Викторовна Середа. Эртан

   Я попыталась «принюхаться», не сходя с места. Но Луч словно издевался надо мной: чем больше я сосредотачивалась на нем, пытаясь определить направление, тем более зыбким, неуловимым становилось чувство контакта. Через десять минут я была почти уверена, что контакт с камнем — лишь игра утомленного воображения.
   «Ты совершаешь ту же ошибку, от которой тебя предостерегал магистр Астэри в первые недели обучения», — неожиданно заметил Умник.
   «Кого я слышу! — съязвила я. — Не прошло и тысячелетия. Я уж думала, ты благоразумно остался в Зингаре.»
   «Ты пытаешься сконцентрироваться разумом, — продолжил внутренний голос, проигнорировав мой комментарий. — А голова здесь только мешает, ее надо отключить.»
   На меня вдруг снизошло озарение:
   «Погоди-ка! Ведь первый камень я нашла по твоей наводке! Может, ты и сейчас знаешь, в какую сторону нам надо двигаться?»
   «Конечно, знаю,» — невозмутимо подтвердил Умник.
   «И молчишь! Ну и кто ты после этого?!»
   «Я хочу, чтобы ты сама поймала направление. Не могу же я за каждым деревом командовать тебе: направо, налево, прямо. К тому же в прошлый раз, ты, помнится, возмущалась тем, что я завел тебя в эти кусты. Так что халява не пройдет, давай работай.»
   Я освежила в памяти уроки Архимагистра и попыталась сконцентрироваться. У меня, разумеется, не получилось: то, что с относительной легкостью удавалось в комфортном кабинете, в мягком кресле и с опытным наставником за плечом, в полевых условиях оказалось практически нереальным. Одервеневшее от долгого стояния тело ныло и грозилось упасть, как только я перестану его контролировать, а мозг отказывался отключаться, мотивируя это тем, что «режим боевой готовности» не предполагает подобных экзерсисов. А главное, было совершенно неясно, на чем концентрироваться, потому что тоненькая нить, связывавшая меня с Лучом Воды, по-прежнему коварно ускользала, едва я пыталась ухватиться за нее чуть крепче.
   Лучше всего мне удавалось сосредоточиться на визуальных образах, но в данном случае эта тактика не подходила: ведь я ни разу не видела Луч Воды. Хотя… камни абсолютно идентичны по форме… а с цветом можно поэкспериментировать. Это должно быть любопытно.
   Я закрыла глаза и попыталась воссоздать в памяти образ Луча. Небесно-голубой камень в форме наконечника стрелы послушно всплыл перед внутренним взором — такой знакомый, такой привычный, изученный до мельчайших подробностей. Луч Воздуха.
   Теперь меняем цвет — из миллионов оттенков синего нужно выбрать один… Я даже не успела задуматься — ответ всплыл сам собой: пронзительно-синий, как вечернее небо в августе. Как глаза безымянного полуэльфа.
   Кусочек паззла встал на место — камень приобрел цвет, но все-таки в головоломке чего-то не хватало. Воды. Прохладной, журчащей, сверкающей в солнечных лучах… Бурный поток обрушился на мою голову, подхватил, закружил, как упавший с дерева лист, и понес вперед.
   Очнулась я от резкой боли в плече: кто-то резко дернул меня за руку.
   — Какого дьерга вы творите? — прошипел Вереск, встряхивая меня за плечи с такой силой, что шейные позвонки жалобно хрустнули. Я окончательно пришла в себя и с удивлением обнаружила, что воображаемый поток «вынес» меня почти на середину поляны. Интересно, куда бы я пришла, если бы не вмешался полуэльф?
   Лицо Вереска было белым от ярости, бескровные губы вытянуты в струну, а глаза встревоженно вглядывались в мои, выискивая признаки безумия. Ему идет ярость, невпопад подумала я. Беспокойство ему тоже идет. И печаль. И даже ненависть. Все, что делает его похожим на человека.
   Чтобы удержать меня на месте, Вереску пришлось подойти близко — непозволительно близко — и барьер, который он так старательно выстраивал между нами все последние дни, рухнул, как карточный домик. Неуловимо-манящий запах лесного вереска — реальный? воображаемый? — защекотал ноздри. Закружилась голова, и снова томительно заныло сердце. Демон пробудился от сна и принялся нашептывать мысли, от которых меня немедленно бросило в жар. Самое время, ничего не скажешь.
   — Отпустите, — хрипло попросила я. — Мне… больно.
   Вереск ослабил хватку, но руки с плечей не убрал — видимо, мое состояние не внушало ему доверия.
   — Глупая девчонка, — все еще искаженным от злости голосом выговорил он. — Игры со смертью остались по ту сторону Ущелья. Здесь — смерть.
   — Смерти нет, — машинально отозвалась я — и внутренне сжалась, ожидая новой вспышки гнева. Но произошло обратное: лицо, все еще неестественно бледное, в считанные мгновения утратило всякое выражение, превращаясь в бездушную маску.
   — Смерть есть, Юлия, — полуэльф усмехнулся уголками губ. — Хотите в этом убедиться?
   — Нет. Да отпустите же, черт! — я с досадой стряхнула его руки. — Я знаю, где камень. Недалеко отсюда, в каком-то ручье.
   Вереск замер, прислушиваясь.
   — Вы правы, там действительно есть какой-то ручей или речушка.
   — Мне больше делать нечего, только сказки для вас сочинять, — огрызнулась я. — Вы со мной? Или я иду одна?
   Несколько секунд полуэльф задумчиво смотрел на меня, и мне начало казаться, что он сейчас скажет: «Идите.» Впрочем, я бы и пошла, не дрогнув, — в тот момент мне все было нипочем. Но он наконец отвел глаза:
   — Сейчас. Только записку Джанису оставлю.
   Мое обычное любопытство изменило мне — я даже не стала смотреть, что гласил текст записки. Физическое ощущение сопричастности потоку исчезло, но чувство сродни охотничьему азарту гнало меня вперед — наверное, что-то похожее испытывает гончая, почуявшая дичь. Она здесь, она совсем рядом. Надо только подойти — и схватить.
   Я шла первой, Вереск «прикрывал тыл». Он предупредил, чтобы при первых же признаках опасности я останавливалась. Я послушно кивнула — просто, чтобы отвязаться, но на деле перла вперед, как танк по полигону. У меня было четкое ощущение, что местные монстры сами торопятся убраться с моего пути, а кусты расступаются, чтобы освободить проход.
   Минут через пятнадцать я тоже услышала плеск воды. Ручей выглядел в точности так, как я его себе представляла, разве что немного шире — около четырех метров. Течение было довольно бурным — вероятно, исток ручья находился где-то возле горной вершины. Водовороты и пороги привели бы в восторг самого искушенного рафтера — при условии, что этот рафтер не выше десяти сантиметров ростом. Солнце уже стояло высоко над Долиной, и его лучи играли на поверхности воды с таким задором и непринужденностью, словно ручей располагался не в самом страшном месте Эртана, а спокойно протекал где-нибудь в королевском парке.
   — Я его вижу, — резковатый возглас Вереска грубо вторгся в мое единение с природой. — Ближе к тому берегу.
   В отличие от Луча Воздуха, который после долгого путешествия по карманам наконец обрел свое пристанище в кожаном мешочке у меня на шее, Луч Воды обладал собственным шнурком. Именно этот шнурок, чудом зацепившийся за лежащий на дне булыжник, удерживал Луч на месте, не позволяя бурному потоку увлечь артефакт за собой.
   Расстояние от берега до Луча было около трех метров — рукой не достать. Остатки благоразумия подсказали, что не стоит пытаться снять артефакт палкой — сорвет течением. Однако на этом здравый смысл счел свою задачу выполненной и с чистой совестью улегся спать. Иначе не могу объяснить, почему я собралась лезть за камнем прямо в ручей. В последний момент Вереск жестом, уже вошедшим у него в привычку, ухватил меня за шкирку:
   — Юлия, у вас что, лишних конечностей много? Смотрите.
   Он подобрал с земли увесистую палку и опустил ее в ручей. Едва только палка погрузилась в воду, к ней устремились две здоровые рыбины. Одно движение челюсти — и откушенный конец палки уносится вниз по течению, а разочарованные «пираньи» исчезают под прибрежными камнями.
   — Впечатляет, — пробормотала я, живо представляя, что на месте палки могла бы быть моя нога или — что гораздо хуже — рука, защищенная одной тонкой перчаткой. — Что же делать?
   — Вам — ничего. Главное — не суйтесь в воду.
   Я на всякий случай сделала еще шаг назад и стала с любопытством следить за приготовлениями. Полуэльф достал из рюкзака кусок вяленого мяса, взял наизготовку самострел и бросил мясо в середину ручья, чуть выше по течению. Пятеро местных «пираний» — три с нашего берега и две с противоположного — в мгновение ока ринулись дегустировать сухпаек. Вереск двумя меткими выстрелами добавил в рацион рыбкам свежего мяса из числа бывших сотрапезников и, пока «пираньи» увлеченно поедали друг друга, устремился к камню. Кое-кто из участников кровавого пиршества бросился вдогонку, видимо, оценив эту жертву как более перспективную, но я уже видела, что он вне досягаемости. Почти не сбавляя хода, Вереск сорвал амулет и продолжил движение вперед. И тут произошло непредвиденное: из воды, оттолкнувшись короткими, похожими на лягушачьи, лапами, выпрыгнуло нечто — гибкое чешуйчатое тело молнией сверкнуло в солнечных лучах — и вцепилось зубастой пастью Вереску в голень.
   Я едва не взвизгнула, как последняя голливудская блондинка.
   Полуэльф выстрелил твари в глаз. Чешуйчатое тело обмякло, но, даже мертвая, тварь продолжала волочиться за ногой, вцепившись в нее, как полицейский бульдог в правонарушителя. По внешнему виду она напоминала обычную рыбу, раза в полтора крупнее местных «пираний», и я была уже не уверена, что лапы, которыми она якобы оттолкнулась, не были плодом моего воображения.
   Вереск выбрался на берег, повесил Луч Воды на шею, спрятав под рубашку, закрепил на поясе самострел и попытался разжать рыбьи зубы. У него не получилось — челюсти схлопнулись намертво. После нескольких неудачных попыток Вереск снял с пояса нож, распорол штаны и, выплевывая сквозь зубы отчаянные ругательства вперемешку с шипением, принялся вырезать челюсть вместе с изрядным куском собственного мяса.
   На середине этого действа я поймала себя на том, что невольно повторяю мимику полуэльфа и едва ли не собственными нервами ощущаю, как нож врезается в плоть. Опомнившись, сорвала со спины рюкзак и принялась потрошить аптечку. Курс молодого бойца не прошел даром, я почти не сомневалась, что доставать в первую очередь: жгут, бинт, антисептический и кровеостанавливающий раствор, общее противовоспалительное. Что дальше? Скорее всего, понадобится антидот — местные твари практически поголовно ядовитые. Но какой? В кармашке с антидотами было несколько «именных» противоядий, нейтрализующих яды наиболее распространенных монстров, но эта тварь к ним точно не относилась. В таких случаях рекомендовалось пользоваться «классовым» или «отрядным» противоядием — шанс, что антидот сработает, невелик, но все же отличен от нуля. Я задумчиво повертела в руках пузырьки с надписями «Рыбы» и «Земноводные». Что выбрать? Жаль, что универсальный антидот бывает только в сказках.
   Я хотела предупредить Вереска, чтоб не выбрасывал тушку, но не успела: кинув труп в качестве отвлекающего фактора стражам водоема, полуэльф уже устремился обратно. Поколебавшись, я бросила «рыбий» антидот на место и отложила рюкзак. Пожалуй, все-таки земноводное.
   — Хороший выбор, — прокомментировал Вереск, усаживаясь на землю рядом со мной. — Как догадались, что это не рыба?
   — Мне показалось, что я видела лапы. А кроме того, там не было камней, достаточно больших, чтобы спрятать такую массивную тушу, значит, она жила в норе.
   Вереск проворно стянул сапог и принялся закатывать штанину на раненой ноге.
   — Верно. Лапы у нее действительно были, она их втягивала в живот. Насчет норы — сомневаюсь, скорее всего, она просто была невидима. Впрочем, неважно. Антидот не понадобится, — он тщательно затянул жгут под коленом и перевернулся на живот: — Бинтуйте, мне не с руки.
   — Почему вы думаете, что не понадобится? — несколько обиженно поинтересовалась я, щедро промывая рану антисептиком.
   — Если бы тварь была ядовита, я бы уже почувствовал. Вряд ли она может позволить себе яд отложенного действия: если жертва не сбежит, ее унесет течением.
   — Давайте все-таки зальем антидотом. Для моего спокойствия.
   Вереск посмотрел на меня через плечо со странной усмешкой, которая явно относилась не к моим словам, а к каким-то его собственным мыслям.
   — Ну если для вашего спокойствия, то давайте, конечно.
   Пока я складывала пустые пузырьки обратно в рюкзак, Вереск поспешно обулся и вскочил на ноги.
   — Надо убираться отсюда, запах крови может привлечь более опасных хищников.
   Полуэльф, заметно хромая, шел первым. Я все равно не запомнила дорогу.
   Где-то на последней трети пути у меня появилось совершенно иррациональное чувство страха, граничащего с отчаяньем, словно вокруг ужетворилась какая-то катастрофа, но я еще не знала об этом. Мне приходилось силой заставлять себя передвигать ноги в нужном направлении. Некоторое время я пыталась сохранять лицо, но в конце концов не выдержала.
   — Вереск, мне страшно!
   — Мне тоже, — признался полуэльф после некоторого колебания. — Обратите внимание, как тихо стало вокруг. Я думаю, это воздействие какого-то монстра. Но пока мы не знаем, откуда исходит опасность, имеет смысл продолжать движение к поляне — там есть хоть какой-то шанс встретить Джаниса.
   На поляне никого не было. Записка, которую оставил Вереск, все так же висела, наколотая на сучок.
   — Подождем еще полчаса. Если они не вернутся, пойдем по направлению к Зоне Фар-Галадира.
   Я разрывалась между надеждой все-таки дождаться ушедших друзей и желанием исчезнуть отсюда немедленно. В той стороне, куда ушли Женя с вампиром, было мрачно и тихо — как, впрочем, и в любой другой стороне. Я подошла к краю поляны, пытаясь за деревьями рассмотреть хоть что-то.
   Из темноты на меня смотрели два светящихся желтых глаза.
   Я все-таки завизжала. Позорно. Истошно, громко, истерично, позабыв и о правилах безопасности, и о чувстве собственного достоинства. Потому что это было жутко. Нереально жутко, до одури, до полной потери самоконтроля. Даже двухметрового паука, при всей своей арахнофобии, я не боялась так, как этих непонятно кому принадлежащих глаз.
   Глаза дрогнули, на мгновение пропали — и проявились снова, уже в прыжке. Вереск тоже прыгнул, отбрасывая меня в сторону и принимая удар на себя. Пролетая через поляну, я успела заметить, что светящиеся зрачки принадлежат огромному, едва ли не с меня ростом, волчаре. Потом моя голова со всей силы приземлилась на что-то твердое, и перед глазами взорвался сноп разноцветных искр.
   — На дерево, живо! — сквозь звон в ушах до меня донесся приказ Вереска, но смысл потерялся где-то по дороге.
   Я поднялась на четвереньки. Мир покачнулся, вызвав приступ тошноты, поэтому вставать я не решилась, только развернулась лицом к поляне, чтобы видеть бой.
   На левом плече Вереска зияла безобразная рваная рана, рука болталась плетью. Но он все-таки ухитрился каким-то чудом выскользнуть из-под волка, вскочить на ноги и достать оружие: нож с широким и коротким слегка изогнутым лезвием из светлого металла.
   «Странный выбор, — медленно и безучастно подумала я. — Таким коротким ножом даже шкуру не пробить, не говоря уж о жизненно важных органах.»
   Несколько секунд волк и полуэльф стояли друг напротив друга, молча, напряженно, словно оба готовились к прыжку. Зверь прыгнул. Мужчина не сдвинулся с места, но молниеносным движением руки загнал свой миниатюрный ятаган прямо в разинутую пасть, в мягкое ярко-розовое небо. Волк рефлекторно сомкнул челюсти, вонзая клыки в человеческую плоть — и вместе с тем загоняя смертоносный металл все глубже и глубже. Хрупкие кости запястья хрустнули, не выдержав натиска зубов, сжимаемых в последней предсмертной судороге.
   Волк умер в полете. Когда массивная туша рухнула на землю, погребая полуэльфа под собой, желтые глаза уже потухли и почти остекленели.
   Первая мысль, все еще нечеткая и отрешенная, пришла в виде импульса: «Надо что-то сделать.» Преодолевая головокружение, я поднялась на ноги и, пошатываясь, побрела к месту схватки.
   Вереск безуспешно пытался выбраться из-под мертвого тела. Не особо размышляя над своими действиями, я ухватила волка за задние лапы, с трудом приподняла на пару сантиметров. Полуэльф, помогая себе ногами, отполз в сторону и снова обессилено рухнул в траву.
   Я ухватила его под мышки и отволокла на другой край поляны, подальше от волка. Даже мертвый, зверь вызывал у меня чувство, граничащее с паникой. То ли из-за этого чувства, то ли из-за общего помутнения рассудка, вызванного шоком и ударом, я так пока и не осознала, что на самом делепроизошло. Все, что я видела, это раны: плохие, да что там, просто ужасающие раны, но все же вполне поддающиеся лечению в соответствующих условиях. Надо только дотянуть до этих условий.
   Упав на колени рядом с полуэльфом, я вытряхнула рюкзак и стала инспектировать содержимое аптечки. Бинта не хватит, антисептика тоже, наружное противовоспалительное на исходе — придется потрошить аптечку Вереска. Зато есть еще какой-то противовоспалительный тонизирующий декокт для внутреннего употребления, Лесси говорила, он действует два часа, как раз хватит дотянуть до телепорта. Вереск следил за моими действиями молча, со странным выражением на лице.
   — Не возражаете, если я воспользуюсь вашей аптечкой? — зачем-то спросила я, совершенно не отдавая себе отчета, как нелепо звучит эта куртуазная фраза в сложившихся обстоятельствах.
   Слабая вымученная улыбка скользнула по губам полуэльфа.
   — Не трудитесь, Юлия. Все, что надо, чтобы облегчить мои страдания, у вас под рукой.
   Он кивнул на отброшенный в сторону рюкзак. Я машинально подняла его, заглянула внутрь в надежде обнаружить какое-нибудь чудодейственное средство, пропущенное мной при первом осмотре, но рюкзак был абсолютно пуст.
   — Найрунг, — пояснил Вереск в ответ на мой недоуменный взгляд.
   Мне понадобилось пять секунд, чтобы осознать смысл сказанного.
   — Нет!
   Полуэльф досадливо поморщился, как бы говоря: «Так и знал, что с этим возникнут проблемы.»
   — Поймите, Юлия, — с бесконечным терпением в голосе сказал он, — от укуса волколака нет противоядия. Трансформация — процесс необратимый, и она уже началась.
   Вереск старался не показывать, как ему больно. Я пыталась не думать о том, что он чувствует на самом деле — с разорванным плечом и болтающейся на одних сухожилиях кистью. Иначе ситуация становилась совсем уж невыносимой.
   — Кроме вас, этого сделать некому, — продолжал Вереск. — Я рискую промахнуться мимо сердца, Джанис и Женя… пока неизвестно где. А вам надо уходить отсюда. Запах крови… — он сглотнул с видимым трудом, — так привлекателен. А я не смогу защитить вас. Скорее наоборот.
   Я упрямо молчала.
   — Я знаю дорогу в Зингар. И обязательно приду туда в поисках пищи. А может быть, приведу за собой других. Вампиры меня, конечно, убьют, но какой ценой?
   — Мне наплевать на вампиров, — сказала я.
   Но мне не удалось обмануть даже себя.
   Не наплевать.
   Я механически вытащила стилет из ножен, погладила пальцами прохладный серебристый клинок, словно ища у него поддержки. Клинок молчал.
   Почему я? У меня нет ни знаний, ни силы, ни права принимать такое решение.
   Кто сказал, что от укуса волколака нет противоядия? И кто, если уж на то пошло, сказал, что это волколак? Вереск? Так ведь он не специалист, просто начитанный парень. Как я могу на практике доверять мнению, которое основано на знаниях, почерпнутых в библиотеке? Если окажется, что эта информация неполна или устарела, ошибку будет уже не исправить.
   Какое я имею право распоряжаться его жизнью? Я ему не мать, не жена, даже, черт возьми, не любовница! Есть люди, связанные с ним более тесными узами — пусть они решают.
   Я не умею принимать серьезные решения — я никогда этого не делала. В конце концов, я ухитрилась безнадежно запутаться даже в собственной жизни, как я могу взять на себя ответственность еще и за чужую?!!
   Вереск не торопил меня, молча наблюдая за отражением мыслей на моем лице.
   Он не может уйти сейчас, это просто нелепо. Глупо. Нереально. Бред какой-то….
   Мы так многого не успели. Не сказали. Не сделали.
   Когда-то, несколько лет назад, мы с Костей спорили об эвтаназии и суициде, и я срывала голос, пытаясь доказать молодому врачу, что каждый имеет право на смерть. И вот сейчас мужчина, который мне дорог, весьма недвусмысленно заявил об этом праве… а я готова ухватиться за любой, самый крошечный, самый призрачный шанс, чтобы только он остался жив. Ну, пусть он будет не со мной. Пусть. Но я буду знать, что он где-то есть, и когда-нибудь… мало ли, что может случиться когда-нибудь.
   Я не могу. Не могу! Почему — я?
   Тошнота снова волной подкатила к горлу.
 
   — Я не боюсь боли. — Вереск разлепил сухие губы. — Я боюсь потерять себя. Однажды это уже случилось со мной — там, на вересковых пустошах, — и я до сих пор просыпаюсь ночами от страха, что нашел не того и не там. Я не хочу переживать это снова и снова каждый месяц. Это… страшнее смерти. Пожалуйста… помоги мне остаться собой…
   О да, я слишком хорошо знаю, каково это — потерять себя. Но я ищу. Медленно, маленькими шагами, передвигаюсь по этому лабиринту к выходу. Я знаю, что выход есть — и все равно иногда трудно удержаться, не упасть за грань отчаянья. А каково было бы, если бы я точно знала, что у меня нет ни единого шанса преуспеть? Что я потеряла себя — навсегда? И каждый месяц вспоминала бы о том, что где-то есть человек, который ждет меня такой, какой мне уже никогда не стать…
   На месте Вереска я бы тоже молила о смерти. Но я на своем месте, и у меня нет выбора умирать или не умирать. Умереть — это так просто. Гораздо проще, чем убить. Тем более — убить человека, который стал мне дорог…
   Я ужасная эгоистка. Наверное, мои друзья и знакомые удивились бы, узнав об этом: я всегда была готова остаться после работы, чтоб помочь коллеге, не отказывала в просьбах присмотреть за кошкой, перевезти вещи, одолжить денег до зарплаты. Но я это делала для себя: для успокоения своей совести, для сохранения хороших отношений с коллегами, для облегчения своейжизни.
   И даже сейчас я думаю о себе: как Я буду жить без него? что Я буду чувствовать, если ошибусь? имею ли Я право? А стоить посмотреть на ситуацию егоглазами — и ответ становится очевиден.
   Где-то наверху, над куполом вековых сосен, был яркий солнечный полдень, но вокруг сгущался сумрак. Меня начало знобить.
   Вереск ни жестом, ни стоном не выдавал своей боли, терпеливо ожидая, когда я приму решение. Волосы разметались по траве. Несколько спутанных, влажных от пота прядей прилипло вискам. На алебастрово-белом лице застыла маска безмолвного страдания.
   Я вдруг испытала острое желание прикоснуться к бескровным губам, пропустить между пальцами черный шелк волос, дотронуться до прохладной мраморной кожи… В последний раз. Тряхнула головой, отгоняя наваждение. Ладони сжались на рукояти кинжала. Я приняла решение, и теперь моя рука не должна дрогнуть, иначе милосердие обернется новой мукой.
 
   Серебряный стилет взмывает над головой и летит вниз, стремительно — и мучительно долго. Входит в грудь полуэльфа: я ощущаю сопротивление плоти, но мне не приходится напрягаться, преодолевая его. Я — тетива. Я лишь направила найрунг, указав ему путь к цели.
   Распростертое на траве тело конвульсивно дергается. Глаза распахиваются, и тонкий покров льда тает — теперь уже навсегда. Все, о чем мы так долго и так бездарно молчали, можно прочитать в этом взгляде. Можно… но я не стану.
   Когда-то я была готова отдать весь мир, чтобы мужчина посмотрел на меня таким взглядом. Теперь бы отдала целый мир — и еще немножко в придачу — чтобы он никогда не смотрел на меня так. Только пусть будет жив.
   А взгляд меж тем продолжает плавиться и менять цвет: в них уже не лед, а два осколка неба, пронзительно-синего вечернего августовского неба. «Ты нужна мне», — говорит взгляд. Я знаю. Я пришла. И снова хочется позабыть про все и раствориться в этом ультрамариновом небе…
   Поздно.
   — Ael as'far in'khash tha, dan'nahel? — горько спрашиваю я у своего синеглазого барда.
   Взгляд уже начинает подергиваться пеплом, но стынущие губы успевают выдохнуть:
   — Ael'ta… elmah.
 
   Кто ты, полуэльф? Кем ты стал для меня за неполные два месяца? Любимым? Другом? Братом? Я же визуал, типичный визуал, но почему-то ты для меня навсегда сохранишься в ощущениях: робкое прикосновение губ, на которое с предательской покорностью откликается мое тело, ускользающий запах вереска и тугое сопротивление плоти, в которую входит узкий серебряный стилет…
 
   — Я не знал, что ты говоришь на древнеэльфийском, — заметил Джанис, бесшумной тенью вырастая рядом.
   «Я тоже не знала, — безразлично подумала я. — Разве это важно теперь?»
   Вампир опустился на корточки, провел пальцами по рукояти стилета, все еще торчавшего из груди Вереска. Сказал с непонятной горечью: