Страница:
– Поможешь каторжнику бежать, – Кинсолвинг пошатнулся и встал на колени. Лазерный взрыв ударил по боку корабля. На орбите пристрелялись.
– Так они не врали, – обрадовалась Ларк. – Ты и вправду каторжник. Как это захватывающе!
Пот струился по лицу Кинсолвинга. Он осмотрел с помощью управляющей консоли гиперпространственные машины. Бартон не знал об этих механизмах, но он был инженером, и хорошим, и жизнь его зависела от того, сумеет ли он починить двигатель и умчаться в космос.
– Что тут случилось? Когда машины перестали работать?
– Ничего не случилось. Я только попыталась передать послание Динки, и тут...
– Послание? – спросил Кинсолвинг, перебивая ее. – Ты это о чем?
– Я повернула коммуникаторный выключатель и включила энергию, чтобы соединиться с Динки. Он остался на Земле... вообще-то, он готовился к вылету... так что я должна была убедиться, что уровень энергии достиг максимума.
– Неужели никто никогда не говорил тебе, что невозможно связаться по радио сквозь гиперпространство? Что это перегрузит аппараты?
– Ой, так, наверное, говорили, – припомнила Ларк. Краски у нее на щеках сделались светло-розовыми, затем лицо налилось зеленым и голубым. – Все вечно только и делают, что говорят мне, что нельзя делать того да этого. И в большинстве случаев не правы.
– Но не в этот раз, – Кинсолвинг произнес это поспешно. По кораблю грохнули еще два лазерных удара. – Происходит громадная утечка энергии, если ты в гиперпространстве пытаешься пользоваться радиосвязью. Я не физик и не могу объяснить, отчего. Обычно для того, чтобы защитить энергетическую систему, предусматривается автоматическое отключение. Вот!
Он снял защитную крышку панели и обнаружил небольшой пульт с тремя рычажками, все они стояли в позиции «откл». Кинсолвинг переставил их на «вкл». Глубоко внутри запечатанного двигателя заурчала энергия.
– Ой, ты просто гений! Ты его починил!
– Так что часовые с орбиты тебе говорили?
– Ой, да обычные предупреждения. Не садитесь, не делайте того, да не делайте этого. Они не предупреждали, что будут в меня стрелять. Не совсем чтобы...
Кинсолвинг помчался в кокпит, Ларк не отставала от него ни на шаг, протестуя и повторяя, что не допустит, чтобы ее оставили без внимания. Кинсолвинг плюхнулся на удобную кушетку, помогающую переносить ускорение, и внимательно всмотрелся в сигнальные лампочки. Красные огоньки плясали, каждый из них указывал на помехи в бортовой системе из-за лазерного нападения. Зато ему удалось без затруднений определить операции взлета. Элегантный космический корабль был оснащен лучшей аппаратурой.
– Подожди, не надо! – закричала Ларк.
Кинсолвинг не колебался. Таймер давал меньше пяти секунд до взлета. Кинсолвинг обнаружил, что опрокинулся на кушетку, пригвожденный не только собственным увеличившимся весом, но и весом Ларк Версаль. Эта женщина покачнулась и упала прямо на него, когда воспламенились аварийные ракеты. Кинсолвинг из последних сил пытался стащить ее с себя и уложить вдоль кушетки. Ему удалось только поместить женщину сверху вдоль собственного тела.
Нанесенные под кожу краски увядали, прозрачная кожа Ларк становилась все бледнее по мере того, как увеличивалось напряжение взлета, но Ларк ухитрилась поднять голову и заглянуть в лицо Кинсолвинга:
– Никогда такого не испытывала! Как забавно!
Ее рот жестко прижался к его губам, которые покрылись синяками и от страсти, и от ускорения. Кинсолвинг сопротивлялся, но Ларк одолевала и овладела им, пока ракеты внезапно не погасли.
Она в удивлении вскрикнула, поднялась вверх и отлетела в сторону, лишившись веса:
– Мы уже на орбите! Все слишком скоро кончилось!
– Да уж не слишком, – буркнул Кинсолвинг. – Как раз вовремя.
Он с трудом подобрался к контрольному пульту, убедился, что горючее для аварийных ракет почти полностью истрачено. Теперь не останется ничего для маневров. Но Кинсолвинг и не собирался производить стыковку или даже оставаться на орбите дольше, чем необходимо.
– Корабль-нарушитель, – взорвался микрофон, – прекратите попытки покинуть эту планету. Вы будете немедленно уничтожены, если попытаетесь сбежать.
– Они что, в самом деле? – спросила Ларк, зацепившись стройной ногой за ножку кушетки. – Они же в нас уже стреляли лазерами, хотя оказались не очень-то меткими стрелками.
– Достаточно меткими, – заверил ее Кинсолвинг. – У нас сбито несколько наружных датчиков.
Он быстрее заработал пальцами.
– Что ты делаешь? – закричала Ларк. – Ты собираешься лететь к звездам! Но этого нельзя!
– А почему?
– Так ведь у нас нет времени вычислить точку назначения. Ты взлетел наугад. И они нас предупредили.
– Мы находимся вне поля их зрения, иначе они бы немедленно нас уничтожили. Это блеф. Им придется палить прямо сквозь атмосферу планеты – объяснил Кинсолвинг, проверяя относительное расположение катера и орбитальной станции. – Слишком непроизводительная трата лучевой энергии. Только для того, чтобы причинить нам реальный ущерб в течение нескольких минут.
– Так ты полетишь? – спросила Ларк, ее занимала точка зрения Кинсолвинга.
– А что тут дурного? Ты же хочешь волнений и возбуждения, разве не так?
– О, да!
– Тогда это как раз то, что я тебе обеспечу. Потерянные среди звезд. Отправляемся наугад, куда попало. Подумай только, какая в этом романтика!
– Одна моя подруга блуждала шесть лет, – вздохнула Ларк, сомневаясь в целесообразности приключения, которое предлагал ей Бартон. Краски, мерцающие под поверхностью ее кожи, начали медленную пляску от светлых пастельных тонов к темным оттенкам.
Кинсолвинг во время разговора продолжал трудиться над пультом. Его глаза не отрывались от датчика, передающего сигнал от орбитальной космической станции. Они еще могли перехватить катер.
На этот раз переход в гиперпространство произошел моментально. Кинсолвинг почувствовал, будто его желудок вывернулся наизнанку, а калейдоскоп цветных огоньков плясал перед глазами, в то время как звездный двигатель творил математические чудеса в изгибах четырехмерного пространства. Та вселенная, которую Кинсолвинг знал, таяла, по мере того, как замедлялась скорость света. Его оптические способности отказывались верить той лжи, какую эта новая вселенная им демонстрировала. Кинсолвинг покачивался, голова у него кружилась, в ушах гудело. Сквозь назойливый грохот звучала призрачная песня, более упорядоченная, чем электронные разряды, но менее организованная, чем настоящая музыка.
Кинсолвинг изо всех сил старался овладеть собой, пальцы у него дрожали, а желудок завязался болезненными узлами. Бартон схватился за край кушетки, пока его ощущения не пришли в норму, и ему удалось сесть, не испытывая головокружения. Отдаленная музыка стихла, а глаза опять поверили в мир, который их окружал. Осталось только урчание в кишечнике.
– Ларк! – позвал Кинсолвинг. – С тобой все в порядке? Старший инспектор вспомнил, что не дал женщине времени приготовиться к переходу, у них просто не осталось времени. Сторожевая станция готовилась превратить этот красавец-корабль в расплавленный алюминий и очищенный углерод.
– Порядок. У меня все прекрасно, – отвечала она голосом, выдававшим, что на самом-то деле все не так лучезарно.
Кинсолвинг поднялся с кушетки и покачался, переминаясь, чтобы ноги возобновили циркуляцию крови. При псевдогравитации гиперпространства он мог передвигаться так же легко, как если бы стоял на поверхности планеты-тюрьмы, – но он был свободен! Он удрал с планеты, с которой до сих пор еще никто не мог убежать!
– Давай, я тебе помогу, – предложил Кинсолвинг.
Он просунул ладони под ее раскинутые руки. Нажал на плечи и своей тяжестью заставил Ларк встать на ноги. Переливающиеся подкожные краски разливались у нее на лице единственным цветом, – и ему он не понравился. Это была смесь темно-серого с оттенком слоновой кости.
– Ты уверена, что не ранена? – спросил Кинсолвинг.
– Фотонно! – сказала Ларк. Лицо ее начало сиять более ярким голубым и зеленым. Когда декоративные узоры сделались алыми и серебряными, Бартон понял, что она имела в виду то самое, что сказала. – Но мне понравилось то, что случилось на кушетке.
Руки Ларк сомкнулись вокруг Кинсолвинга, точно стальные зажимы. Она поцеловала его затяжным поцелуем. Инженер не только нашел, что ему это нравится, он ей ответил со всей горячностью мужчины, лишенного общества себе подобных долгие месяцы.
– Гм-м, – произнес он, наконец оторвавшись от ее губ. – Приятно, да, но мне придется установить, куда мы направляемся. Слишком уж сбиваться с пути не стоит.
– Мойра заблудилась на шесть месяцев, но у нее не было никого вроде тебя, чтобы помочь скоротать время, – лицо Ларк стало алым и пурпурным, эти краски образовали островки на ее щеках. Ее возбуждение было очевидным.
– Заблудиться? Нет, это не входит в мои планы, – возразил он. – Это сказочный катер. Твой отец купил его для тебя? – Кинсолвинг даже не мог представить себе такого богатства, которого хватало бы на покупку столь дорогого корабля для частного пользования.
– Ну, не совсем так. Вообще-то это собственность его компании, но они предоставляют ему все, что он захочет. А он дает мне все, что я захочу, – она улыбнулась и вытянула пальцы, слегка лаская щеки Кинсолвинга. – Но это так скучно. Куда ты собираешься отправиться?
Кинсолвинг заранее не строил таких отдаленных планов. Всего час тому назад он собирался вскарабкаться на склон горы, достигнуть пространства выше границы вечных туч и всего лишь взглянуть на ночное небо, чтобы определить, в каком месте космоса может располагаться планета-тюрьма. Бегство не являлось частью его плана, он и не мечтал об этом, проведя несколько недель на планете.
– На Гамму Терциус-4, наверное, – ответил он.
Кинсолвинг не знал, что случится, если он обратится к председателю Фремонту и объяснит этому древнему старцу, почему угодил на планету-тюрьму. Не было у него представления, как тот себя поведет. Но в покинутом им мире находилось и еще кое-что, кроме центра Межзвездных Материалов. Там будет Кеннет Гумбольт. И возможно, туда перевели и Алу Марккен.
Ала! Кинсолвинг почувствовал в душе пустоту. Сколько же от его горестей исходило от этой женщины? Не лгал ли Гумбольт еще и ей, не заставил ли ее предать возлюбленного? Не было ли это частью Плана, о котором Ала ему проговорилась, когда сидела в ллорской тюрьме?
– О, тахионы! – воскликнула Ларк. – Я обожаю Гамму Терциус-4. Там такие вечеринки – лучше, чем повсюду. ММ знает, как сделать, чтобы каждый чувствовал себя так... прекрасно!
– Так ты бывала на ГТ-4? – удивился Кинсолвинг.
– Много раз. Она есть в навигаторном компьютере корабля. Но если мы не знаем, где сейчас находимся, – нахмурилась Ларк, – это нам не поможет, верно?
– Может и помочь.
Бартон отнюдь не был знатоком навигации. Он так мало знал помимо того, как добывать руду из сопротивляющейся скалы, что теперь это его беспокоило. Собственный жизненный опыт казался ему обширным, пока он не столкнулся с жестокой реальностью. Жабообразное существо научило Кинсолвинга искусству выживания больше, чем все земное воспитание и образование, а детство у него вовсе не было легким.
Кинсолвинг сел поудобнее и начал медленно прощупывать путь с помощью пульта, убеждаясь, что понимает функцию каждого рычажка и каждой кнопки. Работа оказалась легче, чем программирование робота-шахтера. Создатель этого корабля не хотел затруднить команду и пассажиров тяжелой работой, ни физической, ни умственной.
– Я понял, – объявил Кинсолвинг, откидываясь назад и пристально глядя на пульт. – Нам придется немного опуститься, чтобы определить свое местонахождение, но выполнить это будет совсем не трудно.
– Мы что, должны сделать это прямо сейчас? Эти жуткие стражники могут нас преследовать, – Ларк очаровательно надула губки.
Кинсолвинг подумал. Непохоже, что стражи тюремного мира их преследовали. Они формально сопровождают только обычные рейсы – прилеты и отлеты. Зачем пытаться отслеживать путь звездного корабля в гиперпространстве? Кинсолвинг понимал, что такое возможно, но преследование требовало сложной экипировки – непохоже, чтобы таковая была в арсенале стражников. Они кружили вокруг планеты по орбите и ничем другим не занимались. Это доказала их неумелая работа с лазером, хотя Бартон понимал, что ему очень, очень повезло. Применение лазерных залпов лишило лазер большей части его разрушительной силы.
Кроме того, Кинсолвинг заставил корабль взлететь до того, как космическая орбитальная станция смогла выпустить атмосферный щит.
– Они нас не выследят, – заключил он.
– Так ты на самом деле преступник? – спросила Ларк Версаль. Глаза ее, казалось, расширились и поменяли цвет. Кинсолвинг захлопал глазами, удивляясь: что это – шутки освещения или женщина и цвет глаз меняла хирургическим путем? Так как дорогой источник ее красоты находился под кожей, нельзя было исключить и такую возможность.
– Нет нужды продолжать копаться в этом, – ответил он раздраженно. – Меня сослали за кое-что, чего я вовсе не совершал, судебная система ллоров совершенно не такая, как земная. У меня не было возможности представить своего адвоката. Они, вроде бы, предполагают, что каждое показание – доказательство виновности.
– Значит, ты вовсе не опасный мужчина, – сказала Ларк, опуская ресницы и слегка улыбаясь. – Я только что прочла это по звездам.
– Ты не кажешься сумасшедшей.
– Давай я тебе покажу, до чего я не сумасшедшая.
– Но корабль... Гамма Терциус-4.
– Все это подождет, папочка дал мне такой корабль, который будет лететь сам и не потребует много внимания. Это прекрасно, потому что мое внимание уже в другом месте.
Ларк повернулась и медленно пошла с кокпита, одна рука слегка касалась ворота мерцающей и обманчиво непрозрачной блузки. Как только Ларк исчезла в проеме люка, блузка освободилась и легко поплыла по воздуху на пол рубки.
Бартон наклонился и подобрал блузку, его воображение начало рисовать неистовые картины. Он ведь был на чужой планете долгие и полные опасностей месяцы. И был там единственным человеком. Держа блузку в руке, Кинсолвинг покинул кокпит и последовал за Ларк по следам слетавших с нее одежд. Прямо в ее роскошную каюту.
Глава четырнадцатая
– Так они не врали, – обрадовалась Ларк. – Ты и вправду каторжник. Как это захватывающе!
Пот струился по лицу Кинсолвинга. Он осмотрел с помощью управляющей консоли гиперпространственные машины. Бартон не знал об этих механизмах, но он был инженером, и хорошим, и жизнь его зависела от того, сумеет ли он починить двигатель и умчаться в космос.
– Что тут случилось? Когда машины перестали работать?
– Ничего не случилось. Я только попыталась передать послание Динки, и тут...
– Послание? – спросил Кинсолвинг, перебивая ее. – Ты это о чем?
– Я повернула коммуникаторный выключатель и включила энергию, чтобы соединиться с Динки. Он остался на Земле... вообще-то, он готовился к вылету... так что я должна была убедиться, что уровень энергии достиг максимума.
– Неужели никто никогда не говорил тебе, что невозможно связаться по радио сквозь гиперпространство? Что это перегрузит аппараты?
– Ой, так, наверное, говорили, – припомнила Ларк. Краски у нее на щеках сделались светло-розовыми, затем лицо налилось зеленым и голубым. – Все вечно только и делают, что говорят мне, что нельзя делать того да этого. И в большинстве случаев не правы.
– Но не в этот раз, – Кинсолвинг произнес это поспешно. По кораблю грохнули еще два лазерных удара. – Происходит громадная утечка энергии, если ты в гиперпространстве пытаешься пользоваться радиосвязью. Я не физик и не могу объяснить, отчего. Обычно для того, чтобы защитить энергетическую систему, предусматривается автоматическое отключение. Вот!
Он снял защитную крышку панели и обнаружил небольшой пульт с тремя рычажками, все они стояли в позиции «откл». Кинсолвинг переставил их на «вкл». Глубоко внутри запечатанного двигателя заурчала энергия.
– Ой, ты просто гений! Ты его починил!
– Так что часовые с орбиты тебе говорили?
– Ой, да обычные предупреждения. Не садитесь, не делайте того, да не делайте этого. Они не предупреждали, что будут в меня стрелять. Не совсем чтобы...
Кинсолвинг помчался в кокпит, Ларк не отставала от него ни на шаг, протестуя и повторяя, что не допустит, чтобы ее оставили без внимания. Кинсолвинг плюхнулся на удобную кушетку, помогающую переносить ускорение, и внимательно всмотрелся в сигнальные лампочки. Красные огоньки плясали, каждый из них указывал на помехи в бортовой системе из-за лазерного нападения. Зато ему удалось без затруднений определить операции взлета. Элегантный космический корабль был оснащен лучшей аппаратурой.
– Подожди, не надо! – закричала Ларк.
Кинсолвинг не колебался. Таймер давал меньше пяти секунд до взлета. Кинсолвинг обнаружил, что опрокинулся на кушетку, пригвожденный не только собственным увеличившимся весом, но и весом Ларк Версаль. Эта женщина покачнулась и упала прямо на него, когда воспламенились аварийные ракеты. Кинсолвинг из последних сил пытался стащить ее с себя и уложить вдоль кушетки. Ему удалось только поместить женщину сверху вдоль собственного тела.
Нанесенные под кожу краски увядали, прозрачная кожа Ларк становилась все бледнее по мере того, как увеличивалось напряжение взлета, но Ларк ухитрилась поднять голову и заглянуть в лицо Кинсолвинга:
– Никогда такого не испытывала! Как забавно!
Ее рот жестко прижался к его губам, которые покрылись синяками и от страсти, и от ускорения. Кинсолвинг сопротивлялся, но Ларк одолевала и овладела им, пока ракеты внезапно не погасли.
Она в удивлении вскрикнула, поднялась вверх и отлетела в сторону, лишившись веса:
– Мы уже на орбите! Все слишком скоро кончилось!
– Да уж не слишком, – буркнул Кинсолвинг. – Как раз вовремя.
Он с трудом подобрался к контрольному пульту, убедился, что горючее для аварийных ракет почти полностью истрачено. Теперь не останется ничего для маневров. Но Кинсолвинг и не собирался производить стыковку или даже оставаться на орбите дольше, чем необходимо.
– Корабль-нарушитель, – взорвался микрофон, – прекратите попытки покинуть эту планету. Вы будете немедленно уничтожены, если попытаетесь сбежать.
– Они что, в самом деле? – спросила Ларк, зацепившись стройной ногой за ножку кушетки. – Они же в нас уже стреляли лазерами, хотя оказались не очень-то меткими стрелками.
– Достаточно меткими, – заверил ее Кинсолвинг. – У нас сбито несколько наружных датчиков.
Он быстрее заработал пальцами.
– Что ты делаешь? – закричала Ларк. – Ты собираешься лететь к звездам! Но этого нельзя!
– А почему?
– Так ведь у нас нет времени вычислить точку назначения. Ты взлетел наугад. И они нас предупредили.
– Мы находимся вне поля их зрения, иначе они бы немедленно нас уничтожили. Это блеф. Им придется палить прямо сквозь атмосферу планеты – объяснил Кинсолвинг, проверяя относительное расположение катера и орбитальной станции. – Слишком непроизводительная трата лучевой энергии. Только для того, чтобы причинить нам реальный ущерб в течение нескольких минут.
– Так ты полетишь? – спросила Ларк, ее занимала точка зрения Кинсолвинга.
– А что тут дурного? Ты же хочешь волнений и возбуждения, разве не так?
– О, да!
– Тогда это как раз то, что я тебе обеспечу. Потерянные среди звезд. Отправляемся наугад, куда попало. Подумай только, какая в этом романтика!
– Одна моя подруга блуждала шесть лет, – вздохнула Ларк, сомневаясь в целесообразности приключения, которое предлагал ей Бартон. Краски, мерцающие под поверхностью ее кожи, начали медленную пляску от светлых пастельных тонов к темным оттенкам.
Кинсолвинг во время разговора продолжал трудиться над пультом. Его глаза не отрывались от датчика, передающего сигнал от орбитальной космической станции. Они еще могли перехватить катер.
На этот раз переход в гиперпространство произошел моментально. Кинсолвинг почувствовал, будто его желудок вывернулся наизнанку, а калейдоскоп цветных огоньков плясал перед глазами, в то время как звездный двигатель творил математические чудеса в изгибах четырехмерного пространства. Та вселенная, которую Кинсолвинг знал, таяла, по мере того, как замедлялась скорость света. Его оптические способности отказывались верить той лжи, какую эта новая вселенная им демонстрировала. Кинсолвинг покачивался, голова у него кружилась, в ушах гудело. Сквозь назойливый грохот звучала призрачная песня, более упорядоченная, чем электронные разряды, но менее организованная, чем настоящая музыка.
Кинсолвинг изо всех сил старался овладеть собой, пальцы у него дрожали, а желудок завязался болезненными узлами. Бартон схватился за край кушетки, пока его ощущения не пришли в норму, и ему удалось сесть, не испытывая головокружения. Отдаленная музыка стихла, а глаза опять поверили в мир, который их окружал. Осталось только урчание в кишечнике.
– Ларк! – позвал Кинсолвинг. – С тобой все в порядке? Старший инспектор вспомнил, что не дал женщине времени приготовиться к переходу, у них просто не осталось времени. Сторожевая станция готовилась превратить этот красавец-корабль в расплавленный алюминий и очищенный углерод.
– Порядок. У меня все прекрасно, – отвечала она голосом, выдававшим, что на самом-то деле все не так лучезарно.
Кинсолвинг поднялся с кушетки и покачался, переминаясь, чтобы ноги возобновили циркуляцию крови. При псевдогравитации гиперпространства он мог передвигаться так же легко, как если бы стоял на поверхности планеты-тюрьмы, – но он был свободен! Он удрал с планеты, с которой до сих пор еще никто не мог убежать!
– Давай, я тебе помогу, – предложил Кинсолвинг.
Он просунул ладони под ее раскинутые руки. Нажал на плечи и своей тяжестью заставил Ларк встать на ноги. Переливающиеся подкожные краски разливались у нее на лице единственным цветом, – и ему он не понравился. Это была смесь темно-серого с оттенком слоновой кости.
– Ты уверена, что не ранена? – спросил Кинсолвинг.
– Фотонно! – сказала Ларк. Лицо ее начало сиять более ярким голубым и зеленым. Когда декоративные узоры сделались алыми и серебряными, Бартон понял, что она имела в виду то самое, что сказала. – Но мне понравилось то, что случилось на кушетке.
Руки Ларк сомкнулись вокруг Кинсолвинга, точно стальные зажимы. Она поцеловала его затяжным поцелуем. Инженер не только нашел, что ему это нравится, он ей ответил со всей горячностью мужчины, лишенного общества себе подобных долгие месяцы.
– Гм-м, – произнес он, наконец оторвавшись от ее губ. – Приятно, да, но мне придется установить, куда мы направляемся. Слишком уж сбиваться с пути не стоит.
– Мойра заблудилась на шесть месяцев, но у нее не было никого вроде тебя, чтобы помочь скоротать время, – лицо Ларк стало алым и пурпурным, эти краски образовали островки на ее щеках. Ее возбуждение было очевидным.
– Заблудиться? Нет, это не входит в мои планы, – возразил он. – Это сказочный катер. Твой отец купил его для тебя? – Кинсолвинг даже не мог представить себе такого богатства, которого хватало бы на покупку столь дорогого корабля для частного пользования.
– Ну, не совсем так. Вообще-то это собственность его компании, но они предоставляют ему все, что он захочет. А он дает мне все, что я захочу, – она улыбнулась и вытянула пальцы, слегка лаская щеки Кинсолвинга. – Но это так скучно. Куда ты собираешься отправиться?
Кинсолвинг заранее не строил таких отдаленных планов. Всего час тому назад он собирался вскарабкаться на склон горы, достигнуть пространства выше границы вечных туч и всего лишь взглянуть на ночное небо, чтобы определить, в каком месте космоса может располагаться планета-тюрьма. Бегство не являлось частью его плана, он и не мечтал об этом, проведя несколько недель на планете.
– На Гамму Терциус-4, наверное, – ответил он.
Кинсолвинг не знал, что случится, если он обратится к председателю Фремонту и объяснит этому древнему старцу, почему угодил на планету-тюрьму. Не было у него представления, как тот себя поведет. Но в покинутом им мире находилось и еще кое-что, кроме центра Межзвездных Материалов. Там будет Кеннет Гумбольт. И возможно, туда перевели и Алу Марккен.
Ала! Кинсолвинг почувствовал в душе пустоту. Сколько же от его горестей исходило от этой женщины? Не лгал ли Гумбольт еще и ей, не заставил ли ее предать возлюбленного? Не было ли это частью Плана, о котором Ала ему проговорилась, когда сидела в ллорской тюрьме?
– О, тахионы! – воскликнула Ларк. – Я обожаю Гамму Терциус-4. Там такие вечеринки – лучше, чем повсюду. ММ знает, как сделать, чтобы каждый чувствовал себя так... прекрасно!
– Так ты бывала на ГТ-4? – удивился Кинсолвинг.
– Много раз. Она есть в навигаторном компьютере корабля. Но если мы не знаем, где сейчас находимся, – нахмурилась Ларк, – это нам не поможет, верно?
– Может и помочь.
Бартон отнюдь не был знатоком навигации. Он так мало знал помимо того, как добывать руду из сопротивляющейся скалы, что теперь это его беспокоило. Собственный жизненный опыт казался ему обширным, пока он не столкнулся с жестокой реальностью. Жабообразное существо научило Кинсолвинга искусству выживания больше, чем все земное воспитание и образование, а детство у него вовсе не было легким.
Кинсолвинг сел поудобнее и начал медленно прощупывать путь с помощью пульта, убеждаясь, что понимает функцию каждого рычажка и каждой кнопки. Работа оказалась легче, чем программирование робота-шахтера. Создатель этого корабля не хотел затруднить команду и пассажиров тяжелой работой, ни физической, ни умственной.
– Я понял, – объявил Кинсолвинг, откидываясь назад и пристально глядя на пульт. – Нам придется немного опуститься, чтобы определить свое местонахождение, но выполнить это будет совсем не трудно.
– Мы что, должны сделать это прямо сейчас? Эти жуткие стражники могут нас преследовать, – Ларк очаровательно надула губки.
Кинсолвинг подумал. Непохоже, что стражи тюремного мира их преследовали. Они формально сопровождают только обычные рейсы – прилеты и отлеты. Зачем пытаться отслеживать путь звездного корабля в гиперпространстве? Кинсолвинг понимал, что такое возможно, но преследование требовало сложной экипировки – непохоже, чтобы таковая была в арсенале стражников. Они кружили вокруг планеты по орбите и ничем другим не занимались. Это доказала их неумелая работа с лазером, хотя Бартон понимал, что ему очень, очень повезло. Применение лазерных залпов лишило лазер большей части его разрушительной силы.
Кроме того, Кинсолвинг заставил корабль взлететь до того, как космическая орбитальная станция смогла выпустить атмосферный щит.
– Они нас не выследят, – заключил он.
– Так ты на самом деле преступник? – спросила Ларк Версаль. Глаза ее, казалось, расширились и поменяли цвет. Кинсолвинг захлопал глазами, удивляясь: что это – шутки освещения или женщина и цвет глаз меняла хирургическим путем? Так как дорогой источник ее красоты находился под кожей, нельзя было исключить и такую возможность.
– Нет нужды продолжать копаться в этом, – ответил он раздраженно. – Меня сослали за кое-что, чего я вовсе не совершал, судебная система ллоров совершенно не такая, как земная. У меня не было возможности представить своего адвоката. Они, вроде бы, предполагают, что каждое показание – доказательство виновности.
– Значит, ты вовсе не опасный мужчина, – сказала Ларк, опуская ресницы и слегка улыбаясь. – Я только что прочла это по звездам.
– Ты не кажешься сумасшедшей.
– Давай я тебе покажу, до чего я не сумасшедшая.
– Но корабль... Гамма Терциус-4.
– Все это подождет, папочка дал мне такой корабль, который будет лететь сам и не потребует много внимания. Это прекрасно, потому что мое внимание уже в другом месте.
Ларк повернулась и медленно пошла с кокпита, одна рука слегка касалась ворота мерцающей и обманчиво непрозрачной блузки. Как только Ларк исчезла в проеме люка, блузка освободилась и легко поплыла по воздуху на пол рубки.
Бартон наклонился и подобрал блузку, его воображение начало рисовать неистовые картины. Он ведь был на чужой планете долгие и полные опасностей месяцы. И был там единственным человеком. Держа блузку в руке, Кинсолвинг покинул кокпит и последовал за Ларк по следам слетавших с нее одежд. Прямо в ее роскошную каюту.
Глава четырнадцатая
– Я нахожу это крайне безвкусным, – Камерон наморщил нос, чтобы подчеркнуть свое мнение. – Неужели нет другого способа добыть информацию?
– Я люблю иметь дело с чудиками ничуть не больше вашего, – огрызнулся Кеннет Гумбольт, – но это крайнее обстоятельство.
– Едва ли, – пробормотал Камерон. И произнес погромче: – Подумайте. Это существа, которые держат людей под своей пятой. И они проявили такую неэффективность! Не могут удержать в тюрьме даже такого жалкого безмозглого типа, как Кинсолвинг!
– В их хваленом тюремном мире, кажется, завелась щелочка, да? – сказал Гумбольт. Одна мысль об уязвимости инопланетян высекла искру надежды в его сознании. Несмотря на то, что необходимость снова иметь дело с Камероном не так уж и усиливала надежду. Не нравился Гумбольту этот фат, хотя от него была некоторая польза.
Гумбольт не мог не переводить взгляд с элегантно одетого Камерона на небольшого робота, крутящегося рядом. Энергетический уровень переведен на самый низкий, робот издавал едва слышное гудение, но смертоносность этой машины была очевидна, ее подчеркивал каждый контур, каждый угол механизма. Двойные датчики мигали злобными красными огоньками, точно глаза живого хищника. Подвижные прутья из стальной проволоки поверх головы делали робота похожим на большое металлическое насекомое. Гумбольт не мог догадаться, что именно отмечают эти датчики. Или, возможно, они вовсе не были датчиками.
Гумбольт слегка содрогнулся при мысли, что этот робот охотился бы за ним по его следам. Он видел, что этот робот делал с ллорами, но ему не приходилось быть свидетелем, как он выполняет операцию расчленения. Неужели эти антенны – нагретые проволоки, которые пронзают плоть? Или Камерон сделал нечто еще более дьявольское? В уме у Гумбольта одна за другой проносились неистовые картины, пока он смотрел на электрические хлыстики, лазерные резаки и акустические щипцы.
– Откройте мне только то, что известно чудику, и я буду действовать соответственно, – сказал Камерон. Он засунул руку в парчовый карман куртки и достал маленькую золотую коробочку. Открыл ее при помощи тщательно наманикюренного ногтя на большом пальце. Слегка наклонившись, прислонил нос к крохотной трубочке, торчавшей изнутри коробочки, глубоко вдохнул и улыбнулся.
– Это что такое? – нахмурился Гумбольт. – Мне вовсе не надо, чтобы вы нанюхались до одури. Кинсолвинг, кажется, не из таких, кто может удрать из этой тюрьмы, но он это сделал. Он, похоже, куда опаснее, чем мы могли предполагать.
– Не опасайтесь, директор Гумбольт. Это совершенно невинная привычка. Здесь содержится только чистый церий.
– Что?
Камерон снисходительно улыбнулся:
– Церий из ваших шахт на Глубокой.
– Так вы вдыхаете чистые редкоземельные металлы? Это же металлы. Что...
– Это дает непередаваемый эффект. На самом деле, необходимо попробовать, чтобы понять.
– Но это же металл!
– И дорогой металл, – парировал Камерон. – Возможно, это часть его назначения. Не каждый способен доставить себе удовольствие, потребляя грамм или два в день. Или, может быть, главное – это реакция, когда он достигает слизистой оболочки. Он разлагается на отдельные кислоты.
Гумбольт сделал гримасу в сторону Камерона, наклонился и тронул кнопку интеркома.
– Пришлите этого... джентльмена, – приказал он.
Когда инопланетянин вошел в помещение, Гумбольту пришлось жестом напомнить Камерону, чтобы тот замолчал. После второго строгого взгляда щеголь вынужден был понизить энергию своего робота. Механизм начал жужжать более глубоким тоном, а проволочная антенна забилась с яростью пойманного насекомого.
– Добрый день. Так великодушно с вашей стороны почтить нас своим присутствием, начальник-страж Куопта, – приветствовал его Гумбольт, почти подавившись именем инопланетянина.
– Да исчезнут все притворные чувства, – отозвался инопланетянин скрипучим голосом. – Я на своем посту нахожусь в большом затруднении. Никогда раньше не освобождался и не сбегал ни один преступник. Мое место в охране теперь под вопросом.
– Как и должно быть, – пробормотал Камерон. – Вам необходимо хорошо выполнять свои обязанности, чтобы ожидать долгого пребывания на посту.
Инопланетянин согнулся в поясе, а ноги его твердо стояли на мягком ковре. Изогнувшись под совершенно невероятным углом, он спросил:
– Это вы охотник?
– Грубое определение, – улыбнулся Камерон. – Считайте меня человеком, который спасет вашу репутацию.
Выделенное ударением слово в реплике Камерона не прошло для инопланетянина незамеченным. Он отреагировал:
– Иметь дело с космическими отбросами вроде вас одинаково отвратительно для работника моей станции.
– Джентльмены, пожалуйста, – воззвал к ним Гумбольт. – Не будем допускать, чтобы персональная разница особей заслоняла конечную цель. У нас общие интересы. Так подумаем же вместе, как лучше послужить общим интересам.
– Почему вы так хотите, чтобы один из ваших низших представителей вернулся на мою тюрьму-планету? – спросил Куопта.
– Вы забываете, что этот «низший» представитель сбежал из вашего мира, – напомнил Камерон не без некоторой злобы. – Ни один представитель какого-нибудь иного вида этого не сумел, разве не так?
– Вы желаете убрать его от выполнения какого-то другого, более грандиозного преступления, – продолжал инопланетянин. – И это единственная причина для вас, чтобы иметь дело со мной.
– Наши причины есть наши, – оборвал его Гумбольт. – Если удовлетворить и ваши, и наши интересы, в чем тут противоречие?
– Я не могу санкционировать преследование, – скрипучий голос Куопты перешел в бас. – У нас нет лишних стражников, кроме того, никогда не случалось таких происшествий, чтобы требовать погони.
– Я подожду до возвращения этого ссыльного, – успокоил его Камерон. – Если он попытается найти убежище на одной из планет, населенных людьми, я его найду.
– А если он попытается скрыться среди чу... среди инопланетного населения, – поспешно поправился Гумбольт, – мы потребуем от вас разрешения для мистера Камерона проникнуть в эти миры, чтобы найти и захватить его.
– Индивидуальные миры позволяют нарушать свои права с большими затруднениями, – ответил инопланетный начальник стражи.
– Нелегко будет выправить необходимые документы, о которых вы упоминали, но все же возможно их раздобыть, – сказал Камерон. – Вы их нам обеспечите, так, начальник?
Куопта наклонил голову и помахал длинными тонкими руками, как крыльями. Оба человека приняли этот жест за согласие.
– Расскажите нам еще об этом бегстве, – попросил Гумбольт. – Мы слышали только краткие отчеты.
– Я вам не сообщу местоположения тюремного мира, – предупредил инопланетянин.
– А мы и не спрашиваем. Хотя мы питаем твердую надежду на то, что ни один мерзавец из нашего племени не будет приговорен к пребыванию в этом мире, у нас нет желания вмешиваться в вашу судебную систему. Если тайна расположения планеты есть часть этой системы, что ж... – Камерон развел руками и зловеще улыбнулся.
– Человеческий космический корабль проник в эту систему, он давал фиктивный сигнал бедствия.
– Что за... сигнал бедствия? – спросил Камерон, наполовину прикрыв свои стальные серые глаза и полностью сосредоточившись.
– Неисправность двигателя. В то время как из многих наблюдательных точек системы были получены свидетельства о преднамеренной перегрузке. Пилот делал попытки к радиосвязи, находясь в звездном пространстве.
– Это и в самом деле кажется подозрительным, – заметил Гумбольт. – Все знают, что это невозможно, что из-за этого происходит невообразимая перегрузка двигателей.
Камерон промолчал.
– Корабль пошел прямо на посадку, используя аварийные ракеты.
– Значит, главный двигатель не действовал? – уточнил Гумбольт.
– Похоже на то. Уровень энергии не соответствовал возможности двигателя. Корабль приземляется, каторжник Кинсолвинг входит туда, наша орбитальная станция начинает обстреливать лучами.
– Ваша лазерная пушка повредила корабль? – спросил Гумбольт.
– Посадка была точной и произошла в тот момент, когда наша станция не могла соответствующим образом защититься от вторжения в нашу систему.
– Вы утверждаете, начальник, что рассеяние луча в атмосфере было таким сильным, что корабль избежал повреждений, – после того, как губы Камерона произнесли эту простую фразу, они продолжали шевелиться, словно продолжая речь.
– Это так. Звездный корабль повысил уровень энергии, взлетел и достиг орбиты. К тому времени, как охраняющая станция пришла в готовность полностью использовать оружие, корабль перешел в гиперпространство, за пределы нашей досягаемости.
– Вы получили вектор взлета?
– Ничего доказать нельзя. Ничего не известно о геодезии гиперполетов. Мы только думаем, что корабль перешел в гиперпространство, он находился на очень коротком расстоянии, сориентировался в четырех измерениях, а после переменил местоположение. Взлет с орбиты был совершен для того, чтобы сбить нас с толку, или по причине паники, чтобы избежать нашей лазерной пушки.
– Что бы там ни было, но они, кажется, сбежали очень аккуратно, – сделал вывод Гумбольт. В его голосе звенело искреннее восхищение. Любое торжество над инопланетянами наполняло его торжеством, даже если чудиков обходил тот, кому он желал скорой смерти.
– Описание Кинсолвинга циркулировало среди всех представителей рас, пользующихся нашим тюремным миром. Если он будет достаточно глуп, чтобы приземлиться на любую из этих планет, он найдет, что ему трудно там скрыться.
– При этом все же остаются человеческие миры и те цивилизации, которые не пользуются вашей тюрьмой. Какие это миры? – спросил Камерон.
– Я не свободен делиться подобной информацией. Многое, относящееся к планете-тюрьме, следует держать в тайне.
– Она не останется тайной, когда Кинсолвинг сядет где-нибудь и рассчитает, где эта планета. Но это означает, что вашу тайну знает хотя бы он, верно? Или еще кто-то, кто с ним работает. Ведь не может быть случайностью то, что этот корабль так удачно подобрал его.
– Это и моя мысль, директор Гумбольт. Вот почему я и явился на ваш вызов. Если вы его разыщете, вам предложат награду.
– Я не прошу ничего, – вставил Камерон, – кроме разрешения посещать планеты. Буду служить справедливости.
– Неужели вы так ненавидите этого Кинсолвинга, что посылаете на его поиски таких? – спросил Куопта у Гумбольта.
– Мистер Камерон – весьма ценный служащий Межзвездных Материалов. Он отлично выполняет свою работу. Что ж, начальник, есть еще один пункт, который вы позабыли упомянуть, и он будет представлять для нас неизмеримую ценность, если мы собираемся найти Кинсолвинга.
Человеческий взгляд уперся в глаза инопланетянина. Наконец Куопта сказал:
– Я люблю иметь дело с чудиками ничуть не больше вашего, – огрызнулся Кеннет Гумбольт, – но это крайнее обстоятельство.
– Едва ли, – пробормотал Камерон. И произнес погромче: – Подумайте. Это существа, которые держат людей под своей пятой. И они проявили такую неэффективность! Не могут удержать в тюрьме даже такого жалкого безмозглого типа, как Кинсолвинг!
– В их хваленом тюремном мире, кажется, завелась щелочка, да? – сказал Гумбольт. Одна мысль об уязвимости инопланетян высекла искру надежды в его сознании. Несмотря на то, что необходимость снова иметь дело с Камероном не так уж и усиливала надежду. Не нравился Гумбольту этот фат, хотя от него была некоторая польза.
Гумбольт не мог не переводить взгляд с элегантно одетого Камерона на небольшого робота, крутящегося рядом. Энергетический уровень переведен на самый низкий, робот издавал едва слышное гудение, но смертоносность этой машины была очевидна, ее подчеркивал каждый контур, каждый угол механизма. Двойные датчики мигали злобными красными огоньками, точно глаза живого хищника. Подвижные прутья из стальной проволоки поверх головы делали робота похожим на большое металлическое насекомое. Гумбольт не мог догадаться, что именно отмечают эти датчики. Или, возможно, они вовсе не были датчиками.
Гумбольт слегка содрогнулся при мысли, что этот робот охотился бы за ним по его следам. Он видел, что этот робот делал с ллорами, но ему не приходилось быть свидетелем, как он выполняет операцию расчленения. Неужели эти антенны – нагретые проволоки, которые пронзают плоть? Или Камерон сделал нечто еще более дьявольское? В уме у Гумбольта одна за другой проносились неистовые картины, пока он смотрел на электрические хлыстики, лазерные резаки и акустические щипцы.
– Откройте мне только то, что известно чудику, и я буду действовать соответственно, – сказал Камерон. Он засунул руку в парчовый карман куртки и достал маленькую золотую коробочку. Открыл ее при помощи тщательно наманикюренного ногтя на большом пальце. Слегка наклонившись, прислонил нос к крохотной трубочке, торчавшей изнутри коробочки, глубоко вдохнул и улыбнулся.
– Это что такое? – нахмурился Гумбольт. – Мне вовсе не надо, чтобы вы нанюхались до одури. Кинсолвинг, кажется, не из таких, кто может удрать из этой тюрьмы, но он это сделал. Он, похоже, куда опаснее, чем мы могли предполагать.
– Не опасайтесь, директор Гумбольт. Это совершенно невинная привычка. Здесь содержится только чистый церий.
– Что?
Камерон снисходительно улыбнулся:
– Церий из ваших шахт на Глубокой.
– Так вы вдыхаете чистые редкоземельные металлы? Это же металлы. Что...
– Это дает непередаваемый эффект. На самом деле, необходимо попробовать, чтобы понять.
– Но это же металл!
– И дорогой металл, – парировал Камерон. – Возможно, это часть его назначения. Не каждый способен доставить себе удовольствие, потребляя грамм или два в день. Или, может быть, главное – это реакция, когда он достигает слизистой оболочки. Он разлагается на отдельные кислоты.
Гумбольт сделал гримасу в сторону Камерона, наклонился и тронул кнопку интеркома.
– Пришлите этого... джентльмена, – приказал он.
Когда инопланетянин вошел в помещение, Гумбольту пришлось жестом напомнить Камерону, чтобы тот замолчал. После второго строгого взгляда щеголь вынужден был понизить энергию своего робота. Механизм начал жужжать более глубоким тоном, а проволочная антенна забилась с яростью пойманного насекомого.
– Добрый день. Так великодушно с вашей стороны почтить нас своим присутствием, начальник-страж Куопта, – приветствовал его Гумбольт, почти подавившись именем инопланетянина.
– Да исчезнут все притворные чувства, – отозвался инопланетянин скрипучим голосом. – Я на своем посту нахожусь в большом затруднении. Никогда раньше не освобождался и не сбегал ни один преступник. Мое место в охране теперь под вопросом.
– Как и должно быть, – пробормотал Камерон. – Вам необходимо хорошо выполнять свои обязанности, чтобы ожидать долгого пребывания на посту.
Инопланетянин согнулся в поясе, а ноги его твердо стояли на мягком ковре. Изогнувшись под совершенно невероятным углом, он спросил:
– Это вы охотник?
– Грубое определение, – улыбнулся Камерон. – Считайте меня человеком, который спасет вашу репутацию.
Выделенное ударением слово в реплике Камерона не прошло для инопланетянина незамеченным. Он отреагировал:
– Иметь дело с космическими отбросами вроде вас одинаково отвратительно для работника моей станции.
– Джентльмены, пожалуйста, – воззвал к ним Гумбольт. – Не будем допускать, чтобы персональная разница особей заслоняла конечную цель. У нас общие интересы. Так подумаем же вместе, как лучше послужить общим интересам.
– Почему вы так хотите, чтобы один из ваших низших представителей вернулся на мою тюрьму-планету? – спросил Куопта.
– Вы забываете, что этот «низший» представитель сбежал из вашего мира, – напомнил Камерон не без некоторой злобы. – Ни один представитель какого-нибудь иного вида этого не сумел, разве не так?
– Вы желаете убрать его от выполнения какого-то другого, более грандиозного преступления, – продолжал инопланетянин. – И это единственная причина для вас, чтобы иметь дело со мной.
– Наши причины есть наши, – оборвал его Гумбольт. – Если удовлетворить и ваши, и наши интересы, в чем тут противоречие?
– Я не могу санкционировать преследование, – скрипучий голос Куопты перешел в бас. – У нас нет лишних стражников, кроме того, никогда не случалось таких происшествий, чтобы требовать погони.
– Я подожду до возвращения этого ссыльного, – успокоил его Камерон. – Если он попытается найти убежище на одной из планет, населенных людьми, я его найду.
– А если он попытается скрыться среди чу... среди инопланетного населения, – поспешно поправился Гумбольт, – мы потребуем от вас разрешения для мистера Камерона проникнуть в эти миры, чтобы найти и захватить его.
– Индивидуальные миры позволяют нарушать свои права с большими затруднениями, – ответил инопланетный начальник стражи.
– Нелегко будет выправить необходимые документы, о которых вы упоминали, но все же возможно их раздобыть, – сказал Камерон. – Вы их нам обеспечите, так, начальник?
Куопта наклонил голову и помахал длинными тонкими руками, как крыльями. Оба человека приняли этот жест за согласие.
– Расскажите нам еще об этом бегстве, – попросил Гумбольт. – Мы слышали только краткие отчеты.
– Я вам не сообщу местоположения тюремного мира, – предупредил инопланетянин.
– А мы и не спрашиваем. Хотя мы питаем твердую надежду на то, что ни один мерзавец из нашего племени не будет приговорен к пребыванию в этом мире, у нас нет желания вмешиваться в вашу судебную систему. Если тайна расположения планеты есть часть этой системы, что ж... – Камерон развел руками и зловеще улыбнулся.
– Человеческий космический корабль проник в эту систему, он давал фиктивный сигнал бедствия.
– Что за... сигнал бедствия? – спросил Камерон, наполовину прикрыв свои стальные серые глаза и полностью сосредоточившись.
– Неисправность двигателя. В то время как из многих наблюдательных точек системы были получены свидетельства о преднамеренной перегрузке. Пилот делал попытки к радиосвязи, находясь в звездном пространстве.
– Это и в самом деле кажется подозрительным, – заметил Гумбольт. – Все знают, что это невозможно, что из-за этого происходит невообразимая перегрузка двигателей.
Камерон промолчал.
– Корабль пошел прямо на посадку, используя аварийные ракеты.
– Значит, главный двигатель не действовал? – уточнил Гумбольт.
– Похоже на то. Уровень энергии не соответствовал возможности двигателя. Корабль приземляется, каторжник Кинсолвинг входит туда, наша орбитальная станция начинает обстреливать лучами.
– Ваша лазерная пушка повредила корабль? – спросил Гумбольт.
– Посадка была точной и произошла в тот момент, когда наша станция не могла соответствующим образом защититься от вторжения в нашу систему.
– Вы утверждаете, начальник, что рассеяние луча в атмосфере было таким сильным, что корабль избежал повреждений, – после того, как губы Камерона произнесли эту простую фразу, они продолжали шевелиться, словно продолжая речь.
– Это так. Звездный корабль повысил уровень энергии, взлетел и достиг орбиты. К тому времени, как охраняющая станция пришла в готовность полностью использовать оружие, корабль перешел в гиперпространство, за пределы нашей досягаемости.
– Вы получили вектор взлета?
– Ничего доказать нельзя. Ничего не известно о геодезии гиперполетов. Мы только думаем, что корабль перешел в гиперпространство, он находился на очень коротком расстоянии, сориентировался в четырех измерениях, а после переменил местоположение. Взлет с орбиты был совершен для того, чтобы сбить нас с толку, или по причине паники, чтобы избежать нашей лазерной пушки.
– Что бы там ни было, но они, кажется, сбежали очень аккуратно, – сделал вывод Гумбольт. В его голосе звенело искреннее восхищение. Любое торжество над инопланетянами наполняло его торжеством, даже если чудиков обходил тот, кому он желал скорой смерти.
– Описание Кинсолвинга циркулировало среди всех представителей рас, пользующихся нашим тюремным миром. Если он будет достаточно глуп, чтобы приземлиться на любую из этих планет, он найдет, что ему трудно там скрыться.
– При этом все же остаются человеческие миры и те цивилизации, которые не пользуются вашей тюрьмой. Какие это миры? – спросил Камерон.
– Я не свободен делиться подобной информацией. Многое, относящееся к планете-тюрьме, следует держать в тайне.
– Она не останется тайной, когда Кинсолвинг сядет где-нибудь и рассчитает, где эта планета. Но это означает, что вашу тайну знает хотя бы он, верно? Или еще кто-то, кто с ним работает. Ведь не может быть случайностью то, что этот корабль так удачно подобрал его.
– Это и моя мысль, директор Гумбольт. Вот почему я и явился на ваш вызов. Если вы его разыщете, вам предложат награду.
– Я не прошу ничего, – вставил Камерон, – кроме разрешения посещать планеты. Буду служить справедливости.
– Неужели вы так ненавидите этого Кинсолвинга, что посылаете на его поиски таких? – спросил Куопта у Гумбольта.
– Мистер Камерон – весьма ценный служащий Межзвездных Материалов. Он отлично выполняет свою работу. Что ж, начальник, есть еще один пункт, который вы позабыли упомянуть, и он будет представлять для нас неизмеримую ценность, если мы собираемся найти Кинсолвинга.
Человеческий взгляд уперся в глаза инопланетянина. Наконец Куопта сказал: