Вебер Дэвид Марк. Меж двух огней (Хонор Харрингтон - 6)

   Клаус Гауптман не разделял признание его авторитета и относился к нему, в сущности, с глубочайшим презрением. Несмотря на бесчисленные академические дипломы Хаусмана, Гауптман считал его дилетантом, олицетворяющим старинную пословицу: "Кто может - делает; кто не может - учит". Самомнение Хаусмана раздражало Гауптмана - как человека, доказавшего свою собственную компетентность единственным несомненным способом: успехом. И не то чтобы Хаусман был полным идиотом. Несмотря на высокомерную нетерпимость, он оказался покладистым и очень активным сторонником стимулирования частного сектора для поддержки общественной экономической стратегии. Гауптман даже жалел этого человека, который был слепо предан идее, что правительство вправе - при всей его очевидной неспособности - диктовать частным предприятиям, как вести дела. Все же он допускал при этом, что Хаусман может быть неплохим политическим аналитиком.
   Шесть лет назад он был еще и восходящей звездой на дипломатической службе, и время от времени его до сих пор приглашали в качестве консультанта по внешней политике. Но когда королева Елизавета III испытывала к какому-либо человеку личную неприязнь, только очень прочно стоящий на ногах политический деятель рискнул бы предложить использовать впавшего в немилость - в данном случае Хаусмана - на королевской службе. А с началом войны потеряли свою ценность и мощные связи семьи Хаусман с либеральной партией. Давнишняя борьба либералов за сокращение военных расходов Звездного Королевства нанесла сокрушительный удар по их статусу, когда Народная Республика развязала наконец свою подлую войну. Хуже того, либералы объединились с Ассоциацией консерваторов и прогрессистами в оппозиции правительству Кромарти, поддержав государственный переворот, который уничтожил прежнее руководство Народной Республики Хевен. Они попытались препятствовать формальному объявлению войны, желая оттянуть активные боевые действия, ибо надеялись, что режим, возникший из хаоса государственного переворота, предложит мирный способ решения военного конфликта. Больше того, многие из них, включая и Реджинальда Хаусмана, до сих пор полагали, что имели - и утратили - бесценную возможность сохранить мир.
   Ни ее величество, ни премьер-министр герцог Кромарти с этим не соглашались. А уж тем более - народ. Вследствие этого на последних всеобщих выборах либералы потерпели сокрушительное поражение с соответствующими потерями представительских мест в палате общин. В палате лордов они пока еще оставались силой, с которой считались, но даже там они пострадали из-за недавнего перехода либералов-центристов под флаги Кромарти. Партия отнеслась к перебежчикам с демонстративным презрением, которого заслуживали идеологические предатели, но поражение либералов стало свершившейся реальностью, и потеря большого числа голосов заставила партийное руководство пойти на блок с консерваторами. Такое глубоко противоестественное положение дел обе партии терпели только потому, что, каждая по своим собственным соображениям, продолжали ожесточенно противостоять действующему правительству и всем его ставленникам.
   Их союз, однако, оказался исключительно ценным для Клауса Гауптмана. Проницательный инвестор, он потратил годы, укрепляя личные (а путем разумного размещения вкладов - и финансовые) связи по всему политическому спектру. Теперь, когда либералы и консерваторы вынужденно объединились и ощущали себя как бы осажденным маленьким гарнизоном, покровительство Гауптмана стало для обеих партий бесценным. И Гауптман прекрасно понимал: если оппозиция главным образом беспокоится об утраченном влиянии, то приверженцы Кромарти весьма озабочены своим все еще недостаточным представительством в палате лордов. Магнат научился с немалой выгодой использовать свое влияние на либералов и консерваторов.
   Использовал он его и сейчас.
   - Так что это лучшее, что они могут сделать, - мрачно сказал он. Никаких дополнительных оперативных групп. Даже ни одной эскадры эсминцев. Все, что они готовы предложить нам, - четыре судна, только четыре! И притом это "вспомогательные крейсера"!
   - О, успокойтесь, Клаус! - криво усмехнувшись, ответила Эрика Демпси. Я согласна, что это, вероятно, вряд ли серьезно изменит ситуацию, но они пытаются что-то сделать. Учитывая трудности, которые они сейчас испытывают, я удивляюсь, что им удалось сделать так много за столь короткий срок. И они, конечно, правы в том, что сосредоточили внимание на Бреслау. Только за прошедшие восемь месяцев мой картель потерял в этом секторе девять судов. Если они смогут хоть немного пугнуть пиратов, это будет уже кое-что.
   Гауптман фыркнул. Лично он был склонен согласиться, но не намеревался признаваться в этом до тех пор, пока Хаусман не заглотнет приманку. Сейчас он жалел, что Эрика вступила в разговор. Картель Демпси уступал только картелю Гауптмана, а Эрика, возглавлявшая его в течение шестидесяти стандартных лет, была столь же умна, сколь привлекательна. Гауптман, который уважал очень немногих людей, относился к ней с несомненным почтением, но именно сейчас он меньше всего нуждался в голосе чистого разума. К счастью, Хаусмана, казалось, ее логика не впечатлила.
   - Боюсь, что Клаус прав, госпожа Демпси, - с сожалением сказал он. Четыре вооруженных торговых судна не многого достигнут, хотя бы даже в силу своего количества. Они могут только обозначить свое присутствие одновременно только в четырех местах, и ни в коей мере не являются кораблями стены. Эскадра опытных пиратов сможет справиться с любым из них, а в Бреслау и Познани в настоящий момент как минимум три сепаратистских правительства. И каждое вербует каперов, которые в гробу видели все наши империалистические авантюры.
   Эрика закатила глаза. Она плохо относилась к либералам, а последняя фраза Хаусмана было прямой цитатой из их идеологической библии. Более того, Хаусман, при всем неприятии текущей войны, считал себя военным экспертом. Он рассматривал любое применение силы как свидетельство глупости и неудачной дипломатии, но это не мешало ему с восторгом играть в солдатики (разумеется, с безопасного расстояния). Он всегда с готовностью объявлял, что его интерес объясняется исключительно тем фактом, что, подобно врачу, любой дипломат-миротворец должен изучить болезнь, против которой он борется. Гауптман сомневался, что это заявление могло одурачить кого-либо, кроме товарищей по партии. Более того, Реджинальд Хаусман был втайне твердо убежден, что, стань он великим завоевателем, подобно Наполеону Бонапарту или Густаву Андерману, он превзошел бы их по всем статьям. Так уж получилось, что изучение военных проблем не только позволило наслаждаться чужими острыми ощущениями, удовлетворявшими его порочные инстинкты, но и создало ему репутацию "военного эксперта" либеральной партии. Тот факт, что большинство королевских офицеров - независимо от рода войск - относились к Реджинальду Хаусману как к отъявленному подлецу и трусу, его ни в малейшей мере не беспокоил. Он умудрялся воспринимать презрение военных как основанную на страхе враждебность, порожденную его меткой и острой критикой этих солдафонов.
   - А что касается меня, мистер Хаусман, - сказала Демпси ледяным тоном, - то я готова согласиться на любую "империалистическую авантюру" при условии, что моих людей перестанут убивать.
   - Я очень хорошо вас понимаю, - заверил Хаусман, явно не замечая ее презрения. - Проблема в том, что из авантюры-то ничего не выйдет. Я сомневаюсь, что даже Эдуард Саганами - да и любой другой адмирал, коли на то пошло, - смог бы чего-то достичь с такими ничтожными силами. Самый вероятный результат таков: кого бы ни послало туда Адмиралтейство, операция закончится гибелью всех кораблей... - Он печально покачал головой. - За прошедшие три стандартных года Флот во многих ситуациях проявил близорукость. Я очень боюсь, что эта идея -всего лишь очередная ошибка Адмиралтейства.
   Несколько секунд Демпси разглядывала политика, затем фыркнула и отошла в сторону. Гауптман с облегчением посмотрел ей вслед и снова обратился к Хаусману:
   - Боюсь, вы правы, Реджинальд. Тем не менее это все, что мы можем получить. В данных обстоятельствах я любым способом хотел бы увеличить шансы на успех.
   - Если Адмиралтейство настаивает на совершении подобной глупости, мы мало что можем сделать. Они посылают чрезвычайно слабое подразделение прямо льву в пасть. Всякий, кто изучал историю, мог бы сказать им, что дело закончится позором.
   На одно лишь мгновение, вопреки собственным планам, Гауптман почувствовал непреодолимое желание устроить этому всезнайке жестокую выволочку. Он не был бы первым, кто не устоял перед соблазном, но, к сожалению, и предыдущие попытки ни к чему не привели, а цель, которую преследовал Гауптман, не позволяла ему открыто выразить свое презрение, как это сделала Эрика.
   - Я понимаю, - произнес он вместо того, что очень хотелось сказать, - и вы, несомненно, правы. Но я хотел бы извлечь максимально возможную пользу из их присутствия там, прежде чем их уничтожат.
   - Хладнокровно, но прагматично, - вздохнул Хаусман.
   Гауптман скрыл кривую усмешку. При всем своем праведном неприятии милитаризма, Хаусман, как и большинство теоретиков, беспокоился о судьбе жертв куда меньше, чем "милитаристы", которых он так страстно презирал. В конце концов, все погибшие добровольно согласились на беззаветную преданность и опасную службу, и потом: невозможно сделать яичницу, не разбив яиц. По наблюдениям Гауптмана, люди, которым действительно приходилось посылать других на смерть, обычно намного осторожнее подходили к принятию решения, чем кабинетные "эксперты". Сам он скорее сожалел о том, что внутренне согласен с прогнозом этого хлыща относительно вероятной судьбы кораблей-ловушек, но ответ Хаусмана показал, на какие кнопки следует нажимать в предстоящем разговоре.
   - Совершенно верно, - ответил Гауптман. - Но вот ведь проблема: без хорошего командира им мало что удастся сделать, прежде чем они погибнут. В то же время, я думаю, едва ли можно рассчитывать на то, что Адмиралтейство пошлет способного офицера для командования обреченным на гибель экипажем, особенно если они планировали всего лишь маневр для ослабления политического давления на военных. Вероятнее всего, мы столкнемся с тем, что они свалят всю ответственность на никчемного недотепу, а когда все стихнет, только обрадуются, что избавились от него.
   - Скорее всего, - тотчас согласился Хаусман, готовый, как всегда, приписывать милитаристам самые коварные макиавеллиевские помыслы.
   - А в таком случае, мы должны предпринять все возможное, чтобы удержать их от этого варианта, - убежденно сказал Гауптман. - Если их операция единственная поддержка, какую они собираются нам оказать, то мы имеем все права требовать, чтобы они провели ее с максимальной эффективностью.
   - Я примерно представляю... - задумчиво ответил Хаусман.
   Похоже, он в уме просматривал сейчас список возможных кандидатур на должность командующего эскадрой, но в планы Гауптмана не входило позволить Хаусману сделать собственное предложение, по крайней мере до тех пор, пока он не вставит в этот список своего протеже. И сделает это так ловко, чтобы не дать Хаусману возможность с ходу отвергнуть командующего, который нужен картелю Гауптмана.
   - Трудно найти офицера, - сказал магнат, старательно изображая вдумчивый мысленный поиск, - способного хорошо выполнить свое дело, но такого, которым Адмиралтейство согласится рискнуть! Чересчур умный нам тоже не подойдет... - Хаусман поднял бровь, и Гауптман пожал плечами. - Я полагаю, что нам нужен хороший воин. Тактик, озабоченный лишь тем, как лучше всего распорядиться кораблями, а не стратег, который будет постоянно размышлять об изначальной бесперспективности своей миссии. Тот, кто привык трезво смотреть на вещи, вероятно, поймет, что вся операция в целом - не более чем жест, и тогда он вряд ли решится действовать достаточно агрессивно.
   Он сделал паузу, пока Хаусман размышлял над его словами. А ведь что он сейчас сказал, если по сути? Что им нужен командир, который ввяжется в безнадежный бой, обречет на смерть себя и несколько тысяч других людей. Он был достаточно честен (во всяком случае, перед самим собой) чтобы признать, что такая постановка вопроса была изрядно подлой. Однако воевать и погибать - в этом и заключается долг людей в форме. Если им удастся в ходе операции помочь Гауптману спасти свое имущество и пошатнувшееся положение в Силезии, он постарается свыкнуться с мыслью об их трагической гибели. А вот у Хаусмана никакой прямой заинтересованности в Силезии нет. Для него все это не больше чем интеллектуальное упражнение. И даже теперь Гауптман не был уверен, что у политика хватит хладнокровия приговорить тысячи мужчин и женщин к почти неминуемой смерти: жертвы ведь реальные живые люди, а не просто предполагаемые потери на симуляторе.
   - Я понимаю, что вы имеете в виду, - пробормотал Хаусман, пристально глядя в бокал. Он потер бровь и пожал плечами. - Я бы не хотел напрасных жертв, но если Адмиралтейство идет на этот шаг, вы правильно описываете офицера, который идеально подходит для выполнения данного поручения, - он тонко улыбнулся. -Вы хотите сказать, что нам нужен некто, у кого смелости больше, чем мозгов, но чтобы при этом его тактический талант перевешивал личную глупость.
   - Именно об этом я и говорю.
   Несмотря на собственные осторожные маневры, Гауптману было неприятно бравирование и очевидное презрение Хаусмана к человеку, которому уготовано умереть, выполняя свой долг. Но магнат намеревался сейчас сказать совсем другое.
   - И думаю, я могу припомнить как раз такого офицера, - произнес он, улыбаясь собеседнику.
   - И кто же это?
   Некий оттенок в голосе Гауптмана заставил политика оторвать взгляд от бокала. Смутное подозрение отразилось в его карих глазах, в голове мелькнула неясная догадка. Ему нравилось ощущать себя "посвященным" в интриги высокопоставленных лиц, и Гауптман знал это. Как знал и то, что ему навсегда заказан вход в круг посвященных после скандального происшествия на планете Грейсон.
   - Харрингтон, - тихо сказал магнат.
   Сказал - и увидел, как Хаусман мгновенно вспыхнул от ярости лишь при одном звуке этого имени.
   - Харрингтон? Вы, должно быть, шутите! Это абсолютно сумасшедшая женщина!
   - Конечно. Но разве мы только что не договорились - нам нужен именно ненормальный? - возразил Гауптман. - У меня свои счеты, и весьма серьезные, я уверен, что вы это помните, но, сумасшедшая она или нет, у нее отличный послужной список. Я никогда не предложил бы назначить ее на должность, на которой требуется трезво и практически мыслящий человек, но в данном случае она абсолютно подходит для главной нашей задачи.
   Ноздри Хаусмана задрожали, на щеках вспыхнули ярко-красные пятна. Из всех людей во вселенной он больше всего ненавидел Хонор Харрингтон... и Гауптман прекрасно понимал почему. И хотя на свете существовало совсем немного вопросов, по которым он мог бы согласиться с Хаусманом, в отношении Харрингтон Гауптман полностью разделял чувства экономиста. В отличие от Хаусмана, он не стремился игнорировать ее достоинства, но это ни в коей мере не означало, что эта женщина ему нравится. Она доставила ему серьезные неприятности и нанесла немалые финансовые потери восемь стандартных лет назад, когда раскрыла причастность его картеля к попытке Хевена взять под контроль систему Василиска. Правда, тогда Гауптман ничего не знал о деятельности своих служащих... К счастью, ему удалось доказать в суде личную невиновность - что, впрочем, не спасло картель от огромных штрафов и пятна на добром имени.
   Клаус Гауптман был не из тех, кто спокойно сносит вмешательство в свои дела. Он отдавал себе в этом отчет и наедине с собой соглашался, что эту черту можно считать его слабостью. Но вместе с тем бешеная нетерпимость составляла часть его движущей силы, давала ему энергию, заставлявшую идти от одной победы к другой, и поэтому он был готов мириться с отдельными случаями, когда темперамент холерика подводил его и подталкивал к ошибкам.
   С этим он мирился. Как правило. По крайней мере, он так думал. Как правило. Но не в случае с Харрингтон. Она не просто поставила его в неловкое положение, она посмела угрожать ему!
   Он стиснул зубы, поскольку в памяти вновь закрутились неприятные воспоминания. Когда административное самоуправство Харрингтон стало невыносимым, Гауптман лично отправился на станцию "Василиск". Он не знал в то время ни о предательских планах хевенитов, ни о том, как все могло обернуться, но эта женщина стоила ему денег, больших денег, а конфискация одного из судов картеля в наказание за контрабанду стала для него пощечиной, и с этим он уж никак не мог смириться. И - понесся, чтобы проучить нахалку. Но этого ему не удалось сделать. Она фактически проигнорировала его, как будто даже не поняла (или ее это не интересовало), что он был самим Клаусом Гауптманом! Она была осторожна в словах, пользовалась канцелярским языком и скрывалась за официальным мундиром и своим положением старшего офицера в звездной системе, но она фактически обвинила его в прямом соучастии в контрабанде.
   Она задела его за живое. Он признавал это - как и то, впрочем, что действительно обязан был тщательнее следить за операциями своих торговых агентов. Но, черт побери, как он может полностью контролировать такую махину, как картель Гауптмана, да еще в подобных мелочах? Именно для этого он и нанимает торговых агентов, чтобы те заботились о деталях, которые он охватить физически не способен. И даже если бы она полностью доказала его вину (а не доказала ведь!) - как осмелилась дочь простого йомена разговаривать с ним так дерзко? Она была жалким коммандером, всего-навсего капитаном легкого крейсера, который он мог бы купить на карманные деньги! Как она посмела говорить с ним таким резким, холодным тоном?
   Однако она посмела, и Гауптман, потеряв терпение, перестал церемониться. Она не знала, что его картель был держателем контрольного пакета акций медицинской компании ее родителей, работавших врачами на Сфинксе. Он всего только намекнул невзначай о возможных последствиях для ее семьи - что, мол, может случиться, если она вынудит его защищать себя и свое доброе имя посредством неофициальных методов. А она мало того что отказалась отступить, она пошла гораздо дальше. Она ответила куда более страшной, поистине смертельной угрозой.
   Никто, кроме них двоих, не слышал ее слов. Только это обстоятельство его и спасло; ибо означало, что никто никогда не узнает, как Хонор Харрингтон угрожала убить его, если он только осмелится предпринять что-нибудь против ее родителей.
   Несмотря на глубокую, жгучую ярость, Гауптман даже теперь почувствовал озноб, вспомнив холодные как лед миндалевидные глаза и голос, которым она объясняла, что собирается сделать. Он и тогда поверил сразу, а три года назад она доказала, насколько реальной была угроза: убила на дуэли одного за другим двух мужчин, причем первый из них был профессиональным наемным бретером. Если и были ему нужны доказательства того, что с Харрингтон надо быть очень осторожным, то те два поединка сделали свое дело.
   Сейчас ненависть к Харрингтон объединила его с Хаусманом (что случалось крайне редко) - поскольку именно Хонор разрушила дипломатическую карьеру Хаусмана. Она не только отказалась выполнить его приказ отвести мантикорскую эскадру из системы Ельцина и оставить планету Грейсон беззащитной перед союзниками хевенитов, но попросту врезала ему по морде, когда он попытался заставить ее подчиниться. Она сбила его с ног в присутствии свидетелей, а жгучее презрение, с которым она тогда говорила, невозможно было скрыть. К настоящему времени все влиятельные люди в точности знали все, что она тогда сказала, с холодной, злой скрупулезностью обличая его трусость. Официальный выговор, который она получила за то, что ударила королевского посланника, был с лихвой возмещен полученным одновременно дворянским титулом - не говоря уж о лавине почестей, которую народ Грейсона обрушил на спасительницу планеты.
   - Я не могу поверить, что вы говорите серьезно, -холодный, жесткий голос Хаусмана вернул Гауптмана к действительности. - Боже мой, ну и дела! Эта женщина не лучше обыкновенного убийцы! Вы знаете, как она загнала Северную Пещеру в тот поединок? Она имела невероятную наглость бросить ему вызов прямо в Палате Лордов, а затем подстрелила его, как зверя, невзирая на то, что у него уже кончились патроны! Вы не можете серьезно предлагать ее ни на какую командирскую должность после того, как мы наконец вынудили ее уйти со службы.
   - Да вот как раз и могу. - Гауптман одарил молодого человека холодной, тонкой улыбкой. - Именно потому, что она сумасшедшая и очень опасна, мы должны использовать ее в наших собственных интересах. Подумайте об этом, Реджинальд. Несмотря на все ее дурные качества, она - опытный боевой командир. О, я согласен, что в промежутках между сражениями ее следует держать на цепи. Она чертовски высокомерна, и я сомневаюсь, что она когда-либо хотя бы пыталась усмирить свой характер. Черт возьми, давайте будем честными и признаем, что у нее все задатки одержимого маньяка! Но она действительно умеет воевать. Это, может быть, единственная задача, для которой она приспособлена. Если кто-нибудь действительно может, прежде чем погибнуть, нанести пиратам реальный урон, так это она.
   В последней фразе он придал своему голосу шелковистую мягкость, сделав легкое ударение на слове "погибнуть", и в глазах Хаусмана вспыхнул неприятный огонек. Ни один из них никогда не выразился бы определеннее, но слово прозвучало, и Гауптман заметил, что молодой человек глубоко вздохнул.
   - Даже если предположить, что вы правы - только предположить! - я не вижу, как это можно осуществить, -сказал наконец Хаусман. - Она в отставке, и Кромарти никогда не рискнет вновь призвать ее на действительную службу. После того как она при всех бросила вызов Северной Пещере, палата придет в ярость, стоит только внести подобное предложение.
   - Не исключено, - ответил Гауптман, сильно сомневаясь в правильности выводов экономиста.
   Два года назад он, несомненно, согласился бы с Хаусманом, но теперь мнение Гауптмана сильно изменилось. Харрингтон удалилась на Грейсон, чтобы вступить в права "землевладельца Харрингтон", полноправной феодальной правительницы поместья, специально созданного тамошним Протектором и названного в ее честь. В сан землевладельца грейсонцы возвели ее в знак благодарности за оборону их родной планеты. Учитывая позорную роль, сыгранную Хаусманом в той самой обороне, вряд ли стоило удивляться, что он игнорирует иностранные титулы, но картель Гауптмана был глубоко вовлечен в обширные промышленные и военные программы, реализуемые в системе Ельцина с тех пор, как Грейсон присоединился к Мантикорскому Альянсу. Не доверяя собственному опыту общения с Харрингтон, Гауптман провел тщательный анализ ее положения на Грейсоне и выяснил, что она имеет там больше власти и влияния, чем кто-либо в Звездном Королевстве, включая самого герцога Кромарти.
   Взять для начала тот факт, что она была, вероятно (сами грейсонцы, возможно, даже не отдавали себе в этом отчета), самым богатым человеком на их планете, особенно с тех пор, как ее корпорация "Небесные купола Грейсона" стала приносить прибыль. А если добавить мантикорские вложения, которыми управлял Уиллард Нефстайлер, то к настоящему времени она почти наверняка по праву могла называться миллиардером - не так уж плохо для бизнесмена, начальный капитал которого складывался исключительно из призовых выплат. Но для грейсонцев ее богатство едва ли имело значение. Она не только спасла их от оккупации, но также вошла в число восьмидесяти представителей высшей знати, которые управляли их миром, не говоря уже о втором по значимости чине офицера в их флоте. Несмотря на вялое отвращение, которое могли бы испытывать к ней наиболее консервативные из грейсонских теократов, большинство грейсонцев почти обожествляли чужестранку.
   Более того, она фактически второй раз спасла систему Ельцина в начале прошлого года. Независимо от всего того, что думает о ней палата лордов, информационные сообщения о Четвертой Битве при Ельцине сделали ее почти такой же героиней в глазах населения Звездного Королевства, какой она была на Грейсоне. Если бы правительство Кромарти, обладавшее сейчас относительно устойчивым большинством в палате лордов, попыталось вернуть Харрингтон на службу Короне в Мантикору, Гауптман был уверен, что такая попытка увенчалась бы успехом.
   К сожалению, и Кромарти, и Адмиралтейство, казалось, не были склонны рисковать, опасаясь неизбежной и опасной межпартийной борьбы в парламенте. Но даже при всем их желании вряд ли они сочли бы уместным назначать офицера такого высокого уровня командовать четырьмя жалкими вооруженными торговыми кораблями черт знает в какой дали от зоны активных боевых действий. А вот если бы предложение поступило от другого источника...