Вельскопф-Генрих Лизелотта. Топ и Гарри

   Машинист дал несколько нетерпеливых гудков. Джо забрался в товарный вагон, где уже был Генри. Колеса покатились на восток, и скоро в пыльной дали уже было не различить поезда.
   В стороне от провожающих стояли Рэд Джим и его неизменный подручный Шарлемань.
   — Итак, — сказал Шарли, — наша затея провалилась, птичка упорхнула.
   — Да, мальчишка оказался проворнее… но я терпеливый. Ты видишь вон там одиноко стоящего Топа? Деньги-то у него фью-ить! — присвистнул он. — Могу биться об заклад, что он получил их за самородки. Если он и дальше захочет разыгрывать большого господина, то ему потребуется золото. Он пойдет за ним. Ну, а я повисну у него на спине.
   — А не думаешь ли ты, что тебе придется пригласить и меня? Ведь есть Гарри, нам не удалось от него отделаться, а его не сбросишь со счета.
   — Подождем. Если хочешь иметь добычу, надо уметь ждать. Это первое правило охоты. Если не умеешь — выходи из игры!
   — Ну, уж меня-то ты теперь не выкинешь из игры!
   Пока происходил этот разговор, Харка побывал в палатке. Он забрал свое бизонье одеяло, взял Серого и выехал в прерию. Он не мог сегодня больше видеть лица семинолки, ее сжатых губ, гримасы ненависти на искалеченном лице. Не хотел он и встречаться с отцом.

ЮНИОН ПАСИФИК

   Полтора года прошло с тех пор, как Джо Браун с товарным поездом уехал на восток. Прошел год с тех пор, как было завершено строительство линии, и от Чикаго до Сан-Франциско ходили поезда.
   Была весна Пассажирский поезд шел по безлюдной, поросшей травой высокогорной прерии Запада. Клубы пара неслись за паровозом. Закоптелый кочегар подкидывал в топку уголь. Машинист следил за путем и распоряжался рычагами
   В первом вагоне у первого окна сидел молчаливый пассажир. Его мягкие и довольно длинные волосы были наполовину седы. Уже многие часы его голубые глаза не задерживались на лицах попутчиков. Он смотрел в окно в неоглядную даль. Иногда он делал непроизвольные движения правой рукой, точно зарисовывая что-то. И можно было заметить, что пальцы у него довольно длинные, а главное, что это рука интеллигентного человека. На пассажире был кожаный костюм из очень тонкой, мягкой, дорогой кожи — костюм для верховой езды.
   Места рядом были заняты семьей из трех человек. Напротив сидели двое мужчин; разница в возрасте у них была лет пятнадцать. Несмотря на продолжающееся уже несколько дней путешествие, между ними не завязывалось общего разговора.
   Минул полдень. Через окно было видно, как ветер колышет траву, и прерия представлялась бесконечным зеленым морем. По небу плыли облака.
   — Па-а! — крикнул юноша, несомненно, центральная фигура путешествующего семейства. — Антилопы! — Он вскочил и прилип к окну, но только он собрался повнимательнее рассмотреть их, животные исчезли.
   — Сядь, пожалуйста, на место, — сказала мать — Ты закрываешь нам весь вид.
   Юноша хотел уже подчиниться, но что-то новое привлекло его внимание
   — Ма-а! Индеец! Индеец!
   — «Индеец, индеец!»— передразнил отец — Сядь ты наконец, Дуглас, пожалуйста
   Дуглас сел, так как, собственно говоря, смотреть было уже не на кого, индеец исчез
   Молчаливый пассажир у окна зашевелился, лицо его оживилось. Он хотел что-то сказать но, пока собирался с мыслями, его опередил широкоплечий мужчина, старший из двух, сидевших напротив. Он обратился к юноше:
   — Что за индейца ты там увидел?
   Дуглас был счастлив, что к нему обратились, так как его собственные родители были уже просто невыносимы.
   — Это был всадник Один-единственный всадник.
   — Их может быть больше, хотя ты видел только одного. Район холмист, наш поезд едет, а глаза твои не очень привычны.
   — Ах, мне не надо было ехать с вами!
   — Ну не пой одну и ту же песню, Анни. Мы уже половину пути проехали, — пытался успокоить ее муж.
   — В этих местах уже давным-давно ничего не случалось, — поддержал его широкоплечий пассажир.
   — И все же эти места пока еще пустынны и опасны, — заметил седой мужчина у окна. И хотя он, кажется, был не способен обидеть и мухи, но расшевелить немного сонное семейство обывателей ему явно доставляло удовольствие. Глаза широкоплечего и седого господина встретились.
   — Вы бывали здесь? — спросил широкоплечий.
   — Да, как-то случалось… — неопределенно ответил седой.
   Последовала пауза. Тут и отец семейства счел необходимым высказать свои соображения:
   — Опасные места, вы думаете? Это — временное явление. Через несколько месяцев индсмены будут изгнаны из прерий и поселены в резервациях, где им и полагается находиться. Да, сейчас тут еще бродят небольшие шайки, но они не в состоянии нам повредить. Наконец-то наступает время, когда начинают этих бандитов приобщать к цивилизации.
   — Вы считаете индейцев грязными бандитами, а вот у меня среди них есть несколько хороших друзей, — спокойно произнес мужчина, сидящий у окна. — Они не требуют ничего, кроме покоя и свободы. Судьба индейцев — это трагедия.
   — Ну уж извините — трагедия… Мы, знаете ли, не в театре. Мы делаем Америку. Вот, например, железная дорога, она ведь с большими трудностями была закончена в срок. Кто не поспевает — тот катится вниз.
   — Простите, уважаемый господин…
   — Финлей.
   — … господин Финлей, очень уж, пожалуй, неподходящи ваши рассуждения для тех, кто не принимает непосредственного участия в игре…
   — Меня вы не можете упрекнуть, — заметил тот, — я — республиканец. Я всегда был республиканцем, причем убежденным республиканцем. Я всегда ценил свободу и был за равноправие цветных. Но тут речь не о белых, черных или краснокожих, речь об убийцах и гражданах и, соответственно, быть железной дороге или не быть. И ответ ясен.
   — Но эта земля принадлежит индейцам, неприкосновенность ее была им гарантирована.
   — Какое это имеет отношение к железной дороге?
   — Дорога проходит по земле, являющейся собственностью индейцев.
   — Дорога проходит по территории одного из штатов Юнайтед Стейтс оф Америка.
   Седой господин прекратил разговор и принялся смотреть в окно. Дуглас воспользовался случаем, чтобы вмешаться.
   — Ты помнишь, па, цирк в Миннеаполисе. Там вождь-индеец тоже говорил такие слова.
   — Да, да, да. И представление еще закончилось убийством режиссера и ограблением кассы.
   Господин у окна оживился.
   — Извините, вы не помните названия цирка и год, когда это произошло?
   Дуглас поспешил с ответом.
   — Весной тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года. Это был цирк Мейерса.
   — Мое имя Моррис. Я жил в Омахе осенью тысяча восемьсот шестьдесят третьего года, там в цирке Мейерса тоже была ограблена касса…
   — А здесь схватили ковбоя по имени Джим, — объяснил господин Финлей. — Но в первую же ночь этот Джим бежал.
   — И убийство режиссера…
   — Да. Один артист-индеец застрелил режиссера и тоже исчез вместе со своим сыном где-то в этой дикой стороне.
   — Их звали Топ и Гарри, — счел нужным пояснить Дуглас.
   — Что? — Это уже воскликнул широкоплечий молчаливый мужчина. — Топ и Гарри?
   — Топ и Гарри, — подтвердил Дуглас, почувствовав себя в центре внимания купе.
   — Вы знаете этих индейцев? — спросил Моррис широкоплечего.
   — Да. Разрешите представиться — Джо Браун.
   — Вы тот самый Браун, тот инженер, который работал на этой дороге изыскателем?
   — Совершенно верно. И мы сейчас как раз проезжаем эти места.
   — Прошу извинения, — госпожа Финлей повернулась к человеку, сидящему у окна, — ваше имя Моррис? Может быть, вы и есть тот художник, который в качестве натуры для своих картин избрал известных индейских вождей?
   — Да, примерно так, — подтвердил художник. — Так вы знаете Топа и Гарри? — снова обратился он к Брауну. — Когда же вы видели их в последний раз?
   — Полтора года тому назад.
   — Мне хотелось бы их повидать.
   — Где вы выходите?
   — На ближайшей станции.
   — Вот там-то мы их и можем повстречать, если нам не изменит счастье. Оба они — разведчики железнодорожной компании и находятся именно на этой станции.
   — Что?! Разведчики? — воскликнул господин Финлей, нервно вытирая перемазанные шоколадом пальцы. — Убийца-разведчик!
   — В этом нет ничего удивительного, — возразил инженер. — Лучше не интересоваться прошлым разведчиков, а то всплывет черт знает что. У меня, например, скаутом был один тип, который двадцать шесть человек отправил на тот свет.
   — Ах! — Госпожой Финлей от волнения овладел удушающий кашель, и господин Финлей принялся возиться с ней.
   К вечеру показалась станция. Путь здесь описывал кривую, и были хорошо видны огромные палатки, деревянные бараки, штабеля тюков и бочек. В лагере кипела жизнь, потому что шло строительство станции и поселка.
   Поезд остановился. Открылись двери и окна, но вышли только трое: Моррис, Браун и его молодой спутник, которого тот называл Генри.
   Прошло немного времени, и поезд снова тронулся и скоро извивающейся гусеницей исчез вдали, в поросшей травой прерии. Ветер поднимал над путями пыль, надувал палатки. Из лагеря доносились крики, топот коней, но это был какой-то случайный шум в море окружающей тишины.
   — Я должен подождать, — сказал Моррис и огляделся по сторонам; он тут же увидел того, кого искал. — Длинное Копье! Ты здесь! — Художник приветствовал аккуратно одетого индейца с красивой цепочкой на шее.
   — Мой белый брат, Далеко Летающая Птица, Волшебная Палочка, просил меня привести двух коней и двух вьючных лошадей. И я здесь. Я жду.
   — Ты меня ждешь, мой дорогой верный друг! Ты уже подыскал для меня квартиру?
   — Да.
   — А могу я двух моих знакомых — мистера Брауна…
   — Джо, пожалуйста, Джо, после того, как мы познакомились в поезде.
   — Итак, моего знакомого Джо и… ваше имя Генри? Джо и Генри взять с собой?
   — Это можно.
   Индеец привел их в деревянный барак, который казался несколько основательнее других. Это была гостиница.
   Они вошли в холл, разнесли по номерам вещи и решили все вместе отправиться перекусить.
   Индеец привел их в другой барак, служивший рестораном. Убогий оркестр играл что-то заунывное, танцовщица подсела к музыкантам, приготавливаясь продемонстрировать свое искусство. Моррис сел и по привычке стал озираться, пытаясь обнаружить интересные характеры, типы. Но в этом неприятном, обшитом рассохшимися досками помещении среди облаков дыма он не различил ни одного лица, ни одной фигуры, которая вызвала бы интерес. Многие из посетителей были уже пьяны, где-то о чем-то спорили, кто-то пытался танцевать.
   — Хэлло! — окликнул Браун кельнершу, и девушка подошла. Это была Дези.
   — Ха-а! Джо! Снова здесь! Виски?
   — Да, виски, — сказал Браун. — Для нас троих и для себя, поняла?
   Пока выполнялся заказ, Генри позаботился о стуле, и девушка подсела к ним.
   — Что делает Тейлор? — поинтересовался Браун.
   — Тейлор? — переспросила Дези. — Тейлор-первый, которого ты знал, удрал. Уже несколько месяцев у нас начальником лагеря Тейлор-второй, с курчавой шевелюрой, — и девушка хихикнула.
   — Ну, а что нового?
   — Шарлемань исчез вскоре после прощального вечера. Блондин — ты помнишь его, Джо? — тот блондин, что во время забастовки оказался с ружьем, тоже скоро исчез: однажды ночью его арестовали, но прежде чем пришел поезд, на котором его должны были отправить, он сбежал.
   — Ну, а Топ и Гарри здесь? — продолжал расспрашивать инженер. — Или уже не нужны скауты, все спокойно?
   — Оба они здесь, но я что-то думаю, не из-за них ли у нас такая беспокойная жизнь?
   — Ну-ну!
   — О старшем, о Топе, ничего плохого не скажешь. Если он и пьет иногда, то платит лучше, чем некоторые господа. Да, он, видно, в жизни немало хлебнул горя, но я называю его джентльменом, хотя он и индеец. Ты сам знаешь его, что же, я не права?
   — Конечно, права. Только скажи, откуда Топ берет деньги, если он платит лучше, чем некоторые господа? Старшим разведчиком был раньше Джим, он не особенно любил раздавать деньги, даже тем, кто их заработал.
   — Говорят, что Топ иногда продает золото…
   — Ну, а кто же вносит в вашу жизнь беспокойство? — не отставал Джо Браун.
   — Как кто? Да Гарри! Ведь это он вместе с цыганами устроил побег блондина. И об этом говорят все, правда… правда, никто не может доказать.
   — Гарри теперь уже должно быть девятнадцать лет, — тихо сказал Моррис.
   — Да, да, девятнадцать! Смех и слезы. Как вас зовут-то? Моррис?
   Художник кивнул и сунул под столом ей в руку золотую монетку. Дези считала это вполне справедливым, ведь не может же она даром терять время.
   — Гарри-это настоящее проклятье! Олень-скиталец! Посмотрите, сколько скальпов у него на легинах, и не только черные…
   — Что это значит? — Джо Браун и Моррис обменялись удивленными взглядами.
   — А вот что: трое из наших с ним столкнулись, ну, знаете, как случается такое — «проклятый краснокожий», «вонючая свинья» или что-то в таком роде было сказано. Все трое исчезли, а у него три свежих скальпа… я же говорю: не только черные. А немая уродина семинолка, та, что в его палатке, нашивает их ему, да еще радуется. Все дрожат перед ним от страха, а при нем еще целая банда, вот он и делает что хочет.
   Браун и Моррис были крайне удивлены.
   — Где же Гарри и его отец?
   — Ах, откуда я знаю. Они повсюду и нигде.
   За соседним столом зашумели, посетители требовали внимания, и Дези поспешила к ним…
   Вскоре трое прибывших покинули холл. На улице между тем стемнело, поднялась буря, мело песок. Полотнища палаток громко хлопали.
   Генри поднял голову и сказал:
   — Послушайте.
   Все трое прислушались и отчетливо услышали то, что привлекло внимание Генри: кто-то приближался бешеным галопом. Без причины так никто не погонит коня.
   Всадник пронесся к маленькому домику, который занимал начальник лагеря. Это был индеец. Не дав коню остановиться, он соскочил с него и поспешил в дом.
   Джо, Моррис и Генри подошли поближе. Конь тяжело дышал. Он был по индейскому обычаю зануздан за нижнюю челюсть, и вместо седла на нем была бизонья шкура.
   — Хотя сейчас и ночь, но я узнаю коня, а ведь я не видел его много лет, — сказал Моррис.
   — Я его тоже узнал, — отозвался Генри.
   — И я, — подтвердил Браун. — Это Серый, конь Гарри.
   Они подошли к двери домика. Пронзительный, злой и настойчивый голос доносился изнутри.
   Браун открыл дверь, и в маленькое помещение вместе с ним ворвался ветер. Пламя керосиновой лампы затрепыхалось. Начальник лагеря колотил по столу кулаком. Жилы на его висках вздулись, лоб покраснел, капельки пота поблескивали у самых корней курчавых волос. Перед ним стоял стройный индеец почти двухметрового роста. При слабом свете лампы его коричневая кожа казалась темнее обычного. Черные волосы были расчесаны на пробор и собраны в две косы, спадающие на плечи. Кожа змеи служила налобной повязкой. У него не было перьев в волосах, не было цепочки, не было вообще никаких знаков побед и отличий, кроме скальпов вдоль боковых швов его кожаных легин. Верхняя часть туловища юноши была обнажена. За поясом — револьвер, томагавк со стальным лезвием и нож.
   Молодой индеец стоял, прислонившись к. стене, и спокойно смотрел на беснующегося человека, словно естествоиспытатель, рассматривающий новый вид давно знакомого ему класса пресмыкающихся.
   — Джо Браун, инженер, — представился вошедший начальнику лагеря. Одновременно бросив взгляд на индейца, он чуть прищурился, показывая, что узнал его.
   Начальник лагеря смолк на полуслове, да так и застыл с открытым ртом.
   — Браун, инженер, — повторил Джо.
   — Как вы вошли сюда?
   — Если позволите, через дверь.
   — Ничего я не позволял. Что получится, если каждый будет поступать, как он захочет. Мы не в конгрессе, а в прериях на Юнион Пасифик. Остановить поезд!!! Да что, вы все с ума посходили? Садись на коня, сумасшедший индсмен, и марш галопом! Поезд должен продолжать путь.
   — Я не поеду назад.
   — Чтоб тебя черт побрал!.. Я пошлю другого!
   Начальник лагеря вытер пот со лба и хотел выйти. Индеец встал на его пути.
   — Белый человек должен…
   — Белый человек ничего тебе не должен, ты, необразованный чурбан! Кто здесь командует, ты или я!
   — Сегодня — я. — Индеец произнес это тихо, спокойно, но со скрытой издевкой, что привело еще в большее бешенство начальника лагеря.
   — Прочь с дороги! Меня здесь держать силой!.. Поезд останавливать!.. Проклятый краснокожий!
   Браун решительно выступил вперед и встал между взбешенным белым и индейцем.
   — Прежде всего — спокойствие, прошу вас. — Он повернулся к Харке: — Гарри, ты знаешь меня. Скажи, это ты остановил поезд? Почему?
   — Мой отец поставил факел на железнодорожном пути, чтобы остановить поезд, так как бизоны и дакота приближаются к дороге. Бизоны преградят путь поезду по крайней мере на всю ночь. Лучше, если поезд не будет двигаться.
   Начальник лагеря даже простонал:
   — Это же сумасшествие! Бизоны могут остановить поезд?! Невозможно!..
   Браун нетерпеливым жестом прервал начальника.
   — В этом случае поезд должен быть остановлен. Это необходимо! Вы, вероятно, никогда не видели стада бизонов, — твердо сказал инженер, затем повернулся к индейцу: — Гарри, куда идут дакота?
   — Они идут к нашему лагерю.
   — Откуда?
   — Со всех сторон.
   — Отец остался у поезда?
   — Хау.
   Инженер повернулся к начальнику лагеря:
   — Руководство и ответственность беру на себя я, Джо Браун! Надеюсь, мое имя вам знакомо! Дайте общую тревогу!
   Гарри поднял руку.
   — Что, Гарри? — спросил инженер.
   — Есть еще время подумать.
   Браун с недоумением взглянул на индейца.
   — Говори яснее.
   — Пусть музыка играет и девчонки танцуют. Нужно собрать надежных мужчин. Нужно подготовиться отразить нападение. Плохо, если они из темноты будут стрелять по нашим освещенным баракам. Пусть дакота лучше ворвутся в лагерь, а мы их окружим. Мы тогда справимся с ними быстрее и, если будет нужно, окажем помощь поезду.
   — А есть ли люди, на которых можно положиться?
   — Хау. Немного… но есть.
   — Соберешь их?
   — Хау.
   — Я пойду в зал, где пьют и танцуют и где наверняка может быть стычка. Ты согласен? А если будет время, мы еще раз встретимся.
   — Хау.
   — А я? — заорал начальник лагеря. — Браун! Вы перешли границы! Что делать мне?
   — А вы погасите сейчас керосиновую лампу и будете сидеть в темноте. Гарри пришлет к вам двух крепких парней.
   — Следует ждать зажигательных стрел, — сказал Гарри.
   — Тогда вот что, — сказал Браун, — идите к колодцам и наполняйте бочки. В крайнем случае — заливайте огонь пивом.
   Начальник лагеря шлепнулся на стул и стал проверять, заряжен ли револьвер.
   Браун в двух словах рассказал Генри и художнику о положении дел. Моррис спросил:
   — У меня есть тотемный знак великого вождя дакота, я под его защитой. Нельзя ли его использовать, прежде чем прольется кровь?
   Молодой разведчик, услышав это, хотел что-то сказать, но Браун вмешался:
   — Гарри, для разговоров у нас нет времени, ты сам сказал, что дакота идут со всех сторон. Возможно, отразив нападение, нам удастся с ними поговорить. Если они поймут, что мы не хотим им мешать охотиться, может быть, они оставят в покое мою дорогу.
   — Я с Длинным Копьем пойду к одному из колодцев, — сказал художник. — Мы подготовим там хоть несколько бочек, но стрелять я в дакота не буду, это противоречит моим дружеским отношениям с ними.
   — Делайте как хотите, — огрызнулся Браун. — Во всяком случае, я побеспокоюсь, чтобы все наши люди имели оружие.
   Браун подал Гарри знак действовать, как договорились, и индеец исчез в темноте среди палаток и бараков.
   Слух о предстоящей схватке распространился по лагерю с быстротой огня. Тревогу и суматоху остановить было уже тяжело. Джо еле втолковал скрипачу, что надо продолжать играть. Несколько пар продолжали танцевать. Многие остались сидеть за столиками. Они пили и орали, что готовы разделаться с проклятыми дакота, если те посмеют напасть.
   Джо Браун и Харка встретились еще раз. Харка сообщил, что он собрал около двадцати человек.
   — Маловато, — сказал Браун, — а сколько дакота могут напасть?
   — Не меньше сотни. — Харка говорил очень тихо. — Я хочу пойти на хитрость. У меня есть военный свисток. Я проникну в ряды нападающих. Ночью дакота не отличат меня от своих воинов, и я попробую их обмануть. Я дам сигнал свистком к наступлению раньше чем нужно, а когда они ворвутся в лагерь, дам сигнал отступить.
   — Удастся ли?.. Впрочем, ты ставишь на карту свою жизнь.
   — Попытка не повредит.
   Харка исчез.
   У самого большого колодца, рядом с гостиничным бараком, находились Моррис, Генри, Длинное Копье и присланные им на помощь трое мужчин. Они уже наполнили водой бочки и теперь спрятались в стороне так, что им хорошо были видны ближайшие бараки и палатки. Они слышали игру скрипача, громкие вопли пьяниц.
   Но вот Длинное Копье, у которого и зрение и слух были лучше, чем у других, насторожился.
   — Они приближаются…
   Зловещий свист прорезал воздух, и тотчас же вспыхнула на крыше барака зажигательная стрела. В тот же момент севернее лагеря раздался свисток и сильный голос издал военный клич дакота:
   — Хи-юп-юп-хийя!
   И кругом раздались ответные крики:
   — Хи-юп… хийя!
   Музыка смолкла, стихли и крики.
   Первый ожесточенный натиск врага с севера, по-видимому, имел успех. Несколько призрачных фигур показались из темноты. Нападающие бросились к колодцу и к большому бараку. Их вожак выбрался вперед. Генри и трое стоящих рядом с ним выстрелили. Вожак упал на землю и перевернулся. Бегущие за ним индейцы тоже упали.
   — Первый ведь был Гарри… — сказал Длинное Копье.
   — Они убили его!
   Шайен, однако, разглядел, что Гарри поднялся и, догнав группу нападающих, вместе с ними оказался у барака, где только что смолкла музыка.
   Когда дакота ворвались в барак, там завязалась невероятная схватка, казалось, что от воплей и криков обрушатся стены. Крыша барака ярко запылала.
   — Гасить! — крикнул Генри.
   Он уже хотел схватить ведро, как у колодца появился новый враг — индеец — с томагавком в руке. В его волосах были орлиные перья. Удар — и Генри упал.
   Моррис увидел занесенный над его головой топор.
   — Тачунка Витко! Я Волшебная Палочка! Перед тобой твой белый брат!
   Томагавк замер — и тут же полетел в спину одного из убегающих защитников лагеря.
   В бараке борьба была в разгаре. Браун видел, как дакота, открыв дверь, хлынули словно вода, прорвавшая плотину. Он узнал и Гарри, который вел их. При свете ламп индейцы поняли, что их вожак — их враг: Харка был единственным, у кого не было военной раскраски на лице.
   Харка развернулся и ударил стоящего позади него дакота ножом.
   — Койот и предатель! — закричали индейцы и бросились к нему.
   На индейцев навалились белые. Дакота, не имеющие огнестрельного оружия, в тесной схватке не могли применить стрел. Блеснули ножи, взметнулись палицы, но раздались выстрелы, и они стали отступать. С крыши начала сыпаться горящая щепа.
   Снаружи раздался свисток к отступлению, и Джо Браун теперь уже сам не знал: настоящий это сигнал или фальшивый? Успел ли покинуть барак Гарри? Индейцы, услышав сигнал отступления, бросились к дверям, но их встретили там выстрелами подоспевшие отчаянные парни, собранные Гарри. Дощатые стены не выдержали и рухнули, полыхающая пламенем крыша упала на сражающихся.
   Моррис с Длинным Копьем хотели тушить пожар, но это было совершенно невозможно из-за непрерывной стрельбы и суматохи. Оба склонились над Генри. Он был жив, удар пришелся боковой стороной томагавка. Но тут прямо над головой полетели пули. Моррису и Длинному Копью пришлось лечь на землю. Они услышали громкий голос Джо Брауна, который перекрывал адский шум, услышали они и второй голос — голос индейца, отдающего приказания.
   — Тачунка Витко, — шепнул Длинное Копье Моррису и стал переводить содержание приказа: — Он хочет получить Гарри живого или мертвого, он вызывает его на единоборство, он приказывает своим воинам схватить Гарри и только после этого отступать.
   Дакота оттесняли. В ход пошли горящие доски, продолжали раздаваться выстрелы, но шум борьбы постепенно удалялся от лагеря. Наконец наступила тишина. Моррис вздохнул с облегчением: он не понимал и ненавидел убийства.
   У колодца показался Джо Браун. Он был весь в крови и жадно стал пить воду из бочки.
   — Что с Генри? — спросил он.
   — Удар по голове, но жив.
   Джо от усталости свалился на землю, но уже через несколько минут вскочил и принялся сзывать борющихся в разных местах людей. Наиболее отважные уже готовы были вскочить на коней и спешить на помощь поезду, который тоже мог подвергнуться нападению.
   Браун снова подошел к колодцу.
   — Не видел ли кто-нибудь Гарри? — крикнул он в темноту.
   — Вначале… — начал кто-то.
   — Я спрашиваю — сейчас, — нетерпеливо прервал Джо Браун.
   — Не видели.
   — Куда он запропастился? Среди убитых его нет.
   — Может быть, попал в плен?..
   — Такой не попадет. Он отлично знает, что ему там конец. — Джо Браун отошел, и Моррис с Длинным Копьем услышали, как отряд всадников помчался на помощь поезду.