Страница:
– Можете уходить по своему усмотрению, – сказал Винтёр. – Когда предполагаете выход?
– После заката солнца, герр капитан. В 21.30.
– Я приду проводить вас. Только, пожалуйста, без суматохи. Не хочу, чтобы у докеров возникли подозрения.
Когда мы спускались по холму, начали выть сирены воздушной тревоги. Мы побежали ко входу в соседний подземный тоннель. Через несколько секунд холм содрогался от бесконечной череды мощных взрывов. Я последовал за Винтёром в обширную сеть тоннелей, мимо многочисленных коек, занятых ранеными. Скользнул взглядом по бледным лицам немецких медсестёр, которых ожидало мрачное будущее. Рядом суетились взъерошенные французские девицы, со страхом ожидавшие решения своей участи коллаборационисток. Их никчёмные теперь кавалеры надменно вышагивали в сапогах и блестящих мундирах с красными полосками на галифе. Я увидел также сбитых с толку матросов и пехотинцев, ожидавших самых нелепых приказов. Бомбардировки не прекращались. Все в катакомбах – земля, койки, снующие люди – потонуло в уханье зениток и вибрировало от грохочущих взрывов.
Через 30 минут массированный воздушный налёт закончился. Когда всё успокоилось и сирены возвестили отбой воздушной тревоги, мы с Винтёром вернулись к компаунду. При виде его нас охватило немое отчаяние. То, что только что было комплексом величественных гранитных зданий, союзники почти полностью разрушили. С гибелью колледжа судьба Первой флотилии подводных лодок окончательно была решена. Винтёр стоял на руинах своего дела. Кроме отправления своей последней подлодки в море, он больше ничего не мог сделать. Я понял, что он хотел остаться наедине с собой, и медленно пошёл назад к лодке.
Глава 24
– После заката солнца, герр капитан. В 21.30.
– Я приду проводить вас. Только, пожалуйста, без суматохи. Не хочу, чтобы у докеров возникли подозрения.
Когда мы спускались по холму, начали выть сирены воздушной тревоги. Мы побежали ко входу в соседний подземный тоннель. Через несколько секунд холм содрогался от бесконечной череды мощных взрывов. Я последовал за Винтёром в обширную сеть тоннелей, мимо многочисленных коек, занятых ранеными. Скользнул взглядом по бледным лицам немецких медсестёр, которых ожидало мрачное будущее. Рядом суетились взъерошенные французские девицы, со страхом ожидавшие решения своей участи коллаборационисток. Их никчёмные теперь кавалеры надменно вышагивали в сапогах и блестящих мундирах с красными полосками на галифе. Я увидел также сбитых с толку матросов и пехотинцев, ожидавших самых нелепых приказов. Бомбардировки не прекращались. Все в катакомбах – земля, койки, снующие люди – потонуло в уханье зениток и вибрировало от грохочущих взрывов.
Через 30 минут массированный воздушный налёт закончился. Когда всё успокоилось и сирены возвестили отбой воздушной тревоги, мы с Винтёром вернулись к компаунду. При виде его нас охватило немое отчаяние. То, что только что было комплексом величественных гранитных зданий, союзники почти полностью разрушили. С гибелью колледжа судьба Первой флотилии подводных лодок окончательно была решена. Винтёр стоял на руинах своего дела. Кроме отправления своей последней подлодки в море, он больше ничего не мог сделать. Я понял, что он хотел остаться наедине с собой, и медленно пошёл назад к лодке.
Глава 24
Время: 22 августа 1944 года. 21.20. Только несколько матросов вышли на палубу, чтобы управиться со швартовами. Я стоял на мостике, ожидая прощального визита Винтёра.
В 21.22 он пересёк сходни. Отвечая на моё приветствие, сказал:
– Хорошенько позаботьтесь о парнях и лодке – удачи вам.
– Вам тоже, герр капитан. Надеюсь, мы скоро встретимся в более благоприятной обстановке.
– Главное для вас – выбраться отсюда, пока ещё не поздно.
Несколько команд – и швартовы сняты с кнехтов, сходни убраны на пирс. «У-953» бесшумно вышла со стоянки. Осторожно, без единого звука она проскользнула до середины внутренней бухты. Это было необходимо, чтобы не задействовать акустические мины. Я остановил лодку и спустился в корпус, затем главмех совершил пробное погружение.
Обстановка внутри корпуса представляла собой пародию на 'Морские инструкции и условия безопасности. Проходы завалило ценное оборудование пассажиров. Сообщения между различными отсеками оказались серьёзно затруднены. Тяжесть дополнительного груза плюс количество людей, вдвое превышавшее норму, создавали серьёзные проблемы для главмеха в управлении лодкой. Ему потребовалось больше часа, чтобы определить параметры плавучести и балансировки подлодки, необходимые в чрезвычайных условиях.
«У-953» всплыла и приблизилась к эскорту, вероятно единственному на плаву. Ночь была безлунной, все погрузилось в кромешную тьму. Эскорт двинулся вперёд, мы – за ним. Когда «У-953» прошла противолодочные сети, я включил дизели. После того как исчезли скалы, а на экране радара стали вспыхивать радиолокационные импульсы, я понял, что мы запеленгованы. Внезапно в двухстах метрах впереди вспыхнула осветительная ракета. В тот же миг с эскорта нам просигналили фонарём: «Внимание. Британские торпедные катера в атакующей позиции. Подготовьтесь к бою».
Я не ожидал такой встречи с англичанами и вызвал наверх расчёты зенитчиков.
– Следите за торпедными катерами – огонь по видимым целям, – приказал я.
Осветительная ракета погасла, и море вновь почернело. Эскорт остановился, заставив нас сделать то же самое. Теперь мы подверглись угрозе, которую не видели, а стрелять мы не могли, так как пушки меньшего калибра неэффективны в случае атаки прямо по курсу. Чтобы принять бой, я должен был развернуть «У-953» носом к Бресту, а орудиями против катеров. Но лодка не могла двигаться кормой вперёд.
Я просигналил эскорту, чтобы он медленно продвигался вперёд и постоянно пускал осветительные ракеты. Хотелось встретить торпедные катера на большей глубине. Но как только мы продвинулись дальше, я заметил десятки теней, изготовившихся к атаке с дистанции 800 метров. Я громко скомандовал:
– Оба дизеля – полный вперёд, лево руля!
«У-953» нехотя развернулась, подставив на несколько бесконечных секунд свой борт навстречу атакующему противнику. Когда лодка завершила разворот, наши пушки открыли огонь. Мы поспешили обратно в порт, лишая торпедные катера возможности прицелиться и выпустить свои смертоносные торпеды. Катера, значительно превосходившие нас в скорости, быстро приближались при свете осветительных ракет. Но затем так же внезапно, как появились, повернули и ушли в море.
Инцидент похоронил мои надежды вырваться из бухты в эту ночь и, возможно, в любую другую. Торпедные катера не только были опасны сами по себе, они указывали на присутствие поодаль значительной флотилии сторожевых судов, Казалось, что наше возвращение в Брест было окончательным и мы обречены на то, чтобы взорвать свою лодку и разделить участь осаждённого гарнизона города.
На заре «У-953» прошмыгнула обратно в порт. Я предупредил подводников и гостей, чтобы они подальше держались от докеров и хранили молчание относительно ночного приключения. Затем я снова закрылся зелёной занавеской в своём углу и постарался найти способ выбраться из порта. Оставалась только одна возможность – уйти в подводном положении. Этот манёвр был чреват рядом опасностей: сесть на мель, наскочить на мину, попасть в сильное течение. Прежде им никогда не пользовались,. Но я рассчитывал, что во время отлива мы могли бы без эскорта добраться до горловины бухты незамеченными, затем совершить погружение на глубину, достаточную для того, чтобы вода покрыла мостик лодки. После этого у нас остался бы слабый шанс выбраться из западни на волнах отлива.
Я тихо поднялся с койки, пока 100 человек на борту лодки мирно дремали, веря в мою способность вывести их на свободу. Я прошёл по пустынному бункеру и площадке возле него. Винтёра и его штабное окружение нашёл в подземном убежище. Пока я рассказывал об инциденте с торпедными катерами и о своём плане перехитрить «томми», он смотрел на меня обеспокоенным, мрачным и усталым взглядом.
Пожелав счастливого пути, он затем спросил:
– Не хотите ли присоединиться ко мне в поездке по окопам?
– Герр капитан, хотелось бы. Но я должен подготовиться к ночному выходу. Не сплю уже несколько дней.
– Вы можете кое-что упустить из того, о чём никто другой не сможет рассказать потомкам, – мрачно заметил Винтёр. Затем, подавив волнение показной строгостью, добавил: – Впрочем, не важно. Держите себя молодцом. Я не смогу проститься с вами на пирсе. Дела удерживают меня здесь.
Мы снова пожали друг другу руки. Я уходил с убеждением, что больше никогда не увижу его.
23 августа в 02.55 я отодвинул зелёную занавеску в своём углу, надел кожаную куртку, вошёл в освещённое тусклым светом помещение центрального поста и напомнил главмеху о необходимости быстрого и аккуратного погружения по первой команде. Затем занял своё место на мостике.
В 03.05 я вывел «У-953» из бункера, чтобы больше в него не возвращаться. Когда лодка бесшумно скользнула в темноту по направлению к горловине бухты, за которой нас поджидал неприятель, я бросил последний взгляд на оставшийся за кормой город. Берега с их обширными доками и верфями едва просматривались. На фоне ночного неба едва различался на вершине холма морской колледж, разрушенный бомбардировками. И надо всем этим угадывались смутные очертания Бреста, города, которого не пощадила война и который ожидало дальнейшее разрушение и капитуляция. Только теперь я полностью осознал, может, впервые, что безвозвратно потеряно всё – слава, успехи, триумфы. Воссоздать прошлое невозможно.
«У-953» прошла мимо заброшенной противолодочной подводной сети и двинулась, подобно призраку, дальше к горловине. Наше бегство проходило под покровом темноты, сгущавшейся от окружавших бухту холмов и скал. В 03.45 мы проскочили на волне прилива мелководье. Я вёл лодку по памяти, стараясь не сесть на мель. Когда на небе с востока показались первые просветы, мы заметили впереди неподвижные неприятельские торпедные катера. Они выглядели чёрными точками на перламутровой поверхности моря.. Между тем мы ещё не достигли достаточной глубины бухты, которая позволила бы нам уйти под воду. Я продолжил движение вперёд на малых оборотах, избегая шума и рискуя, что противник обнаружит лодку. На волне отлива мы скользили по направлению к катерам, когда появились первые проблески рассвета. Я обнаружил перемещения в боевом строе катеров. Они бороздили поверхность моря, а затем направились к скалам, возвышавшимся по обе стороны от горловины бухты. Стало ясно, что мы не можем двигаться дальше в надводном положении.
В 04.23 мы опустились под воду. Нос лодки медленно погружался в море. Долгие секунды я наблюдал ещё перемещения катеров, затем вода хлынула в подкову ходового мостика. Я закрыл крышку рубочного люка и стал прислушиваться к плеску воды, покрывавшей лодку сверху. Когда маленькие торпедные катера мчались в разных направлениях, их гребные винты громко верещали, вспенивая спокойную морскую поверхность. В момент, когда главмех закончил выравнивание лодки, я приступил к выполнению своего замысла: опустил её на глубину 15 метров и начал бесшумное движение. В отдалении на безопасной дистанции прогремели три взрыва глубинных бомб.
04.40. «У-953» погрузилась на глубину 20 метров. Все больше торпедных катеров сновали над нами, разбрасывая ручные гранаты для нашего устрашения.
05.08. Впереди с правого борта разорвались шесть глубинных бомб. Бесчисленные верещавшие винты на поверхности заставляли нас покрываться холодным потом и строить мрачные прогнозы во влажной стальной гробнице.
05.20, Со стороны открытого моря прогремели взрывы кассет из 12 глубинных бомб. Импульсы «асдика» стали пронизывать толщу воды на небольшой глубине. Впереди по правому борту взорвались новые кассеты. Раскаты их взрывов прокатились сквозь прибрежные воды и ещё долго звучали вдалеке.
06.45. Подлодка опустилась на глубину 40 метров. Торпедные катера остались далеко за кормой, продолжая разбрасывать гранаты. Впереди от мыса Кессан до самой южной оконечности скалистого побережья Брестской бухты море содрогалось от взрывов глубинных бомб, сбрасывавшихся наугад.
07.30. Я изменил курс лодки на юго-юго-запад и опустил её на глубину 50 метров.
08.10. Мы двигались прямо над океанским дном, неоднократно застревая в песчаных наносах, но каждый раз течение плавно поднимало нас над неровным дном. В нескольких милях двигались зигзагообразным курсом на средней скорости четыре эсминца. По правому борту группа морских охотников прощупывала радиолокаторами глубину в поисках беглецов из Бреста. Наши гражданские пассажиры медленно умирали от страха и нервного напряжения.
09.00. Мы взяли новый курс 200 градусов. Лишённый возможности видеть и ориентироваться по приборам, я целиком полагался на собственную интуицию. С двумя выключенными электромоторами лодка перемещалась на воздушной подушке устремлённого на юг течения. Импульсы «асдика» били по её корпусу с нарастающей силой, все громче становился шум от передвигавшихся наверху кораблей.
09.40. Начался отлив. Главмех опустил нос лодки на песчаное дно в 85 метрах под бороздившими море охотниками. Не менее десятка эсминцев беспокойно взбивали воду над нами гребными винтами. Они постоянно совершали круговые движения, останавливались, слушали глубину, сбрасывали и сбрасывали бомбы, меняли диспозицию, двигались взад и вперёд, снова останавливались, ощупывали дно локаторами и сбрасывали глубинные бомбы, взрывы от которых толкали нас на скалы и превращали корпус лодки в камеру пыток.
Полдень. «У-953» двигалась по течению с дифферентом на нос, плавно раскачиваясь, как маятник. Взрывы глубинных бомб и шум гребных винтов наверху держат каждого обитателя лодки в напряжении. И всё же вода ~ серая, мутная, тёплая, полная водорослей и океанского мусора – защищала лодку от пеленгации.
16.30. Прилив начал ослабевать, течение стало менять направление в сторону открытого моря. «У-953» приподняла свою носовую часть и возобновила движение над неровным дном. Она медленно входила в Бискайский залив среди скрежета, верещания и грохота. Когда шум постепенно затих, стало ясно, что мы миновали зону действий британских кораблей и выбрались из западни. Мы вырвались на свободу, но оставались пленниками собственной вони. Узкий стальной цилиндр лодки переполнял смрад, исходивший от множества потных тел, солярки и машинного масла, переполненных испражнениями жестяных банок. Некоторых инженеров-кораблестроителей рвало.
24 августа. 03.00. Наступило подходящее время, чтобы провентилировать отсеки лодки при помощи «шнеркеля». Операция требовала запустить дизели, находясь под водой. Действие этого прибора уже давно вызывало у меня любопытство. Главмех вывел лодку на глубину 14 метров, поднял мачту-трубу и высушил её, затем были открыты клапаны. С протяжным свистом в корпус лодки устремился свежий воздух. Заработал один из дизелей, закачивая в корпус больше морского воздуха. Набрав скорость, лодка пошла на глубине устойчивым ходом. Просто чудо! Я наблюдал, как возрождалась лодка. Отпала необходимость подниматься на поверхность, подвергаясь смертельному риску. Жизнь внутри корпуса снова стала сносной.
Мы перезарядили батареи и пошли крадучись по восточной окраине Бискайского залива, кишевшей неприятельскими кораблями. Периодически двигатели заглушались, производилось прослушивание среды нашего обитания акустическими приборами для того, чтобы ни один охотник не смог запеленговать наш корпус и застать врасплох губительной бомбардировкой. Когда занялся новый день, я приостановил нашу операцию по вентиляции воздуха под водой. Перископ и поплавок были убраны, и «У-953» пошла дальше, балансируя на глубине 40 метров.
Пока солнце совершало своё дневное движение по кругу, «У-953» продолжала следовать вслепую на юг в подводном положении. Когда снова пришла полночь, мы выдвинули поплавок и перископ на поверхность. Ни один самолёт, патрулировавший залив, не заметил верхушек «шнеркеля» и перископа, хотя пилоты летали довольно низко над водой.
На заре 26 августа нам удалось добраться до самой южной точки нашего маршрута. Отсюда я решил совершить быстрый переход на восток к порту на побережье залива. Через пять часов «У-953» мягко опустилась на грунт на глубине 48 метров. Я приказал поднять лодку на перископную глубину и разглядел тонкую линию побережья на востоке. Внимательно осмотрев горизонт, я заметил на севере покачивавшиеся верхушки мачт и дымовые трубы эсминцев. Лишь случайно мы остались незамеченными ими.
13.20. Когда я в очередной раз выдвинул перископ, то увидел, что берег возвышался перед нами как стена. Мы приблизились к нему вплотную, настолько близко, что это уже становилось опасным. Я принял срочные меры, чтобы нас не вынесло на берег, и скомандовал:
– Лево руля, курс 3-40.
Вскоре мы чуть не столкнулись с маяком на северной оконечности острова Олерон. Показалось звено из шести двухмоторных самолётов, летевших на малой высоте. Я опустил перископ, пока они пролетали над нами. Через три минуты небо стало чистым. Я взял несколько пеленгов от маяка, пока мой штурман Хеннеке прокладывал курс. Мы обнаружили сильное течение, уходившее на север, и я понял, что не смогу определить до ночи, когда можно рискнуть подняться на поверхность и следовать в порт. Пока же лодка была вынуждена блуждать под водой в районе, где несколько дней назад погибли некоторые из моих друзей. Я вошёл в помещение центрального поста и занялся изучением карты, содержавшей подробную характеристику прибрежных вод вокруг двух островов. Остров Ре, в центре которого располагался небольшой городок Сент-Мартин, имел сомнительную репутацию. Древняя крепость служила прежде перевалочным пунктом, откуда французы расселяли по дьявольскому острову закоренелых преступников и политических заключённых.
Через два часа после захода солнца мы поднялись на поверхность. Маяк исчез. Полагая, что течение отнесло нас к северу, я направил лодку на юг к башне, которая возвышалась на побережье. Мы двигались на электромоторах, чтобы не привлекать внимания эсминцев и не задействовать акустические мины. Через семь минут я увидел в бинокль высокую, узкую башню. Определив её как маяк, я сообщил об этом штурману, полагаясь на его умение провести лодку на якорную стоянку порта Ла-Рошель.
– Время поворачивать на восток, новый курс 1 – 1 – 5, – предложил Хеннеке.
– Лево руля, курс 1 – 1-5, – скомандовал я.
«У-953» бесшумно повернула к берегу. Но в следующий момент мне показалось, что она врезалась в землю. Внезапный скрежет и лёгкий толчок свидетельствовали о том, что лодка действительно ударилась о дно, соскользнула в мягкий ил и остановилась.
– Продуть балласт – полный назад! – закричал я.
Лодка поднялась, бешено вращавшиеся винты вынесли её из ила на глубину. Не обращая внимания на возможность присутствия эсминцев, я приказал включить определитель глубины, нашёл проход в узком проливе и повёл лодку на восток, порой задевая дно. Что-то действительно не ладилось. Пока мы четыре часа двигались вперёд, маяк постепенно растворился за кормой. Не удавалось найти сколько-нибудь приметный ориентир. Я ещё больше засомневался, когда дно снова стало сближаться с нашим килем. В конце концов лодка сделала круг и ударилась несколько раз о дно. Я был вынужден заключить, что мы попали в западню. В это время день уже кончился и на поверхность моря опустился туман. Мы всплыли и стали на якорь, рассчитывая продолжить движение, когда клубы тумана испарятся под солнцем.
В 07.40 туман осел, обнажив верхнюю часть берега. Вскоре он очистился полностью. Лодка тоже вышла из тумана. Я поспешил поднять якорь и начал сверяться с картами и справочником. В это время прогремел взрыв примерно в 100 метрах с левого борта. Последовал глухой рокот артиллерийского выстрела. Нас обстреливала собственная артиллерия.
– Запрос, герр обер-лейтенант, запрашивают наши опознавательные.
– Старпом, сообщите им фонарём наш номер. Скажите, чтобы они передали на базу о нашем прибытии в порт в 23.00.
Осознав, что зашёл не в ту бухту, я приказал главмеху срочно погрузиться. «У-953» опустилась на илистое дно с лёгким толчком. Ограждение мостика покрыла сверху на три метра мутная, серая от песка вода – и только что начался прилив. Моё обещание прибыть в порт до полуночи оказалось чересчур оптимистичным.
Теперь стало совершенно ясно, что я принял маяк на северной оконечности острова Ре за маяки острова Олерон. Поскольку днём раньше я определил маяк правильно, то пришёл к заключению, что сильное течение отнесло нас на север на невероятную дистанцию в 17 миль и мы, не зная об этом, проскочили мимо усеянного минами входа в порт, где на прошлой неделе подорвались три наши подлодки. Поскольку ночью все маяки выглядят одинаково, у меня не было оснований полагать, что я взял пеленги не с той башни. Кроме того, проход к бухте, в которую меня занесло, имел характеристики, почти идентичные тому, что вёл в Ла-Рошель.
Теперь, прильнув к перископу, я был вынужден следить за началом спада воды и гадать, сколько времени нам будет позволено оставаться живыми. За маяком поверхность моря отслеживали три британских самолёта. Между тем наш мостик поднимался всё выше и выше над мутно-серой водой. Через два часа после полудня отлив прекратился, однако я был настолько заинтригован дерзкими полётами самолётов, что не замечал прилива до тех пор, пока мостик не поглотила морская вода. Затем с чувством облегчения спустился в помещение центрального поста и там играл в карты с главмехом и другими подводниками до ночи.
21.30. «У-953» поднялась на поверхность, вышла на полных оборотах грохочущих дизелей из враждебной бухты, пронеслась мимо маяка на полмили в море, повернула на юг и двинулась параллельно берегу острова Ре в порт. Мы видели, что нас преследуют британские эсминцы, раздосадованные безнаказанностью дерзкого броска подлодки. После бесконечного часа прослушивания верещавших радиолокационных импульсов мы вошли в пролив, ведущий в Ла-Рошель. Затем, остановив дизели, я включил бесшумные электромоторы.
Вскоре мы заметили силуэт небольшого тральщика, посланного нам навстречу. Получив наш ответ на запрос, корабль поспешил назад в порт, громыхая своим тралом. Перед ним дугой разорвались на различных дистанциях шесть акустических мин. Взрывы встряхнули и корпус нашей лодки, и всю команду.
28 августа, в понедельник, в 02,30 «У-953» наконец проскользнула на свою стоянку в бетонном бункере Ла-Палиса. Это была единственная подлодка, которой удалось передислоцироваться сюда из северных портов.
Когда мне принесли ароматный утренний кофе, я задёрнул занавеску в своём углу и включил свет, чтобы насладиться напитком. Взбодрившись, я покинул лодку, чтобы доложить о прибытии командующему Третьей флотилией. По пути я заметил только две подлодки – старые посудины, боевые рубки которых имели вмятины и разводы ржавчины. Повсюду виднелись следы запустения и заброшенности. Пройдя до конца холодный тёмный бункер, я вышел на сырой утренний воздух. После короткой поездки в «ситроене» прибыл в старинный огороженный стеной город Ла-Рошель. Машина остановилась перед трёхэтажным зданием, и часовые указали мне путь в кабинет командующего.
Из-за стола поднялся тучный офицер небольшого роста, одетый в выцветшую форму хаки. Он был, видимо, лет на 15 старше меня.
– Мне уже сообщили о вашем прибытии, – сказал офицер. – Вам не нужно было дожидаться сегодняшнего дня, чтобы войти в порт, мы готовы были принять вас и в выходные дни. Вам повезло, что наши артиллеристы приняли ваш сигнал. Обычно они не делают этого. У них приказ – открывать огонь по любой приближающейся цели. Сначала они приняли вас за британскую подлодку, высаживавшую диверсантов. Как видите, мы хорошо подготовились для отражения десанта.
– Вы полагаете, что осада порта неизбежна?
– Да. Они могли бы попытаться высадиться с моря, но наша артиллерия заставляет их держаться на расстоянии. Мы находимся в несколько лучшей диспозиции, чем Брест и Лориан.
Он кратко сообщил мне о мерах, принятых объединённым командованием вооружённых сил по обороне города. Германский фронт обороны побережья Бискайского залива сужался, и флотские защитники Ла-Рошели рассчитывали на большой приток в город тяжёлой артиллерии, танков, пехоты, который освободит их от непривычных функций по ведению оборонительных боев на суше. Командующий предложил мне отослать лишних подводников с «У-415» и инженеров-кораблестроителей к его адъютанту, который позаботится об их немедленной переправке в Германию. Все оборудование, вывезенное из осаждённого союзниками Бреста, необходимо погрузить на грузовики и доставить в германские порты.
– Ваша лодка должна быть готова к выходу в море. Четыре дня пребывания в порту – вот всё, что я могу вам предложить, – сказал командующий.
– Но, герр комендант, мне нужно больше времени. Мои батареи и дизели следовало поменять ещё несколько месяцев назад. Мне сказали, что здесь на лодку поставят новые батареи. Из-за этого мы и прибыли сюда.
– Вас дезинформировали, – ответил он жёстко. – У нас ничего нет. Жаль, конечно, но вам придётся подождать переоснащения лодки до прибытия в Норвегию. Я с трудом сдержал своё возмущение, отдал честь и вышел из комендатуры. За четыре дня мы не сможем вывести лодку из аварийного состояния, не говоря уже о подготовке к длительному боевому походу. Уже короткий переход из Бреста выявил бесчисленные неполадки. Чем дольше мы оставались без ремонта, тем большие неприятности нас ожидали.
В 21.22 он пересёк сходни. Отвечая на моё приветствие, сказал:
– Хорошенько позаботьтесь о парнях и лодке – удачи вам.
– Вам тоже, герр капитан. Надеюсь, мы скоро встретимся в более благоприятной обстановке.
– Главное для вас – выбраться отсюда, пока ещё не поздно.
Несколько команд – и швартовы сняты с кнехтов, сходни убраны на пирс. «У-953» бесшумно вышла со стоянки. Осторожно, без единого звука она проскользнула до середины внутренней бухты. Это было необходимо, чтобы не задействовать акустические мины. Я остановил лодку и спустился в корпус, затем главмех совершил пробное погружение.
Обстановка внутри корпуса представляла собой пародию на 'Морские инструкции и условия безопасности. Проходы завалило ценное оборудование пассажиров. Сообщения между различными отсеками оказались серьёзно затруднены. Тяжесть дополнительного груза плюс количество людей, вдвое превышавшее норму, создавали серьёзные проблемы для главмеха в управлении лодкой. Ему потребовалось больше часа, чтобы определить параметры плавучести и балансировки подлодки, необходимые в чрезвычайных условиях.
«У-953» всплыла и приблизилась к эскорту, вероятно единственному на плаву. Ночь была безлунной, все погрузилось в кромешную тьму. Эскорт двинулся вперёд, мы – за ним. Когда «У-953» прошла противолодочные сети, я включил дизели. После того как исчезли скалы, а на экране радара стали вспыхивать радиолокационные импульсы, я понял, что мы запеленгованы. Внезапно в двухстах метрах впереди вспыхнула осветительная ракета. В тот же миг с эскорта нам просигналили фонарём: «Внимание. Британские торпедные катера в атакующей позиции. Подготовьтесь к бою».
Я не ожидал такой встречи с англичанами и вызвал наверх расчёты зенитчиков.
– Следите за торпедными катерами – огонь по видимым целям, – приказал я.
Осветительная ракета погасла, и море вновь почернело. Эскорт остановился, заставив нас сделать то же самое. Теперь мы подверглись угрозе, которую не видели, а стрелять мы не могли, так как пушки меньшего калибра неэффективны в случае атаки прямо по курсу. Чтобы принять бой, я должен был развернуть «У-953» носом к Бресту, а орудиями против катеров. Но лодка не могла двигаться кормой вперёд.
Я просигналил эскорту, чтобы он медленно продвигался вперёд и постоянно пускал осветительные ракеты. Хотелось встретить торпедные катера на большей глубине. Но как только мы продвинулись дальше, я заметил десятки теней, изготовившихся к атаке с дистанции 800 метров. Я громко скомандовал:
– Оба дизеля – полный вперёд, лево руля!
«У-953» нехотя развернулась, подставив на несколько бесконечных секунд свой борт навстречу атакующему противнику. Когда лодка завершила разворот, наши пушки открыли огонь. Мы поспешили обратно в порт, лишая торпедные катера возможности прицелиться и выпустить свои смертоносные торпеды. Катера, значительно превосходившие нас в скорости, быстро приближались при свете осветительных ракет. Но затем так же внезапно, как появились, повернули и ушли в море.
Инцидент похоронил мои надежды вырваться из бухты в эту ночь и, возможно, в любую другую. Торпедные катера не только были опасны сами по себе, они указывали на присутствие поодаль значительной флотилии сторожевых судов, Казалось, что наше возвращение в Брест было окончательным и мы обречены на то, чтобы взорвать свою лодку и разделить участь осаждённого гарнизона города.
На заре «У-953» прошмыгнула обратно в порт. Я предупредил подводников и гостей, чтобы они подальше держались от докеров и хранили молчание относительно ночного приключения. Затем я снова закрылся зелёной занавеской в своём углу и постарался найти способ выбраться из порта. Оставалась только одна возможность – уйти в подводном положении. Этот манёвр был чреват рядом опасностей: сесть на мель, наскочить на мину, попасть в сильное течение. Прежде им никогда не пользовались,. Но я рассчитывал, что во время отлива мы могли бы без эскорта добраться до горловины бухты незамеченными, затем совершить погружение на глубину, достаточную для того, чтобы вода покрыла мостик лодки. После этого у нас остался бы слабый шанс выбраться из западни на волнах отлива.
Я тихо поднялся с койки, пока 100 человек на борту лодки мирно дремали, веря в мою способность вывести их на свободу. Я прошёл по пустынному бункеру и площадке возле него. Винтёра и его штабное окружение нашёл в подземном убежище. Пока я рассказывал об инциденте с торпедными катерами и о своём плане перехитрить «томми», он смотрел на меня обеспокоенным, мрачным и усталым взглядом.
Пожелав счастливого пути, он затем спросил:
– Не хотите ли присоединиться ко мне в поездке по окопам?
– Герр капитан, хотелось бы. Но я должен подготовиться к ночному выходу. Не сплю уже несколько дней.
– Вы можете кое-что упустить из того, о чём никто другой не сможет рассказать потомкам, – мрачно заметил Винтёр. Затем, подавив волнение показной строгостью, добавил: – Впрочем, не важно. Держите себя молодцом. Я не смогу проститься с вами на пирсе. Дела удерживают меня здесь.
Мы снова пожали друг другу руки. Я уходил с убеждением, что больше никогда не увижу его.
23 августа в 02.55 я отодвинул зелёную занавеску в своём углу, надел кожаную куртку, вошёл в освещённое тусклым светом помещение центрального поста и напомнил главмеху о необходимости быстрого и аккуратного погружения по первой команде. Затем занял своё место на мостике.
В 03.05 я вывел «У-953» из бункера, чтобы больше в него не возвращаться. Когда лодка бесшумно скользнула в темноту по направлению к горловине бухты, за которой нас поджидал неприятель, я бросил последний взгляд на оставшийся за кормой город. Берега с их обширными доками и верфями едва просматривались. На фоне ночного неба едва различался на вершине холма морской колледж, разрушенный бомбардировками. И надо всем этим угадывались смутные очертания Бреста, города, которого не пощадила война и который ожидало дальнейшее разрушение и капитуляция. Только теперь я полностью осознал, может, впервые, что безвозвратно потеряно всё – слава, успехи, триумфы. Воссоздать прошлое невозможно.
«У-953» прошла мимо заброшенной противолодочной подводной сети и двинулась, подобно призраку, дальше к горловине. Наше бегство проходило под покровом темноты, сгущавшейся от окружавших бухту холмов и скал. В 03.45 мы проскочили на волне прилива мелководье. Я вёл лодку по памяти, стараясь не сесть на мель. Когда на небе с востока показались первые просветы, мы заметили впереди неподвижные неприятельские торпедные катера. Они выглядели чёрными точками на перламутровой поверхности моря.. Между тем мы ещё не достигли достаточной глубины бухты, которая позволила бы нам уйти под воду. Я продолжил движение вперёд на малых оборотах, избегая шума и рискуя, что противник обнаружит лодку. На волне отлива мы скользили по направлению к катерам, когда появились первые проблески рассвета. Я обнаружил перемещения в боевом строе катеров. Они бороздили поверхность моря, а затем направились к скалам, возвышавшимся по обе стороны от горловины бухты. Стало ясно, что мы не можем двигаться дальше в надводном положении.
В 04.23 мы опустились под воду. Нос лодки медленно погружался в море. Долгие секунды я наблюдал ещё перемещения катеров, затем вода хлынула в подкову ходового мостика. Я закрыл крышку рубочного люка и стал прислушиваться к плеску воды, покрывавшей лодку сверху. Когда маленькие торпедные катера мчались в разных направлениях, их гребные винты громко верещали, вспенивая спокойную морскую поверхность. В момент, когда главмех закончил выравнивание лодки, я приступил к выполнению своего замысла: опустил её на глубину 15 метров и начал бесшумное движение. В отдалении на безопасной дистанции прогремели три взрыва глубинных бомб.
04.40. «У-953» погрузилась на глубину 20 метров. Все больше торпедных катеров сновали над нами, разбрасывая ручные гранаты для нашего устрашения.
05.08. Впереди с правого борта разорвались шесть глубинных бомб. Бесчисленные верещавшие винты на поверхности заставляли нас покрываться холодным потом и строить мрачные прогнозы во влажной стальной гробнице.
05.20, Со стороны открытого моря прогремели взрывы кассет из 12 глубинных бомб. Импульсы «асдика» стали пронизывать толщу воды на небольшой глубине. Впереди по правому борту взорвались новые кассеты. Раскаты их взрывов прокатились сквозь прибрежные воды и ещё долго звучали вдалеке.
06.45. Подлодка опустилась на глубину 40 метров. Торпедные катера остались далеко за кормой, продолжая разбрасывать гранаты. Впереди от мыса Кессан до самой южной оконечности скалистого побережья Брестской бухты море содрогалось от взрывов глубинных бомб, сбрасывавшихся наугад.
07.30. Я изменил курс лодки на юго-юго-запад и опустил её на глубину 50 метров.
08.10. Мы двигались прямо над океанским дном, неоднократно застревая в песчаных наносах, но каждый раз течение плавно поднимало нас над неровным дном. В нескольких милях двигались зигзагообразным курсом на средней скорости четыре эсминца. По правому борту группа морских охотников прощупывала радиолокаторами глубину в поисках беглецов из Бреста. Наши гражданские пассажиры медленно умирали от страха и нервного напряжения.
09.00. Мы взяли новый курс 200 градусов. Лишённый возможности видеть и ориентироваться по приборам, я целиком полагался на собственную интуицию. С двумя выключенными электромоторами лодка перемещалась на воздушной подушке устремлённого на юг течения. Импульсы «асдика» били по её корпусу с нарастающей силой, все громче становился шум от передвигавшихся наверху кораблей.
09.40. Начался отлив. Главмех опустил нос лодки на песчаное дно в 85 метрах под бороздившими море охотниками. Не менее десятка эсминцев беспокойно взбивали воду над нами гребными винтами. Они постоянно совершали круговые движения, останавливались, слушали глубину, сбрасывали и сбрасывали бомбы, меняли диспозицию, двигались взад и вперёд, снова останавливались, ощупывали дно локаторами и сбрасывали глубинные бомбы, взрывы от которых толкали нас на скалы и превращали корпус лодки в камеру пыток.
Полдень. «У-953» двигалась по течению с дифферентом на нос, плавно раскачиваясь, как маятник. Взрывы глубинных бомб и шум гребных винтов наверху держат каждого обитателя лодки в напряжении. И всё же вода ~ серая, мутная, тёплая, полная водорослей и океанского мусора – защищала лодку от пеленгации.
16.30. Прилив начал ослабевать, течение стало менять направление в сторону открытого моря. «У-953» приподняла свою носовую часть и возобновила движение над неровным дном. Она медленно входила в Бискайский залив среди скрежета, верещания и грохота. Когда шум постепенно затих, стало ясно, что мы миновали зону действий британских кораблей и выбрались из западни. Мы вырвались на свободу, но оставались пленниками собственной вони. Узкий стальной цилиндр лодки переполнял смрад, исходивший от множества потных тел, солярки и машинного масла, переполненных испражнениями жестяных банок. Некоторых инженеров-кораблестроителей рвало.
24 августа. 03.00. Наступило подходящее время, чтобы провентилировать отсеки лодки при помощи «шнеркеля». Операция требовала запустить дизели, находясь под водой. Действие этого прибора уже давно вызывало у меня любопытство. Главмех вывел лодку на глубину 14 метров, поднял мачту-трубу и высушил её, затем были открыты клапаны. С протяжным свистом в корпус лодки устремился свежий воздух. Заработал один из дизелей, закачивая в корпус больше морского воздуха. Набрав скорость, лодка пошла на глубине устойчивым ходом. Просто чудо! Я наблюдал, как возрождалась лодка. Отпала необходимость подниматься на поверхность, подвергаясь смертельному риску. Жизнь внутри корпуса снова стала сносной.
Мы перезарядили батареи и пошли крадучись по восточной окраине Бискайского залива, кишевшей неприятельскими кораблями. Периодически двигатели заглушались, производилось прослушивание среды нашего обитания акустическими приборами для того, чтобы ни один охотник не смог запеленговать наш корпус и застать врасплох губительной бомбардировкой. Когда занялся новый день, я приостановил нашу операцию по вентиляции воздуха под водой. Перископ и поплавок были убраны, и «У-953» пошла дальше, балансируя на глубине 40 метров.
Пока солнце совершало своё дневное движение по кругу, «У-953» продолжала следовать вслепую на юг в подводном положении. Когда снова пришла полночь, мы выдвинули поплавок и перископ на поверхность. Ни один самолёт, патрулировавший залив, не заметил верхушек «шнеркеля» и перископа, хотя пилоты летали довольно низко над водой.
На заре 26 августа нам удалось добраться до самой южной точки нашего маршрута. Отсюда я решил совершить быстрый переход на восток к порту на побережье залива. Через пять часов «У-953» мягко опустилась на грунт на глубине 48 метров. Я приказал поднять лодку на перископную глубину и разглядел тонкую линию побережья на востоке. Внимательно осмотрев горизонт, я заметил на севере покачивавшиеся верхушки мачт и дымовые трубы эсминцев. Лишь случайно мы остались незамеченными ими.
13.20. Когда я в очередной раз выдвинул перископ, то увидел, что берег возвышался перед нами как стена. Мы приблизились к нему вплотную, настолько близко, что это уже становилось опасным. Я принял срочные меры, чтобы нас не вынесло на берег, и скомандовал:
– Лево руля, курс 3-40.
Вскоре мы чуть не столкнулись с маяком на северной оконечности острова Олерон. Показалось звено из шести двухмоторных самолётов, летевших на малой высоте. Я опустил перископ, пока они пролетали над нами. Через три минуты небо стало чистым. Я взял несколько пеленгов от маяка, пока мой штурман Хеннеке прокладывал курс. Мы обнаружили сильное течение, уходившее на север, и я понял, что не смогу определить до ночи, когда можно рискнуть подняться на поверхность и следовать в порт. Пока же лодка была вынуждена блуждать под водой в районе, где несколько дней назад погибли некоторые из моих друзей. Я вошёл в помещение центрального поста и занялся изучением карты, содержавшей подробную характеристику прибрежных вод вокруг двух островов. Остров Ре, в центре которого располагался небольшой городок Сент-Мартин, имел сомнительную репутацию. Древняя крепость служила прежде перевалочным пунктом, откуда французы расселяли по дьявольскому острову закоренелых преступников и политических заключённых.
Через два часа после захода солнца мы поднялись на поверхность. Маяк исчез. Полагая, что течение отнесло нас к северу, я направил лодку на юг к башне, которая возвышалась на побережье. Мы двигались на электромоторах, чтобы не привлекать внимания эсминцев и не задействовать акустические мины. Через семь минут я увидел в бинокль высокую, узкую башню. Определив её как маяк, я сообщил об этом штурману, полагаясь на его умение провести лодку на якорную стоянку порта Ла-Рошель.
– Время поворачивать на восток, новый курс 1 – 1 – 5, – предложил Хеннеке.
– Лево руля, курс 1 – 1-5, – скомандовал я.
«У-953» бесшумно повернула к берегу. Но в следующий момент мне показалось, что она врезалась в землю. Внезапный скрежет и лёгкий толчок свидетельствовали о том, что лодка действительно ударилась о дно, соскользнула в мягкий ил и остановилась.
– Продуть балласт – полный назад! – закричал я.
Лодка поднялась, бешено вращавшиеся винты вынесли её из ила на глубину. Не обращая внимания на возможность присутствия эсминцев, я приказал включить определитель глубины, нашёл проход в узком проливе и повёл лодку на восток, порой задевая дно. Что-то действительно не ладилось. Пока мы четыре часа двигались вперёд, маяк постепенно растворился за кормой. Не удавалось найти сколько-нибудь приметный ориентир. Я ещё больше засомневался, когда дно снова стало сближаться с нашим килем. В конце концов лодка сделала круг и ударилась несколько раз о дно. Я был вынужден заключить, что мы попали в западню. В это время день уже кончился и на поверхность моря опустился туман. Мы всплыли и стали на якорь, рассчитывая продолжить движение, когда клубы тумана испарятся под солнцем.
В 07.40 туман осел, обнажив верхнюю часть берега. Вскоре он очистился полностью. Лодка тоже вышла из тумана. Я поспешил поднять якорь и начал сверяться с картами и справочником. В это время прогремел взрыв примерно в 100 метрах с левого борта. Последовал глухой рокот артиллерийского выстрела. Нас обстреливала собственная артиллерия.
– Запрос, герр обер-лейтенант, запрашивают наши опознавательные.
– Старпом, сообщите им фонарём наш номер. Скажите, чтобы они передали на базу о нашем прибытии в порт в 23.00.
Осознав, что зашёл не в ту бухту, я приказал главмеху срочно погрузиться. «У-953» опустилась на илистое дно с лёгким толчком. Ограждение мостика покрыла сверху на три метра мутная, серая от песка вода – и только что начался прилив. Моё обещание прибыть в порт до полуночи оказалось чересчур оптимистичным.
Теперь стало совершенно ясно, что я принял маяк на северной оконечности острова Ре за маяки острова Олерон. Поскольку днём раньше я определил маяк правильно, то пришёл к заключению, что сильное течение отнесло нас на север на невероятную дистанцию в 17 миль и мы, не зная об этом, проскочили мимо усеянного минами входа в порт, где на прошлой неделе подорвались три наши подлодки. Поскольку ночью все маяки выглядят одинаково, у меня не было оснований полагать, что я взял пеленги не с той башни. Кроме того, проход к бухте, в которую меня занесло, имел характеристики, почти идентичные тому, что вёл в Ла-Рошель.
Теперь, прильнув к перископу, я был вынужден следить за началом спада воды и гадать, сколько времени нам будет позволено оставаться живыми. За маяком поверхность моря отслеживали три британских самолёта. Между тем наш мостик поднимался всё выше и выше над мутно-серой водой. Через два часа после полудня отлив прекратился, однако я был настолько заинтригован дерзкими полётами самолётов, что не замечал прилива до тех пор, пока мостик не поглотила морская вода. Затем с чувством облегчения спустился в помещение центрального поста и там играл в карты с главмехом и другими подводниками до ночи.
21.30. «У-953» поднялась на поверхность, вышла на полных оборотах грохочущих дизелей из враждебной бухты, пронеслась мимо маяка на полмили в море, повернула на юг и двинулась параллельно берегу острова Ре в порт. Мы видели, что нас преследуют британские эсминцы, раздосадованные безнаказанностью дерзкого броска подлодки. После бесконечного часа прослушивания верещавших радиолокационных импульсов мы вошли в пролив, ведущий в Ла-Рошель. Затем, остановив дизели, я включил бесшумные электромоторы.
Вскоре мы заметили силуэт небольшого тральщика, посланного нам навстречу. Получив наш ответ на запрос, корабль поспешил назад в порт, громыхая своим тралом. Перед ним дугой разорвались на различных дистанциях шесть акустических мин. Взрывы встряхнули и корпус нашей лодки, и всю команду.
28 августа, в понедельник, в 02,30 «У-953» наконец проскользнула на свою стоянку в бетонном бункере Ла-Палиса. Это была единственная подлодка, которой удалось передислоцироваться сюда из северных портов.
Когда мне принесли ароматный утренний кофе, я задёрнул занавеску в своём углу и включил свет, чтобы насладиться напитком. Взбодрившись, я покинул лодку, чтобы доложить о прибытии командующему Третьей флотилией. По пути я заметил только две подлодки – старые посудины, боевые рубки которых имели вмятины и разводы ржавчины. Повсюду виднелись следы запустения и заброшенности. Пройдя до конца холодный тёмный бункер, я вышел на сырой утренний воздух. После короткой поездки в «ситроене» прибыл в старинный огороженный стеной город Ла-Рошель. Машина остановилась перед трёхэтажным зданием, и часовые указали мне путь в кабинет командующего.
Из-за стола поднялся тучный офицер небольшого роста, одетый в выцветшую форму хаки. Он был, видимо, лет на 15 старше меня.
– Мне уже сообщили о вашем прибытии, – сказал офицер. – Вам не нужно было дожидаться сегодняшнего дня, чтобы войти в порт, мы готовы были принять вас и в выходные дни. Вам повезло, что наши артиллеристы приняли ваш сигнал. Обычно они не делают этого. У них приказ – открывать огонь по любой приближающейся цели. Сначала они приняли вас за британскую подлодку, высаживавшую диверсантов. Как видите, мы хорошо подготовились для отражения десанта.
– Вы полагаете, что осада порта неизбежна?
– Да. Они могли бы попытаться высадиться с моря, но наша артиллерия заставляет их держаться на расстоянии. Мы находимся в несколько лучшей диспозиции, чем Брест и Лориан.
Он кратко сообщил мне о мерах, принятых объединённым командованием вооружённых сил по обороне города. Германский фронт обороны побережья Бискайского залива сужался, и флотские защитники Ла-Рошели рассчитывали на большой приток в город тяжёлой артиллерии, танков, пехоты, который освободит их от непривычных функций по ведению оборонительных боев на суше. Командующий предложил мне отослать лишних подводников с «У-415» и инженеров-кораблестроителей к его адъютанту, который позаботится об их немедленной переправке в Германию. Все оборудование, вывезенное из осаждённого союзниками Бреста, необходимо погрузить на грузовики и доставить в германские порты.
– Ваша лодка должна быть готова к выходу в море. Четыре дня пребывания в порту – вот всё, что я могу вам предложить, – сказал командующий.
– Но, герр комендант, мне нужно больше времени. Мои батареи и дизели следовало поменять ещё несколько месяцев назад. Мне сказали, что здесь на лодку поставят новые батареи. Из-за этого мы и прибыли сюда.
– Вас дезинформировали, – ответил он жёстко. – У нас ничего нет. Жаль, конечно, но вам придётся подождать переоснащения лодки до прибытия в Норвегию. Я с трудом сдержал своё возмущение, отдал честь и вышел из комендатуры. За четыре дня мы не сможем вывести лодку из аварийного состояния, не говоря уже о подготовке к длительному боевому походу. Уже короткий переход из Бреста выявил бесчисленные неполадки. Чем дольше мы оставались без ремонта, тем большие неприятности нас ожидали.