Страница:
Джия пыталась сдержать гнев, готовый вырваться наружу. У ее бывшего мужа, контролирующего одну треть огромного состояния Вестфаленов, хватает времени чтобы порхать по всему миру и посылать своей тетушке шоколадные конфеты из Лондона, но ему некогда послать хоть пенни на содержание своей дочери, даже забыл в апреле прислать малышке открытку ко дню рождения.
«Ты, без сомнения, можешь взять их себе, Джия».
Она подняла упаковочную бумагу «Божественное безумие». По крайней мере, теперь она знает, где живет Ричард. И возможно, как раз недалеко от этого магазина, в который он сам ни за что бы не пошел, особенно ради своих тетушек. Они никогда о нем не заботились и даже не скрывали этого. Отсюда закономерный вопрос: «Почему конфеты? И что стоит за этим продуманным, свалившимся как гром среди ясного неба подарком?»
— Представь себе! — воскликнула Нелли. — Подарок от Ричарда! Как мило! Кто бы мог подумать...
Неожиданно до них дошло, что они не одни. Джия подняла глаза и увидела Вики в белом джерси, с худенькими ножками, торчащими из желтых шорт, и в тапочках. Она стояла и смотрела на них своими огромными голубыми глазами.
— Это подарок от папочки?
— Ну конечно, милая, откликнулась Нелли.
Он прислал что-нибудь и для меня?
Джии показалось, что у нее разрывается сердце. Бедная Вики...
Нелли вопросительно взглянула на Джию, затем опять повернулась к девочке:
Пока нет, Виктория, но я уверена, скоро он что-нибудь пришлет. Между прочим, он написал, что мы должны разделить эти конфеты... — Нелли закрыла рот руками, поняв, что сморозила глупость.
— О нет, — сказала Вики. — Мой папочка никогда не послал бы мне шоколадных конфет. Он же прекрасно знает, что мне нельзя есть шоколад.
Выпрямившись и высоко задрав подбородок, она повернулась и вышла.
Нелли с виноватым видом повернулась к Джии:
— Я совсем забыла, что у нее аллергия. Пойду приведу ее...
— Я сама. — Джия положила ей руку на плечо. — Нам уже доводилось проходить через это, и, похоже придется пройти еще раз.
Джии показалось, что Нелли сразу постарела на несколько лет. Потерянная, она стояла в вестибюле, забыв о коробке конфет, которую крепко сжимала в руках. Джия даже не знала, кого ей больше жаль сейчас: Вики или Нелли.
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
«Ты, без сомнения, можешь взять их себе, Джия».
Она подняла упаковочную бумагу «Божественное безумие». По крайней мере, теперь она знает, где живет Ричард. И возможно, как раз недалеко от этого магазина, в который он сам ни за что бы не пошел, особенно ради своих тетушек. Они никогда о нем не заботились и даже не скрывали этого. Отсюда закономерный вопрос: «Почему конфеты? И что стоит за этим продуманным, свалившимся как гром среди ясного неба подарком?»
— Представь себе! — воскликнула Нелли. — Подарок от Ричарда! Как мило! Кто бы мог подумать...
Неожиданно до них дошло, что они не одни. Джия подняла глаза и увидела Вики в белом джерси, с худенькими ножками, торчащими из желтых шорт, и в тапочках. Она стояла и смотрела на них своими огромными голубыми глазами.
— Это подарок от папочки?
— Ну конечно, милая, откликнулась Нелли.
Он прислал что-нибудь и для меня?
Джии показалось, что у нее разрывается сердце. Бедная Вики...
Нелли вопросительно взглянула на Джию, затем опять повернулась к девочке:
Пока нет, Виктория, но я уверена, скоро он что-нибудь пришлет. Между прочим, он написал, что мы должны разделить эти конфеты... — Нелли закрыла рот руками, поняв, что сморозила глупость.
— О нет, — сказала Вики. — Мой папочка никогда не послал бы мне шоколадных конфет. Он же прекрасно знает, что мне нельзя есть шоколад.
Выпрямившись и высоко задрав подбородок, она повернулась и вышла.
Нелли с виноватым видом повернулась к Джии:
— Я совсем забыла, что у нее аллергия. Пойду приведу ее...
— Я сама. — Джия положила ей руку на плечо. — Нам уже доводилось проходить через это, и, похоже придется пройти еще раз.
Джии показалось, что Нелли сразу постарела на несколько лет. Потерянная, она стояла в вестибюле, забыв о коробке конфет, которую крепко сжимала в руках. Джия даже не знала, кого ей больше жаль сейчас: Вики или Нелли.
Глава 2
Вики не хотела плакать в присутствии тети Нелли, которая всегда говорила, что она уже большая девочка, А мамочка? Хотя и говорит, что плакать — это нормально, но Вики никогда не видела, чтобы мамочка плакала. Да, не видела.
Но сейчас девочке хотелось плакать. Казалось, внутри ее надувается шар, и он будет расти до тех пор, пока она не расплачется или не взорвется. Вики сдерживалась, пока не добралась до домика для игры. Здесь была одна дверь, два окна с новыми занавесками и комната, такая большая, что, если захочется, можно даже помахать руками и не задевать при этом стены. Вики подняла куклу, мисс Джеллирол, и крепко прижала ее к груди. И тут-то все и началось.
Вначале всхлипы, похожие на икоту, затем пришли слезы. У малышки не было рукавов, поэтому она пыталась вытирать слезы руками, отчего и лицо, и руки стали мокрыми и грязными.
«Я не нужна папочке». Эта мысль вызывала у нее боль где-то внизу живота, она знала, что это правда. Девочка не понимала, почему это так ее задевает. Ведь на почти не помнит, как выглядит папа. Мамочка давным-давно выбросила все его фотографии, и со временем ей все труднее становилось вызывать в памяти его образ. Вики не видела своего отца уже два года, да и до того как он уехал, не особенно часто виделась с ним. Почему же тогда ей так больно, что папа не думает о ней? У нее есть только мамочка — вот кто самый важный для нее, только она заботится о ней, она всегда рядом.
Да, мамочка заботится о ней. И Джек. Но теперь Джек не приходит. Вспомнив о нем, она перестала плакать. Когда вчера он поднял ее и крепко обнял, она почувствовала внутри что-то очень приятное. Какое-то тепло. Тепло и чувство безопасности. Все короткое время, что он вчера оставался в доме, ей ни разу не было страшно. Вики не знала точно, чего она боялась, но в последнее время она постоянно чувствовала страх. Особенно по ночам.
Девочка услышала, как открывается дверь, и поняла, что это мамочка. Все хорошо! Сейчас она перестанет плакать. Но мамочка так грустно и жалостливо смотрела на нее, что слезы вернулись обратно и полились с новой силой. Мамочка присела на кресло-качалку, посадила дочь на колени и крепко прижимала ее к себе до тех пор, пока всхлипы не прекратились. Вики обожала подобные мгновения.
Но сейчас девочке хотелось плакать. Казалось, внутри ее надувается шар, и он будет расти до тех пор, пока она не расплачется или не взорвется. Вики сдерживалась, пока не добралась до домика для игры. Здесь была одна дверь, два окна с новыми занавесками и комната, такая большая, что, если захочется, можно даже помахать руками и не задевать при этом стены. Вики подняла куклу, мисс Джеллирол, и крепко прижала ее к груди. И тут-то все и началось.
Вначале всхлипы, похожие на икоту, затем пришли слезы. У малышки не было рукавов, поэтому она пыталась вытирать слезы руками, отчего и лицо, и руки стали мокрыми и грязными.
«Я не нужна папочке». Эта мысль вызывала у нее боль где-то внизу живота, она знала, что это правда. Девочка не понимала, почему это так ее задевает. Ведь на почти не помнит, как выглядит папа. Мамочка давным-давно выбросила все его фотографии, и со временем ей все труднее становилось вызывать в памяти его образ. Вики не видела своего отца уже два года, да и до того как он уехал, не особенно часто виделась с ним. Почему же тогда ей так больно, что папа не думает о ней? У нее есть только мамочка — вот кто самый важный для нее, только она заботится о ней, она всегда рядом.
Да, мамочка заботится о ней. И Джек. Но теперь Джек не приходит. Вспомнив о нем, она перестала плакать. Когда вчера он поднял ее и крепко обнял, она почувствовала внутри что-то очень приятное. Какое-то тепло. Тепло и чувство безопасности. Все короткое время, что он вчера оставался в доме, ей ни разу не было страшно. Вики не знала точно, чего она боялась, но в последнее время она постоянно чувствовала страх. Особенно по ночам.
Девочка услышала, как открывается дверь, и поняла, что это мамочка. Все хорошо! Сейчас она перестанет плакать. Но мамочка так грустно и жалостливо смотрела на нее, что слезы вернулись обратно и полились с новой силой. Мамочка присела на кресло-качалку, посадила дочь на колени и крепко прижимала ее к себе до тех пор, пока всхлипы не прекратились. Вики обожала подобные мгновения.
Глава 3
— Почему папочка больше не любит нас?
Джия не ожидала такого вопроса. Бесчисленное количество раз Вики спрашивала, почему папочка больше не живет с ними. Но теперь она впервые упомянула о любви.
Джия ответила вопросом на вопрос:
Почему ты спрашиваешь?
Но Вики так просто с толку не собьешь.
— Он не любит нас, правда, мамочка. — Это было утверждение, а не вопрос.
«Нет, не любит. И думаю, никогда не любил».
Это правда. Ричард никогда не чувствовал себя отцом. По его мнению, Вики была несчастным случаем грандиозной несправедливостью по отношению к нему. Когда они жили вместе, для него вообще не существовало дочери. С таким же успехом он мог бы исполнять свой родительский долг и по телефону.
Джия вздохнула и крепче обняла дочь. Какое кошмарное было время... и на это ушли лучшие годы жизни. Джия была воспитана в строгих католических традициях и поэтому и подумать не могла о разводе, несмотря на долгие тяжелые дни, когда им с Вики приходилось противостоять целому миру; несмотря на ночи, когда Ричард не считал нужным возвращаться домой; несмотря на их бесконечные ссоры. Нет, о разводе она и подумать не могла, но только до той ночи, когда Ричард, будучи в особенно дурном настроении, проговорился, почему он женился на ней. Он сказал, что Джия ничем не лучше и не хуже других, а основная причина — налоги. Сразу же после смерти своего отца Ричард решил перевести свое состояние из Англии в американские международные компании, поэтому начал искать жену-американку. И в лице Джин он нашел такую жену — наивную девушку со Среднего Запада, ищущую, кому бы на Мэдисон-авеню продать свои художественные таланты. Урбанизированный Ричард Вестфален с его утонченными английскими манерами и произношением вскружил ей голову. Они поженились, и Ричард стал американским гражданином. Конечно, он мог бы получить американское гражданство и другим путем, но гораздо более витиеватым и трудным. Да и налоги с прибыли на его долю доходов от наследства Вестфаленов в начале октября 1981 года сразу снизились с семидесяти процентов до пятидесяти. После этого он быстро утратил к Джии всякий интерес.
«Конечно, какое-то время мы могли бы еще повеселиться, а ты решила стать еще и матерью». Эти слова поразили ее. И на следующий день Джия начала бракоразводный процесс, игнорируя мольбы своих адвокатов упрашивающих ее отвоевать у Ричарда соответствующую долю его огромного состояния.
Возможно, ей следовало бы их послушать. После развода она часто думала об этом. Но тогда все, что она хотела, — освободиться от этого ненавистного брака. И не нужно ей ничего из этого состояния. Джия разрешила своему адвокату потребовать только алименты на ребенка, потому что знала — они ей понадобятся, пока она не сделает карьеру.
Сожалел ли об этом Ричард? Мучили ли его хоть малейшие укоры совести? Нет. Сделал ли он хоть что-нибудь, чтобы обеспечить будущее своего ребенка? Нет. Более того, он настроил своих адвокатов бороться за минимальные алименты.
— Нет, Вики, — сказала Джия, — я не думаю, что он любил нас.
Джия ожидала, что девочка опять расплачется, но та расплылась в улыбке:
— Джек нас любит.
«Опять она за свое!»
— Я знаю, дорогая, но...
— Тогда почему же он не может быть моим папочкой?
— Потому что... — Как она объяснит это дочери? — Потому что иногда одной любви недостаточно. Нужно еще кое-что. Люди должны доверять друг другу иметь общие ценности...
— Какие ценности?
— О-о... Они должны верить в одно и то же хотеть жить одинаково.
— Мне нравится Джек.
Я знаю, дорогая, но это еще не означает, что Джек может быть твоим отцом. Слепая привязанность вики к Джеку заставила Джию засомневаться в том, что устами младенца глаголит истина. Хотя, обычно ее дочь была очень проницательна.
Джия подняла Вики и отряхнула ей колени. Жара в домике была невыносимой.
— Пойдем выпьем лимонаду.
— Нет, не сейчас, — сказала Вики. — Я хочу поиграть с мисс Джеллирол. Она должна спрятаться, а то мистер Грейп Граббер найдет ее.
— Хорошо. Только приходи скорей. Становится слишком жарко.
Вики не ответила. Она уже вся ушла в свои фантазии с куклами. Джия остановилась у двери, задумавшись, не много ли времени девочка проводит одна. Здесь, на Саттон-сквер, не было детей ее возраста, с которыми она могла бы играть. Только мать, престарелая тетя, книги и игрушки. Джие опять захотелось поскорее вернуться домой в нормальную обыденную жизнь.
— Миссис Джия? — позвала ее Юнис. — Миссис Пэтон сказала, что ленч будет сегодня немного раньше — вам нужно походить по магазинам.
Джия щелкнула пальцами — жест, выражающий недовольство, она переняла его у своей бабушки много лет назад.
Магазины... прием... Два места, куда Джии совершенно не хотелось идти, но она обещала.
— Нет, действительно пора выбираться отсюда!
Джия не ожидала такого вопроса. Бесчисленное количество раз Вики спрашивала, почему папочка больше не живет с ними. Но теперь она впервые упомянула о любви.
Джия ответила вопросом на вопрос:
Почему ты спрашиваешь?
Но Вики так просто с толку не собьешь.
— Он не любит нас, правда, мамочка. — Это было утверждение, а не вопрос.
«Нет, не любит. И думаю, никогда не любил».
Это правда. Ричард никогда не чувствовал себя отцом. По его мнению, Вики была несчастным случаем грандиозной несправедливостью по отношению к нему. Когда они жили вместе, для него вообще не существовало дочери. С таким же успехом он мог бы исполнять свой родительский долг и по телефону.
Джия вздохнула и крепче обняла дочь. Какое кошмарное было время... и на это ушли лучшие годы жизни. Джия была воспитана в строгих католических традициях и поэтому и подумать не могла о разводе, несмотря на долгие тяжелые дни, когда им с Вики приходилось противостоять целому миру; несмотря на ночи, когда Ричард не считал нужным возвращаться домой; несмотря на их бесконечные ссоры. Нет, о разводе она и подумать не могла, но только до той ночи, когда Ричард, будучи в особенно дурном настроении, проговорился, почему он женился на ней. Он сказал, что Джия ничем не лучше и не хуже других, а основная причина — налоги. Сразу же после смерти своего отца Ричард решил перевести свое состояние из Англии в американские международные компании, поэтому начал искать жену-американку. И в лице Джин он нашел такую жену — наивную девушку со Среднего Запада, ищущую, кому бы на Мэдисон-авеню продать свои художественные таланты. Урбанизированный Ричард Вестфален с его утонченными английскими манерами и произношением вскружил ей голову. Они поженились, и Ричард стал американским гражданином. Конечно, он мог бы получить американское гражданство и другим путем, но гораздо более витиеватым и трудным. Да и налоги с прибыли на его долю доходов от наследства Вестфаленов в начале октября 1981 года сразу снизились с семидесяти процентов до пятидесяти. После этого он быстро утратил к Джии всякий интерес.
«Конечно, какое-то время мы могли бы еще повеселиться, а ты решила стать еще и матерью». Эти слова поразили ее. И на следующий день Джия начала бракоразводный процесс, игнорируя мольбы своих адвокатов упрашивающих ее отвоевать у Ричарда соответствующую долю его огромного состояния.
Возможно, ей следовало бы их послушать. После развода она часто думала об этом. Но тогда все, что она хотела, — освободиться от этого ненавистного брака. И не нужно ей ничего из этого состояния. Джия разрешила своему адвокату потребовать только алименты на ребенка, потому что знала — они ей понадобятся, пока она не сделает карьеру.
Сожалел ли об этом Ричард? Мучили ли его хоть малейшие укоры совести? Нет. Сделал ли он хоть что-нибудь, чтобы обеспечить будущее своего ребенка? Нет. Более того, он настроил своих адвокатов бороться за минимальные алименты.
— Нет, Вики, — сказала Джия, — я не думаю, что он любил нас.
Джия ожидала, что девочка опять расплачется, но та расплылась в улыбке:
— Джек нас любит.
«Опять она за свое!»
— Я знаю, дорогая, но...
— Тогда почему же он не может быть моим папочкой?
— Потому что... — Как она объяснит это дочери? — Потому что иногда одной любви недостаточно. Нужно еще кое-что. Люди должны доверять друг другу иметь общие ценности...
— Какие ценности?
— О-о... Они должны верить в одно и то же хотеть жить одинаково.
— Мне нравится Джек.
Я знаю, дорогая, но это еще не означает, что Джек может быть твоим отцом. Слепая привязанность вики к Джеку заставила Джию засомневаться в том, что устами младенца глаголит истина. Хотя, обычно ее дочь была очень проницательна.
Джия подняла Вики и отряхнула ей колени. Жара в домике была невыносимой.
— Пойдем выпьем лимонаду.
— Нет, не сейчас, — сказала Вики. — Я хочу поиграть с мисс Джеллирол. Она должна спрятаться, а то мистер Грейп Граббер найдет ее.
— Хорошо. Только приходи скорей. Становится слишком жарко.
Вики не ответила. Она уже вся ушла в свои фантазии с куклами. Джия остановилась у двери, задумавшись, не много ли времени девочка проводит одна. Здесь, на Саттон-сквер, не было детей ее возраста, с которыми она могла бы играть. Только мать, престарелая тетя, книги и игрушки. Джие опять захотелось поскорее вернуться домой в нормальную обыденную жизнь.
— Миссис Джия? — позвала ее Юнис. — Миссис Пэтон сказала, что ленч будет сегодня немного раньше — вам нужно походить по магазинам.
Джия щелкнула пальцами — жест, выражающий недовольство, она переняла его у своей бабушки много лет назад.
Магазины... прием... Два места, куда Джии совершенно не хотелось идти, но она обещала.
— Нет, действительно пора выбираться отсюда!
Глава 4
Джои Диас поставил бутылочку с зеленой жидкостью на стол.
— Где ты это взял, Джек?
Джек угощал Джои обедом в «Бургер-Кинге». Они сидели в угловой кабинке. Джои — филиппинец с неприятными подростковыми прыщами — был платным осведомителем Джека. Он работал в лаборатории департамента здоровья. В прошлом Джек использовал его для получения информации, а также советовался, как утихомирить гнев департамента по поводу одной провернутой им работенки. Вчера он впервые попросил Джои сделать для него анализ.
— А что такое?
Мысли Джека были далеки и от Джои, и от еды. Он думал о Калабати и о том, как ей удалось вчера ночью заставить его почувствовать то, что он чувствовал... Затем его мысли перешли к запаху, проникшему в его квартиру и ее странной реакции на этот запах. Поэтому Джек не сразу понял вопрос. Да, честно говоря, он и не возлагал особых надежд на анализ. Просто хотел узнать, нельзя ли извлечь из этого хоть что-нибудь.
— Вообще-то ничего такого.
У Джои была дурная привычка говорить с набитым ртом. Большинство людей вначале проглатывают пищу, потом говорят, но Джои, проглотив кусок, предпочитает потягивать коку, а потом, откусив большущий кусок, говорить.
Когда он наклонился вперед, Джек отстранился.
— Но этим дерьмом ничего и не вылечишь.
— Разве это не слабительное? Тогда что? Снотворное?
Джои потряс головой и набил рот жареным мясом.
— Ни в коем случае.
Джек побарабанил пальцами по сделанному под дерево столу.
« Черт!»
Он-то думал — может быть, это что-то вроде снотворного, которым усыпили Грейс похитители — если имело место похищение, чтобы она не поднимала шума. Многое говорило именно за это. Джек ждал, когда Джои продолжит, надеясь, что вначале он все-таки прожует. Тщетная надежда.
— Не думаю, что эта жидкость вообще для чего-нибудь годится, — сказал он, набив рот. — Какая-то сумасшедшая смесь странных ингредиентов и все.
— Другими словами, кто-то просто слил всякую ерунду и продал это как лекарство. Что-то вроде тоника доктора Филдинга.
Джои пожал плечами:
— Может быть. Но если так, они могли бы взять компоненты и подешевле. Лично я думаю, это сделал тот, кто действительно верил в эту мешанину. У нее резкий запах и двенадцать процентов спирта. Ничего особенного. Я мог бы запросто приготовить такую же, если бы не этот странный алкалоид, который...
— Что за алкалоид? Какой-то яд?
— Некоторые из алкалоидов действительно яды, например стрихнин: другие мы употребляем ежедневно, взять хотя бы гот же кофеин. Почти все алкалоиды добываются из растений, а этот получен неизвестно из чего. Его нет в базе данных. Я все утро просидел за компьютером, разыскивал этот компонент.
Джои тряхнул головой. Прекрасный способ занять субботнее утро.
Джек улыбнулся про себя. Джои напрашивается на премиальные. Ладно, пусть чувствует себя счастливым.
— Так из чего же он? — спросил Джек, с облегчением заметив, что Джои проглотил последний кусок.
— Из определенного вида травы.
— Дурь?
— Не-а. Это трава не для курения, называется дурба. Но в данном случае этот алкалоид не совсем натурального происхождения. Он был приготовлен с добавлением аминогруппы. Поэтому я столько и прокопался.
— Хорошо, значит, это не слабительное, не успокаивающее, не яд. Так что же это?
— А черт его знает.
— Ты мне здорово помог, Джои.
— Ну а что я могу сказать? — Джои запустил руку в свои длинные черные волосы, затем расковырял прыщик на подбородке. — Ты хотел знать, из чего это состоит. Я тебе ответил на этот вопрос: смесь случайных компонентов, спирт и алкалоид из индийской травы.
Джек ощутил внутри какое-то беспокойство. Воспоминания о вчерашней ночи не давали ему покоя. Он сказал:
— Индийская? Ты имеешь в виду американских индейцев? — Говоря это, он прекрасно понимал, что Джои имеет в виду вовсе не это.
— Конечно нет! Травка американских индейцев называется североамериканской. Нет, эта из Индии, с субконтинента. И очень трудно определяемая. Я бы никогда не узнал, что это за растение, если бы не компьютер, который отослал меня к нужному справочнику.
Индия! Странно. Провести несколько безумных часов с Калабати и вдруг узнать, что вещество в пузырьке, найденном в комнате пропавшей женщины, возможно приготовлено индусом. Действительно странно. А может, и вовсе не странно. Грейс и Нелли близко вязаны с британской миссией и через нее со всем дипломатическим корпусом ООН. Возможно, кто-то из индийской делегации дал этот пузырек Грейс, не исключено что сам Кусум. Кроме того, разве Индия не была в свое время британской колонией?
— Не хочу разочаровывать тебя, Джек, но это просто невинная жидкость, И если ты хочешь вчинить иск кому-то, кто продал это как слабительное, иди в департамент потребительских товаров.
А Джек-то надеялся, что этот маленький пузырек станет ниточкой, которая приведет его прямо к тетушке Грейс, сделает героем в глазах Джии.
Не стоит полагаться на предчувствия.
Джек спросил Джои, сколько стоит его неофициальный анализ, проведен ли он достаточно аккуратно, заплатил ему сто пятьдесят долларов и отправился домой, положив маленький пузырек в передний карман джинсов. Сев в автобус, он попытался сообразить, что можно еще сделать для поисков Грейс Вестфален. Большую часть утра он провел, разыскивая и опрашивая своих уличных осведомителей, но не нашел ни единой ниточки. Можно, конечно, походить и по другим улицам, но сейчас он даже думать не мог об этом. Его голова была занята другим.
Опять Калабати. Он не мог думать ни о чем другом. Почему? Джек проанализировал это и понял, что сексуальное обаяние, которое она продемонстрировала ночью, лишь малая часть того, что влекло его к ней.
Главным было то, что она знала всю его подноготную, приняла его таким, какой он есть. Нет, «приняла» не то слово. Ему показалось, что Калабати считает его образ жизни абсолютно естественным. Она могла бы выбрать его и для себя. Джек понял, что Джия подавляла его. Он понял, что он уязвим, особенно если сталкивается с человеком таких широких взглядов, как Калабати. Почти против его воли он выложил перед ней свою душу и после этого она назвала его «человеком чести».
Она не боялась его.
«Надо ей позвонить».
Но сначала нужно позвонить Джии и доложить об успехах, хотя успехов не было. Войдя в свою квартиру он тут же набрал номер Пэтонов.
— Есть что-нибудь о Грейс? — спросил он, когда Джия подняла трубку.
— Нет. — Ее голос был не таким холодным, как вчера, или это всего лишь его воображение? — Я надеялась, что ты порадуешь нас хорошими новостями. Мы могли бы обсудить это прямо сейчас.
— Ну... — нахмурился Джек. Ему очень хотелось бы сказать ей что-нибудь воодушевляющее. Он уже готов был что-нибудь придумать, но не смог ей соврать. Знаешь, жидкость, которую мы считали слабительным, вовсе не слабительное.
— Тогда что же?
— Ничего. Совершенно ничего.
После паузы Джия спросила:
— И что же ты теперь собираешься делать?
— Ждать.
— Нелли это и делает. Но мне показалось, ей нужна помощь не в ожидании.
Ее сарказм больно уколол его.
— Слушай, Джия. Я не детектив...
— Я в курсе.
— ...и никогда не обещал, что буду проворачивать сногсшибательные трюки вроде Шерлока Холмса. Если бы вы обнаружили записку или что-либо в этом роде, я мог бы помочь. У меня есть люди, которые следят за тем, что творится на улицах, но пока что-либо не произошло...
Молчание на другом конце провода нервировало его.
— Прости, Джия. Это все, что я могу сообщить тебе на данный момент.
— Я передам это Нелли. До свидания, Джек.
Джек перевел дыхание, чтобы успокоиться, и набрал номер квартиры Кусума. Ответил теперь уже знакомый голос.
— Это Джек.
Глубокий вздох.
— Джек, я не могу сейчас говорить. Кусум ждет. Позвоню позже.
Она записала его номер телефона и повесила трубку.
Джек сидел и недоумевающе смотрел в стену. Затем от нечего делать нажал кнопку воспроизведения записи на автоответчике и услышал голос отца: «Просто хотел напомнить тебе о завтрашнем теннисном матче. Не забудь приехать сюда к десяти. Матч начнется в полдень».
Все признаки того, что уик-энд пройдет отвратительно.
— Где ты это взял, Джек?
Джек угощал Джои обедом в «Бургер-Кинге». Они сидели в угловой кабинке. Джои — филиппинец с неприятными подростковыми прыщами — был платным осведомителем Джека. Он работал в лаборатории департамента здоровья. В прошлом Джек использовал его для получения информации, а также советовался, как утихомирить гнев департамента по поводу одной провернутой им работенки. Вчера он впервые попросил Джои сделать для него анализ.
— А что такое?
Мысли Джека были далеки и от Джои, и от еды. Он думал о Калабати и о том, как ей удалось вчера ночью заставить его почувствовать то, что он чувствовал... Затем его мысли перешли к запаху, проникшему в его квартиру и ее странной реакции на этот запах. Поэтому Джек не сразу понял вопрос. Да, честно говоря, он и не возлагал особых надежд на анализ. Просто хотел узнать, нельзя ли извлечь из этого хоть что-нибудь.
— Вообще-то ничего такого.
У Джои была дурная привычка говорить с набитым ртом. Большинство людей вначале проглатывают пищу, потом говорят, но Джои, проглотив кусок, предпочитает потягивать коку, а потом, откусив большущий кусок, говорить.
Когда он наклонился вперед, Джек отстранился.
— Но этим дерьмом ничего и не вылечишь.
— Разве это не слабительное? Тогда что? Снотворное?
Джои потряс головой и набил рот жареным мясом.
— Ни в коем случае.
Джек побарабанил пальцами по сделанному под дерево столу.
« Черт!»
Он-то думал — может быть, это что-то вроде снотворного, которым усыпили Грейс похитители — если имело место похищение, чтобы она не поднимала шума. Многое говорило именно за это. Джек ждал, когда Джои продолжит, надеясь, что вначале он все-таки прожует. Тщетная надежда.
— Не думаю, что эта жидкость вообще для чего-нибудь годится, — сказал он, набив рот. — Какая-то сумасшедшая смесь странных ингредиентов и все.
— Другими словами, кто-то просто слил всякую ерунду и продал это как лекарство. Что-то вроде тоника доктора Филдинга.
Джои пожал плечами:
— Может быть. Но если так, они могли бы взять компоненты и подешевле. Лично я думаю, это сделал тот, кто действительно верил в эту мешанину. У нее резкий запах и двенадцать процентов спирта. Ничего особенного. Я мог бы запросто приготовить такую же, если бы не этот странный алкалоид, который...
— Что за алкалоид? Какой-то яд?
— Некоторые из алкалоидов действительно яды, например стрихнин: другие мы употребляем ежедневно, взять хотя бы гот же кофеин. Почти все алкалоиды добываются из растений, а этот получен неизвестно из чего. Его нет в базе данных. Я все утро просидел за компьютером, разыскивал этот компонент.
Джои тряхнул головой. Прекрасный способ занять субботнее утро.
Джек улыбнулся про себя. Джои напрашивается на премиальные. Ладно, пусть чувствует себя счастливым.
— Так из чего же он? — спросил Джек, с облегчением заметив, что Джои проглотил последний кусок.
— Из определенного вида травы.
— Дурь?
— Не-а. Это трава не для курения, называется дурба. Но в данном случае этот алкалоид не совсем натурального происхождения. Он был приготовлен с добавлением аминогруппы. Поэтому я столько и прокопался.
— Хорошо, значит, это не слабительное, не успокаивающее, не яд. Так что же это?
— А черт его знает.
— Ты мне здорово помог, Джои.
— Ну а что я могу сказать? — Джои запустил руку в свои длинные черные волосы, затем расковырял прыщик на подбородке. — Ты хотел знать, из чего это состоит. Я тебе ответил на этот вопрос: смесь случайных компонентов, спирт и алкалоид из индийской травы.
Джек ощутил внутри какое-то беспокойство. Воспоминания о вчерашней ночи не давали ему покоя. Он сказал:
— Индийская? Ты имеешь в виду американских индейцев? — Говоря это, он прекрасно понимал, что Джои имеет в виду вовсе не это.
— Конечно нет! Травка американских индейцев называется североамериканской. Нет, эта из Индии, с субконтинента. И очень трудно определяемая. Я бы никогда не узнал, что это за растение, если бы не компьютер, который отослал меня к нужному справочнику.
Индия! Странно. Провести несколько безумных часов с Калабати и вдруг узнать, что вещество в пузырьке, найденном в комнате пропавшей женщины, возможно приготовлено индусом. Действительно странно. А может, и вовсе не странно. Грейс и Нелли близко вязаны с британской миссией и через нее со всем дипломатическим корпусом ООН. Возможно, кто-то из индийской делегации дал этот пузырек Грейс, не исключено что сам Кусум. Кроме того, разве Индия не была в свое время британской колонией?
— Не хочу разочаровывать тебя, Джек, но это просто невинная жидкость, И если ты хочешь вчинить иск кому-то, кто продал это как слабительное, иди в департамент потребительских товаров.
А Джек-то надеялся, что этот маленький пузырек станет ниточкой, которая приведет его прямо к тетушке Грейс, сделает героем в глазах Джии.
Не стоит полагаться на предчувствия.
Джек спросил Джои, сколько стоит его неофициальный анализ, проведен ли он достаточно аккуратно, заплатил ему сто пятьдесят долларов и отправился домой, положив маленький пузырек в передний карман джинсов. Сев в автобус, он попытался сообразить, что можно еще сделать для поисков Грейс Вестфален. Большую часть утра он провел, разыскивая и опрашивая своих уличных осведомителей, но не нашел ни единой ниточки. Можно, конечно, походить и по другим улицам, но сейчас он даже думать не мог об этом. Его голова была занята другим.
Опять Калабати. Он не мог думать ни о чем другом. Почему? Джек проанализировал это и понял, что сексуальное обаяние, которое она продемонстрировала ночью, лишь малая часть того, что влекло его к ней.
Главным было то, что она знала всю его подноготную, приняла его таким, какой он есть. Нет, «приняла» не то слово. Ему показалось, что Калабати считает его образ жизни абсолютно естественным. Она могла бы выбрать его и для себя. Джек понял, что Джия подавляла его. Он понял, что он уязвим, особенно если сталкивается с человеком таких широких взглядов, как Калабати. Почти против его воли он выложил перед ней свою душу и после этого она назвала его «человеком чести».
Она не боялась его.
«Надо ей позвонить».
Но сначала нужно позвонить Джии и доложить об успехах, хотя успехов не было. Войдя в свою квартиру он тут же набрал номер Пэтонов.
— Есть что-нибудь о Грейс? — спросил он, когда Джия подняла трубку.
— Нет. — Ее голос был не таким холодным, как вчера, или это всего лишь его воображение? — Я надеялась, что ты порадуешь нас хорошими новостями. Мы могли бы обсудить это прямо сейчас.
— Ну... — нахмурился Джек. Ему очень хотелось бы сказать ей что-нибудь воодушевляющее. Он уже готов был что-нибудь придумать, но не смог ей соврать. Знаешь, жидкость, которую мы считали слабительным, вовсе не слабительное.
— Тогда что же?
— Ничего. Совершенно ничего.
После паузы Джия спросила:
— И что же ты теперь собираешься делать?
— Ждать.
— Нелли это и делает. Но мне показалось, ей нужна помощь не в ожидании.
Ее сарказм больно уколол его.
— Слушай, Джия. Я не детектив...
— Я в курсе.
— ...и никогда не обещал, что буду проворачивать сногсшибательные трюки вроде Шерлока Холмса. Если бы вы обнаружили записку или что-либо в этом роде, я мог бы помочь. У меня есть люди, которые следят за тем, что творится на улицах, но пока что-либо не произошло...
Молчание на другом конце провода нервировало его.
— Прости, Джия. Это все, что я могу сообщить тебе на данный момент.
— Я передам это Нелли. До свидания, Джек.
Джек перевел дыхание, чтобы успокоиться, и набрал номер квартиры Кусума. Ответил теперь уже знакомый голос.
— Это Джек.
Глубокий вздох.
— Джек, я не могу сейчас говорить. Кусум ждет. Позвоню позже.
Она записала его номер телефона и повесила трубку.
Джек сидел и недоумевающе смотрел в стену. Затем от нечего делать нажал кнопку воспроизведения записи на автоответчике и услышал голос отца: «Просто хотел напомнить тебе о завтрашнем теннисном матче. Не забудь приехать сюда к десяти. Матч начнется в полдень».
Все признаки того, что уик-энд пройдет отвратительно.
Глава 5
Дрожащими руками Калабати отключила телефон. Если бы Джек позвонил минутой-двумя позже, он бы все испортил. Она не хотела, чтобы ее прерывали, когда она вступит в противоборство с Кусумом. Это будет нелегко, потребуется все ее мужество, но она собирается встретиться с братом лицом к лицу и выведать у него всю правду. Ей нужно время для подготовки, время и... собранность. Ведь Кусум настоящий мастер лицемерия, и ей нужно быть такой же осторожной и хитрой, как и он, чтобы заманить его в ловушку и узнать правду.
Для пущего эффекта Калабати даже оделась соответствующим образом. В теннис она играла плохо и редко, но для данного случая решила надеть теннисный костюм: белую рубашку без рукавов и шорты «Боаст». Из расстегнутого воротника конечно же выглядывало ожерелье. Большая часть ее прекрасной кожи была обнажена — еще одно оружие против Кусума.
Калабати услышала, как открылась дверь лифта, и напряжение, копившееся в ней с того момента, когда она увидела брата, выходящего из такси, превратилось в тугой ноющий комок в желудке.
«О, Кусум. Но почему все должно быть именно так? Почему ты не можешь оставить прошлое в покое?»
Когда ключ повернулся в замке, она заставила себя успокоиться.
Кусум открыл дверь, увидел сестру и улыбнулся:
— Бати! — Он подался к ней, как будто хотел обнять ее за плечи, но передумал и только провел пальцем по ее щеке. Калабати сделала усилие, чтобы не отпрянуть от него. Кусум заговорил на бенгали:
— Ты хорошеешь с каждым днем.
— Где ты был всю ночь, Кусум?
Он сжался.
— Я выходил. Молился. Я должен снова научиться молиться. А почему ты спрашиваешь?
— Я беспокоилась. После того, что случилось...
— За меня можешь не волноваться, — сказал он с жесткой улыбкой. — Лучше пожалей того, кто попытался бы украсть мое ожерелье.
— И все же я волновалась.
— Не стоит. — Он начинал раздражаться. — Я же сказал тебе, когда ты приехала в первый раз, у меня есть тихое место, куда я ухожу читать «Гиту». И не вижу причины изменять свой привычный распорядок только потому, что ты здесь.
— Ничего подобного я не требую. У меня своя жизнь, у тебя своя. — Она прошла мимо него и направилась прямо к двери. — Пожалуй, пойду прогуляюсь.
— В таком виде? — Он окинул взглядом ее едва прикрытое тело. — С голыми ногами и в незастегнутой блузе?
— А что? Это же Америка.
— Но ты-то не американка. Ты индийская женщина! Браминка! Я запрещаю тебе!
Прекрасно. Он начинает сердиться.
— Ты ничего не можешь мне запрещать, Кусум, — сказала с довольной улыбкой Калабати. — Ты больше не можешь мне диктовать, что носить, что есть и как думать. Я — свободный человек. И сегодня я приму собственное решение, как, впрочем, приняла его и вчера вечером.
— Вчера вечером? Что ты делала вчера вечером.
— Я ужинала с Джеком. — Она внимательно следила за его реакцией. Казалось, на какое-то мгновение растерялся, но это было не то, чего она ожидала.
— С каким Джеком? — И тут его глаза округлились от удивления. — Ты же не хочешь сказать...
— Да. С мастером Джеком. Я кое-чем ему обязана, ты не думаешь?
— С американцем...
— Волнуешься за мою карму? Ну, дорогой братец, моя карма уже загрязнена, как, впрочем, и твоя, по причинам, которые нам обоим хорошо известны. И кроме того, сказала она, дернув за ожерелье, — что такое карма для того, кто носит это?
— Карму можно очистить, тихо произнес Кусум — Я пытаюсь очистить свою.
Его искренность тронула Калабати, и она почувствовала жалость к брату. Да, она видит он хочет переделать свою жизнь. Но как он собирался это сделать? Кусум всегда впадал в крайности.
Калабати подумала, что вот сейчас могла бы поймать его, но этот момент прошел. Кроме того, лучше, если он рассердится. Ей необходимо знать, где он провел ночь. Калабати не собиралась выпускать его из поля зрения.
— Что ты собираешься делать сегодня вечером? Опять молиться?
— Конечно. Но не допоздна. Я должен быть на приеме в миссии.
— Звучит заманчиво. А они не будут возражать, если я приду с тобой?
Кусум просиял.
— Ты пойдешь со мной? Это было бы прекрасно. Уверен, они будут рады видеть тебя.
— Вот и хорошо. — Прекрасная возможность присмотреть за ним. А сейчас... чтобы разозлить его: — Но мне нужно найти что-нибудь из одежды.
— Думаю, ты должна одеться так, как подобает индийской женщине.
— В сари? — Она рассмеялась ему в лицо. — Ты должно быть, шутишь?
— Я настаиваю на этом. Или вовсе не появлюсь в твоем обществе.
Отлично. Тогда я приведу свой собственный эскорт — Джека.
Лицо Кусума потемнело от гнева.
— Я запрещаю тебе!
Калабати подошла к нему ближе. Момент настал Она внимательно посмотрела ему в глаза.
— И что ты сделаешь, чтобы мне помешать? Пошлешь за ним ракшасов? Как прошлой ночью?
— Ракшасы? За Джеком?
Глаза Кусума, его лицо, напряженная шея — все говорило о том, что он удивлен, сбит с толку. Конечно, он мог быть непревзойденным лицемером, но сейчас она застала его врасплох, и его реакция явно свидетельствовала о том, что о событиях прошлой ночи он не знал.
«Он не знал!»
— Один из ракшасов был вчера под окном у квартиры Джека.
— Не может быть! — На его лице все еще было недоумение. — Только у меня одного...
— Что у тебя одного?
— Только у меня одного есть яйцо.
— Оно у тебя здесь? — выпалила Калабати.
— Конечно. Где еще оно может быть в большей безопасности?
— В Бенгалии.
Кусум покачал головой. Похоже, к нему мало-помалу начала возвращаться уверенность.
— Нет. Я лучше себя чувствую, если в любое время дня и ночи знаю, где оно находится.
— И когда ты работал в Лондоне, в посольстве, яйцо тоже было с тобой?
— Конечно.
— А что, если его украли?
Он улыбнулся:
— А кому известно, для чего оно?
С большим трудом Калабати взяла себя в руки.
— Я хочу увидеть его. Прямо сейчас.
— Пожалуйста.
Он провел ее в спальню, и из шкафа, из самого угла, достал маленькую деревянную шкатулку. Подняв крышку, убрал упаковочную стружку — и вот оно. Калабати узнала яйцо. Она знала каждую голубую прожилку на его серой поверхности, его текстуру, скользкую поверхность, знала, как собственную кожу. Калабати провела пальцами по скорлупе. Да, это оно: женское яйцо ракшаси.
Почувствовав неожиданный приступ слабости, Калабати присела на кровать.
Кусум, ты понимаешь, что это значит? Кто-то здесь в Нью-Йорке основал гнездо ракшасов?
— Ерунда! Это самое последнее яйцо ракшасов. Его можно высидеть, но его нельзя оплодотворить без мужского яйца.
— Кусум, я знаю, что в квартире у Джека был ракшас!
— Ты его видела? Это был мужчина или женщина?
— В общем-то я не видела...
— Тогда почему ты утверждаешь, что в Нью-Йорке есть ракшасы?
— По запаху! — Калабати почувствовала, что теперь в ней нарастает гнев. — Ты думаешь, я не узнала бы запах?
Лицо Кусума превратилось в его обычную маску.
— Должна бы, но, может быть, забыла, как забыла о своей фамильной чести.
— Не старайся переменить тему.
— Что касается меня, то тема закрыта.
Калабати вскочила и оказалась лицом к лицу со своим братом.
— Поклянись мне, Кусум. Поклянись, что не имеешь отношения к вчерашнему ракшасу.
— Клянусь могилой наших родителей, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — что я не посылал ракшаса за нашим другом Джеком. Конечно, есть люди в этом мире, которым я желаю зла, но он не из их числа.
Калабати пришлось поверить ему — Кусум говорил искренне, для него не было страшнее той клятвы, которую он сейчас произнес. И, кроме того, яйцо было здесь, оно покоилось в мягкой постели из стружек. Укладывая в шкаф коробочку, он сказал:
Для пущего эффекта Калабати даже оделась соответствующим образом. В теннис она играла плохо и редко, но для данного случая решила надеть теннисный костюм: белую рубашку без рукавов и шорты «Боаст». Из расстегнутого воротника конечно же выглядывало ожерелье. Большая часть ее прекрасной кожи была обнажена — еще одно оружие против Кусума.
Калабати услышала, как открылась дверь лифта, и напряжение, копившееся в ней с того момента, когда она увидела брата, выходящего из такси, превратилось в тугой ноющий комок в желудке.
«О, Кусум. Но почему все должно быть именно так? Почему ты не можешь оставить прошлое в покое?»
Когда ключ повернулся в замке, она заставила себя успокоиться.
Кусум открыл дверь, увидел сестру и улыбнулся:
— Бати! — Он подался к ней, как будто хотел обнять ее за плечи, но передумал и только провел пальцем по ее щеке. Калабати сделала усилие, чтобы не отпрянуть от него. Кусум заговорил на бенгали:
— Ты хорошеешь с каждым днем.
— Где ты был всю ночь, Кусум?
Он сжался.
— Я выходил. Молился. Я должен снова научиться молиться. А почему ты спрашиваешь?
— Я беспокоилась. После того, что случилось...
— За меня можешь не волноваться, — сказал он с жесткой улыбкой. — Лучше пожалей того, кто попытался бы украсть мое ожерелье.
— И все же я волновалась.
— Не стоит. — Он начинал раздражаться. — Я же сказал тебе, когда ты приехала в первый раз, у меня есть тихое место, куда я ухожу читать «Гиту». И не вижу причины изменять свой привычный распорядок только потому, что ты здесь.
— Ничего подобного я не требую. У меня своя жизнь, у тебя своя. — Она прошла мимо него и направилась прямо к двери. — Пожалуй, пойду прогуляюсь.
— В таком виде? — Он окинул взглядом ее едва прикрытое тело. — С голыми ногами и в незастегнутой блузе?
— А что? Это же Америка.
— Но ты-то не американка. Ты индийская женщина! Браминка! Я запрещаю тебе!
Прекрасно. Он начинает сердиться.
— Ты ничего не можешь мне запрещать, Кусум, — сказала с довольной улыбкой Калабати. — Ты больше не можешь мне диктовать, что носить, что есть и как думать. Я — свободный человек. И сегодня я приму собственное решение, как, впрочем, приняла его и вчера вечером.
— Вчера вечером? Что ты делала вчера вечером.
— Я ужинала с Джеком. — Она внимательно следила за его реакцией. Казалось, на какое-то мгновение растерялся, но это было не то, чего она ожидала.
— С каким Джеком? — И тут его глаза округлились от удивления. — Ты же не хочешь сказать...
— Да. С мастером Джеком. Я кое-чем ему обязана, ты не думаешь?
— С американцем...
— Волнуешься за мою карму? Ну, дорогой братец, моя карма уже загрязнена, как, впрочем, и твоя, по причинам, которые нам обоим хорошо известны. И кроме того, сказала она, дернув за ожерелье, — что такое карма для того, кто носит это?
— Карму можно очистить, тихо произнес Кусум — Я пытаюсь очистить свою.
Его искренность тронула Калабати, и она почувствовала жалость к брату. Да, она видит он хочет переделать свою жизнь. Но как он собирался это сделать? Кусум всегда впадал в крайности.
Калабати подумала, что вот сейчас могла бы поймать его, но этот момент прошел. Кроме того, лучше, если он рассердится. Ей необходимо знать, где он провел ночь. Калабати не собиралась выпускать его из поля зрения.
— Что ты собираешься делать сегодня вечером? Опять молиться?
— Конечно. Но не допоздна. Я должен быть на приеме в миссии.
— Звучит заманчиво. А они не будут возражать, если я приду с тобой?
Кусум просиял.
— Ты пойдешь со мной? Это было бы прекрасно. Уверен, они будут рады видеть тебя.
— Вот и хорошо. — Прекрасная возможность присмотреть за ним. А сейчас... чтобы разозлить его: — Но мне нужно найти что-нибудь из одежды.
— Думаю, ты должна одеться так, как подобает индийской женщине.
— В сари? — Она рассмеялась ему в лицо. — Ты должно быть, шутишь?
— Я настаиваю на этом. Или вовсе не появлюсь в твоем обществе.
Отлично. Тогда я приведу свой собственный эскорт — Джека.
Лицо Кусума потемнело от гнева.
— Я запрещаю тебе!
Калабати подошла к нему ближе. Момент настал Она внимательно посмотрела ему в глаза.
— И что ты сделаешь, чтобы мне помешать? Пошлешь за ним ракшасов? Как прошлой ночью?
— Ракшасы? За Джеком?
Глаза Кусума, его лицо, напряженная шея — все говорило о том, что он удивлен, сбит с толку. Конечно, он мог быть непревзойденным лицемером, но сейчас она застала его врасплох, и его реакция явно свидетельствовала о том, что о событиях прошлой ночи он не знал.
«Он не знал!»
— Один из ракшасов был вчера под окном у квартиры Джека.
— Не может быть! — На его лице все еще было недоумение. — Только у меня одного...
— Что у тебя одного?
— Только у меня одного есть яйцо.
— Оно у тебя здесь? — выпалила Калабати.
— Конечно. Где еще оно может быть в большей безопасности?
— В Бенгалии.
Кусум покачал головой. Похоже, к нему мало-помалу начала возвращаться уверенность.
— Нет. Я лучше себя чувствую, если в любое время дня и ночи знаю, где оно находится.
— И когда ты работал в Лондоне, в посольстве, яйцо тоже было с тобой?
— Конечно.
— А что, если его украли?
Он улыбнулся:
— А кому известно, для чего оно?
С большим трудом Калабати взяла себя в руки.
— Я хочу увидеть его. Прямо сейчас.
— Пожалуйста.
Он провел ее в спальню, и из шкафа, из самого угла, достал маленькую деревянную шкатулку. Подняв крышку, убрал упаковочную стружку — и вот оно. Калабати узнала яйцо. Она знала каждую голубую прожилку на его серой поверхности, его текстуру, скользкую поверхность, знала, как собственную кожу. Калабати провела пальцами по скорлупе. Да, это оно: женское яйцо ракшаси.
Почувствовав неожиданный приступ слабости, Калабати присела на кровать.
Кусум, ты понимаешь, что это значит? Кто-то здесь в Нью-Йорке основал гнездо ракшасов?
— Ерунда! Это самое последнее яйцо ракшасов. Его можно высидеть, но его нельзя оплодотворить без мужского яйца.
— Кусум, я знаю, что в квартире у Джека был ракшас!
— Ты его видела? Это был мужчина или женщина?
— В общем-то я не видела...
— Тогда почему ты утверждаешь, что в Нью-Йорке есть ракшасы?
— По запаху! — Калабати почувствовала, что теперь в ней нарастает гнев. — Ты думаешь, я не узнала бы запах?
Лицо Кусума превратилось в его обычную маску.
— Должна бы, но, может быть, забыла, как забыла о своей фамильной чести.
— Не старайся переменить тему.
— Что касается меня, то тема закрыта.
Калабати вскочила и оказалась лицом к лицу со своим братом.
— Поклянись мне, Кусум. Поклянись, что не имеешь отношения к вчерашнему ракшасу.
— Клянусь могилой наших родителей, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — что я не посылал ракшаса за нашим другом Джеком. Конечно, есть люди в этом мире, которым я желаю зла, но он не из их числа.
Калабати пришлось поверить ему — Кусум говорил искренне, для него не было страшнее той клятвы, которую он сейчас произнес. И, кроме того, яйцо было здесь, оно покоилось в мягкой постели из стружек. Укладывая в шкаф коробочку, он сказал: