Страница:
городом - Перт. Следует упомянуть здесь, что австралийцы стремятся
образовать соединенные штаты под названием Республика Австралия. Английское
правительство не желает признавать этого названия, но оно, несомненно, будет
присвоено этой части света, когда отделение от метрополии станет уже
свершившимся фактом.
Однако вернемся к нашим героям. Миссис Брэникен намеревалась покинуть
Сидней, как только это представится возможным. Она могла рассчитывать на
беспредельную преданность Заха Френа, равно как и на его трезвый и
практичный ум. Подробно изучая карту Австралии, они вместе обсудили наиболее
действенные меры, которые могли обеспечить успех этой новой попытки.
Чрезвычайно важно было выбрать надлежащий пункт отправления экспедиции. Был
определен план действий:
1. Миссис Брэникен приступала безотлагательно, при личном своем участии
и на свои личные средства, к организации экспедиции. Экспедиция эта должна
была обладать всеми средствами передвижения, которые потребуются для
путешествия по Центральной Австралии.
2. К исследованию следовало приступить безотлагательно, а потому
необходимо было как можно скорее добраться до конечного пункта внутри
страны, до которого существовали какие-либо благоустроенные пути сообщения.
Прежде всего был обсужден вопрос, нужно ли направиться к
северо-западному берегу, то есть к тому месту земли Тасмана, где высадились
спасшиеся с "Франклина"? Это представляло отклонение в сторону, которое
потребовало бы значительной траты времени и вызвало большие затруднения. А
между тем не существовало никакой уверенности в том, что экспедиция может
скорее напасть на следы того племени дикарей, во власти которых томился Джон
Брэникен, если приступить к розыскам с запада.
Бродячие племена кочевали, однако, и в земле Александра, и в Западной
Австралии. Соображения эти привели к тому, что первый вопрос был решен
отрицательно. Затем перешли к обсуждению второго вопроса - и решили, что
экспедиции следует придерживаться того пути, по которому шел Гарри Фельтон
во время своих скитаний по Центральной Австралии.
Хотя путь и не был хорошо известен, но его можно было проследить с того
места, где найден был лейтенант "Франклина", то есть на берегу реки Паррю,
на границе Квинсленда и Нового Южного Уэльса.
С 1770 года, то есть с того времени, когда капитан Кук исследовал Новый
Южный Уэльс и занял именем короля Англии ту страну, которая раньше него была
уже открыта португальцем Мануэлем Годенбьо и голландцами Верхехоором,
Хартохом, Карпентером и Тасманом, - восточная часть этой области в
значительной уже мере была заселена колонистами, которые и внесли в нее
некоторое развитие и культуру.
В 1787 году коммодор Филипп основал там колонию преступников
Ботани-Бей; она и послужила ядром будущего поселения иммигрантов-англичан,
численность которого возросла до трех миллионов жителей в течение менее ста
лет.
В настоящее время значительное число населенных пунктов в Квинсленде,
Новом Южном Уэльсе, Виктории и Южной Австралии связаны между собой
рельсовыми путями; между береговыми портами устроены пароходные рейсы.
Переведя через Уильяма Эндру до своего отъезда из Сан-Диего
значительную сумму денег в Центральный австралийский банк в свое личное
распоряжение, миссис Брэникен, находясь в Сиднее, располагала всеми
средствами, необходимыми для снаряжения экспедиции. Она не встретила никаких
затруднений в отыскании необходимых людей, экипажей, верховых, упряжных и
вьючных животных. Тем не менее следовало ли останавливаться на Сиднее как на
исходном пункте отправления экспедиции? По всестороннем обсуждении этого
вопроса, основываясь на мнении американского консула, весьма сведущего во
всех вопросах, относящихся к географии Австралии, наилучшим базисом для
предстоящих операций была признана Аделаида, столица Южной Австралии.
Продолженный там рельсовый путь вдоль телеграфной линии, идущей от Аделаиды
до Ван-Дименского залива, то есть по направлению с юга на север
приблизительно по длине сто тридцать девятого меридиана, перешедший уже за
ту параллель, до которой добрался Гарри Фельтон, предоставлял экспедиции все
средства к тому, чтобы скорее и глубже проникнуть в самые отдаленные углы
земли Александра и Западной Австралии. Таким образом, было принято решение,
по которому третья по счету экспедиция, снаряженная на поиски капитана
Джона, будет организована в Аделаиде, откуда и направится до самого конца
железнодорожного пути, проложенного по направлению к северу на расстоянии
семисот километров. Предстояло еще решить вопрос: каким путем доберется
миссис Брэникен из Сиднея в Аделаиду? Железная дорога еще не шла прямо в
Аделаиду, и существовал только путь, проходящий по Муррею, на границе
области Виктория, до станции Албюри, далее, до Мельбурна, через Беналлу и
Ки-льмор, а от этого пункта до Аделаиды; но путь этот заканчивался пока на
станции Горшань.
Исходя из этого миссис Брэникен приняла решение направиться в Аделаиду
морем. Для этого требовалось четверо суток да, кроме того, двое суток
стоянки в Мельбурне.
Наступил август, соответствующий февралю в северном полушарии, но
погода была тихая, дули северо-западные ветры, и плавание должно было
проходить в виду берега. Совершив незадолго до этого морской переход из
Сан-Франциско до Сиднея, миссис Брэникен не боялась нового переезда.
Пароход "Брисбен" как раз должен был отвалить на следующий день в
одиннадцать часов вечера, планируя прибыть в Аделаиду 27 августа утром, с
заходом по пути в Мельбурн.
Миссис Брэникен заказала на пароходе две каюты, распорядилась о
переводе денег в банк Аделаиды на текущий счет и, покинув морскую больницу,
временно поселилась в гостинице.
Все помыслы ее сосредоточивались на одной мысли: "Джон жив". Вся
поглощенная рассматриванием карты Австралийского материка, со взглядом,
блуждающим по этим громадным пустыням на севере и северо-западе, увлеченная
своим воображением, она искала его, встречалась с ним, освобождала его...
Зах Френ, сознавая, что миссис Брэникен в эти минуты лучше быть одной,
отправился погулять и вполне естественно захотел осмотреть пароход и каюту,
отведенную миссис Брэникен.
Этот осмотр доставил ему удовольствие.
Осмотрев все, он уже собирался оставить судно, когда юнга, провожающий
его по пароходу, обратился к нему с вопросом:
- Так это верно, боцман, что миссис Брэникен отправляется завтра в
Аделаиду?
- Да, завтра, - отвечал Зах Френ.
- На "Брисбене"?
- Да, да!
- Дай Бог ей успешно отыскать капитана Джона!
- Ты можешь быть спокоен, мы все сделаем для этого.
- Я убежден в этом, боцман!
- Ты плаваешь на "Брисбене"?
- Да, боцман.
- Прекрасно, малый, до завтра!
Зах Френ воспользовался последними часами пребывания в Сиднее, чтобы
побродить по Питт-стрит и Йорк-стрит, по обеим сторонам которых возвышаются
прекрасные постройки из красновато-желтого песчаника; затем побывал в
Виктория-парке и Гайд-парке, где установлен памятник капитану Куку.
Он посетил Ботанический сад, чудесное место прогулки на берегу моря,
наполненное благоуханием всевозможных растений жаркого и умеренного пояса,
дубов и араукарий, кактусов и мангустансов, пальм и оливковых деревьев.
Сидней хотя и не столь правильно разбит, как позднее построенные Аделаида и
Мельбурн, но зато этот наиболее старый из всех австралийских городов имеет
преимущество перед своими более молодыми конкурентами в живописности
расположения.
К вечеру следующего дня миссис Брэникен и Зах Френ перебрались на
пароход, который через бухту Порт-Джаксон, обогнув Иннер-Саут-Хэд, взял курс
на юг, держась на расстоянии нескольких миль от берега.
Долли сидела на палубе на баке, разглядывая очертания берега, смутно
выступающие среди тумана. Так вот он, этот материк, в который предстояло ей
проникнуть как в огромную тюрьму, из которой Джону не удалось до сего
времени бежать! Пятнадцать лет, как они разлучены друг с другом!
- Пятнадцать лет! - тихо сказала она.
При проходе "Брисбена" мимо Ботани-Бей и Джорис-Бей миссис Брэникен
удалилась в свою каюту немного отдохнуть. На следующее утро в обычный час
она уже была на ногах, когда проходили мимо той части берега, где виднелись
на горизонте сначала гора Дромадер, а за ней гора Костюшко, которые входят в
горную систему Австралийских Альп.
Зах Френ и Долли стояли на спардеке и разговаривали о том, о чем оба
неизменно думали.
Смущенный и нерешительный, подошел к миссис Брэникен юнга, чтобы
спросить, по приказанию капитана, не желает ли она чего-нибудь.
- Нет, ничего, дитя мое, - отвечала Долли.
- Ба! Да это тот мальчуган, который говорил со мной здесь, когда я был
вчера на "Брисбене", - сказал Зах Френ.
- Совершенно верно, боцман, это был я!
- Как зовут тебя?
- Меня зовут Годфрей.
Годфрей глядел на Долли с таким уважением, что она была тронута этим до
глубины души.
Одновременно она была поражена звуком голоса юнги. Она уже слышала
однажды этот голос и вспоминала где именно.
- Дитя мое, - сказала она, - не вы ли обращались ко мне у входа в
сиднейскую больницу?
- Да, это был я.
- Не вы ли спрашивали меня, жив ли еще капитан Джон?
- Я, сударыня.
- Вы принадлежите, значит, к команде парохода?
- Да, вот уже год, - отвечал Годфрей. - Надеюсь, однако, с Божьей
помощью покинуть скоро эту команду.
Сказав это, не желая или не смея продолжать разговор, Годфрей удалился.
- Вот мальчуган, в котором, на мой взгляд, течет кровь моряка, -
заметил Зах Френ. - Это сейчас видно. У него честные, ясные и решительные
глаза. А голос вместе с тем твердый и нежный.
"Голос его!" - проговорила Долли про себя.
Ей показалось почему-то, что она только что слышала голос Джона,
правда, более мягкий, соответственно возрасту юнги.
Конечно, она заблуждалась, но и черты лица этого мальчика напомнили ей
черты лица Джона, того Джона, которому не было еще тридцати, когда
"Франклин" разлучил ее с ним на столько лет.
- Видите, миссис Брэникен, - сказал Зах Френ, потирая руки, - англичане
ли, американцы ли - все относятся к вам с одинаковой симпатией. Вы встретите
в Австралии ту же преданность, что и в Америке. В Аделаиде будет то же
самое, что и в Сан-Диего. Все желают вам того же, что и этот молодой
англичанин.
"Англичанин ли он?" - спросила себя миссис Брэникен, глубоко
взволнованная.
Переход в продолжение первого дня путешествия был весьма удачен. Дул
береговой ветер, и море было совершенно спокойное. Можно было ожидать, что и
дальше, обогнув мыс Гау, при повороте берега Австралийского материка, при
входе в Бассов пролив, плавание будет так же спокойно.
Долли не покидала палубы в продолжение всего этого дня. Все пассажиры
выказывали глубочайшее почтение к ней и искали возможности вступить с ней в
беседу. Им всем хотелось познакомиться с женщиной, о несчастьях которой было
известно и которая не задумывалась над предстоящими ей опасностями в надежде
освободить своего мужа, если Провидению угодно было сохранить ему жизнь.
Никто, конечно, не позволил бы себе выразить ей ни малейшего сомнения в
этом. Да и можно ли было не разделять ее надежд, когда приходилось воочию
убеждаться, насколько она была мужественно воодушевлена, когда излагала все
свои предположения. Бессознательно слушатели переносились вслед за ней в
дебри Центральной Австралии. И многие из них охотно последовали бы за ней не
только мысленно, но и в действительности. Отвечая им, Долли иногда вдруг
замолкала. Взгляд ее принимал тогда совсем особое выражение, глаза блестели,
и один лишь Зах Френ а состоянии был понять, чем занят был ее ум.
Между тем юнга интересовал ее все больше и больше. Она не в состоянии
была подавлять в себе волнение, наблюдая его походку, внешность и жесты, ту
настойчивость, с которой он следил за ней, тот род инстинкта, который,
казалось, притягивал их друг к другу; все это захватывало ее настолько, что
Джон и юнга сливались в одно целое в ее мыслях. Долли не могла скрыть от
Заха Френа, что нашла поразительное сходство между Джоном и Годфреем. И Зах
Френ начинал испытывать беспокойство в том, что она целиком отдавалась во
власть этого впечатления, вызванного совершенно случайным обстоятельством.
Небеспричинно опасался он, что это сходство слишком живо напоминает ей о
погибшем ребенке. Весьма прискорбно было, что присутствие этого мальчика так
сильно волновало миссис Брэникен. Так как служебные обязанности Годфрея не
призывали его на корму парохода, отведенную исключительно пассажирам первого
класса, он не приходил туда, но издали не раз глядели они друг на друга, и
Долли едва воздерживалась, чтобы не подозвать его к себе. Достаточно было
одного знака с ее стороны, и Годфрей поспешил бы на зов... Но Долли не
делала этого знака, и Годфрей не подходил.
Вечером, когда Зах Френ провожал миссис Брэникен в ее каюту, она
сказала:
- Нужно будет узнать, Зах, кто этот юнга, где он родился... Быть может,
он не английского происхождения.
- Это можно, - отвечал Зах Френ.
- Быть может, он американец.
- Если вам угодно, я наведу справки у капитана "Брисбена".
- Нет, Зах, не нужно, я сама расспрошу Годфрея. И боцман расслышал, как
миссис Брэникен прошептала:
- Дитя мое, бедный мой Уайт, ровесник ему. "Вот этого-то я и опасался",
- подумал Зах Френ, направляясь к себе в каюту.
На рассвете миссис Брэникен вышла из своей каюты и расположилась на
палубе. Зах Френ вскоре присоединился к ней и заметил в ней большую
перемену. Она не обращала более внимания на полосу земли, расстилавшуюся по
направлению к северо-западу. Поглощенная своими мыслями, она едва отвечала
Заху Френу, когда последний осведомился, как она провела ночь.
Боцман не настаивал. Главное было, чтобы Долли забыла о странном
сходстве Годфрея с капитаном Джоном, не пожелала видеть его и расспрашивать.
Возможно, она и забыла об этом, а мысли ее приняли иное направление. И
действительно, она не обращалась с просьбой к Заху Френу привести к ней
этого мальчика, служебные обязанности которого удерживали его на носу
парохода.
Позавтракав, миссис Брэникен вернулась в свою каюту и появилась вновь
на палубе между тремя и четырьмя часами пополудни. В это время "Брисбен" на
всех парах направлялся к проливу, отделяющему Австралию от земли Тасмана,
или земли Ван-Димена.
Земля, открытая голландцем Янсеном Тасманом, оказалась чрезвычайно
важной для англичан; равным образом этот остров, представлявший собой
естественное продолжение материка, значительно выиграл под владычеством
англосаксонской расы. Колонизация этого острова усилилась с 1642 года, когда
он был открыт. Почва здесь чрезвычайно плодородна, и он покрыт богатейшими
лесами. Со свойственными им настойчивостью и последовательностью англичане
приступили с начала прошлого столетия к эксплуатации этого острова, нимало
не заботясь о судьбе туземных рас; разбив всю территорию на округа, они
основали значительные города, как-то Гоббарт-Таун, Джордж-Таун и другие,
воспользовавшись многочисленными природными береговыми впадинами, соорудили
порты, куда заходят сотни судов. Все это превосходно, но, с другой стороны,
много ли сохранилось представителей черной расы, аборигенов этой страны?
Несчастные эти были далеко не цивилизованны, в них усматривали самых низких
представителей человеческой расы; их признавали ниже африканских негров,
фиджийцев Огненной земли. Англичане могут кичиться тем, что блистательно
довели до конца поставленную себе задачу, если она заключалась в том, чтобы
доказать всему миру, что последнее слово в деле колонизации есть уничтожение
без остатка целой человеческой расы!
^TГлава вторая - ГОДФРЕЙ^U
"Брисбен" прошел Бассов пролив вечером. В августе под этими широтами
сумерки наступают уже в пять часов. Темнота не позволяла следить за контуром
берега.
Переход по проливу был чувствителен вследствие появившейся килевой
качки. Течения различных направлений встречаются и бурлят в этом проливе,
доступном водам Тихого океана. К рассвету следующего дня, 23 августа,
"Брисбен" уже входил в бухту Порт-Филипп.
Для того чтобы попасть в бухту, необходимо лавировать весьма осторожно,
в особенности когда приходится огибать длинную песчаную отмель Нипин с одной
стороны и такую же отмель Квинсклиф - с другой. Бухта эта, в достаточной
мере закрытая, вмещает в себя несколько портов, которые служат превосходными
стоянками для глубокосидящих судов; порты эти носят названия Гелонг, Сандриг
и Уильям-Таун, причем два последних составляют, собственно говоря,
Мельбурнский порт.
Берег этот по внешнему своему виду крайне однообразен и печален. Здесь
очень мало зелени; он напоминает высохшее болото, где вместо лагун и прудов
глубокие впадины, с затвердевшей и растрескавшейся тиной. В будущем намечено
заменить тощие, искривленные деревца, растущие в беспорядке на этой равнине,
правильными древесными посадками, которые быстро вырастут в прекрасные,
тенистые леса при благодатном австралийском климате.
"Брисбен" пристал к одной из набережных Уиль-ямс-Тауна для высадки
части своих пассажиров.
Предстояла полуторадневная остановка в Мельбурне, и миссис Брэникен
пожелала перебраться на это время в город. Чем же в таком случае вызвано
было ее решение сойти с "Брисбена"? Если она думала, что ей не удастся
избавиться от слишком назойливых любопытных, то, очевидно, ей гораздо легче
было для этого остаться у себя в каюте, нежели перебираться в гостиницу.
Совершенно озадаченный подобным, непостижимым для него, решением, Зах
Френ не мог не заметить, что в ней произошла резкая перемена по сравнению с
ее состоянием в Сиднее.
Не обусловлена ли была эта перемена в настроении слишком живым
воспоминанием о погибшем ребенке, снова выступившим наружу под влиянием
встречи с Годфреем? Предположения Заха Френа соответствовали
действительности. Встреча с юнгой настолько сильно повлияла на нее, что она
почувствовала потребность уединиться. Не оставила ли она прежнего решения
своего расспросить его? Быть может и да, так как она не привела его в
исполнение даже на следующий день. Она словно стремилась убежать от этого
четырнадцатилетнего мальчика, к которому влекло ее что-то необъяснимое. Что
же удерживало ее от разговора с ним и выяснения всего интересующего ее - его
национальности, происхождения и семейного положения? Не опасалась ли она
разрушения смутных мечтаний, неосуществимых надежд, возродившихся в ее
воображении, - надежд, которых она не в состоянии была скрыть от Заха Френа?
Рано утром миссис Брэникен высадилась на берег в сопровождении боцмана.
Ступив на мостки, она обернулась.
Годфрей стоял на носу парохода, прислонившись к борту, и на лице его
выразилась такая печаль, настолько ясно было его желание удержать ее на
пароходе, что Долли едва не сказала ему: "Дитя мое, я вернусь". Но она
удержалась, однако, от этих слов, жестом пригласив Заха Френа следовать за
ней, и направилась на железнодорожный вокзал, соединяющий город с портом.
Мельбурн расположен вдали от морского берега, на правом берегу реки
Яра-Яра, в двух километрах от моря, на расстоянии, которое поезда проходят
в^ несколько минут. Там расположена эта столица богатейшей колонии Виктория,
насчитывающая около миллиона жителей, из которых 300 тысяч живут в одном
лишь Мельбурне. На эту колонию начиная с 1851 года, можно сказать, вылилось
все золото, которое было добыто из недр горы Александра.
Мельбурн весьма напоминает Сан-Франциско по внешнему виду, хотя и не
столь блестящему и богатому: широкие улицы, пересекающиеся под прямыми
углами, скверы, лишенные пока обильной зелени и тенистых деревьев, сотни
банков, торговые дома, в которых совершаются крупные сделки, часть города, в
которой сосредоточены большие магазины, общественные здания, церкви, храм,
университет, музеи, выставки, библиотека, больницы, городское управление,
школы, дворцы, памятники, сооруженные в честь двух исследователей - Борка и
Уильса, погибших при попытке пересечь Австралийский материк с севера на юг.
За исключением деловой части города, на улицах встречалось не много прохожих
- несколько иностранцев, в особенности немецких евреев, занимающихся
продажей золота, как другие занимаются продажей скота или шерсти.
Деловые люди, однако, проводят в Мельбурне возможно меньшую часть
своего времени. В'Окрестностях города построено множество вилл и коттеджей,
и некоторые из них отличаются роскошью княжеских дворцов. Благодаря этому
Мельбурн имеет значительные преимущества перед Сан-Франциско; таково мнение
Д. Шарнея, одного из наиболее интересных путешественников из тех, которые
посетили эту страну. Лесные насаждения самых разнообразных пород успели уже
разрастись и образовать обширные тенистые парки. Большое число ручейков
обеспечивает благодатную свежесть в продолжение долгих знойных месяцев.
Словом, не много городов расположено, подобно Мельбурну, в столь
очаровательной рамке живой зелени.
Все это великолепие даже и тогда, когда Зах Френ проводил миссис
Брэникен за город, не вызвало у нее никакого восторга. Ничто не указывало на
то, чтобы тот или иной дом, как бы прекрасно он ни был устроен, та или иная
местность, как бы величественна она ни была, с расстилавшейся далекой
перспективой, произвели на нее какое-либо впечатление. Казалось, вот-вот она
обратится к Заху Френу с какой-то просьбой под влиянием угнетающей ее мысли.
К ночи они оба вернулись в гостиницу. Долли почти не дотронулась до
обеда, который был ей подан. После этого она легла в постель и провела всю
ночь в полудремоте, постоянно видя перед собой образы мужа и своего ребенка.
На следующий день миссис Брэникен не покидала гостиницы до двух часов
пополудни. Она написала длинное письмо Уильяму Эндру, которым извещала его
об отъезде из Сиднея и скором прибытии в столицу Южной Австралии, и снова
подтвердила все надежды, которые имела по отношению к исходу экспедиции.
К великому своему удивлению и еще большей тревоге, получив это письмо,
Уильям Эндру не мог не усмотреть из него, что если Долли говорила о Джоне с
совершенной уверенностью найти его в живых, то вместе с тем она говорила и о
своем ребенке, маленьком Уайте, как о живом. Теперь он не в состоянии был
отогнать от себя опасения за рассудок женщины, столь тяжело пострадавшей от
ударов судьбы.
Все пассажиры "Брисбена" были уже на пароходе, когда миссис Брэникен
вернулась из города в сопровождении Заха Френа. Высматривавший ее издали,
Годфрей с криком радости бросился к ней навстречу.
Заху Френу это не понравилось, и густые брови его заметно сдвинулись.
Он дорого бы дал, лишь бы юнга покинул пароход или по крайней мере не
попадался на глаза Долли, раз его присутствие вызывало в ней такие тяжелые
воспоминания.
Миссис Брэникен сразу заметила Годфрея. Она на минуту приостановилась,
пронизывая его насквозь взглядом, а затем, не сказав ни слова, потупив
голову, прошла в свою каюту.
Приняв причалы, "Брисбен" отвалил от набережной и направился к
выходному бакену, затем, обогнув стрелку Квинсклиф, взял курс на Аделаиду,
держась на расстоянии трех миль от берега Виктории.
Пароход принял в Мельбурне около сотни новых пассажиров, большей частью
жителей Южной Австралии, возвращавшихся домой. Между ними были несколько
человек иностранцев, один китаец с совершенно заспанным лицом, наподобие
крота, желтый, как лимон, круглый, как горшок, жирный, как мандарин с тремя
пуговками. Впрочем, это не был мандарин. Это был просто слуга человека,
достойного более подробного описания.
Вообразите себе сына Туманного Альбиона, наиболее яркого представителя
этого типа, высокого, худого, костлявого, настоящего скелета, состоящего
лишь из шеи, торса и ног, в возрасте сорока пяти лет, ростом не менее шести
английских футов. Белокурая неподстриженная борода, белокурые же волосы,
перемешанные с прядями золотисто-желтого цвета, маленькие, яркие глаза, нос
с ущемленными ноздрями, наподобие клюва пеликана или цапли, редко
встречающейся длины череп, по которому наименее внимательный френолог не мог
не прийти к заключению, что обладатель его отличается чрезвычайной
настойчивостью, - все это, вместе взятое, представляло собой внешний облик
одной из тех человеческих голов, которые обращают на себя внимание, вызывая
улыбку, когда изображены карандашом на бумаге. Этот англичанин имел
установленный обычаем костюм: шапку с двойным козырьком, застегнутый до
подбородка жилет, куртку с двадцатью карманами, бриджи из клетчатой суконной
материи, высокие штиблеты с металлическими светлыми пуговицами, башмаки с
подбитыми гвоздями подошвами и легкую накидку от пыли, белого цвета, которая
висела складками на его туловище, усиливая скелетообразную худобу.
Никому не было известно, кто был этот оригинал, потому что на
австралийских пароходах не принято справляться, откуда прибыли и куда
направляются пассажиры. Единственные справки, которые можно было бы получить
от капитана парохода относительно этого англичанина, заключались в том, что
последний занял одну каюту для себя, Джоза Мерита из Ливерпуля (Соединенное
образовать соединенные штаты под названием Республика Австралия. Английское
правительство не желает признавать этого названия, но оно, несомненно, будет
присвоено этой части света, когда отделение от метрополии станет уже
свершившимся фактом.
Однако вернемся к нашим героям. Миссис Брэникен намеревалась покинуть
Сидней, как только это представится возможным. Она могла рассчитывать на
беспредельную преданность Заха Френа, равно как и на его трезвый и
практичный ум. Подробно изучая карту Австралии, они вместе обсудили наиболее
действенные меры, которые могли обеспечить успех этой новой попытки.
Чрезвычайно важно было выбрать надлежащий пункт отправления экспедиции. Был
определен план действий:
1. Миссис Брэникен приступала безотлагательно, при личном своем участии
и на свои личные средства, к организации экспедиции. Экспедиция эта должна
была обладать всеми средствами передвижения, которые потребуются для
путешествия по Центральной Австралии.
2. К исследованию следовало приступить безотлагательно, а потому
необходимо было как можно скорее добраться до конечного пункта внутри
страны, до которого существовали какие-либо благоустроенные пути сообщения.
Прежде всего был обсужден вопрос, нужно ли направиться к
северо-западному берегу, то есть к тому месту земли Тасмана, где высадились
спасшиеся с "Франклина"? Это представляло отклонение в сторону, которое
потребовало бы значительной траты времени и вызвало большие затруднения. А
между тем не существовало никакой уверенности в том, что экспедиция может
скорее напасть на следы того племени дикарей, во власти которых томился Джон
Брэникен, если приступить к розыскам с запада.
Бродячие племена кочевали, однако, и в земле Александра, и в Западной
Австралии. Соображения эти привели к тому, что первый вопрос был решен
отрицательно. Затем перешли к обсуждению второго вопроса - и решили, что
экспедиции следует придерживаться того пути, по которому шел Гарри Фельтон
во время своих скитаний по Центральной Австралии.
Хотя путь и не был хорошо известен, но его можно было проследить с того
места, где найден был лейтенант "Франклина", то есть на берегу реки Паррю,
на границе Квинсленда и Нового Южного Уэльса.
С 1770 года, то есть с того времени, когда капитан Кук исследовал Новый
Южный Уэльс и занял именем короля Англии ту страну, которая раньше него была
уже открыта португальцем Мануэлем Годенбьо и голландцами Верхехоором,
Хартохом, Карпентером и Тасманом, - восточная часть этой области в
значительной уже мере была заселена колонистами, которые и внесли в нее
некоторое развитие и культуру.
В 1787 году коммодор Филипп основал там колонию преступников
Ботани-Бей; она и послужила ядром будущего поселения иммигрантов-англичан,
численность которого возросла до трех миллионов жителей в течение менее ста
лет.
В настоящее время значительное число населенных пунктов в Квинсленде,
Новом Южном Уэльсе, Виктории и Южной Австралии связаны между собой
рельсовыми путями; между береговыми портами устроены пароходные рейсы.
Переведя через Уильяма Эндру до своего отъезда из Сан-Диего
значительную сумму денег в Центральный австралийский банк в свое личное
распоряжение, миссис Брэникен, находясь в Сиднее, располагала всеми
средствами, необходимыми для снаряжения экспедиции. Она не встретила никаких
затруднений в отыскании необходимых людей, экипажей, верховых, упряжных и
вьючных животных. Тем не менее следовало ли останавливаться на Сиднее как на
исходном пункте отправления экспедиции? По всестороннем обсуждении этого
вопроса, основываясь на мнении американского консула, весьма сведущего во
всех вопросах, относящихся к географии Австралии, наилучшим базисом для
предстоящих операций была признана Аделаида, столица Южной Австралии.
Продолженный там рельсовый путь вдоль телеграфной линии, идущей от Аделаиды
до Ван-Дименского залива, то есть по направлению с юга на север
приблизительно по длине сто тридцать девятого меридиана, перешедший уже за
ту параллель, до которой добрался Гарри Фельтон, предоставлял экспедиции все
средства к тому, чтобы скорее и глубже проникнуть в самые отдаленные углы
земли Александра и Западной Австралии. Таким образом, было принято решение,
по которому третья по счету экспедиция, снаряженная на поиски капитана
Джона, будет организована в Аделаиде, откуда и направится до самого конца
железнодорожного пути, проложенного по направлению к северу на расстоянии
семисот километров. Предстояло еще решить вопрос: каким путем доберется
миссис Брэникен из Сиднея в Аделаиду? Железная дорога еще не шла прямо в
Аделаиду, и существовал только путь, проходящий по Муррею, на границе
области Виктория, до станции Албюри, далее, до Мельбурна, через Беналлу и
Ки-льмор, а от этого пункта до Аделаиды; но путь этот заканчивался пока на
станции Горшань.
Исходя из этого миссис Брэникен приняла решение направиться в Аделаиду
морем. Для этого требовалось четверо суток да, кроме того, двое суток
стоянки в Мельбурне.
Наступил август, соответствующий февралю в северном полушарии, но
погода была тихая, дули северо-западные ветры, и плавание должно было
проходить в виду берега. Совершив незадолго до этого морской переход из
Сан-Франциско до Сиднея, миссис Брэникен не боялась нового переезда.
Пароход "Брисбен" как раз должен был отвалить на следующий день в
одиннадцать часов вечера, планируя прибыть в Аделаиду 27 августа утром, с
заходом по пути в Мельбурн.
Миссис Брэникен заказала на пароходе две каюты, распорядилась о
переводе денег в банк Аделаиды на текущий счет и, покинув морскую больницу,
временно поселилась в гостинице.
Все помыслы ее сосредоточивались на одной мысли: "Джон жив". Вся
поглощенная рассматриванием карты Австралийского материка, со взглядом,
блуждающим по этим громадным пустыням на севере и северо-западе, увлеченная
своим воображением, она искала его, встречалась с ним, освобождала его...
Зах Френ, сознавая, что миссис Брэникен в эти минуты лучше быть одной,
отправился погулять и вполне естественно захотел осмотреть пароход и каюту,
отведенную миссис Брэникен.
Этот осмотр доставил ему удовольствие.
Осмотрев все, он уже собирался оставить судно, когда юнга, провожающий
его по пароходу, обратился к нему с вопросом:
- Так это верно, боцман, что миссис Брэникен отправляется завтра в
Аделаиду?
- Да, завтра, - отвечал Зах Френ.
- На "Брисбене"?
- Да, да!
- Дай Бог ей успешно отыскать капитана Джона!
- Ты можешь быть спокоен, мы все сделаем для этого.
- Я убежден в этом, боцман!
- Ты плаваешь на "Брисбене"?
- Да, боцман.
- Прекрасно, малый, до завтра!
Зах Френ воспользовался последними часами пребывания в Сиднее, чтобы
побродить по Питт-стрит и Йорк-стрит, по обеим сторонам которых возвышаются
прекрасные постройки из красновато-желтого песчаника; затем побывал в
Виктория-парке и Гайд-парке, где установлен памятник капитану Куку.
Он посетил Ботанический сад, чудесное место прогулки на берегу моря,
наполненное благоуханием всевозможных растений жаркого и умеренного пояса,
дубов и араукарий, кактусов и мангустансов, пальм и оливковых деревьев.
Сидней хотя и не столь правильно разбит, как позднее построенные Аделаида и
Мельбурн, но зато этот наиболее старый из всех австралийских городов имеет
преимущество перед своими более молодыми конкурентами в живописности
расположения.
К вечеру следующего дня миссис Брэникен и Зах Френ перебрались на
пароход, который через бухту Порт-Джаксон, обогнув Иннер-Саут-Хэд, взял курс
на юг, держась на расстоянии нескольких миль от берега.
Долли сидела на палубе на баке, разглядывая очертания берега, смутно
выступающие среди тумана. Так вот он, этот материк, в который предстояло ей
проникнуть как в огромную тюрьму, из которой Джону не удалось до сего
времени бежать! Пятнадцать лет, как они разлучены друг с другом!
- Пятнадцать лет! - тихо сказала она.
При проходе "Брисбена" мимо Ботани-Бей и Джорис-Бей миссис Брэникен
удалилась в свою каюту немного отдохнуть. На следующее утро в обычный час
она уже была на ногах, когда проходили мимо той части берега, где виднелись
на горизонте сначала гора Дромадер, а за ней гора Костюшко, которые входят в
горную систему Австралийских Альп.
Зах Френ и Долли стояли на спардеке и разговаривали о том, о чем оба
неизменно думали.
Смущенный и нерешительный, подошел к миссис Брэникен юнга, чтобы
спросить, по приказанию капитана, не желает ли она чего-нибудь.
- Нет, ничего, дитя мое, - отвечала Долли.
- Ба! Да это тот мальчуган, который говорил со мной здесь, когда я был
вчера на "Брисбене", - сказал Зах Френ.
- Совершенно верно, боцман, это был я!
- Как зовут тебя?
- Меня зовут Годфрей.
Годфрей глядел на Долли с таким уважением, что она была тронута этим до
глубины души.
Одновременно она была поражена звуком голоса юнги. Она уже слышала
однажды этот голос и вспоминала где именно.
- Дитя мое, - сказала она, - не вы ли обращались ко мне у входа в
сиднейскую больницу?
- Да, это был я.
- Не вы ли спрашивали меня, жив ли еще капитан Джон?
- Я, сударыня.
- Вы принадлежите, значит, к команде парохода?
- Да, вот уже год, - отвечал Годфрей. - Надеюсь, однако, с Божьей
помощью покинуть скоро эту команду.
Сказав это, не желая или не смея продолжать разговор, Годфрей удалился.
- Вот мальчуган, в котором, на мой взгляд, течет кровь моряка, -
заметил Зах Френ. - Это сейчас видно. У него честные, ясные и решительные
глаза. А голос вместе с тем твердый и нежный.
"Голос его!" - проговорила Долли про себя.
Ей показалось почему-то, что она только что слышала голос Джона,
правда, более мягкий, соответственно возрасту юнги.
Конечно, она заблуждалась, но и черты лица этого мальчика напомнили ей
черты лица Джона, того Джона, которому не было еще тридцати, когда
"Франклин" разлучил ее с ним на столько лет.
- Видите, миссис Брэникен, - сказал Зах Френ, потирая руки, - англичане
ли, американцы ли - все относятся к вам с одинаковой симпатией. Вы встретите
в Австралии ту же преданность, что и в Америке. В Аделаиде будет то же
самое, что и в Сан-Диего. Все желают вам того же, что и этот молодой
англичанин.
"Англичанин ли он?" - спросила себя миссис Брэникен, глубоко
взволнованная.
Переход в продолжение первого дня путешествия был весьма удачен. Дул
береговой ветер, и море было совершенно спокойное. Можно было ожидать, что и
дальше, обогнув мыс Гау, при повороте берега Австралийского материка, при
входе в Бассов пролив, плавание будет так же спокойно.
Долли не покидала палубы в продолжение всего этого дня. Все пассажиры
выказывали глубочайшее почтение к ней и искали возможности вступить с ней в
беседу. Им всем хотелось познакомиться с женщиной, о несчастьях которой было
известно и которая не задумывалась над предстоящими ей опасностями в надежде
освободить своего мужа, если Провидению угодно было сохранить ему жизнь.
Никто, конечно, не позволил бы себе выразить ей ни малейшего сомнения в
этом. Да и можно ли было не разделять ее надежд, когда приходилось воочию
убеждаться, насколько она была мужественно воодушевлена, когда излагала все
свои предположения. Бессознательно слушатели переносились вслед за ней в
дебри Центральной Австралии. И многие из них охотно последовали бы за ней не
только мысленно, но и в действительности. Отвечая им, Долли иногда вдруг
замолкала. Взгляд ее принимал тогда совсем особое выражение, глаза блестели,
и один лишь Зах Френ а состоянии был понять, чем занят был ее ум.
Между тем юнга интересовал ее все больше и больше. Она не в состоянии
была подавлять в себе волнение, наблюдая его походку, внешность и жесты, ту
настойчивость, с которой он следил за ней, тот род инстинкта, который,
казалось, притягивал их друг к другу; все это захватывало ее настолько, что
Джон и юнга сливались в одно целое в ее мыслях. Долли не могла скрыть от
Заха Френа, что нашла поразительное сходство между Джоном и Годфреем. И Зах
Френ начинал испытывать беспокойство в том, что она целиком отдавалась во
власть этого впечатления, вызванного совершенно случайным обстоятельством.
Небеспричинно опасался он, что это сходство слишком живо напоминает ей о
погибшем ребенке. Весьма прискорбно было, что присутствие этого мальчика так
сильно волновало миссис Брэникен. Так как служебные обязанности Годфрея не
призывали его на корму парохода, отведенную исключительно пассажирам первого
класса, он не приходил туда, но издали не раз глядели они друг на друга, и
Долли едва воздерживалась, чтобы не подозвать его к себе. Достаточно было
одного знака с ее стороны, и Годфрей поспешил бы на зов... Но Долли не
делала этого знака, и Годфрей не подходил.
Вечером, когда Зах Френ провожал миссис Брэникен в ее каюту, она
сказала:
- Нужно будет узнать, Зах, кто этот юнга, где он родился... Быть может,
он не английского происхождения.
- Это можно, - отвечал Зах Френ.
- Быть может, он американец.
- Если вам угодно, я наведу справки у капитана "Брисбена".
- Нет, Зах, не нужно, я сама расспрошу Годфрея. И боцман расслышал, как
миссис Брэникен прошептала:
- Дитя мое, бедный мой Уайт, ровесник ему. "Вот этого-то я и опасался",
- подумал Зах Френ, направляясь к себе в каюту.
На рассвете миссис Брэникен вышла из своей каюты и расположилась на
палубе. Зах Френ вскоре присоединился к ней и заметил в ней большую
перемену. Она не обращала более внимания на полосу земли, расстилавшуюся по
направлению к северо-западу. Поглощенная своими мыслями, она едва отвечала
Заху Френу, когда последний осведомился, как она провела ночь.
Боцман не настаивал. Главное было, чтобы Долли забыла о странном
сходстве Годфрея с капитаном Джоном, не пожелала видеть его и расспрашивать.
Возможно, она и забыла об этом, а мысли ее приняли иное направление. И
действительно, она не обращалась с просьбой к Заху Френу привести к ней
этого мальчика, служебные обязанности которого удерживали его на носу
парохода.
Позавтракав, миссис Брэникен вернулась в свою каюту и появилась вновь
на палубе между тремя и четырьмя часами пополудни. В это время "Брисбен" на
всех парах направлялся к проливу, отделяющему Австралию от земли Тасмана,
или земли Ван-Димена.
Земля, открытая голландцем Янсеном Тасманом, оказалась чрезвычайно
важной для англичан; равным образом этот остров, представлявший собой
естественное продолжение материка, значительно выиграл под владычеством
англосаксонской расы. Колонизация этого острова усилилась с 1642 года, когда
он был открыт. Почва здесь чрезвычайно плодородна, и он покрыт богатейшими
лесами. Со свойственными им настойчивостью и последовательностью англичане
приступили с начала прошлого столетия к эксплуатации этого острова, нимало
не заботясь о судьбе туземных рас; разбив всю территорию на округа, они
основали значительные города, как-то Гоббарт-Таун, Джордж-Таун и другие,
воспользовавшись многочисленными природными береговыми впадинами, соорудили
порты, куда заходят сотни судов. Все это превосходно, но, с другой стороны,
много ли сохранилось представителей черной расы, аборигенов этой страны?
Несчастные эти были далеко не цивилизованны, в них усматривали самых низких
представителей человеческой расы; их признавали ниже африканских негров,
фиджийцев Огненной земли. Англичане могут кичиться тем, что блистательно
довели до конца поставленную себе задачу, если она заключалась в том, чтобы
доказать всему миру, что последнее слово в деле колонизации есть уничтожение
без остатка целой человеческой расы!
^TГлава вторая - ГОДФРЕЙ^U
"Брисбен" прошел Бассов пролив вечером. В августе под этими широтами
сумерки наступают уже в пять часов. Темнота не позволяла следить за контуром
берега.
Переход по проливу был чувствителен вследствие появившейся килевой
качки. Течения различных направлений встречаются и бурлят в этом проливе,
доступном водам Тихого океана. К рассвету следующего дня, 23 августа,
"Брисбен" уже входил в бухту Порт-Филипп.
Для того чтобы попасть в бухту, необходимо лавировать весьма осторожно,
в особенности когда приходится огибать длинную песчаную отмель Нипин с одной
стороны и такую же отмель Квинсклиф - с другой. Бухта эта, в достаточной
мере закрытая, вмещает в себя несколько портов, которые служат превосходными
стоянками для глубокосидящих судов; порты эти носят названия Гелонг, Сандриг
и Уильям-Таун, причем два последних составляют, собственно говоря,
Мельбурнский порт.
Берег этот по внешнему своему виду крайне однообразен и печален. Здесь
очень мало зелени; он напоминает высохшее болото, где вместо лагун и прудов
глубокие впадины, с затвердевшей и растрескавшейся тиной. В будущем намечено
заменить тощие, искривленные деревца, растущие в беспорядке на этой равнине,
правильными древесными посадками, которые быстро вырастут в прекрасные,
тенистые леса при благодатном австралийском климате.
"Брисбен" пристал к одной из набережных Уиль-ямс-Тауна для высадки
части своих пассажиров.
Предстояла полуторадневная остановка в Мельбурне, и миссис Брэникен
пожелала перебраться на это время в город. Чем же в таком случае вызвано
было ее решение сойти с "Брисбена"? Если она думала, что ей не удастся
избавиться от слишком назойливых любопытных, то, очевидно, ей гораздо легче
было для этого остаться у себя в каюте, нежели перебираться в гостиницу.
Совершенно озадаченный подобным, непостижимым для него, решением, Зах
Френ не мог не заметить, что в ней произошла резкая перемена по сравнению с
ее состоянием в Сиднее.
Не обусловлена ли была эта перемена в настроении слишком живым
воспоминанием о погибшем ребенке, снова выступившим наружу под влиянием
встречи с Годфреем? Предположения Заха Френа соответствовали
действительности. Встреча с юнгой настолько сильно повлияла на нее, что она
почувствовала потребность уединиться. Не оставила ли она прежнего решения
своего расспросить его? Быть может и да, так как она не привела его в
исполнение даже на следующий день. Она словно стремилась убежать от этого
четырнадцатилетнего мальчика, к которому влекло ее что-то необъяснимое. Что
же удерживало ее от разговора с ним и выяснения всего интересующего ее - его
национальности, происхождения и семейного положения? Не опасалась ли она
разрушения смутных мечтаний, неосуществимых надежд, возродившихся в ее
воображении, - надежд, которых она не в состоянии была скрыть от Заха Френа?
Рано утром миссис Брэникен высадилась на берег в сопровождении боцмана.
Ступив на мостки, она обернулась.
Годфрей стоял на носу парохода, прислонившись к борту, и на лице его
выразилась такая печаль, настолько ясно было его желание удержать ее на
пароходе, что Долли едва не сказала ему: "Дитя мое, я вернусь". Но она
удержалась, однако, от этих слов, жестом пригласив Заха Френа следовать за
ней, и направилась на железнодорожный вокзал, соединяющий город с портом.
Мельбурн расположен вдали от морского берега, на правом берегу реки
Яра-Яра, в двух километрах от моря, на расстоянии, которое поезда проходят
в^ несколько минут. Там расположена эта столица богатейшей колонии Виктория,
насчитывающая около миллиона жителей, из которых 300 тысяч живут в одном
лишь Мельбурне. На эту колонию начиная с 1851 года, можно сказать, вылилось
все золото, которое было добыто из недр горы Александра.
Мельбурн весьма напоминает Сан-Франциско по внешнему виду, хотя и не
столь блестящему и богатому: широкие улицы, пересекающиеся под прямыми
углами, скверы, лишенные пока обильной зелени и тенистых деревьев, сотни
банков, торговые дома, в которых совершаются крупные сделки, часть города, в
которой сосредоточены большие магазины, общественные здания, церкви, храм,
университет, музеи, выставки, библиотека, больницы, городское управление,
школы, дворцы, памятники, сооруженные в честь двух исследователей - Борка и
Уильса, погибших при попытке пересечь Австралийский материк с севера на юг.
За исключением деловой части города, на улицах встречалось не много прохожих
- несколько иностранцев, в особенности немецких евреев, занимающихся
продажей золота, как другие занимаются продажей скота или шерсти.
Деловые люди, однако, проводят в Мельбурне возможно меньшую часть
своего времени. В'Окрестностях города построено множество вилл и коттеджей,
и некоторые из них отличаются роскошью княжеских дворцов. Благодаря этому
Мельбурн имеет значительные преимущества перед Сан-Франциско; таково мнение
Д. Шарнея, одного из наиболее интересных путешественников из тех, которые
посетили эту страну. Лесные насаждения самых разнообразных пород успели уже
разрастись и образовать обширные тенистые парки. Большое число ручейков
обеспечивает благодатную свежесть в продолжение долгих знойных месяцев.
Словом, не много городов расположено, подобно Мельбурну, в столь
очаровательной рамке живой зелени.
Все это великолепие даже и тогда, когда Зах Френ проводил миссис
Брэникен за город, не вызвало у нее никакого восторга. Ничто не указывало на
то, чтобы тот или иной дом, как бы прекрасно он ни был устроен, та или иная
местность, как бы величественна она ни была, с расстилавшейся далекой
перспективой, произвели на нее какое-либо впечатление. Казалось, вот-вот она
обратится к Заху Френу с какой-то просьбой под влиянием угнетающей ее мысли.
К ночи они оба вернулись в гостиницу. Долли почти не дотронулась до
обеда, который был ей подан. После этого она легла в постель и провела всю
ночь в полудремоте, постоянно видя перед собой образы мужа и своего ребенка.
На следующий день миссис Брэникен не покидала гостиницы до двух часов
пополудни. Она написала длинное письмо Уильяму Эндру, которым извещала его
об отъезде из Сиднея и скором прибытии в столицу Южной Австралии, и снова
подтвердила все надежды, которые имела по отношению к исходу экспедиции.
К великому своему удивлению и еще большей тревоге, получив это письмо,
Уильям Эндру не мог не усмотреть из него, что если Долли говорила о Джоне с
совершенной уверенностью найти его в живых, то вместе с тем она говорила и о
своем ребенке, маленьком Уайте, как о живом. Теперь он не в состоянии был
отогнать от себя опасения за рассудок женщины, столь тяжело пострадавшей от
ударов судьбы.
Все пассажиры "Брисбена" были уже на пароходе, когда миссис Брэникен
вернулась из города в сопровождении Заха Френа. Высматривавший ее издали,
Годфрей с криком радости бросился к ней навстречу.
Заху Френу это не понравилось, и густые брови его заметно сдвинулись.
Он дорого бы дал, лишь бы юнга покинул пароход или по крайней мере не
попадался на глаза Долли, раз его присутствие вызывало в ней такие тяжелые
воспоминания.
Миссис Брэникен сразу заметила Годфрея. Она на минуту приостановилась,
пронизывая его насквозь взглядом, а затем, не сказав ни слова, потупив
голову, прошла в свою каюту.
Приняв причалы, "Брисбен" отвалил от набережной и направился к
выходному бакену, затем, обогнув стрелку Квинсклиф, взял курс на Аделаиду,
держась на расстоянии трех миль от берега Виктории.
Пароход принял в Мельбурне около сотни новых пассажиров, большей частью
жителей Южной Австралии, возвращавшихся домой. Между ними были несколько
человек иностранцев, один китаец с совершенно заспанным лицом, наподобие
крота, желтый, как лимон, круглый, как горшок, жирный, как мандарин с тремя
пуговками. Впрочем, это не был мандарин. Это был просто слуга человека,
достойного более подробного описания.
Вообразите себе сына Туманного Альбиона, наиболее яркого представителя
этого типа, высокого, худого, костлявого, настоящего скелета, состоящего
лишь из шеи, торса и ног, в возрасте сорока пяти лет, ростом не менее шести
английских футов. Белокурая неподстриженная борода, белокурые же волосы,
перемешанные с прядями золотисто-желтого цвета, маленькие, яркие глаза, нос
с ущемленными ноздрями, наподобие клюва пеликана или цапли, редко
встречающейся длины череп, по которому наименее внимательный френолог не мог
не прийти к заключению, что обладатель его отличается чрезвычайной
настойчивостью, - все это, вместе взятое, представляло собой внешний облик
одной из тех человеческих голов, которые обращают на себя внимание, вызывая
улыбку, когда изображены карандашом на бумаге. Этот англичанин имел
установленный обычаем костюм: шапку с двойным козырьком, застегнутый до
подбородка жилет, куртку с двадцатью карманами, бриджи из клетчатой суконной
материи, высокие штиблеты с металлическими светлыми пуговицами, башмаки с
подбитыми гвоздями подошвами и легкую накидку от пыли, белого цвета, которая
висела складками на его туловище, усиливая скелетообразную худобу.
Никому не было известно, кто был этот оригинал, потому что на
австралийских пароходах не принято справляться, откуда прибыли и куда
направляются пассажиры. Единственные справки, которые можно было бы получить
от капитана парохода относительно этого англичанина, заключались в том, что
последний занял одну каюту для себя, Джоза Мерита из Ливерпуля (Соединенное