– Нас вызывают, шкипер, – сказал потрясенный лейтенант Даттон из сектора связи.
   Кэслет только взглянул на него, не в силах что-либо сказать, затем снова посмотрел на обзорный экран и проглотил застрявший в глотке комок: из гравитационной тени «торгового судна» появились отлично узнаваемые импеллерные сигнатуры целой дюжины ЛАКов – его корабль взяли на прицел.
   – Включить динамик, – хрипло выкрикнул он.
   – Неизвестный крейсер, с вами говорит Хонор Харрингтон, капитан вспомогательного крейсера Ее Величества «Пилигрим», – послышалось спокойное сопрано. – Я ценю вашу помощь, мне очень жаль, что я не могу предложить вам награду, которой заслуживает ваша отвага… но боюсь, что мне придется попросить вас сдаться.

Глава 27

   Хонор стояла в галерее отсека малых летательных аппаратов и со смешанным чувством наблюдала за стыковкой бота. Она потратила два часа, заманивая пиратов, чтобы те бросились в погоню за «Пилигримом», и немного беспокоилась по поводу того, как ей удастся справиться со всеми тремя их кораблями. Ей хватило бы огневой мощи, чтобы уничтожить их, однако по крайней мере один из них имел превосходный шанс взорвать «Пилигрим», прежде чем она или ее ЛАКи прижали бы всех к ногтю. Но тут, откуда ни возьмись, примчался ее «спасать» легкий крейсер, и притом хевенитский. За долгие часы совещаний она со своими тактиками проигрывала множество всяких сценариев, но такой поворот событий никогда не приходил им в голову, и она чувствовала себя виноватой. Как-то непорядочно было позволить кораблю хевов угодить прямо в расставленную ею западню, чтобы за все хорошее основательно получить в конце концов по шее. Тот шкипер, спасая вражеский торговый корабль, потерял часть своего экипажа (более пятидесяти человек, если предварительные доклады Сьюзен Хибсон и Скотти Тремэйна точны), и теперь ей казалось ужасной неблагодарностью «вознаграждать» его, отбирая у него корабль.
   Но у нее не было выбора. Само присутствие легкого крейсера Народного Флота в Силезии требовало расследования, а данный борт был вражеским военным кораблем. Кое-что она все же могла сделать: помочь раненым – неизбежным жертвам такого неравного сражения. Анжела Райдер с двумя своими помощниками военврачами и дюжиной санитаров отправилась за ними первым же ботом.
   Хонор отступила назад, когда санитары с мрачными лицами потянулись из стыковочного туннеля, вынося тяжелораненых. В галерее собралось чересчур много морпехов «Пилигрима», но они мигом освободили дорогу к лифтам, и санитары, руководимые лейтенантом Холмсом, быстро перемещались в госпиталь со своим грузом.
   Поток раненых продолжался мучительно долго, и Хонор облегченно вздохнула, когда из туннеля показалась последняя группа людей. Первым шел мужчина в хевенитском скафандре со знаками отличия коммандера, и Хонор шагнула ему навстречу, как только он оказался в поле внутренней гравитации «Пилигрима».
   – Капитан? – очень спокойно сказала она.
   Мужчина с жесткими темными волосами разглядывал ее в течение нескольких секунд. Лицо его было бледным, а в глазах все еще держалось недоумение. Наконец он приветствовал ее с болезненной четкостью:
   – Уорнер Кэслет, гражданин коммандер, крейсер Народного Флота «Вобон».
   Он говорил так, словно находился под властью ночного кошмара. Затем откашлялся, чтобы прочистить горло, и жестом показал на мужчину и женщин, следовавших за ним.
   – Народный комиссар Журден. Гражданка лейтенант-коммандер Макмэртри, мой старпом. И гражданка лейтенант-коммандер Форейкер, мой старший тактик, – хрипло представил он подчиненных.
   Хонор кивнула по очереди каждому и протянула руку Кэслету. Он несколько секунд разглядывал ее, потом расправил плечи и протянул свою.
   – Коммандер, – она говорила по-прежнему очень спокойно, а Нимиц сидел на ее плече совершенно неподвижно, – я сожалею. Вы продемонстрировали храбрость и сострадание, помогая судну под вражеским флагом. То что вы не знали о нашем вооружении, но пошли в бой при таких неравных шансах, делает ваши действия еще более достойными, и я действительно уверена, что Вы бы справились со всеми тремя налетчиками. Я глубоко сожалею о том, что мне пришлось «в награду» захватить ваше судно. Вы заслуживаете лучшего вознаграждения, и мне жаль, что я не могу дать его вам. Не знаю, имеет ли это для вас значение, но я могу только выразить благодарность от меня лично и от имени моей королевы.
   Кэслет скривил губы и слегка покачал головой. А что еще он мог сделать! Хонор через Нимица почувствовала горькое чувство потери, владеющее им. И глубокий, обжигающий гнев – не столько на Хонор, сколько на поистине извращенную шутку мироздания. А еще страх. Это на мгновение озадачило Хонор, но потом она догадалась. Ну, конечно! Он боялся не того, что она могла сделать с ним или его людьми. Он боялся того, что его собственное правительство сделает с ними или их семьями, и Хонор ощутила новую волну гнева, на сей раз собственного. Этот человек рисковал ради благородной цели, и она с ненавистью думала о том, как собирались расплатиться с ним за это на родине.
   Он постоял, еще немного молча, а затем глубоко вздохнул.
   – Спасибо за быструю медицинскую помощь, капитан Харрингтон, – сказал он. – Мои люди…
   Голос его прервался, и она с состраданием кивнула.
   – Мы позаботимся о них, коммандер, – пообещала она ему. – Я ручаюсь за это.
   – Спасибо, – повторил он и снова откашлялся. – Я не знаю, сказали ли вам, капитан, но у нас на борту двое мантикорских подданных. Мы подобрали их на другом пиратском судне, и они пережили очень трудные испытания.
   – Мантикорцы?
   Хонор удивленно подняла брови и приготовилась задавать вопросы, но остановилась. Кэслет и его спутники были очень измучены, и самое малое, что она могла сделать для них, это дать им время, чтобы опомниться Несомненно, какой-нибудь занудный тип из Разведки Флота принялся бы долдонить, что лучший способ получить от врагов информацию – это расспросить их прямо сейчас, когда они еще не оправились от удара… Но это было бы абсолютно непорядочно. Война между Народной Республикой и Звездным Королевством была уродливой и все же Хонор Харрингтон относилась к этим людям с уважением, которого требовал их поступок.
   – Коммандер Кардонес, мой старпом, – показала она на Рафа, – проводит вас к вашим каютам. Я распорядилась, чтобы как можно скорее принесли вашу личную одежду, так что вы сможете переодеться в более удобные костюмы. Мы поговорим позже, за обедом.
   – Мои люди… – заговорил Кэслет и осекся.
   Они больше не были «его» людьми. Они были военнопленными и находились не на его ответственности, а в распоряжении Хонор. Но он уже понял, что победители отнесутся к ним должным образом. Он со своими спутниками вышел вслед за Кардонесом из галереи, два морских пехотинца сопровождали их сзади, и Хонор смотрела на них с грустной улыбкой.
 
   – Что нам делать с «Вобоном»? – спросил Кардонес.
   Они с Хонор стояли на мостике «Пилигрима», пристально рассматривая обзорный экран и обсуждая, как власти Шиллера собираются переварить случившееся. Даже силезские датчики системы наблюдения, должно быть, засекли следы короткого, но жестокого сражения, но никто не появился и не задал ни одного вопроса. Это могло означать, что губернатор Шиллера, как и Хаген, нашел «взаимопонимание» с местными пиратами, но также могло оказаться простым благоразумием, особенно если на Шиллере получили сколько-нибудь точные данные наблюдения относительно примененного в бою оружия. Согласно разведывательной информации Хонор, самой тяжелой боевой единицей Шиллера был корвет, а с такими символическими военными силами опасно раздражать того, на чьих судах установлены мощные гразеры.
   – Я не знаю, – сказала она спустя несколько секунд.
   Нимиц тихо заурчал, сидя на спинке командирского кресла, и Хонор, не отводя глаз от схемы, погладила его.
   Кэслет точно выдержал все правила капитуляции корабля. Если у капитана было время, ему полагалось эвакуировать команду на небольших летательных аппаратах, имевшихся на борту, а затем взорвать корпус, но правила войны устанавливали другие стандарты на тот случай, если корабль оказался в тактически безнадежном положении. Победителю полагалось дать врагу шанс сдаться, а капитану проигравшего корабля полагалось согласиться с неизбежным и не губить команду зазря. В конце концов, если спровоцировать разрушение судна огнем в упор, в живых останутся немногие, a quid pro quo[16] за спасение выживших было само капитулировавшее судно, которое в относительной целости доставалось победителю в качестве приза.
   Но прежде чем захваченное судно возьмут на абордаж, капитан должен очистить все базы данных компьютеров и уничтожить все секретное оборудование, и Кэслет все это тщательно выполнил. Конечно, РУФ все равно захочет детально осмотреть его корабль, и досмотровые команды Хонор еще долго будут рыться в поисках копий каких-нибудь документов. Какие-то ценные данные, пусть в небольшом количестве, все же будут восстановлены, да и к настоящему времени КФМ уже захватил достаточно много хевенитских судов, чтобы ознакомиться с их техническими достижениями. Хонор не ожидала найти на борту «Вобона» сокровищ, но все же ей надо было решить, как поступить с добычей… и пленниками.
   – Самое важное, – сказала она через несколько секунд скорее самой себе, чем Кардонесу, – не позволить хевам узнать, что мы захватили их корабль. Рост наших потерь в Познани может объяснить, что он делают здесь, но если он был частью операции по разрушению нашей торговли, он был не один. Так что мы сначала должны удостовериться в том, что наши люди узнают об их присутствии прежде, чем их люди поймут, что мы здесь делаем.
   – Правильно, мэм. Но как быть с уведомлением представителей Народной Республики?
   – В том-то все и дело, – грустно подхватила Хонор.
   Денебское соглашение требовало, чтобы воюющие стороны сообщали друг другу имена пленных и погибших в бою – обычно через Солнечную Лигу, потому что она оставалась самым сильным нейтральным государством в окрестностях. Хотя хевениты обычно были небрежны в этом вопросе, Звездное Королевство, напротив, придерживалось соглашения в точности, но все же оповестить хевов о том, что Кэслет и его люди находятся в плену, автоматически означало рассказать им, что «Вобону» крышка.
   – Мы можем немного потянуть с этим, – решила она. – Мы обязаны уведомить их правительство в «разумный период времени», а не просто «как можно скорее». Учитывая наши требования оперативной безопасности, я буду толковать это условие несколько вольно.
   Кардонес кивнул в знак согласия, а она, глядя на экран, на несколько секунд погрузилась в размышления и наконец приняла решение:
   – Корабль все еще способен передвигаться в гиперпространстве, так что мы пошлем на борт трофейную команду, лейтенант Рейнольдс примет командование, и отправим его на орбитальную станцию Грегора для дальнейшего следования в Мантикору. По пути он может зайти на андерманскую космическую станцию в Саксонии и еще раз остановиться в Новом Берлине. Я думаю, мы обязаны сообщить обо всем герцогу Рабенштранге, и мы можем просить нашего посла в Саксонии передать информацию по каналам посольства в Конфедерацию. Мы оставим донесения нашему военному атташе здесь, в Шиллере, для остальных кораблей нашей эскадры: они все появятся здесь по очереди. Это, вероятно, самый быстрый способ оповестить их без риска для нашей безопасности.
   – Так точно, мэм. А пленные?
   – У нас нет помещений для их содержания, – пробормотала Хонор, потирая кончик носа, – и я хотела бы как можно скорее доставить раненых в нормальную больницу. Мы перед ними в долгу. – Она сняла Нимица с кресла, и он уютно устроился у нее на руках, а Хонор тем временем обдумывала свое решение. – Госпиталь «Вобона» не поврежден, и его системы жизнеобеспечения находятся в хорошем состоянии. Офицеров мы оставим здесь, а на борт «Вобона» переправим большую часть рядового состава и всех раненых – а я скажу Рейнольдс, чтобы она попросила АИФ снять раненых в Саксонии.
   Кардонес кивнул в ответ. Он понимал, зачем надо отделить офицеров от рядового состава команды «Вобона»: во избежание подстрекательства на захват судна во время пути.
   – Я попрошу майора Хибсон выделить небольшое подразделение для обеспечения безопасности, – заметил он, и Хонор согласно кивнула. – Итак! – более оживленно сказал старпом, – С хевами мы решили, а как быть с пиратами?
   – С ними поступят как обычно, – ответила Хонор.
   Конечно, несколько рискованно передавать горстку выживших в сражении бандитов губернатору местной системы. Даже окажись он честным человеком, они могли проболтаться о захвате «Вобона». С другой стороны, их было не так много. Фактически не осталось никого с двух меньших судов и ни одного офицера из капитанской рубки легкого крейсера. Оставшиеся в живых знали, что они стреляли по легкому крейсеру, но вряд ли они знали, что это был хевенитский корабль, и до сих пор у них не было возможности хоть как-то узнать об этом. Однако…
   – Было бы неплохо внушить им, что они попались на удочку нашему легкому крейсеру, лежавшему в засаде – добавила она.
   – Я позабочусь об этом, мэм, – подтвердил Кардонес и отправился отдавать необходимые распоряжения.
   Хонор осталась сидеть в кресле, все еще пристально глядя на экран.
   Слишком много вопросов осталось без ответа. Совершенно неожиданным оказалось количество пиратских кораблей, а также то, что они были необычайно тяжело вооружены. Как правило, торговые суда почти поголовно безоружны, и требовалось совсем немного, чтобы заставить их сдаться, но эти пираты были снабжены огромным количеством оружия, что заметно сокращало жизненное пространство, необходимое для размещения обычно больших пиратских команд.
   Ну, по крайней мере, теперь у нее есть прекрасная возможность узнать, в чем тут дело. На первой жертве «Вобона» не выжил никто: полный отказ компенсатора и пятьдесят одна секунда безудержного ускорения – более четырехсот g – сработали чисто. Но компьютеры уцелели. Трем ЛАКам коммандера Армон потребовалось пять часов, чтобы отыскать развалюху и отбуксировать ее назад, к «Пилигриму», а команды Гарольда Чу и Дженифер Хьюз осторожно осмотрели все системы. Хонор старалась не думать об останках людей, среди которых им пришлось работать во время осмотра, и она оторвалась наконец от экрана – в надежде, что хотя бы некоторые ответы будут вскоре найдены.
 
   Уорнер Кэслет шел по коридору за лейтенантом морской пехоты, гордо расправив плечи. Это было очень нелегко, и он бесился от собственной глупости. Он потерял свой корабль, то есть совершил самый ужасный грех для любого капитана, и, что главное, – совершенно напрасно.
   Он до боли сжал челюсти. Мало пользы от сознания того, что он поступил правильно (благородно! – насмехался он над собой), учитывая нехватку сведений. Разведка не предупредила его, что монти используют корабли-ловушки. Ведь когда он пришел на помощь «Пилигриму», у него были все основания верить в то, что это действительно торговое судно. И даже ненавидя себя, Кэслет не терял уверенности в том, что принял правильное решение, исходя из имевшейся у него на тот момент информации. Но ничто не могло смягчить его презрение к самому себе… или спасти его от последствий.
   Во всяком случае, это произойдет не так уж скоро, язвительно подумал он. Народная Республика отказалась обмениваться военнопленными во время войны. Были аргументы и за, и против обмена пленными, но у монти было намного меньше населения, чем у Республики… которая уж точно не собиралась возвращать КФМ хорошо обученный персонал. Кроме того, подумал он в приливе сарказма, для поддержания равновесия нам придется обмениваться в отношении один к двадцати…
   Уорнеру Кэслету не доставляла удовольствия перспектива провести следующие несколько лет в лагере для военнопленных, даже если монти относятся к заключенным лучше, чем в Республике. Однако для его здоровья было бы лучше навсегда остаться их узником. Уж мантикорцы-то не расстреляют его за глупость.
   Он даже думал о том, чтобы попросить политического убежища, но никак не мог решиться. Он знал, что кое-кто из офицеров Народного Флота так уже поступал, например Альфредо Ю, который был теперь адмиралом грейсонского флота. Все отступники, попадись они когда-нибудь в руки хевенитов, с гарантией были бы уничтожены. Это подразумевалось само собой, но не поэтому Кэслет не мог отважиться на такой шаг. Несмотря на произвол Комитета общественного спасения и все безумные препятствия, которые Комитет и его комиссары вместе с Госбезопасностью чинили офицерам флота, Уорнер Кэслет, когда получал звание офицера, дал присягу. Он не мог отречься от присяги, как не мог позволить палачам Варнике насиловать и убивать гражданских космонавтов, которые, как он думал, составляли команду преследуемого судна. Он сам не ожидал от себя такого решения в тот момент, однако это и была истина. Даже если теперь его, вероятно, расстреляют свои же сограждане.
   Он поднял глаза, когда его сопровождающий остановился. Человек в зеленой униформе (явно не мантикорской), стоявший у закрытой двери, с удивлением посмотрел на лейтенанта.
   – Комманд… Гражданин коммандер Кэслет – к капитану, – доложил морской пехотинец.
   Кэслет скривил губы, когда морпех поправился, представляя его. Прозвучало довольно нелепо, но при этом стало какой-то странно утешительной ниточкой, связавшей Кэслета с тем человеком, каким он был всего несколькими часами раньше.
   Человек в зеленой униформе кивнул и сказал что-то по селекторной связи, а через мгновение отошел в сторону, и дверь открылась. Лейтенант тоже посторонился с почтительным полупоклоном, и гражданин коммандер, кивнув ему в ответ, прошел в дверь и замер.
   Перед ним стоял длинный, покрытый белоснежной скатертью стол, уставленный блестящим фарфором и хрусталем. Воздух наполняли восхитительные кулинарные ароматы. За столом сидели Дени Журден, Элисон Макмэртри, Шэннон Форейкер, Гарольд Суковский и полдюжины мантикорских офицеров, включая коммандера Кардонеса и молодого лейтенанта, который командовал ботом, доставившим пленников с борта «Вобона». Еще один человек в зеленой униформе стоял у стены, а третий, рыжеволосый, с цепким взглядом серых глаз, выдававшим телохранителя, бесшумно следовал за капитаном Харрингтон, когда та подошла к гостю.
   Кэслет посмотрел на нее настороженно. Тогда, в галерее стыковочного отсека, он был слишком потрясен, чтобы составить о ней впечатление. Он сердился на себя за это, хотя его поведение в момент сдачи в плен было вполне объяснимо, но сейчас он снова успокоился и внимательно оценивал представшую перед ним женщину. Судя по слухам, окружавшим ее имя, она должна быть трехметровой великаншей и выдыхать огонь. Легкая дрожь побежала у него по спине, когда она подошла ближе. Эта женщина была ночным кошмаром для всего Народного Флота – как и адмирал Белой Гавани или адмирал Кьюзак, – и Кэслет не мог представить себе, что она командует единственным занюханным рейдером в этом силезском болоте. Он смутно догадывался, что ему следовало быть благодарным мантикорцам за то, что они так по-дурацки используют ее способности, но в данный момент ему было не до рассуждений о мантикорской глупости.
   Она была высока, но двигалась необычайно грациозно. Убранные под белый берет волосы отросли намного длиннее, чем на единственной фотографии в досье разведки, а миндалевидные глаза… в реальности еще больше приводили в замешательство. Он знал, что один из них искусственный, но мантикорцы изготавливали превосходные протезы, и Кэслет не мог сказать, какой глаз был настоящим. Странно. Он знал о ее боевых навыках и невольно ожидал, что она окажется… более коренастой? Более мощной? Он не мог подобрать подходящего слова. Она была крепкой, как все уроженцы ее родной планеты с высоким уровнем гравитации, и ее руки с длинными пальцами были сильными и мускулистыми. При этом ее фигура оставалась изящной и стройной как у гимнаста, а не борца, без единого лишнего грамма веса.
   – Гражданин коммандер.
   Она протянула Кэслету руку и улыбнулась, когда он ответил на пожатие. Улыбка была приветливой и лишь самую чуточку кривобокой. Левая сторона ее рта двигалась с незначительным отставанием, и он различил едва слышимую нечеткость «р» в слове «коммандер». Наверное, это и были последствия ранения в голову, которое она получила на Грейсоне.
   – Капитан Харрингтон.
   В свете новых правил агрессивной политики Народной Республики по всеобщему уравниванию Кэслет решил избежать употребления многочисленных «элитарных» титулов Хонор, прибегнув к ее флотскому званию.
   – Прошу присоединиться к нам, – пригласила она.
   Подведя к столу, она усадила его на стуле справа от себя и только потом села сама, не сделав ни одного лишнего движения. Ее древесный кот сидел по другую сторону стола, напротив гражданина коммандера, и Кэслет увидел, как в его умных глазах цвета зеленой травы мелькнуло удивление. Одного взгляда Кэслету было достаточно, чтобы понять, как ошиблось разведывательное досье на Харрингтон, объявив кота глупым бессловесным животным, но, с другой стороны, Республика очень немного знала о древесных котах. Большинство имевшихся о них сведений были только слухами, и сами слухи оказывались очень противоречивыми.
   Светловолосый стюард разлил вино по бокалам, и Харрингтон откинулась на спинку стула, спокойно разглядывая Кэслета.
   – Я уже сказала комиссару Журдену и гражданкам коммандерам Макмэртри и Форейкер, что я хотела бы еще раз поблагодарить вас за то, что вы попытались сделать. Мы оба – кадровые офицеры флота, гражданин коммандер. Вы знаете, что я действовала под давлением своих обязанностей, но я глубоко сожалею о том, что мне пришлось подчиниться их требованиям. Я также сожалею о людях, которых вы потеряли. Я должна была выждать, пока пираты не приблизятся ко мне на расстояние действия энергетического оружия, чтобы быть уверенной в том, что смогу их уничтожить… и, конечно, в том, что ваш крейсер не сможет уйти… – Она сказала это спокойно и без обиняков, глядя ему прямо в глаза, и Кэслет почувствовал невольное уважение, – Возможно, если бы я начала стрелять раньше, некоторые из погибших остались бы живы, и я искренне сожалею, что не смогла этого сделать.
   Кэслет сухо кивнул, не доверяя своему голосу. Или, если на то пошло, не желая открыто отвечать в присутствии Журдена. Народный комиссар был в таком же непонятном положении, как и Кэслет, но при этом он оставался специальным уполномоченным и не хуже Кэслета сознавал меру своей ответственности. Не это ли являлось причиной, с иронией подумал гражданин коммандер, что теперь они понимали друг друга гораздо лучше, чем он ожидал вначале?
   – Я также хочу поблагодарить вас за то, что вы позаботились о капитане Суковском и коммандере Хёрлман, – сказала Харрингтон после небольшой паузы. – Я отослала вашего доктора Янковскую с остальной частью команды ухаживать за вашими ранеными, но мой врач уверяет меня, что она оказала исключительную помощь в лечении коммандера Хёрлман, за что я выражаю вам мою искреннюю признательность. Я уже в курсе того, что эти звери могут сделать с пленными, – взгляд ее карих глаз на мгновение стал жестким, – и я глубоко ценю ваше вежливое и внимательное отношение к нашим людям.
   Кэслет снова кивнул, а Харрингтон взяла со стола бокал и несколько секунд разглядывала его, а потом снова посмотрела на «гостя».
   – Я намерена уведомить Народную Республику о вашем теперешнем статусе военнопленных, но наша оперативная ситуация требует, чтобы мы на некоторое время отложили это уведомление. В настоящий момент, боюсь, мне придется задержать вас и ваших старших офицеров на борту «Пилигрима», но смею вас уверить, с вами будут обращаться со всей учтивостью соответственно рангу и заслугам в последнем сражении. На вас не будут оказывать никакого нажима относительно секретной информации. – При этих словах Кэслет слегка прищурил глаза, и она улыбнулась своей характерной асимметричной улыбкой. – Ну, если кто-то из вас о чем-то обмолвится, то мы, конечно, доложим наверх, но, по существу, допрос пленных – функция РУФ, а не моя. С учетом сложившихся обстоятельств я только рада этому факту.
   – Спасибо, капитан, – сказал Кэслет, и она, кивнув, продолжала:
   – Между прочим, у меня была возможность поговорить с капитаном Суковским о его пребывании на борту вашего корабля. Я понимаю, что вы не обсуждали с ним никаких оперативных вопросов, но, учитывая то, о чем вы ему рассказали, и сведения, которые мы вытащили из компьютеров каперов, я могу догадываться о том, что вы делали в Шиллере и почему пришли к нам на помощь.
   Взгляд Харрингтон снова стал жестким, и Кэслет был рад, что ее холодная ярость направлена не на него.