Верн Жюль. Миссис Брэникен

неизвестных местностей Австралийского материка, я готова испытать ради
спасения Джона. В этом единственная цель моей жизни, и я добьюсь ее
исполнения..
3 февраля. - Мы вынуждены были уже пять дней сокращать длину наших
переходов. Безвозвратная потеря! Ничто не способно вызвать большего
сожаления! Из-за крайней пересеченности местности караван не может
придерживаться прямого направления: нам приходится идти по крутым подъемам и
спускам.
Местами равнина пересечена дюнами. Верблюды не могут проходить через
них, и приходится отыскивать другую дорогу. Встречаются также песчаные холмы
высотой до ста футов. Пешие вязнут в этом песке, и продвигаться вперед
становится все тяжелее.
Зной невыносимо тягостен. Нельзя и вообразить, как печет солнце. Его
лучи пронизывают вас насквозь, словно огненные стрелы. Нам, Джейн и мне,
едва удается укрываться в палатке. Какие тяжелые испытания приходится
переносить моим товарищам во время утренних и вечерних переходов! Как ни
вынослив Зах Френ, а и он очень страдает; но он не жалуется, так же весел,
как и прежде, этот верный друг, жизнь которого связана с моей.
Джоз Мерит выносит все испытания так спокойно и с такой выдержкой, что
можно, право, позавидовать ему. Джин Ги, менее терпеливый, жалуется, но ему
не удается растрогать своего господина. И когда подумаешь, что оригинал этот
подвергается подобным испытаниям, чтобы отыскать шляпу...
- Хорошо!.. О! Очень хорошо! - отвечает он, когда ему замечают это. -
Да, но какая редчайшая шляпа!
- Старый шут! - бормочет про себя Зах Френ, подымая вверх плечи.
- Да, ветошь какая-то, - вставляет, в свою очередь, Джин Ги, - ветошь,
которую никто бы не согласился носить.
В продолжение дня между восемью часами утра и четырьмя часами дня
невозможно было бы сделать ни одного шага. Располагаются привалом
безразлично где и разбивают две или три палатки.
Люди охраны, белые и черные, располагаются кто как может, укрываясь за
верблюдами. Что всего страшнее, так это недостаток воды, который грозит нам
в ближайшее время. Что будет с нами, если по-прежнему будем встречать лишь
высохшие колодцы?
Я подозреваю, что Том Марикс чрезвычайно встревожен, хотя и старается
скрыть это от меня. Напрасно он так делает. Лучше было бы ничего не
скрывать. Я все могу выслушать и не потеряю присутствия духа.
14 февраля. - Прошло одиннадцать дней, и в течение этого времени дождь
шел всего один раз в продолжение двух часов. Едва удалось наполнить наши
бочонки, людям утолить жажду, верблюдам - возобновить свой запас. Мы прибыли
в Эмилия-Спрингс и нашли там ключ совсем высохшим. Верблюды выбились из сил,
Джоз Мерит исчерпал все средства принуждения по отношению к своему верблюду.
Он, однако, не бьет его, а старается воздействовать на его чувства. Я
слышала, как он говорил:
- Бедное мое животное! Верно, ты мучаешься, но по крайней мере не
страдаешь душой!
Думаю, что бедное животное не способно понять этого преимущества.
Мы возобновляем свой путь более чем когда-либо встревоженные.
Два верблюда больны. Они едва тащатся и не будут в состоянии продолжать
дальнейший путь. Пришлось переместить запас провизии с вьючного верблюда на
верхового из-под одного белого охранника.
Мы можем считать себя счастливыми из-за того, что верблюд, на котором
едет Том Марикс, до сего времени бодр. Иначе все остальные, а в особенности
самки, разбежались бы и ничем не удалось бы их удержать.
Приходится приканчивать бедных больных животных. Оставить их издыхать
от голода и жажды в тяжелой агонии гораздо более жестоко, чем закончить с
одного раза их страдания.
Караван удаляется и обходит песчаный бугор... Раздаются два выстрела...
Том Марикс возвращается к нам, и путешествие продолжается.
Еще более тревожит нездоровье двух людей нашей охраны. Это чрезвычайно
беспокоит меня. У них лихорадка, и мы усиленно лечим их сернокислым хинином,
которого имеется много в дорожной аптечке. Их томит страшная жажда. Запас же
нашей воды на исходе, и ничто не указывает на близость колодца.
Больные лежат, каждый на верблюде, которого ведут их товарищи в поводу.
Нельзя оставлять людей, как оставляют животных. Мы будем за ними ухаживать,
это нагла обязанность, и мы ее исполним. Но эта немилосердная температура
доконает их постепенно.
Несмотря на закаленность ко всем тяжким испытаниям, которые приходится
выносить в пустыне, несмотря на всю опасность, которую он выказывает в
случаях, если надо оказать помощь кому-либо из каравана, Том Марикс начинает
теряться и не знает, что предпринять. Воды! Воды! Вот о чем молим мы небеса,
раз мы не можем получить ее от земли. Туземцы охранной стражи выносят лучше
нас усталость и этот ужасный зной.
Тем не менее, хотя они и страдают менее других, недовольство их
усиливается с каждым днем. Тщетны старания Тома Марикса успокоить их.
Наиболее возбужденные держатся - в стороне от белых на привалах,
сговариваются, все более и более раздражаются и проявляют явные признаки
близкого возмущения.
Днем 21-го числа все с общего согласия отказались продолжать путь по
направлению к северо-западу, заявляя, что умирают от жажды. Причина эта,
увы, слишком серьезна. Вот уже полсуток, как нет ни одной капли воды в наших
бочонках. Мы вынуждены прибегать к спиртным напиткам, действие которых
крайне печальное.
Мне пришлось лично уговаривать этих туземцев, которые уперлись на своем
решении. Приходилось вразумлять их, что остановка при подобных условиях не
могла облегчить их страданий.
- Вот потому-то, - отвечал мне тогда один из них, - мы и желаем
вернуться обратно.
- Вернуться обратно?.. Куда же?
- В Мария-Спрингс.
- В Мария-Спрингс нет воды, - отвечала я, - и вы хорошо знаете это!
- Если нет более воды в Мария-Спрингс, - возразил туземец, - можно
найти ее несколько выше, в сторону холма Уилсона, по направлению к
Сторт-Крик.
Я смотрю на Тома Марикса. Он принес специальную карту, на которой
нанесена песчаная пустыня. Мы рассматриваем ее.
И действительно, к северу от Мария-Спрингс есть довольно значительный
ручей, который, быть может, еще и не высох. Но каким образом туземец мог
знать о существовании этого ручья?.. Я расспрашиваю его. Он сперва
колеблется и наконец сообщает мне, что мистер Боркер рассказал им об этом.
Предложение направиться к Сторт-Крик исходит от него лично.
Мне очень досадно, что Лен Боркер был настолько неосторожен; а впрочем,
одна ли это неосторожность возбудить часть охранной стражи предложением
возвратиться обратно на восток? Последствиями этого будет не только
значительная задержка, но и весьма серьезное изменение в нашем маршруте, что
привело бы к отклонению от реки Фицрой.
Я совершенно определенно высказываю ему все свое недоумение.
- Что же вы хотите, Долли? - отвечает он. - Предпочтительнее мириться с
задержками и даже отклонениями, чем упорствовать, следуя по пути, где нет
колодцев.
- Во всяком случае, Боркер, - резко сказал ему Зах Френ, - вам лучше
было бы сообщить ваши соображения миссис Брэникен, а не туземцам.
- Вы так ведете себя с нашими черными, что я не могу более справляться
с ними. Вы здесь начальник, Боркер, или я? - прибавляет Том Марикс.
- Я считаю ваши замечания непристойными, Том Марикс, - говорит на это
Лен Боркер.
- Непристойные или пристойные, но во всяком случае они вызваны вашим
поведением, и я советую вам иметь это в виду.
- Я не согласен получать здесь приказаний ни от кого, разве только от
одной миссис Брэникен.
- Хорошо, Лен Боркер, - отвечала я. - На будущее, если захотите сделать
какое-либо замечание, я прошу вас обращаться лично ко мне, а не к другим.
- Миссис Брэникен, - сказал тогда Годфрей, - дозвольте мне выехать
вперед каравана и поискать колодец? Я уверен, что найду!
- Без воды! - пробормотал Лен Боркер, удаляясь и пожимая плечами.
Воображаю, что испытывала Джейн, присутствовавшая при этой сцене. Образ
действий ее мужа, разрушающий согласие во взаимных отношениях членов
каравана, может вызвать для нас крупные осложнения. Мне пришлось
присоединиться к Тому Мариксу, чтобы добиться от туземцев согласия
продолжать путь.
Это удалось нам не без труда.
Они, однако, заявили, что, если нам не удастся отыскать колодец в
продолжение двух суток, они все вернутся обратно к Мария-Спрингс с тем,
чтобы направиться к Сторт-Крик.
23 февраля, - Какие пришлось вынести страдания в последние два дня!
Состояние здоровья наших двух товарищей ухудшилось. Трое верблюдов пали и не
в состоянии были подняться. Пришлось прикончить их тут же. Это были два
верховых и один вьючный верблюды. Четырем белым охранной стражи приходится
уже продолжать пешком свой путь, и без того столь тяжелый даже для верховых.
И ни одного живого существа в этой песчаной пустыне! Ни одного
австралийца, уроженца этих местностей и земли Тасмана, который мог бы дать
нам какие-нибудь справки о нахождении колодцев!
Очевидно, караван наш отклонился в сторону от маршрута полковника
Варбуртона, так как последнему не приходилось совершать столь
продолжительные переходы без возобновления запасов воды. Правда, весьма
часто бывали случаи, что наполовину высохшие колодцы не заключали в себе
ничего, кроме теплой гущи, почти негодной к употреблению, но мы
удовольствовались бы и подобной водой.
Наконец, сегодня, к концу первого нашего перехода, нам удалось утолить
жажду. Годфрей нашел колодец!
С утра 23-го числа этот храбрый ребенок отправился на несколько миль
вперед и два часа спустя спешно возвратился обратно.
- Колодец! Колодец! - крикнул он, как только голос его мог дойти до
нас.
Услышав этот крик, наш небольшой отряд оживился. Верблюды сразу
поднялись на ноги, как будто по возвращении своем им передал ту радостную
весть их товарищ, на котором ездил Годфрей.
- Вода! Вода!
Час спустя караван остановился у купы деревьев е высохшими ветками,
ограждающей колодец. К счаcтью, это были камедные деревья, а не эвкалипты,
которые высосали бы всю воду из колодца.
У Годфрея оказалась счастливая рука. Колодец, у которого мы разбили
лагерь, к одиннадцати часам утра заключал в себе более воды, чем требовалоеь
для того, чтобы напоить наших верблюдов и полностью возобновить запас воды.
Вода эта была прозрачная, так как, профильтрованная через песок, она
сохранила свою свежесть.
Каждый из нас с особым наслаждением утолил жажду. Пришлось уговаривать
даже наших товарищей быть осторожнее; можно было опасаться, что они
обопьются. Нельзя полностью дать себе отчета в благодетельном воздействии
воды на организм, когда не приходилось испытывать продолжительного мучения
жажды! Действие мгновенное: самые слабые тотчас поднимаются на ноги, силы их
возвращаются мгновенно, а с силами - мужество. Это не только восстановление
сил, это - перерождение!
В 4 часа утра на следующий день мы тронулись в путь, направляясь на
северо-запад, чтобы добраться по возможности скорее до Анна-Спрингс,
находящемуся в 190 милях от Мария-Спрингс.
Эти отрывочные выдержки из дневника миссис Брэникен достаточны для
того, чтобы показать не ослабевавшую в ней энергию.


^TГлава одиннадцатая - БЕДА И ЕЕ ПРЕДВЕСТНИКИ^U


Последние строчки дневника миссис Брэникен, приведенные в предыдущей
главе, свидетельствовали, что мужество и вера снова вернулись к личному
составу каравана. В съестных припасах еще ни разу не испытывалось
недостатка, и запаса достаточно было на несколько месяцев. Не было лишь воды
в продолжение нескольких переходов; с открытием же колодца Год-фреем и этот
недостаток был восполнен с лихвой, а потому все смело тронулись в путь.
Правда, по-прежнему испытывали изнуряющий зной и дышали раскаленным
воздухом, проходя по этим бесконечным равнинам, лишенным деревьев и тени.
Найдется очень немного путешественников, способных выдерживать этот зной,
если только они не уроженцы Австралии. И там, где туземец выдерживает,
чужеземец погибает.
По-прежнему шла полоса дюн и красных песков. Сама почва настолько была
накалена, что для европейцев совершенно невозможно было встать на нее
необутой ногой. Что же касается негров, то огрубелая кожа их позволяла им
совершенно свободно погружать голые ноги в раскаленный песок.
Несмотря на удовлетворение жажды, туземцы продолжали глухо волноваться,
и недоброжелательство с их стороны проявлялось при каждом случае все резче и
резче. Одни лишь соображения о необходимости сохранить полностью весь
наличный состав охранной стражи для отражения нападения какого-либо племени
туземных дикарей побуждали Тома Марикса не обращаться к миссис Брэникен с
предложением распустить туземцев, находящихся у нее на службе.
Том Марикс вообще предвидел впереди массу осложнений, и надо было
удивляться, с каким самообладанием он вел себя, особенно если принять во
внимание, что он считал всю эту экспедицию бесполезной. О его внутреннем
убеждении догадывался один лишь Зах Френ.
- А знаете, Том, - сказал он ему однажды, - я не считал вас человеком,
способным падать духом.
- Способным падать духом?.. Вы ошибаетесь, Зах Френ. По крайней мере во
мне сохранится всегда достаточно мужества для доведения принятого мной на
себя дела до конца. Меня не тревожит переход по этой пустыне, и если я
задумываюсь, так только о том, как нам придется возвращаться обратно.
- Разве вы полагаете, Том, что капитан Джон погиб после побега Гарри
Фельтона?
- Ничего я не знаю об этом, Зах, так же как и вы.
- Нет, я уверен, что он жив еще.
- Искренне желаю, чтобы вы остались правы. Допустим, однако, что
капитан Джон жив, он тем не менее во власти индасов, а где находятся индасы?
- Они находятся там, где они пребывают в настоящее время, Том, и туда
именно направится караван, хотя бы и пришлось проболтаться по степи еще в
продолжение целого полугодия. Черт возьми! Когда нельзя идти вперед против
ветра, идут назад по ветру и все-таки в конце концов попадают снова на
настоящую свою дорогу!..
- На море - да, Зах, когда известно, где тот порт, куда идут, но разве
известно это в пустынях?
- Во всяком случае, не узнаешь этого, сокрушаясь!
- Я отнюдь не сокрушаюсь, Зах!
- Нет, вы сокрушаетесь, Том, а самое опасное в том, что в конце концов
вы не в состоянии будете более скрывать настоящих ваших мыслей. Плох тот
капитан, который не умеет скрывать своего беспокойства. Он вызывает подобное
же беспокойство и в своем экипаже. Наблюдайте за собой, Том, не ради миссис
Брэникен, которую ничто не в состоянии поколебать, но ради белых нашей
охраны! Не вздумалось бы им присоединиться к черным...
- Я уверен в них как в самом себе.
- А я лично отвечаю за вас, Том, как за самого себя! А потому не будем
говорить о спуске флага, пока целы мачты!
- Кто говорит об этом, Зах, разве один только Лен Боркер?
- О, что касается его, Том, то будь я здесь капитаном, давно бы он
сидел у меня в трюме, с ядром на ноге! Пусть он остерегается, однако я не
теряю его из виду!
Зах Френ был прав, наблюдая за Леном Боркером. В случае беспорядков
среди личного состава экспедиции последние всецело были бы его делом. Он не
переставал возбуждать к беспорядкам тех черных, на которых Том Mapикс
полагался. Это был один из способов помешать успеху экспедиции. Но Том
Марикс и без того не сохранял никаких иллюзий насчет возможности отыскать
индасов и освободить капитана Джона. Допуская даже, что караван избрал
совершенно правильный путь, направляясь к реке Фицрой, вполне возможно, что
какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, например усобица между
отдельными племенами, принудили индасов давно покинуть землю Тасмана.
Закоренелая, вековая вражда, требующая крови, могла вызвать между ними
жестокую войну. У этих людоедов война - синоним охоты. Враг - не только
враг, он вместе с тем и добыча; победитель съедает побежденного. Этим и
объясняются их постоянные столкновения между собой, преследования и
кочевания из одной местности в другую на далекие расстояния.
Поэтому теперь надо было точно узнать, находятся ли индасы на своем
обычном месте или покинули его, а узнать это можно было только случайно от
австралийца, прибывшего с северо-запада.
Отыскать туземца стало задачей Тома Марикса, которому деятельно
помогал, в свою очередь, Годфрей, нередко выезжавший на несколько миль
вперед, не слушая ни уговоров, ни приказаний миссис Брэникен. Он неустанно
совершал разведки в поисках или колодцев, или туземцев; разведки эти были до
этого времени безуспешны.
Наконец, 9 марта, приблизительно в половине десятого утра, послышался
вдруг крик, состоящий из двух слогов: "куу-и"!
- Туземцы вблизи, - сказал Том Марикс.
- Туземцы? - переспросила его Долли.
- Да, они так перекликаются между собой.
- Постараемся добраться до них, - отвечал на это Зах Френ.
Караван продвинулся вперед, приблизительно на сотню шагов, и Годфрей
закричал, что видит двух черных между дюнами, но захватить их представлялось
нелегким делом, так как австралийцы убегают от европейцев, едва замечают
последних. Замеченные Годфреем дикари пытались укрыться за высокой дюной
красноватого цвета, между кустами колючек, но людям каравана удалось
окружить их и привести к миссис Брэникен. Одному из них было около
пятидесяти лет, а другому, его сыну, около двадцати. Оба они направлялись к
станции у озера Вуд, входящей в телеграфную сеть. Вскоре с помощью подарков,
главным образом нескольких фунтов табака, удалось приручить их, и они
выказали готовность ответить на некоторые вопросы, заданные Томом Мариксом,
который тотчас же переводил ответы туземцев. Прежде всего австралийцы
указали место, куда они направлялись, что представляло, в сущности, мало
интересного. Тогда Том Марикс спросил их, откуда они шли, что являлось более
важным.
- Мы идем оттуда, издалека, - отвечал отец, указывая по направлению к
северо-западу. - С морского берега?
- Нет... с материка.
- Из земли Тасмана? - Да... с реки Фицрой.
Как уже известно, караван направлялся именно к этой реке.
- Из какого вы племени? -спросил Том Марикс
- Из племени гурзи.
- Вы - кочевники?
Казалось, туземец не понял, что хотел сказать этим Том Марикс.
- Вы ходите от одного становища к другому? - пояснил Том Марикс - Не
живете постоянно на одном месте в деревне?
- Мы живем в деревне гурзи, - отвечал на это сын, который казался
довольно понятливым.
- А деревня эта близко от Фицроя?
- Да, в десяти днях больших переходов от того места, где он впадает в
море.
Фицрой впадает в залив Короля, и там именно закончилась вторая кампания
"Долли Хоуп" в 1883 году. Десять дней пути, обозначенные молодым человеком,
указывали на расположение деревни гурзи приблизительно в расстоянии ста миль
от морского берега.
На это указал Годфрей на подробной карте Западной Австралии, на которой
нанесено было течение реки Фицрой на протяжении двухсот пятидесяти миль от
истока ее в неизвестной местности земли Тасмана.
- Знаете ли вы племя индасов? - спросил тогда Том Марикс туземцев. При
произнесении этого слова в глазах отца и сына промелькнули как бы искорки.
- Очевидно, индасы и гурзи - два враждебных племени, которые ведут
постоянные войны, - заметил Том Марикс, обращаясь к миссис Брэникен.
- Весьма вероятно, - -отвечала Долли, - возможно, что этим гурзи
известно, где находятся в настоящее время индасы! Расспросите их об этом,
Том Марикс, и постарайтесь получить от них возможно более точный ответ. От
него зависит успех наших поисков.
На вопрос Тома Марикса последовал вполне ясный ответ, что племя индасов
находилось в то время в верхнем течении Фицроя.
- В каком расстоянии от деревни гурзи находятся они? - спросил Том
Марикс.
- В расстоянии двадцати дней пути, направляясь к восходящему солнцу, -
отвечал на это молодой.
Расстояние это, переведенное на карту, указывало становище индасов в
двухстах восьмидесяти милях от того места, на котором находился караван.
- Часто ли воюет ваше племя с племенем индасов? - продолжал Том Марикс.
- Вечно! - отвечал на это сын.
И одновременно тон его ответа, и жесты, его сопровождающие, - все
вместе указывало на свирепость этих людоедов.
- И мы будем преследовать их, - добавил к сказанному отец, челюсти
которого прыгали от ярости, - и победим их тогда, когда не будет с ними
белого начальника, который помогает им своими советами.
Можно было представить себе то волнение, которое охватило миссис
Брэникен и всех присутствовавших, когда Том Марикс перевел им этот ответ.
Этот белый начальник, столько уже лет пленник индасов, был, несомненно,
капитан Джон!
Удовлетворяя настойчивым требованиям Долли, Том Марикс предложил еще
ряд вопросов обоим туземцам. Они в состоянии были передать, однако,
совершенно поверхностные сведения по отношению к белому начальнику. Они
заверяли, однако, что три месяца тому назад, при последней битве гурзи и
индасов, он находился еще во власти последних.
- И не будь его, - воскликнул молодой австралиец, - у индасов
оставались бы в настоящее время одни лишь женщины!
Итак, удалось узнать главное. Джон Брэникен и индасы находились в
трехстах милях по направлению к северо-западу. Необходимо идти к ним на
берега Фицроя.
Караван собирался уже выступать, а оба туземца готовились продолжить
свой путь после того, как миссис Брэникен вторично одарила их, а Джоз Мерит
задержал их, и, обращаясь к Тому Мариксу, попросил последнего допросить
дикарей по поводу тех шляп, которыми украшали старшины свои головы в
высокоторжественных случаях.
И, ожидая ответа дикарей на вопрос, Джоз Мерит был не менее взволнован,
чем Долли при расспросах о своем муже.
Достойный коллекционер имел основание быть довольным и: "Хорошо! О,
очень хорошо!" - так и посыпались с его уст, когда ему сделалось известным,
что шляпы иностранного происхождения не были редкостью между племенами
северо-запада.
В высокоторжественных случаях головы важнейших австралийских вождей
обыкновенно покрыты были ими.
- Вы понимаете, миссис Брэникен, - заметил Джоз Мерит, - отыскать
капитана Джона, несомненно, очень хорошо. Но еще лучше завладеть тем
историческим сокровищем, которое я разыскиваю во всех пяти частях света!
- Очевидно! - отвечала на это миссис Брэникен.
- Слышали вы, Джин Ги? - добавил к сказанному Джоз Мерит, обращаясь к
своему слуге.
- Я слышал, господин мой Джоз, - -отвечал китаец. - А когда мы отыщем
эту шляпу...
- ...мы поедем в Англию, вернемся обратно в Ливерпуль, и там на вас,
Джин Ги, одетого в нарядную черную шапочку, в красном шелковом халате, с
шелковой, желтого цвета, накидкой, - возложена будет одна лишь обязанность -
показывать мою коллекцию любителям. Довольны ли вы?
- Доволен, наподобие цветка хайтана, который готов распуститься при
ветерке с моря, тогда как черный кролик спустился к западу, - отвечал на это
поэтически настроенный Джин Ги.
Тем не менее он покачивал в раздумье головой, столь же мало убежденный
в грядущем своем счастье, как если бы его господин объявил ему о назначении
его мандарином с семью пуговками.
Лен Боркер присутствовал при допросе туземцев Томом Мариксом.
Внимательно прислушиваясь ко всему происходившему, он отмечал в уме все,
имеющее отношение к настоящему положению индасов. Он рассматривал то место
на карте, где должны были находиться, по предположениям, индасы. Он
высчитывал в уме расстояние, которое предстояло каравану пройти, так же как
и время, необходимое для перехода этих местностей земли Тасмана.
В сущности говоря, на все это не должно было понадобиться более
нескольких недель. Предчувствуя прилив энергии во всех, Лен Боркер выходил
из себя от злобы.
Как! Неужели предстояло освобождение капитана Джона и Долли удастся
вырвать его из рук индасов?! От этих мыслей на лбу Лена Боркера появились
глубокие складки, глаза налились кровью. Джейн заметила совершающуюся в ее
муже перемену, и в ней шевельнулось предчувствие близкой беды. Почувствовав
одновременно, что взгляд мужа остановился на ней, она едва не лишилась
сознания.
Несчастная женщина поняла, что происходило в душе этого человека,
способного совершить все преступления, лишь бы обеспечить за собой состояние
Брэникенов.
И действительно, Лен Боркер думал теперь о том, что, удайся Джону и
Долли снова встретиться, все его будущее должно было неминуемо рухнуть. Рано
или поздно последует усыновление Годфрея. Тайна эта должна была в конце
концов быть открытой, если только он лично не помешает этому.
Но тайну Годфрея может открыть Джейн, и для Лена стало необходимым
разлучить ее с Долли, после чего нужно было опередить прибытие каравана к
индасам и погубить Джона. Осуществление этого плана представлялось вполне
возможным для человека столь бессовестного и вместе с тем решительного,
каким был Лен Боркер, да к тому же и сами обстоятельства должны были вскоре
благоприятно сложиться для него. Выступление каравана последовало в этот
день по сигналу Тома Марикса в четыре часа пополудни. Порядок сохранялся
обычный. Все перенесенные тяготы были позабыты. Энергия, воодушевлявшая
Долли, передалась всему каравану. Цель была на виду, и к ней приближались.
Успех казался уже несомненным.
Туземцы охранной стражи проявляли теперь большее подчинение, и Том
Марикс управился бы с ними, если бы только не было Лена Боркера, который