Варгас Фред. Уйди скорей и не спеши обратно

   Данглар незаметно вышел, чтобы положить Пушка в корзину, и попросил Мордана и Меркаде принести для всех чего-нибудь поесть и попить, а еще пол-литра молока, если не трудно.
   – Это для задержанного? – спросил Мордан.
   – Для кота, – тихо проговорил Данглар. – Будьте добры, налейте ему молока. А то я весь вечер буду занят, а может, и всю ночь.
   Мордан заверил, что на него можно положиться, и Данглар снова занял место на уголке стола.
   Адамберг как раз снимал с Дамаса наручники, и Данглар рассудил, что делать это рановато, ведь на окне еще нет решеток, а что выкинет этот тип, никому не известно. Впрочем, об этом он не тревожился. Гораздо сильнее его беспокоило то, что без единого веского доказательства человека обвиняли в том, что он сеет чуму. Безмятежный вид Дамаса полностью опровергал это обвинение. Они искали эрудита и интеллектуала. А Дамас был простым парнем и немного тугодумом. Было просто немыслимо, чтобы он, больше занятый своими мускулами, мог посылать Ле Герну столь замысловатые письма. Данглар с тревогой размышлял, о чем думал Адамберг, когда решился на этот невероятный арест. Терзаемый дурными предчувствиями, Данглар укусил себя за внутреннюю сторону щеки. Он был убежден, что Адамберг зашел в тупик.
   Комиссар уже переговорил с заместителем прокурора и получил ордер на обыск магазина и квартиры Дамаса на улице Конвенции. Четверть часа назад туда отправились шесть человек.
   – Дамас Вигье, – начал Адамберг, взглянув на его потертое удостоверение личности, – вы обвиняетесь в убийстве пяти человек.
   – С какой стати? – спросил Дамас.
   – Потому что мы вас обвиняем, – повторил Адамберг.
   – Ах вон что. По-вашему, я убивал людей?
   – Вы убили пятерых, – отвечал Адамберг, раскладывая перед ним фотографии жертв и по очереди называя их имена.
   – Я никого не убил, – заявил Дамас, взглянув на фотографии. – Мне можно идти? – добавил он, вставая.
   – Нет. Вы задержаны, можете сделать один телефонный звонок.
   Дамас удивленно уставился на комиссара.
   – Когда захочу, тогда и буду делать телефонный звонок, – проговорил он.
   – Эти пятеро, – продолжал Адамберг, показывая фотографии по одной, – были задушены в течение недели. Четверо в Париже, последний в Марселе.
   – Ну и прекрасно. – Дамас снова сел.
   – Вы кого-нибудь узнаете, Дамас?
   – Конечно.
   – Где вы их видели?
   – В газете.
   Данглар встал и вышел, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышать продолжение этого жалкого допроса.
   – Покажите ваши руки, Дамас, – велел Адамберг, складывая фотографии. – Нет, не так, другой стороной.
   Дамас послушно выполнил приказание и протянул вперед свои длинные руки ладонями вверх. Адамберг схватил его левую руку:
   – Это бриллиант, Дамас?
   – Да.
   – Почему вы его перевернули?
   – Чтобы не повредить, когда чиню доски.
   – Он дорого стоит?
   – Шестьдесят две тысячи франков.
   – Откуда он у вас? Фамильная драгоценность?
   – Мотоцикл продал, 1000 RL, почти новый, покупатель расплатился этим.
   – Мужчины ведь редко носят бриллианты.
   – А я ношу. Раз он у меня есть.
   Данглар подошел к двери и знаком отозвал Адамберга в сторонку.
   – Только что звонили ребята с обыска. Они ничего не нашли. Ни пакета с углем, ни блох, даже крыс нет, ни живой, ни дохлой, а главное – ни одной книги, ни в магазине, ни дома, только несколько карманных изданий.
   Адамберг поскреб затылок.
   – Отпустите его, – настаивал Данглар. – Вы все равно ничего не добьетесь. Этот парень – не сеятель.
   – Ошибаетесь, Данглар.
   – Нельзя же цепляться за этот бриллиант, это смешно.
   – Мужчины не носят бриллианты, Данглар. А он носит его на безымянном пальце левой руки и поворачивает камнем вниз.
   – Чтобы не повредить.
   – Ерунда. Алмаз нельзя повредить. Это самый надежный талисман от чумы. Он принадлежит его семье с 1920 года. Он лжет, Данглар. Не забывайте, что он трижды в день имеет доступ к урне чтеца.
   – Господи, да он же ни одной книжки в жизни не прочел! – раздраженно воскликнул Данглар.
   – Откуда нам знать?
   – Вы можете представить этого парня знатоком латыни? Смеетесь вы, что ли?
   – Я не знаком с латинистами, Данглар, поэтому не так предубежден, как вы.
   – А Марсель? Как он мог оказаться в Марселе? Он постоянно торчит у себя в магазине.
   – Его не бывает в воскресенье и понедельник утром. После вечернего чтения у него было время сесть на восьмичасовой поезд и вернуться домой к десяти утра.
   Данглар в бешенстве пожал плечами и пошел к своему компьютеру. Если Адамбергу нравится выставлять себя дураком, на здоровье, а он в эти игры не играет.
   Лейтенанты принесли ужин, и Адамберг разложил пиццу прямо в коробках на столе. Дамас поел с аппетитом, у него был довольный вид. Адамберг спокойно подождал, пока все насытятся, поставил коробки возле мусорной корзины и продолжил допрос за закрытой дверью.
   Через полчаса Данглар постучал. Похоже, он немного смягчился. Взглядом он попросил Адамберга выйти.
   – Дамас Вигье не зарегистрирован, – тихо проговорил он. – Человека с таким именем не существует, у него фальшивые документы.
   – Вот видите, Данглар. Он лжет. Проверьте его пальчики по картотеке, он наверняка отбывал срок. Проверим его с самого начала. Тот, кто вскрыл замки у Лорьона и в Марселе, был знатоком своего дела.
   – Файл с отпечатками не открывается. Я же вам говорил, что эта чертова база меня уже неделю достает.
   – Езжайте в министерство, старина, и побыстрее. Позвоните мне оттуда.
   – Черт, на этой площади все живут под фальшивыми именами.
   – Декамбре говорит, что бывают места, где веет особенный дух.
   – Ваше настоящее имя не Вигье? – задал вопрос Адамберг, прислоняясь к стене.
   – Это фамилия для магазина.
   – А для документов? – Адамберг протянул ему удостоверение. – Вы живете по фальшивым документам.
   – Один знакомый их сделал, мне эта фамилия больше нравится.
   – Почему?
   – Потому что не люблю фамилию отца. Слишком известная.
   – Так назовите ее.
   Дамас впервые умолк, стиснув зубы.
   – Я ее не люблю, – выговорил он наконец. – Все зовут меня Дамас.
   – Ну что ж. Придется подождать эту фамилию, – сказал Адамберг.
   Адамберг вышел пройтись, оставив Дамаса под охраной лейтенантов. Иной раз очень легко отличить, когда человек врет, а когда говорит правду. А Дамас не врал, говоря, что никого не убил. Адамберг видел это по его глазам и слышал по голосу, это читалось у него на губах и на лбу. Тем не менее комиссар был убежден, что перед ним сеятель. Впервые, допрашивая подозреваемого, он ощущал в себе какое-то странное раздвоение, словно две половины его существа вступили в противоречие. Он позвонил ребятам, которые обыскивали магазин и квартиру. Обыск совершенно ничего не дал. Через час Адамберг вернулся к себе в кабинет, прочел факс, присланный Дангларом, и переписал его себе в блокнот. Он почти не удивился, увидев, что Дамас уснул, сидя на стуле, крепким сном человека с чистой совестью.
   – Уже сорок пять минут, как спит, – доложил Ноэль.
   Адамберг положил руку на плечо Дамаса:
   – Проснись, Арно Дамас Эллер-Девиль. Сейчас я расскажу тебе твою историю.
   Дамас приоткрыл глаза и снова закрыл:
   – Я ее и так знаю.
   – Крупный авиационный промышленник Эллер-Девиль твой отец?
   – Он им был, – ответил Дамас. – Слава богу, он застрелился в собственном самолете два года назад. Да не будет мира его душе!
   – Почему?
   – А вот так. – Губы Дамаса слегка задрожали. – Вы не имеете права меня об этом спрашивать. О чем угодно, только не об этом.
   Адамберг вспомнил слова Фереза и решил зайти с другой стороны.
   – Ты провел пять лет в тюрьме Флери и освободился два с половиной года назад, – говорил Адамберг, читая свои записи. – Тебя обвинили в умышленном убийстве. Твоя подружка выпала из окна.
   – Она сама прыгнула.
   – То же самое ты твердил на суде. Соседи были свидетелями. Они слышали, что вы всю неделю грызлись, как собаки. Много раз они хотели вызвать полицию. Почему вы ругались, Дамас?
   – Она была не в себе. Все время кричала. А потом прыгнула.
   – Ты не в суде, Дамас, и тебя больше не будут за это судить. Можешь сменить пластинку.
   – Не хочу.
   – Ты толкнул ее?
   – Нет.
   – Эллер-Девиль, это ты убил четверых мужчин и женщину на прошлой неделе? Ты задушил их?
   – Нет.
   – Ты разбираешься в замках?
   – Я научился.
   – Они сделали тебе что-то плохое, эти четверо и та девушка? Ты убил их? Как свою подружку?
   – Нет.
   – Что делал твой отец?
   – Деньги.
   – А твоя мать?
   Дамас снова стиснул зубы.
   Зазвонил телефон, Адамбергу звонил следственный судья.
   – Он заговорил? – спросил судья.
   – Нет. Замкнулся, – ответил Адамберг.
   – Зацепки есть?
   – Ни одной.
   – А обыск?
   – Ничего не дал.
   – Поторопитесь, Адамберг.
   – Не могу. Я хочу провести проверку, господин судья.
   – И речи быть не может. У вас ни одного доказательства. Заставьте его говорить или освободите.
   – Вигье – его ненастоящая фамилия, у него поддельные документы. Его зовут Арно Дамас Эллер-Девиль, он получил пять лет за умышленное убийство. По-вашему, этого недостаточно, чтобы задержать его?
   – Совершенно недостаточно. Я хорошо помню дело Эллер-Девиля. Его осудили, потому что слова соседей произвели впечатление на судей. Но его версия не менее правдоподобна, чем слова обвинителя. Нельзя вешать на него чуму только под тем предлогом, что он сидел в тюрьме.
   – Замки были вскрыты знатоком своего дела.
   – А разве у вас мало бывших преступников на этой площади? Дюкуэдик и Ле Герн тоже сидели, как и Эллер-Девиль. Отличная компания для вступления в новую жизнь.
   Следственный судья Арде был человеком суровым, но чувствительным и осторожным – редкое сочетание, которое в этот вечер Адамберга совсем не устраивало.
   – Если мы отпустим его, – сказал Адамберг, – я ничего больше не гарантирую. Он опять будет убивать или ускользнет от нас.
   – Никаких проверок, – твердо повторил судья. – Или изловчитесь и добудьте доказательства до завтра до девятнадцати часов. Доказательства, Адамберг, а не туманные предчувствия. Понимаете, доказательства! Или чистосердечное признание. Спокойной ночи, комиссар.
   Адамберг повесил трубку и долго молчал, никто не осмелился нарушать тишину. Он то прислонялся к стене, то ходил по комнате, опустив голову и скрестив руки. Данглар видел, как по его смуглому лицу разливается глубокая задумчивость. Но как бы глубоко он ни сосредоточился, ему не найти трещины, которая помогла бы расколоть Арно Дамаса Эллер-Девиля. Потому что, даже если Дамас убил подружку и подделал документы, все равно он не сеятель. Если выяснится, что этот тупица знает латынь, он, Данглар, съест свою рубашку. Адамберг вышел позвонить, а затем вернулся в кабинет.
   – Дамас, – заговорил он, подвигая стул и усаживаясь напротив. – Дамас, ты сеешь чуму. Больше месяца ты подсовываешь письма в урну Ле Герна. Ты разводишь крысиных блох и выпускаешь их под двери своих жертв. Эти блохи разносят чуму, они заразны и кусают людей. На трупах остаются следы их смертельных укусов, а тела чернеют. Все пятеро умерли от чумы.
   – Да, – согласился Дамас. – Так писали в газетах.
   – Это ты рисуешь черные четверки. Это ты посылаешь блох. И убиваешь тоже ты.
   – Нет.
   – Ты должен кое-что уяснить, Дамас. Эти блохи, которых ты переносишь, прыгают и на тебя. А ты ведь не часто меняешь одежду и редко моешься.
   – На прошлой неделе я мыл голову, – возразил Дамас.
   И снова твердая уверенность Адамберга дрогнула перед простодушным взглядом юноши. Он был так же наивен, как и Мари-Бель, даже больше.
   – Чумные блохи и на тебе тоже. Но ты защищен своим алмазом. А значит, тебе они не страшны. А если у тебя не будет этого камня, Дамас?
   Дамас сжал руку с перстнем.
   – Если ты не виноват, – продолжал Адамберг, – тебе нечего волноваться. Потому что в таком случае блох у тебя нет, понимаешь?
   Комиссар замолчал, пытаясь уловить малейшую перемену на лице юноши.
   – Дай мне твой перстень, Дамас.
   Тот не пошевелился.
   – Всего на десять минут, – настаивал Адамберг. – Я тебе его верну, клянусь.
   И протянул руку за перстнем:
   – Сними перстень, Дамас.
   Молодой человек сидел неподвижно, как и все остальные в кабинете. Данглар видел, как его черты исказились. С ним что-то творилось.
   – Отдай его мне, – повторил Адамберг, все так же протягивая руку. – Чего ты боишься?
   – Я не могу его снять. Я поклялся. Из-за той девушки, которая прыгнула. Это было ее кольцо.
   – Я верну его тебе. Снимай.
   – Нет, – повторил Дамас и спрятал руку под себя.
   Адамберг встал и прошелся по комнате.
   – Ты боишься, Дамас. Как только ты снимешь кольцо, блохи бросятся на тебя, и ты умрешь, как другие.
   – Нет. Я поклялся.
   Прокол, подумал Данглар и расслабил плечи. Хорошая тактика, но, увы, неудачно. Слишком надуманный ход с этим бриллиантом, не пройдет.
   – Тогда раздевайся, – приказал Адамберг.
   – Чего?
   – Снимай свои шмотки, все, что есть. Данглар, принесите сумку.
   В дверь просунулась голова человека, Адамбергу незнакомого.
   – Мартен, – представился он. – Энтомологическая служба. Вы мне звонили.
   – У нас к вам дело, Мартен, подождите минуту. Раздевайся, Дамас.
   – Что, при всех?
   – А чего стесняться? Выйдите, – обратился он к Ноэлю, Вуазене и Фавру. – Вы его смущаете.
   – С какой стати мне раздеваться? – пробурчал Дамас.
   – Мне нужна твоя одежда, и я хочу осмотреть твое тело. Так что давай раздевайся, черт тебя дери!
   Нахмурившись, Дамас медленно разделся.
   – Сложи вещи в сумку, – приказал Адамберг.
   Когда Дамас остался нагишом, Адамберг закрыл сумку и позвал Мартена.
   – Это срочно. Ищите ваших…
   – Nosopsyllus fasciatus.
   – Так точно.
   – Сегодня вечером?
   – Да, поторопитесь.
   Адамберг вернулся в комнату, где, опустив голову, стоял Дамас.
   Комиссар поднял его руку, потом другую.
   – Расставь ноги на тридцать сантиметров.
   Адамберг провел рукой по его бедру с одной стороны, потом с другой.
   – Все, садись. Сейчас найду тебе полотенце.
   Он вернулся из раздевалки с зеленой банной простыней; и Дамас поспешно в нее укутался.
   – Тебе не холодно?
   Дамас помотал головой.
   – На тебе укусы, Дамас, блошиные укусы. Два под правой рукой, один в паху слева и три в паху справа. Тебе нечего бояться, ведь кольцо при тебе.
   Дамас не поднимал головы, съежившись в большой простыне.
   – Что скажешь?
   – Блохи есть в магазине.
   – Ты имеешь в виду человеческие блохи?
   – Да. В подсобке не очень чисто.
   – Это крысиные блохи, и ты это знаешь лучше меня. Еще часок подождем и узнаем. Мартен позвонит. Этот Мартен большой знаток своего дела, знаешь ли. Он крысиную блоху с закрытыми глазами узнает. Можешь пойти поспать, если хочешь. Я принесу тебе одеяло.
   Он взял Дамаса за руку и повел в камеру. Юноша был по-прежнему спокоен, но удивленное безразличие исчезло. Его что-то тревожило, он был напряжен.
   – Камера новая, – сказал Адамберг, протягивая ему два покрывала. – Белье свежее.
   Дамас молча лег, и Адамберг запер решетку. Потом вернулся в кабинет, на душе у него было скверно. Он поймал сеятеля, он знал, что прав, но ему было не по себе. Однако этот тип укокошил пятерых всего за неделю. Адамберг заставил себя вспомнить убитых, снова представил молодую женщину, засунутую под грузовик.
   Больше часа прошло в тишине, Данглар не решался произнести ни слова. Вероятность того, что в одежде Дамаса могут оказаться чумные блохи, была крайне невелика. Адамберг рисовал, держа на колене листок, лицо его было напряжено. Было половина второго ночи. В два десять раздался звонок Мартена.
   – Обнаружены две Nosopsyllus fasciatus, – коротко доложил он. – Живые.
   – Спасибо, Мартен. Это весьма ценные особи. Не дайте красавицам сбежать, а то вместе с ними все дело полетит к чертям.
   – Красавцам, – поправил энтомолог. – Это самцы.
   – Простите, Мартен. Я не хотел никого обидеть. Отправьте вещи обратно к нам, чтоб обвиняемый смог одеться.
   Через пять минут судья, потревоженный от первого сна, дал разрешение на проверку.
   – Вы оказались правы, – признался Данглар, устало поднимая грузное тело и потирая опухшие глаза. – Но все держалось на волоске.
   – Волосок гораздо прочнее, чем принято думать. Надо просто тянуть осторожно, не выпуская.
   – Но Дамас так и не заговорил.
   – Заговорит. Теперь он знает, что дело его – табак. Он очень хитер.
   – Не может быть.
   – Может, Данглар. Он прикидывается дурачком, а поскольку он очень хитер, ему это прекрасно удается.
   – Если этот парень знает латынь, я сожру свою рубашку, – пообещал Данглар, уходя.
   – Приятного аппетита, капитан.
   Данглар выключил компьютер, взял корзинку с котенком, пожелал всем спокойной ночи и вышел. В холле он столкнулся с Адамбергом, который нес из раздевалки раскладушку и белье.
   – Черт, – проговорил Данглар, – вы что, собираетесь ночевать здесь?
   – А вдруг он заговорит, – пояснил Адамберг.
   Ничего не ответив, Данглар пошел своей дорогой. Что тут можно сказать? Он знал, что Адамбергу не хочется возвращаться домой, где все напоминало о недавнем происшествии. Завтра будет легче. Адамберг умел быстро оправиться от удара.
   Комиссар разложил раскладушку и кинул сверху белье. В десяти шагах от него был сеятель. Человек, который рисовал четверки, писал наводящие ужас послания, разбрасывал крысиных блох, человек чумы, который душил и мазал углем свои жертвы. Эти угольные пятна, последний аккорд в спектакле, были его огромной промашкой.
   Адамберг снял куртку, брюки и положил телефон на стул. «Да позвони же ты, заклинаю!»

XXXIII

   Кто– то не переставая давил на кнопку ночного звонка, видно, дело было срочное. Бригадир Эсталер открыл ворота и впустил потного мужчину в костюме, застегнутом второпях, из распахнутой на груди рубашки торчали всклокоченные черные волосы.
   – Скорее, старина, – пробормотал мужчина, вбегая в здание уголовного розыска. – Я хочу сделать заявление насчет убийцы, насчет человека чумы.
   Эсталер не осмелился беспокоить комиссара и разбудил капитана Данглара.
   – Какого черта, Эсталер, – проворчал Данглар из постели, – чего вы мне звоните? Разбудите Адамберга, он спит у себя в кабинете.
   – Да, капитан, но если тут ничего важного, боюсь, он задаст мне жару.
   – А меня вы, значит, меньше боитесь, Эсталер?
   – Да, капитан.
   – А зря! За десять недель, что вы работаете с Адамбергом, вы когда-нибудь слышали, чтобы он ругался?
   – Нет, капитан.
   – Ну, так и лет тридцать еще не услышите. А со мной все наоборот, и вы сейчас в этом убедитесь, бригадир. Будите его, черт бы вас взял! Ему сон не так нужен, как мне.
   – Хорошо, капитан.
   – Минутку, Эсталер. Чего хочет этот тип?
   – Это паникер. Боится, как бы убийца его не убил.
   – Мы же договорились больше не слушать паникеров. Их теперь сто тысяч по всему городу. Выгоните его и дайте комиссару поспать.
   – Но он утверждает, что у него особый случай, – уточнил Эсталер.
   – Каждый трус считает себя важнее других. Иначе бы и паники не было..
   – Нет, он говорит, что его покусали блохи.
   – Когда? – спросил Данглар, присаживаясь на постели.
   – Этой ночью.
   – Ладно, Эсталер, будите его. Я тоже еду.
   Адамберг сполоснулся холодной водой до пояса, попросил Эсталера принести кофе – накануне им привезли новый кофейный аппарат – и ногой оттолкнул раскладушку в глубь кабинета.
   – Ведите его ко мне, бригадир, – сказал он.
   – Эсталер, – назвался молодой человек.
   Адамберг покачал головой и достал блокнот. Теперь, когда сеятель пойман, у него будет время заняться этой ротой незнакомцев, которые работали здесь. Он записал: «круглое лицо, зеленые глаза, пугливый – Эсталер». Тут же добавил: «энтомолог, блохи, кадык – Мартен».
   – Как его имя? – спросил он.
   – Кевин Рубо, – ответил бригадир.
   – Сколько лет?
   – Около тридцати, – предположил Эсталер.
   – Говорит, что этой ночью его укусили, так?
   – Да, и он боится.
   – Неплохо.
   Эсталер проводил Кевина Рубо в кабинет комиссара, держа в левой руке чашку кофе без сахара. Комиссар пил без сахара. В отличие от Адамберга Эсталер помнил о таких мелочах, ему нравилось о них помнить и показывать, что он о них помнил.
   – Я не клал сахар, комиссар, – доложил он, ставя чашку на стол, а Кевина Рубо сажая на стул.
   – Спасибо, Эсталер.
   Мужчина возбужденно почесал густую растительность на груди, явно чувствуя себя не в своей тарелке. От него пахло потом, а запах пота смешивался с запахом вина.
   – Раньше у вас не было блох? – спросил его Адамберг.
   – Никогда.
   – Вы уверены, что вас укусили сегодня ночью?
   – И двух часов не прошло, я от этого и проснулся. И сразу к вам.
   – В вашем доме есть четверки на дверях, господин Рубо?
   – Есть две. Сторожиха нарисовала у себя на стекле фломастером, и еще у одного типа с шестого этажа.
   – Тогда это не он. И блохи не его. Можете спокойно идти домой.
   – Вы что, смеетесь? – повысил голос мужчина. – Я требую защиты.
   – Сеятель рисует на всех дверях, кроме одной, прежде чем подбросить блох, – отчеканил Адамберг. – Это другие блохи. В последнее время к вам приходил кто-нибудь? Кто-нибудь с животным?
   – Да, – ответил Рубо, насупившись. – Два дня назад приятель заходил с собакой.
   – Вот вам и ответ. Идите домой, господин Рубо, и ложитесь спать. И мы тоже соснем часок, так будет лучше для всех.
   – Нет. Не хочу.
   – Если вы так волнуетесь, пригласите службу дезинфекции, – посоветовал Адамберг, – и дело с концом.
   – Бесполезно. Убийца выбрал меня, и он меня убьет, с блохами или без. Я требую, чтобы меня защитили.
   Адамберг вернулся к столу, прислонился к стене и вгляделся в Кевина Рубо более внимательно. Тридцать лет, вспыльчив, встревожен, в больших, темных выпученных глазах мелькает что-то неуловимое.
   – Хорошо, – сказал Адамберг. – Он выбрал вас. В вашем доме нет ни одной четверки, из-за которой стоило бы тревожиться, но вы знаете, что он выбрал именно вас.
   – У меня блохи, – проворчал Рубо. – В газете же писали. У всех жертв были блохи.
   – А как же собака вашего друга?
   – Это не то.
   – Почему вы так уверены?
   Голос комиссара изменился, Рубо почувствовал это и съежился на стуле.
   – В газете писали, – повторил он.
   – Нет, Рубо, тут дело в другом.
   Было пять минут седьмого, только что прибыл Данглар, и Адамберг пригласил его в кабинет. Капитан молча вошел и сел за компьютер.
   – Слушайте, – Рубо снова обрел уверенность, – мне угрожают, какой-то псих пытается меня убить, а на меня же еще наезжают?
   – Чем вы занимаетесь? – спросил Адамберг более мягко.
   – Работаю в отделе продажи линолеума в большом мебельном магазине, за Восточным вокзалом.
   – Вы женаты?
   – Развелся два года назад.
   – Дети есть?
   – Двое.
   – Живут с вами?
   – С матерью. Я имею право навещать их по выходным.
   – Вы ужинаете дома или в ресторане? Готовить умеете?
   – Когда как, – немного растерянно ответил Рубо. – Когда суп сварю, когда мясо разморожу. Иногда в кафе хожу. В ресторанах слишком дорого.
   – Вы любите музыку?
   – Да, – отвечал Рубо, немного сбитый с толку.
   – У вас есть музыкальный центр, телевизор?
   – Да.
   – Футбол смотрите?
   – Естественно.
   – Болеете?
   – В общем, да.
   – Игру Нант-Бордо видели?
   – Да.
   – Неплохо сыграли, верно? – спросил Адамберг, хотя сам этой игры не видел.
   – С натяжкой, – поморщился Рубо. – Слишком долго раскачивались, и в результате ничья. Уже в первом тайме можно было поспорить, что этим кончится.
   – Вы в перерыве новости слушали?
   – Да, – машинально ответил Рубо.
   – Тогда вам должно быть известно, – Адамберг подошел и сел напротив, – что вчера сеятель чумы был задержан.
   – Так говорили, – взволнованно пробормотал Рубо.
   – Тогда что же вас пугает?
   – Я не уверен, что это он, – дрожащим голосом выпалил посетитель.
   – Вот как? Вы разбираетесь в убийцах?
   Рубо закусил нижнюю губу, его пальцы зарылись в шерсти на груди.
   – Мне угрожают, а вы надо мной издеваетесь? – повторил он. – Так я и знал! К легавым только сунься, всех собак на тебя повесят, чего от них ждать! Сам бы выкрутился. Хочешь помочь правосудию, и вот на тебе!
   – Но вы можете нам помочь, Рубо, и даже очень.
   – Ага? Слишком многого ждете, комиссар.
   – Не гоношись, Рубо, кишка у тебя тонка.
   – Чего?
   – Того самого. Но если помогать не хочешь, иди домой, пожалуйста. Домой, Рубо. Если попытаешься сбежать, тебя могут препроводить. Будешь сидеть, ждать смерти.
   – С каких это пор легавые мне приказывают?
   – С тех пор, как ты начал меня доставать. Но ты свободен, Рубо, давай беги.
   Тот не пошевелился.
   – Что, боишься? Боишься, как бы тебя не придушили проволокой, как тех пятерых? Ты знаешь, что не сможешь себя защитить. Знаешь, что он настигнет тебя, где бы ты ни был, в Лионе, Ницце или Берлине. Ты – его цель. И ты знаешь почему.
   Адамберг открыл ящик стола и разложил перед Рубо фотографии пяти жертв.
   – Ты знаешь, что должен присоединиться к ним, не так ли? Ты знаешь их всех, поэтому и боишься.
   – Отстаньте от меня. – Рубо отвернулся.