабельным помощником.
Кинсолвинг оглядел комнату, отвлекаясь от звездной радуги над головой и от мрачного ощущения, что стоит здесь один в невыносимой бесконечности космоса. На другом конце комнаты он заметил Ларк в компании двух мужчин. Она смеялась и приникла к одному из них, ее косметическая расцветка составляла узоры, которые Бартон мог разобрать даже на таком расстоянии. Он и раньше видел у нее такие сложные узоры. Ларк Версаль снова нашла для себя подходящую стихию и неимоверно наслаждалась.
– Вы знакомы с другими инопланетянами? – спросил Кинсолвинг у Шиды. – Капитан Люксор говорил, что на планете в самом разгаре конференция.
– А вы... предпочитаете инопланетян своим соплеменникам? Что ж, не вы первый, – ответила она, – но я впервые слышу, как гуманоид открыто заявляет о своем предпочтении.
– Вовсе не в сексуальном отношении, – быстро выпалил Кинсолвинг – Я хочу с ними побеседовать. Мне нужно объяснить некоторые вещи кому-то, кто имеет влияние.
– Здесь есть несколько послов.
– Посол Трекана остановился в Королевском отеле, – вспомнил Кинсолвинг. – Расскажите мне о нем.
Шида пожала плечами:
– Я мало знаю о Треке. Моя специальность – Земля. Не многие ваши соотечественники так быстро замечают разницу. Не многие к этому стремятся. Лучше расслабиться и погрузиться в свои фантазии. Здесь уж я эксперт.
Она провела длинными пальцами по щеке Кинсолвинга Он снова поймал запах Афродиты в ее духах. Хватит с него этого химического стимулятора с внешним сходством с Алой которых для большинства мужчин, прилетающих на Парадиз, было бы достаточно. При других обстоятельствах и ему могло бы показаться, что здесь истинный рай. Но не теперь. Время работало против него. Кинсолвингу необходимо предостеречь других о Плане Звездной Смерти. Только когда инопланетяне по-настоящему поверят, что ММ обладает ресурсами, способными тайно уничтожать целые миры, старший инспектор освободится от своего груза. Подобное союзничество сможет очистить его от обвинения в убийстве ллора.
– Как мне встретиться с послом Треки? – спросил он.
– Он проходит курс акклиматизационной терапии, чтобы подготовиться к встречам на поверхности планеты, – ответила Шида. – Вероятно, будет грубым вмешательством, если представить ему гуманоида.
– Но вы это сделаете?
Он заметил, как сильные эмоции пробегают по липу Шиды, когда она борется с этой моральной проблемой.
– Мне поручено доставлять вам удовольствие, но при этом я не могу приносить неудовольствие другим.
– Проводите меня в Королевский отель. Больше ничего, Всю ответственность несу я.
Кинсолвинг снова посмотрел на Ларк, которая совсем забыла о нем. Она и двое мужчин уселись на мягкий диванчик. Кинсолвинг не мог бы сказать, что они делают, но вот в воздухе махнула стройная обнаженная нога, принадлежащая Ларк.
– Если таково ваше желание, я это сделаю.
Они шли по завешанным предметами искусства коридорам, пока Кинсолвинг не заблудился в этом сложном лабиринте. Казалось, через каждые несколько метров к главному холлу под странным углом выходит следующий соединительный коридорчик. Изогнутость помещения станции увеличивала его растерянность, и Кинсолвинг вынужден был положиться на инстинкты Шиды.
Внезапно она остановилась. Шида слегка нахмурилась.
– Здесь, – сказала она. – Дверь с выгравированными платиной знаками. Треканианский посол там.
– Спасибо. Вам нет необходимости ждать, разве что вы сами этого захотите.
Кинсолвинг и сам не знал, хочет ли он, чтобы Шида его подождала, или нет. Одна его половина умоляла ее согласиться и молчаливо его поддержать. Другая же предостерегала, что Шиду могут ждать крупные неприятности, если его непредусмотренная встреча не закончится по-хорошему.
– Я лучше пойду, – сказала Шида. В этот момент она и выглядела, и говорила, совсем как Ала Марккен. Комок встал у Кинсолвинга в горле. Он коротко кивнул и расстался с ней в середине коридора.
Бартон стоял перед украшенной платиной дверью, почти прикоснувшись к оповестительному устройству. Каждая секунда пойдет в счет, если треканианец позволит поговорить с ним. Кинсолвинг понятия не имел, как тот отзовется на его историю, а главное – будет ли посол его слушать. Кинсолвинг тяжело сглотнул. Он мало знал о Треке и полагался только на позицию этого чужака. Любой, кого сделали послом, должен уметь контактировать с представителями других планет.
Кинсолвинг опасался, что инопланетянин немедленно вызовет ллоров, чтобы они вернули его на планету-тюрьму. Он сознавал риск и вынужден был на него пойти. Если предостеречь инопланетян, рассказав о Плане, это перевесит все личные соображения. Не мог он допустить, чтобы биллионы разумных существ погибли из-за фанатизма.
Он дотронулся до оповестителя и услышал слабое позвякивание внутри. В то же мгновение он уловил чье-то изображение на отполированной поверхности двери.
Кинсолвинг отпрянул и присел, но слишком поздно. Его поразил тяжелый удар по голове. Он упал на колени, повернувшись так, что ему удалось избежать второго удара, поднял руки. Его пнули в живот. Он согнулся пополам, и тут третий удар сокрушил его, угодив в основание черепа. Вселенная зажглась сверкающими звездами.
Затем все исчезло в бархатной черноте.
Глава четвертая
Ларк поцеловала его. Кинсолвинг попробовал отстраниться, его смущала мысль о следящих за ними взорах. Но Ларк решительно остановила его поспешное движение. Они целовались несколько секунд. Наконец она оторвалась от Кинсолвинга и посмотрела в его темные глаза, широко улыбаясь:
– Давай поедим!
Гибким движением Ларк выскользнула из его объятий, подошла к подносу и перенесла на стол. Кинсолвинг присоединился, хотя и не разделял энтузиазма Ларк по отношению к Почти Парадизу.
Во время еды он внимательно разглядывал роскошную комнату. Полы покрывала упругая зеленая материя, на первый взгляд выглядевшая, как настоящая трава. Зато естественных растений в этой совершенной по фактуре и ласкающей глаз зелени не было. Белые, точно устрицы, стены легко изгибались, смыкаясь наверху в приятный купол. Кинсолвинг почти ожидал, что сюда войдет Кольридж и начнет декламировать свои стихи.
Мебели имелось немного, зато она была искусно вырезана из натурального дерева. Некоторые сорта Кинсолвинг узнал. Остальные, как догадывался Бартон, доставили сюда с других планет. Невозможно было не замечать обширную кровать с резной спинкой и резными же столбиками. Как ни искал, Кинсолвинг нигде не смог обнаружить ни видеокамеры, ни другой электроники.
– Не нравится мне, что на нас все время пялятся, – признался он.
– Ой, Барт, миленький, ты прямо черная дыра, когда рассуждаешь о таких предметах. Приятное времяпрепровождение проходит так быстро. Почему ты думаешь, будто кому-то интересно, что мы делаем и чего не делаем? Они наши слуги, не наниматели.
Кинсолвинг не стал спорить, в его голове проносились другие тревожные мысли. Не нашли ли рабочие тело Рани дю Лонг в вакуумном гробу? Ллоры оказались более упорными в попытках вернуть его на свою планету-тюрьму, чем он считал. Он задел их гордость, будучи единственным беглецом.
Мысли Кинсолвинга приняли другой оборот. На Парадизе родятся люди и инопланетяне. Если он найдет обоснование, то, возможно, сумеет найти представителя иной планеты, который захочет оспорить его дело у ллоров. Это же Камерон убил капитана-агента. Кинсолвинг подумал, что сможет легко добиться оправдания, если даст понять, насколько серьезна ситуация, и объяснит, что Межзвездные Материалы составили заговор против него, так как нуждались в козле отпущения. К чертям План Звездной Смерти и всех, кто на него работает!
– Нам разрешается разговаривать с другими гостями?
– Здесь, на Почти Парадизе? – спросила Ларк с набитым ртом.
Он кивнул:
– Или на самой планете.
– Да все, что тебя заводит. Парадиз – планета удовольствий. Они исполнят любую твою прихоть.
Кинсолвинг улыбнулся. Как мило она выглядит! Слабый розоватый оттенок щек мог образоваться от косметических красок, вспрыснутых Ларк под кожу или от истинного возбуждения. Ему все равно. Ларк Версаль была экзотична и невинна, она – сложное переплетение противоречий.
– Ты – единственная прихоть у меня, – сказал он.
– Ну, спасибо тебе, Бартон. Ни один мужчина ни разу не говорил мне ничего настолько приятного! – Ларк хитро улыбнулась. – Но ведь ты еще не побывал на Парадизе. Ты мог бы найти там развлечения, по сравнению с которыми я бледнею.
– Сомневаюсь.
– Подожди, – пообещала она. – Мне никогда не надоедает эта планета. Все, чего ты пожелаешь, чего действительно хочешь в глубине души, – все твое. Об этом всегда узнают, а потом дают тебе.
И снова Кинсолвинг передернулся при мысли о том, что он находится под постоянным наблюдением.
– Давай осмотримся, – предложил он.
Бартон отодвинул тарелку. Он съел мало вкусной еды, но нашел, что сыт. Такой волшебный продукт принес бы биллионы на коммерческом рынке. У звездных кораблей мало места для груза, но там часто требуется большое количество пищи и воды для команды и пассажиров. Если уменьшить запасы съестного, это даст возможность строить более крупные машины и с большей скоростью.
Инженер печально покачал головой. Если даже увеличить скорость земных звездных судов на пятьдесят процентов, они все же будут просто улитками по сравнению с кораблями инопланетян, те пользуются совершенно иными двигателями, иной математикой для вычисления скорости света, а делиться своими секретами с людьми отказываются.
Иногда в глубине души Кинсолвинг и сам удивлялся, почему он выступает против ММ, председателя Фремонта и других. Ведь население чуждых планет действительно обращается с Землей, как со второразрядным миром. Они действительно смеются над людьми из-за того, что те так мало цивилизованны.
Но Кинсолвинг видел среди чужаков благородство. Они не заслуживают того, чтобы их ликвидировать. Ни одному человеку, ни одной компании, ни одной расе не следует позволять уничтожать целые миры. План Звездной Смерти вызывает к жизни геноцид, а не сотрудничество. Извращенные умы, убежденные в необходимости Плана, отказывались понимать, что земное человечество только недавно присоединилось к летающим на звезды существам. Тяжелая работа, завоевание доверия, усовершенствования во всех областях – вот что является входным кодом ко вселенной инопланетян, а не смерть и массовые разрушениям. Тот профессор, который больше всех повлиял на Кинсолвинга в колледже, профессор Дельгадо, был убежден, что в один прекрасный день человечество будет принято как ровня.
Кинсолвинг в это верил.
– Ты выглядишь отсутствующим, Бартон. Ты что, заболел? Иногда воздух на Почти Парадизе меняют, чтобы он подходил другим расам. Почему, я не могу сказать, но это так.
– Я прекрасно себя чувствую, – заверил он. – Давай исследовать.
Ларк схватилась за его руку и потащила за собой, как маленького ребенка, следующего за матерью.
– Тебе понравится. Но пусть все это тебя не слишком привлекает. Есть еще много всякого, чем заняться на самой планете.
Кинсолвинг заморгал, когда Ларк повела его по извилистым коридорам космической станции. Он как будто бы вошел в музей. Стены украшали шедевры с десятков планет. Ему с трудом удавалось заставить Ларк задержаться и посмотреть на некоторые. Особенно произвели на него впечатление старые земные пейзажи, выполненные художником по имени Остин.
– Это поразительно, – восхищался он. – Я видел подобную работу на Земле, но не такую прекрасную.
– Ох, Барт, милый, это же пустяки. Пошли дальше!
Ларк потащила его, и Кинсолвинг последовал за ней, задерживаясь возле изменяющихся образов и красок поляризованных пейзажей. Когда они попали в большую общую комнату, Бартон придержал дыхание. Никогда ему не приходилось видеть такого величия. Потолка вовсе не было, – или так казалось. Усыпанный звездами широкий Млечный Путь аркой поднимался над комнатой, не затуманенный ни атмосферой, ни легким загрязнением. Кинсолвинг был бы доволен, если бы просто стоял здесь и любовался звездами, но в этом помещении еще столько всего находилось!
– Все, что захочешь, Барт, все, – прошептала Ларк. Кинсолвинг разделял ее благоговейную почтительность.
В этой комнате казалось кощунством разговаривать нормальным голосом. Произведения искусства, здесь находившиеся, прибыли из мириадов разных миров. Даже в самых больших музеях Земли Кинсолвинг не видел работ такого уровня артистизма и гениальности.
– Лучшие творцы галактики вложили что-то в эту выставку, – услышал он тихий голос у своего локтя. Кинсолвинг подскочил, вздрогнув от еще неосознанного узнавания. Он потерял дар речи при виде этой женщины. Ларк Версаль была великолепна. Но до этой женщины ей было далеко.
Только через несколько секунд он понял, почему. Он насторожился, когда понял, где видел ее прежде. Она сильно напоминала Алу Марккен, возлюбленную, предавшую его. Ала допустила, чтобы Камерон втянул его в убийство на Глубокой. Ала пыталась убить его в шахте. Ала участвовала в заговоре Плана Звездной Смерти. Бартон Кинсолвинг все еще любил ее. И теперь перед ним была женщина, тронувшая его душу легким, но безусловным сходством с Алой.
Ларк повисла у него на плече и спросила:
– Предполагается, что она – кто?
– Что? – он вздрогнул от этого вопроса.
– Твою память сканировали. Она должна что-то значить для тебя, не то усилия не стоили бы труда...
– Ее сделали похожей на Алу! – воскликнул Кинсолвинг. – Ее так замаскировали?
– Ала, – это имя прозвучало в устах Ларк так, как будто бы оно обжигало ей язык. – Совсем простое имя.
Ларк повернулась и вышла, прежде чем Кинсолвинг успел ее остановить.
– Кто вы? – спросил он женщину, которая слегка походила на Алу Марккен.
– Я – та, кем вы хотите меня видеть. Зовите меня Шидой.
– Это ваше имя? Или вы его взяли взаймы, как и лицо? -. он произнес это резко и тут же пожалел об этом.
– Не будьте ко мне жестоким, – слезы появились в уголках светло-карих глаз Шиды. – Я не хотела дурного. Мне сказали, что вы будете довольны.
– Они знают меня недостаточно хорошо, – Кинсолвинг дотронулся до своего лба, как будто бы ожидал найти там электроды.
– Почти Парадиз пытается дать гостю то, чего он хочет больше всего. У меня не вышло. Они... они будут мною недовольны.
– Подождите, – Кинсолвинг остановил женщину, когда та повернулась, чтобы уйти. – Что вам сделают?
– Ничего.
– Вы лжете.
Кинсолвинг поднял ее твердый подбородок и пристально взглянул в глаза странного оттенка. Что-то в этих глазах поразило его, как неистовое и не совсем человеческое. Различие при всем сходстве ее лица с лицом Алы перевешивало. Теперь же, когда он пригляделся внимательнее, заметил, что мягкие волны темных волос спадали у Шиды вокруг лица так же, как у Алы, но отсутствовал блеск. Человеческий блеск.
– Нет, – тихо произнесла Шида. И тут же призналась: – Я не гуманоид.
– Как! – Кинсолвинг вздрогнул. Он проглотил унизительный вопрос и начал снова: – Какую планету вы называете родной?
– Я из мира, который мы называем Онар. Но нам не полагается говорить о таких вещах. Меня наняли, чтобы я была с вами и для вас – и ни для чего другого. Многим гуманоидам не нравится мысль о... – голос Шиды замер. – Идея о хамелеоне-инопланетянине, принимающем облик любимого.
Кинсолвинг разделял это неприязненное чувство, но не мог винить Шиду в том, что владельцы Парадиза считали нормальным обращением с гостями. Она была жертвой этого жестокого маскарада в такой же степени, что и он.
– Никогда о нем не слыхал.
– Большинство людей не слыхало, – согласилась Шида. Преобладание шипящих звуков в ее речи поразило Кинсолвинга. Ала никогда так не разговаривала. Зато так говорила Онара.
– Вы хамелеон или к вам применили хирургию, чтобы... создать это лицо?
– Я обладаю ограниченным мускульным контролем над своими чертами. Таковы все онариане. С нами жизнь становится интереснее. Мы умеем делать такое, чего не могут другие расы.
Шида приблизилась к нему. Кинсолвинг уловил тонкий запах ее пряных волнующих духов. Он отступил на полшага, узнав этот запах Афродиты, но не был готов к последствиям.
– Вы меня отсылаете?
– Вы сказали, что вас накажут.
– Меня понизят в должности. Отдых Терры – жестокий работодатель. Я тяжко трудилась, чтобы заработать статус развлекателя. Начинала я на Почти Парадизе корабельным помощником.
Кинсолвинг оглядел комнату, отвлекаясь от звездной радуги над головой и от мрачного ощущения, что стоит здесь один в невыносимой бесконечности космоса. На другом конце комнаты он заметил Ларк в компании двух мужчин. Она смеялась и приникла к одному из них, ее косметическая расцветка составляла узоры, которые Бартон мог разобрать даже на таком расстоянии. Он и раньше видел у нее такие сложные узоры. Ларк Версаль снова нашла для себя подходящую стихию и неимоверно наслаждалась.
– Вы знакомы с другими инопланетянами? – спросил Кинсолвинг у Шиды. – Капитан Люксор говорил, что на планете в самом разгаре конференция.
– А вы... предпочитаете инопланетян своим соплеменникам? Что ж, не вы первый, – ответила она, – но я впервые слышу, как гуманоид открыто заявляет о своем предпочтении.
– Вовсе не в сексуальном отношении, – быстро выпалил Кинсолвинг – Я хочу с ними побеседовать. Мне нужно объяснить некоторые вещи кому-то, кто имеет влияние.
– Здесь есть несколько послов.
– Посол Трекана остановился в Королевском отеле, – вспомнил Кинсолвинг. – Расскажите мне о нем.
Шида пожала плечами:
– Я мало знаю о Треке. Моя специальность – Земля. Не многие ваши соотечественники так быстро замечают разницу. Не многие к этому стремятся. Лучше расслабиться и погрузиться в свои фантазии. Здесь уж я эксперт.
Она провела длинными пальцами по щеке Кинсолвинга Он снова поймал запах Афродиты в ее духах. Хватит с него этого химического стимулятора с внешним сходством с Алой которых для большинства мужчин, прилетающих на Парадиз, было бы достаточно. При других обстоятельствах и ему могло бы показаться, что здесь истинный рай. Но не теперь. Время работало против него. Кинсолвингу необходимо предостеречь других о Плане Звездной Смерти. Только когда инопланетяне по-настоящему поверят, что ММ обладает ресурсами, способными тайно уничтожать целые миры, старший инспектор освободится от своего груза. Подобное союзничество сможет очистить его от обвинения в убийстве ллора.
– Как мне встретиться с послом Треки? – спросил он.
– Он проходит курс акклиматизационной терапии, чтобы подготовиться к встречам на поверхности планеты, – ответила Шида. – Вероятно, будет грубым вмешательством, если представить ему гуманоида.
– Но вы это сделаете?
Он заметил, как сильные эмоции пробегают по липу Шиды, когда она борется с этой моральной проблемой.
– Мне поручено доставлять вам удовольствие, но при этом я не могу приносить неудовольствие другим.
– Проводите меня в Королевский отель. Больше ничего, Всю ответственность несу я.
Кинсолвинг снова посмотрел на Ларк, которая совсем забыла о нем. Она и двое мужчин уселись на мягкий диванчик. Кинсолвинг не мог бы сказать, что они делают, но вот в воздухе махнула стройная обнаженная нога, принадлежащая Ларк.
– Если таково ваше желание, я это сделаю.
Они шли по завешанным предметами искусства коридорам, пока Кинсолвинг не заблудился в этом сложном лабиринте. Казалось, через каждые несколько метров к главному холлу под странным углом выходит следующий соединительный коридорчик. Изогнутость помещения станции увеличивала его растерянность, и Кинсолвинг вынужден был положиться на инстинкты Шиды.
Внезапно она остановилась. Шида слегка нахмурилась.
– Здесь, – сказала она. – Дверь с выгравированными платиной знаками. Треканианский посол там.
– Спасибо. Вам нет необходимости ждать, разве что вы сами этого захотите.
Кинсолвинг и сам не знал, хочет ли он, чтобы Шида его подождала, или нет. Одна его половина умоляла ее согласиться и молчаливо его поддержать. Другая же предостерегала, что Шиду могут ждать крупные неприятности, если его непредусмотренная встреча не закончится по-хорошему.
– Я лучше пойду, – сказала Шида. В этот момент она и выглядела, и говорила, совсем как Ала Марккен. Комок встал у Кинсолвинга в горле. Он коротко кивнул и расстался с ней в середине коридора.
Бартон стоял перед украшенной платиной дверью, почти прикоснувшись к оповестительному устройству. Каждая секунда пойдет в счет, если треканианец позволит поговорить с ним. Кинсолвинг понятия не имел, как тот отзовется на его историю, а главное – будет ли посол его слушать. Кинсолвинг тяжело сглотнул. Он мало знал о Треке и полагался только на позицию этого чужака. Любой, кого сделали послом, должен уметь контактировать с представителями других планет.
Кинсолвинг опасался, что инопланетянин немедленно вызовет ллоров, чтобы они вернули его на планету-тюрьму. Он сознавал риск и вынужден был на него пойти. Если предостеречь инопланетян, рассказав о Плане, это перевесит все личные соображения. Не мог он допустить, чтобы биллионы разумных существ погибли из-за фанатизма.
Он дотронулся до оповестителя и услышал слабое позвякивание внутри. В то же мгновение он уловил чье-то изображение на отполированной поверхности двери.
Кинсолвинг отпрянул и присел, но слишком поздно. Его поразил тяжелый удар по голове. Он упал на колени, повернувшись так, что ему удалось избежать второго удара, поднял руки. Его пнули в живот. Он согнулся пополам, и тут третий удар сокрушил его, угодив в основание черепа. Вселенная зажглась сверкающими звездами.
Затем все исчезло в бархатной черноте.
Глава четвертая
Бартон простонал и попытался перекатиться на спину, чтобы облегчить давление на шею. Он пошевелился, и боль усилилась.
Поднял руку, она ударилась о твердую поверхность. Медленно отгоняя боль и пытаясь не поддаваться страху, Кинсолвинг открыл глаза. Слабый свет просачивался через вентиляционное отверстие высоко в стене, едва достаточный, чтобы что-то видеть. Бартон провел руками по стене.
Никакого отверстия инженер не нашел. Заглушая волны красной боли, текущие внутри головы и по всему телу, он повернулся и сел, опираясь спиной на прохладную стену. Он не мог вытянуть ноги в таком тесном помещении. С трудом он поднялся и встал. Плечи его упирались в стены каморки, зато высота была такая, что не дотянуться.
Кинсолвинг подпрыгнул, чтобы ухватиться за вентилятор и выглянуть наружу. Не допрыгнул всего несколько сантиметров. Второй прыжок оказался еще неудачнее. Силы быстро убывали. Задыхаясь, он нагнулся, положив руки на колени. Голова уперлась в прохладную перегородку.
– Что это за место? – спросил он вслух.
Бартон собрался с силами и попробовал снова. На этот раз его короткие пальцы уцепились за решетку вентилятора. Кинсолвинг оттолкнулся ногой и с трудом подтянулся. Заглянул в большее помещение, заполненное тяжелыми машинами. Несколько секунд у него ушло на то, чтобы понять, что это за оборудование.
Пальцы начали пульсировать от боли, выдерживая вес Кинсолвинга. Он сжал зубы и изо всех сил потряс решетку, пытаясь вырвать ее. Но добился только того, что пальцы соскользнули, и он снова свалился на пол маленькой каморки.
Почти всю свою жизнь, с тех пор, как он почувствовал себя взрослым, Кинсолвинг работал горным инженером. Он распознал увиденное оборудование как аппаратуру для удаления жидкого и твердого мусора. Назначение же той каморки, где он оказался, было неясным. У Кинсолвинга не возникло и тени догадки даже после того, как он ее хорошенько осмотрел.
Его пальцы нащупали небольшой, запечатанный прозрачным пластиком люк в полу, и ему показалось, что он видит такой же на потолке, но слишком высоко, чтобы быть уверенным.
– Кто-то меня сюда засадил. Никаких дверей или других отверстий, кроме вентиляционного. Там и должен быть выход.
Кинсолвинг сказал себе, что позже обязательно найдет напавшего на него. Если ему не удастся отсюда выбраться, то крохотная каморка станет его гробом. У него нет ни еды, ни питья, и, хотя поступающий через вентилятор воздух казался нормальным, Кинсолвинга беспокоил люк в полу. Инженеры никогда не ставят лючки, если в этом нет необходимости.
Кинсолвинг снова подпрыгнул. И снова смог смотреть на оборудование в соседнем помещении. Он закричал, чтобы привлечь внимание. Но машины работали, и его крики тонули в их грохоте. Пальцы скользили, их опять начала сводить судорога, но Бартон все-таки просунул их поглубже сквозь решетку. Не хотелось поранить пальцы: если их зальет кровью, то они станут скользкими, и ему не удержаться.
Инженер прижал лицо к решетке и попытался изучать ближайшую к стене машину. Отвернулся, когда увидел возле вентилятора автопогрузчик, и в этот миг упал на пол своей каморки.
Погрузчик наполнял его крохотную тюрьму одним из трех видов отходов: твердым, жидким или газообразным. После выброса отходов специальная дверца запечатает вентилятор – единственное окно Кинсолвинга во внешний мир, и что тогда? Почти Парадиз выбрасывает свой мусор в космос, возможно, в атмосферу планеты.
После того, как мусор выбросят, он попадет в верхние слои атмосферы и сгорит. Об этом нечего волноваться. Он умрет в вакууме, прежде чем превратится в пепел.
Кинсолвинг подпрыгнул и опять закричал:
– Выпустите меня! Кто-нибудь, выпустите меня!
Грохот управляемых роботами машин усиливался, превращаясь в такой вой, на фоне которого никакой крик невозможно расслышать. С ужасом Кинсолвинг увидел, как отходит вентиляционная решетка. Он подпрыгнул и ухватился за краешек теперь открытого отверстия. И получил в лицо пахучую струю полужидкого мусора.
Бартон мрачно цеплялся за край отверстия. Он пытался подтянуться и просунуть свое тело сквозь окошечко, преодолевая поток мусора. Но скоро обнаружил, что механизм погрузчика, перекрывая выход, мешает ему. Плечи у него были слишком широкими, чтобы пробиться в грузовик.
Пальцы Кинсолвинга соскользнули, и он свалился на кучу мусора. На этот раз он не достиг пола, плавая в нечистотах на расстоянии метра от вентиляционного отверстия. Побарахтавшись, он снова ухватился за край отверстия. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как опускается решетка. Он отбрыкивался и кричал, пытаясь собраться с силами.
Плечи и верхняя часть туловища Кинсолвинга успели пролезть в отверстие, пока решетка опускалась. Бартон закричал от боли. Закрывающий механизм не имел блокировки, он бездумно пытался закрыть решетку, на что бы ни наткнулся.
Голова Кинсолвинга находилась внутри шумного погрузчика. Дальше пролезть он не мог.
Вот тут-то инженер и спасся. Маленькие датчики звякнули, чтобы автоматика проверила давление в шланге погрузчика. Кинсолвинг изо всех сил надавил на пьезоэлектрический кристалл рукой. Ничего. Кинсолвинг только сломал ноготь.
Он почувствовал, что его хватка слабеет, тело скользнуло назад в каморку с нечистотами, и раздался отдаленный звон тревоги. Этот звук мог привести сюда человека, чтобы посмотреть в чем дело. Хотя больше похоже на то, что проверить, из-за чего дело застопорилось, будет поручено ремонтному роботу.
Кинсолвинг продолжал обреченно висеть. Он задержал дыхание, когда шланг машины пошел назад. Край вентиляционного отверстия зацепил его как раз под мышками, и большая часть веса пришлась на острый край. Кинсолвинг ухватился за шланг машины, надеясь, что та вытащит его отсюда, когда будет отъезжать.
Он лежал на полу, восстанавливая дыхание и задыхаясь в нечистотах. Сигнал тревоги перестал звучать. Решетка захлопнулась. Запечатанный лючок под потолком раскрылся, оказавшись раструбом насоса, нырнул вниз и застыл над решеткой с непристойным всасывающим звуком. Кинсолвинг услышал, как заработали насосы, снижая высокое давление в каморке. Поднявшись на трясущихся ногах, Кинсолвинг обнаружил, что уровень мусора позволяет стоять так, чтобы решетка оказалась на уровне его глаз. Бартон прижал лицо к прозрачной заслонке раструба на полу и ждал.
Он перепугался и отскочил, когда открытая заслонка внизу отползла в сторону, открывая люк. Нечистоты хлынули из помещения, точно ракета под действием газа. Жидкость почти немедленно стала убывать, нечистоты смерзались в комки. Кинсолвинг увидел, как закрывается люк в полу комнаты, нечистоты исчезли. Теперь они находятся в пути, чтобы сгореть в атмосфере Парадиза.
Повернувшись, он соскользнул к противоположной стороне перегородки, и сел, онемевший и потерявший способность думать. Смерть витала неподалеку. Но почему так случилось? Кто захотел убить его таким экзотичным способом? Он понял, что так удобно избавляться от трупов. Не остается никаких следов.
– Это что еще за извращенец? – ворчливо спросил дородный мужчина в рабочем комбинезоне. – Видел я всякое в этом плавучем борделе, но ты-то по эту сторону. Весь в дерьме извалялся! Проклятие!
Кинсолвинг заставил себя встать. Пожал плечами, заморгал от боли и сказал:
– Не ругайся, пока сам не попробуешь.
– Чертовых чудиков и то легче терпеть, чем тебя, – глаза мужчины были холодными, на лице застыло выражение деприязни. – Ты зачем мне тут машины портишь?
– Кто еще имеет доступ к этому помещению?
– А ну, убирайся ко всем чертям с глаз долой! – заревел мужчина. – Не хочу я, чтоб ты сюда своих дружков-гомиков приводил. Вон!
Кинсолвинг двинулся в том направлении, куда указал мужчина. С него капали нечистоты, он нашел дверь, ведущую в выкрашенный серым коридор. Остановился, чтобы счистить с себя хотя бы самые крупные куски грязи, но увидел, что это ему плохо удается. Если в таком виде пойти по элегантному Почти Парадизу, то привлечешь к нему нежелательное внимание.
Бартон заметил вделанную в стену коробочку. Он открыл ее и испустил вздох облегчения. Коммуникатор. Кинсолвинг нажал на кнопку большим пальцем и подождал.
– Чем мы можем быть вам полезными, сэр? – услышал он негромкий голос.
– Ларк Версаль. Я хочу говорить с ней прямо сейчас.
– Сожалею, сэр, не Ларк отдала распоряжение, чтобы никто ее не беспокоил.
– Я Бартон...
– Бартон Кинсолвинг, – перебил голос. – Да, сэр, знаем.
Задыхаясь, Кинсолвинг выругался. Разумеется, знают. Повсюду их проклятые видеокамеры – кроме камеры для мусора.
Поднял руку, она ударилась о твердую поверхность. Медленно отгоняя боль и пытаясь не поддаваться страху, Кинсолвинг открыл глаза. Слабый свет просачивался через вентиляционное отверстие высоко в стене, едва достаточный, чтобы что-то видеть. Бартон провел руками по стене.
Никакого отверстия инженер не нашел. Заглушая волны красной боли, текущие внутри головы и по всему телу, он повернулся и сел, опираясь спиной на прохладную стену. Он не мог вытянуть ноги в таком тесном помещении. С трудом он поднялся и встал. Плечи его упирались в стены каморки, зато высота была такая, что не дотянуться.
Кинсолвинг подпрыгнул, чтобы ухватиться за вентилятор и выглянуть наружу. Не допрыгнул всего несколько сантиметров. Второй прыжок оказался еще неудачнее. Силы быстро убывали. Задыхаясь, он нагнулся, положив руки на колени. Голова уперлась в прохладную перегородку.
– Что это за место? – спросил он вслух.
Бартон собрался с силами и попробовал снова. На этот раз его короткие пальцы уцепились за решетку вентилятора. Кинсолвинг оттолкнулся ногой и с трудом подтянулся. Заглянул в большее помещение, заполненное тяжелыми машинами. Несколько секунд у него ушло на то, чтобы понять, что это за оборудование.
Пальцы начали пульсировать от боли, выдерживая вес Кинсолвинга. Он сжал зубы и изо всех сил потряс решетку, пытаясь вырвать ее. Но добился только того, что пальцы соскользнули, и он снова свалился на пол маленькой каморки.
Почти всю свою жизнь, с тех пор, как он почувствовал себя взрослым, Кинсолвинг работал горным инженером. Он распознал увиденное оборудование как аппаратуру для удаления жидкого и твердого мусора. Назначение же той каморки, где он оказался, было неясным. У Кинсолвинга не возникло и тени догадки даже после того, как он ее хорошенько осмотрел.
Его пальцы нащупали небольшой, запечатанный прозрачным пластиком люк в полу, и ему показалось, что он видит такой же на потолке, но слишком высоко, чтобы быть уверенным.
– Кто-то меня сюда засадил. Никаких дверей или других отверстий, кроме вентиляционного. Там и должен быть выход.
Кинсолвинг сказал себе, что позже обязательно найдет напавшего на него. Если ему не удастся отсюда выбраться, то крохотная каморка станет его гробом. У него нет ни еды, ни питья, и, хотя поступающий через вентилятор воздух казался нормальным, Кинсолвинга беспокоил люк в полу. Инженеры никогда не ставят лючки, если в этом нет необходимости.
Кинсолвинг снова подпрыгнул. И снова смог смотреть на оборудование в соседнем помещении. Он закричал, чтобы привлечь внимание. Но машины работали, и его крики тонули в их грохоте. Пальцы скользили, их опять начала сводить судорога, но Бартон все-таки просунул их поглубже сквозь решетку. Не хотелось поранить пальцы: если их зальет кровью, то они станут скользкими, и ему не удержаться.
Инженер прижал лицо к решетке и попытался изучать ближайшую к стене машину. Отвернулся, когда увидел возле вентилятора автопогрузчик, и в этот миг упал на пол своей каморки.
Погрузчик наполнял его крохотную тюрьму одним из трех видов отходов: твердым, жидким или газообразным. После выброса отходов специальная дверца запечатает вентилятор – единственное окно Кинсолвинга во внешний мир, и что тогда? Почти Парадиз выбрасывает свой мусор в космос, возможно, в атмосферу планеты.
После того, как мусор выбросят, он попадет в верхние слои атмосферы и сгорит. Об этом нечего волноваться. Он умрет в вакууме, прежде чем превратится в пепел.
Кинсолвинг подпрыгнул и опять закричал:
– Выпустите меня! Кто-нибудь, выпустите меня!
Грохот управляемых роботами машин усиливался, превращаясь в такой вой, на фоне которого никакой крик невозможно расслышать. С ужасом Кинсолвинг увидел, как отходит вентиляционная решетка. Он подпрыгнул и ухватился за краешек теперь открытого отверстия. И получил в лицо пахучую струю полужидкого мусора.
Бартон мрачно цеплялся за край отверстия. Он пытался подтянуться и просунуть свое тело сквозь окошечко, преодолевая поток мусора. Но скоро обнаружил, что механизм погрузчика, перекрывая выход, мешает ему. Плечи у него были слишком широкими, чтобы пробиться в грузовик.
Пальцы Кинсолвинга соскользнули, и он свалился на кучу мусора. На этот раз он не достиг пола, плавая в нечистотах на расстоянии метра от вентиляционного отверстия. Побарахтавшись, он снова ухватился за край отверстия. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как опускается решетка. Он отбрыкивался и кричал, пытаясь собраться с силами.
Плечи и верхняя часть туловища Кинсолвинга успели пролезть в отверстие, пока решетка опускалась. Бартон закричал от боли. Закрывающий механизм не имел блокировки, он бездумно пытался закрыть решетку, на что бы ни наткнулся.
Голова Кинсолвинга находилась внутри шумного погрузчика. Дальше пролезть он не мог.
Вот тут-то инженер и спасся. Маленькие датчики звякнули, чтобы автоматика проверила давление в шланге погрузчика. Кинсолвинг изо всех сил надавил на пьезоэлектрический кристалл рукой. Ничего. Кинсолвинг только сломал ноготь.
Он почувствовал, что его хватка слабеет, тело скользнуло назад в каморку с нечистотами, и раздался отдаленный звон тревоги. Этот звук мог привести сюда человека, чтобы посмотреть в чем дело. Хотя больше похоже на то, что проверить, из-за чего дело застопорилось, будет поручено ремонтному роботу.
Кинсолвинг продолжал обреченно висеть. Он задержал дыхание, когда шланг машины пошел назад. Край вентиляционного отверстия зацепил его как раз под мышками, и большая часть веса пришлась на острый край. Кинсолвинг ухватился за шланг машины, надеясь, что та вытащит его отсюда, когда будет отъезжать.
Он лежал на полу, восстанавливая дыхание и задыхаясь в нечистотах. Сигнал тревоги перестал звучать. Решетка захлопнулась. Запечатанный лючок под потолком раскрылся, оказавшись раструбом насоса, нырнул вниз и застыл над решеткой с непристойным всасывающим звуком. Кинсолвинг услышал, как заработали насосы, снижая высокое давление в каморке. Поднявшись на трясущихся ногах, Кинсолвинг обнаружил, что уровень мусора позволяет стоять так, чтобы решетка оказалась на уровне его глаз. Бартон прижал лицо к прозрачной заслонке раструба на полу и ждал.
Он перепугался и отскочил, когда открытая заслонка внизу отползла в сторону, открывая люк. Нечистоты хлынули из помещения, точно ракета под действием газа. Жидкость почти немедленно стала убывать, нечистоты смерзались в комки. Кинсолвинг увидел, как закрывается люк в полу комнаты, нечистоты исчезли. Теперь они находятся в пути, чтобы сгореть в атмосфере Парадиза.
Повернувшись, он соскользнул к противоположной стороне перегородки, и сел, онемевший и потерявший способность думать. Смерть витала неподалеку. Но почему так случилось? Кто захотел убить его таким экзотичным способом? Он понял, что так удобно избавляться от трупов. Не остается никаких следов.
– Это что еще за извращенец? – ворчливо спросил дородный мужчина в рабочем комбинезоне. – Видел я всякое в этом плавучем борделе, но ты-то по эту сторону. Весь в дерьме извалялся! Проклятие!
Кинсолвинг заставил себя встать. Пожал плечами, заморгал от боли и сказал:
– Не ругайся, пока сам не попробуешь.
– Чертовых чудиков и то легче терпеть, чем тебя, – глаза мужчины были холодными, на лице застыло выражение деприязни. – Ты зачем мне тут машины портишь?
– Кто еще имеет доступ к этому помещению?
– А ну, убирайся ко всем чертям с глаз долой! – заревел мужчина. – Не хочу я, чтоб ты сюда своих дружков-гомиков приводил. Вон!
Кинсолвинг двинулся в том направлении, куда указал мужчина. С него капали нечистоты, он нашел дверь, ведущую в выкрашенный серым коридор. Остановился, чтобы счистить с себя хотя бы самые крупные куски грязи, но увидел, что это ему плохо удается. Если в таком виде пойти по элегантному Почти Парадизу, то привлечешь к нему нежелательное внимание.
Бартон заметил вделанную в стену коробочку. Он открыл ее и испустил вздох облегчения. Коммуникатор. Кинсолвинг нажал на кнопку большим пальцем и подождал.
– Чем мы можем быть вам полезными, сэр? – услышал он негромкий голос.
– Ларк Версаль. Я хочу говорить с ней прямо сейчас.
– Сожалею, сэр, не Ларк отдала распоряжение, чтобы никто ее не беспокоил.
– Я Бартон...
– Бартон Кинсолвинг, – перебил голос. – Да, сэр, знаем.
Задыхаясь, Кинсолвинг выругался. Разумеется, знают. Повсюду их проклятые видеокамеры – кроме камеры для мусора.