А больше всего удивляло то, что Обри начал понимать: кто-то действительно может относиться к дракам как к развлечению. Сам он всегда выступал в спортивных командных состязаниях вполне прилично, но никогда не думал, что начнет заниматься боевыми искусствами. Он допускал, что и сейчас не занимался бы ими, если бы Штайлман не… вынудил его. Все же теперь, когда он начал чувствовать, что это такое, его больше всего удивляло как ему это нравится. С одной стороны, он добился, вероятно, лучшей спортивной формы, чем когда-либо, но и это было не главное. Он ощутил вкус к тренировке! И это важное ощущение пришло откуда-то изнутри, как результат полученных умений. То, чему он пока научился лишь показало, сколько еще надо узнать, и он решал теперь более трудную задачу, чем все, с какими он сталкивался когда-либо прежде, – однако это только усиливало удовольствие от достигнутых успехов. И уж с одним-то предрассудком ганни Хэллоуэлл и главстаршина Харкнесс справились: они убедили Обри в том, что случайный ушиб или растяжение связок – еще не конец света. Если Хэллоуэлл работал с Обри над техникой и основными стойками, то Харкнесс придерживался более простого стиля обучения, который, вероятно, объяснялся тем, что, в отличие от главного сержанта, Горацио был самоучкой. Он учил по собственной методике: лупил Обри, чтобы тот сообразил, как надо отлупить Штайлмана, используя все обретенные за время своей яркой карьеры хитрости, пока Обри не стал быстро и достаточно твердо парировать его удары. Методика работала.
   – Ты должен помнить, – помолчав, уже другим тоном сказал Хэллоуэлл, как будто прочитал мысли Обри, – то, что мы с тобой сейчас делаем, или даже то, что делаете вы с Харкнессом, отличается от того, что тебе придется делать, когда ты столкнешься со Штайлманом.
   Обри привел себя в сидячее положение и наклонил голову. Его глаза, потемнев, стали серьезными, а главный сержант слегка улыбнулся.
   – Ты быстрее его, но он – больше и сильнее. Судя по записям в его досье, он – скандалист, но не боец. Он, вероятно, попытается захватить тебя врасплох и потащить в уединенное место, поэтому первое, что ты должен делать, – быть начеку, особенно когда знаешь, что находишься в одиночестве. Если он действительно нападет первым, тебе придется нелегко, так что если это случится, быстро остановись, отступи – и атакуй сам. Что бы ты ни делал, не дерись по его правилам, потому что он способен на звериную жестокость. Ты должен уничтожить его любым способом. Не разыскивай его, не начинай первым, если не желаешь, чтобы тебя привлекли к суду за нападение, но в тот момент, когда он замахнется, свали его с ног к чертовой матери и не слишком волнуйся о последствиях. Если ты не убьешь его совсем, доктор Райдер сможет, наверное, собрать все кусочки обратно, а учитывая разницу в ваших размерах и тот факт, что он первым начал драку, тебя вряд ли осудят за то, что ты его усмирил. Но чтобы у тебя все получилось, ты должен помнить о том, что он очень сильный. Если ты попытаешься отвечать ему ударом на удар или позволишь ему диктовать свои правила, – значит, он победит. Атаку начинай как можно быстрее и решительнее, и когда он свалится, не отступай. Продолжай до тех пор, пока не будешь уверен, что он больше не встанет, понял меня?
   – Да, ганни, – очень серьезно ответил Обри.
   Мысль, что он сможет сделать то, что Хэллоуэлл только что описал, все еще казалась ему маловероятной, но уже не такой абсурдной.
   – Отлично! Тогда поднимайся, парень, и на сей раз попробуй атаковать меня не так, как это делает моя старая тетка-пацифистка.

Глава 24

   Стоя в галерее второго причального отсека торгового корабля Ее Величества «Артемида» и наблюдая стыковку шаттла для особо важных персон, Маргарет Фушьен вовсе не ощущала себя счастливой женщиной. Как правило, люди на борту «Артемиды» лезли вон из кожи, лишь бы не допустить, чтобы Фушьен чувствовала себя несчастной, поскольку на ее форме красовались четыре золотые полосы, а сама она была сугубо деловым, трезво мыслящим человеком, чего и следовало ожидать от шкипера первоклассного лайнера Звездного Королевства. Она была достойна каждого своего повышения по службе, которое когда-либо получала, и поэтому привыкла вести себя так, как считала нужным. Это была привилегия, которую она заслужила вместе с высоким рангом. Но мужчина и женщина на борту прибывающего шаттла были не простыми пассажирами, это были люди, которые выписывали – или подписывали – чеки на ее зарплату. Более того, они были владельцами ее корабля.
   Она вовсе не радовалась встрече, потому что уже более пяти стандартных лет водила «Артемиду» по силезским маршрутам, и ей не нужны были последние ориентировки Адмиралтейства, чтобы знать, что ситуация в Конфедерации неуклонно катится к чертям. И как раз сейчас она меньше всего нуждалась в ответственности за главу клана Гауптманов и его наследницу… но вряд ли ее интересы имели какое-то значение для ее работодателей. Когда стыковочный туннель открылся, она приклеила на лицо улыбку. Появился Клаус Гауптман. «Артемида» была пассажирским лайнером и, в отличие от военного корабля или грузового судна, ее огромные стыковочные туннели обладали собственным полем тяготения, так что магнат легко переступил через границу раздела в поле внутренней гравитации на борту корабля. Там он остановился и подождал, пока к нему присоединится дочь, а затем подошел к Фушьен.
   – Приветствую вас, капитан, – он протянул ей руку и Фушьен пожала ее.
   – Мистер Гауптман! Мисс Гауптман! Добро пожаловать на борт «Артемиды», – выговорила она, ухитрившись даже не стиснуть зубы.
   – Благодарю вас, – ответил Гауптман и оглянулся на женщину, только что появившуюся из туннеля.
   Фушьен и Людмила Адамс встречались во время одного из предыдущих рейсов мультимиллионера, сейчас они обменялись поклонами и краткими улыбками. Лицо Адамс было слишком хорошо тренированным, чтобы выразить то, чего она не желала показать, но Фушьен немного утешилась, заглянув в ее глаза. Ясно, что Адамс в таком же восторге от этой поездки, как и сама капитан.
   – Мы подготовили каюты владельцев для вас и мисс Гауптман, сэр, – сказала Фушьен. – Собственно, у нас на борту полно свободных мест.
   В ответ на скрытое предупреждение Гауптман коротко и напряженно улыбнулся. Вначале, когда он сообщил ей о своих планах, она бурно возражала и, несмотря на его прямой приказ закончить обсуждение, не собиралась сдаваться. Но он считал, что она не права. За последние пять или шесть месяцев пассажирские перевозки в Силезии резко снизились и дошли до того, что «Артемида» и «Афина» стали просто убыточными. Конечно, их эксплуатация никогда не была дешевой, учитывая многочисленность команды и вооружение. При массе около миллиона тонн «Артемида» не была намного больше линейного крейсера, но ее команда была в три раза больше, чем на таком грузовом судне, как «Бонавентура», и значительную часть экипажа составляли бывшие кадровые флотские, которые заботились о системах вооружения. Чтобы обеспечить прибыль, ей надо было курсировать практически с полной пассажирской загрузкой и обычно места расхватывали задолго до полета, зная про высокую скорость и безопасность полета. Теперь, однако, ситуация ухудшилась настолько, что даже такое судно не набирало нужного количества пассажиров, и капитан, некстати напомнив об этом, откровенно намекала, что хозяину следует остаться, к черту, дома и не подвергать себя опасности.
   Но не для того он сюда приехал… и Стейси не проявила ни малейшего желания прислушаться к его аргументам относительно того, как ей следует поступить. Он вздохнул, внутренне соглашаясь с капитаном, и подумал, догадывается ли Фушьен, насколько он ей сочувствует.
   – Хорошо, – сказал он, – по крайней мере, не будет слишком тесно в столовой первого класса.
   – Да, сэр, – ответила Фушьен и повела рукой в сторону лифта. – Позвольте, я провожу вас к вашим каютам, а потом снова вернусь на мостик.
 
   – Вы шутите! – воскликнул сэр Томас Капарелли.
   – Боюсь, что нет, – ответила Патриция Гивенс. – Я узнала об этом сегодня утром, только что.
   – Боже! – Капарелли судорожным жестом пригладил волосы.
   В присутствии очень немногих людей он позволял себе такой жест отчаяния. Последние сведения Разведуправления Флота о потерях в Силезии поступили всего два дня назад, и потери оказались значительно выше, чем были тогда, когда уходила на операцию оперативная группа 1037. Определенно только одного не хватало сейчас Первому Космос-лорду – чтобы самый богатый человек в Звездном Королевстве и его единственный ребенок спешно отправились в самый центр этой заварухи.
   – Мы никак не можем остановить их, – тихо сказала Гивенс, будто прочитав его мысли. А это было совсем не сложно. – Если частные граждане хотят пересечь территорию, которая фактически является военной зоной, это их личное дело. Если, конечно, мы не собираемся издать приказ задержать «Артемиду».
   – Нельзя, – вздохнул Капарелли. – Если мы начнем задерживать лайнеры, люди будут спрашивать, почему мы не задерживаем и грузовые суда тоже. Или, хуже того, торговые суда сами начнут задерживаться. И мы не сможем сознаться в том, что волнуемся только о двух пассажирах, как вы считаете?
   – Не сможем, сэр.
   – Проклятье!
   Капарелли долго смотрел в планшет, затем нажал кнопку на терминале. Не прошло и нескольких секунд, как на экране появилось лицо лейтенанта КФМ.
   – Центральный командный пункт, лейтенант Вейл.
   – Это адмирал Капарелли, лейтенант, – рявкнул Первый Космос-лорд. – Пожалуйста, соедините меня с капитаном Хелперном.
   – Слушаюсь, сэр.
   Лейтенант исчез, и вместо него на экране возник высокий коренастый офицер с четырьмя нашивками.
   – Чем могу быть полезен, сэр? – вежливо спросил он.
   – Корабль «Артемида» через одиннадцать часов отправляется в Силезию, – сказал Капарелли, сразу приступая к главному, – с Клаусом и Стейси Гауптман на борту. – Глаза Хелперна расширились, а Капарелли мрачно кивнул. – Вот именно. Мы не можем остановить их, но мне не надо говорить вам, каким боком нам с вами выйдет, если с этой парочкой что-нибудь случится. – Хелперн покачал головой, и Капарелли вздохнул. – Так как мы не можем остановить их, нам лучше послать с ними эскорт с опытным экипажем. Вы можете там найти свободный эсминец или легкий крейсер?
   – Секунду, сэр.
   Хелперн опустил глаза, и Капарелли услышал, как он набирает запрос на клавиатуре информационного терминала. Прошло, может быть, секунд тридцать, и Хелперн снова посмотрел на Первого Космос-лорда.
   – Сейчас у меня нет в наличии ни одного крейсера, сэр. Однако если вы сможете задержать их примерно на четырнадцать часов, я мог бы подтянуть «Аматэрасу».
   – Гм. – Капарелли потер подбородок и отрицательно покачал головой. – Нет. Нам нужно, чтобы все выглядело случайным совпадением. Если поднимется много шума, люди начнут спрашивать, с чего это вдруг мы решили выделить специальный эскорт для отдельного судна, а не для всех, и мне бы очень не хотелось объяснять, почему некоторые подданные ее величества более значимы, чем другие.
   – Понятно, сэр. В таком случае лучшее, что я могу предложить, это эсминец «Ястребиное крыло», он как раз сейчас загружает припасы на «Гефесте». Через тринадцать часов он должен отдать швартовы и отправиться на «Василиск». Если я прикажу коммандеру Ашеру поторопиться, он управится к намеченному времени отхода «Артемиды».
   – Выполняйте, – разрешил Капарелли. – И попросите одного из ваших людей, кого-нибудь помоложе, связаться с капитаном Фушьен. Сообщите ей, что «Ястребиное крыло» отправляется на задание в Силезию, и что совершенно случайно он готов отправиться именно сейчас. А потом спросите ее, не нужна ли «Артемиде» небольшая приятная компания.
   – Есть, сэр. Я немедленно займусь этим.
 
   Коммандер Джин Ашер, командир корабля Ее Величества «Ястребиное крыло», прочитав послание, тихо выругался. «Ястребиное крыло» не принадлежал к поколению самых современных эсминцев КФМ, но для свежеиспеченного коммандера это было самое подходящее назначение, и Ашер им гордился. Нельзя сказать, что он с нетерпением ждал шестимесячного дежурства на «Василиске», даже учитывая, что станция «Василиск» больше не считалась местом ссылки, как прежде, но он уже настроился на него… и ему очень не понравился пришедший в последнюю минуту приказ об изменении задания.
   Он еще раз перечитал послание и выругался чуть громче. «Артемида». По крайней мере, нянчиться с одним кораблем легче, чем пасти целый караван судов, а лайнеры класса «Атлас» были, к счастью, достаточно быстроходны, чтобы сделать переход коротким. Но Ашер был опытным офицером. Он умел читать между строк и видел только одну причину, по которой штаб добавил к приказу копию пассажирской декларации «Артемиды». Два имени на экране сразу бросались в глаза, и жгучей мысли о том, что у такого мстительного старого ублюдка, как Клаус Гауптман, хватило влияния, чтобы вытребовать крайне необходимый на фронте эсминец только для того, чтобы сторожить свою задницу, было достаточно для расстройства.
   Он вздохнул и, возвратив планшет с сообщением офицеру связи, посмотрел на астрогатора.
   – Изменение в приказе, Джимми. Мы идем в Силезию.
   – Как в Силезию, сэр? – удивленно нахмурился лейтенант Джеймс Сарджент. – Шкипер, у меня даже нет самых последних данных по судоходным путям в Силезии, вся моя картография загружена программами для»Василиска» и Народной Республики.
   – Тогда возьмите в центральном штабе «Гефеста». Скачайте программы из центрального поста как можно скорее, затем пошлите запрос на «Артемиду» – офицер связи станции знает, где она. Поговорите с астрогатором «Артемиды» и согласуйте все с ней. Мы будем играть в няньки.
   – Всю дорогу до Силезии?
   – Всю дорогу туда, куда бы она, к чертям собачьим, ни отправилась, если мы не сможем найти кого-нибудь внутри сектора, чтобы сбыть ее с рук, – вздохнул Ашер, – но не говорите так ее астрогатору. Потому что в отношении «Артемиды» нам придется делать вид, что нам просто по пути.
   – Замечательно, – криво усмехнувшись, сказал Сарджент – Ладно, шкипер. Я приступаю.
   Ашер кивнул и побрел к командирскому креслу. Он сел, несколько секунд уныло смотрел на чистый дисплей, а сам в уме быстро перебирал, что еще предстоит срочно выполнить. Изменение приказа о передислокации звездного корабля менее чем за двенадцать часов до выхода никогда не было легким делом, но право уведомить командующего станции «Василиск» о том, что он туда не прибудет, он предоставит центральному штабу. У него полно своих хлопот, например ускоренная догрузка необходимых запасов для судна.
   Он продумал все свои действия и нажал на кнопку внутрисудовой связи.
   – Соедините меня с боцманом, – приказал он.
 
   – … так что, если вам по вкусу наша компания, «Ястребиное крыло» будет счастлив следовать за вами по пятам до Саксонии.
   – Ну, спасибо, лейтенант, – сказала капитан Фушьен с экрана связи.
   Она с большим трудом попыталась скрыть усмешку, которая, она знала, приведет лейтенанта в бешенство, но справиться с чувствами было нелегко. Путешествие обоих Гауптманов в Силезию по-прежнему не нравилось ей ни чуточки, но эсминец для компании определенно не помешает. Она знала, как не хватает флоту боевых кораблей… а значит, последнему энсину ясно, кто из ее пассажиров послужил причиной «случайной» щедрости.
   – Пожалуйста, – ответил лейтенант. – Если по дороге случится что-нибудь непредвиденное обращайтесь к коммандеру Ашеру.
   – Конечно, – согласилась Фушьен.
   Это только справедливо, в конце концов. Флот, возможно, не желает называть это конвоем из одного судна, но именно так оно и будет. Скорость «Артемиды» позволяла Фушьен не пользоваться кораблями сопровождения и она не привыкла ходить с эскортом. Обычно она относилась к предложениям о сопровождении ее судна как к завуалированному оскорблению, но один-то раз она могла и потерпеть.
   – Ну что ж, капитан. Я уверен, что коммандер Ашер скоро свяжется с вами.
   – Еще раз спасибо, лейтенант. Мы очень признательны вам, – совершенно искренне сказала Фушьен и, когда погас экран, откинулась на спинку командирского кресла и широко усмехнулась.

Глава 25

   В тишине кубрика раздавался шелест тасуемых карт – толстые пальцы Рэнди Штайлмана тасовали колоду. Он скинул рабочую униформу, оставшись в шортах и футболке; густые волосы на его сильных мускулистых руках были похожи на темный, блестящий на свету мех. Он протянул колоду Эду Илюшину, чтобы тот взял карту, но техник систем жизнеобеспечения первого разряда – этот ранг делал его самым старшим по званию среди всех сидящих в каюте – только стукнул по колоде пальцем, отказываясь от замены, и тут же зазвенели монеты: игроки делали ставки для следующего круга.
   – Седьмой заход, – объявил Рэнди.
   Вновь зашелестели карты, раздающий отложил оставшуюся колоду и первым открыл свою карту.
   – Старшая – король бубей, – сказал он. – Что там у нас, Джексон?
   – Гм… – Джексон Каултер почесал подбородок и бросил на стол монету в пять долларов.
   – Боже, какой транжира! – Смех Штайлмана рокотал у него глубоко в животе, и он посмотрел на Элизабет Шоуфорт. – Как у тебя, дорогуша?
   – А пинок под зад не хочешь? – Шоуфорт показала пикового валета и бросила пять долларов.
   Илюшин, которому пришла десятка бубен, сделал то же самое, и Штайлман покачал головой:
   – Черт, что за компания слабаков!
   Ему самому пришла восьмерка треф, и он бросил на стол десять долларов, даже не заглянув в свои карты потом посмотрел на Ала Стенниса, пятого и последнего игрока. Стеннису шли только младшие черви, и он бросил сердитый взгляд на Штайлмана.
   – Почему ты всегда так торопишься, Рэнди? – жалобно спросил он, но поддержал ставку сдающего.
   Штайлман испытующе посмотрел на остальных трех игроков, и те по очереди поставили на кон еще по пять долларов.
   – Такая уж натура! – польщенно рассмеялся Штайлман.
   Он раздал еще по одной карте и удивленно поднял бровь, когда Каултер выложил на стол даму червей.
   – Вроде ничего, Джексон! Давайте посмотрим: у Джексона – потенциальный стрит-ройял, у дорогуши – больше ничего, у Эда – стрит, у Ала – дело швах, и… – Он подбросил на ладони девятку треф и просиял. – Ну и ну! – захохотал он. – Потенциальный флэш-стрит у того, кто раздавал!
   Он бросил на кон еще десять долларов, и остальные заворчали. Но все же сделали свои ставки, и Штайлман снова стал раздавать карты по кругу.
   Игра в покер в кубрике № 256 была вторым серьезным занятием его обитателей, и в это с трудом поверили бы многие их товарищи по команде, которые только и строили непристойные предположения по поводу того, кто с кем и чем там занимается.
   Обычно распределение по кубрикам на борту проводилось по взаимному соглашению. Первоначальное распределение происходило по прибытии членов экипажа на борт судна, но офицеры, командующие подразделениями, не возражали против того, чтобы персонал свободно менялся местами – пока сохранялось разделение между рядовыми, старшинами и офицерами. На флоте уже давно установился такой порядок при размещении, хотя морская пехота придерживалась более строгих правил: там для изменения места проживания требовалось разрешение командира.
   Флот также давно пришел к выводу, что попытка навязать сексуальное воздержание в смешанных командах не только порочна концептуально, но и попросту обречена на провал, и комитет по кадрам проводил разумную политику, выработанную за предыдущие пятьсот стандартных лет. Единственные отношения, которые были абсолютно запрещены, указывала статья 119: отношения между офицером или старшиной и любым из их подчиненных. За исключением этого ограничения, члены экипажа были свободны в выборе контактов, и всему женскому составу вживлялись контрацептивы сроком на пять лет, которые по просьбе женщины могли быть удалены. В мирное время такие запросы удовлетворялись автоматически, но во время войны они рассматривались только при наличии резервного личного состава, позволяющего осуществить замену. При этом женщины, заявившие о своем намерении забеременеть, немедленно отзывались с корабельной службы и назначались на одну из космических станций или наземных баз, где – если они действительно беременели – их проще было заменить и перевести на работу без угрозы радиационного облучения. Это было несправедливо, поскольку ограничивало женщин в рождении потомства – хотя женщины могли также использовать будущую беременность как предлог, чтобы избежать службы на борту корабля, но биология и сама по себе несправедлива, а практика вынашивания детей in vitro[15] во многом уменьшала эту несправедливость. Кроме того, комитет по кадрам обеспечивал личному составу Флота бесплатное хранение спермы и яйцеклеток и покрывал семьдесят пять процентов затрат на выращивание эмбриона в искусственной среде – с единственной целью: еще больше уравнять возможности мужчин и женщин. Несмотря на периодические жалобы, люди поняли (а главное, приняли) эту методику как лучший компромисс, который могло придумать военное ведомство.
   Такая политика означала также, что мудрый капитан и старпом в принципе не станут цепляться к тому, кто с кем спит, пока не нарушена статья 119. И все же необычно было, чтобы представитель одного пола проживал с четырьмя представителями пола противоположного, а именно это и делала Элизабет Шоуфорт. Ее выбор был тем более примечателен тем, что сексуальные интересы той же Шоуфорт не распространялись на мужчин… следовательно, она выбрала в качестве соседей Штайлмана, Каултера, Илюшина и Стенниса не для этой специфической формы социального общения. С другой стороны традиция невмешательства в личные дела персонала обеспечивала удобное прикрытие для настоящей причины по которой она желала находиться именно здесь.
   – Я думаю, Рэнди, не худо бы тебе притормозить, – проворчал Стеннис, когда Штайлман раздал карты.
   – Что, слишком большая ставка для твоих нервов?
   – Я не о покере, – произнес Стеннис намного тише и поднял глаза от карт, чтобы встретиться взглядом с остальными игроками.
   – И какого черта ты хочешь сказать, Ал? – грозно спросил Штайлман.
   Стеннис проглотил слюну, но не отвел глаза в сторону.
   – Ты знаешь, о чем я хочу сказать. – Он все-таки не выдержал, отвел глаза и окинул взглядом остальных в поисках поддержки. – Я знаю, что ты зол на Льюис, но ты испортишь нам все дело, если будешь продолжать эту бодягу.
   Рэнди Штайлман положил колоду на стол и, отодвинув стул на несколько сантиметров, повернулся и посмотрел Стеннису прямо в глаза; взгляд его был угрожающим.
   – Слушай, ты, чертов хрен, – тихим голосом произнес он. – Дело, о котором ты говоришь, это моя идея. Я его придумал, и я скажу, когда мы начнем. А что я тем временем делаю – не ваше собачье дело, всем ясно?
   В каюте внезапно наступила полная тишина, лоб Стенниса покрылся потом. Ал нервно посмотрел на закрытую дверь, а затем наклонился еще ближе к Штайлману и продолжил, очень тщательно выбирая слова, и в голосе его звучало упрямство.
   – Я не ничего не говорю против. Ты это придумал, ты это затеял, и что касается меня, то я считаю тебя главным. Но, боже, Рэнди! Если ты будешь продолжать преследовать Вундермана или искать повод для драки, ты испортишь дело всем нам. И чем тогда кончится вся наша затея? Я только хочу сказать, что мы в одной лодке, и если кто-нибудь узнает, что мы затеяли, мы все исчезнем отсюда на очень-очень долгое время. Если нам повезет.
   Рот Штайлмана искривился, а в глазах вспыхнуло пламя, но он почувствовал, что остальные тоже согласны с Алом. Они все в той или иной степени боялись его (и это доставляло ему огромное удовольствие), но для выполнения задуманного ему был нужен каждый из них. И он сознавал, что если хоть кто-то слишком испугается, то этот кто-то может просто сломаться и донести на всех, только чтобы вымолить снисхождение у военного трибунала.
   Но это не означало, что он намеревался терпеть их бухтение по поводу того, что он может и чего не может делать. Этот маленький хрен Вундерман и его подружка получат все, что заслужили. Рэнди Штайлман привык к выговорам и разжалованиям. И уж если на то пошло, он близко был знаком с тюрьмой и гауптвахтой – и, в общем и целом, считал их нормой жизни. Но никто не мог бросить ему вызов и уйти безнаказанным. Это было его железное правило, главный смысл существования. Он был так устроен, что подпитывался и процветал за счет собственной жестокости и страха, который вызывал в других. Именно чужой страх давал ему ощущение власти над людьми, и без него он неизбежно увидел бы себя таким, каким был в действительности. Он никогда не задумывался над этим, что, однако, не меняло положения вещей, и он не мог позволить Вундерману и Льюис ускользнуть от него и перестать его бояться. Даже если при этом он рисковал вылететь вон с корабля без скафандра.