Вересов Дмитрий. Крик ворона (Черный ворон - 3)

   - Как ты? Как дела? Как жизнь? Какие проблемы?
   - Давай обойдемся без увертюры к рыцарскому турниру. Таня сняла очки и улыбнулась. Фахри закатился.
   - Вижу, Рыжая, все хорошо с тобой.
   - Я тебя тоже люблю. Он снова рассмеялся.
   - Поведай, светило-пиротехник, что привело и как.
   - Как - это дело техники, правильно сказал?
   "Опять начал урок русского языка", - подумала Таня.
   Это всегда было удобной для него линией беседы. Если что не так, извини, мол, чай не русский.
   - Наверное, правильно, если не хочешь государственные тайны раскрывать. Хотя государства еще пока нет?
   Таня намеренно пнула его в больное место, возможно единственное у него, чтобы ввести общение в рамки взаимовыгодного сотрудничества. Глаза Фахри сделались жесткими, улыбка слетела, как московский тополиный пух.
   - Чем занимаешься? - сдержанно спросил Наблус.
   - Пишу последний параграф диссертации. Это должно было согнать его настроение со злой волны. И он, просветлев, вдруг ляпнул:
   - Ты на мой сапог - пара.
   - Сам ты сапог!
   Таню вдруг охватила нежность к старому другу, она знала, несмотря на все границы государств и судеб - другу. И положила руку на его крепкую смуглую ладонь. Наблус смутился и, чтобы не выказать случайной слабости, вдруг ткнул пальцем в сторону тротуара:
   - Ой, смотри, бауабики!
   - Кто?
   Оглянулась и ничего не поняла. Кроме двух кобелей, увязавшихся за течкующей сукой, там никого не было. До нее дошло: собаки. Он попросту по-арабски образовал множественное число от слова "бобик".
   Вконец развеселил хозяин, самолично накрыв стол дымящимися "баданчанами" с мидиями, украшенными бамией и оливками.
   Уже когда принесли сладкое, Фахри достал из нагрудного кармана конверт "Par Avion", и у Тани дрогнуло сердце.
   - От матери? - догадалась она.
   Наблус кивнул, извинился, вышел из-за стола, оставив ее наедине с письмом Адочки.
   "Танюшка, сладкая моя донюшка!
   Уж и не знаю, как Господа благодарить, кровинушка ты моя! Я уж думала, все слезы выплакала, а вот пишу тебе и от радости реву как белуга. Мы ведь тебя давно похоронили. Все гадала, как буду могилку твою искать, тем и жила, родная ты моя! Оказывается, ничего искать-то не надо. Мне твой друг так и сказал, не ищи, мол. Я сначала все не понимала, как можно. А когда он сказал, что нет могилы, что-то зашевелилось внутри, ёкнуло. Сердце не обманывает, догадалась, что жива ты, счастие мое рыжее. Дотронуться б до тебя хоть пальчиком. Ну да я все понимаю, видать, пока нельзя. А как Фахри мне посоветовал, вроде как наказал, письмо тебе написать, а он вроде бы найдет, как к тебе его отправить, так думала - дышать разучилась. Вдруг у тебя будет какая оказия, так ты пришли весточку. А то ну впрямь как бабка твоя - уехала и ни словечка, ничего. Я ж все-таки мать. Сердце мое за вас рвется. Какие-то непутевые. Столько бед на ваши головы сыпется, не дай Бог! Павлушу мы похоронили в 84-м. Уж и не знаю, правильно ли делаю, что пишу тебе об этом, но коли не знаешь, так, наверное, обязательно тебе знать следует. Мало ли что. Скрывался он, оказывается. Жил в Кемском районе в лесхозе под чужой фамилией, кажется, Черноволом Савелием звался. Охотничал или, наоборот, егерем был. Как-то все-таки непонятно, почему так. Избушку, точнее, что от нее осталось, нашли. На пожарище обугленное тело Павлуши-то и отыскалось. Прокуратура долго копалась. Вроде зацепок никаких не нашли. Могло быть и самовозгорание. На том дело и закрыли. Никитушка сразу махнул рукой, что от этих работничков толку не жди. Ну да кому до истины-то докапываться? Времена такие наступили, что человеческая жизнь уж и полтинника не стоит. При Сталине все-таки порядка больше было. А сейчас старики пенсию по полгода получить не могут. Может, вот Жириновский Владимир Вольфович выйдет в президенты, как-то этих коррупционеров пришерстит. Благо ты подальше от этого бардака. Не вздумай возвращаться. Разве в гости? Буду ждать. Твоя старенькая мама. Целую тебя, хоть ты этого не любишь. Скучаю по тебе.
   И целую".
   Информация, которую передал ей Наблус с этим письмом, больно хлестанула Таню. В какой-то момент ей показалось, что сама задыхается. Несомненно, Павел был убит. В ее голове мгновенно вспыхнул разговор с Шеровым. Ошибки быть не может, и дело не в том, что подсказывает чутье. Тут и особого анализа не надо, чтобы все концы свелись к тому, кому нужна была его смерть.
   Появился Фахри. Таня мутно молчала. Словно отвечая ее размышлениям по теме, Наблус проронил:
   - А как я с машиной твоей ковирался, помнишь?
   Он не улыбался. Взгляд был твердым, без намека на ностальгические воспоминания о приключениях прошлых лет. Нет. Вопрос - как указательная стрелка "Alarm".
   - Что ты знаешь о его смерти? - спросила Таня.
   - Что он не лесник и вряд ли такой ишак, чтобы самовозгореться.
   - Кто за этим стоит, что думаешь? Или знаешь?
   - Думаю, что и ты.
   Таню насторожил его вкрадчивый тон. Ему-то Шеров зачем?
   - Ладно, сквитаемся, - тяжело выдохнула она.
   - Он сейчас в Норвегии, контракты какие-то заключает.
   Таня вскинула бровь на подобную осведомленность.
   - Послушай, зануда! Шеров - не Анна Каренина, а я-не тупее паровоза. Этот литературный пример ему был понятен еще с подфака МГУ. - Надо будет всему свое время.
   - Когда шеровское придет, мне как брату скажешь? - хитрил Наблус.
   - Тебя-то что теребит? Мое долевое участие?
   - В нем ты и я - между-между.
   - Так и говори между где. И с какого боку твой интерес?
   - Мне тоже приятно трупчик нашего друга иметь.
   - Некрофилия или терроризм?
   Наблус расхохотался:
   - Один мертвец много жизни спасает.
   - Он что, продает Израилю разворованное советское вооружение?
   Фахри дернул головой. Похоже, попала близко.
   - Через его каналы большие еврейские деньги уходят.
   - А значит, остальное можно купить на месте?
   Он помолчал и, обезоруживающе улыбнувшись, будто предлагая вылазку в зону отдыха на Борисовские пруды, заявил:
   - Мы его уберем. Ты и я. Я перекрою чуть-чуть кислород, который поступает на другой берег Иордана, а ты успокоишь сердце. Нельзя в себе боль и злобу копить, правда. Рыжая?
   - Ну что ж, я давно твоя должница за акцию по ликвидации Ларика. - Сказала так, будто только это ею и двигало, на том и согласилась, наконец: - Тогда лады. Когда наш рейс в Осло?
   Наблус протянул ей билеты.
   Полыхнуло неожиданно. Из-за крыши вырвался язык пламени, Таня увидела, как в одной из комнат второго этажа занялась огнем занавеска, из открытой форточки повалил дым. Она прильнула к окуляру, навела на входную дверь. Из нее выбегали люди - двое, трое, пятеро. Она отчетливо видела выражение незнакомых лиц растерянное, испуганное. У одного, высокого, полностью одетого, лицо было злое и решительное. Губы и руки шевелились, он явно отдавал какие-то распоряжения. В руках у второго появился автомат. Еще двое бросились, пригибаясь, вдоль фасада, один побежал к "мерседесу". Наблюдая за ними, Таня едва не упустила Шерова. По наитию повела линию прицела чуть выше и засекла его на балконе. Он перегнулся через перила и кричал что-то вниз. Она поймала в перекрестье его лысую макушку. Надо же, какой плюгавый...
   - И тогда я сказала...
   Почти бесшумно передернулся автоматический затвор.
   - Послушайте, маленький...
   Палец замер на спусковом крючке.
   - Можно мне вас немножко...
   Плавный неспешный выдох.
   - Убить.
   Как плевочек просвистел. Красным цветком распустилась на темечке седьмая чакра. Вадим Ахметович перева лился через перила и нелепой куклой шлепнулся на козырек, выступающий над черной дверью.
   С другой стороны фьорда в тихие воды полетела ненужная более винтовка.
   Таня поднялась. Происходящее на том берегу ее больше не трогало. Она нырнула в густой сосняк, вышла по нему за гребень, скинула маскировочную куртку, кепи, перчатки, стянула заляпанные грязью штаны, под которыми оказались вполне пристойные и ничуть не промокшие серые слаксы, переобулась, сменив мягкие пластиковые сапожки на кроссовки, сложила все хозяйство в заранее заготовленную ямку, обтерла лицо гигиенической салфеткой, которую отправила туда же, вылила сверху содержимое металлической фляжки, привалила камнем. Когда доберутся до тайничка, найдут в нем лишь расползающиеся ошметки, никакой идентификации не подлежащие.
   На дорогу она вышла через час. В это раннее утро на дороге было пусто, но Таня решила не рисковать и до нужного места добиралась лесочком. Вскоре показался заброшенный каменный амбар без крыши. Озираясь по сторонам, она приблизилась, обошла строение кругом. За амбаром, не видный с дороги, стоял видавший виды черный "джип". Мотор работал на холостом ходу, на водительском месте - фигура в знакомой клетчатой кепочке и черной кожаной куртке. Уже не таясь, она пересекла несколько метров, отделяющих автомобиль от стены амбара, открыла дверцу, плюхнулась на переднее сиденье.
   - Трогай, Фахри.
   В затылок уперлось что-то холодное, металлическое. В окошке мелькнула ухмыляющаяся рожа в синей фуражке, красноречиво выставилось короткое автоматное дуло. Фахри повернул голову - только это был не Фахри.
   - Спокойно, мадам. Королевская криминальная полиция. Вы арестованы.
   На ее застывшем лице проступила жуткая, леденящая улыбка.
   - За неправильную парковку?
   Незнакомец в одежде Фахри испустил усталый вздох.
   - Фрекен Теннисон, вы обвиняетесь в убийстве иностранного гражданина Вадима Шерова... Руки, пожалуйста. На запястьях защелкнулись никелированные браслеты.
   (27 июня 1995)
   - Павел встречал нас в аэропорту. Через три дня мы с Лизаветой получили кенийские паспорта, а еще через две недели Джош преподнес нам потрясающий подарок - кругосветное путешествие на пятерых, две пары молодоженов и Нюточка. Кувейт, Индия, Гонконг, Сингапур, потом Япония, Австралия, Новая Зеландия, Таити... Мы с Павлом венчались в Кито, в православной казачьей церкви. Наши казачки после революции осели в Эквадоре, и теперь из них состоит вся президентская охрана. Так здорово было, красиво, торжественно. Лизавета с Джошем тоже захотели венчаться по-православному. И обвенчались через три дня. Брак-то у них только замышлялся как фиктивный, а получился самый что ни на есть настоящий. Дня друг без дружки прожить не могут. И папаша-вождь выбор сына очень одобрил, сказал, что Лизавета на их Местную богиню плодородия похожа. Ну, не знаю, я этой богини не видела... Так вот, по такому исключительному случаю казачки неделю нас не отпускали, пировали, пили наше здоровье, плясали... Потом мы были на карнавале в Рио-де-Жанейро, потом Нассау, Бермуды, Канары, Европа. Для меня были закрыты только две страны. В Союз меня не пустили бы, как жену эмигранта последней волны, а в Штаты - как жену человека, получившего вид на жительство, но еще не имеющего гражданства. Идиотские порядки!.. В Швейцарии мы разбежались.
   - Как разбежались? Куда? - встрепенувшись, спросил Иван, совсем заслушавшийся Таниным рассказом.
   - Джош с Нюточкой и Лизаветой вернулись в Найроби. Павел через три дня вылетел в Штаты, а я осталась в клинике.
   - В какой клинике?
   - Заболела?
   Ник и Иван задали вопрос, не сговариваясь.
   - На операцию. Там лучшие специалисты, а мне, видишь ли, очень хотелось иметь детей. - Она метнула взгляд на Ника.
   Последняя реплика определенно адресовалась ему. Он убрал голову в плечи и отвернулся.
   - И что, получилось? -спросил Рафалович.
   - Да, вполне успешно. Теперь-у Нюточки двое братиков. Митька и Алешка.
   - Митька - это понятно. В память деда, - сказал Иван. - А почему Алешка?
   - В память другого деда. Вы его не знали.
   - А фотографии привезла? Взглянуть бы.
   - Конечно. В спальне лежат, потом покажу.
   - А как Нюточка? - спросил Рафалович. - Большая? И все так же похожа на тебя? Вас, наверное, путают?
   - Редко. Фигуры разные. - Таня развела руки в стороны, - Она поступила в Кэл-Юн, это Калифорнийский университет, учится на этнографа, летом разъезжает по резервациям, собирает индейский фольклор. Вся в отца, совсем на своей науке сдвинулась.
   - А ты-то сама не работаешь?
   - Куда там, с двумя-то малявками! Меня и сюда переводчицей оформили, чтобы с визами лишних хлопот не было. Так, иногда, чтобы переключиться, поем в нашем загородном клубе попеременно с Аланной. А Павел подыгрывает. Ничего, народу вроде нравится, хотя ни слова не понимают.
   - Или просто хотят подольститься к жене босса, - вставил Ник.
   - Нет, - серьезно ответила Таня. - Таких в нашей фирме не держат.
   - Завидую, - сказал Рафалович. - И вообще хорошая фирма, классно поднялись. Вы только с Готей Васильевым на насадки подписались?
   - И все-то ты знаешь, - сказал доселе молчавший Павел. - Нет, не только... Перейдем к окошечку, другим мешать не будем.
   Они встали и отошли к тому столику, за которым три часа назад дремал Иван.
   Сейчас он очень даже бодрствовал. Жадно ел, курил, пил лимонад и блестящими глазами смотрел на Таню.
   - А скажи, только честно, после такой-то благодати домой, наверное, и не тянет? - осторожно спросил он.
   - Поначалу не тянуло. Долго не могла насытиться Павлом, новой жизнью, новыми впечатлениями. А каквсе понемногу устаканилось, временами стало забирать. Тоска, ничего вокруг не мило, запрусь и реву в подушку...
   - Так вы квартирку здесь купите или даже дом, теперь это просто, были бы деньги. Будете приезжать раз или два в год на недельку, на месяц. Сейчас многие так делают.
   - А мы теперь и так будем приезжать. Есть много предложений по работе, вон через месяц в Москву летим с Минздравом соглашение подписывать. А Павел еще хочет по Сибири полазать, по Северу...
   - Ага, - сказал Ник. - Вам теперь никакой Шеровне страшен.
   - Шеров? - переспросила Таня. - Кто такой Шеров?.. Ах, да... Слушай, а ты-то откуда знаешь про Шерова?
   - Добрые люди рассказали. - Ник поморщился, как от зубной боли. - Только нет теперь Шерова. Пять лет как грохнули.
   - Грохнули?
   - Ну, замочили, прикончили. Поехал за бугор проветриться, а там его и... Не дожил, а то сейчас высоко бы парил. Ночным президентом, не иначе.
   - Это как?
   - Днем Ельцин, а он ночью. Когда все кошки серы.
   - Ну и черт с ним! - подвела черту Таня. - Иван, кинь мне сигаретку.
   Он подождал, пока она закурит, и сказал:
   - Слушай, Танька, ты молодчина, что всех нас собрала, Павла привезла. Представляешь, мы не то чтобы встречаться, а даже здесь друг друга не узнали, пока ты не вошла. А ведь когда-то такие друзья были... Только скажи, а почему ты все так странно устроила? Карточки эти, "доктор и миссис Розен просят пожаловать..." Неужели нельзя было по-простому, позвонить, сказать?
   - Драматургия, брат Вано, эффектная концовка, - высказался Ник. - Таня все же актриса, хоть и бывшая.
   - Не только. Иначе я бы вряд ли вас всех собрала.
   Да и объясняться по отдельности не хотелось.
   - Ты им про Алиссию расскажи, - подал голос Павел.
   Остальные недоуменно переглянулись.
   - Про какую еще Алиссию? - спросил Иван.
   - Это книжка такая есть, и фильм тоже. Когда в девяносто первом Павел получил гражданство и мы с Митькой смогли к нему в Денвер переехать, меня Аланна крепко под крылышко взяла. Про страну объясняла, язык учить заставляла, записала на специальные курсы для иммигрантов. А по вечерам мы друг к дружке ходили, чай пили, разговаривали, она все требовала, чтобы по-английски. Потихоньку я ей про всю жизнь мою рассказала. А она говорит: "А ты знаешь, что есть книжка про тебя?" Я удивилась. Какая, спрашиваю, расскажи. Она книжку из кабинета вынесла, мне дала, а рассказывать ничего не стала. Сама, говорит, прочтешь, а слова непонятные, которых в словаре не найдешь, я, так и быть, подскажу. Я взяла, раскрыла, книжка толстая, непонятная, но я стараюсь, читаю любопытно все-таки, что там про меня написано. Сначала через пень-колоду понимала, потом ничего, вчиталась. И поняла: как есть про меня. Там главная героиня - киноактриса, Алиссия. Тоже в деревне росла, только в лютой бедности, тоже сиротой, как и я, и тоже старшая сестра была вместо матери; и в город сбежала, потому что сестрин муж проходу не давал. В городе в прислуги нанялась, а потом парня встретила, точь-в-точь как ты, Иван, тоже писателем мечтал стать и выпить любил, и поженились они тайком от его родителей, а родители узнали и попросили одного родственника, большого босса, чтобы разлучил их, тот пришел и деньги ей предлагал и грозился, как тогда Дмитрий Дормидонтович, а потом в кино ее устроил, чтобы, значит, семья не стыдилась, что жена племянника прислуга... Ну, да это совсем не так, как у меня было. А у этого босса сын был, прямо как Павел...
   - Это ты погорячилась, - прервал ее Павел. - Тот был герой, рыцарь, а я обыкновенный.
   - Не перебивай... Она того парня полюбила, а с писателем у них все наперекосяк пошло. Тогда дядя их во Францию отправил, от греха подальше, а ей нашел роль хорошую. И вот живут они себе во Франции, а тут к ним является еще один родственник с приятелем, совсем как ты, Никита, к нам в деревню с Огневым приехал. И точно так же писатель на этого родственника с кулаками полез, когда тот тайком его рукопись читал, а он стал этого писателя расхваливать и в кино зазывать, сценарии писать. И вообще тот парень, его в книжке Максимом звали, вылитый ты - такая же язва и с теми же, извини, половыми наклонностями.
   - Читал я эту книжку, - пробурчал Ник. - У нас ее переводили. Слезливый дамский романчик. Но похожие моменты есть, согласен, я раньше как-то не задумывался. И этот приятель Максима тоже с собой покончил, как... как Юра, и положительного героя гангстеры якобы убили в Африке, а потом оказалось, что не его. И действительно, в финале героиня всех в одном месте собирает и предъявляет им героя, живого и здорового. Кстати, даже Кения там фигурирует... Только вот одной персоны, по-моему, очень важной, в книге нет, а многим из нас она по жизни как танком проехалась...
   - Ты про кого? - спросил Иван. Павел пожал плечами. Рафалович поднялся и подошел поближе.
   - А про сестрицу мою лучезарную, а твою, Поль, бывшую благоверную.
   - Это про Таню, что ли? - спросил Иван. - Так при чем здесь она?
   - Я от нее никакого зла не видел и до сих пор считаю ее достойной и очень несчастной женщина, - твердо сказал Павел. - И до конца жизни буду ей благодарен за Нюточку.
   Рафалович угрюмо промолчал.
   - Кстати, кто знает, что с ней теперь? - спросил Иван. - Я ее не видел... страшно подумать, пятнадцать лет.
   - Я тоже, - помолчав, сказал Павел. - А последний раз, когда она лежала в коме.
   - Я видел чуть после того, - сказал Ник, - хотя и не жаждал. Она жила в Москве, вышла замуж за какого-то англичанина и уехала с ним. Меня на свадьбу не пригласили. Думаю, у нее все в порядке.
   - Два года назад точно все было в порядке, - с внезапным остервенением сказал Рафалович. - Цвела и пахла. Я встречал ее на Ривьере.
   Он замолчал. Все тоже притихли как-то разом.
   - А я так вообще ни разу ее не видела, - сказала Таня. - Так что для меня она точно не очень важный персонаж... Не знаю, кто как, а я за разговорами изрядно проголодалась. Так что предлагаю спуститься в ресторан и пообедать. По дороге прихватим Кристи, Алекса и Джоша с Лизаветой...
   - Как, и Лизавета здесь? - изумленно воскликнул Иван.
   - Конечно здесь, и все вы ее видели,-с легким злорадством сказала Таня.
   - Что, неужели та японская бизнес-дама, которая нас впускала?! воскликнул Ник. - Ну Лизавета Валентиновна, ну всех нас обула...
   - То-то она мне знакомой показалась, - сказал Рафалович.
   - Ну прям не жизнь, а книга перемен, - философски заметил Иван.
   И, не прекращая переговариваться, все двинулись к выходу.
   IV (27 июня 1995)
   В проеме распахнувшейся двери стоял весьма внушительный, несмотря на малый рост, усач, видно, в немалом чине. Сделав два решительных шага вперед, он остановился и уже отнюдь не решительно произнес срывающимся голосом:
   - С-сидите.
   - Сижу, - подтвердила она, с любопытством глядя на незнакомца.
   Он набрал в легкие воздуха, сдвинул на затылок фуражку, поднял перед собой руку с зажатым в ней листком, откашлялся и начал читать:
   - "С сожалением уведомляю Вас, что Ваше ходатайство о помиловании рассмотрено Господином Президентом Республики и..."
   - Отклонено, - подсказала она. - Мерси, я уже догадалась - шампанское, омары, цыпленок по-амстердамски... Да и радио не молчит...
   - "Принимая во внимание, что апелляционные суды трех инстанций не сочли возможным..."- хрипло продолжал он.
   - Да не утруждайте вы себя, господин надзиратель. Все ясно. Когда?
   - В четырнадцать тридцать, - опустив глаза, как мальчишка, прохрипел он. Вообще-то я не надзиратель, а старший судебный исполнитель...
   - Простите, господин старший судебный исполнитель, - сказала она и задорно добавила: - В следующий раз не ошибусь.
   - Вы... вы... вы... - совсем уже сбился он. - Понимаете... понимаете... Пять полностью доказанных умышленных убийств с отягчающими. А не полностью? Заговоры, перевороты, политический и промышленный шпионаж?.. Может быть, хотите еще вина? Коньяку? Писчей бумаги? Транквилизаторов?
   - По-моему, - участливо сказала она, - транквилизаторы нужнее вам.
   - Само собой, священника... Он уже ждет.
   - Священника не надо, - твердо сказала она.
   - Но... но вы подумайте... Может быть, все-таки... Или желаете раввина, ламу, православного... У нас есть приходы...
   - Никакого, - повторила она.
   - Тогда, может быть, какой-нибудь лювбимый фильм, книгу, музыку? Или... он перешел на еле слышный щепот, - марихуаны... Вообще-то запрещено, но можно и укольчик... А? Что?
   - Мужчину.
   - Что-что? - переспросил он, мгновенно покрываясь потом.
   - Я, кажется, ясно сказала - мужчину.
   - Но... но... То есть, в каком смысле?.. - Он попятился, словно увидел черта. Сейчас, того и гляди, перекрестится.
   - Неужели непонятно - в каком смысле? Или никто из ваших коллег не захочет близости с самой знаменитой женщиной десятилетия? Да еще в подобных обстоятельствах?
   Он судорожно вытащил платок и принялся утирать пот с багрового лица.
   - Например, вы? Будет о чем рассказать внукам... -И впервые пристально посмотрела ему в глаза.
   Судебный исполнитель резко выпрямился и замер. На лице его легко читалась вся гамма сильнейших чувств. Ужас, восхищение - и, конечно же, беспредельно алчное вожделение... Что ж, такое предложение разбудит мужчину и в безнадежном паралитике.
   Он, пятясь и не сводя с нее глаз, подобрался к дверям, развернулся, что-то резко выкрикнул в коридор. Потом развернулся обратно и шагнул внутрь камеры, захлопнув за собою тяжелую дверь. На лице его было новое, сосредоточенное выражение. Он сделал еще один шаг. Пальцы теребили пуговицу форменной тужурки.
   - Ну, иди ко мне, моя последняя любовь!
   Он сделал еще шаг и вдруг остановился, опустив руки.
   - Ну что? Не желаете ли вызвать подчиненного подержать ваш драгоценный?
   - Я читал про вас все, - четко и медленно проговорил он. - Книгу, статьи, все материалы дела. Видел фильм, присутствовал в зале суда. И понимаю, что вы обязательно попытаетесь задушить меня, переодеться в мою форму и бежать отсюда. Или что-то в этом роде. Только у вас ничего не получится.
   Она усмехнулась.
   - Не доверяете?
   - Вам?! Я пока еще не сошел с ума...
   - Я тоже... Вам ли не знать, что мой... номер оборудован по последнему слову техники... "Жучки", телекамеры.. Смелее же, господин исполнитель, смелее! Я вас не съем, а вы напишете об этих минутах толстый мемуар и, уверена, станете миллионером, мировой знаменитостью.
   Он нервно сопел. Усатое лицо налилось краской.
   - Я... я не...
   - Не смущайтесь...
   Рука его боролась с пуговицей.
   - Впрочем, я пошутила.
   Стрекот дикторской скороговорки из белого приемничка над изголовьем сменился сладкой музыкой. Она протянула руку и прибавила звук. Испанский душка-тенор...
   - Что ж ты, Иглесиас? - с усмешкой пробормотала она. По-русски.
   - А? - Господин судебный исполнитель решил, должно быть, что она обращается к нему.
   - Бэ... Белое танго. Дамы приглашают кавалеров. Не откажите в любезности.
   Она ловко спрыгнула со стула и притянула усача к себе. В приемнике соловьем разливался Что-ж-ты:
   - Натали-и...
   Он водрузил дрожащую руку на ее тонкую талию и, застонав, повалил ее на кровать...
   Потом они молча курили. Потом она угостила его шампанским из своего стаканчика и выпила сама. Потом они повторили еще раз, и он был как пылкий и нежный Ромео, как тигр, как молодой полубог, а она - как трепетная лань, как пылкая пантера, как кроткая голубица...
   Чиновник вновь прильнул к ней, но она отстранила его:
   - Довольно. Вы исполнили свой долг, служебный и человеческий. Теперь ступайте. Вас давно уже разыскивает начальство.
   Он попятился и опустился на стул. Глаза его светились безумием.
   - Я... я... у меня есть верные люди в охране... деньги... оружие... я подкуплю... подгоню фургон... устрою аварию, взрыв. Я отравлю, перестреляю... Мы бежим отсюда... Я спрячу вас... в горах;.. Я знаю местечко.
   Она, не поднимаясь, холодно смотрела на него сквозь дым сигариллы.
   - Господин исполнитель, не пыхтите под киноглазом. У вас и без того могут быть неприятности... Спасибо вам, конечно, но это чистое ребячество. Вы и сами прекрасно понимаете абсурдность ваших слов. Лучше успокойтесь, приведите себя в порядок, выпейте водички и отправляйтесь исполнять дальше.
   Он уронил голову на стол и громко зарыдал.
   - Господи, ну почему... почему? - лепетал он. - Раньше я верил тебе, Господи... Теперь больше не верю... Если в мире, сотворенном тобой, возможно такое.... такое, тогда ты - дьявол! Лживый, премерзкий дьявол! Враг! Враг!..