Страница:
Ночной воздух просто кишел насекомыми, тонкий писк крыльев раздавался повсюду. Они вихрем проносились над грузовиком.
Сильвия осторожно приподнялась, чтобы посмотреть, что стало с Руди. Она похолодела при виде огромной бесформенной колышущейся массы, медленно поднимающейся вверх с другой стороны капота. Дюжина, а может быть и больше, стервятников сцепившихся вместе, с хлопающими друг о друга мешочками, с щупальцами, обвивающими...
Сильвия бессильно застонала, когда заметила ботинки Руди и ноги в джинсах, высовывающиеся из этого клубка, – его ступни зависли в трех-четырех футах от земли. Голова и туловище скрылись в этом жадном клубке щупалец. Пока она наблюдала за всем этим, ноги Руди дернулись, потом еще раз и, наконец, застыли, безжизненно повиснув в воздухе.
Руди! О Господи! Бедный Руди!
Колыхаясь на ветру, бесформенная масса медленно поползла по освещенной фонарями улице.
Сильвия лихорадочно озиралась по сторонам в поисках убежища, раздумывая, не лучше ли им снова укрыться в кабине грузовика. В темноте можно было различить стену Тоад-Холла. Всего каких-то двести футов отделяли их от металлических ворот, еще не закрытых.
Джеффи так и лежал ничком, спрятавшись за переднее колесо. Она рывком поставила его на ноги и подтолкнула вперед:
– Беги, Джеффи! Беги к стене!
Наклонившись над ним, прикрывая его как щит, она подталкивала его, заставляя бежать вперед, через улицу, а потом к воротам, держась ближе к стене. Шарообразные и зубастые жуки летали вокруг, появилась и еще одна разновидность, тоже шарообразные, но с головой, напоминающей острие копья. Почти все они летели в направлении Тоад-Холла. Очевидно, в тени, отбрасываемой стеной, насекомые не видели Сильвию и Джеффи.
Но стоит им добраться до ворот, положение изменится. Особенно когда придется бежать от ворот до плакучих ив по хорошо просматриваемому участку. Но не надо сейчас думать об этом. Потом, когда настанет этот момент, она найдет какой-нибудь выход. Сначала нужно дойти до ворот.
Боковым зрением она заметила какое-то шевеление и посмотрела вправо. Три «корабля» летели по противоположной стороне улицы с какой-то своеобразной грацией, грацией убийц, алчно вытягивая и сворачивая свои хоботки.
Их заметили!
Подавив крик, Сильвия схватила Джеффи под мышки и понесла, держа перед собой, напрягши всю свою силу и волю. Она должна добежать до ворот прежде, чем эти твари отрежут им путь. Внезапно шарообразный жук спикировал ей на лицо. Она увернулась, споткнувшись, снова вскочила на ноги и побежала дальше.
Но «корабли» все приближались. Они двигались медленнее, чем она бежала, но в любую минуту могли срезать угол. Сильвия тихо застонала, когда поняла, что ей их не опередить.
«Только трое вернутся домой живыми».
Эти слова всплыли у нее в памяти. Неужели это правда? Неужели ей не суждено вернуться живой? И Джеффи тоже?
Она содрогнулась при мысли, что ее ожидает такой же конец, как и Руди, и побежала быстрее. Удары сердца отдавались в руках, легкие обжигало огнем, ноги отказывались повиноваться, но она заставляла себя бежать.
Почти у цели!
Но «стервятники» были уже совсем близко. Она чувствовала исходивший от них отвратительный запах гнили. Хоботки развернулись в воздухе и потянулись к ней. Вскрикнув от ужаса и отчаяния, Сильвия собрала силы для последнего рывка, увернулась и забежала за ворота, всего лишь на несколько дюймов опередив насекомых.
Стон облегчения вырвался у нее из груди, но в тот же момент насекомое повисло у нее на волосах, второе вцепилось в спину. Она подтолкнула Джеффи вперед, крикнув:
– Беги домой, Джеффи!
Он подчинился, но, пробежав немного, обернулся:
– Мамочка, он поймал тебя!
– Джеффи, беги домой, пожалуйста!
Но мальчик стоял как вкопанный, парализованный ужасом.
Сильвия дотянулась рукой до спины и тут почувствовала, что в волосах копошатся скользкие щупальца, стараясь добраться до кожи. Они обвили ее пальцы, вонзили в них свои острые зубы и стали водить шершавыми языками по коже, прежде чем она успела отдернуть руку. Она видела, как к ней со всех сторон слетаются «пираты» и с жадностью тянут к ее лицу свои хоботки. Вдруг она представила себя болтающимся в воздухе трупом, каким видела Руди.
«Это я, – подумала Сильвия, – я стану одной из четверых, кто не вернется домой».
Она уворачивалась от насекомых, все теснее бравших ее в кольцо. Голову обожгло болью, когда вцепившаяся в волосы тварь добралась до кожи. Щупальца других тварей были всего в нескольких дюймах от ее лица. Сильвия хотела сбить их рукой, но они переплелись между собой в клубок и намертво вцепились в нее. Напрасно она билась и делала отчаянные усилия, чтобы освободиться. Боль от укусов была нестерпимой, сочившуюся из ран кровь слизывали язычки. Но Сильвия сдержала готовый вырваться крик. Она не позволит этим тварям заползти ей в рот, как они сделали это с Руди. Но вот щупальца добрались до руки, и в глазах Сильвии потемнело. Казалось, земля уходит из-под ног...
Вдруг она услышала хруст, и щупальца, вцепившиеся ей в правую руку, разжались. Сильвия выдернула руку и в изумлении огляделась.
Чудовище плелось по асфальтовой дорожке с распоротым животом, сломанные крылья бессильно повисли. Лишь теперь Сильвия поняла, что она здесь не одна.
– Ба!
Он возвышался над ней в темноте, в порванной одежде, с кровоподтеками, размахивая своей битой с острыми, как бритва, зубами. Снова послышался хруст, и щупальца, вцепившиеся в ее левую руку, дернулись и отпустили ее.
– Не шевелитесь, миссис, – проговорил Ба и взмахнул битой рядом с ее головой. В третий раз послышался хруст, и щупальца отпустили ее волосы. Ба подтолкнул Сильвию вперед. Долго уговаривать ее не пришлось. Она схватила Джеффи и бросилась бежать.
Воздух просто кишел жужжащими, жалящими тварями. Теперь, обнаружив их с Джеффи, все насекомые слетелись сюда. Они задевали крыльями ее лицо и волосы, щелкали зубами, подлетая совсем близко. Если бы не Ба, у,нее не осталось бы никакой надежды. Он стал прокладывать путь битой, подзадоривая насекомых, провоцируя их нападать на себя, размахивая своим оружием направо и налево, а Сильвия ухватилась за его плечи и шла за ним, поражаясь его невероятной реакции, размаху рук и способности ориентироваться в темноте. Возможно, он наносил удары на звук. Так или иначе, но он сумел проложить им дорогу среди крылатых чудовищ.
Они почти у дома. Еще футов двадцать – и дверь. А что, если она заперта?
Где Алан? Господи, если он снаружи, то в своем инвалидном кресле превратится в беззащитную мишень.
В этот момент один из жуков со свистом промчался мимо ее щеки и вцепился в плечо Ба. Тот тихо застонал от боли, но не остановился и не перестал размахивать битой, расчищая путь. Преодолев отвращение, Сильвия, которая обеими руками несла Джеффи, высвободила левую руку и старалась пальцами раздавить зубастого жука. Туловище хрустнуло, челюсть разжалась, и по ее руке заструилась холодная жидкость.
Ба обернулся и кивнул в знак благодарности, но в этот момент щупальца, свившись в клубок, схватили его за шею. Он споткнулся, но не потерял равновесия и продолжал двигаться вперед. Вот она, дверь! Наконец-то! Сильвия пыталась оторвать щупальца, вцепившиеся Ба в шею. Если дверь заперта, они обречены на гибель прямо здесь, на крыльце Тоад-Холла.
Но дверь отворилась раньше, чем Ба взялся за ручку. Свет из дома хлынул наружу. Она увидела Алана в инвалидном кресле, распахнувшего перед ними дверь. Неверными шагами они вошли в коридор, и дверь за ними захлопнулась. Ба выронил биту и упал на колени, стараясь оторвать от себя чудовище, сдавившее ему горло щупальцами. Сильвия отпустила Джеффи, собираясь помочь Ба, но подъехавший в кресле Алан опередил ее.
– Ба, опустите руки, – попросил он, и когда тот выполнил его просьбу, Алан занес руку над головой.
В руке у него была бита. Размахнувшись, он ударил по «пирату», сделав надрез вдоль всего туловища и распоров брюхо. Щупальца разжались, и Ба смог оторвать насекомое и швырнуть на пол. Оно все еще пыталось добраться до Джеффи, передвигаясь ползком по мраморному полу, пока Алан не наехал на него. Он сделал это дважды, и насекомое замерло.
Джеффи рыдал, стоя у Сильвии за спиной. Фемус, неизвестно как выбравшийся из подвала, зашелся в надрывном лае.
Ба поднялся на ноги. На его шее зияла рана, изодранная в лохмотья одежда была в крови. Он подошел к Сильвии, задыхаясь и покачиваясь от усталости.
– С вами и мальчиком все в порядке, миссис?
– Да, Ба. Но только благодаря вам. Вы нуждаетесь в срочной медицинской помощи.
– Пойду умоюсь, – сказал он и направился в ванную комнату.
Сильвия перевела взгляд на Алана. У него по щекам текли слезы. Губы дрожали.
– Я уже думал, вас нет в живых, – сказал он. – Я знал, что вы там, что вам нужна помощь, но ничего не мог сделать. – Он потрогал свои ноги. – Черт бы их побрал, от них никакой пользы!
Сильвия снова взяла Джеффи на руки, подошла к Алану и устроилась у него на коленях, посадив Джеффи к себе. Алан обнял их. Джеффи снова заплакал. Только сейчас, впервые за весь день, Сильвия почувствовала себя в безопасности. В душе ее словно прорвало плотину. Она заплакала навзрыд, так, как не плакала никогда в жизни.
И теперь они плакали втроем.
Кинотеатр под открытым небом Джо Боба:
«Кровавый кошмар в ночи» (1969) Хоуко Интернэшнл
5. КАТАКЛИЗМЫ
Воскресенье
1. ВОСКРЕСЕНЬЕ В НЬЮ-ЙОРКЕ
Сильвия осторожно приподнялась, чтобы посмотреть, что стало с Руди. Она похолодела при виде огромной бесформенной колышущейся массы, медленно поднимающейся вверх с другой стороны капота. Дюжина, а может быть и больше, стервятников сцепившихся вместе, с хлопающими друг о друга мешочками, с щупальцами, обвивающими...
Сильвия бессильно застонала, когда заметила ботинки Руди и ноги в джинсах, высовывающиеся из этого клубка, – его ступни зависли в трех-четырех футах от земли. Голова и туловище скрылись в этом жадном клубке щупалец. Пока она наблюдала за всем этим, ноги Руди дернулись, потом еще раз и, наконец, застыли, безжизненно повиснув в воздухе.
Руди! О Господи! Бедный Руди!
Колыхаясь на ветру, бесформенная масса медленно поползла по освещенной фонарями улице.
Сильвия лихорадочно озиралась по сторонам в поисках убежища, раздумывая, не лучше ли им снова укрыться в кабине грузовика. В темноте можно было различить стену Тоад-Холла. Всего каких-то двести футов отделяли их от металлических ворот, еще не закрытых.
Джеффи так и лежал ничком, спрятавшись за переднее колесо. Она рывком поставила его на ноги и подтолкнула вперед:
– Беги, Джеффи! Беги к стене!
Наклонившись над ним, прикрывая его как щит, она подталкивала его, заставляя бежать вперед, через улицу, а потом к воротам, держась ближе к стене. Шарообразные и зубастые жуки летали вокруг, появилась и еще одна разновидность, тоже шарообразные, но с головой, напоминающей острие копья. Почти все они летели в направлении Тоад-Холла. Очевидно, в тени, отбрасываемой стеной, насекомые не видели Сильвию и Джеффи.
Но стоит им добраться до ворот, положение изменится. Особенно когда придется бежать от ворот до плакучих ив по хорошо просматриваемому участку. Но не надо сейчас думать об этом. Потом, когда настанет этот момент, она найдет какой-нибудь выход. Сначала нужно дойти до ворот.
Боковым зрением она заметила какое-то шевеление и посмотрела вправо. Три «корабля» летели по противоположной стороне улицы с какой-то своеобразной грацией, грацией убийц, алчно вытягивая и сворачивая свои хоботки.
Их заметили!
Подавив крик, Сильвия схватила Джеффи под мышки и понесла, держа перед собой, напрягши всю свою силу и волю. Она должна добежать до ворот прежде, чем эти твари отрежут им путь. Внезапно шарообразный жук спикировал ей на лицо. Она увернулась, споткнувшись, снова вскочила на ноги и побежала дальше.
Но «корабли» все приближались. Они двигались медленнее, чем она бежала, но в любую минуту могли срезать угол. Сильвия тихо застонала, когда поняла, что ей их не опередить.
«Только трое вернутся домой живыми».
Эти слова всплыли у нее в памяти. Неужели это правда? Неужели ей не суждено вернуться живой? И Джеффи тоже?
Она содрогнулась при мысли, что ее ожидает такой же конец, как и Руди, и побежала быстрее. Удары сердца отдавались в руках, легкие обжигало огнем, ноги отказывались повиноваться, но она заставляла себя бежать.
Почти у цели!
Но «стервятники» были уже совсем близко. Она чувствовала исходивший от них отвратительный запах гнили. Хоботки развернулись в воздухе и потянулись к ней. Вскрикнув от ужаса и отчаяния, Сильвия собрала силы для последнего рывка, увернулась и забежала за ворота, всего лишь на несколько дюймов опередив насекомых.
Стон облегчения вырвался у нее из груди, но в тот же момент насекомое повисло у нее на волосах, второе вцепилось в спину. Она подтолкнула Джеффи вперед, крикнув:
– Беги домой, Джеффи!
Он подчинился, но, пробежав немного, обернулся:
– Мамочка, он поймал тебя!
– Джеффи, беги домой, пожалуйста!
Но мальчик стоял как вкопанный, парализованный ужасом.
Сильвия дотянулась рукой до спины и тут почувствовала, что в волосах копошатся скользкие щупальца, стараясь добраться до кожи. Они обвили ее пальцы, вонзили в них свои острые зубы и стали водить шершавыми языками по коже, прежде чем она успела отдернуть руку. Она видела, как к ней со всех сторон слетаются «пираты» и с жадностью тянут к ее лицу свои хоботки. Вдруг она представила себя болтающимся в воздухе трупом, каким видела Руди.
«Это я, – подумала Сильвия, – я стану одной из четверых, кто не вернется домой».
Она уворачивалась от насекомых, все теснее бравших ее в кольцо. Голову обожгло болью, когда вцепившаяся в волосы тварь добралась до кожи. Щупальца других тварей были всего в нескольких дюймах от ее лица. Сильвия хотела сбить их рукой, но они переплелись между собой в клубок и намертво вцепились в нее. Напрасно она билась и делала отчаянные усилия, чтобы освободиться. Боль от укусов была нестерпимой, сочившуюся из ран кровь слизывали язычки. Но Сильвия сдержала готовый вырваться крик. Она не позволит этим тварям заползти ей в рот, как они сделали это с Руди. Но вот щупальца добрались до руки, и в глазах Сильвии потемнело. Казалось, земля уходит из-под ног...
Вдруг она услышала хруст, и щупальца, вцепившиеся ей в правую руку, разжались. Сильвия выдернула руку и в изумлении огляделась.
Чудовище плелось по асфальтовой дорожке с распоротым животом, сломанные крылья бессильно повисли. Лишь теперь Сильвия поняла, что она здесь не одна.
– Ба!
Он возвышался над ней в темноте, в порванной одежде, с кровоподтеками, размахивая своей битой с острыми, как бритва, зубами. Снова послышался хруст, и щупальца, вцепившиеся в ее левую руку, дернулись и отпустили ее.
– Не шевелитесь, миссис, – проговорил Ба и взмахнул битой рядом с ее головой. В третий раз послышался хруст, и щупальца отпустили ее волосы. Ба подтолкнул Сильвию вперед. Долго уговаривать ее не пришлось. Она схватила Джеффи и бросилась бежать.
Воздух просто кишел жужжащими, жалящими тварями. Теперь, обнаружив их с Джеффи, все насекомые слетелись сюда. Они задевали крыльями ее лицо и волосы, щелкали зубами, подлетая совсем близко. Если бы не Ба, у,нее не осталось бы никакой надежды. Он стал прокладывать путь битой, подзадоривая насекомых, провоцируя их нападать на себя, размахивая своим оружием направо и налево, а Сильвия ухватилась за его плечи и шла за ним, поражаясь его невероятной реакции, размаху рук и способности ориентироваться в темноте. Возможно, он наносил удары на звук. Так или иначе, но он сумел проложить им дорогу среди крылатых чудовищ.
Они почти у дома. Еще футов двадцать – и дверь. А что, если она заперта?
Где Алан? Господи, если он снаружи, то в своем инвалидном кресле превратится в беззащитную мишень.
В этот момент один из жуков со свистом промчался мимо ее щеки и вцепился в плечо Ба. Тот тихо застонал от боли, но не остановился и не перестал размахивать битой, расчищая путь. Преодолев отвращение, Сильвия, которая обеими руками несла Джеффи, высвободила левую руку и старалась пальцами раздавить зубастого жука. Туловище хрустнуло, челюсть разжалась, и по ее руке заструилась холодная жидкость.
Ба обернулся и кивнул в знак благодарности, но в этот момент щупальца, свившись в клубок, схватили его за шею. Он споткнулся, но не потерял равновесия и продолжал двигаться вперед. Вот она, дверь! Наконец-то! Сильвия пыталась оторвать щупальца, вцепившиеся Ба в шею. Если дверь заперта, они обречены на гибель прямо здесь, на крыльце Тоад-Холла.
Но дверь отворилась раньше, чем Ба взялся за ручку. Свет из дома хлынул наружу. Она увидела Алана в инвалидном кресле, распахнувшего перед ними дверь. Неверными шагами они вошли в коридор, и дверь за ними захлопнулась. Ба выронил биту и упал на колени, стараясь оторвать от себя чудовище, сдавившее ему горло щупальцами. Сильвия отпустила Джеффи, собираясь помочь Ба, но подъехавший в кресле Алан опередил ее.
– Ба, опустите руки, – попросил он, и когда тот выполнил его просьбу, Алан занес руку над головой.
В руке у него была бита. Размахнувшись, он ударил по «пирату», сделав надрез вдоль всего туловища и распоров брюхо. Щупальца разжались, и Ба смог оторвать насекомое и швырнуть на пол. Оно все еще пыталось добраться до Джеффи, передвигаясь ползком по мраморному полу, пока Алан не наехал на него. Он сделал это дважды, и насекомое замерло.
Джеффи рыдал, стоя у Сильвии за спиной. Фемус, неизвестно как выбравшийся из подвала, зашелся в надрывном лае.
Ба поднялся на ноги. На его шее зияла рана, изодранная в лохмотья одежда была в крови. Он подошел к Сильвии, задыхаясь и покачиваясь от усталости.
– С вами и мальчиком все в порядке, миссис?
– Да, Ба. Но только благодаря вам. Вы нуждаетесь в срочной медицинской помощи.
– Пойду умоюсь, – сказал он и направился в ванную комнату.
Сильвия перевела взгляд на Алана. У него по щекам текли слезы. Губы дрожали.
– Я уже думал, вас нет в живых, – сказал он. – Я знал, что вы там, что вам нужна помощь, но ничего не мог сделать. – Он потрогал свои ноги. – Черт бы их побрал, от них никакой пользы!
Сильвия снова взяла Джеффи на руки, подошла к Алану и устроилась у него на коленях, посадив Джеффи к себе. Алан обнял их. Джеффи снова заплакал. Только сейчас, впервые за весь день, Сильвия почувствовала себя в безопасности. В душе ее словно прорвало плотину. Она заплакала навзрыд, так, как не плакала никогда в жизни.
И теперь они плакали втроем.
* * *
Киноафиша:Кинотеатр под открытым небом Джо Боба:
«Кровавый кошмар в ночи» (1969) Хоуко Интернэшнл
5. КАТАКЛИЗМЫ
Мауи
Моана пука появилась ближе квечеру.
Калабати и Моки стояли на ланаи и смотрели, как солнце необычайно рано опускается в Тихий океан. Было всего четверть шестого. В то же время они поглядывали в сторону аэропорта. Никогда еще там не было так многолюдно.
– Посмотри на них, – сказал Моки с ухмылкой, обнимая ее за талию, – они все в панике от того, что день становится короче. Видишь, как резво удирают.
– Мне тоже страшно, – сказала Калабати.
– Не надо поддаваться страху, – ответил он. – Если японские малихини уберутся к себе на остров, а хаолы на континент – желательно в Нью-Йорк, где они провалятся в трещину, образовавшуюся в Центральном парке, это будет замечательно. Тогда нашим островом полностью завладеют гавайцы.
Новость о таинственной дыре на Овечьем Пастбище в Нью-Йорке потрясла Калабати. Она хорошо знала эти места. В свое время у ее брата Кусума была квартира с видом на Центральный парк.
– Я тоже не гавайка.
Он еще крепче обнял ее:
– Гавайка. Во всяком случае, с тех пор, как ты со мной.
Но почему-то его ласка не успокоила Калабати. Еще какое-то время они понаблюдали за аэропортом, потом Моки убрал руку и облокотился об ограду, переведя взгляд с долины на небо.
– Что-то должно произойти. И очень скоро. У тебя нет такого чувства?
Калабати кивнула:
– У меня уже несколько дней такое чувство.
– Что-то, прекрасное!
Прекрасное? Неужели он и в самом деле так думает? С тех пор как ветры задули в другую сторону, ее не покидал страх.
– Нет, совсем не прекрасное. Напротив, что-то ужасное.
Его ухмылка стала жестокой.
– Ужасное для других, но для нас прекрасное. Подожди, скоро сама все увидишь.
Последнее время Калабати просто не знала, как быть с Моки. С прошлой среды, когда рана на его руке зажила, у него появились какие-то странности. К примеру, он каждый день наносил себе рану, желая убедиться, что чудодейственная сила по-прежнему с ним, и рана заживала все быстрее. И всякий раз дикий блеск в его глазах становился все заметнее.
Когда стемнело, Калабати собралась уйти, но Моки схвати ее за руку:
– Подожди. Что это там?
Он смотрел в восточную сторону, на Кахулуи и дальше. Калабати тоже посмотрела в том направлении. Что-то необычное происходило на воде. Она была белого цвета, взболтанная, пузырящаяся. Произошли какие-то гигантские катаклизмы. Чувствуя, как поднимается в ней недоброе предчувствие, Калабати сняла с крючка бинокль и навела на воду.
Сначала она увидела, что вода пенится и бурлит, образуя какие-то немыслимые водовороты. Но постепенно углядела в этом хаосе определенную закономерность и устойчивые формы. Вода теперь завихрялась в одном направлении, против часовой стрелки, вращаясь вокруг центральной точки. Потом этот центр вращения стал уходить под воду, превратившись в подобие огромной пасти, которая все всасывала в себя.
– Моки, смотри. – Она протянула ему бинокль.
– Я и так вижу, – проговорил он, но бинокль все-таки взял.
Пока он наводил окуляры, Калабати наблюдала за выражением его лица.
– Думаю, что дело тут не в подводных течениях – слишком близко от берега. Должно быть, на дне океана образовалась трещина. Погоди, погоди! – Он опустил бинокль и взволнованно посмотрел на нее: – Дыра! Не просто трещина на дне океана, а такая же дыра, как в Центральном парке. Теперь у нас есть своя собственная дыра!
Они вместе наблюдали, как расширяется водоворот, и все начинает вращаться в одном направлении. Моки с нескрываемым волнением, а Калабати – с нарастающим чувством страха. Происходившие в остальном мире несчастья докатились и до их рая. Им не избежать бедствий. Они наблюдали за происходящим до самой темноты, а затем пошли в дом и включили телевизор, чтобы послушать выпуск новостей. Все ученые сходились на том, что дно океана дало трещину – наподобие того феномена, который произошел в Центральном парке. Туземцы уже дали ей название: моана пука – дыра в океане.
Моки больше не мог сдерживать охватившего его волнения. Возбужденно жестикулируя, он стал расхаживать по комнате.
– Понимаешь, что происходит, Бати? Бездонная пропасть будет затягивать в себя воду. Океан обмелеет. И знаешь, что будет потом?
Калабати молча покачала головой. У нее появилось непреодолимое ощущение, что это начало конца.
– Сейчас объясню. Великий Мауи возродится. – Он подошел к двери и показал рукой куда-то в темноту. – Молокаи, Ланаи, Кахулава, даже маленький Молокини – все это были составные части Мауи, в доледниковый период связанные с нашим островом сушей и не разъединенные, как ныне, морскими протоками. Я предвижу, что сейчас все идет к тому же самому, Бати. Они воссоединятся, вновь станут одним целым после столетий раздельного существования. Единый кусок суши размером с Большой остров. А может быть, еще крупнее. И я сыграю свою роль в будущем, которое ждет Великий Мауи.
– Какое будущее? – переспросила Калабати, подойдя к нему. – Если уровень воды в Тихом океане так сильно упадет, это будет всеобщим концом!
– Нет, Бати. Не концом. Началом. Началом нового мира.
В этот момент небо озарилось огнем, как будто зажегся факел. На противоположной стороне острова Калабати ясно, как днем, разглядела побережье Лахаина, долину Иао на западе Мауи и остров Ланаи, отделенный протоком. Потом ревущий поток раскаленного воздуха с мелкими осколками промчался, как смерч, у них над головами, дуя в разные стороны, в то время как они с Моки оставались в прохладной тени, защищенные огромным массивом Халеакалы.
– Шива, что же ты делаешь! – воскликнула она на бенгальском диалекте, на котором говорила в детстве.
Вдруг пол закачался и стал уходить у нее из-под ног, а ночная тишина взорвалась глухим ревом, который пронзил все ее тело до самых глубин естества.
Калабати упала и, распластавшись на полу, услышала еле слышный голос Моки:
– Землетрясение!
Он подполз к ней, накрыл своим телом, защитив от ломающихся полок, разбивающихся вдребезги лампочек и статуэток.
Казалось, прошла целая вечность. Калабати никак не могла понять, как до сих пор держатся подпорки, на которых установлен дом. В любой момент они могли рухнуть, и тогда дом покатился бы по склону. Единственный раз в своей жизни, когда Джек одолжил у нее на несколько часов ожерелья и прожитые сто пятьдесят лет разом опустились всей своей тяжестью ей на плечи, она так близко ощущала гибель.
Подземные толчки не прекращались, но стали слабее. Моки отпустил ее, и Калабати вскочила на ноги.
– Пехеа ое?
– Кажется, я в порядке, – ответила она, но не на гавайском.
Они ухватились друг за друга, словно матросы при качке на палубе. Калабати огляделась. Просторная комната была завалена обломками. Везде валялись разбитые скульптуры Моки и сломанные постаменты из лавы.
– О, Моки, твои работы!
– Скульптуры теперь никому не нужны, – сказал он, все крепче прижимая ее к себе. – Это все в прошлом. Я бы и сам их разбил. Разве ты не видишь, Бати? Это начало того нового, о котором я тебе говорил. Вот оно!
Он потащил ее на сотрясающуюся ланаи. Там они облокотились об ограду и стали всматриваться в темнеющую массу Халеакалы, туда, где виднелась его верхушка в ореоле огня.
– Смотри, Бати, – сказал он, указывая рукой в направлении склона. – Халеакала жив! После целых столетий он пробудился к жизни. Ради меня! Ради нас!
Калабати вырвалась из его объятий и метнулась в дом. Несколько раз щелкнула выключателем, но свет не зажегся. Она пробралась между обломками к телевизору, однако включить его так и не смогла. Электричества не было.
– Бати! – воскликнул Моки. – Хеле май. Полюбуйся вместе со мной на Халеакалу. Обитель солнца возродила его пламя! Она зовет нас домой!
Калабати стояла среди обломков, зная, что время, отпущенное ей на спокойную жизнь, подошло к концу, что теперь уже ничего не будет как прежде. Ей стало страшно.
– Это было не просто извержение Халеакалы, Моки, – сказала она, и голос ее задрожал, как пол под ногами. – Случилось что-то еще, более жестокое, чем возрождение к жизни старого вулкана. Настоящая катастрофа.
«Конец света», – подумала Калабати.
Охваченная этим предчувствием, она не могла унять дрожь, и древнее ожерелье покачивалось у нее на груди. Казалось, сам воздух зашелся в крике, обретя облегчение во внезапной насильственной смерти, покончившей с мучениями.
Халеакала проснулся, но что случилось еще? Что именно?
Потом он забился в конвульсиях в объятиях смерти и ужаса, когда возродились к жизни тихоокеанские вулканы. Напряжение стало почти невыносимым.
Поступательный ход перемен набирал скорость. Он стал таким огромным, что гранитное обиталище, едва вмещавшее его, стало расширяться, роняя обломки вниз, сквозь трещину, образовавшуюся на дне пещеры. Она тоже была бездонной, как и все стальные на земном шаре, только вела в другое место, туда, где полыхает ледяное пламя. Даже сейчас слабые отблески этого пламени были различимы в глубинах пещеры.
И началось перерождение... Его конечности стали толще и затвердели, как камень. Голова утонула в туловище, иее его естество вместилось в мягком, имеющем форму луковицы кусочке плоти, оказавшемся в центре колеса с четырьмя спицами.
Он распространял свои невидимые корни все дальше и дальше в поисках подпитывающих его соков. Он никогда не насытится до конца.
Моана пука появилась ближе квечеру.
Калабати и Моки стояли на ланаи и смотрели, как солнце необычайно рано опускается в Тихий океан. Было всего четверть шестого. В то же время они поглядывали в сторону аэропорта. Никогда еще там не было так многолюдно.
– Посмотри на них, – сказал Моки с ухмылкой, обнимая ее за талию, – они все в панике от того, что день становится короче. Видишь, как резво удирают.
– Мне тоже страшно, – сказала Калабати.
– Не надо поддаваться страху, – ответил он. – Если японские малихини уберутся к себе на остров, а хаолы на континент – желательно в Нью-Йорк, где они провалятся в трещину, образовавшуюся в Центральном парке, это будет замечательно. Тогда нашим островом полностью завладеют гавайцы.
Новость о таинственной дыре на Овечьем Пастбище в Нью-Йорке потрясла Калабати. Она хорошо знала эти места. В свое время у ее брата Кусума была квартира с видом на Центральный парк.
– Я тоже не гавайка.
Он еще крепче обнял ее:
– Гавайка. Во всяком случае, с тех пор, как ты со мной.
Но почему-то его ласка не успокоила Калабати. Еще какое-то время они понаблюдали за аэропортом, потом Моки убрал руку и облокотился об ограду, переведя взгляд с долины на небо.
– Что-то должно произойти. И очень скоро. У тебя нет такого чувства?
Калабати кивнула:
– У меня уже несколько дней такое чувство.
– Что-то, прекрасное!
Прекрасное? Неужели он и в самом деле так думает? С тех пор как ветры задули в другую сторону, ее не покидал страх.
– Нет, совсем не прекрасное. Напротив, что-то ужасное.
Его ухмылка стала жестокой.
– Ужасное для других, но для нас прекрасное. Подожди, скоро сама все увидишь.
Последнее время Калабати просто не знала, как быть с Моки. С прошлой среды, когда рана на его руке зажила, у него появились какие-то странности. К примеру, он каждый день наносил себе рану, желая убедиться, что чудодейственная сила по-прежнему с ним, и рана заживала все быстрее. И всякий раз дикий блеск в его глазах становился все заметнее.
Когда стемнело, Калабати собралась уйти, но Моки схвати ее за руку:
– Подожди. Что это там?
Он смотрел в восточную сторону, на Кахулуи и дальше. Калабати тоже посмотрела в том направлении. Что-то необычное происходило на воде. Она была белого цвета, взболтанная, пузырящаяся. Произошли какие-то гигантские катаклизмы. Чувствуя, как поднимается в ней недоброе предчувствие, Калабати сняла с крючка бинокль и навела на воду.
Сначала она увидела, что вода пенится и бурлит, образуя какие-то немыслимые водовороты. Но постепенно углядела в этом хаосе определенную закономерность и устойчивые формы. Вода теперь завихрялась в одном направлении, против часовой стрелки, вращаясь вокруг центральной точки. Потом этот центр вращения стал уходить под воду, превратившись в подобие огромной пасти, которая все всасывала в себя.
– Моки, смотри. – Она протянула ему бинокль.
– Я и так вижу, – проговорил он, но бинокль все-таки взял.
Пока он наводил окуляры, Калабати наблюдала за выражением его лица.
– Думаю, что дело тут не в подводных течениях – слишком близко от берега. Должно быть, на дне океана образовалась трещина. Погоди, погоди! – Он опустил бинокль и взволнованно посмотрел на нее: – Дыра! Не просто трещина на дне океана, а такая же дыра, как в Центральном парке. Теперь у нас есть своя собственная дыра!
Они вместе наблюдали, как расширяется водоворот, и все начинает вращаться в одном направлении. Моки с нескрываемым волнением, а Калабати – с нарастающим чувством страха. Происходившие в остальном мире несчастья докатились и до их рая. Им не избежать бедствий. Они наблюдали за происходящим до самой темноты, а затем пошли в дом и включили телевизор, чтобы послушать выпуск новостей. Все ученые сходились на том, что дно океана дало трещину – наподобие того феномена, который произошел в Центральном парке. Туземцы уже дали ей название: моана пука – дыра в океане.
Моки больше не мог сдерживать охватившего его волнения. Возбужденно жестикулируя, он стал расхаживать по комнате.
– Понимаешь, что происходит, Бати? Бездонная пропасть будет затягивать в себя воду. Океан обмелеет. И знаешь, что будет потом?
Калабати молча покачала головой. У нее появилось непреодолимое ощущение, что это начало конца.
– Сейчас объясню. Великий Мауи возродится. – Он подошел к двери и показал рукой куда-то в темноту. – Молокаи, Ланаи, Кахулава, даже маленький Молокини – все это были составные части Мауи, в доледниковый период связанные с нашим островом сушей и не разъединенные, как ныне, морскими протоками. Я предвижу, что сейчас все идет к тому же самому, Бати. Они воссоединятся, вновь станут одним целым после столетий раздельного существования. Единый кусок суши размером с Большой остров. А может быть, еще крупнее. И я сыграю свою роль в будущем, которое ждет Великий Мауи.
– Какое будущее? – переспросила Калабати, подойдя к нему. – Если уровень воды в Тихом океане так сильно упадет, это будет всеобщим концом!
– Нет, Бати. Не концом. Началом. Началом нового мира.
В этот момент небо озарилось огнем, как будто зажегся факел. На противоположной стороне острова Калабати ясно, как днем, разглядела побережье Лахаина, долину Иао на западе Мауи и остров Ланаи, отделенный протоком. Потом ревущий поток раскаленного воздуха с мелкими осколками промчался, как смерч, у них над головами, дуя в разные стороны, в то время как они с Моки оставались в прохладной тени, защищенные огромным массивом Халеакалы.
– Шива, что же ты делаешь! – воскликнула она на бенгальском диалекте, на котором говорила в детстве.
Вдруг пол закачался и стал уходить у нее из-под ног, а ночная тишина взорвалась глухим ревом, который пронзил все ее тело до самых глубин естества.
Калабати упала и, распластавшись на полу, услышала еле слышный голос Моки:
– Землетрясение!
Он подполз к ней, накрыл своим телом, защитив от ломающихся полок, разбивающихся вдребезги лампочек и статуэток.
Казалось, прошла целая вечность. Калабати никак не могла понять, как до сих пор держатся подпорки, на которых установлен дом. В любой момент они могли рухнуть, и тогда дом покатился бы по склону. Единственный раз в своей жизни, когда Джек одолжил у нее на несколько часов ожерелья и прожитые сто пятьдесят лет разом опустились всей своей тяжестью ей на плечи, она так близко ощущала гибель.
Подземные толчки не прекращались, но стали слабее. Моки отпустил ее, и Калабати вскочила на ноги.
– Пехеа ое?
– Кажется, я в порядке, – ответила она, но не на гавайском.
Они ухватились друг за друга, словно матросы при качке на палубе. Калабати огляделась. Просторная комната была завалена обломками. Везде валялись разбитые скульптуры Моки и сломанные постаменты из лавы.
– О, Моки, твои работы!
– Скульптуры теперь никому не нужны, – сказал он, все крепче прижимая ее к себе. – Это все в прошлом. Я бы и сам их разбил. Разве ты не видишь, Бати? Это начало того нового, о котором я тебе говорил. Вот оно!
Он потащил ее на сотрясающуюся ланаи. Там они облокотились об ограду и стали всматриваться в темнеющую массу Халеакалы, туда, где виднелась его верхушка в ореоле огня.
– Смотри, Бати, – сказал он, указывая рукой в направлении склона. – Халеакала жив! После целых столетий он пробудился к жизни. Ради меня! Ради нас!
Калабати вырвалась из его объятий и метнулась в дом. Несколько раз щелкнула выключателем, но свет не зажегся. Она пробралась между обломками к телевизору, однако включить его так и не смогла. Электричества не было.
– Бати! – воскликнул Моки. – Хеле май. Полюбуйся вместе со мной на Халеакалу. Обитель солнца возродила его пламя! Она зовет нас домой!
Калабати стояла среди обломков, зная, что время, отпущенное ей на спокойную жизнь, подошло к концу, что теперь уже ничего не будет как прежде. Ей стало страшно.
– Это было не просто извержение Халеакалы, Моки, – сказала она, и голос ее задрожал, как пол под ногами. – Случилось что-то еще, более жестокое, чем возрождение к жизни старого вулкана. Настоящая катастрофа.
«Конец света», – подумала Калабати.
Охваченная этим предчувствием, она не могла унять дрожь, и древнее ожерелье покачивалось у нее на груди. Казалось, сам воздух зашелся в крике, обретя облегчение во внезапной насильственной смерти, покончившей с мучениями.
Халеакала проснулся, но что случилось еще? Что именно?
* * *
Боль схлынула. Только состояние экстаза не проходило. Ночные чудовища метались над ним в вышине. Своим пробуждением они вызывали в нем страх и тоску.Потом он забился в конвульсиях в объятиях смерти и ужаса, когда возродились к жизни тихоокеанские вулканы. Напряжение стало почти невыносимым.
Поступательный ход перемен набирал скорость. Он стал таким огромным, что гранитное обиталище, едва вмещавшее его, стало расширяться, роняя обломки вниз, сквозь трещину, образовавшуюся на дне пещеры. Она тоже была бездонной, как и все стальные на земном шаре, только вела в другое место, туда, где полыхает ледяное пламя. Даже сейчас слабые отблески этого пламени были различимы в глубинах пещеры.
И началось перерождение... Его конечности стали толще и затвердели, как камень. Голова утонула в туловище, иее его естество вместилось в мягком, имеющем форму луковицы кусочке плоти, оказавшемся в центре колеса с четырьмя спицами.
Он распространял свои невидимые корни все дальше и дальше в поисках подпитывающих его соков. Он никогда не насытится до конца.
Воскресенье
1. ВОСКРЕСЕНЬЕ В НЬЮ-ЙОРКЕ
Из телепередачи:
«Доброе утро. Вы смотрите специальный выпуск передачи „Воскресное утро“. Сегодня солнце взошло в 7JO, и мы увидели, что не только опустошенный Нью-Йорк, но и весь мир содрогнулся от событий прошлой ночи».
Вот это ночь.
Джек стоял, позевывая, в предрассветной прохладе возле дома Джии. Он озяб и подтянул «молнию» на куртке повыше.
Уже июнь на дворе, подумал он. Неужели так и не потеплеет?
С того берега Ист-Ривер, над районом Куинс, быстро поднималось красное солнце. Казалось, можно проследить за его движением. Саттон-сквер никогда еще не выглядел так ужасно. В пятницу квартал городских домов уцелел, но в последнюю ночь ему здорово досталось. Стекла со стороны шоссе были разбиты, разодранные сетки свисали с окон.
Зубастые и шарообразные жуки улетели, но пришли более крупные твари. К счастью, деревянные ставни на окнах дома Джии были не только декоративными. Они крепились на прочных карнизах и полностью закрывали окна. Ночь была долгой и напряженной, до самого рассвета слышалось алчное жужжание, но Джия и Джек провели ее в безопасности. Чего нельзя было сказать о других людях.
Джек как раз размышлял, не нуждается ли в помощи кто-нибудь из соседей, как вдруг заметил нечто, повисшее на угловом фонаре. Что-то большое и обмякшее.
Он подошел ближе и остановился, поняв, что перед ним труп. Кажется, женщины, но настолько истерзанный, что это трудно было определить.
Как он там очутился? На высоте двадцати футов? Неужели твари из трещины способны летать с такой ношей?
Положение ухудшалось быстрее, чем он ожидал.
Джек проверил девятимиллиметровый «лама», висевший у него на плече в кобуре, и запасные обоймы в карманах, потом вернулся и осмотрел «ральф». Черный брезент был сверху разодран, антенна обгрызена и согнута почти пополам. Краска на капоте пузырилась словно от кислоты. Переднее стекло залеплено зловонными пятнами. Джек вытер их тряпкой из багажника.
Ну и ну! Что случилось с «ральфом»?
Джек оглянулся и увидел на крыльце дома Вики, одетую в джинсы, фланелевую рубашку и жакет. С маленьким чемоданчиком в руке она выглядела настоящей провинциалкой, приехавшей к родственникам в большой город. В ее голубых глазах отразились удивление и испуг, когда она увидела изуродованный верх машины.
– Это все твари из трещины, – сказал Джек и помахал ей рукой, стараясь отвлечь ее внимание от висевшего на фонаре трупа. – Поэтому я и хочу увезти вас с мамой отсюда.
– Мама пока не хочет уезжать.
– Я знаю, Вики. Знаю, черт возьми.
Джия не хотела покидать город, полагая, что они с Вики вполне могут переждать опасность здесь, в кирпичном доме на Саттон-сквер. Но Джек так не думал. Он считался с ее желаниями, но до тех пор, пока не убедился, что ей угрожает опасность. Прошлой ночью он был непреклонен, стараясь уговорить ее, и в конце концов она согласилась уехать из города с Эйбом, как только наступит рассвет.
– Вы из-за этого ночью ссорились с мамой?
– Мы не ссорились. Просто... у нас выявились некоторые разногласия.
– Да? А я думала, вы здорово поссорились.
– Я – с твоей мамой? Поссорился? Никогда! Давай, Вики. Устраивайся поудобнее в «ральфе».
В этот момент появилась Джия. На ней были джинсы и свитер с вырезом поверх белой водолазки. Глаза, также отливавшие голубизной, как и у Вики, широко раскрылись, когда она оглядела улицу. Она провела рукой по светлым волосам:
– О Господи!
– Это еще что, – сказал Джек. – Ты увидишь, что творится в остальных частях города. – Он приложил указательный палец к губам и молча показал на висевшее на фонаре тело.
– О Боже!
– Ты все еще считаешь, что здесь вы в безопасности? – спросил Джек.
– Прошлую ночь мы провели нормально.
До сих пор упрямится.
– Но дальше будет хуже.
– Ты уже тысячу раз это говорил.
– Две тысячи раз. Я дорого заплатил за то, чтобы быть уверенным в этом.
– А ты уверен, что в том месте, куда мы уедем с Эйбом, будет лучше?
– Там вы будете как в крепости.
Она пожала плечами, но сказала:
– Ну хорошо, я уже собрала вещи. Как обещала. Но по-прежнему считаю, что эта поездка – безумие.
Джек поспешил в дом, чтобы вынести чемоданы, прежде чем на передумает. Он уложил часть вещей в багажник, остальное оставил на заднее сиденье рядом с Вики. Не переставая ворчать, Джия с явной неохотой уселась впереди. Ветер трепал изодранный верх машины, когда он вырулил к Пятьдесят седьмой стрит, а потом выехал на длинную автостраду, ведущую к Пятой авеню.
Все было скверно, но не так скверно, как вчера. На острове Манхэттен только ранним утром, в воскресенье, царит тишина, но в это воскресенье здесь было еще меньше машин, чем обычно. И главным образом полицейские, или аварийные, или что-нибудь в этом роде. Мостовые поблескивали осколками стекла. Там и сям валялись сморщенные оболочки, некогда вмещавшие в себя человеческую плоть. Несколько таких болтались, за что-то зацепившись, как будто из них все высосали, а потом сбросили вниз. Джек то и дело беспокойно поглядывал на сидевшую сзади Вики, но она была поглощена чтением одной из книг из серии Нэнси Дрю и не замечала ничего вокруг.
Хорошо. Он продолжал поглядывать на Джию, замечая, как по мере продвижения вперед ее лицо становится все напряженнее и бледнее. У Мэдисон-авеню оно приобрело пепельно-серый оттенок. Выбрав момент, когда Джек притормозил на красный свет, Джия посмотрела на него, еще шире раскрыв глаза, и заговорила едва слышно:
– Джек... Я... что?..
Потом умолкла и стала смотреть куда-то вдаль.
Джек ничего не ответил, но теперь был уверен, что его идея покинуть город больше не вызовет возражений.
Внезапно справа от них раздался звон разбитого стекла, когда дисплей от компьютера полетел в единственное уцелевшее окно ювелирного магазина.
Парень с блестящими глазами, с сальными волосами каштанового цвета, в грязной рубахе и рваных джинсах вылез в образовавшуюся дыру и захохотал, спрыгнув на мостовую Он был белокожий, но по количеству висевших на нем золотых цепочек и ожерелий вполне мог сойти за негра-контрабандиста. От обилия колец пальцы почти не сгибались. Второй парень, покрупнее, одетый как и первый и тоже увешанный украшениями, покинул магазин более традиционным способом – через дверь. Оба подняли вверх растопыренные пятерни, как принято у металлистов, и направились к «корвейеру».
«Доброе утро. Вы смотрите специальный выпуск передачи „Воскресное утро“. Сегодня солнце взошло в 7JO, и мы увидели, что не только опустошенный Нью-Йорк, но и весь мир содрогнулся от событий прошлой ночи».
* * *
МанхэттенВот это ночь.
Джек стоял, позевывая, в предрассветной прохладе возле дома Джии. Он озяб и подтянул «молнию» на куртке повыше.
Уже июнь на дворе, подумал он. Неужели так и не потеплеет?
С того берега Ист-Ривер, над районом Куинс, быстро поднималось красное солнце. Казалось, можно проследить за его движением. Саттон-сквер никогда еще не выглядел так ужасно. В пятницу квартал городских домов уцелел, но в последнюю ночь ему здорово досталось. Стекла со стороны шоссе были разбиты, разодранные сетки свисали с окон.
Зубастые и шарообразные жуки улетели, но пришли более крупные твари. К счастью, деревянные ставни на окнах дома Джии были не только декоративными. Они крепились на прочных карнизах и полностью закрывали окна. Ночь была долгой и напряженной, до самого рассвета слышалось алчное жужжание, но Джия и Джек провели ее в безопасности. Чего нельзя было сказать о других людях.
Джек как раз размышлял, не нуждается ли в помощи кто-нибудь из соседей, как вдруг заметил нечто, повисшее на угловом фонаре. Что-то большое и обмякшее.
Он подошел ближе и остановился, поняв, что перед ним труп. Кажется, женщины, но настолько истерзанный, что это трудно было определить.
Как он там очутился? На высоте двадцати футов? Неужели твари из трещины способны летать с такой ношей?
Положение ухудшалось быстрее, чем он ожидал.
Джек проверил девятимиллиметровый «лама», висевший у него на плече в кобуре, и запасные обоймы в карманах, потом вернулся и осмотрел «ральф». Черный брезент был сверху разодран, антенна обгрызена и согнута почти пополам. Краска на капоте пузырилась словно от кислоты. Переднее стекло залеплено зловонными пятнами. Джек вытер их тряпкой из багажника.
Ну и ну! Что случилось с «ральфом»?
Джек оглянулся и увидел на крыльце дома Вики, одетую в джинсы, фланелевую рубашку и жакет. С маленьким чемоданчиком в руке она выглядела настоящей провинциалкой, приехавшей к родственникам в большой город. В ее голубых глазах отразились удивление и испуг, когда она увидела изуродованный верх машины.
– Это все твари из трещины, – сказал Джек и помахал ей рукой, стараясь отвлечь ее внимание от висевшего на фонаре трупа. – Поэтому я и хочу увезти вас с мамой отсюда.
– Мама пока не хочет уезжать.
– Я знаю, Вики. Знаю, черт возьми.
Джия не хотела покидать город, полагая, что они с Вики вполне могут переждать опасность здесь, в кирпичном доме на Саттон-сквер. Но Джек так не думал. Он считался с ее желаниями, но до тех пор, пока не убедился, что ей угрожает опасность. Прошлой ночью он был непреклонен, стараясь уговорить ее, и в конце концов она согласилась уехать из города с Эйбом, как только наступит рассвет.
– Вы из-за этого ночью ссорились с мамой?
– Мы не ссорились. Просто... у нас выявились некоторые разногласия.
– Да? А я думала, вы здорово поссорились.
– Я – с твоей мамой? Поссорился? Никогда! Давай, Вики. Устраивайся поудобнее в «ральфе».
В этот момент появилась Джия. На ней были джинсы и свитер с вырезом поверх белой водолазки. Глаза, также отливавшие голубизной, как и у Вики, широко раскрылись, когда она оглядела улицу. Она провела рукой по светлым волосам:
– О Господи!
– Это еще что, – сказал Джек. – Ты увидишь, что творится в остальных частях города. – Он приложил указательный палец к губам и молча показал на висевшее на фонаре тело.
– О Боже!
– Ты все еще считаешь, что здесь вы в безопасности? – спросил Джек.
– Прошлую ночь мы провели нормально.
До сих пор упрямится.
– Но дальше будет хуже.
– Ты уже тысячу раз это говорил.
– Две тысячи раз. Я дорого заплатил за то, чтобы быть уверенным в этом.
– А ты уверен, что в том месте, куда мы уедем с Эйбом, будет лучше?
– Там вы будете как в крепости.
Она пожала плечами, но сказала:
– Ну хорошо, я уже собрала вещи. Как обещала. Но по-прежнему считаю, что эта поездка – безумие.
Джек поспешил в дом, чтобы вынести чемоданы, прежде чем на передумает. Он уложил часть вещей в багажник, остальное оставил на заднее сиденье рядом с Вики. Не переставая ворчать, Джия с явной неохотой уселась впереди. Ветер трепал изодранный верх машины, когда он вырулил к Пятьдесят седьмой стрит, а потом выехал на длинную автостраду, ведущую к Пятой авеню.
Все было скверно, но не так скверно, как вчера. На острове Манхэттен только ранним утром, в воскресенье, царит тишина, но в это воскресенье здесь было еще меньше машин, чем обычно. И главным образом полицейские, или аварийные, или что-нибудь в этом роде. Мостовые поблескивали осколками стекла. Там и сям валялись сморщенные оболочки, некогда вмещавшие в себя человеческую плоть. Несколько таких болтались, за что-то зацепившись, как будто из них все высосали, а потом сбросили вниз. Джек то и дело беспокойно поглядывал на сидевшую сзади Вики, но она была поглощена чтением одной из книг из серии Нэнси Дрю и не замечала ничего вокруг.
Хорошо. Он продолжал поглядывать на Джию, замечая, как по мере продвижения вперед ее лицо становится все напряженнее и бледнее. У Мэдисон-авеню оно приобрело пепельно-серый оттенок. Выбрав момент, когда Джек притормозил на красный свет, Джия посмотрела на него, еще шире раскрыв глаза, и заговорила едва слышно:
– Джек... Я... что?..
Потом умолкла и стала смотреть куда-то вдаль.
Джек ничего не ответил, но теперь был уверен, что его идея покинуть город больше не вызовет возражений.
Внезапно справа от них раздался звон разбитого стекла, когда дисплей от компьютера полетел в единственное уцелевшее окно ювелирного магазина.
Парень с блестящими глазами, с сальными волосами каштанового цвета, в грязной рубахе и рваных джинсах вылез в образовавшуюся дыру и захохотал, спрыгнув на мостовую Он был белокожий, но по количеству висевших на нем золотых цепочек и ожерелий вполне мог сойти за негра-контрабандиста. От обилия колец пальцы почти не сгибались. Второй парень, покрупнее, одетый как и первый и тоже увешанный украшениями, покинул магазин более традиционным способом – через дверь. Оба подняли вверх растопыренные пятерни, как принято у металлистов, и направились к «корвейеру».