Коротышка медленно наклонился, осторожно положил огнестрел на землю, справа от себя. На пару секунд замер, не разгибаясь, буравя меня взглядом. Внутри у меня все бурлит от злости, главным образом на самого себя. Так подставиться! Тоже мне, профи драный! К этим ублюдкам спиной разворачиваться можно, только когда они уже мертвы. Осторожно провел ладонью по затылку. Пальцы оказались красными от крови. Ч-черт…
– Пять шагов назад! – скомандовал я узкоглазому. – Руки! Руки держи так, чтобы я их видел!
Он, немного помедлив, попятился – не спеша, будто делая одолжение. Я мельком глянул в сторону, на распростершегося на камнях темнокожего. Тот не шевелится, похоже, даже не дышит. Из-под головы, медленно растекаясь, выползла темная лужица крови. Видимо, ударился затылком при падении. Дубина – угловатая болванка из металлопластика, насаженная на обрезок железной трубы, – валяется неподалеку.
– Дальше что? – спросил узкоглазый.
Хороший вопрос. Надежнее, конечно, и этого приглушить прямо сейчас, чтобы не оставлять свидетелей. Но без него я вряд ли найду дорогу к их чертовому лагерю до наступления темноты. А проводить ночь на свежем воздухе не очень-то хочется. Тысяча черепогрызов! Все пошло кувырком…
Я поднялся на ноги, двинулся на коротышку, продолжая держать его на прицеле. Он попятился еще на пару шагов, на этот раз более поспешно. Я подобрал его огнестрел, проверил магазин. Всего девять патронов, установлен на «одиночку». Да уж, боеприпасы здесь наверняка на вес золота. Пожалуй, стоит взять с них пример. Впереди явно жаркие денечки.
– Отведешь меня к вашему лагерю. И чтобы по дороге без фокусов. Башку оторву сразу. Понял?
Не ответив, узкоглазый развернулся и пошагал на север. Я тихонько выругался и двинул следом, держась в нескольких шагах позади.
Не сказал бы, что мне нравится такое начало.
12
13
– Пять шагов назад! – скомандовал я узкоглазому. – Руки! Руки держи так, чтобы я их видел!
Он, немного помедлив, попятился – не спеша, будто делая одолжение. Я мельком глянул в сторону, на распростершегося на камнях темнокожего. Тот не шевелится, похоже, даже не дышит. Из-под головы, медленно растекаясь, выползла темная лужица крови. Видимо, ударился затылком при падении. Дубина – угловатая болванка из металлопластика, насаженная на обрезок железной трубы, – валяется неподалеку.
– Дальше что? – спросил узкоглазый.
Хороший вопрос. Надежнее, конечно, и этого приглушить прямо сейчас, чтобы не оставлять свидетелей. Но без него я вряд ли найду дорогу к их чертовому лагерю до наступления темноты. А проводить ночь на свежем воздухе не очень-то хочется. Тысяча черепогрызов! Все пошло кувырком…
Я поднялся на ноги, двинулся на коротышку, продолжая держать его на прицеле. Он попятился еще на пару шагов, на этот раз более поспешно. Я подобрал его огнестрел, проверил магазин. Всего девять патронов, установлен на «одиночку». Да уж, боеприпасы здесь наверняка на вес золота. Пожалуй, стоит взять с них пример. Впереди явно жаркие денечки.
– Отведешь меня к вашему лагерю. И чтобы по дороге без фокусов. Башку оторву сразу. Понял?
Не ответив, узкоглазый развернулся и пошагал на север. Я тихонько выругался и двинул следом, держась в нескольких шагах позади.
Не сказал бы, что мне нравится такое начало.
12
Этот чернокожий, Морис, говорил, что до лагеря три часа ходу. Но у местных, видно, свои представления о том, с какой скоростью можно двигаться по этим чертовым скалам. Я с трудом поспевал за узкоглазым, то и дело окликал его, пару раз даже пришлось сделать привал. Ушибленное колено давало о себе знать надоедливой зудящей болью. Да и усталость играла свою роль. Что ни говори, но вышел я уже из того возраста, когда мог позволить себе подобные марш-броски.
Поначалу я опасался, что Бао попытается сбежать, но вел он себя довольно смирно. В конце концов, надоело постоянно держать его под прицелом, тем более что временами приходилось карабкаться по почти отвесным скалам. Я забросил огнестрел за спину. Куда этот коротышка денется, тем более безоружный? Ему так и так дорога одна – в лагерь.
Когда до цели осталось около трети пути, дорога заметно улучшилась. На смену бесформенным нагромождениям скал пришел относительно пологий склон, местами даже попадались какие-то тропы. Мы приближались к более или менее обжитым местам. Кого-то это, может быть, и обрадовало бы, но я предпочел бы встретиться с десятком панцирников, чем с кем-нибудь из местных «сапиенс».
Пару раз я украдкой доставал пеленгатор, но маленький дисплей прибора был пуст, хотя до лагеря вроде бы оставалось совсем немного. Хотя, чувствую, при таком ландшафте толку от этого пеленгатора никакого. Пожалуй, я сам засеку девицу раньше, чем эта чертова машинка.
Поллукс окончательно потерялся за плотной завесой свинцово-серых туч. В наступивших сумерках все вокруг стало словно на черно-белом дисплее – серым, блеклым, очертания предметов размываются. В который раз не заметив мелкую расселину, я споткнулся и едва не рухнул мордой вниз на камни. Выругавшись, окликнул узкоглазого.
– Эй, как там тебя… Далеко еще?
– Меня зовут Бао, – ответил тот.
Потом, чуть помедлив:
– Еще немного.
Ну, немного так немного. Переспрашивать не стал – все равно ничего толком не скажет. Каждое слово чуть ли не клещами приходится вытаскивать. Я достал из кармана пеленгатор. Та-ак… Есть! Уже что-то есть… Чуть больше четырех тысяч метров почти строго на север. Значит, девчонка еще жива. Что ж, хоть это радует.
Я в очередной раз споткнулся, на этот раз еще более неудачно – приложившись больным коленом прямо на острый камень. Взвыл так, что эхо откликнулось многоголосыми раскатами. Узкоглазый остановился, взглянул на меня через плечо. Я, шипя от боли, ощупал колено. Сквозь прореху в штанах виднеется лилового оттенка синяк и впечатляющего вида ссадина поверх него. В принципе, раньше бы я и внимания не обратил на подобные царапины, но сейчас, когда рассчитывать приходится только на себя, поневоле начинаешь ценить свое бренное тело.
– Привал, – выдохнул я, садясь на землю. Достал из рюкзака пластырь, залепил поврежденное колено. Узкоглазый как-то странно скривился, наблюдая за моими манипуляциями. Видно, у них подобные веши считаются чистоплюйством.
– Так чего, успеваем до темноты? – спросил я.
Он кивнул.
– Ладно. Тогда давай отдохнем немного… – Я привалился спиной к камню и взял на изготовку огнестрел.
Бао пожал плечами. Ему, похоже, отдых не требовался. Вместо того чтобы тоже присесть, он прошелся чуть дальше по тропе, взобрался на невысокий валун, огляделся… Я на всякий случай держал его на мушке. До лагеря уже недалеко. Если узкоглазый сейчас сбежит и вернется уже с подмогой… Устраивать «войнушку» ни к чему, тем более что здесь их территория. Надо пробраться в лагерь как можно незаметнее. Вот только как быть с узкоглазым? Проболтается ведь, как пить дать. Видимо, придется его все-таки…
– Про Мориса не скажу, – будто прочитав мои мысли, буркнул Бао. От неожиданности я даже вздрогнул.
– Да ну? И мстить за дружка не будешь?
В ответ он лишь пожал плечами. Похоже, это его излюбленный жест.
– Сделка. Я – не говорю про Мориса. Ты…
Тут он осекся, буквально на полуслове. Взгляд его был устремлен куда-то мне за спину. Глаза-щелочки широко распахнулись от неподдельного ужаса…
После давешнего фокуса с фляжкой я стал куда подозрительнее, поэтому оборачиваться не стал, а потихоньку поднялся, держа узкоглазого на прицеле. Бросил взгляд за спину, но ничего особенного не увидел.
– Что?
Вместо ответа Бао развернулся и бросился наутек. Я, прихрамывая, последовал за ним, то и дело оглядываясь.
Тут я наконец разглядел на фоне серого неба дюжину крылатых силуэтов. Приближаются они чертовски быстро, еще с полминуты – и будут над нами. И, сдается мне, ничего хорошего из этого не выйдет. Чертыхнувшись, я поддал ходу.
Узкоглазый припустил так резво, что обогнал меня метров на двадцать. Я пальнул ему вслед, заорал:
– Стой!!! Пристрелю!!!
Но он лишь обернулся и, почти не сбавляя темпа, крикнул:
– Там расщелина! Можно спрятаться. Если успеем!
И понесся дальше.
Мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ним и постараться не отстать. Что, надо сказать, было непросто. По скалам Бао скачет не хуже горной козы, а вот я поминутно рискую споткнуться о какой-нибудь булыжник и загреметь всеми костями. Рельеф такой, что ступни на каждом шагу выворачиваются под самыми немыслимыми углами. Как я до сих пор лодыжки не вывихнул – ума не приложу. Особенно если учесть мой нынешний вес…
Бежали мы по извилистой, едва заметной тропе, проходящей по узкому скальному карнизу, с правой стороны обрывающемуся в пропасть. Никакой расщелины впереди я не видел. Зато крылатые твари уже изрядно приблизились. Разглядеть их толком не было возможности. Заметил только, что крылья у них, как у летучих мышей, – кожистые, перепончатые. Только вот размером зверюшки заметно покрупнее.
Одна из тварей, вырвавшись вперед, спикировала на узкоглазого. Я, не целясь, с ходу дал короткую очередь. Повезло, зацепил. Разрывная, угодив в брюхо, разодрала летуна чуть ли не пополам. Бао же бросился на землю, скорчился, будто пытаясь спастись от брызнувших во все стороны потрохов. Впрочем, так и было.
– Не подпускай близко! Кровь ядовитая!
Еще не легче! Ну и планетка…
Догнав коротышку, я схватил его за шкирку, помог подняться. Развернувшись, дал пару очередей по кружащимся над нами летунам. Зацепил еще одного. В ответ же получил целый залп тягучих белесых плевков. Один из них разбрызгался о камень в полуметре от меня. Желтоватый нарост местного «мха» зашипел, мгновенно плавясь и оседая. Ах, желудочным соком плеваться изволите? Нашли, чем удивить…
Бао, пробежав с десяток метров, юркнул куда-то влево и скрылся в узкой, меньше метра, вертикальной расщелине. Я кое-как протиснулся вслед за ним, выставив наружу ствол огнестрела. Очередь – и еще один летун, неуклюже мельтеша крыльями, рухнул вниз. Больше на мушку никто не попадался – угол обзора в нашем убежище слишком узок. Одно хорошо – и летуны свои «боеприпасы» впустую растрачивают. Плеваться на лету – это, конечно, здорово, но снайперской точности при этом вряд ли добьешься…
Один из плевков ударил в скалу возле самой расщелины, несколько капель попали мне на рукав и тут же зашипели, запузырились. Тысяча черепогрызов, сам ведь накаркал, дурак!
Едкая дрянь в два счета прожгла комбинезон, и на кожу мне будто бы плеснули расплавленного свинца. Зарычав от боли, я дернулся… И вдруг понял, что застрял. Расщелина, и у входа-то тесная, сужалась вглубь. Узкоглазому в самый раз, а вот я…
Из темноты донесся тихий шелест вынимаемой из ножен стали. Еще секунда – и я почувствовал, как в бок уперлось что-то острое.
– Вот сейчас и поговорим, здоровяк… – раздалось где-то у плеча.
Я скрежетнул зубами от досады. Черт, опять прокололся! Второй раз за день! Ну, коротышка, доберусь я до тебя…
– Не дергайся. Кишки выпущу. Чуешь?
Острие клинка прошло сквозь ткань, прокололо кожу… Вниз поползла ленивая теплая капля.
Я повернул голову в его сторону. Впрочем, разглядеть ничего не смог – в глубине расселины темно, как в погребе.
– А у меня граната в руке. Чуешь? – процедил я. – Сорву чеку – и такой фарш получится. Убери свою железяку!
Гранату я действительно достал, даже защитный колпачок активатора откинул.
Узкоглазый засопел, видно, задумавшись. Я же был относительно спокоен. Получить несколько дюймов стали в бок, конечно, неприятно. Но не смертельно. Во всяком случае, активировать гранату я успею. К тому же, если б узкоглазый действительно хотел меня прирезать, то давно бы уже сделал это. Я в ловушке и пошевелиться-то толком не могу.
– Ну?!
Снаружи вдруг донеслись звуки выстрелов. Я снова повернулся к выходу из убежища и успел разглядеть еще одного рухнувшего вниз летуна.
– Наши… – шепнул Бао, убирая клинок. Я дернулся к выходу, скрежетнул металлическими застежками по камням. Высвободился. Тут же, протянув руку назад, схватил коротышку за горло. Тот, видно, не ожидал от меня такой прыти. Захрипел, обеими руками хватаясь за мое предплечье.
Стрельба затихла. До меня донеслись голоса. Двое, может, трое мужчин.
– Про черномазого точно не проболтаешься? – процедил я, слегка ослабив хватку.
Бао задергал головой, видно, выражая согласие.
– Ладно, живи. Но еще раз выкинешь что-то подобное – разорву! Понял?
Он снова кивнул. Я выпустил его и выбрался наружу, держа огнестрел наготове.
Троих местных увидел практически сразу. Один – чернокожий, долговязый, здорово похожий на бедолагу Мориса. Двое других… Ничем особо не примечательные. Обычные оборванцы – грязнющие, в изорванных вдрызг комбинезонах, со спутавшимися в бесформенные колтуны волосами, но с надраенными до блеска огнестрелами в руках. К оружию здесь относятся бережно, как я погляжу.
Заметив меня, все трое как по команде вскинули пушки. Чуть расслабились, увидев показавшегося из-за моей спины узкоглазого.
– А, это ты, Бао… – сказал черномазый. – А где братан?
– Летуны, – в своей обычной отрывистой манере ответил коротышка. – Мы убежали. Он не успел.
– Твою мать… – ошарашенно протянул негр. Оглянулся на своих спутников, будто ища поддержки.
– Да, хреново… – буркнул один из них – тот, что с рваным шрамом через всю левую щеку. Волосы у него очень светлые, желтоватого оттенка. Если их хорошенько отмыть, конечно.
Смотрит желтоволосый исключительно на меня – пристально, оценивающе. Указательный палец правой руки завис над гашеткой винтовки. Я тоже наготове, хотя внешне выгляжу расслабленным.
– А это что за бугай? – наконец спросил он.
– Новенький. Видел же, утром капсулу сбросили.
Желтоволосый кивнул, по-прежнему не спуская с меня глаз. Напряжение все нарастает. Одно неосторожное движение – и начнется пальба. Этот хмырь, конечно, заметил, что винтовка Бао болтается у меня за спиной, и теперь все зависит от того, какие выводы он из этого сделает. Точнее, от того, какие действия предпримет, исходя из этих выводов.
Да уж, было время, любил я пощекотать нервы подобным образом. Но сейчас постарался загнать нарастающий азарт поглубже, потому что он лишь мешает делу.
– Далеко капсула-то? – спросил желтоволосый.
– Далеко. Там… – я неопределенно мотнул головой.
– Что ж ты бросил-то ее? Обычно новички недельку-другую возле капсулы ошиваются. На запасах жируют.
– Приземлился неудачно. Еле выбрался. А капсула – под откос. Вот и пришлось топать куда глаза глядят.
– М-м… – кивнул желтоволосый. Поверил или нет – не разберешь. – Не повезло… Ладно, айда в лагерь. Стемнеет скоро.
– Погоди, Ханс, а с Морисом-то что?
– Говорят же, кранты братану твоему. Жалко, конечно. Но… все там будем. Идем.
Ханс еще раз, напоследок, впился в меня глазами. Я спокойно встретил его взгляд. Молча. Сейчас лучше держать рот на замке, больше слушать. И постараться не оборачиваться к этим ублюдкам спиной.
Уж этот-то урок я усвоил намертво.
Поначалу я опасался, что Бао попытается сбежать, но вел он себя довольно смирно. В конце концов, надоело постоянно держать его под прицелом, тем более что временами приходилось карабкаться по почти отвесным скалам. Я забросил огнестрел за спину. Куда этот коротышка денется, тем более безоружный? Ему так и так дорога одна – в лагерь.
Когда до цели осталось около трети пути, дорога заметно улучшилась. На смену бесформенным нагромождениям скал пришел относительно пологий склон, местами даже попадались какие-то тропы. Мы приближались к более или менее обжитым местам. Кого-то это, может быть, и обрадовало бы, но я предпочел бы встретиться с десятком панцирников, чем с кем-нибудь из местных «сапиенс».
Пару раз я украдкой доставал пеленгатор, но маленький дисплей прибора был пуст, хотя до лагеря вроде бы оставалось совсем немного. Хотя, чувствую, при таком ландшафте толку от этого пеленгатора никакого. Пожалуй, я сам засеку девицу раньше, чем эта чертова машинка.
Поллукс окончательно потерялся за плотной завесой свинцово-серых туч. В наступивших сумерках все вокруг стало словно на черно-белом дисплее – серым, блеклым, очертания предметов размываются. В который раз не заметив мелкую расселину, я споткнулся и едва не рухнул мордой вниз на камни. Выругавшись, окликнул узкоглазого.
– Эй, как там тебя… Далеко еще?
– Меня зовут Бао, – ответил тот.
Потом, чуть помедлив:
– Еще немного.
Ну, немного так немного. Переспрашивать не стал – все равно ничего толком не скажет. Каждое слово чуть ли не клещами приходится вытаскивать. Я достал из кармана пеленгатор. Та-ак… Есть! Уже что-то есть… Чуть больше четырех тысяч метров почти строго на север. Значит, девчонка еще жива. Что ж, хоть это радует.
Я в очередной раз споткнулся, на этот раз еще более неудачно – приложившись больным коленом прямо на острый камень. Взвыл так, что эхо откликнулось многоголосыми раскатами. Узкоглазый остановился, взглянул на меня через плечо. Я, шипя от боли, ощупал колено. Сквозь прореху в штанах виднеется лилового оттенка синяк и впечатляющего вида ссадина поверх него. В принципе, раньше бы я и внимания не обратил на подобные царапины, но сейчас, когда рассчитывать приходится только на себя, поневоле начинаешь ценить свое бренное тело.
– Привал, – выдохнул я, садясь на землю. Достал из рюкзака пластырь, залепил поврежденное колено. Узкоглазый как-то странно скривился, наблюдая за моими манипуляциями. Видно, у них подобные веши считаются чистоплюйством.
– Так чего, успеваем до темноты? – спросил я.
Он кивнул.
– Ладно. Тогда давай отдохнем немного… – Я привалился спиной к камню и взял на изготовку огнестрел.
Бао пожал плечами. Ему, похоже, отдых не требовался. Вместо того чтобы тоже присесть, он прошелся чуть дальше по тропе, взобрался на невысокий валун, огляделся… Я на всякий случай держал его на мушке. До лагеря уже недалеко. Если узкоглазый сейчас сбежит и вернется уже с подмогой… Устраивать «войнушку» ни к чему, тем более что здесь их территория. Надо пробраться в лагерь как можно незаметнее. Вот только как быть с узкоглазым? Проболтается ведь, как пить дать. Видимо, придется его все-таки…
– Про Мориса не скажу, – будто прочитав мои мысли, буркнул Бао. От неожиданности я даже вздрогнул.
– Да ну? И мстить за дружка не будешь?
В ответ он лишь пожал плечами. Похоже, это его излюбленный жест.
– Сделка. Я – не говорю про Мориса. Ты…
Тут он осекся, буквально на полуслове. Взгляд его был устремлен куда-то мне за спину. Глаза-щелочки широко распахнулись от неподдельного ужаса…
После давешнего фокуса с фляжкой я стал куда подозрительнее, поэтому оборачиваться не стал, а потихоньку поднялся, держа узкоглазого на прицеле. Бросил взгляд за спину, но ничего особенного не увидел.
– Что?
Вместо ответа Бао развернулся и бросился наутек. Я, прихрамывая, последовал за ним, то и дело оглядываясь.
Тут я наконец разглядел на фоне серого неба дюжину крылатых силуэтов. Приближаются они чертовски быстро, еще с полминуты – и будут над нами. И, сдается мне, ничего хорошего из этого не выйдет. Чертыхнувшись, я поддал ходу.
Узкоглазый припустил так резво, что обогнал меня метров на двадцать. Я пальнул ему вслед, заорал:
– Стой!!! Пристрелю!!!
Но он лишь обернулся и, почти не сбавляя темпа, крикнул:
– Там расщелина! Можно спрятаться. Если успеем!
И понесся дальше.
Мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ним и постараться не отстать. Что, надо сказать, было непросто. По скалам Бао скачет не хуже горной козы, а вот я поминутно рискую споткнуться о какой-нибудь булыжник и загреметь всеми костями. Рельеф такой, что ступни на каждом шагу выворачиваются под самыми немыслимыми углами. Как я до сих пор лодыжки не вывихнул – ума не приложу. Особенно если учесть мой нынешний вес…
Бежали мы по извилистой, едва заметной тропе, проходящей по узкому скальному карнизу, с правой стороны обрывающемуся в пропасть. Никакой расщелины впереди я не видел. Зато крылатые твари уже изрядно приблизились. Разглядеть их толком не было возможности. Заметил только, что крылья у них, как у летучих мышей, – кожистые, перепончатые. Только вот размером зверюшки заметно покрупнее.
Одна из тварей, вырвавшись вперед, спикировала на узкоглазого. Я, не целясь, с ходу дал короткую очередь. Повезло, зацепил. Разрывная, угодив в брюхо, разодрала летуна чуть ли не пополам. Бао же бросился на землю, скорчился, будто пытаясь спастись от брызнувших во все стороны потрохов. Впрочем, так и было.
– Не подпускай близко! Кровь ядовитая!
Еще не легче! Ну и планетка…
Догнав коротышку, я схватил его за шкирку, помог подняться. Развернувшись, дал пару очередей по кружащимся над нами летунам. Зацепил еще одного. В ответ же получил целый залп тягучих белесых плевков. Один из них разбрызгался о камень в полуметре от меня. Желтоватый нарост местного «мха» зашипел, мгновенно плавясь и оседая. Ах, желудочным соком плеваться изволите? Нашли, чем удивить…
Бао, пробежав с десяток метров, юркнул куда-то влево и скрылся в узкой, меньше метра, вертикальной расщелине. Я кое-как протиснулся вслед за ним, выставив наружу ствол огнестрела. Очередь – и еще один летун, неуклюже мельтеша крыльями, рухнул вниз. Больше на мушку никто не попадался – угол обзора в нашем убежище слишком узок. Одно хорошо – и летуны свои «боеприпасы» впустую растрачивают. Плеваться на лету – это, конечно, здорово, но снайперской точности при этом вряд ли добьешься…
Один из плевков ударил в скалу возле самой расщелины, несколько капель попали мне на рукав и тут же зашипели, запузырились. Тысяча черепогрызов, сам ведь накаркал, дурак!
Едкая дрянь в два счета прожгла комбинезон, и на кожу мне будто бы плеснули расплавленного свинца. Зарычав от боли, я дернулся… И вдруг понял, что застрял. Расщелина, и у входа-то тесная, сужалась вглубь. Узкоглазому в самый раз, а вот я…
Из темноты донесся тихий шелест вынимаемой из ножен стали. Еще секунда – и я почувствовал, как в бок уперлось что-то острое.
– Вот сейчас и поговорим, здоровяк… – раздалось где-то у плеча.
Я скрежетнул зубами от досады. Черт, опять прокололся! Второй раз за день! Ну, коротышка, доберусь я до тебя…
– Не дергайся. Кишки выпущу. Чуешь?
Острие клинка прошло сквозь ткань, прокололо кожу… Вниз поползла ленивая теплая капля.
Я повернул голову в его сторону. Впрочем, разглядеть ничего не смог – в глубине расселины темно, как в погребе.
– А у меня граната в руке. Чуешь? – процедил я. – Сорву чеку – и такой фарш получится. Убери свою железяку!
Гранату я действительно достал, даже защитный колпачок активатора откинул.
Узкоглазый засопел, видно, задумавшись. Я же был относительно спокоен. Получить несколько дюймов стали в бок, конечно, неприятно. Но не смертельно. Во всяком случае, активировать гранату я успею. К тому же, если б узкоглазый действительно хотел меня прирезать, то давно бы уже сделал это. Я в ловушке и пошевелиться-то толком не могу.
– Ну?!
Снаружи вдруг донеслись звуки выстрелов. Я снова повернулся к выходу из убежища и успел разглядеть еще одного рухнувшего вниз летуна.
– Наши… – шепнул Бао, убирая клинок. Я дернулся к выходу, скрежетнул металлическими застежками по камням. Высвободился. Тут же, протянув руку назад, схватил коротышку за горло. Тот, видно, не ожидал от меня такой прыти. Захрипел, обеими руками хватаясь за мое предплечье.
Стрельба затихла. До меня донеслись голоса. Двое, может, трое мужчин.
– Про черномазого точно не проболтаешься? – процедил я, слегка ослабив хватку.
Бао задергал головой, видно, выражая согласие.
– Ладно, живи. Но еще раз выкинешь что-то подобное – разорву! Понял?
Он снова кивнул. Я выпустил его и выбрался наружу, держа огнестрел наготове.
Троих местных увидел практически сразу. Один – чернокожий, долговязый, здорово похожий на бедолагу Мориса. Двое других… Ничем особо не примечательные. Обычные оборванцы – грязнющие, в изорванных вдрызг комбинезонах, со спутавшимися в бесформенные колтуны волосами, но с надраенными до блеска огнестрелами в руках. К оружию здесь относятся бережно, как я погляжу.
Заметив меня, все трое как по команде вскинули пушки. Чуть расслабились, увидев показавшегося из-за моей спины узкоглазого.
– А, это ты, Бао… – сказал черномазый. – А где братан?
– Летуны, – в своей обычной отрывистой манере ответил коротышка. – Мы убежали. Он не успел.
– Твою мать… – ошарашенно протянул негр. Оглянулся на своих спутников, будто ища поддержки.
– Да, хреново… – буркнул один из них – тот, что с рваным шрамом через всю левую щеку. Волосы у него очень светлые, желтоватого оттенка. Если их хорошенько отмыть, конечно.
Смотрит желтоволосый исключительно на меня – пристально, оценивающе. Указательный палец правой руки завис над гашеткой винтовки. Я тоже наготове, хотя внешне выгляжу расслабленным.
– А это что за бугай? – наконец спросил он.
– Новенький. Видел же, утром капсулу сбросили.
Желтоволосый кивнул, по-прежнему не спуская с меня глаз. Напряжение все нарастает. Одно неосторожное движение – и начнется пальба. Этот хмырь, конечно, заметил, что винтовка Бао болтается у меня за спиной, и теперь все зависит от того, какие выводы он из этого сделает. Точнее, от того, какие действия предпримет, исходя из этих выводов.
Да уж, было время, любил я пощекотать нервы подобным образом. Но сейчас постарался загнать нарастающий азарт поглубже, потому что он лишь мешает делу.
– Далеко капсула-то? – спросил желтоволосый.
– Далеко. Там… – я неопределенно мотнул головой.
– Что ж ты бросил-то ее? Обычно новички недельку-другую возле капсулы ошиваются. На запасах жируют.
– Приземлился неудачно. Еле выбрался. А капсула – под откос. Вот и пришлось топать куда глаза глядят.
– М-м… – кивнул желтоволосый. Поверил или нет – не разберешь. – Не повезло… Ладно, айда в лагерь. Стемнеет скоро.
– Погоди, Ханс, а с Морисом-то что?
– Говорят же, кранты братану твоему. Жалко, конечно. Но… все там будем. Идем.
Ханс еще раз, напоследок, впился в меня глазами. Я спокойно встретил его взгляд. Молча. Сейчас лучше держать рот на замке, больше слушать. И постараться не оборачиваться к этим ублюдкам спиной.
Уж этот-то урок я усвоил намертво.
13
У лагеря были меньше чем через час. Последние полкилометра шли по относительно ровному плато, упирающемуся на севере в очередную «ступеньку». Четко различимая, очищенная от булыжников тропа привела нас прямо к входам в пещеры.
Главных входа было два, в десятке метров друг от друга. Выше по склону чернела еще целая уйма отверстий, но до них без снаряжения не доберешься – скала поднимается почти отвесно, и зацепиться здесь особенно не за что.
Возле входов суетится пара десятков оборванцев, стаскивающих в кучу крупные валуны.
– На ночь входы закладываем. Опасно, – не дожидаясь моего вопроса, пояснил Бао.
Всю дорогу коротышка держался возле меня, будто в друзья набивался. Видно, предпочитал мою компанию соседству с желтоволосым и его дружками. Впрочем, меня это вполне устраивало. Ханс – тот еще головорез, а уж от Джо, брата Мориса, мне вообще лучше держаться подальше.
Сооружающие каменную баррикаду зэки встретили нас довольно прохладно. На меня даже не взглянули, как будто новенькие здесь в порядке вещей. Хотя Ковальски же говорил, что заключенных сюда сотнями сбрасывают, раз в несколько дней…
Впрочем, дело не только в этом. Все работающие безоружны, лишь у некоторых болтаются на поясе дрянные самодельные клинки. Одежда еще грязнее и изодраннее, чем у Ханса и остальных. Взгляд затравленный, головы постоянно опущены вниз. Да уж, здесь наверняка своя иерархия, как и на всякой «зоне». Эти, скорее всего, – самый низ, рабы.
Оба входа ведут в одну и ту же, циклопических размеров, пещеру. Внутри уже горят костры и факелы, но их свет редко где достает до стен, так что ощущение такое, что лагерь разбит прямо снаружи, на свежем воздухе.
Хотя, насчет «свежего воздуха» я, пожалуй, поторопился. Едва мы продвинулись в глубь пещеры, как в нос шибанула несусветная вонь, от которой у меня даже глаз заслезился. Хотя, может, это от дыма. Топливом здесь, как я увидел, служит высушенный «мох». Горит он неплохо, но едва заметный сизоватый дымок, что от него исходит, по действию, пожалуй, посоперничает со слезоточивым газом.
– Это главная пещера, – сказал Бао. – Вон там начинаются ходы. Ведут внутрь горы.
– Далеко?
Он пожал плечами:
– Мы далеко не забираемся. Наоборот, замуровали много. Чтобы оттуда ничего не полезло.
– Куда сейчас? – спросил я, оглядываясь.
В пещере, похоже, собралось все население лагеря. Занимаются кто чем, но цель у всех, похоже, одна – произвести побольше шума. Всеобщий гвалт, многократно отражаемый гулким эхом, начинает давить на уши. А в сочетании с красноватым, колыхающимся светом костров открывшаяся взору картина производит воистину неизгладимое впечатление. На старушке Земле был один художник… Босх, кажется. Любил, знаете ли, всякие демонические пейзажи. Здесь бы ему было где разгуляться…
– К Джамалу. Ханс уже у него.
Желтоволосый действительно куда-то запропастился.
– Что за Джамал?
– Увидишь…
Бао провел меня к дальнему краю пещеры, где в стене зияли чернотой несколько больших проемов.
– Сюда, – буркнул он, нырнув в крайний слева ход. Я последовал за ним. Не заметив в темноте выступа на потолке, здорово приложился об него затылком. Зашипел от боли.
– Осторожней, – запоздало предупредил узкоглазый.
Узкий извилистый лаз вывел нас в небольшую пещеру, освещенную едва тлеющим костром и парой факелов. Здесь нас встретили двое головорезов, с головы до пят увешанные оружием. В одном из них я узнал Ханса.
Бао вопросительно вскинул голову, и желтоволосый чуть посторонился, пропуская нас ко входу в очередной лаз.
– Пусть идет. Один. Пушки оставить здесь.
Чуть помедлив, я достал из-за спины огнестрел узкоглазого и вместе со своим вручил его Хансу. За винтовками последовал тепловой бластер вместе с кобурой, пояс с гранатами… Остался только нож в притороченных к лодыжке ножнах и еще кое-какие сюрпризы во внутренних карманах комбинезона.
Обыскивать меня не стали, что довольно-таки опрометчиво с их стороны. Ханс лишь кивнул, приняв оружие, и мотнул головой в сторону хода, подсвеченного изнутри красноватым светом факелов и оттого похожего на жерло печи.
Пригнувшись, я шагнул в узкий штрек, судя по следам на стенах, прорубленный в скале вручную, кирками. Идти пришлось недолго, с десяток шагов. Затем лаз резко расширялся, переходя в довольно обширную пещеру с естественным возвышением посередине. По всему периметру в скалу вбиты железные крючья, на которых покачиваются на ржавых цепях круглые чаши-светильники. В некоторых из них весело пляшет пламя, в некоторых лишь слабо светится остывающая кучка углей. В центре пещеры – массивная жаровня на разлапистой треноге. На решетке жаровни шкворчат несколько узких ломтей мяса.
Я прищурился, заметив какую-то возню сбоку от жаровни, в немыслимой груде тряпья и шкур. До меня донесся какой-то полувсхлип-полувзвизг, и груда вдруг исторгла из своих недр нечто женского пола, абсолютно голое, с гривой черных спутавшихся волос. Увидев меня, это нечто откинуло волосы с лица, оказавшегося вопреки моим ожиданиям довольно-таки смазливым, разве что чумазым донельзя и с огромным синяком на левой скуле. Окинув меня изучающим взглядом черных, бесовски поблескивающих в свете факелов глаз, девица ухмыльнулась и, развернувшись, скрылась в низком боковом лазе, напоследок представив на обозрение замысловатую татуировку на филейной части.
Я, признаться, несколько оторопел от этого зрелища. Не то чтобы меня особенно удивила сама девица. Все дело в маленькой детали. На запястье этой замарашки поблескивал широкий, помигивающий синими огоньками браслет, выглядевший абсолютно неуместным в этих декорациях. В мозгу завертелось какое-то смутное подозрение, не успевшее, впрочем, толком оформиться, потому что как раз в этот момент я поймал на себе пристальный, немигающий взгляд. Принадлежал он субъекту, показавшемуся из кучи тряпья вслед за девицей. Натолкнувшись на этот взгляд, я шагнул вперед, прищурился, решив, что это неверное освещение сыграло с моим зрением нехорошую шутку. Но, оказалось, я не ошибся.
Так вот ты каков, Джамал… Тот еще красавчик. Вся правая сторона лица приплюснута, искорежена, как оплавленная пластмасса. Кожа здесь сморщенная, темная, безволосая, резко контрастирует с многодневной щетиной на левой щеке и буйной гривой волос, произрастающей на левой половине черепа. Ну и самое главное – правый глаз. Немного смещенный по сравнению с нормальным положением, меньше левого по размеру, с опухшими веками без ресниц, но при этом, похоже, вполне зрячий. И вдобавок исполненный какой-то неистовой, сумасшедшей ненависти.
Где же его так угораздило? Травма? Или врожденное?
Джамал поднялся во весь рост, и оказалось, что он тоже абсолютно гол. Впрочем, не похоже, чтобы это его смутило. Подойдя к жаровне, он, орудуя зловещего вида изогнутым клинком, перевернул шипящее на решетке мясо, потянул запах широкими, нервно вздрагивающими ноздрями. Взглянул на меня – и больше уже не упускал из виду, так и сверля своими жутковатыми зенками. Я ответил ему тем же.
Похоже, от того, как мы поладим, многое зависит. Ну что ж, посмотрим…
Росту Джамал незаурядного. Пожалуй, даже повыше меня, несмотря на то что сильно сутулится. Тело худое, поджарое, перевитое тугими жгутами мускулов. Грудь, живот, руки – особенно предплечья – сплошь покрыты паутиной разной степени свежести шрамов от резаных ран. Разглядывая эти свидетельства прошлых схваток, я мысленно присвистнул. На мне самом, конечно, после двадцати с лишним лет наемничества живого места не сыскать, но по сравнению с этим зэком я просто младенец.
Подцепив клинком не успевший толком прожариться ломоть, Джамал плюхнулся обратно на свою «постель». Не переставая наблюдать за мной, впился неровными желтоватыми зубами в мясо, брызжа соком на подбородок.
Весь этот балаган мне уже порядком поднадоел. Решив ускорить дело, я шагнул вперед и уселся по-турецки в трех шагах от уродца. Тот вроде бы нисколько не удивился. Хотя трудно судить о реакциях человека, в глазах которого постоянно беснуется огонек сумасшедшинки. Признаться, нервы у меня натянуты как струна. Этот чудик того и гляди что-нибудь выкинет.
– Давно сел? – спросил он. Голос неожиданно густой, сочный – ни дать ни взять, певец оперный.
– Утром.
Он тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица, и вдруг разразился совершенно идиотским хихиканьем. Впрочем, оборвался смех так же неожиданно, как и начался.
– Ну, добро пожаловать. Зовут-то как?
– Грэг.
– Ии-их-хе-хе-хе-хе, – снова заржал он. Снова резко прервавшись, абсолютно серьезно произнес: – Дурацкое имя. На отрыжку похоже.
Я поморщился. Разговорчик, по всему видать, предстоит веселый. Только бы не сорваться и не броситься башку этому придурку откручивать.
– Я – Джамал. Эти… – он неопределенно мотнул головой. – Небось рассказали уже обо мне?
– Не успели.
– Ну тогда я сам расскажу…
Вопреки обещанию он надолго замолчал, вплотную занявшись мясом. Я терпеливо подождал, пока он сожрет весь кусок, стараясь не обращать внимания на не ко времени проснувшийся аппетит. Последний раз я подкреплялся в первой половине дня, еще до встречи с Морисом и Бао, и опустевший желудок уже начинает давать о себе знать недовольным урчанием.
– Будешь? – проявляя чудеса учтивости, кивнул Джамал в сторону жаровни.
Я, достав нож, подцепил с решетки самый большой кусок и, недолго думая, впился в него зубами. Мясо оказалось жестким, как подошва, с кисловатым привкусом, но мне доводилось и не такого отведывать.
Джамал, обсасывая жирные после трапезы пальцы, разглядывал меня все с тем же выражением, которое я так и не мог толком определить. Временами казалось: еще чуть-чуть – и он вцепится мне в глотку. А секунду спустя, наоборот, приходило в голову, что он настроен вполне миролюбиво, можно даже сказать – благодушно. Но, в любом случае, этот тип явно всегда держит собеседника в постоянном напряжении. Непредсказуем, как обезьяна с гранатой. Неудивительно, что здесь он вскарабкался на самую вершину местной иерархии. Впрочем, судя по шрамам, путь ему выдался тернистый… Интересно, давно он тут?
– Я здесь родился, – произнес Джамал.
Тысяча черепогрызов, у меня что, на лбу написано, о чем я думаю?!
– …Стало быть, это мой мир, – продолжал уродец. – А ты, как и все остальные, у меня в гостях. Так что – располагайся поудобнее…
Он снова захихикал в своей бесноватой манере, чем окончательно меня взбесил.
– Чего ты несешь? В смысле – родился здесь? Заключенные же не могут иметь детей.
– Не знаю, не знаю… Мои мамашка с папашкой как-то ведь умудрились произвести меня на свет… Хотя ты прав, других, рожденных здесь, я пока не встречал… Ладно, хрен с ним! – неожиданно прервал он сам себя. – Разговор у нас будет не об этом.
– А о чем?
Он надолго замолчал, занявшись очередным куском мяса. Глаз с меня по-прежнему не сводил ни на секунду. Не сказал бы, что мне льстит такое внимание с его стороны.
– Я вообще, знаешь ли, люблю беседовать с вашим братом… Ну, с теми, кто оттуда, – он вскинул глаза к потолку. – С теми, конечно, кто успевает сюда добраться. И кого мои ребята оставляют в живых. Нам здесь лишние рты ни к чему, сам понимаешь…
– Да уж, могу себе представить.
– В этом лагере нас чуть меньше двух сотен. И каждый при деле. Кто посильнее, охотниками становится. Дичи здесь хватает – и той, что по скалам ползает, и… той, что сверху сбрасывают. Ну а тех, кто для охоты не годится, для другого держим… – Он опять мерзко захихикал. – Хотя я вижу, тебе это не грозит. Мориса ты грохнул?
Главных входа было два, в десятке метров друг от друга. Выше по склону чернела еще целая уйма отверстий, но до них без снаряжения не доберешься – скала поднимается почти отвесно, и зацепиться здесь особенно не за что.
Возле входов суетится пара десятков оборванцев, стаскивающих в кучу крупные валуны.
– На ночь входы закладываем. Опасно, – не дожидаясь моего вопроса, пояснил Бао.
Всю дорогу коротышка держался возле меня, будто в друзья набивался. Видно, предпочитал мою компанию соседству с желтоволосым и его дружками. Впрочем, меня это вполне устраивало. Ханс – тот еще головорез, а уж от Джо, брата Мориса, мне вообще лучше держаться подальше.
Сооружающие каменную баррикаду зэки встретили нас довольно прохладно. На меня даже не взглянули, как будто новенькие здесь в порядке вещей. Хотя Ковальски же говорил, что заключенных сюда сотнями сбрасывают, раз в несколько дней…
Впрочем, дело не только в этом. Все работающие безоружны, лишь у некоторых болтаются на поясе дрянные самодельные клинки. Одежда еще грязнее и изодраннее, чем у Ханса и остальных. Взгляд затравленный, головы постоянно опущены вниз. Да уж, здесь наверняка своя иерархия, как и на всякой «зоне». Эти, скорее всего, – самый низ, рабы.
Оба входа ведут в одну и ту же, циклопических размеров, пещеру. Внутри уже горят костры и факелы, но их свет редко где достает до стен, так что ощущение такое, что лагерь разбит прямо снаружи, на свежем воздухе.
Хотя, насчет «свежего воздуха» я, пожалуй, поторопился. Едва мы продвинулись в глубь пещеры, как в нос шибанула несусветная вонь, от которой у меня даже глаз заслезился. Хотя, может, это от дыма. Топливом здесь, как я увидел, служит высушенный «мох». Горит он неплохо, но едва заметный сизоватый дымок, что от него исходит, по действию, пожалуй, посоперничает со слезоточивым газом.
– Это главная пещера, – сказал Бао. – Вон там начинаются ходы. Ведут внутрь горы.
– Далеко?
Он пожал плечами:
– Мы далеко не забираемся. Наоборот, замуровали много. Чтобы оттуда ничего не полезло.
– Куда сейчас? – спросил я, оглядываясь.
В пещере, похоже, собралось все население лагеря. Занимаются кто чем, но цель у всех, похоже, одна – произвести побольше шума. Всеобщий гвалт, многократно отражаемый гулким эхом, начинает давить на уши. А в сочетании с красноватым, колыхающимся светом костров открывшаяся взору картина производит воистину неизгладимое впечатление. На старушке Земле был один художник… Босх, кажется. Любил, знаете ли, всякие демонические пейзажи. Здесь бы ему было где разгуляться…
– К Джамалу. Ханс уже у него.
Желтоволосый действительно куда-то запропастился.
– Что за Джамал?
– Увидишь…
Бао провел меня к дальнему краю пещеры, где в стене зияли чернотой несколько больших проемов.
– Сюда, – буркнул он, нырнув в крайний слева ход. Я последовал за ним. Не заметив в темноте выступа на потолке, здорово приложился об него затылком. Зашипел от боли.
– Осторожней, – запоздало предупредил узкоглазый.
Узкий извилистый лаз вывел нас в небольшую пещеру, освещенную едва тлеющим костром и парой факелов. Здесь нас встретили двое головорезов, с головы до пят увешанные оружием. В одном из них я узнал Ханса.
Бао вопросительно вскинул голову, и желтоволосый чуть посторонился, пропуская нас ко входу в очередной лаз.
– Пусть идет. Один. Пушки оставить здесь.
Чуть помедлив, я достал из-за спины огнестрел узкоглазого и вместе со своим вручил его Хансу. За винтовками последовал тепловой бластер вместе с кобурой, пояс с гранатами… Остался только нож в притороченных к лодыжке ножнах и еще кое-какие сюрпризы во внутренних карманах комбинезона.
Обыскивать меня не стали, что довольно-таки опрометчиво с их стороны. Ханс лишь кивнул, приняв оружие, и мотнул головой в сторону хода, подсвеченного изнутри красноватым светом факелов и оттого похожего на жерло печи.
Пригнувшись, я шагнул в узкий штрек, судя по следам на стенах, прорубленный в скале вручную, кирками. Идти пришлось недолго, с десяток шагов. Затем лаз резко расширялся, переходя в довольно обширную пещеру с естественным возвышением посередине. По всему периметру в скалу вбиты железные крючья, на которых покачиваются на ржавых цепях круглые чаши-светильники. В некоторых из них весело пляшет пламя, в некоторых лишь слабо светится остывающая кучка углей. В центре пещеры – массивная жаровня на разлапистой треноге. На решетке жаровни шкворчат несколько узких ломтей мяса.
Я прищурился, заметив какую-то возню сбоку от жаровни, в немыслимой груде тряпья и шкур. До меня донесся какой-то полувсхлип-полувзвизг, и груда вдруг исторгла из своих недр нечто женского пола, абсолютно голое, с гривой черных спутавшихся волос. Увидев меня, это нечто откинуло волосы с лица, оказавшегося вопреки моим ожиданиям довольно-таки смазливым, разве что чумазым донельзя и с огромным синяком на левой скуле. Окинув меня изучающим взглядом черных, бесовски поблескивающих в свете факелов глаз, девица ухмыльнулась и, развернувшись, скрылась в низком боковом лазе, напоследок представив на обозрение замысловатую татуировку на филейной части.
Я, признаться, несколько оторопел от этого зрелища. Не то чтобы меня особенно удивила сама девица. Все дело в маленькой детали. На запястье этой замарашки поблескивал широкий, помигивающий синими огоньками браслет, выглядевший абсолютно неуместным в этих декорациях. В мозгу завертелось какое-то смутное подозрение, не успевшее, впрочем, толком оформиться, потому что как раз в этот момент я поймал на себе пристальный, немигающий взгляд. Принадлежал он субъекту, показавшемуся из кучи тряпья вслед за девицей. Натолкнувшись на этот взгляд, я шагнул вперед, прищурился, решив, что это неверное освещение сыграло с моим зрением нехорошую шутку. Но, оказалось, я не ошибся.
Так вот ты каков, Джамал… Тот еще красавчик. Вся правая сторона лица приплюснута, искорежена, как оплавленная пластмасса. Кожа здесь сморщенная, темная, безволосая, резко контрастирует с многодневной щетиной на левой щеке и буйной гривой волос, произрастающей на левой половине черепа. Ну и самое главное – правый глаз. Немного смещенный по сравнению с нормальным положением, меньше левого по размеру, с опухшими веками без ресниц, но при этом, похоже, вполне зрячий. И вдобавок исполненный какой-то неистовой, сумасшедшей ненависти.
Где же его так угораздило? Травма? Или врожденное?
Джамал поднялся во весь рост, и оказалось, что он тоже абсолютно гол. Впрочем, не похоже, чтобы это его смутило. Подойдя к жаровне, он, орудуя зловещего вида изогнутым клинком, перевернул шипящее на решетке мясо, потянул запах широкими, нервно вздрагивающими ноздрями. Взглянул на меня – и больше уже не упускал из виду, так и сверля своими жутковатыми зенками. Я ответил ему тем же.
Похоже, от того, как мы поладим, многое зависит. Ну что ж, посмотрим…
Росту Джамал незаурядного. Пожалуй, даже повыше меня, несмотря на то что сильно сутулится. Тело худое, поджарое, перевитое тугими жгутами мускулов. Грудь, живот, руки – особенно предплечья – сплошь покрыты паутиной разной степени свежести шрамов от резаных ран. Разглядывая эти свидетельства прошлых схваток, я мысленно присвистнул. На мне самом, конечно, после двадцати с лишним лет наемничества живого места не сыскать, но по сравнению с этим зэком я просто младенец.
Подцепив клинком не успевший толком прожариться ломоть, Джамал плюхнулся обратно на свою «постель». Не переставая наблюдать за мной, впился неровными желтоватыми зубами в мясо, брызжа соком на подбородок.
Весь этот балаган мне уже порядком поднадоел. Решив ускорить дело, я шагнул вперед и уселся по-турецки в трех шагах от уродца. Тот вроде бы нисколько не удивился. Хотя трудно судить о реакциях человека, в глазах которого постоянно беснуется огонек сумасшедшинки. Признаться, нервы у меня натянуты как струна. Этот чудик того и гляди что-нибудь выкинет.
– Давно сел? – спросил он. Голос неожиданно густой, сочный – ни дать ни взять, певец оперный.
– Утром.
Он тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица, и вдруг разразился совершенно идиотским хихиканьем. Впрочем, оборвался смех так же неожиданно, как и начался.
– Ну, добро пожаловать. Зовут-то как?
– Грэг.
– Ии-их-хе-хе-хе-хе, – снова заржал он. Снова резко прервавшись, абсолютно серьезно произнес: – Дурацкое имя. На отрыжку похоже.
Я поморщился. Разговорчик, по всему видать, предстоит веселый. Только бы не сорваться и не броситься башку этому придурку откручивать.
– Я – Джамал. Эти… – он неопределенно мотнул головой. – Небось рассказали уже обо мне?
– Не успели.
– Ну тогда я сам расскажу…
Вопреки обещанию он надолго замолчал, вплотную занявшись мясом. Я терпеливо подождал, пока он сожрет весь кусок, стараясь не обращать внимания на не ко времени проснувшийся аппетит. Последний раз я подкреплялся в первой половине дня, еще до встречи с Морисом и Бао, и опустевший желудок уже начинает давать о себе знать недовольным урчанием.
– Будешь? – проявляя чудеса учтивости, кивнул Джамал в сторону жаровни.
Я, достав нож, подцепил с решетки самый большой кусок и, недолго думая, впился в него зубами. Мясо оказалось жестким, как подошва, с кисловатым привкусом, но мне доводилось и не такого отведывать.
Джамал, обсасывая жирные после трапезы пальцы, разглядывал меня все с тем же выражением, которое я так и не мог толком определить. Временами казалось: еще чуть-чуть – и он вцепится мне в глотку. А секунду спустя, наоборот, приходило в голову, что он настроен вполне миролюбиво, можно даже сказать – благодушно. Но, в любом случае, этот тип явно всегда держит собеседника в постоянном напряжении. Непредсказуем, как обезьяна с гранатой. Неудивительно, что здесь он вскарабкался на самую вершину местной иерархии. Впрочем, судя по шрамам, путь ему выдался тернистый… Интересно, давно он тут?
– Я здесь родился, – произнес Джамал.
Тысяча черепогрызов, у меня что, на лбу написано, о чем я думаю?!
– …Стало быть, это мой мир, – продолжал уродец. – А ты, как и все остальные, у меня в гостях. Так что – располагайся поудобнее…
Он снова захихикал в своей бесноватой манере, чем окончательно меня взбесил.
– Чего ты несешь? В смысле – родился здесь? Заключенные же не могут иметь детей.
– Не знаю, не знаю… Мои мамашка с папашкой как-то ведь умудрились произвести меня на свет… Хотя ты прав, других, рожденных здесь, я пока не встречал… Ладно, хрен с ним! – неожиданно прервал он сам себя. – Разговор у нас будет не об этом.
– А о чем?
Он надолго замолчал, занявшись очередным куском мяса. Глаз с меня по-прежнему не сводил ни на секунду. Не сказал бы, что мне льстит такое внимание с его стороны.
– Я вообще, знаешь ли, люблю беседовать с вашим братом… Ну, с теми, кто оттуда, – он вскинул глаза к потолку. – С теми, конечно, кто успевает сюда добраться. И кого мои ребята оставляют в живых. Нам здесь лишние рты ни к чему, сам понимаешь…
– Да уж, могу себе представить.
– В этом лагере нас чуть меньше двух сотен. И каждый при деле. Кто посильнее, охотниками становится. Дичи здесь хватает – и той, что по скалам ползает, и… той, что сверху сбрасывают. Ну а тех, кто для охоты не годится, для другого держим… – Он опять мерзко захихикал. – Хотя я вижу, тебе это не грозит. Мориса ты грохнул?