Страница:
— Матотаупа! — сказал Харка. Он сказал это твердо как мужчина. — Ты меня воспитал, на тебя и на твои поступки я смотрел, когда я рос. Я не знаю страха, не боюсь я и твоего ножа. Но я убью твоего белого брата только тогда, когда ты сам будешь готов убить его. Я сказал. Хау.
Отец посмотрел на своего сына как на человека, который был для него нов и чужд, как на человека, которому он уже не в силах возразить.
Угасали уголья. Никто не подбрасывал больше веток. Густая тень постепенно окутывала отца и сына: сначала лицо, потом плечи и наконец — ноги. В хижине похолодало. Ветер завывал и свистел в щелях. Снаружи шумела река, кричала сова.
Харка потянул на себя кожаное одеяло, взятое им из родной палатки в ту ночь, когда он покинул ее вместе с изгнанным отцом. Он завернулся в него, подобрав колени, чтобы занять как можно меньше места. Закрыл глаза Матотаупа улегся спать на шкуру бизона.
Утром оба поднялись рано, и ни один из них не знал, спал ли другой. С восходом солнца они пошли по мокрому от росы лугу к реке, выкупались, потерли свое тело песком и смазали жиром. Они взяли из хижины одеяла и направились к блокгаузу. Потом Харка повел мустангов к реке, чтобы напоить их, а пока они паслись — сидел на берегу. Матотаупа пошел в блокгауз. Никогда еще индейцу воздух этого дома не казался таким неприятным, как в это утро. Пахло потом, грязью, крепким табаком, вином и жареным луком.
Люди начинали вылезать из-под одеял. Дженни вошла с огромной метлой и начала подметать. Мэри положила в очаг дров и зажгла огонь, чтобы согреть большой котел. Бен еще храпел. Накануне он много выпил и теперь отсыпался.
Джо сидел на своем обычном месте у стоящего в углу стола на пристенной скамье и курил сигару. Генри сидел рядом. Матотаупа подошел к ним и, достав трубку, раскурил ее. Джо постарался не показывать, что он ждет решения Матотаупы, но индеец не хотел бесполезно тратить время.
— Мы пойдем с тобой охранять тебя и Генри.
— Хорошо. — Джо выпустил клуб дыма. — Ты сказал» мы «. Кого ты имеешь в виду, Топ?
— Меня и моего сына — Гарри.
— Отлично. Джим тоже дал согласие. Вы трое стоите больше, чем три сотни краснокожих отравителей. Я в этом уверен.
— Считай более осторожно, — ответил Матотаупа не без некоторой иронии. — Если придет Тачунка: Витко, то я займусь только им.
— Если ты с ним благополучно справишься, то это будет не хуже победы над тремя сотнями.
Топ только пожал плечами. Слово Джо было по душе Матотаупе, но индейцу было трудно говорить в это утра Он пошел к коням и Харке. По дороге он увидел Рэда Джима, который мылся у реки, Матотаупа его приветствовал, но тот, словно бы не заметив индейца, хотел направиться в дом.
Матотаупа пересек его путь и остановился.
— Топ? Привет! — сказал Джим. — Ну что ты решил?
— Я иду с Джо.
— Хорошо. Я тоже. А Гарри?
— Пойдет с нами.
— Ну ладно.
Джим направился к блокгаузу, Матотаупа пошел к Харке и коням.
Для тех, кто отправлялся с изыскателями, это был последний день в блокгаузе Беззубого Бена. Хозяин предчувствовал неплохую выручку на проводах гостей, которые идут на довольно рискованную авантюру. Да, они сегодня будут пить и не будут держаться за каждый цент. Госпожа Мэри уже с полдня начала подготовку. Бен расставлял бутылки с виски. Дженни украсила свои волосы красным бантом и работала особенно прилежно.
Наступил вечер. Пошел дождь, и поэтому гости заполнили блокгауз раньше, чем обычно. Стол в углу как всегда занимали Джо, Джим, Генри и Матотаупа. Джо уже осушил пару кружек и теперь с жаром рассказывал о предстоящем строительстве трансконтинентальной дороги. Индеец слушал молча и внимательно. Джим несколько раз ударил кулаком по столу. Генри только посмеивался. За другим столом тоже курили и пили. Рядом играли в карты. Джим наблюдал некоторое время за игрой, а потом вытащил собственную колоду карт из нагрудного кармана.
— Э-э, Бен! — крикнул он.
Хозяин поспешил к столу.
— Игра.
— Эх, я занят.
— Ерунда. Останься. Всего один круг.
— Нет, это не для меня, кто счастлив в любви…
Джим рассмеялся.
— А, с твоей Мэри! Блестяще. Именно поэтому! Садись ты, женатый мошенник! Мне нужно выкрасть из твоего кармана пару центов, которые я заплатил поутру.
— Ну и нахал же ты!
— Был, есть и буду таким. Иди сюда, беззубый пройдоха!
Хозяин начал сердиться, но не мог противиться искушению. Генри тоже согласился. Игра началась.
Матотаупа смотрел, пытаясь постичь правила игры. Джо, оставаясь наблюдателем, начал объяснять ему. Когда Бену после изрядной потери удалось немного отыграться, Джим обратился к Матотаупе:
— Не хочешь ли с нами?
— Ну что ж, попробую.
Матотаупа поставил несколько центов и выиграл. Снова поставил и опять выиграл. Казалось, ему везет. Но Джо заметил, что Джим нарочно дает выиграть индейцу. В конце концов Матотаупа выиграл у белых около двух долларов.
— Человек! Ты же меня сделаешь нищим! Чем же я заплачу за кружку вина или за медвежатину, которую уже поджарила Мэри?
— Вы — мои гости, — неожиданно торжественно сказал индеец.
— Браво!.. Бен! Окорок! Топ платит.
Хозяин мгновенно бросился выполнять просьбу.
Пока в блокгаузе происходили эти события, Харка продолжал оставаться у коней. Он снял с себя всю одежду, кроме пояса, и капли дождя стекали по его коже. Но дождь тревожил его не больше, чем лошадей, он смотрел на проходящие тучи, прислушивался к шуму реки. Доносился до него и возрастающий шум и смех в блокгаузе. И чем больше проходило времени, тем громче были голоса.
К ночи мустанги насытились. Харка привел их в загон. Дождь усилился. Юноша накинул на себя одеяло и прислонился к стене блокгауза. Он умел спать и стоя, а идти в блокгауз у него желания не было. Искать свою хижину тоже не хотелось, так он и остался у лошадей и дремал, прислонившись к стене. Полусонный, он слышал доносящийся из дома шум.
С рассветом из дома с ведрами вышла Мэри.
— Дженни! — крикнула она резко.
Появилась дочка. Ее волосы были спутаны, и выглядела она очень бледной.
Мать крикнула:
— Неси воду, будем будить свиней.
Харка повел мустангов к реке несколько ниже места, где брали воду женщины. Мэри наполнила ведра водой, а потом сказала Харке:
— Твой старик напился. Иди, вытащи его на свежий воздух.
Харка ничего не ответил и даже не пошевельнулся. Он подождал, пока женщины наполнили ведра и ушли от реки. Потом отвел коней в загон и вошел в дом, чтобы взять свои вещи. Вышел наружу, подготовил коней, навьючил на них поклажу и остался ждать, пока не выйдет отец.
Рэд Джим — он тоже вчера много выпил, но, видимо, способен был много и выдержать — в это время вышел из дома и направился к Харке.
— Гарри! Где ты там торчишь? Не разыгрывай драмы. Выпивать должен каждый, а кто не умеет — пусть учится! Первый раз платит тот, кого учат. Пойдем вытащим твоего отца наружу.
Харка не удостоил белого даже взглядом.
— Ах, ты не можешь видеть пьяных? Эх, мальчик! А еще хочешь быть скаутом на постройке дороги.
Харка взял коней и отвел в сторону.
Джим посмотрел ему вслед и проворчал про себя:» Мальчик, ты мне не нравишься «.
Двумя часами позже, когда солнце уже освещало реку и луга, все были на ногах. Матотаупа опустил голову в воду и сразу протрезвился. Он был очень бледен. Губы его были плотно сжаты, когда он подошел к Харке, чтобы взять своего коня. Осунувшееся лицо мальчика было единственным укором отцу.
Матотаупа смотрел в землю.
— Харка — Твердый Как Камень, никогда больше твои отец не будет пить этой колдовской воды.
Молодой индеец не ответил на это обещание, но он спросил:
— Кто тебе дал колдовскую воду?
— Бен.
Матотаупа чувствовал себя разбитым и испытывал угрызения совести, однако с обычной легкостью он вскочил на коня.
— Едем, — сказал он Харке. — Джо приказал мне разведывать дорогу. Белые пойдут за нами.
Индейцы подняли коней и скоро исчезли между холмами.
КАРАТЕЛЬНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Отец посмотрел на своего сына как на человека, который был для него нов и чужд, как на человека, которому он уже не в силах возразить.
Угасали уголья. Никто не подбрасывал больше веток. Густая тень постепенно окутывала отца и сына: сначала лицо, потом плечи и наконец — ноги. В хижине похолодало. Ветер завывал и свистел в щелях. Снаружи шумела река, кричала сова.
Харка потянул на себя кожаное одеяло, взятое им из родной палатки в ту ночь, когда он покинул ее вместе с изгнанным отцом. Он завернулся в него, подобрав колени, чтобы занять как можно меньше места. Закрыл глаза Матотаупа улегся спать на шкуру бизона.
Утром оба поднялись рано, и ни один из них не знал, спал ли другой. С восходом солнца они пошли по мокрому от росы лугу к реке, выкупались, потерли свое тело песком и смазали жиром. Они взяли из хижины одеяла и направились к блокгаузу. Потом Харка повел мустангов к реке, чтобы напоить их, а пока они паслись — сидел на берегу. Матотаупа пошел в блокгауз. Никогда еще индейцу воздух этого дома не казался таким неприятным, как в это утро. Пахло потом, грязью, крепким табаком, вином и жареным луком.
Люди начинали вылезать из-под одеял. Дженни вошла с огромной метлой и начала подметать. Мэри положила в очаг дров и зажгла огонь, чтобы согреть большой котел. Бен еще храпел. Накануне он много выпил и теперь отсыпался.
Джо сидел на своем обычном месте у стоящего в углу стола на пристенной скамье и курил сигару. Генри сидел рядом. Матотаупа подошел к ним и, достав трубку, раскурил ее. Джо постарался не показывать, что он ждет решения Матотаупы, но индеец не хотел бесполезно тратить время.
— Мы пойдем с тобой охранять тебя и Генри.
— Хорошо. — Джо выпустил клуб дыма. — Ты сказал» мы «. Кого ты имеешь в виду, Топ?
— Меня и моего сына — Гарри.
— Отлично. Джим тоже дал согласие. Вы трое стоите больше, чем три сотни краснокожих отравителей. Я в этом уверен.
— Считай более осторожно, — ответил Матотаупа не без некоторой иронии. — Если придет Тачунка: Витко, то я займусь только им.
— Если ты с ним благополучно справишься, то это будет не хуже победы над тремя сотнями.
Топ только пожал плечами. Слово Джо было по душе Матотаупе, но индейцу было трудно говорить в это утра Он пошел к коням и Харке. По дороге он увидел Рэда Джима, который мылся у реки, Матотаупа его приветствовал, но тот, словно бы не заметив индейца, хотел направиться в дом.
Матотаупа пересек его путь и остановился.
— Топ? Привет! — сказал Джим. — Ну что ты решил?
— Я иду с Джо.
— Хорошо. Я тоже. А Гарри?
— Пойдет с нами.
— Ну ладно.
Джим направился к блокгаузу, Матотаупа пошел к Харке и коням.
Для тех, кто отправлялся с изыскателями, это был последний день в блокгаузе Беззубого Бена. Хозяин предчувствовал неплохую выручку на проводах гостей, которые идут на довольно рискованную авантюру. Да, они сегодня будут пить и не будут держаться за каждый цент. Госпожа Мэри уже с полдня начала подготовку. Бен расставлял бутылки с виски. Дженни украсила свои волосы красным бантом и работала особенно прилежно.
Наступил вечер. Пошел дождь, и поэтому гости заполнили блокгауз раньше, чем обычно. Стол в углу как всегда занимали Джо, Джим, Генри и Матотаупа. Джо уже осушил пару кружек и теперь с жаром рассказывал о предстоящем строительстве трансконтинентальной дороги. Индеец слушал молча и внимательно. Джим несколько раз ударил кулаком по столу. Генри только посмеивался. За другим столом тоже курили и пили. Рядом играли в карты. Джим наблюдал некоторое время за игрой, а потом вытащил собственную колоду карт из нагрудного кармана.
— Э-э, Бен! — крикнул он.
Хозяин поспешил к столу.
— Игра.
— Эх, я занят.
— Ерунда. Останься. Всего один круг.
— Нет, это не для меня, кто счастлив в любви…
Джим рассмеялся.
— А, с твоей Мэри! Блестяще. Именно поэтому! Садись ты, женатый мошенник! Мне нужно выкрасть из твоего кармана пару центов, которые я заплатил поутру.
— Ну и нахал же ты!
— Был, есть и буду таким. Иди сюда, беззубый пройдоха!
Хозяин начал сердиться, но не мог противиться искушению. Генри тоже согласился. Игра началась.
Матотаупа смотрел, пытаясь постичь правила игры. Джо, оставаясь наблюдателем, начал объяснять ему. Когда Бену после изрядной потери удалось немного отыграться, Джим обратился к Матотаупе:
— Не хочешь ли с нами?
— Ну что ж, попробую.
Матотаупа поставил несколько центов и выиграл. Снова поставил и опять выиграл. Казалось, ему везет. Но Джо заметил, что Джим нарочно дает выиграть индейцу. В конце концов Матотаупа выиграл у белых около двух долларов.
— Человек! Ты же меня сделаешь нищим! Чем же я заплачу за кружку вина или за медвежатину, которую уже поджарила Мэри?
— Вы — мои гости, — неожиданно торжественно сказал индеец.
— Браво!.. Бен! Окорок! Топ платит.
Хозяин мгновенно бросился выполнять просьбу.
Пока в блокгаузе происходили эти события, Харка продолжал оставаться у коней. Он снял с себя всю одежду, кроме пояса, и капли дождя стекали по его коже. Но дождь тревожил его не больше, чем лошадей, он смотрел на проходящие тучи, прислушивался к шуму реки. Доносился до него и возрастающий шум и смех в блокгаузе. И чем больше проходило времени, тем громче были голоса.
К ночи мустанги насытились. Харка привел их в загон. Дождь усилился. Юноша накинул на себя одеяло и прислонился к стене блокгауза. Он умел спать и стоя, а идти в блокгауз у него желания не было. Искать свою хижину тоже не хотелось, так он и остался у лошадей и дремал, прислонившись к стене. Полусонный, он слышал доносящийся из дома шум.
С рассветом из дома с ведрами вышла Мэри.
— Дженни! — крикнула она резко.
Появилась дочка. Ее волосы были спутаны, и выглядела она очень бледной.
Мать крикнула:
— Неси воду, будем будить свиней.
Харка повел мустангов к реке несколько ниже места, где брали воду женщины. Мэри наполнила ведра водой, а потом сказала Харке:
— Твой старик напился. Иди, вытащи его на свежий воздух.
Харка ничего не ответил и даже не пошевельнулся. Он подождал, пока женщины наполнили ведра и ушли от реки. Потом отвел коней в загон и вошел в дом, чтобы взять свои вещи. Вышел наружу, подготовил коней, навьючил на них поклажу и остался ждать, пока не выйдет отец.
Рэд Джим — он тоже вчера много выпил, но, видимо, способен был много и выдержать — в это время вышел из дома и направился к Харке.
— Гарри! Где ты там торчишь? Не разыгрывай драмы. Выпивать должен каждый, а кто не умеет — пусть учится! Первый раз платит тот, кого учат. Пойдем вытащим твоего отца наружу.
Харка не удостоил белого даже взглядом.
— Ах, ты не можешь видеть пьяных? Эх, мальчик! А еще хочешь быть скаутом на постройке дороги.
Харка взял коней и отвел в сторону.
Джим посмотрел ему вслед и проворчал про себя:» Мальчик, ты мне не нравишься «.
Двумя часами позже, когда солнце уже освещало реку и луга, все были на ногах. Матотаупа опустил голову в воду и сразу протрезвился. Он был очень бледен. Губы его были плотно сжаты, когда он подошел к Харке, чтобы взять своего коня. Осунувшееся лицо мальчика было единственным укором отцу.
Матотаупа смотрел в землю.
— Харка — Твердый Как Камень, никогда больше твои отец не будет пить этой колдовской воды.
Молодой индеец не ответил на это обещание, но он спросил:
— Кто тебе дал колдовскую воду?
— Бен.
Матотаупа чувствовал себя разбитым и испытывал угрызения совести, однако с обычной легкостью он вскочил на коня.
— Едем, — сказал он Харке. — Джо приказал мне разведывать дорогу. Белые пойдут за нами.
Индейцы подняли коней и скоро исчезли между холмами.
КАРАТЕЛЬНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
На четвертый день пути всадники с двумя проводниками-индейцами — Матотаупой и Харкой — переправились через Северный Платт. Здесь они обнаружили следы, которые пересекали их путь. Целый отряд недавно прошел тут. Кони были подкованы, — значит, это отряд белых. Конники не делали ни малейших попыток замаскировать свои следы и, по-видимому, не опасались противника. Судя по отпечаткам копыт, они двигались то рысью, то галопом и путь держали на северо-запад.
Индейцы подозвали Джо и Джима и показали следы. Джим наклонил голову:
— Я думаю, белые в этой местности нам не помеха.
— Следы говорят, что они восьмичасовой давности, — пояснил Матотаупа Джо.
— Значит, нетрудно догнать этих людей? — спросил инженер.
— К вечеру можно нагнать, — ответил Матотаупа. — Такие всадники рано остановятся на привал.
— Да… Но нам с ними не по пути, мы идем на юго-запад. Пожалуй, неплохо, если Топ и Гарри догонят отряд, узнают, что это за люди. Ты, Джим, останешься с нами: несколько дней мы обойдемся одним разведчиком.
У Джима нашлись возражения:
— Речь идет о белых. Индейцу, который попадется им на пути, придется кисло. Я думаю, не следует посылать Топа и Гарри. Они, конечно, сумеют провести разведку, но если дело дойдет до разговоров, лучше, чтобы с ними был кто-нибудь из нас.
— Нельзя же отправить всех разведчиков, — сказал Джо. — Меня все это очень интересует, и я сам поеду с Топом и Гарри, а ты, Джим, останешься с нашими людьми.
— Согласен.
Джо и Джим вернулись к группе, чтобы объявить свое решение. Индейцы дождались Джо и вместе с ним направились по следу. Матотаупа ехал впереди, Харка — замыкающим, Джо, едущему посредине, пришлось приноравливаться к индейцам и, как они, менять галоп на шаг и снова скакать галопом.
Скоро Матотаупе стало ясно, что его расчет верен. И отец, и сын почувствовали близость больших костров. Матотаупа пустил мустанга шагом и обратил внимание Джо на легкий запах дыма.
— Мы подъедем к ним открыто? — спросил инженер.
Матотаупа прямо не возразил, но и не сказал» да «: не в обычаях индейцев было выдавать себя, прежде чем они не узнают, кто перед ними.
— Ну, как ты думаешь, Топ?
— Мой сын здесь может кое-чему поучиться. Мы остановимся и пошлем его разузнать, что это за люди. Задача не из трудных: всадники чувствуют, что сильны, и не соблюдают осторожности.
— Что ж, согласен. Предоставим Гарри проявить свои способности, — добродушно согласился Джо, слез с коня и закурил сигару, последнюю сигару, которую он долго берег.
Матотаупа тоже слез с мустанга, опустился на траву и вытащил трубку.
Харка отнесся к поручению с должной серьезностью. Он стреножил коня и, слегка пригнувшись, поднялся на ближайший холм. С возвышенности были видны костры, их можно было даже сосчитать. Харка решил дождаться наступления сумерек и рассмотреть все поближе. Он даже надеялся подслушать разговоры: ведь по вечерам у костров люди обычно не прочь поболтать. Харка подумал и о том, что за белыми могут вести наблюдение и другие разведчики-индейцы: лагерь был на расстоянии дневного перехода от Лошадиного ручья и мест охоты рода Большой Медведицы. Этих разведчиков-индейцев Харка опасался больше, чем белых.
Белые обычно ведут себя неосторожно, а огонь выдает их с головой, в особенности по ночам. Конечно, Матотаупа знал об этом, посылая Харку. Но хотя он и сказал, что задача нетрудная, легкой она не была — предстояло самостоятельно провести разведку, и отец посчитал его достаточно внимательным и сообразительным для выполнения этого дела. Мальчик не сомневался, что отец проследит за каждым его шагом, чтобы узнать, насколько он осторожен, наблюдателен и хитер. Эта мысль занимала Харку, пожалуй, не меньше, чем соображения об опасностях, с которыми он мог встретиться во время поиска.
Сначала Харка двигался довольно быстро — не было никакого резона терять время на излишнюю осторожность. Однако он не упускал лагеря из поля зрения, используя для наблюдения каждую высотку. Приблизившись к кострам, он уже понял, что отряд расположился в долине небольшого, текущего на северо-восток ручья. Берега его поросли ивой, ольхой и мелким кустарником.
Харка установил, что кони белых держались двумя табунами по одну и по другую сторону ручья, что костров было пять, один — на правом берегу и четыре — на левом, что сам лагерь вытянулся вдоль излучины. Примерно посредине лагеря берег был особенно высок, и уж если белые люди не выставили здесь дозора, — значит, они глупее собачек прерий… Впрочем, Матотаупа всегда говорил сыну, что не следует считать врага глупцом, надо, наоборот, думать, что он сообразителен и хитер, вот почему Харка, хотя и не обнаружил на круче дозорных, все же считал, что они там могут быть, так же как и в кустах с обоих концов вытянувшегося в линию лагеря. Предводитель отряда, по всей видимости, тоже где-то поблизости от высотки: ведь это и посредине лагеря и недалеко от коней, рассуждал Харка и соображал, как бы ему подобраться поближе. Под прикрытием деревьев и кустарников он решил дойти до ручья, переправиться через него и, описав большую дугу севернее лагеря, подкрасться к нему с другой стороны.
Так он и поступил: осторожно по кустарнику пробрался на высотку. При этом он заметил, что на самом деле был не единственным разведчиком. Кроме него по меньшей мере еще двое наблюдали за лагерем: один — на противоположном берегу, другой — на этом же, совсем неподалеку. И оба — индейцы: у одного, у того, что напротив, Харка успел заметить косичку, у того, что был рядом, мелькнула в траве оторочка мокасин. Рассудив, что все разведчики обеспокоены главным образом тем, чтобы их не обнаружили белые, Харка сосредоточил все свое внимание на лагере.
Становилось совсем темно. Топтались кони, потрескивал огонь костров, слышались голоса людей. Харка подползал все ближе и ближе до тех пор, пока не смог отчетливо слышать каждое, даже негромко произносимое слово. Да, белые люди оказались очень беспечны. Харка теперь убедился, что они и не подумали выставить дозорного на высотке.
И только юный разведчик расположился поудобнее, как ветки соседнего куста неслышно раздвинулись и разведчик-индеец улегся совсем рядом с Харкой, видимо тоже собираясь подслушивать. Харка схватился за рукоятку ножа и приготовился к прыжку. Однако сосед не выказывал никаких враждебных намерений. Оба быстро посмотрели друг на друга и оба снова устремили все свое внимание на лагерь.
Ни тот, ни другой не шевелились, только Харка нет-нет да и посматривал на соседа. Расстояние между разведчиками было чуть больше протянутой руки. Харка присматривался, и казалось ему, что он знает этого парня, хотя и не видит в темноте лица. Он был довольно мускулист и широкоплеч. Эти руки… эти плечи… нет, Харка не мог ошибиться, не мог ошибиться даже в ночной темноте. Как часто Харка мерился с этим парнем в силе и ловкости у палаток рода Медведицы, состязался с ним в плавании, в скачках на конях! И Харка всегда брал верх, а этот, хотя и был старше (а это был именно он — Шонка), терпел поражения. С детства у них были недружелюбные отношения, и даже тогда, когда умер отец Шонки — вождь мирного времени — и Матотаупа взял к себе в палатку вдову и ее сына, их отношения не стали лучше. От Четана Харка знал, что Шешока — мать Шонки — теперь вышла замуж за пленного Тома Без Шляпы И Саппог и что Том сбежал от нее… И вот Шонка теперь рядом с ним, Харкой, лежит под соседним кустом и наблюдает за лагерем.
Довольно громкоголосый белый подошел к ближайшему костру. Каждое его слово отчетливо доносилось до Харки. Однако белый говорил очень быстро, и Шонке, который почти не знал английского языка, уж конечно, ничего не понять. Харка подумал, что только он сам сможет как следует во всем разобраться.
Пятьдесят три человека, расположившиеся здесь, составляли отряд так называемой милиции: тут были и лесорубы, и трапперы, и разведчики, и земледельцы, и скотоводы — словом, все те, кого можно было встретить на аванпостах цивилизованного мира по границе с» диким» Западом. Они направлялись покарать род Медведицы за отравление изыскателей.
Отряд был многочислен, хорошо вооружен, и выполнение задачи казалось людям делом простым и почти безопасным. Они намеревались совершить налет на Лошадиный ручей, где «эта банда убийц» весной обычно разбивала свои палатки. Они собирались разрушить палатки, растоптать и перестрелять вокруг них все живое. Белые подробно обсуждали план нападения, ведь с наступлением утра им оставалось только сесть на коней и приступить к осуществлению задачи.
Отношение Харки к услышанному было двойственным. Два года назад он вместе с изгнанником-отцом принял участие в отражении напавших на род Медведицы пауни, но ни вожди, ни старейшины даже не поблагодарили их за это. Воины рода Медведицы могут в этот раз обойтись без их помощи, ведь у них есть оружие. С другой стороны, там Уинона — сестра Харки, которую он так любил, там Унчида — бабушка, заменившая ему мать… И он не может их защитить? Харка даже представить себе не смел, что Унчиду и Уинону будут топтать, истязать, могут даже убить!.. Тут Харка невольно подумал о лежащем рядом Шонке, который наверняка не только не пошевельнет и пальцем, чтобы защитить Уинону и Унчиду, но даже, наверное, будет рад их несчастью.
Харка прикинул: белые люди хотят двинуться с восходом солнца и около полудня уже покончить с родом Медведицы… Если сейчас же отправиться в путь, то еще до восхода солнца можно успеть предупредить Уинону… а та предупредит всех, даже ненавистного жреца, даже старейшин, которые несправедливо осудили Матотаупу, даже Четана, который считает Харку сыном предателя. Всех предупредит Уинона, ведь не будет же она молчать. А если велеть ей молчать? Но тогда ей не убежать в лес, не вызвав подозрения. Как быть? О том, чтобы слова белого перевести Шонке, у Харки не возникало и мысли: этого парня он ненавидел.
Харке надо было вернуться к отцу и Джо, сообщить им обо всем. Но Джо, в конце концов, может узнать о том, что предприняли белые люди, и днем позже, и это ничего не изменит. Может быть, даже лучше, если он узнает позже, потому что он, наверное, захочет принять участие в налете — и тогда пропадут все, кто живет на Лошадином ручье, ведь Джо сам пережил «утро мертвых рыб».
Это опасение как-то отодвинуло все другие соображения Харки. Нет, нет, Джо не должен сейчас узнать об этих планах! Надо сначала предупредить Уинону. Может быть, все же удастся помочь сестре и бабушке…
Харка выполз из кустов так, что сосед ничего не заметил. Он отполз достаточно далеко и оказался в долине, по которой хотел выбраться в открытую прерию. Ничто не свидетельствовало об опасности. Харка поднялся и побежал по холмистой прерии на северо-восток.
И вдруг какой-то звук послышался Харке позади… Потом где-то в стороне… Неужели его преследует Шонка или тот разведчик, косичку которого он заметил на другом берегу?
Харка остановился. Внешне он был совершенно невозмутим, однако беспокойство его росло — он чувствовал присутствие человека…
А ночь по-прежнему оставалась безмолвной. Может быть, тот, другой, кто преследует его, тоже остановился, чтобы не выдать себя? Молодой индеец не был человеком, который легко отказывается от поставленной задачи. Он взял в руки револьвер, решив при надобности стрелять, и снова побежал. Временами ему слышался топот человеческих ног, но он уже не останавливался и не прислушивался, решив, что, в конце концов, и разведчик рода Медведицы тоже может спешить этим путем к Лошадиному ручью.
Чем ближе был Харка к Лошадиному ручью, чем скорее приближался момент встречи с сестрой и бабушкой, тем страшнее и страшнее становились видения кровавого торжества белых. Харка тяжело дышал, судорожно раскрывая рот. Еще один поворот — и уже совсем рядом долина Лошадиного ручья.
Вот он карабкается на высокий берег. Ветер освежает его вспотевшую спину. Сквозь ночной туман доносится журчание полой воды. И только поднялся он, как из мрака и тумана возникла перед ним человеческая фигура.
Харка смотрел и не двигался.
Перед Харкой стоял индеец. Волосы его были расчесаны на пробор, верхняя часть тела обнажена, в руках — ружье.
Это был Матотаупа.
Харка чувствовал, что и отец пристально смотрит на него. И раз Матотаупа не таясь стоял перед ним, значит, поблизости не было врага и Харка мог без опаски подойти к нему.
Матотаупа опустился среди кустарников на землю. Сел и Харка. Он ждал, что скажет отец. Но Матотаупа не раскрывал рта и не подавал знака говорить Харке.
Харка был теперь убежден, что именно отец и следовал за ним. Несомненно, он знает, о чем говорили белые, — ведь он тоже понимает их язык. И если уж Матотаупа направился тем же, что и Харка, путем, то, видно, он не станет задерживать сына — скорее всего им руководили те же заботы, и он, наверное, тоже собирался предупредить Уинону и Унчиду… Харка ждал, что скажет отец, он все еще ждал… Взошла луна. Свет ее проникал сквозь ветви кустарника и падал на Харку. Матотаупа оставался в тени. Матотаупа продолжал молчать, и Харку охватил непонятный страх, точно в спину ему вот-вот вонзятся когти хищника. А что, если отец думает не так? Что, если он считает, что Харка изменил долгу разведчика? Изменил?.. О, тогда произойдет такое, чего даже нельзя себе представить.
Матотаупа заговорил.
— Кто ты? — спросил он сына тихо, сохраняя достоинство и спокойствие.
Харка отвечал медленно, запинаясь, еле ворочая вдруг отяжелевшим языком:
— Я — Харка — Твердый Как Камень, Ночной Глаз… Убивший Волка, Преследователь Бизона, Охотник На Медведя… сын Матотаупы… — Харка хотел на этом закончить, но взгляд Матотаупы требовал продолжения. — И… и разведчик белого человека Джо.
— Ты был всем этим.
У Харки перехватило дыхание: все его надежды рухнули.
Снова стало тихо. Неотвратимо приближалось утро.
— Куда мне идти? — подавленно спросил Харка: он понимал, что этим вопросом отдает себя на суд отца.
— Иди туда, куда ты хотел идти! Иди, если ты презираешь отца и предаешь своих друзей!
Харка пытался собраться с мыслями, но и мысли его и чувства были подавлены тяжелыми сомнениями. Он молчал.
— Я не держу тебя, иди!
— Н-нет…
— Знаешь ли ты сам, чего хочешь?
Харка склонил голову и уставился в траву.
Отец сидел перед ним в отчаянии, опустив плечи. Люди рода лишили его и чести, и родины и вот добираются до последнего, что еще осталось, — до сына. Они настраивают Харку против Джима, они незримыми нитями притягивают Харку к себе. Кем же он, Матотаупа, будет в глазах Джо, как не отцом изменника, мальчишки, который хотел бежать к врагам? И каким врагам! Джо никогда не забудет «дня мертвых рыб».
— Харка, мог ли я подумать, что ты — блудливая собака и коварная лисица! Вставай и иди! Я приведу тебя к Джо и скажу, что ты хотел нас предать. Он решит, что делать с тобой.
Харка поднял голову.
— Веди! — сказал он хрипло, потому что дыхание еще не подчинялось ему. — Веди, но не говори больше того, что знаешь, скажи, что ты встретил меня на пути к Лошадиному ручью.
— Чем ты докажешь, что не хотел нас предать?
— Чем хочешь. Можешь сдирать с меня кожу — я не крикну!
— Нет, это не подойдет, я предложу тебе другое. Ты будешь бороться с нами против рода Медведицы!
Харка вздрогнул. Он, когда еще только начинал говорить, уже знал, что не имеет права возражать старшим, но тут он не смолчал:
— Я не снимаю скальпов с женщин… с детей…
— Ты будешь бороться против тех, у кого оружие в руках, а иначе — ты предатель, и я напялю на тебя женское платье и убью! Так ты будешь бороться?
Харка хотел еще что-то возразить, но не смог и только выдавил из себя:
— Да.
Матотаупа не смотрел на мальчика. Он добился своего, но что-то мешало ему взглянуть в лицо сына. И раздражение его не улеглось, а, напротив, усилилось. Он резко поднялся.
— Пошли!
Харка нетвердой, шатающейся походкой последовал за отцом.
Матотаупа двинулся тем же путем, которым они пришли. Направлялся ли он к Джо и его спутникам или туда, где располагалась милиция, сначала было непонятно, но скоро стало ясно, что они направляются к лагерю, к которому недавно подкрадывался Харка и у которого наверняка побывал и Матотаупа.
И еще не успели они дойти до лагеря, как до них донеслись выстрелы. Матотаупа остановился, прислушался. Выстрелы прекратились. Тогда Матотаупа ускорил шаг, и Харка последовал за ним.
Наконец они достигли лагеря. Костры тут были потушены, и нигде не было видно огня, только от обгорелых деревьев поднимались дымки. По-видимому, лагерь был обстрелян из луков. Вот из-за этого-то, вероятно, и потушили огни и ответили ружейным огнем. Но сейчас стояла настороженная тишина. Момент для встречи индейцев с белыми был неподходящий.
— Беги к Джо и сообщи ему обо всем! — приказал Матотаупа Харке.
Не сказав ни слова, Харка отправился. Он побежал, ускоряя бег, к тому месту, с которого начал разведку.
Когда он определил, что находится неподалеку от Джо, он издал условленный крик и получил ответ. Джо не спал, он стерег трех коней.
— Ну? — спросил он Харку.
— Пятьдесят три человека хотят сегодня уничтожить палатки рода Медведицы на Лошадином ручье. Мой отец около лагеря милиции. Ночью лагерь был обстрелян из луков.
— Опять это коварство индейцев! И сегодня совершится кара? Да, я должен там быть! Я обязан быть там ради моих погибших спутников! Мы отправляемся. Сейчас же! Ты возьмешь лошадь своего отца?
Индейцы подозвали Джо и Джима и показали следы. Джим наклонил голову:
— Я думаю, белые в этой местности нам не помеха.
— Следы говорят, что они восьмичасовой давности, — пояснил Матотаупа Джо.
— Значит, нетрудно догнать этих людей? — спросил инженер.
— К вечеру можно нагнать, — ответил Матотаупа. — Такие всадники рано остановятся на привал.
— Да… Но нам с ними не по пути, мы идем на юго-запад. Пожалуй, неплохо, если Топ и Гарри догонят отряд, узнают, что это за люди. Ты, Джим, останешься с нами: несколько дней мы обойдемся одним разведчиком.
У Джима нашлись возражения:
— Речь идет о белых. Индейцу, который попадется им на пути, придется кисло. Я думаю, не следует посылать Топа и Гарри. Они, конечно, сумеют провести разведку, но если дело дойдет до разговоров, лучше, чтобы с ними был кто-нибудь из нас.
— Нельзя же отправить всех разведчиков, — сказал Джо. — Меня все это очень интересует, и я сам поеду с Топом и Гарри, а ты, Джим, останешься с нашими людьми.
— Согласен.
Джо и Джим вернулись к группе, чтобы объявить свое решение. Индейцы дождались Джо и вместе с ним направились по следу. Матотаупа ехал впереди, Харка — замыкающим, Джо, едущему посредине, пришлось приноравливаться к индейцам и, как они, менять галоп на шаг и снова скакать галопом.
Скоро Матотаупе стало ясно, что его расчет верен. И отец, и сын почувствовали близость больших костров. Матотаупа пустил мустанга шагом и обратил внимание Джо на легкий запах дыма.
— Мы подъедем к ним открыто? — спросил инженер.
Матотаупа прямо не возразил, но и не сказал» да «: не в обычаях индейцев было выдавать себя, прежде чем они не узнают, кто перед ними.
— Ну, как ты думаешь, Топ?
— Мой сын здесь может кое-чему поучиться. Мы остановимся и пошлем его разузнать, что это за люди. Задача не из трудных: всадники чувствуют, что сильны, и не соблюдают осторожности.
— Что ж, согласен. Предоставим Гарри проявить свои способности, — добродушно согласился Джо, слез с коня и закурил сигару, последнюю сигару, которую он долго берег.
Матотаупа тоже слез с мустанга, опустился на траву и вытащил трубку.
Харка отнесся к поручению с должной серьезностью. Он стреножил коня и, слегка пригнувшись, поднялся на ближайший холм. С возвышенности были видны костры, их можно было даже сосчитать. Харка решил дождаться наступления сумерек и рассмотреть все поближе. Он даже надеялся подслушать разговоры: ведь по вечерам у костров люди обычно не прочь поболтать. Харка подумал и о том, что за белыми могут вести наблюдение и другие разведчики-индейцы: лагерь был на расстоянии дневного перехода от Лошадиного ручья и мест охоты рода Большой Медведицы. Этих разведчиков-индейцев Харка опасался больше, чем белых.
Белые обычно ведут себя неосторожно, а огонь выдает их с головой, в особенности по ночам. Конечно, Матотаупа знал об этом, посылая Харку. Но хотя он и сказал, что задача нетрудная, легкой она не была — предстояло самостоятельно провести разведку, и отец посчитал его достаточно внимательным и сообразительным для выполнения этого дела. Мальчик не сомневался, что отец проследит за каждым его шагом, чтобы узнать, насколько он осторожен, наблюдателен и хитер. Эта мысль занимала Харку, пожалуй, не меньше, чем соображения об опасностях, с которыми он мог встретиться во время поиска.
Сначала Харка двигался довольно быстро — не было никакого резона терять время на излишнюю осторожность. Однако он не упускал лагеря из поля зрения, используя для наблюдения каждую высотку. Приблизившись к кострам, он уже понял, что отряд расположился в долине небольшого, текущего на северо-восток ручья. Берега его поросли ивой, ольхой и мелким кустарником.
Харка установил, что кони белых держались двумя табунами по одну и по другую сторону ручья, что костров было пять, один — на правом берегу и четыре — на левом, что сам лагерь вытянулся вдоль излучины. Примерно посредине лагеря берег был особенно высок, и уж если белые люди не выставили здесь дозора, — значит, они глупее собачек прерий… Впрочем, Матотаупа всегда говорил сыну, что не следует считать врага глупцом, надо, наоборот, думать, что он сообразителен и хитер, вот почему Харка, хотя и не обнаружил на круче дозорных, все же считал, что они там могут быть, так же как и в кустах с обоих концов вытянувшегося в линию лагеря. Предводитель отряда, по всей видимости, тоже где-то поблизости от высотки: ведь это и посредине лагеря и недалеко от коней, рассуждал Харка и соображал, как бы ему подобраться поближе. Под прикрытием деревьев и кустарников он решил дойти до ручья, переправиться через него и, описав большую дугу севернее лагеря, подкрасться к нему с другой стороны.
Так он и поступил: осторожно по кустарнику пробрался на высотку. При этом он заметил, что на самом деле был не единственным разведчиком. Кроме него по меньшей мере еще двое наблюдали за лагерем: один — на противоположном берегу, другой — на этом же, совсем неподалеку. И оба — индейцы: у одного, у того, что напротив, Харка успел заметить косичку, у того, что был рядом, мелькнула в траве оторочка мокасин. Рассудив, что все разведчики обеспокоены главным образом тем, чтобы их не обнаружили белые, Харка сосредоточил все свое внимание на лагере.
Становилось совсем темно. Топтались кони, потрескивал огонь костров, слышались голоса людей. Харка подползал все ближе и ближе до тех пор, пока не смог отчетливо слышать каждое, даже негромко произносимое слово. Да, белые люди оказались очень беспечны. Харка теперь убедился, что они и не подумали выставить дозорного на высотке.
И только юный разведчик расположился поудобнее, как ветки соседнего куста неслышно раздвинулись и разведчик-индеец улегся совсем рядом с Харкой, видимо тоже собираясь подслушивать. Харка схватился за рукоятку ножа и приготовился к прыжку. Однако сосед не выказывал никаких враждебных намерений. Оба быстро посмотрели друг на друга и оба снова устремили все свое внимание на лагерь.
Ни тот, ни другой не шевелились, только Харка нет-нет да и посматривал на соседа. Расстояние между разведчиками было чуть больше протянутой руки. Харка присматривался, и казалось ему, что он знает этого парня, хотя и не видит в темноте лица. Он был довольно мускулист и широкоплеч. Эти руки… эти плечи… нет, Харка не мог ошибиться, не мог ошибиться даже в ночной темноте. Как часто Харка мерился с этим парнем в силе и ловкости у палаток рода Медведицы, состязался с ним в плавании, в скачках на конях! И Харка всегда брал верх, а этот, хотя и был старше (а это был именно он — Шонка), терпел поражения. С детства у них были недружелюбные отношения, и даже тогда, когда умер отец Шонки — вождь мирного времени — и Матотаупа взял к себе в палатку вдову и ее сына, их отношения не стали лучше. От Четана Харка знал, что Шешока — мать Шонки — теперь вышла замуж за пленного Тома Без Шляпы И Саппог и что Том сбежал от нее… И вот Шонка теперь рядом с ним, Харкой, лежит под соседним кустом и наблюдает за лагерем.
Довольно громкоголосый белый подошел к ближайшему костру. Каждое его слово отчетливо доносилось до Харки. Однако белый говорил очень быстро, и Шонке, который почти не знал английского языка, уж конечно, ничего не понять. Харка подумал, что только он сам сможет как следует во всем разобраться.
Пятьдесят три человека, расположившиеся здесь, составляли отряд так называемой милиции: тут были и лесорубы, и трапперы, и разведчики, и земледельцы, и скотоводы — словом, все те, кого можно было встретить на аванпостах цивилизованного мира по границе с» диким» Западом. Они направлялись покарать род Медведицы за отравление изыскателей.
Отряд был многочислен, хорошо вооружен, и выполнение задачи казалось людям делом простым и почти безопасным. Они намеревались совершить налет на Лошадиный ручей, где «эта банда убийц» весной обычно разбивала свои палатки. Они собирались разрушить палатки, растоптать и перестрелять вокруг них все живое. Белые подробно обсуждали план нападения, ведь с наступлением утра им оставалось только сесть на коней и приступить к осуществлению задачи.
Отношение Харки к услышанному было двойственным. Два года назад он вместе с изгнанником-отцом принял участие в отражении напавших на род Медведицы пауни, но ни вожди, ни старейшины даже не поблагодарили их за это. Воины рода Медведицы могут в этот раз обойтись без их помощи, ведь у них есть оружие. С другой стороны, там Уинона — сестра Харки, которую он так любил, там Унчида — бабушка, заменившая ему мать… И он не может их защитить? Харка даже представить себе не смел, что Унчиду и Уинону будут топтать, истязать, могут даже убить!.. Тут Харка невольно подумал о лежащем рядом Шонке, который наверняка не только не пошевельнет и пальцем, чтобы защитить Уинону и Унчиду, но даже, наверное, будет рад их несчастью.
Харка прикинул: белые люди хотят двинуться с восходом солнца и около полудня уже покончить с родом Медведицы… Если сейчас же отправиться в путь, то еще до восхода солнца можно успеть предупредить Уинону… а та предупредит всех, даже ненавистного жреца, даже старейшин, которые несправедливо осудили Матотаупу, даже Четана, который считает Харку сыном предателя. Всех предупредит Уинона, ведь не будет же она молчать. А если велеть ей молчать? Но тогда ей не убежать в лес, не вызвав подозрения. Как быть? О том, чтобы слова белого перевести Шонке, у Харки не возникало и мысли: этого парня он ненавидел.
Харке надо было вернуться к отцу и Джо, сообщить им обо всем. Но Джо, в конце концов, может узнать о том, что предприняли белые люди, и днем позже, и это ничего не изменит. Может быть, даже лучше, если он узнает позже, потому что он, наверное, захочет принять участие в налете — и тогда пропадут все, кто живет на Лошадином ручье, ведь Джо сам пережил «утро мертвых рыб».
Это опасение как-то отодвинуло все другие соображения Харки. Нет, нет, Джо не должен сейчас узнать об этих планах! Надо сначала предупредить Уинону. Может быть, все же удастся помочь сестре и бабушке…
Харка выполз из кустов так, что сосед ничего не заметил. Он отполз достаточно далеко и оказался в долине, по которой хотел выбраться в открытую прерию. Ничто не свидетельствовало об опасности. Харка поднялся и побежал по холмистой прерии на северо-восток.
И вдруг какой-то звук послышался Харке позади… Потом где-то в стороне… Неужели его преследует Шонка или тот разведчик, косичку которого он заметил на другом берегу?
Харка остановился. Внешне он был совершенно невозмутим, однако беспокойство его росло — он чувствовал присутствие человека…
А ночь по-прежнему оставалась безмолвной. Может быть, тот, другой, кто преследует его, тоже остановился, чтобы не выдать себя? Молодой индеец не был человеком, который легко отказывается от поставленной задачи. Он взял в руки револьвер, решив при надобности стрелять, и снова побежал. Временами ему слышался топот человеческих ног, но он уже не останавливался и не прислушивался, решив, что, в конце концов, и разведчик рода Медведицы тоже может спешить этим путем к Лошадиному ручью.
Чем ближе был Харка к Лошадиному ручью, чем скорее приближался момент встречи с сестрой и бабушкой, тем страшнее и страшнее становились видения кровавого торжества белых. Харка тяжело дышал, судорожно раскрывая рот. Еще один поворот — и уже совсем рядом долина Лошадиного ручья.
Вот он карабкается на высокий берег. Ветер освежает его вспотевшую спину. Сквозь ночной туман доносится журчание полой воды. И только поднялся он, как из мрака и тумана возникла перед ним человеческая фигура.
Харка смотрел и не двигался.
Перед Харкой стоял индеец. Волосы его были расчесаны на пробор, верхняя часть тела обнажена, в руках — ружье.
Это был Матотаупа.
Харка чувствовал, что и отец пристально смотрит на него. И раз Матотаупа не таясь стоял перед ним, значит, поблизости не было врага и Харка мог без опаски подойти к нему.
Матотаупа опустился среди кустарников на землю. Сел и Харка. Он ждал, что скажет отец. Но Матотаупа не раскрывал рта и не подавал знака говорить Харке.
Харка был теперь убежден, что именно отец и следовал за ним. Несомненно, он знает, о чем говорили белые, — ведь он тоже понимает их язык. И если уж Матотаупа направился тем же, что и Харка, путем, то, видно, он не станет задерживать сына — скорее всего им руководили те же заботы, и он, наверное, тоже собирался предупредить Уинону и Унчиду… Харка ждал, что скажет отец, он все еще ждал… Взошла луна. Свет ее проникал сквозь ветви кустарника и падал на Харку. Матотаупа оставался в тени. Матотаупа продолжал молчать, и Харку охватил непонятный страх, точно в спину ему вот-вот вонзятся когти хищника. А что, если отец думает не так? Что, если он считает, что Харка изменил долгу разведчика? Изменил?.. О, тогда произойдет такое, чего даже нельзя себе представить.
Матотаупа заговорил.
— Кто ты? — спросил он сына тихо, сохраняя достоинство и спокойствие.
Харка отвечал медленно, запинаясь, еле ворочая вдруг отяжелевшим языком:
— Я — Харка — Твердый Как Камень, Ночной Глаз… Убивший Волка, Преследователь Бизона, Охотник На Медведя… сын Матотаупы… — Харка хотел на этом закончить, но взгляд Матотаупы требовал продолжения. — И… и разведчик белого человека Джо.
— Ты был всем этим.
У Харки перехватило дыхание: все его надежды рухнули.
Снова стало тихо. Неотвратимо приближалось утро.
— Куда мне идти? — подавленно спросил Харка: он понимал, что этим вопросом отдает себя на суд отца.
— Иди туда, куда ты хотел идти! Иди, если ты презираешь отца и предаешь своих друзей!
Харка пытался собраться с мыслями, но и мысли его и чувства были подавлены тяжелыми сомнениями. Он молчал.
— Я не держу тебя, иди!
— Н-нет…
— Знаешь ли ты сам, чего хочешь?
Харка склонил голову и уставился в траву.
Отец сидел перед ним в отчаянии, опустив плечи. Люди рода лишили его и чести, и родины и вот добираются до последнего, что еще осталось, — до сына. Они настраивают Харку против Джима, они незримыми нитями притягивают Харку к себе. Кем же он, Матотаупа, будет в глазах Джо, как не отцом изменника, мальчишки, который хотел бежать к врагам? И каким врагам! Джо никогда не забудет «дня мертвых рыб».
— Харка, мог ли я подумать, что ты — блудливая собака и коварная лисица! Вставай и иди! Я приведу тебя к Джо и скажу, что ты хотел нас предать. Он решит, что делать с тобой.
Харка поднял голову.
— Веди! — сказал он хрипло, потому что дыхание еще не подчинялось ему. — Веди, но не говори больше того, что знаешь, скажи, что ты встретил меня на пути к Лошадиному ручью.
— Чем ты докажешь, что не хотел нас предать?
— Чем хочешь. Можешь сдирать с меня кожу — я не крикну!
— Нет, это не подойдет, я предложу тебе другое. Ты будешь бороться с нами против рода Медведицы!
Харка вздрогнул. Он, когда еще только начинал говорить, уже знал, что не имеет права возражать старшим, но тут он не смолчал:
— Я не снимаю скальпов с женщин… с детей…
— Ты будешь бороться против тех, у кого оружие в руках, а иначе — ты предатель, и я напялю на тебя женское платье и убью! Так ты будешь бороться?
Харка хотел еще что-то возразить, но не смог и только выдавил из себя:
— Да.
Матотаупа не смотрел на мальчика. Он добился своего, но что-то мешало ему взглянуть в лицо сына. И раздражение его не улеглось, а, напротив, усилилось. Он резко поднялся.
— Пошли!
Харка нетвердой, шатающейся походкой последовал за отцом.
Матотаупа двинулся тем же путем, которым они пришли. Направлялся ли он к Джо и его спутникам или туда, где располагалась милиция, сначала было непонятно, но скоро стало ясно, что они направляются к лагерю, к которому недавно подкрадывался Харка и у которого наверняка побывал и Матотаупа.
И еще не успели они дойти до лагеря, как до них донеслись выстрелы. Матотаупа остановился, прислушался. Выстрелы прекратились. Тогда Матотаупа ускорил шаг, и Харка последовал за ним.
Наконец они достигли лагеря. Костры тут были потушены, и нигде не было видно огня, только от обгорелых деревьев поднимались дымки. По-видимому, лагерь был обстрелян из луков. Вот из-за этого-то, вероятно, и потушили огни и ответили ружейным огнем. Но сейчас стояла настороженная тишина. Момент для встречи индейцев с белыми был неподходящий.
— Беги к Джо и сообщи ему обо всем! — приказал Матотаупа Харке.
Не сказав ни слова, Харка отправился. Он побежал, ускоряя бег, к тому месту, с которого начал разведку.
Когда он определил, что находится неподалеку от Джо, он издал условленный крик и получил ответ. Джо не спал, он стерег трех коней.
— Ну? — спросил он Харку.
— Пятьдесят три человека хотят сегодня уничтожить палатки рода Медведицы на Лошадином ручье. Мой отец около лагеря милиции. Ночью лагерь был обстрелян из луков.
— Опять это коварство индейцев! И сегодня совершится кара? Да, я должен там быть! Я обязан быть там ради моих погибших спутников! Мы отправляемся. Сейчас же! Ты возьмешь лошадь своего отца?