Васильева Марина Евгеньевна. Костюм надувной женщины

   За дверью оказался молодой худощавый мужчина в темном костюме, широкополой шляпе и черных очках. Что-то в нем было странное помимо этого наряда.
   — Ну ты даешь чувак, — заметил Вадим пропуская пришедшего в квартиру, его тут же с двух сторон стали конвоировать доберманы, — на улице тридцать градусов, а ты в шерстяном костюме.
   — Это не жара, — заметил снимая очки и открывая белесые глаза пришелец, — вот когда я жил в Ташкенте… вот где жара. А это? Это тьфу. Итак, я от Лаврентия.
   — Лаврику завсегда рады, — бормотнул Вадим. — Водички хочешь, или водочки? Хотя я сам в такое пекло только пивко тяну.
   — Пивко? Нет, от пива у меня начинается изжога. Лучше сок.
   — Сочка значит? — обрадовался Вадим и бросился в кухню к холодильнику. Собаки остались при госте. — Это зараз! Сейчас организуем. Тебе апельсинового или яблочного.
   — Яблочного, — сказал белоглазый и под конвоем собак, которых он, казалось, не замечал, вошел в зал. — В нем фолиевая кислота. Для организма очень полезно.
   Вадим прикатил сервировочный столик с двумя высокими стаканами и четырьмя коробками с различными сортами сока. Разлил сок по стаканам. Один дал Белоглазому, другой взял сам и с жадностью опорожнил. Сок был прохладный и освежающий. Белоглазый сделал всего лишь два небольших глотка, после чего поставил стакан обратно на столик.
   — Пора заняться делом. Где товар?
   Вадим хмыкнул:
   — Насчет товара, у меня к Лаврику базар есть.
   Белоглазый ничего не ответил, зато достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и набрал номер, после этого протянул трубку Скворцову:
   — Балакай.
   — Алло? — голосом прерывающимся от волнения сказал Вадим.
   — Лаврентий слушает.
   — Это я, Скворец. Тут это, такое дело… в общем, картинка, которую ты мне заказал не тянет на три куска.
   — Сколько ты хочешь? — Голос Лаврентия остался прежним. Ни одна нотка не изменилась в нем.
   — Так это… тут братки мне насвистели, что она две сотни кусков тянет, в баксах. Мне полста вполне хватит.
   — Скворец, у тебя жопа не треснет? — спокойно спросил Лаврентий.
   — Так я ведь деньги не в жопу засовывать собираюсь, — удивляясь своей смелости ответил Вадим.
   Лаврентий молчал целую минуту. Вадим терпеливо ждал. Пот тек по его лицу, руки дрожали, на носу повисла большая капля, но не было даже сил смахнуть ее. Наконец голос в трубке ответил:
   — Хватит с тебя четвертака.
   Вадим обрадовано вздохнул. На такую удачу он не рассчитывал.
   — Передай трубку моему человеку, — сказал Лаврентий.
   Вадим передал трубку Белоглазому, который спокойненько попивал яблочный сок. Тот прижал ее к уху и равнодушно сказал:
   — Тихий у аппарата. Да, все слышал. Двадцать пять штук. Расплатиться прямо сейчас. Заплатить и взять товар. Понял.
   Все также спокойно и равнодушно он сунул руку во внутренний карман, из которого вынул мобильный. Вадим преисполнился ожиданием. Он почему-то решил, что Тихий сейчас из этого же кармана вынет пачку с долларами, поэтому для него было полной неожиданностью увидеть в этой руке маленький пистолет с длинным круглым и толстым словно сарделька глушителем.
   Раздались два шипящих хлопка, и Вадим почувствовал, как что-то обожгло ему оба колена, а потом вдруг в теле у него разорвалась такая боль, что он взвыл, как собака. Сквозь страшную боль он вдруг вспомнил, что поговаривали среди братков о парне по прозвищу Тихий. Что-то вроде того, что Тихий тихо приходит и приводит за ручку смерть.
   — Цезарь! Рекс! — падая в кресло закричал Вадим. — Взять его! Фас!
   Однако к его великому удивлению обе собаки не сдвинулись с места. Они поочередно смотрели то на Вадима, то на Тихого и жалобно поскуливали. Выполнять команду они явно не собирались, а ведь на их обучку ушло пятьсот баксов.
   — Фас! — простонал Вадим.
   — Где товар? — спросил Тихий, направляя дуло пистолета Вадиму в лицо.
   Тот уже ничего не видел, кроме маленького круглого черного отверстия, из которого должна была вырваться его Вадима смерть. Кричать сил уже не было. Стуча зубами он едва выдавил:
   — Под диваном.
   Тихий встал, обошел неподвижно сидевшего Вадима и присел перед диваном. Доберманы остались стоять на месте. Они жалобно и виновато смотрели на своего хозяина, но были словно парализованы какой-то неведомой силой, что шла от Тихого. Одной рукой тот приподнял нижнюю спинку дивана и достал заветный рулон. Развернул его и спросил:
   — Это она?
   Вадим кивнул. Тот факт, что Тихий его не убил сразу, придал ему надежду. Может быть это просто наказание за жадность?
   Он ошибся. Тихий плавно нажал курок, и последнее, что услышал в своей жизни Вадим Скворцов, известный в определенных кругах, как Сворец, был шипящий хлопок, словно кто-то открыл бутылку с шампанским. Горько завыли Цезарь и Рекс.
   Последняя же его мысль была примерно такая:
   «Какого хрена? Картина-то не та!»

ТЕТЯ КАТЯ

   — Азарова это вы? — Еще в дверях спросила Екатерина Дмитриевна.
   — Нет, я не Азарова, — ответила Вера, пропуская женщину в офис. — Я Грач. Вера Грач.
   — Я Азарова, — сказала Марина, оторвавшись от шахматной партии, которую она вела с компьютером и почти выиграла. Привычно оттолкнувшись ногой, она выкатила свое кресло из-за стола, потом загнала его в центр офиса. — А вы, по-видимому, Екатерина Дмитриевна Поцелуева.
   — Да это я! — радостно выдохнула Поцелуева и не удержалась: — Ой, девочки, какие же вы молоденькие и хорошенькие. А меня зовите просто тетя Катя.
   — Садитесь, тетя Катя, — Вера подвела женщину к креслу, и та плюхнулась в него с таким видом, словно только что пробежала стометровку. — И расскажите, что у вас произошло.
   — Горе у меня! — тут же запричитала тетя Катя. — Ой, у меня такое горе!
   — Да, сюда просто так не ходят, — безо особого сочувствия заметила Азарова. — Вам известны мои условия?
   — Да, тысяча долларов в неделю. Меня вполне устраивает. Я заплачу.
   — Оплата вперед.
   — Да, да, конечно, — тетя Катя полезла в сумочку и достала пять сотенных бумажек, протянула их Марине. Та взяла их, пересчитала и тщательно просмотрела на свет. Затем положила в карман жакета:
   — Теперь говорите, что у вас произошло.
   Вера с удивлением и во все глаза смотрела на Азарову, та совершенно не обращала на нее внимания, полностью поглощенная тетей Катей.
   — Ой, у меня такое горе! — опять запричитала тетя Катя. — Такое горе, просто сердце разрывается от боли. Ой, я не переживу!
   Женщина закатила глаза и опрокинула назад голову, чтобы разрыдаться.
   — Хотите коньяку? — вдруг спросила ее Марина.
   Голова тети Кати тут же вернулась на место:
   — С лимончиком?
   — Хоть с двумя! У нас солидная фирма. — Марина сделала какую-то особенно сложную фигуру, и ее кресло опять оказалось за столом, под крышкой которого скрывался бар с охлаждением. Вернулась она с бутылкой армянского коньяка, блюдечком с лимонными ломтиками и рюмочкой, которую наполнила да краев и протянула тете Кате. Та хлопнула ее словно водку, занюхала лимоном, после чего бросила его в свой маленький похожий на бантик рот. На секунду скривилась и смахнула с глаз набежавшую слезу:
   — Ох хорошо! Полегчало. Прямо камень с души. Теперь можно и поговорить.
   — Ну вот ваше давление нормализовалось, и мы вас слушаем, — Марина была сама любезность. — Давайте, рассказывайте.
   — А что рассказывать? Ограбили меня. Вот уж месяц прошел. Чуть не до нитки все забрали. А милиция и не чешется. Только бумажки все пишут и пишут, пишут и пишут. Писатели. Тоже мне, Тургеневы. И на все один ответ «Му-му», да «му-му». Это вместо того, чтобы жуликов этих проклятых искать! А ведь мне картина эта дороже жизни. А Скворцов на свободе ходит! Ходит, и в глаза мне бесстыжий смотрит. Сочувствует гад. А ведь я уверена, он картину спер. Он, ирод! Больше некому. Уж я даже в церковь ходила, свечку верх ногами ставила Николаю Угоднику, чтобы он этого подлеца наказал.
   Азарова вся подалась вперед, и стала похожа на охотничью собаку, вставшую в стойку. Глазки ее стали большими и блестящими. Так ребенок смотрит в свой день рождения на праздничный торт.
   — Месяц назад, говорите, вас ограбили? Месяц назад! И вы только сейчас пришли ко мне? — воскликнула она.
   — Так ведь… — растерялась тетя Катя. — Мне же следователь целый месяц мозги морочил, мол найдем, найдем, не переживайте. Я и ждала.
   — Очень хорошо! — Азарова просто кипела от возмущения и разочарования. — Только шансов у вас сейчас практически нет, уважаемая тетя Катя! Ладно, проехали. Теперь перечислите, что украли, все по порядку. Постарайтесь ничего не забыть.
   — А чего перечислять-то? — тетя Катя сложила руки на груди. — Картину мужнину украли.
   — Картину. Так, еще что?
   — Все.
   — Все?
   — В том-то и дело, что все.
   — Вот это уже интересно, — разочарование на лице Марины резко исчезло и сменилось радостью. Глаза ее вновь заблестели от любопытства. — Значит только одна картина?
   — Так ведь это не простая картина! — не выдержала тетя Катя. — Это же память!
   — Понятно, — согласилась Марина, — память о муже. Дорогая сердцу вещь.
   — То-то и оно, — всхлипнула тетя Катя. — Можно мне еще коньячку?
   Марина наполнила рюмку, но в этот раз тетя Катя выпила только половину, зато съела сразу два лимончика.
   — А с искусствоведческой точки зрения она представляет какую-нибудь ценность?
   — Еще какую! Мне столько раз за нее деньги предлагали. И не малые. Эх, и чего я ее раньше не продала? Так бы хоть с деньгами была.
   — Работа известного художника?
   — Да. Картину написал известный советский художник Дейнека, — заученно сказала тетя Катя. — В одна тысяча тридцать девятом году и подарил ее брату моего мужа. Они кажется были друзьями. А потом от брата она перешла к моему мужу, затем ко мне.
   — Дейнека! — воскликнула Марина. — Дейнека! Не могу поверить! Неужели такое возможно? Подлинник?
   — Самый что ни на есть.
   Марина вскочила с кресла и в волнении прошлась взад вперед, затем села и шепотом спросила тетю Катю в упор:
   — У вас есть ее фотография?
   — Чья? — тетя Катя тоже перешла на шепот.
   — Фотография, где бы была изображена похищенная картина, — прошептала Азарова. — Если нет, то придется ограничиться словесным описанием, а позже поискать в каталогах.
   — Фотография у меня есть! — тихо и торжественно произнесла тетя Катя. Она полезла в сумочку и достала целый фотоальбом, небольшой, но пухленький, словно карманная библия. Снова всхлипнула. — Вот здесь. Только и осталось, что на фотографии. Ах я несчастная!
   Азарова жадно схватила альбом и впилась в указанную фотографию глазами.
   — И это Дейнека? — спросила она. — В обще-то я в живописи не особо парю. Вера а ты?
   — В обще-то я тоже, — вынуждена была признаться Вера.
   — Ник, действуй! — дала команду Азарова.
   Ник уже сидел за компьютером и минут десять как стучал клавишами и шипел принтером. Он словно ждал команду, потому что тут же вышел из-за стола и протянул Азаровой распечатку, которую только что скачал из Интернета.
   — Так! — Маринины глаза забегали по листку. — Дейнека Александр Александрович, тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения, советский художник монументального направления, полотна воспевающие колхозно-индустриальное строительство нового общества, спортивные достижения, ля-ля тополя, Ленинская премия, всемирная известность, «Будущие летчики», это я помню, в Третьяковке видела, где-то даже открытка есть, «Оборона Петрограда», двадцать восьмой год. Так мне все ясно. На Вера, почитай и просветись.
   Азарова передала Вере распечатку и фотографию вместе с альбомом. На распечатке была статья про Дейнеку, а на фотографии была сама тетя Катя, сидящая за богато накрытым столом, видимо было какое-то праздничное застолье, а за ее спиной была полностью видна картина в скромной белой раме. Вера ожидала увидеть что-нибудь революционное и торжественное, как обещалось в распечатке, на картине же был изображен обыкновенный букет одуванчиков в глиняном горшке, который стоял на деревенском столе на вышитой крестьянской салфетке.
   — Обычный натюрморт, — заметила Вера. — А тут не сказано, что Дейнека писал натюрморты. Может это не его картина?
   — Нет, — тут же отозвалась тетя Катя, и в голосе у нее зазвенела обида, — это именно его картина!
   — В этом по-видимому и есть главная ценность работы, — заметила Азарова. — Если художник отошел от основной линии, то это уже поиск, инновация. Вот, к примеру, Айвазовский. Ведь он своими морскими бурями и девятыми валами всех достал. А представь, что вместо моря он вдруг написал африканскую пустыню. Так ведь эта картина сразу станет ценнее всех остальных. Правильно я говорю, тетя Катя?
   — Мне муж что-то такое говорил.
   — Или, другой пример: Шишкин вдруг вместо медведей нарисовал бурлаков на севере, — хихикнула Марина и вдруг снова стала серьезной. — Кстати, кто такой Скворцов? И почему вы думаете, что картину украл он?
   — Я не думаю, я в этом уверена! — воскликнула тетя Катя. — Скворцов это мой сосед. Его квартира напротив моей. Я до сих пор не понимаю, почему милиция не устроила в его квартире обыск.
   — Если бы милиция могла у каждого подозреваемого устраивать обыск, то с преступностью было бы уже давно покончено, — торжественно заявила Азарова. — Но к счастью, существуют Уголовно Процессуальный кодекс, прокуратура, суд и прочая фигня. Итак, вернемся к нашим козлам. Почему вы решили, что картину украл Скворцов?
   — Потому что за три дня до ограбления он приходил ко мне и очень просил продать ему эту картину. Он меня насмешил. Знаете, сколько предлагал?
   — Сколько?
   — Тысячу долларов. Ха! Как будто я вчера родилась и не знаю сколько стоит Дейнека. Пусть он не Рембрант и не Леонардо да Винчи, но тысяч на сто потянет.
   — Значит вы ему отказали?
   — Как и всем остальным, — гордо сказала тетя Катя.
   — Все! — прервала разговор Азарова. — Дальше будем бухтить на месте преступления. Едем в ваш хаузер.

СОБАЧИЙ ВОЙ

   Через пятнадцать минут Азарова, Грач, Караваев и тетя Катя были на месте. Ник остался в машине, он был за рулем, а Марина и Вера поднялись вслед за тетей Катей в старый сталинской планировки дом, на четвертый этаж.
   — Так, дверь железная, — после беглого осмотра заметила Азарова, — с итальянским замком. Этот замок вы поставили уже после кражи?
   — Увы, увы, — вздохнула тетя Катя. — После, голубушка. Как говорится, учит Бог дурака, учит, а толку нет.
   — А до этого какой стоял замок?
   — Обыкновенный, гаражный.
   — Повреждения были?
   — Да вроде как нет. А вот вторую дверь этот гад плечом вышиб.
   За железной дверью была массивная деревянная дверь.
   — Откуда вы знаете, что плечом? — удивилась Азарова.
   — Так мне милиция сказала.
   — Понятно. А Скворцов парень здоровый?
   — Еще какой! Мне как сказали, что плечом дверь вышибли, так я сразу и поняла, что это Вадим. Кто же кроме него? Ему что дверь, что ворота. Такой боров!
   Марина кивнула за спину на броневую дверь и прошептала:
   — Он там проживает?
   Тетя Катя опасливо покосилась на соседскую дверь и кивнула.
   — Сейчас дома?
   — Пес его знает!
   — Ладно, займемся им позже. Во всяком случае, собака у него на месте. Воет чего-то.
   — У него две псины, — проворчала тетя Катя. — Страшные, здоровенные. Он их только сырым мясом кормит. А как гулять выведет, так все бабы детей со двора спешат увести.
   Вошли в квартиру. Ничего особенно примечательного в ней не было. Добротная обстановка, купленная еще в восьмидесятые годы, но уже начавшая истлевать, недавно поклеенные английские обои, три комнаты, кухня, ванная и туалет. Балкон. И очень много цветов.
   — Да вы знатный цветовод, тетя Катя! — с восхищением покачала головой Вера.
   — Что есть, то есть, — обрадовалась тетя Катя. — Ко мне все соседи ходят за опытом и отростками.
   — У меня мама тоже цветы любит.
   Азарова же на цветы внимания не обратила, а сразу подошла к месту, где их не было.
   — Так, картина висела здесь, — сказала она.
   — Да, да. Смотреть не могу. Хотела цветами заставить, да руки не поднялись. Как глаза закрою, так Геннадия вижу, Геннадий это муж мой покойный, пальцем мне грозит. Не уберегла, мол!
   — Картину унесли с рамой? — спросила Азарова. Ее глаза так и бегали по сторонам. Казалось, она мысленно фотографирует обстановку.
   — Нет, рама осталась.
   — Где она?
   — В милиции. На этой, как ее…
   — Экспертизе?
   — Ага на ней самой.
   — Это нам знакомо, — сказала Марина. — Что ж, осмотр окончен. А этот ваш Скворцов, он что любитель живописи?
   — Любитель! — тетя Катя фыркнула. — Какое там! Бандит он, а не любитель.
   — Бандит? — Азарова обернулась.
   — Самый настоящий.
   — А вот это надо было сказать сразу. У вас есть его телефон?
   — Чей телефон? Этого проходимца? Еще чего не хватало! С чего бы это мне ему звонить?
   — Тогда дайте мне телефонную книгу.
   — А вот это пожалуйста.
   Азарова быстро отыскала нужный ей номер и набрала его.
   — Это ты что же ему звонишь? — всплеснула руками тетя Катя.
   Марина кивнула и положила трубку на аппарат:
   — Его дома нет. Автоответчик отвечает. Вот это удача! Значит прямо сейчас к нему и заглянем. Не думаю, что это что-нибудь даст, но попытка не пытка.
   Тетя Катя опять замахала руками:
   — Ой, да что ты такое придумала! Я же тебе сказал, что у него дома два кобеля ограмадных. Они же тебя на куски разорвут.
   — Собаки мне не страшны, — сказала Марина и достала из сумочки балончик со слезоточивым газом. — А вот на сигнализацию он случайно свою квартиру не ставит?
   — Не ставит. Это я точно знаю.
   — Вера, пойдем. А вы, тетя Катя, оставайтесь здесь. И дверь на всякий случай не закрывайте. Мы скорее всего вернемся.
   — Матерь Богородица! — воскликнула тетя Катя.
   Марина и Вера вышли из квартиры, оглянулись по сторонам и осторожно подкрались к соседской двери. Вера во все глаза смотрела на свою новую знакомую. Надо же, только сегодня утром они познакомились, а уже лезут в чужую квартиру. Неужели такое возможно?
   — А это законно? — на всякий случай спросила она.
   — Что ты? Конечно нет!
   Азарова достала из сумочки косметичку, из косметички какие-то крючки, пилочки, и другие диковинные железяки.
   — Замки фуфловые, — прошептала Азарова открывая первую дверь. — Фраер дешевый этот Скворцов. А здесь и вовсе дерьмо.
   Вера смотрела, как Марина ковыряется в замках, и они послушно щелкают, а сама думала, что у нее бы ни за что так не вышло.
   — Чего смотришь? — улыбнулась Марина. — Не дрейфь, подруга, я тебя тоже таким фокусам научу. Ты у меня не только замки открывать, ты у меня банковские сейфы будешь взламывать, как орешки колоть. Я захожу первая, ты за мной. Сначала ликвидируем собак. Лучше всего их загнать в ванную, чтобы не мешали.
   Дверь открылась, и они вошли внутрь. Странно, но никто к ним не выскочил. Только из зала донесся протяжный и тоскливый бьющий по ушам вой. Девушки замерли.
   — Наверно он их к батарее привязал, — обрадовалась Азарова. — Вот удача! Тогда надо поспешать. Этот хмырь может вернуться. Фу, что тут за запах?
   Вера, которой запах, а это был запах свежей крови, был очень хорошо знаком отстранила Марину:
   — Подожди. Дай, я пойду первой.
   Она взяла из рук Марины газовый балончик и осторожным мягким как у барса шагом, вошла в комнату и остановилась как вкопанная. Марина последовала за ней:
   — Е-о-о мое!
   На пропитанном кровью ковре у перевернутого кресла стояли два огромных добермана, и подняв головы к потолку, жалобно выли. Рядом раскинув в стороны руки лежал их хозяин. Глаза убитого смотрели в потолок. Во лбу красовалось черная дырочка. Ноги ниже колен были залиты кровью.
   — Интересно, когда его грохнули? — прошептала Марина. — Давно?
   — Не больше двух часов назад, — уверенно сказала Вера.
   — Откуда такая уверенность?
   — Запах крови есть, но нет запаха разложения. А в такую жару трупы начинают разлагаться очень быстро. Еще через час здесь уже без респиратора не походишь. Надо звонить в милицию.
   — Погоди ты с милицией! — махнула рукой Азарова. — Я эту братию знаю, сама два года в следаках парилась. Они нас же первых канать и начнут. А что? Скажут две шлюхи мужика не поделили и грохнули, или ограбить хотели. В общем, придумают версию. Ты потом с десятью адвокатами не отмажешься. Лучше посмотри, видишь диван открыт?
   — Вижу. Ну и что?
   — А все остальное не тронуто. Значит, из дивана что-то взяли. Только вот что? Уж не нашего ли Дейнеку?
   — Тут человека убили, а ты про Дейнеку! — шепотом возмутилась Вера.
   — Нечего было картину красть! — отпарировала Азарова. — Был бы сейчас жив и пил сок. Вот собачек жалко. Сироты они теперь. Видишь, как плачут надрываются? Даже на нас им плевать. Я собак люблю. Кстати, на столе два стакана. Значит он пил сок не один, а с убийцей. Убийца был один.
   — Однако он хорошо стреляет, — заметила Вера. — Сначала, в оба колена, а потом в лоб. Ну и садист! Зачем в колени-то?
   — Чего тут непонятного? — удивилась непонятливости подруги Азарова. — Он его допрашивал. Пытал, а потом, когда узнал все, что ему было нужно, добил. Странно, что собаки его не тронули. Значит убитый очень хорошо знал убийцу. И собаки его тоже.
   Девушки в зал не заходили, смотрели на все в дверях. Собаки продолжали выть и по прежнему не обращали на них внимания. Взгляд Азаровой упал на телефон. Она вспомнила, что когда звонила Скворцову, ей ответил автоответчик.
   — Стреляет он хорошо, а вот с мозгами у него явно провал, — сказала она. — Оставил кассету в автоответчике. Тоже странно. Что ж, воспользуемся любезностью мистера убийцы и послушаем.
   Азарова достала платок, чтобы не оставлять отпечатков пальцев и нажала кнопку на аппарате. Автоответчик скрипнул, а потом стал выдавать текущие звонки. Сначала писклявый женский голос:
   — Вади-им? Ты? Нехороший! Опять тебя дома нет! Я прям вся не могу! Сегодня вечером жди.
   — Пи! Чмок! — это щелкнул автомат автоответчика.
   — Вади-им! — опять тот же голос. — Я не одна приду. Я с Кирой буду.
   — Пи! Чмок!
   — Господин Скворцов? Это ваш налоговый инспектор Кривошеев. Да, пора бы прийти на прием. В пятницу тринадцатого я буду вас ждать.
   — Пи! Чмок!
   — Вади-им! Кира не может, зато Клара и Мотя согласились. Не забудь шампанского и ананасов.
   — Пи! Чмок!
   — Скворец? Это Лаврентий на проводе. Я приехал. Завтра жди моего человека. Товар отдашь ему. Не будет дома, пеняй на себя. Я штрафных квитанций не выписываю.
   — Пи! Чмок!
   — Вади-им! Мы приходили, ты где, козел, был?
   — Пи! Чмок! Ту-ту-ту!
   На этом голоса в автоответчике замолчали. Вера посмотрела на Марину. Азарова была задумчива.
   — Есть что интересное?
   — Увы, да.
   — Почему увы?
   — Потому что в деле замешан Лаврентий.
   — Лаврентий? А кто это такой? Ты его знаешь?
   — Послушай, Вера, давай сначала уйдем отсюда, а то мне как-то не по себе.
   — Да мне как-то тоже.
   И две искательницы приключений покинули квартиру Вадима Скворцова, предварительно уничтожив все следы своего здесь пребывания. Кассету из автоответчика Азарова забирать не стала.
   — Я ментам дорогу перебегать не собираюсь и ребят обижать не буду, — заметила она. — Да и на Лаврика у них теперь компра будет. Хотя таких у них и так уже три шкафа.
   Разговор продолжился уже в квартире тети Кати.
   — Лаврентий, это один из авторитетов нашего города. А в нашем районе он главная шишка. — Стала объяснять Азарова. — Не очень-то хочется связываться с этим типом.
   — Как тебе не стыдно, Марина! — воскликнула Вера. — Произошло преступление, и наш долг найти убийцу и отдать его в руки правосудия, а ты говоришь, что тебе не хочется связываться с этим типом. Однако, хочешь ли ты этого, или нет, мы уже с ним связались, и отступать нельзя. Это как на войне, перед тобой невидимый враг. Его надо найти и уничтожить.
   Азарова посмотрела на Веру так, как еще ни разу не смотрела за все время, что они были знакомы. Глаза у Веры горели огнем, лицо пылало, кулаки сжимались.
   — Остынь, Вера, — сказала Азарова. — Мы не на войне. Убийцу будет искать милиция. Мы же должны искать картину.
   — Но ведь все взаимосвязано! — возразила Вера.
   — Может быть. А может и нет. Может быть этот Скворцов вообще никакого отношения к картине не имеет, а замочили его совсем по другой разборке.
   Казалось, что разговор сейчас превратится в спор, но тут Вера неожиданно взяла себя в руки и успокоилась.
   — Прости, — сказала она. — Наверно ты права. Я просто перенервничала. Это непростительно.
   — Брось, — махнула рукой Марина. — Меня саму все трясет. Закрою глаза, и вижу, как эти два несчастных пса воют.
   Собачий вой тут же словно в ответ догнал их слух. Разговор этот был в коридоре, после чего они вошли в зал, где их ждала тетя Катя. Она была вся в нетерпении. И на лице у нее было написано, что она ждет, что ей прямо сейчас вернут дорогую ее сердцу картину.
   — Увы, тетя Катя, — поспешила разочаровать ее Азарова. — Картины у вашего соседа в квартире нет. В этом я просто уверена.
   Тетя Катя тут же сникла.
   — Зато ваши молитвы услышаны, и Николай Угодник покарал вашего обидчика. Сейчас он уже на том свете держит ответ за все свои грехи.