— Ружье проверяю, — деланно равнодушным голосом ответил Филин.
   — А, — протянул Кенар и повалился спать.
   Филин усмехнулся, затем снова взвел курок и прицелился в Тихого. Долго и с наслаждением стоял в таком положении, потом нажал на курок. Дробовик опять щелкнул. Тихий оставался недвижим.
   — Гавнюк! — прошептал Филин и снова взвел курок. Снова сухой выстрел.
   — Кончай Филин! — простонал с кушетки Кенар. — Дай поспать.
   — Кончают мудаки, — ответил Филин и опять прицелился.
   Так он развлекался целый час. Кенар заснул и уже не обращал внимания на сухие щелчки. Тихий по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Наконец Филин понял, что он попросту не спит. Это открытие поразило его. Он поднялся и подошел к клетке. Достал ключи и открыл дверцу. Вошел внутрь и подошел к спящему. Поднял дробовик и ткнул дуло ему затылок.
   И тут Тихий перевернулся на спину и открыл глаза. Белесые глаза с невероятно маленькими почти несуществующими зрачками уставились на Филина.
   — Не спишь? — шепотом спросил Филин.
   — Не сплю, — тоже шепотом ответил Тихий.
   — Тогда встань, падла.
   Тихий послушно встал.
   — Открой рот!
   Тихий открыл рот, и Филин грубо сунул ему между губ дуло. Разбил при этом губы. Две тоненькие кровавые струйки поились по подбородку пленника.
   Филин тихо и с торжеством засмеялся:
   — Страшно?
   Тихий покачал головой. И вдруг его руки быстро показались из-за спины и через мгновение схватились за дуло и вынули его изо рта. Наручников на них не было. Филин вздрогнул от неожиданности, но тут же нажал курок. Раздался сухой щелчок.
   Тихий сплюнул кровавую слюну и прошептал:
   — Ты забыл патроны.
   Филин дернулся было, но железная рука Тихого вцепилась ему в горло. Страшная сила подхватила Филина и усадила на постель, на которой только что лежал пленник.
   — Сиди тихо, Филин! — опять прошептал Тихий. Его указательный палец нащупал на шее жертвы дрожащую жилку и нажал на нее. Филин широко раскрыл глаза и захрипел. Через минуту он был уже мертв и Тихий отпустил его. Обмякшее тело свалилось к его ногам…
   Кенар проснулся, посмотрел на часы и вскочил с кушетки.
   — Блин! — воскликнул он. — уже четыре часа.
   Он с тревогой посмотрел на клетку и облегченно вздохнул. Тихий лежал на месте, в таком же положении, в каком и был прежде. Зато Филин лежал на животе на лавке. Кенар подошел к нему и тронул за плечо.
   — Заснул что ли? — спросил он.
   Филин не ответил.
   — Ну ладно, спи. А я посторожу.
   И он вернулся к кушетке. Рядом с кушеткой находился небольшой непокрытый стол. На столе были разложены остатки еды. Половинка колбасы, четвертинка хлеба, опустошенная на три четверти бутылка водки, открытая банка консервов и три головки чеснока.
   — Блин! Филин! Чего меня жрать не позвал? Скотина. Сам нажрался. В одиночку, как алкаш. Тьфу! Братанам скажу, не поверят.
   Больше Филин Кенара не интересовал. Он накинулся на еду и выпивку. Подкрепился, допил водку и еще раз подошел к Филину. Ткнул его рукой.
   — Не встанешь? — Филин не двинулся с места. — Ну ладно. Спи.
   Целых два часа Кенар промаялся, ожидая, когда проснется напарник. Но тот не подавал признаков жизни. Также, как и узник. Еще через час, утомленный тишиной и безмолвием Кенар заподозрил неладное.
   — Филин! — позвал он. — Вставай, чудила. Сколько можно спать? Вдруг шеф завалит, а ты храпишь, как сурок? Чего молчишь? Филин!
   Последнее слово он уже выкрикнул изо всей силы и подбежал к лежащему, перевернул его. Мертвые глаза уставились на Кенара. Тот разом вспотел от ужаса. Резко обернулся и увидел Тихого. Тот стоял совсем рядом и спокойно, с какой-то даже грустью смотрел на Кенара. Кенар с тоской посмотрел на открытую клетку, затем на автомат, который он оставил на столе.
   — Ты меня убьешь? — спросил он.
   Тихий покачал головой и кивнул на клетку.
   — Туда? — спросил Кенар. — Иду.
   Не веря своему счастью он вошел в клетку и сел на кровать. Тихий приковал его наручниками к решетке, затем вышел, запер дверцу клетки и выбросил ключ в темный угол. Сел за стол и взял в руки автомат, застыл словно статуя, правда перед этим приказал:
   — А теперь ложись и спи.
   Кенар выполнил приказ. Затем потянулись тяжелые часы ожидания. За окошком стало темно. Наступила ночь. Где-то в два часа ночи статуя ожила. Тихий встал с места. Кенар посмотрел на него. Тихий прижал палец к губам, после чего провел пальцем по горлу. Кенар понял, что под угрозой смерти ему приказано молчать. И страх сковал ему губы.
   Тихий бесшумно выскользнул за дверь.

УЖИН И НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

   В отличии от обеда, ужинал Багажник не один. Вся его бандитская братия, кроме тех, кто нес охрану, расположилась за длинным столом, во главе которого, восседал он сам, в черном смокинге с бабочкой. Когда Марина и Вера, в роскошных вечерних туалетах, одна в желтом длинном платье с декольте, другая в серебристом, вошли в столовую, братва поприветствовала их радостными криками, в которых слышались как похвала и искренне восхищение, так и ругательства с проклятиями.
   — Такое чувство, что мы попали в замок феодала, — прошептала Марина Вере. — Даже собаки бегают.
   Действительно два здоровенных мраморных дога бегали вдоль стульев и выпрашивали у пирующих лакомые куски.
   — А по-моему это просто сборище придурков, — со злостью сказала Вера. — Мне бы сейчас в руки пулемет, я бы всех зараз уложила на месте.
   Девушек провели на самое почетное место к Багажнику. Они сели по разные стороны от него, поправили одежду и мило улыбнулись.
   — Вот, — радостно сообщил Багажник, с шумом открывая бутылку шампанского, — этот обед я даю в вашу честь.
   — Как это мило с твоей стороны, — ответила Марина и подставила ему высокий хрустальный бокал.
   Багажник наполнил бокал Марины, повернулся к Вере и воззрился на нее восторженным взглядом:
   — Вера, честное слово, вы королева этого вечера. Первый мой тост я хочу произнести за вас.
   Тут же выражение его лица сменилось с сентиментального на жесткое и холодное, он резко поднял руку. Шум, который творился вокруг тут же прекратился. Даже доги сели на пол и вытянули морды вперед. Багажник встал и начал речь:
   — Я хочу от лица всей нашей калининской братвы поприветствовать на этом вечере дочерей всеми нами уважаемого Лаврентия Павловича Веру и Марину Беркутовых, в честь которых, собственно говоря, и устроен этот вечер. И хотя эти прекрасные дамы оказались здесь, не совсем по своей воли, я бы даже сказал, все вышло совсем иначе, все равно пусть о пребывании здесь у них останутся самые приятные воспоминания. Итак, за ваше здоровье, дорогие Вера и Марина! Ура!
   Братва разразилась радостными криками. Спиртные напитки и вина полились в луженные бандитские глотки. Марина и Вера стояли и мило улыбались в ответ всем этим рожам, на большинстве из которых в отношении к ним было видно только одно хорошо угадываемое желание.
   Очень заметно было, что о сервировке и обслуживании стола Багажник не позаботился. Не было ни официантов, ни поваров, как это обычно бывает на подобных банкетах. Братки обошлись своими силами, поэтому стол был завален готовыми продуктами, блюдами и закусками, привезенными из ближайшего супермаркета. Однако все было дорогое, свежее и великолепного качества. Правда салаты были в пластиковых мисках, копченые куры в фольге, консервы в банках. Но никто в обиде не был. Мужички в банде Багажника были самые неприхотливые и весело уничтожали провизию, которой было здесь на несколько тысяч.
   — Прошу прощения, что сегодня нет изысканности, музыкантов и обслуживающего персонала, — виновато стал оправдываться перед женщинами Багажник. — Так сказать, военная обстановка, полевые условия.
   — Все путем, Ручкин! — весело отозвалась Марина. — Мне так даже нравится. Очень романтично.
   — Правда? — обрадовался Петр и повернулся к Вере. — Ты тоже так считаешь?
   Вера вовсе так не считала, но посмотрела на полные ожидания глаза Багажника и кивнула:
   — Да, я полностью солидарна с Мариной. Очень романтично. Разве только свечей не хватает для полного кайфа.
   — Это великолепная идея! — воскликнул Багажник и щелкнул пальцем. К нему тут же подбежал Орех, и Багажник что-то прошептал ему в ухо. Тот пару раз кивнул, после чего исчез, затем через пару минут появился с целой охапкой длиннющих свечей. Ребята похожие на кабачков, которые в общем пиру участия не принимали, а словно статуи, все это время стояли один за спиной у Веры, другой за Мариной, оставили свои посты и стали помогать Ореху расставлять и зажигать свечи.
   — Выключить свет! — приказал Багажник.
   Хотя свет в зале и так не горел, потому что часы показывали только семь часов, и было достаточно светло, кто-то закрыл жалюзи, и все погрузилось во мрак, освещаемый пламенем пяти десятков свечей. Нельзя сказать, чтобы после этого в помещении стало более уютно и романтично. Скорее наоборот, банда разношерстных пьющих и закусывающих мужичков, в темноте и на фоне свечей, стала выглядеть еще более диковато и зловеще, нежели прежне. К тому же все они галдели, ругались, чавкали и рыгали. Некоторые даже сморкались.
   — Эх, Вера, — опустошив бокал с шампанским и наполнив его второй раз, вздохнул Багажник, — если бы ты только знала, как я одинок среди всех этих людей! Как мне горько и больно сознавать, что вся моя жизнь брошена в угоду их плотским желания и алчным и низменным интересам. Иногда от всего этого просто не хочется жить. — Он неожиданно выпрямился и громким голосом скомандовал: — Не нажираться! — Затем снова стал грустным и мечтательным. — Видите, за всем надо следить. В сущности, все они словно дети.
   — Ничего себе дети! — не удержалась Вера и кивнула на автоматы и ружья, которые лежали у ног бандитов. — Кто им тогда раздал все эти игрушки?
   — С этими игрушками, как вы говорите, многие из них выросли. У них не было другого выхода, — Багажник вздохнул. — Та среда, в которой они росли, воспитывались, обрекла их на подобное существование. Все они из неполных семей, или семей, в которых и отец и мать глубоко пьющие люди, алкоголики. Так что все они с детства педагогически запущены. А как общество относится к таким вот людям? — Унизанные печатками и перстнями пальцы Багажника нервно застучали по скатерти. — Оно их растаптывает! Безжалостно уничтожает. Из десяти выживает только один, и для этого у него есть только один выход — взять в руки оружие и начать борьбу. Мне жаль их. И все же, все же… — Багажник поднялся. — Все, банкет окончен! Пожрали, выпили и баста! Теперь все на свои места и за дело!
   Братки недовольно ворча и недобро поглядывая на предводителя подбирали с пола оружие и один за другим стали покидать пиршественный стол. Зал опустел. Кроме Багажника и женщин остались только Кабачки. Даже Орех вышел.
   — Скоты, — со злостью сказал им вслед Багажник. — Быдло. Как же они мне все надоели!
   — Тогда может порвать с подобной жизнью, если она тебя не устраивает? — строго спросила Вера.
   — И рад бы, да пути назад нет. Это тоже самое, как в библейской притче об изгнании из рая. Один грех и все. Кранты. Ангел с карающим мечом. Это шампанское слишком кислое. Что-то мне захотелось водки.
   Багажник налил себе в бокал, в котором прежде было шампанское, водки, почти до краев и залпом выпил. Закусывать не стал. Посмотрел на Веру затуманенным взором и вдруг схватил ее за руки и покрыл их поцелуями, бормоча при этом:
   — Вера! Прошу тебя, не отнимай у меня своих рук. Ты сводишь меня с ума! Еще никогда со мной такого не было. Честное слово!
   Вера растерялась и даже не стала сопротивляться поцелуям Багажника. Она просто не знала, как себя вести и жалобно посмотрела на Марину.
   — Петр, — быстро и строго сказала Азарова, — сейчас же возьми себя в руки! На тебя смотрят твои подчиненные.
   — Пошли вон! — тут же зарычал Багажник на кабачков, и тех словно ветром сдуло. — Да, я потерял голову! Такого со мной никогда не было.
   Вера наконец-то вырвала свои руки из рук Багажника.
   — Как-то все это не так, — пробормотала она. — Ты пьян! Я боюсь…
   — Я понимаю, — воскликнул Багажник, — но не надо бояться! Ничего не надо бояться. Все будет честно и благородно. Здесь вы обе в полной безопасности. И я не пьян.
   Постепенно Багажник успокоился.
   — Кажется я потерял голову, — улыбнулся он. — И это немудрено. Каждый раз, как я вижу тебя, Вера, со мной происходит нечто невероятное. Я теряю голову и потом с трудом нахожу ее. Давайте еще по шампанскому.
   Он наполнил бокалы, и они выпили.
   — Тебе не будет плохо? — с тревогой спросила Багажника Вера. — Шампанское после водки.
   — С тобой рядом мне хорошо! И это главное! А водку я почти не пил. Что мне водка? В жизни мне приходилось пить не только водку.
   — Кто-то нам обещал прогулку после ужина, — напомнила Марина. — Сейчас бы самый раз. А то что-то тут душно стало. Это наверно от свечей.
   — Прогулка после ужина? Разве я такое обещал? Что-то не припомню.
   — Короткая у тебя память! — усмехнулась Вера.
   — Ничуть! Я вспомнил. Вера! Я вспомнил. Конечно. Я обещал вам прогулку. Что-то тут действительно стало невыносимо. Жарко и душно.
   Багажник поднялся с места и слегка пошатываясь вышел из-за стола.
   — Прошу следовать за мной! — сказал он и пошел к выходу.
   — Кажется он готов, — быстро прошептала подруге Марина.
   — Да нет. Что ты? Сейчас выйдет на воздух, сразу протрезвеет.
   — Да я не об этом.
   — А о чем?
   — Он в тебя окончательно втюрился. Еще немного, и он будет ползать у твоих ног. Вот увидишь.
   — Прекрати болтать глупости.
   — Никакие это не глупости, а свершившийся факт. Что я мужиков не знаю? А ты молодец, сестренка!
   — О чем вы, девочки? — Багажник обернулся в дверях.
   — Так, пустые разговоры, — ответила Марина. — Мы просто обсуждаем мое платье. Оно чересчур вычурно.
   — Возможно, — согласился Багажник. — Мне кажется, что к твоим зеленым глазам больше бы подошел розовый цвет. А вот к серым глазам Веры серебро идет идеально.
   — Да? Ты так думаешь? — Марина скривила губы и критически осмотрела свое желтое платье. — В следующий раз я обязательно выберу розовое.
   Они вышли из дома и оказались во дворе. Вера оказалась права. На свежем воздухе Багажник сразу стал стоять тверже на ногах, из его взгляда исчезла муть.
   Во дворе и по всей территории шла судорожная деятельность. Бандиты к чему-то готовились, таскали какие-то ящики и мешки. На заборах несколько человек накручивали кольцами колючую проволоку.
   — Что они делают? — воскликнула Марина.
   — Убирают территорию, — немного подумав, ответил Багажник.
   — А по моему тут проводятся оборонительные работы, — уверенно сказала Вера.
   — Вы готовитесь к нападению? — воскликнула Марина.
   Багажник смутился.
   — Можно сказать и так, — пробормотал он. — В сущности это профилактика.
   — Какая профилактика? — воскликнула Вера и указала на чердачное окно, в котором трое молодчиков устанавливали пулемет. — Вы ждете нападения.
   Марина засмеялась:
   — Думаешь, что за нами папа явится? С братишками? Правильно думаешь. Это вполне в его характере.
   — Пусть приходит, — усмехнулся в свою очередь Багажник. — Мы найдем, чем его встретить.
   — Кстати, в этом месте ставить пулемет нельзя, — заметила Вера.
   — Вот как? — удивился Багажник. — Это почему же?
   — Потому что с этой точки простреливается только левая половина двора и совершенно не просматриваются ворота. А противник скорее всего попытается проникнуть сюда через ворота и проникнет в дом по правому краю. Лучше всего пулемет установить вон в том окне второго этажа, а на чердаке достаточно оставить пару автоматчиков.
   Багажник закусил губы, немного подумал и закричал:
   — Орех!
   Орех, который был в нескольких шагах от него, подбежал.
   — Слыхал про пулемет?
   — Слыхал.
   — Тогда делай, как сказано.
   — С чего это я бабу слушать буду? Чай лучше понимаю, что к чему.
   Вера презрительно ухмыльнулась и пожала плечами:
   — Подумаешь!
   — Короче так, — Багажник взял Ореха за грудки, — если не сделаешь, как тебе велят, я тебя с автоматом поставлю перед воротами. Будешь на переднем крае и встретишь врага первым, Александр Матросов. Так как, врубился, или объяснить по другому?
   — Ладно, — ответил Орех и злобно глянул на Веру. — Сделаю.
   Когда Орех ушел, Багажник взял подруг под руку и повел по двору.
   — Там на пригорке за теми березами есть чудная беседка. Нам никто не будет мешать. А пока можете посмотреть на владения калининской братвы.
   — Какой ты скромный! — воскликнула Марина. — Другой бы на твоем месте обязательно сказал бы, что это его владения.
   — К чему? — Багажник пожал плечами. — К чему такая бездарная ложь? Мне дешевой популярности не надо. Это все действительно принадлежит не мне, а браткам, потому что создано, смело можно сказать, всеобщими усилиями. Я лишь направлял деятельность этих людей. Не станет меня, это будет делать кто-то другой. Вот так-то. Я же в сущности нищий. Гол, как сокол.
   — Ну не такой уж ты и голый, — заметила Марина. — Не прошло суток, как мы знакомы, а ты уже третий наряд сменил. Да еще и нас одел.
   — Но надо же поддерживать имидж!
   Они поднялись на пригорок, прошли сквозь небольшую березовую рощицу и вышли к беседке. Здесь открывался удивительный вид на Волгу. Река разливалась во все стороны, представляя собой чуть ли не морской простор. Было уже восемь часов вечера, и вода в реке была гладкая словно зеркало. Закатное солнце, повисшее над сосновым лесом правобережья, отражалось в воде вместе с небом.
   Пришедшая троица устроилась на длинной скамейке с кривыми ножками и загнутой спинкой.
   — Не правда ли красиво? — воскликнул Багажник. — Эх, где же мой старый мольберт? Краски? Кисти? Их нет! Как нет мастерства и умения. Нет, увы, мне никогда не перенести всей этой красоты на холст. Не правда ли обидно?
   — А ты возьми фотоаппарат и сфотографируй все это, — посоветовала ему Вера. — И быстро и дешево.
   — Нажми на кнопку, получишь результат, — хихикнула Марина. — Все просто, как в пивном ларьке.
   — А что? Это мысль! Если мне не удалось стать художником живописцем, то можно стать фотохудожником. Надо будет подумать об этом на досуге.
   — Подумай, Петр, подумай! — похлопала его по плечу Марина. — А то сколько можно на судьбу жаловаться и вздыхать?
   — Надо что-то делать, — добавила Вера.
   — Как ты права, Верочка!
   — Верочка у нас всегда права, — опять хихикнула Марина. — В школе она была председателем совета дружины и возглавляла всю пионерскую организацию школы. А потом стала такой же знатной комсомолкой. Былые времена. Где вы?
   — Это правда? — удивленно спросил Веру Багажник.
   Вера смутилась.
   — Правда, — краснея сказала она.
   — Надо же, а в школе не знали про Лаврентия Павловича?
   — Откуда? Это же тщательно скрывалось! Даже мы до недавнего времени не подозревали, кем является наш отец, — затараторила Марина. — Нам всегда говорили, что он скромный служащий.
   — Для вас наверно было очень тяжело узнать всю правду о нем?
   — Это уж точно, — усмехнулась Вера.
   — Я рыдала целую ночь! — Марина кажется сама начала верить в свою ложь. На глазах у нее навернулись слезы, словно от тяжких воспоминаний. — А Вера замолчала на целую неделю.
   — Замолчала?
   — Да. Словно воды в рот набрала. Я даже испугалась, что она уйдет в монастырь.
   — Вера, и вдруг в монастырь?
   — Да, тогда как раз все помешались на крещении, церквях и монастырях. Такое у нее было состояние.
   — Да, наверно это чертовски тяжело.
   — Ой! — вдруг вскрикнула Марина.
   — Что с тобой! — испуганно спросила Вера.
   — Да вот, каблук сломала. Теперь придется сходить в дом и переобуться. Да и платье сменить хочется. Что-то оно мне разонравилось. А там в шкафу, помнится, было розовое со шлейфом. Не успокоюсь, пока его не одену. Это ничего, Петр, что я ухожу и оставляю вас одних?
   — Конечно сходи, — тут же радостно согласился Багажник. — Каблук и розовое платье это веские причины.
   — Я пойду с тобой! — быстро сказала Вера и встала со скамейки.
   Марина посмотрела на Веру и очень серьезно, отчетливо проговаривая каждое слово, сказала:
   — Нет, Вера, ты лучше останься здесь. Я вернусь очень скоро.
   Марина вышла из беседки и пошла обратно в сторону дома. Из-за березы тут же показался один из кабачков. Он пристроился за Азаровой и пошел за ней, держась на расстоянии в несколько шагов. Вера стояла и с тревогой смотрела им вслед.
   — Не вижу причин для беспокойства, — поймав ее тревожный взгляд, сказал Багажник. Он тоже покинул скамейку и подошел к ней. — Твоя сестра под надежной охраной. Никто ее здесь и пальцем не тронет.
   — Надеюсь, — произнесла Вера. — А то ведь я такое тут устрою! Мало не покажется.
   — Я в этом ни сколько не сомневаюсь. — Багажник вдруг стал оттягивать бабочку, словно она мешала ему дышать. Наконец он ее расслабил, после чего она развязалась и уныло повисла на шее. — Послушай, Вера, нам надо серьезно поговорить. Мы в первый раз за все это время остались наедине. И очень многое изменилось, с того момента, как мы познакомились. И теперь я хочу рассказать тебе о своем решении.
   — Что такое? — спросила Вера. Тон и выражение лица Багажника ее удивили. Тот был сам не свой. Какой-то растерянный и даже немного жалкий.
   — Если случится так, что твой отец и его кореша явятся сюда этой ночью, я и мои братки не станем стрелять в них. Теперь, после того, как узнал тебя, я просто не в силах буду отдать приказ открыть огонь.
   — Вот как? А что же ты сделаешь?
   — Я пойду к нему без оружия. Так сказать с оливковой ветвью.
   — С чем ты пойдешь?
   — Оливковая ветвь. Это символ мира у древних греков. Как у нас белый флаг.
   — А белый флаг! Так бы сразу и сказал. Только я не поняла. Ты что решил сдаться? Пойдешь с белым флагом?
   — Да, с белым флагом. Говорю это конечно образно. Я выйду навстречу твоему отцу. Лаврентий мужик честный. Он не станет стрелять в безоружного. Я подойду к нему, упаду перед ним на колени, скажу, что сделаю все, что он желает, и попрошу у него твоей руки. Что ты на это скажешь?
   — Что? — Вера замерла словно пораженная громом. Смысл сказанного дошел до нее не сразу. — Моей руки?
   — Да!
   — Ты хочешь попросить у моего отца моей руки?
   — Да! Я люблю тебя, Вера!
   Багажник взял ее за плечи и привлек к себе. Заглянул в глаза. Медленно приблизился к ее лицу и поцеловал в губы. Вера Грач была так ошеломлена, что не смогла сразу воспротивиться этому, а потом у нее уже не хватило для этого желания. Поцелуй вскружил голову, закипела кровь, и Вера неожиданно для себя ответила на него.
   Багажник целоваться умел. Вера поймала себя на мысли, что ни разу в жизни ее так не целовали. Ощущения были новыми и невероятно сладостными. Они не могли оторваться друг от друга достаточно долго.
   — Что ты сказал? — спросила Вера, когда поцелуй все же завершился.
   — Я сказал, что люблю тебя и хочу на тебе жениться, — ответил Петр Ручкин.
   — Ты шутишь?
   — Какие шутки? Разве я похож на шутника? Вера, ты меня оскорбляешь!
   — У меня подгибаются ноги. Мне надо сесть.
   Багажник и Вера вернулись на скамейку. Вера дышала так, словно пробежала три километра.
   — Так каков будет твой ответ? — с нетерпеливым волнением спросил Ручкин.
   — Я не знаю! — воскликнула Вера. — Так все неожиданно. К тому же ты…
   — Что я?
   — У меня еще никогда не было ничего общего с уголовником!
   — Как тебе не стыдно? — воскликнул Петр Ручкин. — Ты забыла, кто твой отец? Да на нем столько мокрых дел, что я рядом с ним безвинный ангел.
   Вера вспомнила, что играет роль дочери крупного уголовного авторитета.
   — Да, действительно, — морщась от досады, пробормотала она, — я об этом почему-то не подумала.
   — Мы с тобой повязаны! — стал объяснять ей Ручкин. — По гроб жизни. Если имеешь хоть какое-то отношение к мафии, это уже неисправимо. Тут уж ничего не сделаешь. Придется жить по этим правилам всю жизнь. Так уж лучше вместе! Не так ли, любовь моя?
   Он опять привлек Веру к себе, и она почувствовала, что не в силах противостоять его напору. Они опять довольно долго целовались. Оставшийся кабачок с любопытством и завистью наблюдал за ними.
   — Так что ты решила? — опять спросил Ручкин.
   — Не знаю. Я ничего пока не могу тебе сказать.
   — Может быть ты опасаешься, что твой отец будет против?
   Вера обрадовалась:
   — Да! Я не уверена, что он…
   — Не волнуйся. Я все сделаю, чтобы его убедить.
   — Он иногда бывает таким упрямым.
   — Я тоже бываю упрямым. Сделаю все, чтобы его переупрямить. Я готов на все, что угодно, лишь бы ты стала моей женой. Я никогда не знал, что такое семейное счастье.
   Вера вспомнила, что говорила ей Азарова про нравы среди братвы и попыталась еще раз переубедить Ручкина.
   — Но, Петр, ведь, если ты женишься, то уже не сможешь занимать то место, которое занимаешь. И главным в городе ты тоже не будешь.
   Багажник не думал ни секунды:
   — Мне на все это плевать! Я хочу быть с тобой, и ради этого готов отказаться от всего. Пусть Лавр будет главным. Хочешь я прямо сейчас позвоню твоему отцу и поговорю с ним?
   Он полез в карман за мобильником, но Вера остановила его:
   — Не торопись! Ведь я еще не дала тебе своего согласия, Петя!
   Глаза Ручкина наполнились такой болью, что сердце Веры дрогнула. Она испугалась, потому что подумала, что и впрямь любит его.