Страница:
"Надо пройти – и я пройду! – сказал себе Пескад. – Чёрт побери, акробат я или нет!"
И Пескад рассказал Матифу, каким образом он собирается все это проделать.
– Но ведь ты рискуешь… – возразил было Матифу.
– Всё будет в порядке!
Спорить с Пескадом Матифу никогда не решался.
Справа от домика была целая гора снега, к ней друзья и направились.
Через десять минут на краю площадки появился Матифу, толкавший перед собой огромный снежный ком. Сражение продолжалось. Матросы сбрасывали на карабкающихся бандитов громадные камни. Матифу тоже столкнул свой ком, и тот, скатившись по склону, пронёсся сквозь толпу разбойников и остановился шагах в пятидесяти позади них, задержавшись в небольшом углублении.
Тогда из кома, уже наполовину развалившегося, выскочил маленький юркий человек. Это был Пескад, "парень со смекалкой", как он любил себя называть.
Он сидел внутри затвердевшего снежного кома, и рискуя вместе с ним скатиться в пропасть, пронёсся вниз по склону горы и теперь, выйдя на свободу, мчался во весь дух в сторону Кассоне.
Было половина первого ночи.
Доктор, не видя Пескада и опасаясь, что его ранили, позвал его.
– Пескада нет! – ответил Матифу.
– Как нет?! Где же он?!
– Он сказал, что пойдёт за помощью.
– Как же он сумел уйти отсюда?!
– А в снежном коме.
И Матифу рассказал доктору, как было дело.
– Молодец! – воскликнул доктор. – Мужайтесь, друзья! Мы ещё им покажем!
Камни продолжали сыпаться на головы нападающих. Но и этого нового средства защиты хватило ненадолго – камни подходили к концу.
В три часа отряд доктора, унося своих раненых, отступил из "Каса Инглеза", которую тут же захватили бандиты. У Зироне было убито человек двадцать, однако численное превосходство всё ещё оставалось на его стороне. Поэтому маленький отряд доктора не мог идти напролом и вынужден был карабкаться по нагромождению застывшей лавы, шлака и пепла, вверх по склону главного конуса, на вершине которого зияла огненная пасть кратера.
Отряд вместе с ранеными, задыхаясь в сернистых парах, которые ветер гнал на них сверху, поднялся на двести пятьдесят метров, до кратера оставалось не больше пятидесяти метров.
Начинало светать, и первые отблески солнца озарили вершины Калабрийских гор, возвышавшихся над восточной частью Мессинского пролива.
Однако положение доктора и его отряда было настолько безнадёжным, что теперь и дневной свет не мог им помочь. Они продолжали отступать, взбираясь по откосам вулкана, отстреливаясь последними патронами и сбрасывая на бандитов обломки скал, которые Матифу сталкивал вниз с нечеловеческой силой. Казалось, для них уже всё было кончено… как вдруг у подножия конуса раздались выстрелы.
В шайке Зироне произошло замешательство, затем бандиты повернули назад и бросились удирать со всех ног.
Они увидели приближавшийся отряд жандармов, которых привёл Пескад.
Смелому парню даже не пришлось добираться до Кассоне. Жандармы, услышав стрельбу в горах, сами направились туда. Пескад встретил их на дороге и привёл к "Каса Инглеза".
Теперь в наступление перешёл отряд доктора. Матифу как смерч налетел на убегавших бандитов и, уложив на месте двоих, бросился на Зироне.
– Браво, мой Матифу, брависсимо! – закричал подоспевший в эту минуту Пескад. – Так его! Положи его на обе лопатки! Внимание, внимание, господа! Начинается борьба! Зироне против Матифу!
Зироне, услышав голос Пескада, свободной рукой выхватил револьвер и выстрелил в него.
Юноша упал.
Тут произошло нечто ужасное. Матифу схватил Зироне за шиворот и, едва не задушив, поволок за собой. Бандит не мог даже сопротивляться.
Тщетно доктор, который хотел взять Зироне живым, кричал великану, чтобы тот оставил его. Петер и Луиджи бросились к Матифу, но ничего не могли сделать. Матифу никого не видел, ничего не слышал. Он знал только одно… Зироне, может быть, убил Пескада! Силач был вне себя. Он даже не смотрел на жалкое подобие человека, которое держал перед собой на вытянутых руках.
Добежав до отверстия одного из кратеров, Матифу с размаху швырнул Зироне в огненный колодец.
Пескад, довольно серьёзно раненный, полулежал на коленях у доктора, который, осмотрев его рану, перевязывал её. Матифу подошёл к ним. Крупные слёзы катились по его щекам.
– Ничего, мой Матифу, не бойся! Обойдётся, – еле слышно прошептал Пескад.
Матифу взял его на руки, как ребёнка, и начал спускаться вниз по склону вулкана. Остальные последовали за ним. Жандармы тем временем переловил" уже почти всех бандитов и охотились за последними.
Шесть часов спустя доктор и весь его отряд, возвратившись в Катанию, уже поднимались на борт яхты "Феррато".
Пескада уложили в постель в его каюте. Доктор Антекирт лечил больного, а Матифу был его сиделкой. Лучшего ухода нельзя было и представить. К тому же рана Пескада – пуля застряла в верхней части плеча – оказалась не очень опасной. Выздоровление было лишь вопросом времени. Когда Пескаду полагалось уснуть, Матифу рассказывал ему сказку, всегда одну и ту же, и друг засыпал крепким сном.
Итак, доктора постигла неудача. Правда, он и его отряд не попали в руки разбойников, но Зироне был убит, тогда как доктору важно было взять его живым, чтобы узнать замыслы Саркани. И виноват в этом был Матифу. Но как сердиться на него?
Доктор пробыл в Катании ещё неделю, но ему так ничего и не удалось узнать о Саркани. Если тот и намеревался приехать в Сицилию, чтобы встретиться с Зироне, то, услышав о происшествии в горах и гибели своего сообщника, конечно оставил это намерение.
Восьмого сентября яхта «Феррато» вышла в море и быстро понеслась по направлению к острову Антекирта. Вскоре доктор и его друзья были уже на острове.
Здесь доктор, Петер и Луиджи хотели ещё раз тщательно продумать план отмщения, ставшего делом всей их жизни. Теперь прежде всего надо было разыскать Карпену, который без сомнения знал, где находятся Саркани и Силас Торонталь.
Испанец не участвовал в нападении, он оставался в харчевне Санта-Гротта и не попал в руки жандармов; однако удача эта была кратковременной.
Действительно, через десять дней один из агентов доктора донёс ему, что Карпену арестовали в Сиракузах, но не как сообщника Зироне, а за убийство, совершённое им пятнадцать лет назад ещё в Малаге; тогда же ему пришлось бежать из Испании и поселиться в Ровине.
Через три недели Карпена, выданный испанским властям, был приговорён к пожизненной каторге. Его отправили на марокканское побережье, в Сеуту, где находится одна из крупнейших каторжных тюрем Испании.
– Наконец-то один из этих негодяев угодил на каторгу! Надеюсь, он останется там до самой смерти! – воскликнул Петер, услышав об этом.
– До самой смерти! Ну нет! – ответил доктор. – Из-за него погиб на каторге Андреа Феррато, но Карпена умрёт не там!
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
1. СЕУТСКАЯ КАТОРГА
И Пескад рассказал Матифу, каким образом он собирается все это проделать.
– Но ведь ты рискуешь… – возразил было Матифу.
– Всё будет в порядке!
Спорить с Пескадом Матифу никогда не решался.
Справа от домика была целая гора снега, к ней друзья и направились.
Через десять минут на краю площадки появился Матифу, толкавший перед собой огромный снежный ком. Сражение продолжалось. Матросы сбрасывали на карабкающихся бандитов громадные камни. Матифу тоже столкнул свой ком, и тот, скатившись по склону, пронёсся сквозь толпу разбойников и остановился шагах в пятидесяти позади них, задержавшись в небольшом углублении.
Тогда из кома, уже наполовину развалившегося, выскочил маленький юркий человек. Это был Пескад, "парень со смекалкой", как он любил себя называть.
Он сидел внутри затвердевшего снежного кома, и рискуя вместе с ним скатиться в пропасть, пронёсся вниз по склону горы и теперь, выйдя на свободу, мчался во весь дух в сторону Кассоне.
Было половина первого ночи.
Доктор, не видя Пескада и опасаясь, что его ранили, позвал его.
– Пескада нет! – ответил Матифу.
– Как нет?! Где же он?!
– Он сказал, что пойдёт за помощью.
– Как же он сумел уйти отсюда?!
– А в снежном коме.
И Матифу рассказал доктору, как было дело.
– Молодец! – воскликнул доктор. – Мужайтесь, друзья! Мы ещё им покажем!
Камни продолжали сыпаться на головы нападающих. Но и этого нового средства защиты хватило ненадолго – камни подходили к концу.
В три часа отряд доктора, унося своих раненых, отступил из "Каса Инглеза", которую тут же захватили бандиты. У Зироне было убито человек двадцать, однако численное превосходство всё ещё оставалось на его стороне. Поэтому маленький отряд доктора не мог идти напролом и вынужден был карабкаться по нагромождению застывшей лавы, шлака и пепла, вверх по склону главного конуса, на вершине которого зияла огненная пасть кратера.
Отряд вместе с ранеными, задыхаясь в сернистых парах, которые ветер гнал на них сверху, поднялся на двести пятьдесят метров, до кратера оставалось не больше пятидесяти метров.
Начинало светать, и первые отблески солнца озарили вершины Калабрийских гор, возвышавшихся над восточной частью Мессинского пролива.
Однако положение доктора и его отряда было настолько безнадёжным, что теперь и дневной свет не мог им помочь. Они продолжали отступать, взбираясь по откосам вулкана, отстреливаясь последними патронами и сбрасывая на бандитов обломки скал, которые Матифу сталкивал вниз с нечеловеческой силой. Казалось, для них уже всё было кончено… как вдруг у подножия конуса раздались выстрелы.
В шайке Зироне произошло замешательство, затем бандиты повернули назад и бросились удирать со всех ног.
Они увидели приближавшийся отряд жандармов, которых привёл Пескад.
Смелому парню даже не пришлось добираться до Кассоне. Жандармы, услышав стрельбу в горах, сами направились туда. Пескад встретил их на дороге и привёл к "Каса Инглеза".
Теперь в наступление перешёл отряд доктора. Матифу как смерч налетел на убегавших бандитов и, уложив на месте двоих, бросился на Зироне.
– Браво, мой Матифу, брависсимо! – закричал подоспевший в эту минуту Пескад. – Так его! Положи его на обе лопатки! Внимание, внимание, господа! Начинается борьба! Зироне против Матифу!
Зироне, услышав голос Пескада, свободной рукой выхватил револьвер и выстрелил в него.
Юноша упал.
Тут произошло нечто ужасное. Матифу схватил Зироне за шиворот и, едва не задушив, поволок за собой. Бандит не мог даже сопротивляться.
Тщетно доктор, который хотел взять Зироне живым, кричал великану, чтобы тот оставил его. Петер и Луиджи бросились к Матифу, но ничего не могли сделать. Матифу никого не видел, ничего не слышал. Он знал только одно… Зироне, может быть, убил Пескада! Силач был вне себя. Он даже не смотрел на жалкое подобие человека, которое держал перед собой на вытянутых руках.
Добежав до отверстия одного из кратеров, Матифу с размаху швырнул Зироне в огненный колодец.
Пескад, довольно серьёзно раненный, полулежал на коленях у доктора, который, осмотрев его рану, перевязывал её. Матифу подошёл к ним. Крупные слёзы катились по его щекам.
– Ничего, мой Матифу, не бойся! Обойдётся, – еле слышно прошептал Пескад.
Матифу взял его на руки, как ребёнка, и начал спускаться вниз по склону вулкана. Остальные последовали за ним. Жандармы тем временем переловил" уже почти всех бандитов и охотились за последними.
Шесть часов спустя доктор и весь его отряд, возвратившись в Катанию, уже поднимались на борт яхты "Феррато".
Пескада уложили в постель в его каюте. Доктор Антекирт лечил больного, а Матифу был его сиделкой. Лучшего ухода нельзя было и представить. К тому же рана Пескада – пуля застряла в верхней части плеча – оказалась не очень опасной. Выздоровление было лишь вопросом времени. Когда Пескаду полагалось уснуть, Матифу рассказывал ему сказку, всегда одну и ту же, и друг засыпал крепким сном.
Итак, доктора постигла неудача. Правда, он и его отряд не попали в руки разбойников, но Зироне был убит, тогда как доктору важно было взять его живым, чтобы узнать замыслы Саркани. И виноват в этом был Матифу. Но как сердиться на него?
Доктор пробыл в Катании ещё неделю, но ему так ничего и не удалось узнать о Саркани. Если тот и намеревался приехать в Сицилию, чтобы встретиться с Зироне, то, услышав о происшествии в горах и гибели своего сообщника, конечно оставил это намерение.
Восьмого сентября яхта «Феррато» вышла в море и быстро понеслась по направлению к острову Антекирта. Вскоре доктор и его друзья были уже на острове.
Здесь доктор, Петер и Луиджи хотели ещё раз тщательно продумать план отмщения, ставшего делом всей их жизни. Теперь прежде всего надо было разыскать Карпену, который без сомнения знал, где находятся Саркани и Силас Торонталь.
Испанец не участвовал в нападении, он оставался в харчевне Санта-Гротта и не попал в руки жандармов; однако удача эта была кратковременной.
Действительно, через десять дней один из агентов доктора донёс ему, что Карпену арестовали в Сиракузах, но не как сообщника Зироне, а за убийство, совершённое им пятнадцать лет назад ещё в Малаге; тогда же ему пришлось бежать из Испании и поселиться в Ровине.
Через три недели Карпена, выданный испанским властям, был приговорён к пожизненной каторге. Его отправили на марокканское побережье, в Сеуту, где находится одна из крупнейших каторжных тюрем Испании.
– Наконец-то один из этих негодяев угодил на каторгу! Надеюсь, он останется там до самой смерти! – воскликнул Петер, услышав об этом.
– До самой смерти! Ну нет! – ответил доктор. – Из-за него погиб на каторге Андреа Феррато, но Карпена умрёт не там!
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
1. СЕУТСКАЯ КАТОРГА
Двадцать первого сентября, через три недели после событий, разыгравшихся в Катании, паровая яхта "Феррато", подгоняемая крепким северо-восточным бризом, рассекала воды Гибралтарского пролива, проходя между мысом Европа, английским владением на испанской земле, и мысом Ла-Альмина, испанским владением на марокканской земле. Если верить мифологии, Геркулес, сей предшественник инженера Лессепса, расколол здесь ударом палицы прибрежные скалы, и воды Атлантики хлынули в Средиземное море, образовав пролив в четыре лье шириной.
Все это Пескад не преминул бы сообщить своему другу Матифу, показав ему на севере Гибралтарскую скалу, а на юге – гору Эль-Хорра. Два каменных столба – Кальпе и Авила – до сих пор напоминают нам о знаменитом герое мифологии. Без всякого сомнения, Матифу оценил бы такой "фокус", но зависть ни на минуту не закралась бы в душу скромного и простодушного гиганта. Геркулес из Прованса почтительно склонил бы голову перед сыном Юпитера и Алкмены.
Однако Матифу не было в числе пассажиров паровой яхты, не было среди них и Пескада. Матифу не захотел покинуть раненого друга, и они остались на Антекирте. Если потребуется их помощь, обоих вызовут телеграммой и быстро доставят по назначению на борту одного из "электро", входящих в состав эскадры острова Антекирты.
Доктор и Петер Батори были одни на борту "Феррато", которым командовал капитан Кестрик и его помощник Луиджи. Последняя экспедиция, снаряжённая в Сицилию на розыски Саркани и Силаса Торонталя, не дала никаких результатов, так как закончилась гибелью Зироне. Необходимо было вновь напасть на их след, заставив Карпену открыть всё, что он знает о Саркани и его сообщнике. Но так как испанец был осуждён на каторжные работы и сослан в Сеуту, туда и следовало отправиться; ибо только в Сеуте можно было установить с ним связь.
Сеута – небольшой укреплённый городок, нечто вроде испанского Гибралтара, расположенного на восточных склонах горы Эль-Хорра. В описываемый нами день, около девяти часов утра, паровая яхта «Феррато» маневрировала в трёх милях от сеутского порта.
Что может быть оживлённее знаменитого Гибралтарского пролива – этих ворот Средиземного моря! Через них вливаются в море воды Атлантического океана, через них прибывают из Северной Европы, из Южной и Северной Америки тысячи судов, заполняющих затем многочисленные порты средиземноморского побережья. Через эти же ворота проходят огромные пассажирские пароходы и военные корабли, которым открыла путь в Индийский океан и южные моря творческая мысль Франции. Что может быть живописнее узкого Гибралтарского пролива, окаймлённого ласкающими взор горами! На севере вырисовываются горы Андалузии. На юге, вдоль причудливо изрезанного берега, тянется от мыса Эспартель до мыса Ла-Альмина горная цепь Буллонес со своими чёрными вершинами, высится гора Обезьян и семиглавая громада, называемая Septem fratres[12]. Справа и слева виднеются живописные города: они примостились в глубине заливчиков, карабкаются по склонам гор или вытянулись вдоль песчаного побережья, а далеко на заднем плане лежат такие порты, как Тарифа, Альхесирас, Танжер, Сеута. Между берегами пролива простирается неспокойная, изменчивая морская ширь, то серая, бурная, то голубая и спокойная, прочерченная зигзагами кружевной пены в тех местах, где сталкиваются встречные течения, а поверхность её бороздят быстроходные паровые суда, которых ни волнение, ни ветер не могут остановить, и лёгкие парусники, что при западном ветре сотнями скопляются у выхода в Атлантический океан. Нет человека, который остался бы равнодушным к несравненной красоте континентов Европы и Африки, вставших друг против друга по обе стороны Гибралтарского пролива.
Между тем «Феррато» быстро приближался к африканской земле. Уже исчезла вдалеке глубокая бухта, в которой прячется Танжер, а сеутский утёс вырисовывался все явственнее, тем более что берег здесь резко поворачивает к югу. Его громада мало-помалу выступала из моря, словно островок, всплывающий близ мыса, с которым его соединяет лишь узкий перешеек. У вершины горы Эль-Хорра показалась крепость, построенная на месте древней римской цитадели; там днём и ночью сменяются часовые, наблюдающие за проливом, а главное, за территорией Марокко, в которую вклинивается испанское владение – Сеута. В орографическом отношении эта местность сильно напоминает крошечное княжество Монако, расположенное на территории Франции.
В десять часов утра «Феррато» бросил якорь в Сеутской гавани, или, точнее, в двух кабельтовых от пристани, на которую яростно обрушиваются огромные морские валы. Действительно, здесь имеется лишь открытый рейд, не защищённый от морского прибоя. К счастью, когда суда не могут бросить якорь к западу от Сеуты, они находят отличное убежище по другую сторону утёса, где им уже не страшны западные ветры.
Около часу дня, после того как карантинные власти посетили корабль и подписали свидетельство о здоровье экипажа, доктор в сопровождении Петера сел в шлюпку, которая через несколько минут пристала к маленькой пристани у подножия городских стен. Не подлежало сомнению, что он намеревается завладеть Карпеной. Но каким образом? Это будет решено лишь после осмотра местности и в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. Можно будет либо похитить Карпену, либо устроить ему побег с сеутской каторги.
На этот раз доктор Антекирт не пожелал сохранить инкогнито. Побывавшие на борту «Феррато» портовые чиновники уже разнесли слух о прибытии столь выдающейся особы. В арабских странах от Суэца до мыса Эспартель все знали хотя бы понаслышке об учёном муже, жившем в последнее время на острове Антекирта в заливе Большой Сирт. Вот почему и испанцы и марокканцы оказали ему самый радушный приём. Впрочем, всем был открыт доступ на "Феррато", и многочисленные лодки тотчас же пристали к судну.
Весь этот шум, очевидно, входил в планы доктора. Известность, какой он пользовался, должна была содействовать их выполнению. Итак, ни сам Доктор, ни Петер не стали прятаться от любопытных взглядов. В открытом экипаже, предоставленном им лучшей гостиницей Сеуты, они прежде всего осмотрели город, его узкие улички, зажатые между шеренгами унылых бесцветных домов, небольшие площади, где под чахлыми пыльными деревьями ютились плохонькие кабачки, казённые здания, похожие на казармы; короче говоря, здесь не было ничего интересного, если не считать мавританского квартала, ещё не совсем утратившего самобытность.
Около трёх часов пополудни доктор приказал, чтобы его отвезли к губернатору Сеуты, которому он желал нанести визит – знак внимания, вполне естественный со стороны знатного иностранца.
Само собой разумеется, что в Сеуте губернатор не может быть гражданским лицом. Сеута прежде всего военная колония. Там насчитывается около десяти тысяч человек. Офицеры, солдаты, торговцы, рыбаки и матросы с каботажных судов живут частью в городе, частью на побережье – это узкая полоска земли, простирающаяся на восток до границы испанских владений.
Высшей административной властью в Сеуте в то время был наделён полковник Гиярре. Под его командованием было три пехотных батальона континентальной армии, отбывающих срок службы в Африке, дисциплинарный полк, постоянно находящийся в Сеуте, две артиллерийских батареи, понтонная рота и мавританская рота, где служат местные уроженцы, семьи которых живут в специальном квартале. Что касается заключённых, то их число достигало двух тысяч.
Направляясь в резиденцию губернатора, коляска выехала за город и покатила по мощённому щебнем шоссе, которое ведёт к восточной границе Сеуты.
Вдоль дорога тянулись узкой полосой поля, ограниченные с одной стороны горами, а с другой морем; они были прекрасно обработаны местными жителями, которые упорно борются со скудостью каменистой почвы. Здесь в изобилии произрастают всевозможные овощи и фрукты, но надо признать, что и в рабочих руках нет недостатка.
В самом деле, арестанты работают в Сеуте не только на благо государства, то есть в специальных мастерских, на строительстве укреплений и дорог, требующих постоянного ремонта, и даже в полиции (в награду за благонравие этим людям, находящимся под надзором, иногда самим поручают следить за порядком). Ссыльные, осуждённые на двадцатилетнюю и даже вечную каторгу, порой обслуживают и частных лиц на условиях, определённых властями.
Осматривая Сеуту, доктор встречал каторжан, свободно разгуливающих по улицам: по-видимому, они находились в услужении у горожан. Но большинство их всё же работало вне крепостных стен Сеуты, на дорогах и в полях.
К какой категории каторжан принадлежал Карпена? Это следовало выяснить прежде всего. В самом деле, доктору пришлось бы применить ту или иную тактику, в зависимости от того, находился ли испанец взаперти или на свободе, работал ли он у частных лиц или на государство.
– Ведь испанец недавно осуждён, – обратился к Петеру доктор Антекирт, – поэтому весьма возможно, что он не пользуется льготами, какие предоставляются некоторым каторжанам за хорошее поведение.
– Ну, а если он находится в заключении? – спросил Петер.
– Тогда похитить его будет сложнее, – ответил доктор, – но похищение должно состояться, и оно состоится!
Между тем лошади бежали мелкой рысцой, и экипаж медленно катил по дороге. В каких-нибудь двухстах метрах от городских укреплений работали под присмотром сторожей человек пятьдесят каторжан. Одни разбивали камни, другие усыпали щебнем шоссе, третьи трамбовали его с помощью катков. Вот почему экипажу пришлось ехать по самой обочине.
Вдруг доктор схватил Петера Батори за руку и прошептал:
– Это он!
Какой-то человек стоял шагах в двадцати от своих товарищей, опершись на ручку мотыги.
Это был Карпена.
По прошествии пятнадцати лет доктор без труда узнал истрийского солевара, несмотря на его арестантское платье, так же как и Мария Феррато узнала его в мальтийском костюме на уличке Мандераджо. Этот бездельник, не способный ни к какому ремеслу, не мог работать в мастерских Сеуты. Единственное, что ему оставалось, – это разбивать камни у дороги.
Но если доктор узнал Карпену, тот никак бы не мог узнать графа Матиаса Шандора. Ведь негодяй лишь мельком видел знатного беглеца в доме рыбака Андреа Феррато, когда привёл туда полицию. Однако до него, как и до всех, дошла весть о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. А прославленный доктор был тот самый человек, о котором ему говорил Зироне во время их свидания близ грота Полифема в Сицилии, таинственная личность, которой советовал остерегаться Саркани, известный миллионер, захватить которого шайка Зироне напрасно пыталась в "Каса Инглеза".
Что произошло в уме Карпены, когда он внезапно увидел доктора? Какое впечатление он испытал и не было ли это впечатление столь же мгновенным, как фотографическая съёмка? Трудно сказать. Но испанец неожиданно почувствовал, что доктор овладевает им, его собственная личность как бы перестаёт существовать и посторонняя воля порабощает его волю. Напрасно он пытался сопротивляться: ему оставалось только одно – подчиниться.
Между тем доктор, приказав остановить экипаж, продолжал пристально смотреть на преступника взглядом, проникавшим ему в самую душу. Эти блестящие, проницательные глаза оказали странное, неодолимое действие на Карпену. Сознание его затуманилось, веки замигали, сомкнулись и лишь изредка судорожно вздрагивали. Затем наступила полная потеря сознания, и он упал на краю дороги, но никто этого даже не заметил. Впрочем, Карпена заснул гипнотическим сном, пробудить от которого его мог только один человек.
Тогда доктор приказал ехать дальше в резиденцию губернатора. Этот инцидент задержал его не больше чем на тридцать секунд. Никто не обратил внимания на то, что произошло между ним и испанцем, за исключением Петера Батори.
– Теперь этот человек в моей власти, – сказал доктор, – и я заставлю его…
– Открыть нам всё, что ему известно? – спросил Петер.
– Нет, сделать всё, что я захочу, и притом бессознательно. При первом же взгляде на негодяя я почувствовал, что могу стать его властелином, подчинить его волю своей.
– Однако он не производит впечатления больного.
– Неужели ты думаешь, что гипноз действует только на невропатов? Нет, Петер, сильнее всего сопротивляются внушению как раз люди ненормальные. Чтобы поддаться гипнозу, субъект должен обладать собственной волей, и в данном случае мне повезло, ибо по своей натуре Карпена склонен подчиниться моему влиянию. Вот почему он будет спать до тех пор, пока я не вмешаюсь и не разбужу его.
– Пусть так, – заметил Петер, – но к чему всё это? Ведь в том состоянии, в каком он сейчас находится, Карпена не сможет рассказать о том, что нас больше всего интересует!
– Несомненно, – ответил доктор, – и мне, конечно, не удастся заставить его рассказать то, чего я сам не знаю. Зато в моей власти заставить его сделать всё, что я пожелаю и когда пожелаю, и он не сможет противиться моей воле. Стоит мне приказать, и Карпена убежит с каторги в указанный день – завтра, послезавтра, через неделю или через полгода, причём для этого ему вовсе не надо засыпать гипнотическим сном.
– Убежит с каторги, – воскликнул Петер. – Уйдёт отсюда по собственной воле?.. Ну, а сторожа разве дремлют? Ведь сила внушения небезгранична, она не заставит человека разорвать цепи, сломать решётку в тюрьме или перебраться через непреодолимую преграду…
– Конечно, нет, Петер, – ответил доктор, – и он никогда не сделает того, чего не сделал бы я сам. Вот почему мне не терпится отправиться с визитом к губернатору Сеуты!
Доктор Антекирт нисколько не преувеличивал. Факты гипноза теперь общеизвестны. Работы и наблюдения Шарко, Броуна-Секара, Азана, Рише, Дюмонпалье, Модели, Бернхейма, Хэка Тьюка, Ригера и многих других учёных не оставляют ни малейшего сомнения на этот счёт. Путешествуя по Востоку, доктор имел возможность изучить любопытнейшие явления гипноза и внёс в эту отрасль физиологии ценный вклад. Итак, он был весьма сведущ в гипнозе и знал о его замечательных результатах. Одарённый от природы огромной силой внушения, доктор часто пользовался ею, когда жил в Малой Азии. На эту силу он и рассчитывал, намереваясь овладеть Карпеной, ибо, по счастливой случайности, тот сразу же подпал под его влияние.
Да, доктор мог распоряжаться Карпеной, заставить его действовать по своему усмотрению, подчинив его волю своей. Но чтобы сделать то, что ему приказано, преступник должен пользоваться свободой передвижения, а на это требовалось согласие губернатора. Такого разрешения доктор и надеялся добиться, иначе бегство испанца оказалось бы невозможным.
Десять минут спустя экипаж подъехал к длинным корпусам казарм, которые тянутся почти до границы Сеуты, и остановился перед резиденцией губернатора.
Полковник Гиярре был, конечно, осведомлён о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. Этого знаменитого человека встречали повсюду, как принца крови, ибо слава о его талантах и огромном состоянии широко распространилась. Вот почему, когда доктора Антекирта и его молодого спутника Петера Батори ввели в гостиную губернаторского дома, полковник Гиярре оказал им самый радушный приём. Прежде всего он предложил показать гостям Сеуту – "этот кусочек Испании, так удачно расположенный на марокканской территории".
– Мы охотно принимаем ваше предложение, господин губернатор, – ответил доктор по-испански. Этим языком он владел столь же свободно, как и Петер Батори. – Но, право, не знаю, смогу ли я воспользоваться вашей любезностью, так как времени у меня очень мало.
– Полноте, доктор Антекирт, ведь колония невелика, – возразил губернатор. – За полдня мы вполне успеем осмотреть её. Кстати, сколько времени вы думаете пробыть у нас?
– Четыре-пять часов самое большее. Сегодня же вечером я должен ехать, иначе не попаду завтра утром в Гибралтар, а меня там ждут.
– Неужели вы уедете сегодня вечером! – воскликнул губернатор. – Убедительно прошу вас, останьтесь! Поверьте, доктор Антекирт, наша военная колония стоит того, чтобы вы с ней получше ознакомились. Несомненно, во время своих путешествий вы много видели, сделали немало интересных наблюдений, но, уверяю вас, Сеута заслуживает внимания и учёных и экономистов, взять хотя бы нашу пенитенциарную систему!
Разумеется, похвалы, которые губернатор расточал этой испанской колонии, были отчасти продиктованы честолюбием. Впрочем, он нисколько не преувеличивал, – сеутская пенитенциарная система (точно такая же существует и в севильской исправительной тюрьме) справедливо считается одной из лучших в Старом и в Новом Свете как в смысле содержания заключённых, так и в отношении морального на них воздействия. Итак, губернатор продолжал настаивать, он хотел, чтобы знаменитый доктор Антекирт согласился отсрочить отъезд и почтил своим присутствием исправительные заведения Сеуты.
– Это совершенно невозможно, господин губернатор. Но на сегодняшний день я в вашем распоряжении, и если вам угодно…
– Но сейчас уже четыре часа, – возразил полковник Гиярре, – и у нас остаётся слишком мало времени…
– Вы правы, – согласился доктор, – и это тем более досадно, что в ответ на ваше любезное приглашение мне тоже хотелось бы принять вас на своей яхте!
– Неужели, доктор Антекирт, вы не можете отложить свой отъезд хотя бы на один день!
– Я охотно сделал бы это, господин губернатор, если бы, как вам уже известно, свидание, назначенное на завтра, не вынуждало меня сегодня же вечером выйти в море!
– Как это обидно, – ответил губернатор, – я всю жизнь буду жалеть, что не сумел вас удержать подольше! Но берегитесь! Ваша яхта находится под угрозой моей береговой артиллерии, и, стоит мне дать приказ, «Феррато» тут же пойдёт ко дну.
– А вы не боитесь ответных мер, господин губернатор? – смеясь, спросил доктор. – Неужели вы хотите вступить в войну с могущественным государством Антекирты?
– Ну нет, это было бы слишком опасно! – в том же тоне ответил губернатор. – Но я готов пойти на какой угодно риск, лишь бы удержать вас здесь ещё на один день!
Петер не принимал участия в разговоре. Он задавал себе вопрос: подвинулся ли доктор к намеченной цели? Решение доктора в тот же вечер покинуть Сеуту несколько удивило Петера. Неужели за такое короткое время они успеют подготовить бегство Карпены? Ведь через несколько часов преступники вернутся в тюрьму, где их запрут на всю ночь. А в этих условиях вряд ли удастся вызволить испанца из заключения.
Все это Пескад не преминул бы сообщить своему другу Матифу, показав ему на севере Гибралтарскую скалу, а на юге – гору Эль-Хорра. Два каменных столба – Кальпе и Авила – до сих пор напоминают нам о знаменитом герое мифологии. Без всякого сомнения, Матифу оценил бы такой "фокус", но зависть ни на минуту не закралась бы в душу скромного и простодушного гиганта. Геркулес из Прованса почтительно склонил бы голову перед сыном Юпитера и Алкмены.
Однако Матифу не было в числе пассажиров паровой яхты, не было среди них и Пескада. Матифу не захотел покинуть раненого друга, и они остались на Антекирте. Если потребуется их помощь, обоих вызовут телеграммой и быстро доставят по назначению на борту одного из "электро", входящих в состав эскадры острова Антекирты.
Доктор и Петер Батори были одни на борту "Феррато", которым командовал капитан Кестрик и его помощник Луиджи. Последняя экспедиция, снаряжённая в Сицилию на розыски Саркани и Силаса Торонталя, не дала никаких результатов, так как закончилась гибелью Зироне. Необходимо было вновь напасть на их след, заставив Карпену открыть всё, что он знает о Саркани и его сообщнике. Но так как испанец был осуждён на каторжные работы и сослан в Сеуту, туда и следовало отправиться; ибо только в Сеуте можно было установить с ним связь.
Сеута – небольшой укреплённый городок, нечто вроде испанского Гибралтара, расположенного на восточных склонах горы Эль-Хорра. В описываемый нами день, около девяти часов утра, паровая яхта «Феррато» маневрировала в трёх милях от сеутского порта.
Что может быть оживлённее знаменитого Гибралтарского пролива – этих ворот Средиземного моря! Через них вливаются в море воды Атлантического океана, через них прибывают из Северной Европы, из Южной и Северной Америки тысячи судов, заполняющих затем многочисленные порты средиземноморского побережья. Через эти же ворота проходят огромные пассажирские пароходы и военные корабли, которым открыла путь в Индийский океан и южные моря творческая мысль Франции. Что может быть живописнее узкого Гибралтарского пролива, окаймлённого ласкающими взор горами! На севере вырисовываются горы Андалузии. На юге, вдоль причудливо изрезанного берега, тянется от мыса Эспартель до мыса Ла-Альмина горная цепь Буллонес со своими чёрными вершинами, высится гора Обезьян и семиглавая громада, называемая Septem fratres[12]. Справа и слева виднеются живописные города: они примостились в глубине заливчиков, карабкаются по склонам гор или вытянулись вдоль песчаного побережья, а далеко на заднем плане лежат такие порты, как Тарифа, Альхесирас, Танжер, Сеута. Между берегами пролива простирается неспокойная, изменчивая морская ширь, то серая, бурная, то голубая и спокойная, прочерченная зигзагами кружевной пены в тех местах, где сталкиваются встречные течения, а поверхность её бороздят быстроходные паровые суда, которых ни волнение, ни ветер не могут остановить, и лёгкие парусники, что при западном ветре сотнями скопляются у выхода в Атлантический океан. Нет человека, который остался бы равнодушным к несравненной красоте континентов Европы и Африки, вставших друг против друга по обе стороны Гибралтарского пролива.
Между тем «Феррато» быстро приближался к африканской земле. Уже исчезла вдалеке глубокая бухта, в которой прячется Танжер, а сеутский утёс вырисовывался все явственнее, тем более что берег здесь резко поворачивает к югу. Его громада мало-помалу выступала из моря, словно островок, всплывающий близ мыса, с которым его соединяет лишь узкий перешеек. У вершины горы Эль-Хорра показалась крепость, построенная на месте древней римской цитадели; там днём и ночью сменяются часовые, наблюдающие за проливом, а главное, за территорией Марокко, в которую вклинивается испанское владение – Сеута. В орографическом отношении эта местность сильно напоминает крошечное княжество Монако, расположенное на территории Франции.
В десять часов утра «Феррато» бросил якорь в Сеутской гавани, или, точнее, в двух кабельтовых от пристани, на которую яростно обрушиваются огромные морские валы. Действительно, здесь имеется лишь открытый рейд, не защищённый от морского прибоя. К счастью, когда суда не могут бросить якорь к западу от Сеуты, они находят отличное убежище по другую сторону утёса, где им уже не страшны западные ветры.
Около часу дня, после того как карантинные власти посетили корабль и подписали свидетельство о здоровье экипажа, доктор в сопровождении Петера сел в шлюпку, которая через несколько минут пристала к маленькой пристани у подножия городских стен. Не подлежало сомнению, что он намеревается завладеть Карпеной. Но каким образом? Это будет решено лишь после осмотра местности и в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. Можно будет либо похитить Карпену, либо устроить ему побег с сеутской каторги.
На этот раз доктор Антекирт не пожелал сохранить инкогнито. Побывавшие на борту «Феррато» портовые чиновники уже разнесли слух о прибытии столь выдающейся особы. В арабских странах от Суэца до мыса Эспартель все знали хотя бы понаслышке об учёном муже, жившем в последнее время на острове Антекирта в заливе Большой Сирт. Вот почему и испанцы и марокканцы оказали ему самый радушный приём. Впрочем, всем был открыт доступ на "Феррато", и многочисленные лодки тотчас же пристали к судну.
Весь этот шум, очевидно, входил в планы доктора. Известность, какой он пользовался, должна была содействовать их выполнению. Итак, ни сам Доктор, ни Петер не стали прятаться от любопытных взглядов. В открытом экипаже, предоставленном им лучшей гостиницей Сеуты, они прежде всего осмотрели город, его узкие улички, зажатые между шеренгами унылых бесцветных домов, небольшие площади, где под чахлыми пыльными деревьями ютились плохонькие кабачки, казённые здания, похожие на казармы; короче говоря, здесь не было ничего интересного, если не считать мавританского квартала, ещё не совсем утратившего самобытность.
Около трёх часов пополудни доктор приказал, чтобы его отвезли к губернатору Сеуты, которому он желал нанести визит – знак внимания, вполне естественный со стороны знатного иностранца.
Само собой разумеется, что в Сеуте губернатор не может быть гражданским лицом. Сеута прежде всего военная колония. Там насчитывается около десяти тысяч человек. Офицеры, солдаты, торговцы, рыбаки и матросы с каботажных судов живут частью в городе, частью на побережье – это узкая полоска земли, простирающаяся на восток до границы испанских владений.
Высшей административной властью в Сеуте в то время был наделён полковник Гиярре. Под его командованием было три пехотных батальона континентальной армии, отбывающих срок службы в Африке, дисциплинарный полк, постоянно находящийся в Сеуте, две артиллерийских батареи, понтонная рота и мавританская рота, где служат местные уроженцы, семьи которых живут в специальном квартале. Что касается заключённых, то их число достигало двух тысяч.
Направляясь в резиденцию губернатора, коляска выехала за город и покатила по мощённому щебнем шоссе, которое ведёт к восточной границе Сеуты.
Вдоль дорога тянулись узкой полосой поля, ограниченные с одной стороны горами, а с другой морем; они были прекрасно обработаны местными жителями, которые упорно борются со скудостью каменистой почвы. Здесь в изобилии произрастают всевозможные овощи и фрукты, но надо признать, что и в рабочих руках нет недостатка.
В самом деле, арестанты работают в Сеуте не только на благо государства, то есть в специальных мастерских, на строительстве укреплений и дорог, требующих постоянного ремонта, и даже в полиции (в награду за благонравие этим людям, находящимся под надзором, иногда самим поручают следить за порядком). Ссыльные, осуждённые на двадцатилетнюю и даже вечную каторгу, порой обслуживают и частных лиц на условиях, определённых властями.
Осматривая Сеуту, доктор встречал каторжан, свободно разгуливающих по улицам: по-видимому, они находились в услужении у горожан. Но большинство их всё же работало вне крепостных стен Сеуты, на дорогах и в полях.
К какой категории каторжан принадлежал Карпена? Это следовало выяснить прежде всего. В самом деле, доктору пришлось бы применить ту или иную тактику, в зависимости от того, находился ли испанец взаперти или на свободе, работал ли он у частных лиц или на государство.
– Ведь испанец недавно осуждён, – обратился к Петеру доктор Антекирт, – поэтому весьма возможно, что он не пользуется льготами, какие предоставляются некоторым каторжанам за хорошее поведение.
– Ну, а если он находится в заключении? – спросил Петер.
– Тогда похитить его будет сложнее, – ответил доктор, – но похищение должно состояться, и оно состоится!
Между тем лошади бежали мелкой рысцой, и экипаж медленно катил по дороге. В каких-нибудь двухстах метрах от городских укреплений работали под присмотром сторожей человек пятьдесят каторжан. Одни разбивали камни, другие усыпали щебнем шоссе, третьи трамбовали его с помощью катков. Вот почему экипажу пришлось ехать по самой обочине.
Вдруг доктор схватил Петера Батори за руку и прошептал:
– Это он!
Какой-то человек стоял шагах в двадцати от своих товарищей, опершись на ручку мотыги.
Это был Карпена.
По прошествии пятнадцати лет доктор без труда узнал истрийского солевара, несмотря на его арестантское платье, так же как и Мария Феррато узнала его в мальтийском костюме на уличке Мандераджо. Этот бездельник, не способный ни к какому ремеслу, не мог работать в мастерских Сеуты. Единственное, что ему оставалось, – это разбивать камни у дороги.
Но если доктор узнал Карпену, тот никак бы не мог узнать графа Матиаса Шандора. Ведь негодяй лишь мельком видел знатного беглеца в доме рыбака Андреа Феррато, когда привёл туда полицию. Однако до него, как и до всех, дошла весть о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. А прославленный доктор был тот самый человек, о котором ему говорил Зироне во время их свидания близ грота Полифема в Сицилии, таинственная личность, которой советовал остерегаться Саркани, известный миллионер, захватить которого шайка Зироне напрасно пыталась в "Каса Инглеза".
Что произошло в уме Карпены, когда он внезапно увидел доктора? Какое впечатление он испытал и не было ли это впечатление столь же мгновенным, как фотографическая съёмка? Трудно сказать. Но испанец неожиданно почувствовал, что доктор овладевает им, его собственная личность как бы перестаёт существовать и посторонняя воля порабощает его волю. Напрасно он пытался сопротивляться: ему оставалось только одно – подчиниться.
Между тем доктор, приказав остановить экипаж, продолжал пристально смотреть на преступника взглядом, проникавшим ему в самую душу. Эти блестящие, проницательные глаза оказали странное, неодолимое действие на Карпену. Сознание его затуманилось, веки замигали, сомкнулись и лишь изредка судорожно вздрагивали. Затем наступила полная потеря сознания, и он упал на краю дороги, но никто этого даже не заметил. Впрочем, Карпена заснул гипнотическим сном, пробудить от которого его мог только один человек.
Тогда доктор приказал ехать дальше в резиденцию губернатора. Этот инцидент задержал его не больше чем на тридцать секунд. Никто не обратил внимания на то, что произошло между ним и испанцем, за исключением Петера Батори.
– Теперь этот человек в моей власти, – сказал доктор, – и я заставлю его…
– Открыть нам всё, что ему известно? – спросил Петер.
– Нет, сделать всё, что я захочу, и притом бессознательно. При первом же взгляде на негодяя я почувствовал, что могу стать его властелином, подчинить его волю своей.
– Однако он не производит впечатления больного.
– Неужели ты думаешь, что гипноз действует только на невропатов? Нет, Петер, сильнее всего сопротивляются внушению как раз люди ненормальные. Чтобы поддаться гипнозу, субъект должен обладать собственной волей, и в данном случае мне повезло, ибо по своей натуре Карпена склонен подчиниться моему влиянию. Вот почему он будет спать до тех пор, пока я не вмешаюсь и не разбужу его.
– Пусть так, – заметил Петер, – но к чему всё это? Ведь в том состоянии, в каком он сейчас находится, Карпена не сможет рассказать о том, что нас больше всего интересует!
– Несомненно, – ответил доктор, – и мне, конечно, не удастся заставить его рассказать то, чего я сам не знаю. Зато в моей власти заставить его сделать всё, что я пожелаю и когда пожелаю, и он не сможет противиться моей воле. Стоит мне приказать, и Карпена убежит с каторги в указанный день – завтра, послезавтра, через неделю или через полгода, причём для этого ему вовсе не надо засыпать гипнотическим сном.
– Убежит с каторги, – воскликнул Петер. – Уйдёт отсюда по собственной воле?.. Ну, а сторожа разве дремлют? Ведь сила внушения небезгранична, она не заставит человека разорвать цепи, сломать решётку в тюрьме или перебраться через непреодолимую преграду…
– Конечно, нет, Петер, – ответил доктор, – и он никогда не сделает того, чего не сделал бы я сам. Вот почему мне не терпится отправиться с визитом к губернатору Сеуты!
Доктор Антекирт нисколько не преувеличивал. Факты гипноза теперь общеизвестны. Работы и наблюдения Шарко, Броуна-Секара, Азана, Рише, Дюмонпалье, Модели, Бернхейма, Хэка Тьюка, Ригера и многих других учёных не оставляют ни малейшего сомнения на этот счёт. Путешествуя по Востоку, доктор имел возможность изучить любопытнейшие явления гипноза и внёс в эту отрасль физиологии ценный вклад. Итак, он был весьма сведущ в гипнозе и знал о его замечательных результатах. Одарённый от природы огромной силой внушения, доктор часто пользовался ею, когда жил в Малой Азии. На эту силу он и рассчитывал, намереваясь овладеть Карпеной, ибо, по счастливой случайности, тот сразу же подпал под его влияние.
Да, доктор мог распоряжаться Карпеной, заставить его действовать по своему усмотрению, подчинив его волю своей. Но чтобы сделать то, что ему приказано, преступник должен пользоваться свободой передвижения, а на это требовалось согласие губернатора. Такого разрешения доктор и надеялся добиться, иначе бегство испанца оказалось бы невозможным.
Десять минут спустя экипаж подъехал к длинным корпусам казарм, которые тянутся почти до границы Сеуты, и остановился перед резиденцией губернатора.
Полковник Гиярре был, конечно, осведомлён о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. Этого знаменитого человека встречали повсюду, как принца крови, ибо слава о его талантах и огромном состоянии широко распространилась. Вот почему, когда доктора Антекирта и его молодого спутника Петера Батори ввели в гостиную губернаторского дома, полковник Гиярре оказал им самый радушный приём. Прежде всего он предложил показать гостям Сеуту – "этот кусочек Испании, так удачно расположенный на марокканской территории".
– Мы охотно принимаем ваше предложение, господин губернатор, – ответил доктор по-испански. Этим языком он владел столь же свободно, как и Петер Батори. – Но, право, не знаю, смогу ли я воспользоваться вашей любезностью, так как времени у меня очень мало.
– Полноте, доктор Антекирт, ведь колония невелика, – возразил губернатор. – За полдня мы вполне успеем осмотреть её. Кстати, сколько времени вы думаете пробыть у нас?
– Четыре-пять часов самое большее. Сегодня же вечером я должен ехать, иначе не попаду завтра утром в Гибралтар, а меня там ждут.
– Неужели вы уедете сегодня вечером! – воскликнул губернатор. – Убедительно прошу вас, останьтесь! Поверьте, доктор Антекирт, наша военная колония стоит того, чтобы вы с ней получше ознакомились. Несомненно, во время своих путешествий вы много видели, сделали немало интересных наблюдений, но, уверяю вас, Сеута заслуживает внимания и учёных и экономистов, взять хотя бы нашу пенитенциарную систему!
Разумеется, похвалы, которые губернатор расточал этой испанской колонии, были отчасти продиктованы честолюбием. Впрочем, он нисколько не преувеличивал, – сеутская пенитенциарная система (точно такая же существует и в севильской исправительной тюрьме) справедливо считается одной из лучших в Старом и в Новом Свете как в смысле содержания заключённых, так и в отношении морального на них воздействия. Итак, губернатор продолжал настаивать, он хотел, чтобы знаменитый доктор Антекирт согласился отсрочить отъезд и почтил своим присутствием исправительные заведения Сеуты.
– Это совершенно невозможно, господин губернатор. Но на сегодняшний день я в вашем распоряжении, и если вам угодно…
– Но сейчас уже четыре часа, – возразил полковник Гиярре, – и у нас остаётся слишком мало времени…
– Вы правы, – согласился доктор, – и это тем более досадно, что в ответ на ваше любезное приглашение мне тоже хотелось бы принять вас на своей яхте!
– Неужели, доктор Антекирт, вы не можете отложить свой отъезд хотя бы на один день!
– Я охотно сделал бы это, господин губернатор, если бы, как вам уже известно, свидание, назначенное на завтра, не вынуждало меня сегодня же вечером выйти в море!
– Как это обидно, – ответил губернатор, – я всю жизнь буду жалеть, что не сумел вас удержать подольше! Но берегитесь! Ваша яхта находится под угрозой моей береговой артиллерии, и, стоит мне дать приказ, «Феррато» тут же пойдёт ко дну.
– А вы не боитесь ответных мер, господин губернатор? – смеясь, спросил доктор. – Неужели вы хотите вступить в войну с могущественным государством Антекирты?
– Ну нет, это было бы слишком опасно! – в том же тоне ответил губернатор. – Но я готов пойти на какой угодно риск, лишь бы удержать вас здесь ещё на один день!
Петер не принимал участия в разговоре. Он задавал себе вопрос: подвинулся ли доктор к намеченной цели? Решение доктора в тот же вечер покинуть Сеуту несколько удивило Петера. Неужели за такое короткое время они успеют подготовить бегство Карпены? Ведь через несколько часов преступники вернутся в тюрьму, где их запрут на всю ночь. А в этих условиях вряд ли удастся вызволить испанца из заключения.