Страница:
В рассказе полуэльфа не было надрыва — видимо, все, что могло отболеть, уже отболело. И все же мне стало не по себе от его откровенности. Как обычно, в минуты неловкости хотелось ерничать.
— Если это был гимн во славу жизни, то ему не хватило экспрессии. Впрочем, логики тоже.
— Ну что вы, какой гимн, — Вереск неожиданно улыбнулся (второй раз за вечер! Я делаю успехи). — Вы правы, кто я такой, чтобы судить вас — тем более, с моей небезупречной биографией… Хотя не стану скрывать, я рад, что моя жизнь — или, скорее, моя смерть — повернулась именно так. Ведь иначе у меня не было бы шанса встретить Женю.
А я? Рада ли я своей… гм… смерти?
«Ты не находишь, что любой ответ на этот вопрос прозвучит одинаково бредово?» — съязвил внутренний голос.
Да уж, это казуистика похлеще, чем знаменитое «Ты перестала пить коньяк по утрам?» И вообще вся эта история здорово отдает бредом. Однако стоит признать, что за последние три года моя жизнь еще ни разу не была такой живой. У меня есть цель. У меня есть друг. И у меня — подумать только! — есть персональный враг. Оказывается, это придает жизни изрядную остроту ощущений.
Единственное, что не давало мне спокойно ответить «Да!» на собственный вопрос, это неподдельная боль в зеленых глазах под всклокоченной рыжей челкой. Наверное, остроты ощущений можно было добиться и менее дорогой ценой… Я привычно задвинула эту мысль на задворки подсознания. В любом случае, жалеть уже поздно.
«А радоваться — еще рано», — оптимистично вставил внутренний голос.
Вот именно. Поэтому мне остается только наслаждаться моментом и… бояться.
— Я давно хотела вас спросить… Вы верите в то, что все это, — я широким жестом обвела комнату, — всего лишь игра, виртуальная реальность, смоделированная и созданная другими людьми?
— Я верю в то, что в это верит Женя, — уклончиво ответил Вереск. — Я пока не видел аргументов ни в пользу его версии, ни против нее, так что вынужден воздержаться от суждения.
— А вам не страшно при мысли, что это может оказаться правдой?
— В чисто практическом смысле мне важно только то, что некто — в данном случае господин Милославский — может оказать существенное влияние на мир в целом и мою жизнь в частности. Но, насколько я понял, даже в Жениной версии мироустройства это не соответствует истине. А что?
— А мне страшно, — призналась я. — В отличие от вас, я-то точно знаю, что умерла. У меня свидетели есть. Что если я — уже не я, а просто набор электронных импульсов?
— Я не в курсе, что такое «набор электронных импульсов». Но, опять же, с чисто практической точки зрения, имеет значение только то, по-прежнему ли вы обладаете свободой воли или ваши мысли и поступки управляются кем-то извне. Если бы я был этим «кем-то», — после секундной паузы добавил Вереск, — я бы сделал так, чтобы подобные мысли у вас не возникали.
Разумеется, это была слабая вакцина против солипсического бреда, но я испытала благодарность к Вереску за попытку облегчить мое душевное состояние. Мир стал немного стабильнее.
— По правде говоря, Юлия, я восхищен вашим самообладанием. Я знаю многих людей, которые при попытке осмыслить тот факт, что они уже умерли, повредились бы рассудком. А вы ведете себя так спокойно, словно эта маленькая неприятность случается с вами минимум раз в год.
— Самообладание тут ни при чем, — с кислой миной призналась я. — Просто я в хороших отношениях со своим подсознанием. Если какая-то мысль начинает всерьез угрожать целостности моего рассудка, она немедленно утрамбовывается в такие закоулки, что и на танке не выберешься. Так что большую часть времени я об этом просто не думаю. Ну, знаете, как страус…
Вопросительный взгляд Вереска подсказал, что в Эртане это дивное создание не водится.
— Страус — это такая птица, у нас, на Земле. Правда, она не летает, но в данном случае это не важно. Когда страус встречает опасность, он прячет голову в песок. Думает, что если не видишь опасности, то ее как бы и нет.
— И как же при такой политике ваши страусы еще не вымерли как вид?
— Не знаю, — я озадаченно посмотрела на полуэльфа. — Никогда не задумывалась. Биология не мой конек. Может, их природные враги умирают от смеха? Или от возмущения. — Я воодушевилась. — Вот представьте себе, что вы хищник… ну, не знаю, лев какой-нибудь, и вы гонитесь за страусом. Бежите, бежите, наконец, догоняете его… а там — задница. Что бы вы сделали?
Вереск усмехнулся:
— Я бы тихонько посидел рядом и подождал, пока он вылезет из своего убежища. Исключительно, чтобы посмотреть на выражение его лица, когда он увидит меня снова. А вы?
— О, это зависит от того, в каком настроении я пребываю. Если в агрессивном, то могу отвесить мощный пинок по толстому наглому заду. А если в депрессивном, то выпью водки и пойду всем рассказывать, какие страусы неблагодарные сволочи.
— А Женя наверняка пристроился бы рядом и тоже сунул голову в песок. Посмотреть, что такого любопытного обнаружил там страус, — задумчиво предположил Вереск.
— А Ник бы покраснел и в смятении умчался, потому что эта ситуация напомнила ему что-то ужасно неприличное.
— А вот Костя Литовцев просто прошел бы мимо по своим делам. Подумаешь, страус! Его пациенты ждут.
— Точно! — подхватила я. — А проходя мимо, диагностировал бы у бедной птички начальную стадию геморроя и порекомендовал через пару часов сменить позу, чтобы избежать кровоизлияния в мозг.
Мы с Вереском расхохотались. Игра получилась на удивление забавной, я даже пожалела, что у нас так мало общих знакомых. Я еще продолжала смеяться, когда улыбка полуэльфа превратилась в хищный оскал. Вереск взвился в воздух со стремительной кошачьей грацией, одновременно освобождая от ножен один из своих мечей, ухватил рукоять двумя руками и сильным колющим движением опустил клинок вниз. В то же мгновение перед ним появился человек (видимо, он стоял на коленях — или, по крайней мере, на одном колене — со своего кресла я видела только коротко стриженый затылок и плечи, обтянутые кожаной курткой). Пантера настигла жертву, саблезубый тигр ее прикончил. Бритоголовая жертва не успела ни удивиться, ни испугаться прежде, чем с тихим хлопком покинуть этот мир. В буквальном смысле.
Я инстинктивно подалась вперед, вцепившись в подлокотники кресла. С глухим стуком упал пистолет, который парень сжимал в руках, сдулась опустевшая одежда, сверху плюхнулся потускневший голубой камень… И только тогда с моего лица сползла приклеенная улыбка, сменившись неопределенной гримасой — словно губы никак не могли решить, то ли округлиться в паническом вопле, то ли испуганно задрожать, то ли уже расслабиться наконец.
Вереск выдернул из груды тряпок серую рубашку, заботливо обтер меч и вложил обратно в ножны.
Я шумно выдохнула и бессильно обмякла в кресле, ощущая себя шариком, из которого выпустили воздух. Как всегда после пережитого стресса, меня начало мелко потряхивать. Наверное, этот бедолага, лица которого я даже не увидела, тоже сейчас испытывает адреналиновый отходняк. И запоздало переживает всю гамму эмоций — удивление, испуг, ярость и горькое отчаянье от того, что игра закончилась. Навсегда.
— Хорошо, что после смерти Игрока не остается трупа, — вырвалось у меня.
— Да, это очень удобно, — рассеянно отозвался Вереск, рассматривая оставшиеся от парня вещи. — Копать меньше.
Мыслями он был уже очень далеко — в таких сферах, куда женщинам вход заказан. Я испытала мимолетный укол досады. Намечался такой дивный вечер — и тут заявился какой-то бритоголовый отморозок и все испортил (как будто не мог попозже зайти!) Мой статус мгновенно упал с «приятного собеседника» до «условно-полезного предмета обстановки», и меня это совсем не устраивало.
Я подождала, пока уймется нервная дрожь, и решительно поднялась.
— Вереск, если вам не нужна моя помощь, то я, пожалуй, отправлюсь спать. Осторожней с пистолетом, не нажимайте на спусковой крючок. Подозреваю, что он взведен — во всяком случае, я бы взвела перед тем, как перемещаться.
Полуэльф стремительно и грациозно поднялся с пола.
— Ох. Прошу извинить меня, Юлия. Я увлекся, — разумеется, ни капли раскаяния в голосе не было, но, по крайней мере, взгляд сфокусировался на мне. — Амулеты и артефакты подождут. Мы ведь с вами не закончили беседу.
Я кивнула, но осталась стоять, демонстрируя готовность довести беседу до логического завершения немедленно.
— Я понимаю ваше беспокойство за жизнь и безопасность друга. Тем более такого друга, который сам о своей жизни не особо беспокоится. Но я не могу сделать то, о чем вы просите, Вереск. Для меня это больше, чем просто прихоть. В некотором роде это тоже вопрос жизни и смерти. И кроме того, я, в отличие от вас, полностью доверяю своей интуиции, а она подсказывает, что мое место — здесь. Разумеется, если я буду на сто процентов уверена, что мое пребывание рядом с Женей несет непосредственную угрозу его жизни, я уберусь с максимально возможной скоростью. Но не раньше. Так что не надейтесь, что я сдамся без боя, — последняя фраза прозвучала слишком резко, и я смягчила ее улыбкой.
— Ну хорошо, я понял, — сдержанно сказал Вереск. — Я не стану предлагать вам сдаться. Как насчет перемирия?
— На каких условиях? — мгновенно сориентировалась я.
— Перестаньте лезть на рожон. Ваши необдуманные поступки ставят под угрозу безопасность всей команды. По крайней мере, советуйтесь с Женей или со мной прежде, чем ринуться в очередную авантюру.
«Черт возьми, женщина, я требую уважения!»
— Хорошо. Только если вы признаете за мной наличие разума и право выдвигать идеи.
«Не смей меня игнорировать!»
— Договорились.
— Договорились.
Мы синхронно потянулись за бокалами и приподняли их в приветственном жесте.
— За перемирие, — с суховатой улыбкой предложил Вереск.
— За перемирие, — согласилась я.
И посмотрим, что из этого получится.
В спальне было темно и неожиданно прохладно. Возможно, действовало какое-нибудь кондиционирующее заклинание. В конце концов, магу воздуха это должно быть раз плюнуть.
Чистое белье я предусмотрительно постелила еще днем, и теперь, стаскивая опостылевшие ботинки и тяжелые дорожные брюки, сладострастно мечтала о том, как растянусь на свежей хрустящей простыне. Одна на просторной кровати — хочешь, ложись вдоль, хочешь — поперек, никто не упирается в бок костлявыми коленками и не натягивает на себя одеяло. Мечта!
Но оставшись в одном белье, я зябко поежилась, закуталась с головой в уютное пуховое одеяло и уселась посреди огромной кровати — замерзший воробей посреди аэродрома. Впервые за последние несколько дней я осталась в полном одиночестве, и то ли с непривычки, то ли по контрасту с насыщенным событиями днем, вместо ожидаемого облегчения на меня навалилась тоска и депрессия.
Я одна. Совсем одна в этом чужом, жестоком, полном опасностей мире. Никому нет до меня дела. В том числе — и особенно! — этим новоявленным «друзьям». Что самое мрачное, даже Женя, мой кареглазый рыцарь, смотрит на меня лишь как на очередную загадку, которую надо разгадать — и идти дальше.
Неожиданно вспомнилась мама. Вот единственный человек, который любил меня по-настоящему. Почему умерла ты, а не я? Почему, мама?.. Вот бы умереть, совершив что-нибудь героическое. Тогда Женя непременно обратит на меня внимание. Но будет уже поздно…
Я не выдержала накала страстей и расплакалась. Сидела, размазывала по щекам слезы и чувствовала себя самым несчастным, самым одиноким, самым бесприютным существом в мире. Как отчаявшийся пятнадцатилетний подросток.
«Бинго!» — радостно пропел внутренний голос.
В первый момент я не поняла, что он имеет в виду. А когда до меня дошло, вскочила с кровати и лихорадочно принялась натягивать брюки. Точно! Ну какая же я свинья — совсем забыла про Ника. Бедный ребенок проснулся от шума потасовки в гостиной, наверняка решил, что там без него началось самое интересное, а его все бросили, как бесполезную вещь, и теперь ужасно переживает.
«Бедному ребенку, на секундочку, уже пятнадцать лет, — недовольно напомнил Умник. — С каких это пор ты взяла на себя ответственность за его душевное состояние?»
«Прояви сострадание, жлоб. Нам с тобой было пятнадцать не так давно. Жуткий возраст.»
«Ну-ну. Мальчишка посмотрел на тебя своими наивными большими глазами, разок попросил помощи — и готово дело, в тебе проснулся материнский инстинкт. «Игры, в которые играют люди», часть две тыщщи пятая с половиной. Юля, тобой так легко манипулировать, что порой мне становится за тебя просто страшно.»
«Зашибись, какой ты у меня умный, — огрызнулась я. — Просто диву даешься, как я при таком гениальном советчике ухитрилась остаться такой дурой.»
«Ты просто не умеешь мной грамотно пользоваться, — пояснил внутренний голос, на сей раз без тени сарказма. — Не забывай, я ведь твоя интуиция.»
«Ну извини, дорогой. Руководство пользователя в комплект поставки не входило,» — от того, что я осознавала его правоту, мои слова прозвучали особенно мрачно.
Я тихонько постучала в соседнюю спальню.
— Кто там? — глухо спросили из-за двери.
— Это я. Юля. Можно войти?
— Да.
Ник сидел посреди кровати, закутавшись в одеяло.
— Что-то случилось? — голос у него был сдавленный от слез.
Я покачала головой.
— Можно, я сяду?
Мальчишка подвинулся на пару миллиметров.
— Мне просто показалось, что тебе грустно и одиноко. Я… ну, чувствую такие вещи. Немного. Это так?
— Угу, — всхлипнул Ник.
Пока я размышляла, как бы поделикатнее расспросить подростка о причинах трагедии, Ник заговорил сам. Сбивчиво, эмоционально и без остановки. Он говорил — я слушала. Молча. Потому что одиночество — вообще неудачная тема для шуток, а когда тебе пятнадцать, это просто убийственно серьезно. Он говорил о том, что его никто не понимает. Что друзей у него нет, потому что кто же захочет дружить с «бастардом, полукровкой… и вообще». Папа вечно занят делами государственной важности. Старшие братья только насмехаются. Он хотел доказать, что уже вырос и заслуживает уважения, но вышло только хуже. И сам влип в жуткую историю, и случайных знакомых втравил в неприятности. И случайным знакомым, кстати, тоже нет до него никакого дела — сдадут с рук на руки папе, получат награду и отправятся по своим делам. И даже Женя… о, Женя!..
Если до сих пор парнишка держался в рамках и только иногда всхлипывал, то при воспоминании о неотразимом белль Канто слезы брызнули у него из глаз бурным потоком. Я осторожно погладила его по плечу. Ник с готовностью уткнул зареванную мордашку в мои колени и в голос разрыдался.
Я неловко обнимала трогательно-хрупкие, совсем девчоночьи плечики, машинально ерошила густые непослушные волосы и чувствовала себя ужасно глупо. Что полагается делать с рыдающим человеком? А если это подросток? А если это влюбленный подросток?
«Предложить веревку и мыло?» — прагматично подсказал Умник.
Как всегда при отсутствии соответствующего опыта, я попыталась припомнить подходящий образец поведения. На ум пришел, разумеется, безупречный Костя Литовцев…
Костя никогда не утешал меня. Не убеждал, не жалел, не задавал вопросов. Он просто давал мне выплакаться (или выговориться, если я была не в настроении плакать), а потом наливал чаю. Или водки — по обстоятельствам. Но скорее всего, дело было не в схеме поведения, а в самом Косте. В его присутствии я — умная, начитанная, фигеющая от сознания собственной взрослости старшеклассница-абитуриентка-студентка — не стеснялась на время превратиться в маленькую сопливую девчонку.
Я посмотрела на вихрастое чудо, рыдающее у меня на коленях. На маленькую сопливую девчонку. Это же очевидно. Где были раньше мои глаза?
— Ника, послушай. Я понимаю, что в мире, где царит патриархат, тяжело быть женщиной. А женщиной с душой воина быть тяжело вдвойне. Но не безнадежно. Вытри слезы и улыбнись в лицо мирозданию, как подобает воину. Теперь, когда нас уже двое, мы понаделаем из них ремешков для нашего гардероба.
За что загадочных «их» должна постичь такая печальная участь, я уточнять не стала, просто подумалось, что намек на женскую солидарность в данном случае окажет необходимое терапевтическое воздействие.
— Да, я знаю, что воины не плачут, — пробормотал Ник — Ника! — все еще всхлипывая, но уже спокойнее. — Я себя воспитываю… но слезы иногда сами льются, ничего не могу поделать.
— Не волнуйся, это гормональное, — успокоила я. — Через пару лет пройдет. В основном.
Ника резко выпрямилась и в ужасе уставилась на меня — до нее с запозданием дошло.
— Так ты знаешь, кто я? Тебя папа прислал?!
Я покачала головой.
— То, что ты девушка, поняла только что. Вспомнила себя в твоем возрасте. У мальчишек кризисы… немного по-другому проходят. А до этого мне даже мысль такая не приходила в голову. Так что замаскировалась ты отлично, можешь не волноваться.
— Это амулет, — со вздохом призналась девочка, машинально нащупав что-то круглое под рубашкой. — Слабенький, правда, зато его детектором магии сложнее обнаружить. А имя?
— Тоже догадалась. Ты очень привычно отзывалась на имя «Ник», так что оно наверняка было образовано от твоего собственного.
— Меня мама звала «Ник». Давно-давно… А про воина ты откуда знаешь?
— Я же говорю — я немного чувствую такие вещи.
— Мысли читаешь?
— Не мысли, эмоции. Просто у тебя эта идея въелась так глубоко, что передается, как монолитный эмоциональный образ.
— Ух ты! А в какой школе такие заклинания есть?
— Ни в какой. Я не владею магией стихий.
— Да ладно! — девчонка вглядывалась в мое лицо, пытаясь понять, говорю ли я правду или это просто неудачная шутка. — Магистр… наставник учил меня, что вся магия делится на четыре элементали. Другой магии не бывает. А он, между прочим, входит в… ну, в общем, мало найдется существ, которые знают о магии больше, чем он.
— Возможно, ему стоит познакомиться со мной. Он узнает о магии кое-что новое, — серьезно сказала я.
— Слушай, а это идея! — Ника оживленно схватила меня за руку. В голосе не осталось ни следа от былой скорби. Как я заметила, она вообще очень легко меняла настроение. — Давай я его попрошу, он возьмет тебя в ученицы.
Поговорить со специалистом по магии этого мира… Чертовски заманчиво. Да что там — просто необходимо. Но на ум невольно пришло предостережение Вереска.
— Надеюсь, он не захочет разобрать мой мозг на запчасти, чтобы узнать, как это у меня получается?
— Нет, он совсем не такой! — с жаром заверила Ника. — Он же первый предложил проект Конвенции о…
Девчонка осеклась и зажала рот рукой.
— Ника, — устало сказала я, — я полный профан в истории магии, так что меня ты можешь не опасаться. Но даже с учетом недомолвок ты уже выдала столько информации, что Женя или Вереск без труда узнали бы имя твоего наставника. Если ты все еще хочешь сохранить свое происхождение в тайне, постарайся эту тему вообще обходить стороной.
— Угу. Юль… не говори пока Жене, ладно? Ну то есть он, конечно, все равно рано или поздно узнает… но лучше потом.
Опа, мы уже на «ты», запоздало отметила я. Похоже, идея с женской солидарностью действительно попала в точку.
Мысль о том, что у меня появилась соперница на вакантное место в сердце неотразимого шатена с ореховыми глазами, медленно продефилировала через мозг. Я задумчиво проводила ее внутренним взором.
— Что значит «мальчишка исчез»? — с холодной яростью в голосе осведомился господин президент. — Кажется, у нас здесь не Эртан, чтобы человек мог просто раствориться в воздухе.
Глава службы безопасности, коренастый невысокий мужчина средних лет с квадратным лицом и тяжелым подбородком, сумрачно пояснил:
— Квартира пуста. В раковине грязная посуда, в холодильнике остатки продуктов. Электроприборы отключены. Документов, денег, кредитных карточек в квартире не обнаружилось. Отсутствуют также компьютеры, мобильные телефоны и другие высокотехнологичные устройства. Все это указывает на то, что квартиру оставили в спешке и надолго. Причем судя по тому, за какое короткое время Старцеву удалось собрать все необходимое и исчезнуть, бегство было подготовлено заранее. Мы проверили знакомых, форумы и чаты, где он раньше бывал, опросили соседей — про Старцева уже недели две никто ничего не слышал.
— Родственники?
— Только младшая сестра. Василиса Старцева, 199… года рождения. Тоже исчезла. Соседи ее последний раз видели вчера днем, около 15.00 она вернулась из школы. Опрос одноклассников ничего не дал.
— Браво, господин Гречихин, — ядовито сказал Милославский. — Обычный, как вы меня убеждали, программист ухитрился исчезнуть прямо из-под носа у ваших людей, и почти за сутки вам так и не удалось взять его след. Что и говорить, служба безопасности работает безупречно. Владислав?
Подтянутый молодой человек в голубых джинсах и клетчатой рубашке, оторвал безмятежный взгляд от величественной панорамы Москвы, открывавшейся с верхнего этажа «Берцев-Тауэр», и ровным тоном отрапортовал:
— Согласно данным аналитиков, вчера Старцев входил в систему с терминала, расположенного в его квартире. Выход из системы зарегистрирован в 18.15 по московскому времени. Служба безопасности была оповещена о том, что объект покинул систему необычно рано. Вход зарегистрирован сегодня в 10.34 утра. Где расположен терминал, установить не удалось.
— Как это «не удалось»? — начиная терять терпение, рявкнул Милославский. — Я еще способен понять, как человек может потеряться в Москве. Но как он может потеряться в Сети, где каждый чих регистрируется в системных журналах?
Владислав поморщился. Эта неудача стала болезненным уколом для честолюбивого руководителя аналитического отдела.
— Нам не приходилось сталкиваться с таким видом защиты, — неохотно признал он. — Выглядит так, словно сигнал проходит через бесконечное число серверов. Скорее всего, список IP адресов генерируется случайным образом. Аналитики предполагают, что в этом списке может фигурировать подлинный IP, но способ его определения пока не найден.
Милославский хотел ответить что-то резкое, но махнул рукой и повернулся к четвертому участнику производственного совещания — сухопарому мужчине лет сорока с невыразительным лицом, одетому в безукоризненно сидящий темно-серый деловой костюм.
— Ричард, что у тебя? Только, ради всего святого, не говори мне, что у вас он тоже «исчез».
Ричард виновато развел руками и сказал с едва заметным прибалтийским акцентом:
— Извини, Герман, не могу тебя порадовать. Мальчишка наловчился активировать телепорт ДО того, как он выходит в реал. Амулет срабатывает в тот же момент, когда белль Канто обретает тело в Эртане. Мы просто не успеваем ничего сделать.
Президент корпорации «Виртуальная реальность» схватился за голову и застонал (как многие публичные люди, он порой был склонен к театральным жестам).
— Сборище тупоголовых кретинов! Двадцатитрехлетний сопляк уделывает вас по всем статьям. За что я плачу вам деньги?
— За то, что мы — лучшие в своем классе, — спокойно напомнил Владислав. — Лучшие из тех, кто в принципе способен работать в вашей команде. Есть профессионалы более высокого класса, но у них имеются некоторые сложности с дисциплиной и субординацией. Например, однажды вы можете обнаружить, что обе службы безопасности при поддержке аналитического отдела безуспешно пытаются поймать вашего сотрудника, чтобы внести коррективы в техническое задание.
Владислав Гордеев не испытывал сложностей с субординацией. Но, как и всякий амбициозный и честолюбивый профессионал, он отлично знал цену своим талантам и чувствовал, когда можно себе позволить иронию разговоре с боссом. Чем приводил в ужас главу «оффлайновой» службы безопасности. Вот и сейчас Гречихин слегка втянул квадратную голову в плечи и с опаской посмотрел на президента, словно ожидая, что тот мановением руки превратит зарвавшегося выскочку в горстку пепла. Но Милославский только сухо произнес:
— Позвольте поинтересоваться, Владислав, с каких это пор вы стали так глубоко разбираться в кадровом менеджменте?
— С тех пор, как мне приходится руководить несколькими десятками аналитиков, Герман Сергеевич, — без тени смущения пояснил Владислав.
— Кстати об аналитиках. Что говорят твои вундеркинды по поводу местонахождения Старцева в Эртане? Раз уж в Москве его отыскать не удается…
— Согласно отчету аналитиков, вероятность возвращения объекта в Вельмар в течение суток составляет 80 %, в течение двух суток — 91 %, в течение трех суток — 94.3 %.
Президент заметно повеселел. Возможно, эти остолопы еще не совсем безнадежны.
— Хорошо. Ричард, твои люди готовы?
— Разумеется, Герман. Пять вельмарских телепортов и все городские ворота находятся под круглосуточным наблюдением. Прикажешь убрать белль Канто, как только появится?
— Если это был гимн во славу жизни, то ему не хватило экспрессии. Впрочем, логики тоже.
— Ну что вы, какой гимн, — Вереск неожиданно улыбнулся (второй раз за вечер! Я делаю успехи). — Вы правы, кто я такой, чтобы судить вас — тем более, с моей небезупречной биографией… Хотя не стану скрывать, я рад, что моя жизнь — или, скорее, моя смерть — повернулась именно так. Ведь иначе у меня не было бы шанса встретить Женю.
А я? Рада ли я своей… гм… смерти?
«Ты не находишь, что любой ответ на этот вопрос прозвучит одинаково бредово?» — съязвил внутренний голос.
Да уж, это казуистика похлеще, чем знаменитое «Ты перестала пить коньяк по утрам?» И вообще вся эта история здорово отдает бредом. Однако стоит признать, что за последние три года моя жизнь еще ни разу не была такой живой. У меня есть цель. У меня есть друг. И у меня — подумать только! — есть персональный враг. Оказывается, это придает жизни изрядную остроту ощущений.
Единственное, что не давало мне спокойно ответить «Да!» на собственный вопрос, это неподдельная боль в зеленых глазах под всклокоченной рыжей челкой. Наверное, остроты ощущений можно было добиться и менее дорогой ценой… Я привычно задвинула эту мысль на задворки подсознания. В любом случае, жалеть уже поздно.
«А радоваться — еще рано», — оптимистично вставил внутренний голос.
Вот именно. Поэтому мне остается только наслаждаться моментом и… бояться.
— Я давно хотела вас спросить… Вы верите в то, что все это, — я широким жестом обвела комнату, — всего лишь игра, виртуальная реальность, смоделированная и созданная другими людьми?
— Я верю в то, что в это верит Женя, — уклончиво ответил Вереск. — Я пока не видел аргументов ни в пользу его версии, ни против нее, так что вынужден воздержаться от суждения.
— А вам не страшно при мысли, что это может оказаться правдой?
— В чисто практическом смысле мне важно только то, что некто — в данном случае господин Милославский — может оказать существенное влияние на мир в целом и мою жизнь в частности. Но, насколько я понял, даже в Жениной версии мироустройства это не соответствует истине. А что?
— А мне страшно, — призналась я. — В отличие от вас, я-то точно знаю, что умерла. У меня свидетели есть. Что если я — уже не я, а просто набор электронных импульсов?
— Я не в курсе, что такое «набор электронных импульсов». Но, опять же, с чисто практической точки зрения, имеет значение только то, по-прежнему ли вы обладаете свободой воли или ваши мысли и поступки управляются кем-то извне. Если бы я был этим «кем-то», — после секундной паузы добавил Вереск, — я бы сделал так, чтобы подобные мысли у вас не возникали.
Разумеется, это была слабая вакцина против солипсического бреда, но я испытала благодарность к Вереску за попытку облегчить мое душевное состояние. Мир стал немного стабильнее.
— По правде говоря, Юлия, я восхищен вашим самообладанием. Я знаю многих людей, которые при попытке осмыслить тот факт, что они уже умерли, повредились бы рассудком. А вы ведете себя так спокойно, словно эта маленькая неприятность случается с вами минимум раз в год.
— Самообладание тут ни при чем, — с кислой миной призналась я. — Просто я в хороших отношениях со своим подсознанием. Если какая-то мысль начинает всерьез угрожать целостности моего рассудка, она немедленно утрамбовывается в такие закоулки, что и на танке не выберешься. Так что большую часть времени я об этом просто не думаю. Ну, знаете, как страус…
Вопросительный взгляд Вереска подсказал, что в Эртане это дивное создание не водится.
— Страус — это такая птица, у нас, на Земле. Правда, она не летает, но в данном случае это не важно. Когда страус встречает опасность, он прячет голову в песок. Думает, что если не видишь опасности, то ее как бы и нет.
— И как же при такой политике ваши страусы еще не вымерли как вид?
— Не знаю, — я озадаченно посмотрела на полуэльфа. — Никогда не задумывалась. Биология не мой конек. Может, их природные враги умирают от смеха? Или от возмущения. — Я воодушевилась. — Вот представьте себе, что вы хищник… ну, не знаю, лев какой-нибудь, и вы гонитесь за страусом. Бежите, бежите, наконец, догоняете его… а там — задница. Что бы вы сделали?
Вереск усмехнулся:
— Я бы тихонько посидел рядом и подождал, пока он вылезет из своего убежища. Исключительно, чтобы посмотреть на выражение его лица, когда он увидит меня снова. А вы?
— О, это зависит от того, в каком настроении я пребываю. Если в агрессивном, то могу отвесить мощный пинок по толстому наглому заду. А если в депрессивном, то выпью водки и пойду всем рассказывать, какие страусы неблагодарные сволочи.
— А Женя наверняка пристроился бы рядом и тоже сунул голову в песок. Посмотреть, что такого любопытного обнаружил там страус, — задумчиво предположил Вереск.
— А Ник бы покраснел и в смятении умчался, потому что эта ситуация напомнила ему что-то ужасно неприличное.
— А вот Костя Литовцев просто прошел бы мимо по своим делам. Подумаешь, страус! Его пациенты ждут.
— Точно! — подхватила я. — А проходя мимо, диагностировал бы у бедной птички начальную стадию геморроя и порекомендовал через пару часов сменить позу, чтобы избежать кровоизлияния в мозг.
Мы с Вереском расхохотались. Игра получилась на удивление забавной, я даже пожалела, что у нас так мало общих знакомых. Я еще продолжала смеяться, когда улыбка полуэльфа превратилась в хищный оскал. Вереск взвился в воздух со стремительной кошачьей грацией, одновременно освобождая от ножен один из своих мечей, ухватил рукоять двумя руками и сильным колющим движением опустил клинок вниз. В то же мгновение перед ним появился человек (видимо, он стоял на коленях — или, по крайней мере, на одном колене — со своего кресла я видела только коротко стриженый затылок и плечи, обтянутые кожаной курткой). Пантера настигла жертву, саблезубый тигр ее прикончил. Бритоголовая жертва не успела ни удивиться, ни испугаться прежде, чем с тихим хлопком покинуть этот мир. В буквальном смысле.
Я инстинктивно подалась вперед, вцепившись в подлокотники кресла. С глухим стуком упал пистолет, который парень сжимал в руках, сдулась опустевшая одежда, сверху плюхнулся потускневший голубой камень… И только тогда с моего лица сползла приклеенная улыбка, сменившись неопределенной гримасой — словно губы никак не могли решить, то ли округлиться в паническом вопле, то ли испуганно задрожать, то ли уже расслабиться наконец.
Вереск выдернул из груды тряпок серую рубашку, заботливо обтер меч и вложил обратно в ножны.
Я шумно выдохнула и бессильно обмякла в кресле, ощущая себя шариком, из которого выпустили воздух. Как всегда после пережитого стресса, меня начало мелко потряхивать. Наверное, этот бедолага, лица которого я даже не увидела, тоже сейчас испытывает адреналиновый отходняк. И запоздало переживает всю гамму эмоций — удивление, испуг, ярость и горькое отчаянье от того, что игра закончилась. Навсегда.
— Хорошо, что после смерти Игрока не остается трупа, — вырвалось у меня.
— Да, это очень удобно, — рассеянно отозвался Вереск, рассматривая оставшиеся от парня вещи. — Копать меньше.
Мыслями он был уже очень далеко — в таких сферах, куда женщинам вход заказан. Я испытала мимолетный укол досады. Намечался такой дивный вечер — и тут заявился какой-то бритоголовый отморозок и все испортил (как будто не мог попозже зайти!) Мой статус мгновенно упал с «приятного собеседника» до «условно-полезного предмета обстановки», и меня это совсем не устраивало.
Я подождала, пока уймется нервная дрожь, и решительно поднялась.
— Вереск, если вам не нужна моя помощь, то я, пожалуй, отправлюсь спать. Осторожней с пистолетом, не нажимайте на спусковой крючок. Подозреваю, что он взведен — во всяком случае, я бы взвела перед тем, как перемещаться.
Полуэльф стремительно и грациозно поднялся с пола.
— Ох. Прошу извинить меня, Юлия. Я увлекся, — разумеется, ни капли раскаяния в голосе не было, но, по крайней мере, взгляд сфокусировался на мне. — Амулеты и артефакты подождут. Мы ведь с вами не закончили беседу.
Я кивнула, но осталась стоять, демонстрируя готовность довести беседу до логического завершения немедленно.
— Я понимаю ваше беспокойство за жизнь и безопасность друга. Тем более такого друга, который сам о своей жизни не особо беспокоится. Но я не могу сделать то, о чем вы просите, Вереск. Для меня это больше, чем просто прихоть. В некотором роде это тоже вопрос жизни и смерти. И кроме того, я, в отличие от вас, полностью доверяю своей интуиции, а она подсказывает, что мое место — здесь. Разумеется, если я буду на сто процентов уверена, что мое пребывание рядом с Женей несет непосредственную угрозу его жизни, я уберусь с максимально возможной скоростью. Но не раньше. Так что не надейтесь, что я сдамся без боя, — последняя фраза прозвучала слишком резко, и я смягчила ее улыбкой.
— Ну хорошо, я понял, — сдержанно сказал Вереск. — Я не стану предлагать вам сдаться. Как насчет перемирия?
— На каких условиях? — мгновенно сориентировалась я.
— Перестаньте лезть на рожон. Ваши необдуманные поступки ставят под угрозу безопасность всей команды. По крайней мере, советуйтесь с Женей или со мной прежде, чем ринуться в очередную авантюру.
«Черт возьми, женщина, я требую уважения!»
— Хорошо. Только если вы признаете за мной наличие разума и право выдвигать идеи.
«Не смей меня игнорировать!»
— Договорились.
— Договорились.
Мы синхронно потянулись за бокалами и приподняли их в приветственном жесте.
— За перемирие, — с суховатой улыбкой предложил Вереск.
— За перемирие, — согласилась я.
И посмотрим, что из этого получится.
В спальне было темно и неожиданно прохладно. Возможно, действовало какое-нибудь кондиционирующее заклинание. В конце концов, магу воздуха это должно быть раз плюнуть.
Чистое белье я предусмотрительно постелила еще днем, и теперь, стаскивая опостылевшие ботинки и тяжелые дорожные брюки, сладострастно мечтала о том, как растянусь на свежей хрустящей простыне. Одна на просторной кровати — хочешь, ложись вдоль, хочешь — поперек, никто не упирается в бок костлявыми коленками и не натягивает на себя одеяло. Мечта!
Но оставшись в одном белье, я зябко поежилась, закуталась с головой в уютное пуховое одеяло и уселась посреди огромной кровати — замерзший воробей посреди аэродрома. Впервые за последние несколько дней я осталась в полном одиночестве, и то ли с непривычки, то ли по контрасту с насыщенным событиями днем, вместо ожидаемого облегчения на меня навалилась тоска и депрессия.
Я одна. Совсем одна в этом чужом, жестоком, полном опасностей мире. Никому нет до меня дела. В том числе — и особенно! — этим новоявленным «друзьям». Что самое мрачное, даже Женя, мой кареглазый рыцарь, смотрит на меня лишь как на очередную загадку, которую надо разгадать — и идти дальше.
Неожиданно вспомнилась мама. Вот единственный человек, который любил меня по-настоящему. Почему умерла ты, а не я? Почему, мама?.. Вот бы умереть, совершив что-нибудь героическое. Тогда Женя непременно обратит на меня внимание. Но будет уже поздно…
Я не выдержала накала страстей и расплакалась. Сидела, размазывала по щекам слезы и чувствовала себя самым несчастным, самым одиноким, самым бесприютным существом в мире. Как отчаявшийся пятнадцатилетний подросток.
«Бинго!» — радостно пропел внутренний голос.
В первый момент я не поняла, что он имеет в виду. А когда до меня дошло, вскочила с кровати и лихорадочно принялась натягивать брюки. Точно! Ну какая же я свинья — совсем забыла про Ника. Бедный ребенок проснулся от шума потасовки в гостиной, наверняка решил, что там без него началось самое интересное, а его все бросили, как бесполезную вещь, и теперь ужасно переживает.
«Бедному ребенку, на секундочку, уже пятнадцать лет, — недовольно напомнил Умник. — С каких это пор ты взяла на себя ответственность за его душевное состояние?»
«Прояви сострадание, жлоб. Нам с тобой было пятнадцать не так давно. Жуткий возраст.»
«Ну-ну. Мальчишка посмотрел на тебя своими наивными большими глазами, разок попросил помощи — и готово дело, в тебе проснулся материнский инстинкт. «Игры, в которые играют люди», часть две тыщщи пятая с половиной. Юля, тобой так легко манипулировать, что порой мне становится за тебя просто страшно.»
«Зашибись, какой ты у меня умный, — огрызнулась я. — Просто диву даешься, как я при таком гениальном советчике ухитрилась остаться такой дурой.»
«Ты просто не умеешь мной грамотно пользоваться, — пояснил внутренний голос, на сей раз без тени сарказма. — Не забывай, я ведь твоя интуиция.»
«Ну извини, дорогой. Руководство пользователя в комплект поставки не входило,» — от того, что я осознавала его правоту, мои слова прозвучали особенно мрачно.
Я тихонько постучала в соседнюю спальню.
— Кто там? — глухо спросили из-за двери.
— Это я. Юля. Можно войти?
— Да.
Ник сидел посреди кровати, закутавшись в одеяло.
— Что-то случилось? — голос у него был сдавленный от слез.
Я покачала головой.
— Можно, я сяду?
Мальчишка подвинулся на пару миллиметров.
— Мне просто показалось, что тебе грустно и одиноко. Я… ну, чувствую такие вещи. Немного. Это так?
— Угу, — всхлипнул Ник.
Пока я размышляла, как бы поделикатнее расспросить подростка о причинах трагедии, Ник заговорил сам. Сбивчиво, эмоционально и без остановки. Он говорил — я слушала. Молча. Потому что одиночество — вообще неудачная тема для шуток, а когда тебе пятнадцать, это просто убийственно серьезно. Он говорил о том, что его никто не понимает. Что друзей у него нет, потому что кто же захочет дружить с «бастардом, полукровкой… и вообще». Папа вечно занят делами государственной важности. Старшие братья только насмехаются. Он хотел доказать, что уже вырос и заслуживает уважения, но вышло только хуже. И сам влип в жуткую историю, и случайных знакомых втравил в неприятности. И случайным знакомым, кстати, тоже нет до него никакого дела — сдадут с рук на руки папе, получат награду и отправятся по своим делам. И даже Женя… о, Женя!..
Если до сих пор парнишка держался в рамках и только иногда всхлипывал, то при воспоминании о неотразимом белль Канто слезы брызнули у него из глаз бурным потоком. Я осторожно погладила его по плечу. Ник с готовностью уткнул зареванную мордашку в мои колени и в голос разрыдался.
Я неловко обнимала трогательно-хрупкие, совсем девчоночьи плечики, машинально ерошила густые непослушные волосы и чувствовала себя ужасно глупо. Что полагается делать с рыдающим человеком? А если это подросток? А если это влюбленный подросток?
«Предложить веревку и мыло?» — прагматично подсказал Умник.
Как всегда при отсутствии соответствующего опыта, я попыталась припомнить подходящий образец поведения. На ум пришел, разумеется, безупречный Костя Литовцев…
Костя никогда не утешал меня. Не убеждал, не жалел, не задавал вопросов. Он просто давал мне выплакаться (или выговориться, если я была не в настроении плакать), а потом наливал чаю. Или водки — по обстоятельствам. Но скорее всего, дело было не в схеме поведения, а в самом Косте. В его присутствии я — умная, начитанная, фигеющая от сознания собственной взрослости старшеклассница-абитуриентка-студентка — не стеснялась на время превратиться в маленькую сопливую девчонку.
Я посмотрела на вихрастое чудо, рыдающее у меня на коленях. На маленькую сопливую девчонку. Это же очевидно. Где были раньше мои глаза?
— Ника, послушай. Я понимаю, что в мире, где царит патриархат, тяжело быть женщиной. А женщиной с душой воина быть тяжело вдвойне. Но не безнадежно. Вытри слезы и улыбнись в лицо мирозданию, как подобает воину. Теперь, когда нас уже двое, мы понаделаем из них ремешков для нашего гардероба.
За что загадочных «их» должна постичь такая печальная участь, я уточнять не стала, просто подумалось, что намек на женскую солидарность в данном случае окажет необходимое терапевтическое воздействие.
— Да, я знаю, что воины не плачут, — пробормотал Ник — Ника! — все еще всхлипывая, но уже спокойнее. — Я себя воспитываю… но слезы иногда сами льются, ничего не могу поделать.
— Не волнуйся, это гормональное, — успокоила я. — Через пару лет пройдет. В основном.
Ника резко выпрямилась и в ужасе уставилась на меня — до нее с запозданием дошло.
— Так ты знаешь, кто я? Тебя папа прислал?!
Я покачала головой.
— То, что ты девушка, поняла только что. Вспомнила себя в твоем возрасте. У мальчишек кризисы… немного по-другому проходят. А до этого мне даже мысль такая не приходила в голову. Так что замаскировалась ты отлично, можешь не волноваться.
— Это амулет, — со вздохом призналась девочка, машинально нащупав что-то круглое под рубашкой. — Слабенький, правда, зато его детектором магии сложнее обнаружить. А имя?
— Тоже догадалась. Ты очень привычно отзывалась на имя «Ник», так что оно наверняка было образовано от твоего собственного.
— Меня мама звала «Ник». Давно-давно… А про воина ты откуда знаешь?
— Я же говорю — я немного чувствую такие вещи.
— Мысли читаешь?
— Не мысли, эмоции. Просто у тебя эта идея въелась так глубоко, что передается, как монолитный эмоциональный образ.
— Ух ты! А в какой школе такие заклинания есть?
— Ни в какой. Я не владею магией стихий.
— Да ладно! — девчонка вглядывалась в мое лицо, пытаясь понять, говорю ли я правду или это просто неудачная шутка. — Магистр… наставник учил меня, что вся магия делится на четыре элементали. Другой магии не бывает. А он, между прочим, входит в… ну, в общем, мало найдется существ, которые знают о магии больше, чем он.
— Возможно, ему стоит познакомиться со мной. Он узнает о магии кое-что новое, — серьезно сказала я.
— Слушай, а это идея! — Ника оживленно схватила меня за руку. В голосе не осталось ни следа от былой скорби. Как я заметила, она вообще очень легко меняла настроение. — Давай я его попрошу, он возьмет тебя в ученицы.
Поговорить со специалистом по магии этого мира… Чертовски заманчиво. Да что там — просто необходимо. Но на ум невольно пришло предостережение Вереска.
— Надеюсь, он не захочет разобрать мой мозг на запчасти, чтобы узнать, как это у меня получается?
— Нет, он совсем не такой! — с жаром заверила Ника. — Он же первый предложил проект Конвенции о…
Девчонка осеклась и зажала рот рукой.
— Ника, — устало сказала я, — я полный профан в истории магии, так что меня ты можешь не опасаться. Но даже с учетом недомолвок ты уже выдала столько информации, что Женя или Вереск без труда узнали бы имя твоего наставника. Если ты все еще хочешь сохранить свое происхождение в тайне, постарайся эту тему вообще обходить стороной.
— Угу. Юль… не говори пока Жене, ладно? Ну то есть он, конечно, все равно рано или поздно узнает… но лучше потом.
Опа, мы уже на «ты», запоздало отметила я. Похоже, идея с женской солидарностью действительно попала в точку.
Мысль о том, что у меня появилась соперница на вакантное место в сердце неотразимого шатена с ореховыми глазами, медленно продефилировала через мозг. Я задумчиво проводила ее внутренним взором.
* * *
Президент корпорации «Виртуальная реальность» Герман Милославский пребывал в скверном расположении духа. Как и всякий начальник, которому приходится руководить сбродом тупиц и недоумков. Ну а как еще назвать подчиненных, которые не в состоянии выполнить элементарного, казалось бы, задания?— Что значит «мальчишка исчез»? — с холодной яростью в голосе осведомился господин президент. — Кажется, у нас здесь не Эртан, чтобы человек мог просто раствориться в воздухе.
Глава службы безопасности, коренастый невысокий мужчина средних лет с квадратным лицом и тяжелым подбородком, сумрачно пояснил:
— Квартира пуста. В раковине грязная посуда, в холодильнике остатки продуктов. Электроприборы отключены. Документов, денег, кредитных карточек в квартире не обнаружилось. Отсутствуют также компьютеры, мобильные телефоны и другие высокотехнологичные устройства. Все это указывает на то, что квартиру оставили в спешке и надолго. Причем судя по тому, за какое короткое время Старцеву удалось собрать все необходимое и исчезнуть, бегство было подготовлено заранее. Мы проверили знакомых, форумы и чаты, где он раньше бывал, опросили соседей — про Старцева уже недели две никто ничего не слышал.
— Родственники?
— Только младшая сестра. Василиса Старцева, 199… года рождения. Тоже исчезла. Соседи ее последний раз видели вчера днем, около 15.00 она вернулась из школы. Опрос одноклассников ничего не дал.
— Браво, господин Гречихин, — ядовито сказал Милославский. — Обычный, как вы меня убеждали, программист ухитрился исчезнуть прямо из-под носа у ваших людей, и почти за сутки вам так и не удалось взять его след. Что и говорить, служба безопасности работает безупречно. Владислав?
Подтянутый молодой человек в голубых джинсах и клетчатой рубашке, оторвал безмятежный взгляд от величественной панорамы Москвы, открывавшейся с верхнего этажа «Берцев-Тауэр», и ровным тоном отрапортовал:
— Согласно данным аналитиков, вчера Старцев входил в систему с терминала, расположенного в его квартире. Выход из системы зарегистрирован в 18.15 по московскому времени. Служба безопасности была оповещена о том, что объект покинул систему необычно рано. Вход зарегистрирован сегодня в 10.34 утра. Где расположен терминал, установить не удалось.
— Как это «не удалось»? — начиная терять терпение, рявкнул Милославский. — Я еще способен понять, как человек может потеряться в Москве. Но как он может потеряться в Сети, где каждый чих регистрируется в системных журналах?
Владислав поморщился. Эта неудача стала болезненным уколом для честолюбивого руководителя аналитического отдела.
— Нам не приходилось сталкиваться с таким видом защиты, — неохотно признал он. — Выглядит так, словно сигнал проходит через бесконечное число серверов. Скорее всего, список IP адресов генерируется случайным образом. Аналитики предполагают, что в этом списке может фигурировать подлинный IP, но способ его определения пока не найден.
Милославский хотел ответить что-то резкое, но махнул рукой и повернулся к четвертому участнику производственного совещания — сухопарому мужчине лет сорока с невыразительным лицом, одетому в безукоризненно сидящий темно-серый деловой костюм.
— Ричард, что у тебя? Только, ради всего святого, не говори мне, что у вас он тоже «исчез».
Ричард виновато развел руками и сказал с едва заметным прибалтийским акцентом:
— Извини, Герман, не могу тебя порадовать. Мальчишка наловчился активировать телепорт ДО того, как он выходит в реал. Амулет срабатывает в тот же момент, когда белль Канто обретает тело в Эртане. Мы просто не успеваем ничего сделать.
Президент корпорации «Виртуальная реальность» схватился за голову и застонал (как многие публичные люди, он порой был склонен к театральным жестам).
— Сборище тупоголовых кретинов! Двадцатитрехлетний сопляк уделывает вас по всем статьям. За что я плачу вам деньги?
— За то, что мы — лучшие в своем классе, — спокойно напомнил Владислав. — Лучшие из тех, кто в принципе способен работать в вашей команде. Есть профессионалы более высокого класса, но у них имеются некоторые сложности с дисциплиной и субординацией. Например, однажды вы можете обнаружить, что обе службы безопасности при поддержке аналитического отдела безуспешно пытаются поймать вашего сотрудника, чтобы внести коррективы в техническое задание.
Владислав Гордеев не испытывал сложностей с субординацией. Но, как и всякий амбициозный и честолюбивый профессионал, он отлично знал цену своим талантам и чувствовал, когда можно себе позволить иронию разговоре с боссом. Чем приводил в ужас главу «оффлайновой» службы безопасности. Вот и сейчас Гречихин слегка втянул квадратную голову в плечи и с опаской посмотрел на президента, словно ожидая, что тот мановением руки превратит зарвавшегося выскочку в горстку пепла. Но Милославский только сухо произнес:
— Позвольте поинтересоваться, Владислав, с каких это пор вы стали так глубоко разбираться в кадровом менеджменте?
— С тех пор, как мне приходится руководить несколькими десятками аналитиков, Герман Сергеевич, — без тени смущения пояснил Владислав.
— Кстати об аналитиках. Что говорят твои вундеркинды по поводу местонахождения Старцева в Эртане? Раз уж в Москве его отыскать не удается…
— Согласно отчету аналитиков, вероятность возвращения объекта в Вельмар в течение суток составляет 80 %, в течение двух суток — 91 %, в течение трех суток — 94.3 %.
Президент заметно повеселел. Возможно, эти остолопы еще не совсем безнадежны.
— Хорошо. Ричард, твои люди готовы?
— Разумеется, Герман. Пять вельмарских телепортов и все городские ворота находятся под круглосуточным наблюдением. Прикажешь убрать белль Канто, как только появится?