Васильева Марина Евгеньевна. Костюм надувной женщины

   — Мне нужно время! — простонала она. — Я должна подумать.
   — О чем тут думать?
   — Я должна оценить свои чувства. Может быть это только самообман?
   — Оценить чувства? Так ты тоже любишь меня, Вера? Скажи, любишь? Да или нет?
   — Да, — против воли прошептала Вера и тут же поправилась. — Кажется. Я не уверена…
   — Какое счастье! — выдохнул Петр. — Какое счастье!
   Солнце коснулось горизонта. Оно было маленькое, словно горошина и темно-розовое, как пятачок у поросенка. Волга продолжала величественно катить свои воды на восток. На землю опускалась вечерняя прохлада.
   За спиной любовников кто-то кашлянул. Они оторвались друг от друга и резко оглянулись.
   — Это я! — Марина помахала им ручкой. — Как мой новый наряд?
   — Отлично выглядишь, — похвалила Вера.
   — Да, — кисло согласился Ручкин. — Розовый цвет тебе очень идет. Только зря ты перевязала волосы бантом. Это слишком банально. К тому же тебе не идет открытый лоб.
   Азарова улыбнулась, но ее прищуренные глаза недобро заблестели. Второй раз Багажник сделал ей замечание по поводу внешности, а этого Марина терпеть не могла. Но стерпеть все-таки пришлось.
   — Стало прохладно, — резко сказала она. — Давайте пройдем в дом.
   — Да, шеф, — за спиной Азаровой появился Орех. — Слишком здесь место открытое. Снайпер тебя здесь запросто достанет.
   Багажник и Вера поднялись и нехотя отправились к дому. Марина пропустила их вперед и пошла следом. За ней Орех. Потом телохранители, похожие на кабачки.

ПРИБЫТИЕ ЯПОНЦА

   Наступил вечер, но картина так и не нашлась. Лаврентий ходил по дому грознее тучи. Камаз и Вентиль неотступно, словно тени, следовали за ним.
   — Что слышно о конкурентах? — спросил Лаврентий.
   — Свят и Казбек усиленно готовятся к обороне, — ответил Камаз. — Устанавливают пулеметы, натягивают дополнительные ряды колючей проволоки, рассаживают на деревьях снайперов. Теперь их так просто не возьмешь.
   — Да, упустили мы момент, — вздохнул Лаврентий. — А что Багажник?
   — То же самое, — шмыгнул носом Вентиль. — Тоже превращает свой дом в крепость.
   — А как у нас обстоят дела с обороноспособностью?
   — А что мы хуже них что ли? — пожал плечами Камаз. — Я тоже три пулемета на крыше установил. Пусть теперь только сунутся.
   — А я в кустах перед КПП гранатометчика в кустах посадил, — похвастался Вентиль. — Он первую тачку взорвет, остальные не пройдут, попадут в затор. Так что встретим врага достойно.
   — Молодцы, — похвалил заместителей Лаврентий.
   — Мы то молодцы, — хмыкнул Камаз, — да только зря это.
   — Что зря?
   — А то. Раз они тоже к обороне готовятся, значит выступать не будут. Будут нас ждать. А мы их. Вот и получится, что в первую ночь мы все друг за другом гонялись, а во вторую ночь залегли в норы все четверо и будем ждать до утра.
   — Что ты предлагаешь? Наступать?
   — Наступать тоже глупо. У нас нет для этого специальной техники.
   — Вот-вот, — вмешался Вентиль, — я сколько раз говорил, что надо бы танк купить, хотя бы старенький.
   — Нет, — не согласился Камаз, — танк быстро сжечь можно. Тем более старенький. Здесь вертолет нужен. С воздуха сначала ракетами системы «Воздух-земля», а потом, тех кто останется, из пулеметов.
   — Стратеги! — проворчал Лаврентий. — Вы когда мне картину найдете, Рокоссовские?
   Камаз и Вентиль замялись.
   — Что полы топчете? Не нашли? И чего я вас держу, дармоедов? Пристрелить на месте и все дела.
   Тут в кабинет, где происходил разговор, вбежал Академик.
   — Нашли! — закричал он. — Нашли. Картину нашли. Перец ее привез. Говорит, в машине нашел.
   В кабинет с гордым лицом вошел краснолицый малый, под мышкой у него был рулон.
   — Перец? — удивился Лаврентий. — Как же ты смог?
   — Так в машинах не искали, — радостно ответил Перец, — а я посмотрел. Под сиденьем в джипе она была.
   Он развернул рулон и вложил в руки Лаврентия полотно, на котором была копия Мадонны Литы Леонардо да Винчи.
   — О, — воскликнул Вентиль и указал пальцем на картину, — действительно знаменитая картина. Я ее где-то видел.
   — Где? — строго спросил Лаврентий.
   — Да у тестя на даче.
   — То наверно копия, — довольным голосом ответил Лаврентий и похлопал Перца по плечу. — А это подлинник. Наконец-то!
   — Эй, босс, — в кабинет вошел еще один бандит. — Тут Бобер тебе картину нашел. Смотреть будешь?
   — Что? — глаза у Лаврентия округлились. Он посмотрел на Перца, тот покраснел еще больше, но взгляда не отвел. — Еще картина?
   — Ну да.
   — Давай сюда!
   Вошел, осторожно вертя головой, низенький и пузатенький парень. Внешне он и впрямь походил на бобра. Под мышкой у него тоже был рулон.
   — Вот, — гордо пропыхтел он, словно не картину принес, а приволок выловленное из реки бревно. — Припер.
   — И где ты ее нашел? — голосом не обещающим ничего доброго спросил Лаврентий.
   — А в гараже была. Под джипом. Прямо под колесом. Наверно при разгрузке выронили.
   Бобер развернул холст, и на присутствующих воззрилась Сикстинская Мадонна Рафаэля.
   — О! — воскликнул Вентиль. — И эту картину я тоже видел.
   — Где? — проревел Лаврентий.
   — У меня пакет с ней был.
   В кабинет ввалился третий посетитель.
   — Бубен? — воскликнул Лаврентий. — Ты тоже мне картину принес?
   Бубен, высоченный и крепкий, словно дерево, парень с квадратной физиономией улыбнулся:
   — Да, босс. Принес. Вот она.
   И он развернул Атомную Венеру Сальвадора Дали.
   Лаврентий покраснел от гнева.
   — Здесь же даже младенца нет! — заорал он. — Что вы все из меня идиота делаете? Да я вас всех троих за это…
   Он не договорил, вырвал из рук Бубна картину и стал ее рвать. Холст был крепкий и не рвался, тогда Лаврентий смял его, бросил на пол и с ненавистью стал топтать его. Затем та же участь постигла и картины Леонардо да Винчи и Рафаэля.
   — Кинуть меня вздумали? — он выхватил пистолет и снял с предохранителя. — Да я…
   Перец, Бобер и Бубен шарахнулись назад.
   — Лавр! — Камаз схватил боса за руку. — Там Японец приехал. Требует встречи.
   — Японец? — Лаврентий разом забыл про трех мошенников, вздумавших его обмануть. Они воспользовались этим и быстро выскользнули из кабинета. — Японец? Он же завтра должен был приехать.
   — Нет. Он у ворот на тачке, ждет тебя.
   Все еще красный от гнева и запыхавшийся Лаврентий спешно стал приводить себя в порядок. Камаз и Вентиль помогали ему, и к воротам он вышел вполне нормальный, каким и полагается быть настоящему смотрящему.
   У КПП сверкала в солнечных лучах золотая Тойота. Рядом с ней стоял одетый в кимоно и с самурайским мечом у пояса Японец. Позади него стояли два высоких и крепких азиата. Они были в черных костюмах и держали руки за спиной. Лица у обоих были суровые и непроницаемые. Увидев Лаврентия, Японец вежливо поклонился на восточный манер:
   — Сдрастуте, Лаврентий Сан!
   — Акимото Сан! — воскликнул Лаврентий, протягивая ему руку. Затем он привлек Японца к себе, крепко обнял, громко три раза расцеловал и стал хлопать по плечам. — Добро пожаловать, дорогой! Добро пожаловать. Давно в России? А ведь я тебя только завтра жду.
   — А моя пришел сегодня. — Японец расплылся в улыбке.
   — Молодца! Молодца! — сделал вид, что несказанно рад и счастлив Лаврентий. — Сейчас мы с тобой выпьем водочки. Прошу в дом! Прошу!
   Японец радостно улыбнулся:
   — Водоцки? Моя очена водоцку увазать! Очена водоцку любить. Русска водка, луцсе японский саке будет. Очена моя водоцку увазать.
   — Вот и славно! Очень славно. А я то как рад! Так рад! Камаз, вели Прохору накрывать на стол! И водка чтобы на столе стояла царская. Ты меня понял? Царская!
   Лаврентий посмотрел на заместителя многозначительным взглядом. Тот кивнул.
   — Понял, Лаврентий Павлович! Все будет в наилучшем виде. Примем дорогого гостя, как полагается.
   — Вот и хорошо, а мы с дорогим гостем сначала в баньку. Попаримся, помоемся на дорожку.
   — Банька это хоросо. С дороги очина хоросо! — обрадовался Японец. — Моя любить русский банька. Эх, затопи ты мне банька по церному!
   Золотая Тойота вкатилась через ворота и проехала к гаражу, а Японец в сопровождении Лаврентия и своих телохранителей отправился в дом. Через два часа бани и купания в бассейне он, уже сидел за столом и с наслаждением попивал «Посольскую», которую ему Лаврентий лично подливал из хрустального графина. От удовольствия он причмокивал губами и приговаривал:
   — Хоросо! Очина хоросо. Хоросая водоцка. Очина хоросая водоцка. Крепкая.
   — А как же? Разве же я буду плохой водкой поить дорогого гостя. Это у других не водка, а тьфу, вот что это такое. Дрянь! Ей богу, дрянь! Пакость. Зато у меня! Цари такую водку пили. А ну давай еще по одной! За твое здоровье, Акимото Сан!
   — Давай, давай! — соглашался Акимото и опрокидывал очередную рюмку.
   — До дна, до дна! — приговаривал Лаврентий. — А теперь закусим. Закусим икорочкой! Вот так, правильно. Прямо ложечкой. Вкусно?
   — Кусно, кусно! — соглашался Акимото. — Очина кусно. Сейцас выпьем, закусим, потом пойдем картина смотреть. Пойдем картина смотреть?
   — А как же? Конечно пойдем. Обязательно пойдем. Давай еще по одной. Картина ведь она никуда не денется.
   — Очина больсие деньги мы заработаем, Лаврентий Сан! — как кот морщась от удовольствия, говорил Акимото. — Очина больсие.
   Лаврентий даже зубами заскрипел от досады. Ему даже плакать захотелось от обиды. Но шансы все поправить еще были. Главное, сейчас отсрочить момент объяснения с Японцем. А для этого надо сделать так, чтобы он лыка связать не мог, и никакая бы картина его не волновала. Поэтому он и велел подать царскую водку.
   Сей напиток он подавал всегда, когда хотел напоить сотрапезника до полной отключки. Из бутылки водки с помощью шприца откачивалось сто пятьдесят грамм, после чего туда же вкачивалось столько же девяносто процентного медицинского спирта. Водка становилось на два порядка крепче.
   Сам Лаврентий не пил, а ловко сливал водку в рукав, где для этой цели специально был вшит пластиковый пакет. Этот фокус не раз выручал Лаврентия, и он славился среди братвы умением выпить бессчетное количество водки и коньяка и оставаться трезвым.
   Японец понемногу пьянел. Однако у него оказался железный организм, и после того, как была опорожнена одна бутылка ноль семь, и была принесена вторая бутылка с таким же содержимым, он все еще оставался на ногах.
   — Очина хоросая водка, — бормотал он. — Очина хоросая. Крепкая!
   — Ну ты силен! — восхищался Лаврентий. — Сейчас горяченькое подадут. Пельмешечки. Любишь пельмешечки?
   — Пельмесецки моя любит. Хотя моя не китаец. Китаец все едят пельмесецки.
   — У меня пельмени русские, не китайские. По сибирскому рецепту!
   — Сибирские? Это хоросо! Моя дед была в Сибири. Она там про картину узнал. Мозет пойдем смотреть картину?
   — А как же? Обязательно пойдем! Вот поедим, выпьем и пойдем!
   Японец помрачнел.
   — Лаврентий Сан, поцему не хоцес картина моя сразу показать?
   — Да что ты! Что ты! — Лаврентий замахал руками. — Я ведь по нашему, по русски, по православному обычаю. Сначала в баньку, потом за стол и только после о деле.
   — Смотри, Лаврентий Сан! — грозно сказал Японец. — Моя не любит, когда обманывать. Моя сильно сердится. Моя мозет вот сто сделать.
   Неуловимым и стремительным движением он выхватил меч, что-то просвистело и мелькнуло в воздухе и на салфетку Лаврентия упали две половинки разрубленной ночной бабочки, которая прилетела покружиться вокруг абажура.
   Лаврентий открыл рот и долго ничего не мог сказать. Японец тоже молчал. Глаза у него закатились, и он ухнул прямо лицом в тарелку со сметаной.
   — Хорошо, что не в пельмени! — обрадовался Лаврентий. — Были бы тогда у нас неприятности с японскими городовыми.
   Телохранители Акимото подошли к нему и попытались поднять. Тот ответил на их усилия могучим храпом.
   — Вот и ладушки, — сказал Лаврентий. — Теперь с дороги и поспать не мешает. Отнесите господина Акимото в комнату. Для него уже все приготовлено. А когда он проспится, мы поговорим о деле.
   Телохранители послушно кивнули, взяли Акимото под мышки и вынесли из зала.
   — Камаз! Вентиль! — крикнул Лаврентий. — Готовь братву! Сегодня на Свята пойдем. К утру картина должна быть у нас. Иначе вся японская мафия повиснет у нас на хвосте.

ДОЛГ И ЛЮБОВЬ

   — Я так поняла, что Багажника ты охмурила, — радостно объявила Марина, как только они с Верой остались вдвоем в комнате. — Теперь ты можешь им вертеть, как собака хвостом.
   — Марина, — со стоном ответила Вера, — он сделал мне предложение.
   У Азаровой округлились глаза:
   — Чего?
   — Петр хочет на мне жениться.
   — Ни фига себе! Ну, подруга, ты даешь! Да это высший класс! Поздравляю. На такой успех я даже не рассчитывала.
   — Он хочет просить моей руки у моего отца.
   — У твоего отца? Это у Лаврентия что ли?
   — Ну да. Конечно. Не у моего же настоящего отца. Да если мой батя узнает, что я с уголовником… да он и его и меня просто убьет! Из своего именного пистолета.
   — Так, так, так, погоди. А он еще не звонил Лаврентию?
   — Вроде бы нет.
   — Тогда нам надо спешить. Иначе все откроется.
   — Ты о чем?
   — Да все о том же. Разве ты забыла, что мы задумали?
   — А мы разве уже определились?
   — Конечно. Забираем Багажника с собой, угоняем машину, его сажаем в багажник, — Марина хихикнула, — хотя, если ты конечно против, посадим его на заднее сиденье, и едем к Святу. Там меняем Багажника на картину, потом разыскиваем Ника и с триумфом возвращаемся к тете Кате.
   Вера задумалась. Глаза ее потемнели, брови нахмурились.
   — Тебя что-то не устраивает? — удивилась Марина. — Или ты думаешь, что это слишком опасно? В общем-то риск определенный есть. Надо подумать, как бы прорваться через всю эту банду без потерь.
   — Да нет, я не об этом, Марина! — чуть ли не закричала Вера.
   — А о чем?
   Вера нервно прошлась по комнате, держась руками за виски.
   — Нечестно это как-то!
   — Что нечестно?
   — Похищать человека, который тебе доверился.
   — Что за ерунда?
   — Не ерунда! Человек меня по-настоящему любит. Я не могу с ним так поступить. Он ради меня, можно сказать, отказался от всего. Даже от места главного пахана.
   Марина свистнула:
   — Тю, Верунчик! Остынь! Он просто вскружил тебе голову. Ты попалась самым банальным образом на крючок Дон Жуана.
   — Что ты такое говоришь?
   — А то говорю! — неожиданно зло ответила Марина. — Я ошиблась. Оказывается, это не ты его охмурила, а он тебя.
   — Да ты! — Вера даже задохнулась от возмущения. — Да ты так говоришь потому что Багажник не тебя, а меня полюбил. Тебе обидно. Ты такая же, как все женщины. Тьфу!
   — Ха-ха-ха! — притворно засмеялась Марина. — Это у нас уже разборки пошли самые настоящие. Бабьи. Называется, не могут поделить мужичка. Да? Между прочим, если хочешь знать, этот Багажник вообще не в моем вкусе. Ну и что, что он смазлив? Да я терпеть не могу смазливых мужиков. Подумаешь, красавчик! Тьфу! К тому же пижон, а я пижонов еще больше не люблю, чем красавцев. Мне надо, чтобы мужчина был мужчина. Мужественное лицо, твердый стальной взгляд, крепкие сильные руки. Чтобы обнять мог как следует. Еще, желательно бы усы. А этот, мальчик со скрипочкой. Да он так и остался в глубине души жалким хлюпиком.
   Грач посмотрела на Азарову почти с ненавистью:
   — А я, если хочешь знать, насмотрелась на этих, как ты говоришь, настоящих мужчин с сильными руками и стальным взглядом, и усатых и бородатых. Которые и обнять могут и помять, а потом так же все растоптать. Нет, спасибо, больше не надо. Вот они у меня все где!
   Вера резко села на постель и отвернулась. Марина подумала, подумала, потом подсела к ней. Дотронулась до плеча:
   — Вера!
   — Отстань!
   — Ну, Вера!
   — Я не хочу с тобой разговаривать! Ты злая. Думаешь, если я из армии, значит у меня сердце из камня, да? — Вера всхлипнула.
   — Ну прости! Прости пожалуйста, если я что-то не так сказала. Прости пожалуйста. Язык у меня такой поганый. Вечно гадостей наговорю человеку, а потом жалею. Дура я! Свинья. Больше не буду. Честно слово не буду. Мы же напарницы. Одна команда! Ну неужели мы сейчас поссоримся? Из-за чего? Из-за бандита?
   Марина обняла Веру и стала гладить ее по волосам и по лицу. Чуть ли не с силой повернула к себе ее лицо и поцеловала в мокрые от слез щеки. Затем показала согнутый мизинец.
   — Ну, мир? Мир?
   — А ты, — Вера покрасневшими глазами посмотрела на Марину, затем утерла прямо руками мигом распухший нос, — ты вправду это…того…
   — Чего того?
   — Тебе Багажник, то есть, тьфу, Петр, действительно не нравится?
   — Ну конечно нет!
   — Честное слово?
   — Честное пречестное! Вот нисколечко не нравится. Целуйся с ним сама. Мне он и задаром не нужен, и за деньги не нужен. Что, не веришь? Может тебе поклясться чем-нибудь?
   Вера понемногу успокоилась. Стала утирать глаза. Улыбнулась:
   — И вправду, чего это я? Вот дура, взяла и разревелась.
   — Да у тебя просто нервы расшалились. Ты же так ни разу не отдохнула.
   — И вовсе я его не люблю. Так просто, понравился парень. Вежливый такой, обходительный.
   — Правильно! — обрадовалась Марина. — А я тебе о чем и говорю? Послушай меня. Ну как ты не понимаешь, не может быть между вами что-либо общее. Кто ты, и кто он? Я просто поверить не могу, что ты влюбилась в Багажника. Да что такого он тебе наплел, чтобы ты так сразу сдалась? Про свое трудное детство? Так это у уголовников любимая фишка. Их послушать, так несчастней существ на свете нет. Да я на них в свое время насмотрелась! Знаю всех, как облупленных. Знаешь, кто мы для них? Подстилки. Им только одно надо. К тому же не забывай, кто мы. Мы сыщики и сейчас в тылу врага. Багажник думает, что ты дочка Лаврентия, поэтому прыгает перед тобой на задних лапах, как зайчик побегайчик. Это же овца в волчьей шкуре. Да если он узнает правду, то сразу нас обоих пристрелит и закопает. Про любовь он и не вспомнит. Ты же не маленькая девочка, должна понимать, что к чему. Раз уж мы в эту игру ввязались, то и надо играть по ее правилам. И роли у нас свои, так что не надо нарушать законы жанра.
   — Ты все правильно говоришь, — задумчиво ответила Вера. — В этом-то и дело. Они, это они, а я, это я. Но я все равно не могу поступить так, как ты предлагаешь.
   — Совесть что ли замучила? Офицерская честь не позволяет? Хорошенькое дело! Ладушки! Тогда давай послушаем тебя. Если ты можешь предложить более приемлемый вариант, я слова против не скажу. Сделаем по твоему. Давай, предлагай!
   Вера задумалась. Некоторое время смотрела словно в пустоту, затем из глаз у нее опять потекли слезы.
   — Я не знаю! Давай просто удерем отсюда, а Багажника брать с собой не будем.
   — Самый худший вариант и всех, что могли бы быть. Ну куда мы с пустыми руками пойдем? Думаешь, Свят нам просто так картину отдаст? Накось, выкуси. Да и потом, ты вообще знаешь, кто такой этот Свят?
   — Нет.
   — Но может быть ты знаешь хотя бы, где он живет?
   — Откуда?
   — Вот и я не знаю. Кроме погоняла у нас ничего нет. А Багажник знает. Значит только он и может привести нас к картине. Разве не так?
   — Так, — была вынуждена согласиться Вера.
   — А раз так, то у нас нет иного выбора. Хочешь, не хочешь, а Багажника придется брать. Это же, как на войне. Ты ведь брала языка?
   Вера ничего не ответила, только тяжело и горько вздохнула. Долг и любовь боролись в ее душе между собой. Марина чувствовала, что нужен еще какой-то аргумент, чтобы полностью сломить сопротивление подруги.
   — К тому же, раз он тебе так нравится, то ты должна радоваться, что мы его похищаем.
   — Это почему же?
   — Так ведь он все это время с тобой будет. А так, мы удерем, и ты его больше никогда не увидешь. Разве не обидно?
   — Обидно. Но ведь мы же его Святу сдадим.
   — Можно и не отдавать его Святу насовсем.
   — То есть как это?
   — Ну, достанем картину, а там видно будет. Может быть мы его обратно отобьем. Как тебе такой вариант?
   Вера задумалась. Кажется Марина нашла компромисс.
   — Получается, что мы просто используем его, как своего рода наживку, — сказала она.
   — Ну да. Только наживку рыба съедает. Поэтому назовем лучше Петра Ручкина подсадной уткой. Главное — найти картину.
   — Я все сделаю, чтобы Петр не попал к Святу. Землю грызть буду, а если он все же останется там, я его вызволю.
   — Да ты прям как жена декабриста. Так как? Решено?
   — Решено! — твердо сказала Вера.
   — Класс! — воскликнула Марина и протянула напарнице руку. — Мы команда!
   Они пожали друг другу руки.
   — А теперь спать! — твердо сказала Марина. — Спать и только спать. На тебе лица нет!
   — А когда же?
   — Под утро. Сейчас нельзя. Они слишком насторожены и ждут неприятностей со всех сторон. Лучше не нарываться. Операцию назначим на два часа утра, когда все эти голубчики порядком устанут и потеряют бдительность. Позже тоже нельзя, потому что начнет светать. Мы же свое темное дело должны тоже проделать в темноте.
   — Правильно, — одобрила Вера. — Ты рассуждаешь, как прирожденный стратег.
   И они улеглись спать в одну постель. Пожелали друг другу спокойной ночи. Закрыли глаза, потом вдруг Марина вскочила:
   — Черт!
   — Что такое?
   — У нас ведь нет будильника! Как же мы встанем?
   — Не переживай, — Вера зевнула и перевернулась на другой бок. — Мне не надо никакого будильника. Я тебя разбужу ровно в половине второго.
   — Ты это серьезно?
   — Так точно, товарищ командир!
   Марина легла обратно. Не прошло и трех минут, как обе они крепко спали.

ПОХИЩЕНИЕ

   Вера Грач проснулась в один час и двадцать пять минут ночи. У нее с детства были свои так называемые биологические часы, и со временем она всегда была на ты. Просыпалась и засыпала, когда хотела. На тумбочке ненавязчиво горела ночная лампа под шелковым с розами абажуром. Все было тихо. Только негромко тикали часы викторианского стиля, да посапывала под одеялом свернувшаяся в калачик Азарова.
   — Марина! — шепотом позвала Вера. — Просыпайся.
   Азарова не отреагировала, и Вере пришлось ткнуть ей в бок локтем.
   — Что такое? — плаксивым голосом протянула Марина.
   — Половина второго, — прошептала Вера. Она уже встала с кровати и быстро одевалась в темный спортивный костюм.
   Марина перевернулась на другой бок и пробормотала:
   — Сейчас, Верунчик, только пять минут еще посплю. Ладно?
   Вера приблизилась к Марининому уху и прошептала:
   — Если ты сейчас не встанешь, я вылью на тебя графин с холодной водой. Считаю до трех. Раз! Два!
   Марина подпрыгнула, вскочила с кровати и с трудом разлепила глаза.
   — Опаздываем? — спросила она.
   — Нет. Поезд движется по расписанию.
   — Пойду приму душ.
   — Ты с ума сошла? Может лучше пойдем поплещемся в бассейне?
   — Да, ты права. Ну я хотя бы лицо умою. Не могу не умываться. Глаза щиплет.
   — Быстрее! А я займусь этими, которые за дверью.
   Марина уплелась в ванную, а Вера отправилась к двери. Тихо выглянула наружу. Оба охранника были на месте. Сидели на стульях по обе стороны. Один самым бесстыжим образом храпел, закинув голову назад и широко открыв рот, другой клевал носом.
   — Эй, парни! — тихим шепотом позвала их Вера.
   Тот что клевал носом, тут же вскочил и непонимающим взглядом уставился на Веру.
   — Что такое? — спросил он.
   — Хочешь пройти ко мне? — загадочно улыбнулась Вера. — А то тут так одиноко. Мочи нет.
   С кабачка весь сон словно ветром сдуло. Он радостно заскрипел зубами:
   — А что? Почему бы и не зайти. Тут тоже одиноко.
   Он скользнул в комнату и почувствовал, как автомат словно живой выскальзывает у него из рук.
   — Что такое?
   — Тихо! — приказала Вера. — Встать на колени, руки за голову.
   Кабачок почувствовал как дуло его собственного автомата уперлось ему между лопаток и зло сказал:
   — Если стрельнешь, сюда вся братва сбежится.
   — А с чего ты решил, что я буду стрелять? Просто приложу прикладом по затылку и будешь всю оставшуюся жизнь есть манную кашу с ложечки. У тебя есть кому с ложечки кормить?
   Кабачок вспомнил, что в мире нет человека, который бы стал кормить его с ложечки и понял, что ему лучше подчиниться. Он послушно бухнулся на колени. Вера упаковала его за полминуты, заткнула рот упаковкой с колготками фирмы «Леванта», и положила на кровать, где только что лежали они с Мариной.
   Вышла посвежевшая после умывания Азарова. Вера кинула ей спортивный костюм, а сама снова выглянула в коридор. Второй кабачок продолжал храпеть. Спал он и тогда, когда Вера накинула ему на ноги ремешок, затем связывала за спиной руки. Проснулся он только тогда, когда сильная и неумолимая рука десантницы заткнула ему рот, сбросила со стула и поволокла в комнату. Здесь руку сменила вторая упаковка «Леванты» и второй охранник был положен на кровать рядом со своим напарником. Вера успокаивающе похлопала обоих парней по щекам:
   — Ну вот, теперь вам не будет одиноко. Спокойной ночи, малыши.
   Через две минуты женщины выскользнули в коридор.
   — Куда теперь? — спросила Марина.
   — В спальную Багажника.
   — А где он спит?
   — Ты думаешь, я знаю? Скорее всего, он вообще не спит. Просто надо проверить. На всякий случай.