Вебер Дэвид Марк. Меж двух огней (Хонор Харрингтон - 6)

   Хонор кивнула, все еще потирая кончик носа, затем откинулась на спинку кресла и запустила пальцы в мягкий, пушистый мех Нимица. Годы командирского опыта научили ее держаться спокойно, но глубоко внутри закипал гнев. Она ненавидела хулиганов, она презирала подонков, которые объединялись в банду для того, чтобы внушать людям страх - о чем говорил Кардонес. Более того, жертвы Штайлмана были членами ее команды. Она не была знакома с Кирком Демпси, но она знала Вундермана, и юноша ей нравился. Однако даже не это важнее всего. Важно было то, что в обязанности Флота, а на борту "Пилигрима" Флот олицетворяла она, входило следить за тем, чтобы подобного не происходило и чтобы люди, преступающие закон, дорого за это расплачивались. Но Кардонес прав. Пока Вундерман и Тацуми отказываются называть имена и пока нельзя доказать, что Штайлман был причиной "несчастного случая" в первом импеллерном отсеке, у руководства нет никаких официальных оснований для того, чтобы призвать его к ответу.
   Хонор пристально смотрела в свой планшет. Пауза затянулась минуты на две. Капитан принимала решение молча и наконец, вздохнув, спросила:
   - Ты хочешь, чтобы именно я поговорила с Вундерманом?
   - Я не знаю, мэм, - раздельно ответил Кардонес.
   Только в одном старпом был уверен - в том, что на "Пилигриме" есть только один-единственный офицер, который мог бы заставить Вундермана открыться и это - капитан Харрингтон. Парень боготворил ее и очень доверял. Только ей он мог бы назвать виновника избиения. Но ведь мог и не назвать. И не только потому, что был почти до беспамятства напуган, но к настоящему моменту он в многочисленных беседах так настаивал на своем "падении", что изменение этой версии будет равносильно признанию во лжи, а Вундерман слишком молод, чтобы пережить такое унижение.
   - Я хотел бы попробовать сначала еще кое-что, мэм, -спустя несколько секунд сказал старпом. Хонор посмотрела на него, удивленно подняв бровь, и он улыбнулся. - Боцман решила, что Вундерман, возможно, нуждается в... э-э... в небольшом совете, - сказал он, - так вот, она попросила Харкнесса исполнить для парня роль наставника.
   - Харкнесса? - Хонор поджала губы, но все-таки не удержалась от смеха. Что-то неприятное послышалось в этом сдавленном звуке, а в ее миндалевидных глазах вспыхнуло холодное удовлетворение. - Я и не подумала об этом, призналась она. - А он сможет... придать парню уверенности, а?
   - Да, мэм. Единственно, я беспокоюсь за его склонность к прямолинейным действиям, - ответил Кардонес.
   Глаза Хонор загорелись при воспоминании о разговоре с адмиралом Белой Гавани - тот прочел ей целую лекцию о вреде прямолинейных действий. Однако временами ситуация требовала именно прямолинейности, и Хонор доверяла здравому смыслу Харкнесса и МакБрайд. Каждый офицер знал, кто в действительности приводит в движение механизмы Флота, и она очень хотела дать старшинам немного творческой свободы.
   - Хорошо, Раф, - сказала она, обстоятельно взвесив решение. - Я предоставлю вам с боцманом решить этот вопрос, но мы можем прижать Штайлмана не откладывая - наказав его за оскорбление старшины. На "капитанскую мачту"* ["Капитанская мачта" - единоличный суд капитана корабля, проводящийся в походных условиях. (Прим. ред.)] его - завтра же. Посмотрим, как ему понравится быть энерготехником третьего разряда. Кроме того, я хочу с ним немного поговорить. И пусть не спускают глаз с Вундермана и Тацуми. Не хочется, чтобы с ними случилось еще что-нибудь, прежде чем мы доберемся до сути дела. Я пока постою в стороне, чтобы дать тебе и Харкнессу некоторую свободу для маневров, но если у Вундермана будут еще неприятности, или с кем-то другим произойдет "несчастный случай" или "падение" придется прекратить церемонии. - Она мрачно улыбнулась и тихо добавила: - Абсолютно прекратить.
   * * *
   - Ну что, парень. Я вижу, ты снова на ногах.
   Обри Вундерман, морщась от боли в ребрах, быстро обернулся на звук низкого голоса. В проеме открытого люка стоял плотный, явно видавший виды главстаршина с нашивкой помощника канонира - перекрещенными ракетами. Он был крупным мужчиной (не таким большим, как Штайлман, но на пять сантиметров выше Обри) и выглядел внушительно. Обри огляделся вокруг, он понятия не имел, кто это такой... или, уж коли на то пошло, зачем этот тип пришел в госпиталь.
   - Гм, так точно, главстаршина... - неуверенно ответил он.
   - Харкнесс, - подсказал главстаршина, ткнув пальцем в имя на правой стороне груди рабочего костюма. - Я из диспетчерской эскадрильи ЛАКов.
   - А!.. - кивнул Обри, его замешательство было очевидным.
   Он не знал никого в секторе управления полетами ЛАКов, но он слышал фамилию Харкнесс. Репутация главстаршины была легендарной, хотя ходили слухи, что в последнее время он изменился. Все же Обри не мог придумать ни одной разумной причины для его посещения.
   - Так... - Харкнесс, усмехнувшись, сел на свободную койку напротив постели, в которой Обри провел два предыдущих дня. - Значит, парень, у тебя был какой-то неприятный случай.
   То, что Харкнесс называл его "парень" и обращался на "ты", не оскорбляло Обри, как при общении с другими старыми служаками, но он почувствовал знакомый холод в слове "неприятный случай". Значит, вот в чем дело. Харкнесс здесь для того, чтобы попытаться заставить его сказать правду. Обри почувствовал, как напряглось его лицо.
   - Да, - сказал он, глядя в сторону. - Я упал.
   - Дело дрянь.
   В словах старшины не было раздражения. И вообще, Харкнесс как будто забавлялся. Обри почувствовал, как на смену прежнему холоду приходит горячий румянец. В конце концов, то, что с ним случилось, забавно в последнюю очередь! Он метнул на Харкнесса горящий от гнева взгляд, но главстаршина лениво и самоуверенно усмехнулся в ответ, как большой грифонский кодьяк или сфинксианская гексапума. Обри покраснел.
   Харкнесс еще несколько мгновений выдерживал паузу, затем откинулся назад, опершись на локти, и развалился поперек кровати.
   - Слушай, парень, - довольно громко сказал он, -я знаю, что это гнилое дело, и ты сам знаешь, что это гнилое дело, и боцман знает, и даже сама Старуха знает, что это гнилое дело. Ты ведь заврался, так?
   Он выдержал взгляд Обри все с тем же ленивым вызовом и, не торопясь, кивнул, поскольку юноша ничего не ответил.
   - Да уж, и с Тацуми то же самое, - спокойно продолжал он, - я, по правде говоря, и не думаю ругать ни его, ни тебя. Штайлман - гнилой тип. Но вы же, братцы, не думаете, что на этом все и закончится, а?
   Обри еще больше похолодел, когда услышал фамилию Штайлмана. Он не называл его ни единой душе и был уверен, что и Тацуми тоже промолчал, но Харкнесс каким-то образом все узнал. Если он пойдет к боцману или старпому, Штайлман никогда не поверит, что Обри не выдавал его.
   - Я... - начал он, но замолчал и беспомощно уставился на Харкнесса.
   - Позволь мне кое-что тебе объяснить. - В низком голосе главстаршины послышалась неожиданная нотка сочувствия. - Понимаешь, я здесь не для того, чтобы просить тебя называть какие-то имена, я не собираюсь бежать к боцману или мистеру Томасу, чтобы доложить о том, что ты мне скажешь. Мне кажется, что ты сам должен пойти к ним, но это твое дело. Никто другой за тебя решать не будет. Однако ты должен хорошо подумать о том, что сказать капитану Харрингтон, если она решит поговорить с тобой лично. Слушай меня, парень когда Старуха задает вопросы, ей надо отвечать. Ты ведь не хочешь ее разозлить?
   Обри сглотнул комок в горле, и главстаршина рассмеялся.
   - Конечно, это тоже твое личное дело, и я не собираюсь указывать, как тебе поступать. Нет, - он покачал головой, - я пришел сюда для практических мероприятий.
   - Практических? - нерешительно переспросил Обри.
   - Да. Мне интересно, Вундерман, не то, что ты будешь говорить людям, а что ты собираешься с этим делать.
   - Как что делать?
   Обри сел на кровать, прижимая руку к ребрам, и облизнул губы. Выздоровление шло быстро, но он все еще немного задыхался. Он снова сглотнул комок, застрявший в горле.
   - Что... что значит "собираюсь с этим делать", главстаршина?
   - Вот что я обо всем этом думаю, - спокойно сказал Харкнесс. - Штайлман зверски тебя избил, потом, вероятно, сказал что-то вроде: "У меня есть друзья, так что заткни пасть", или еще что-нибудь в том же духе. - Он пожал плечами. - Только если ты решил держать рот закрытым, то тебе придется что-нибудь придумать, чтобы он оставил тебя в покое. Иначе он сам ни за что не отвяжется, и все повторится снова. Я знаю таких, как Штайлман. Им просто нравится измываться над людьми, они получают от этого удовольствие. Ну, и как ты думаешь справиться с ним в следующий раз?
   - Я...
   Обри замолк, лицо его выражало полную беспомощность, и Харкнесс кивнул.
   - Вот о чем я тебе и толкую. Ты ведь даже не подумал, что еще ничего не кончилось, верно?
   Обри отрицательно покачал головой, не понимая, что этим жестом молчаливо признает, что на самом деле никакого падения не было... и что Харкнесс правильно назвал того, кто его избил. Глаза Обри были прикованы к главстаршине. Харкнесс, вздохнув, продолжил:
   - Вундерман, ты - хороший парень, но чертовски зеленый еще. У тебя только два пути. Или ты идешь к боцману и говоришь ей, что на самом деле произошло, или будешь разбираться со Штайлманом сам. Или то, или другое. Потому что, если ты просто ждешь, можешь держать пари, что Штайлман измордует тебя, как только все успокоится. Так что ты выбираешь?
   - Я... - Обри опустил глаза к палубе и, глубоко вздохнув, покачал головой. - Я не могу идти к боцману, главстаршина, - признался он хриплым голосом. - Не только из-за меня, и не только из-за Штайлмана. У него есть друзья... и у меня тоже. Если я выдам его - где гарантии, что один из его друзей не отомстит мне или Джин... - Он сделал паузу и прочистил горло. Или кому-то из моих друзей?
   - Ладно. - Харкнесс пожал плечами. - Я думаю, ты не прав, но если ты так считаешь, это твое дело, к тому же я тебе не мамочка. Но тогда остается единственный выход. Ты и в самом деле готов к продолжению?
   - Нет, - безнадежно пробормотал Обри. Его плечи опустились, лицо вспыхнуло от унижения, но он заставил себя оторвать взгляд от палубы. - Я никогда в жизни не дрался, главстаршина, - сказал он с каким-то жалким достоинством. - Я даже не знаю, хватит ли у меня духа попытаться дать отпор в следующий раз, но не думаю, что чего-то добьюсь, даже если и буду сопротивляться.
   - Хватит ли духа? - повторил очень тихо Харкнесс и засмеялся. - Парень, да у тебя больше духа, чем у Штайлмана, черт возьми! - Обри заморгал, глядя на него, и главстаршина покачал головой. - Ты боишься его до смерти, но ты не в панике, - уточнил он. - Если бы ты паниковал, то закричал бы и вызвал боцмана, как только оказался в госпитале. Нет, твоя проблема, Вундерман в том, что у тебя хватает духа, чтобы не запаниковать, но малость не хватает, чтобы побежать к боцману не с перепугу, а сознательно. Потому-то ты поразмышлял и поступил, как тебе кажется, по-умному. Ты застрял где-то посередине. Но я хочу, чтобы ты подумал минутку о Штайлмане. Подумай о том, кого он решил избить. Он больше тебя примерно в два раза. Он вдвое старше, и у него в десять раз больше опыта, чем у тебя. Но разве он выбрал для драки меня? Или сцепился с боцманом? Или Брюсом Максвеллом? Нет. Он прицепился к зеленому юнцу, которого принял за легкую добычу, и все равно не забыл об осторожности, поэтому и прихватил тебя наедине. Сколько духу, по-твоему, ему на это потребовалось?
   Обри заморгал. Главстаршина ошибался относительно личной храбрости Обри (Обри-то знал про себя все точно), но он был прав насчет Штайлмана. Обри никогда не рассматривал случившееся под таким углом.
   - Слушай, вот что ты должен понять о таких людях, как Штайлман, сказал Харкнесс. - Они действуют наверняка. Штайлману нравиться избивать людей. Он получает удовольствие, обижая их, и любит чувствовать себя хозяином положения. К тому же он большой ублюдок, должен признать. Он больше меня и сильнее, а дерется нечестно. Мне кажется, что ему нравится строить из себя опасного бывалого типа. Но на самом деле он не такой уж крутой, парень. Если бы он был таким, он бы понимал, что любой может быть опасен. Даже ты.
   - Я?! - Обри уставился на Харкнесса и громко засмеялся. - Да он справится со мной одной левой, главстаршина!Да что говорить, он уже так и сделал!
   - Но ты же проходил основы рукопашного боя? -возразил Харкнесс.
   - Конечно проходил, но звезд с неба никогда не хватал. Вы же не будете утверждать, что шесть недель тренировок научили меня драться с кем-нибудь типа Штайлмана?!
   - Нет. Но это дало тебе какую-то базу, именно поэтому курс так и называется - "основы", - сказал Харкнесс с такой серьезностью, что Обри пришлось прислушаться. - "Курс", как ты знаешь, еще не может заменить реальную жизнь. Это только обучение, а ты про себя думаешь: ну что, я маленький обычный паренек, я никогда не дрался, и не собираюсь драться, и даже нисколько не хочу драться, даже если бы и мог. Примерно так?
   - Именно так, - с чувством ответил Обри, и Харкнесс рассмеялся.
   - Ну, тогда слушай меня, в чем ты не прав. Тебе придется драться. Вопрос только в том, победишь ты в драке или тебе снесут твою глупую голову. И знаешь, в чем секрет, чтобы не дать снести свою голову?
   - В чем? - спросил Обри почти против воли.
   - Первым снести голову противнику, - сказан мрачно Харкнесс. - Понял? Это настроит твои мозги на то, чтобы начать атаку, а не на то, чтобы только защищаться. Ты должен решить заранее: если потребуется, ты убьешь подлеца.
   - Я?! Убью кого-то типа Штайлмана? Да вы с ума сошли!
   - Нехорошо говорить старшим, что они сумасшедшие, парень, - сказал Харкнесс с ленивой усмешкой. - Когда я был в твоем возрасте, я был не намного больше, чем ты сейчас. Ну да, повыше, но мяса на костях было столько же. Но тогда, Вундерман, я был чертовски нахальным, не то что ты. И если ты хочешь справиться со Штайлманом и уцелеть при этом, тебе тоже надо быть нахальнее.
   - Нахальнее? Мне?
   Обри горько рассмеялся, а Харкнесс вздохнул и снова выпрямился, сидя на кровати.
   - Послушай меня, - решительно сказал он. - Я уже говорил тебе, что у тебя сейчас только два выхода, а ты сам сейчас сказал мне, что не собираешься поступать по-умному. Ладно, значит, остается одно - сделать все по-тупому, и если ты выбираешь этот путь, тебе надо кое-чему научиться. Вот зачем я здесь. Штайлман никак не ожидает от тебя одного - что в следующий раз ты сам набросишься на него, а я скажу тебе про Штайлмана маленький секрет. Он не умеет драться. На самом деле не умеет. Он никогда не учился этому, потому что он большой, сильный и наглый. Вот зачем я пришел сюда парень. Если ты хочешь научиться, как напинать ублюдку по яйцам, я и Ганни Хэллоуэлл покажем тебе, как это делается. Мы не можем обещать, что ты победишь, но кое-что гарантировать можем, Вундерман. Дай нам несколько недель, чтобы поработать с тобой, и будь уверен, ты сумеешь заставить этого ублюдка изрядно попотеть.
   Глава 23
   Обри редко чувствовал себя настолько не в своей тарелке. Он обежал глазами спортзал морской пехоты и нервно сглотнул комок в горле, глядя, как крепкие, спортивного вида мужчины и женщины уверенно и методично валяют друг друга по полу. Это не было похоже на курсы по основам борьбы без оружия, которые обеспечивал Флот своим новобранцам. Все происходящее скорее напоминало художественную форму зарядки, а не тренировку боя, цель которого - нанесение увечий. Людям на флоте не полагается опускаться до низкопробной драки. Они используют в войне мегатонные боеголовки и лучи когерентного света или гамма-излучения... Подобно большинству товарищей-новобранцев, Обри считал обучение рукопашному бою пережитком и данью военной традиции.
   Другое дело - морские пехотинцы. Им положено высаживаться в грязь и реки крови. Они совершенно серьезно относились к науке, учившей, как голыми руками разбирать на части своих собратьев. Все они были добровольцами и, подобно большинству военных в обществе, практикующем пролонг, подписывали контракт на долгий срок службы - как минимум десять стандартных лет, Что давало им уйму времени на совершенствование в выбранном ремесле.
   Большинство занимающихся в зале работали в полный контакт пользуясь только легким защитным снаряжением. Наблюдая за работой майора Хибсон Обри вздрагивал при каждом резком глухом звуке, сопровождавшем удар рукой или ногой, попадавшими точно в цель.
   Майор была очень маленькой женщиной, почти вполовину меньше своего противника, но телосложение сделало ее юркой - и, несмотря на небольшой рост, она казалось, была собрана из элементов боевой брони. Ее спарринг-партнер не был неуклюжим и обладал при этом огромным преимуществом - высокий рост и длинные руки. Было очевидно, что оба борца знают все приемы нападения и защиты. Их движения были настолько отработаны, что выполнялись автоматически, и постороннему могло показаться, что майор и ее противник заняты исполнением тщательно продуманного хореографического номера, а не пытаются сразить противника. Но они были исключительно серьезны, и, несмотря на маленький рост, Хибсон постоянно увеличивала темп. Она работала по внешнему кругу, уклоняясь от противника и нанося ему ложные удары с ослепительной быстротой. Даже Обри понял, что она пытается сделать, и был уверен, что ее противник тоже понял, но все же он вынужден был играть по ее правилам. Майор стойко переносила боль (ее партнер нанес ей несколько серьезных ударов), но она, казалось, воспринимала ее как плату за занятие, а от лучших атак противника она всегда уворачивалась. Она блокировала их или смягчала так, чтобы лишить силы, иди просто сносила удар и продолжала нападать со свирепостью, которая Обри казалась просто ужасной, и в конце концов один из самых опасных ударов противника прошел всего лишь в нескольких сантиметрах от ее головы.
   Хибсон качнулась в сторону, избежав удара, но на сей раз движение было направлено вперед, а не назад. Внезапно она оказалась в пределах досягаемости противника, и тогда быстро повернулась к нему спиной, ее нога в мягкой тренировочной обуви резко взлетела вверх в совершенно невозможном с виду ударе - назад и вверх, прямо в челюсть. Он зашатался, а ее руки уже летели вниз, хотя она все еще балансировала на пальцах одной ноги. Она ухватила его за лодыжку и рывком дернула вверх, а когда противник упал, подпрыгнула и приземлилась прямо на поверженного. Он попытался зажать ее своей медвежьей хваткой, но был почти оглушен и замешкался, лишь на долю секунды. Она уперла свой локоть, как сваезабивочную машину, в его солнечное сплетение, изогнулась, словно только что выброшенная из воды на землю рыба, и наконец встала, придавив коленом грудь партнера, тогда как ее правая рука рванулась вниз в смертельном ударе и остановилась, лишь чуть-чуть не дойдя до беззащитного горла противника.
   Обри покачал головой. Его затея была безумием! Эти люди годами обучались подобным приемам, а он был специалистом по электронике, а не морским пехотинцем. Он подумал, что его должно бы вдохновить зрелище, когда кто-то ростом с Хибсон повергает ниц огромного противника, но он видел, как тяжело ей пришлось в этом бою... и понял, какое высокое мастерство требовалось для этого. У него-то не было таких способностей, и мысль о том, что он мог каким-то образом приобрести их, прежде чем в следующий раз столкнется со Штайлманом, показалась ему смехотворной. Ему следовало развернуться и...
   - Извини, парень, я опоздал.
   Обри почти выскочил из кожи, когда увесистая рука похлопала его по плечу. Он со вздохом повернулся к старшине, и Горацио Харкнесс взглянул на него с усмешкой.
   - Кажется, ты уже двигаешься свободнее, Вундерман. Ребра почти зажили, а?
   - М-м... да, главстаршина, - пробормотал Обри.
   - Ладно! Идем со мной, парень.
   Обри хотел сказать Харкнессу, что передумал, но не мог вымолвить ни слова, и был несколько удивлен тем, что ему показалось важным сохранить уважение главстаршины. Это самолюбие, подумал он. Сколько людей пострадало из-за неуместного чувства собственного достоинства?
   Его мысли прервались, когда Харкнесс махнул рукой гиганту в выцветшем спортивном костюме. Черноволосый, темноглазый мужчина ростом был не меньше двух метров, его густые брови срослись на переносице. Плечи - невероятно широкие, лицо - темное от загара, а волосатые руки скорее напоминали грузозахватные клещи, но двигался он с неким ленивым изяществом, совершенно не подходившим такому огромному человеку.
   - Харкнесс!
   Как и у боцмана, у гиганта четко слышался грифонский акцент, а голос был еще ниже, чем у главстаршины. Он звучал тихо, почти мягко - пожалуй, владельцу редко приходилось его повышать. Харкнесс кивнул ему:
   - Ганни, это Вундерман. У него небольшая проблема.
   - Я слышал.
   Черноволосый мужчина глубокомысленно оглядел Обри, и юноша почувствовал, как его плечи сами собой распрямляются, - он понял, кто этот человек. Самого старшего и опытного из главных сержантов на борту любого корабля Ее Величества издревле неофициально называли "ганни", следовательно, этот гигант и есть старший батальонный сержант Льюис Хэллоуэлл, и его должность в рядах морской пехоты эквивалентна флотскому боцману.
   - Да ну, расслабься, Вундерман, - прогрохотал старший сержант.
   Обри заморгал, и Хэллоуэлл усмехнулся. От этого его темное, обветренное лицо внезапно стало похожим на лицо озорного мальчишки, и Обри, почувствовав, что уголки его губ тоже задергались, заставил спину немного расслабиться.
   - Уже лучше, - заметил Хэллоуэлл. - Ты среди друзей, даже если тебя приволок сюда этот паршивый старый звездоплюй.
   Обри снова заморгал, но Харкнесс только усмехнулся в ответ на слова старшего сержанта, и тот, фыркнув, снова обратился к Обри. Он указал на груду спортивных матов, Обри послушно сел. Хэллоуэлл, легко согнувшись, устроился на палубе лицом к нему, положил кулаки на колени и наклонился вперед.
   - Ладно, Вундерман, - сказал он более оживленно, - у меня к тебе есть только один вопрос: насколько ты серьезно настроен?
   Обри перевел взгляд на Харкнесса, но Хэллоуэлл решительно покачал головой.
   - Не смотри на старшину. Я хочу знать, насколько серьезно настроен ты.
   - Я... не вполне понимаю, что вы имеете в виду, старш... ганни, - чуть помедлив, сказал Обри.
   - Это не трудно, - терпеливо сказал Хэллоуэлл. - Харкнесс здесь изложил мне твою проблему. Я знаю, что за тип Штайлман, и понимаю, как здорово ты влип. Я хочу только узнать, действительно ли серьезно ты намерен выбраться из ситуации, потому что это будет нелегко и потребует много работы. Тебе придется хорошенько попотеть, а еще больше - постонать от ушибов, и временами тебе будет казаться, что мы с Харкнессом - еще худшие враги для тебя, чем Штайлман. Если ты собираешься смотаться от нас, я хочу знать это сейчас, а если ты скажешь мне, что выдержишь, то тебе надо будет сдержать слово, парень.
   Обри с трудом проглотил застрявший в горле комок. Наступил решающий момент. Он все еще безумно боялся и все больше склонялся к тому, что идея бессмысленная и ни к чему не приведет, но все-таки он зашел довольно далеко. А если он скажет Хэллоуэллу, что готов держаться до конца, то виновато будет то самое самолюбие, которое привело его в спортзал после разговора с Харкнессом. Но он понимал, что если предпримет попытку и она не удастся, этому и так уже потрепанному чувству собственного достоинства будет нанесен сокрушительный удар. Зато пока эти мысли вихрем проносились в его голове, он понял еще кое-что: он принял для себя решение. Он действительно хотел здесь заниматься и сквозь его страх начал проступать медленный, похожий на лаву, гнев.
   Обри глубоко вздохнул и, заглянув в глаза Хэллоуэлла, согласно кивнул.
   - Да, старший сержант, - сказал он и сам удивился насколько твердо прозвучал его голос, - я настроен серьезно.
   - Отлично! - Хэллоуэлл наклонился к нему и, усмехнувшись, хлопнул его по плечу с такой силой, что Обри чуть не упал. - Будут моменты, когда ты пожалеешь, что сказал это, Вундерман, - но когда мы с этим старым, траченным молью звездоплюем сделаем свое дело, тебя уже не побеспокоит ни один Штайлман во всей вселенной.
   Обри усмехнулся ему в ответ, немного нервно, но с симпатией, и Хэллоуэлл еще удобнее устроился на палубе.
   - Итак, первая вещь, которую ты должен понять, - начал он, - что у нас с Харкнессом разные стили. Я люблю хитрость и ловкость, а он предпочитает грубую силу и натиск.
   Харкнесс издал возмущенный звук, и Хэллоуэлл усмехнулся, но его низкий, мягкий голос был абсолютно серьезным,, когда он продолжил:
   - Правда в том, парень, что оба стиля работают потому, что нет опасного оружия и опасных боевых искусств. Есть только опасные люди, и если ты не являешься опасным, то нет никакой разницы в том, что ты с собой таскаешь или как хорошо ты натренирован. Запомни это прямо сейчас, потому что это та вещь, которой тебя никто, кроме тебя самого, научить не сможет. Мы можем рассказать и показать, мы можем до посинения читать тебе лекции, но пока ты не поймешь это сам, нутром, это все только слова, ясно?