Страница:
Джеку пришлось признать, правда про себя, что Ба действительно водит машину лучше, чем он.
Поворот на шоссе Виаполи возник так скоро, что они проскочили мимо, но Ба в считанные секунды развернул машину и вернулся обратно, а потом свернул на шоссе. И вот тут-то им пришлось по-настоящему туго. Асфальтовая дорога перешла в грунтовую, петлявшую по крутому склону. А когда они сбавили скорость, ночные чудовища стали биться о стекла и грызть брезентовый верх.
«Я правильно сделал, что выбрал „джип“», – подумал Джек. Вскоре фары высветили написанный от руки указатель: «Шоссе Пали». Ба снова сделал поворот, и от дороги остались просто две колеи. Они проехали по этим залитым водой колеям до самого конца, пока не уперлись в стену дома, обрамленного кедрами, возвышающегося над долиной. Ба притормозил и навел фары на Узкую дверь в бетонном проеме.
Джек включил в салоне свет и сверился с картой.
– Это он. Как ты думаешь, кто-нибудь есть там?
Ба всмотрелся через переднее стекло:
– Свет горит.
– Стоит, пожалуй, зайти.
В этот момент жук-копьеносец пробуравил брезентовый верх и едва не ужалил Джека в голову. Сквозь дыру тут же просунулись жадные язычки. Когда они убрались, через отверстие стали просачиваться капли морской воды.
– Пойдем, – сказал Джек, – что мы с тобой прихватим – биты и винтовки?
Ба кивнул и взялся за второй «Спаз-12».
– Значит так, встретимся у переднего бампера и будем пробираться к дому спина к спине. Стреляем только в случае необходимости. Пошли.
Джек пинком отворил дверцу, выскочил навстречу потокам дождя и метнулся к бамперу. Какой-то жук прострекотал рядом с его головой, и он не глядя махнул битой, утыканной острыми зубами. Раздался хруст, что-то шлепнулось на землю. В свете фар он увидел Ба и встал спиной к его спине. Копьеголовый жук подлетел на небольшой высоте, метя Джеку в пах, и одновременно жук-брюхо прицелился ему в лицо. Морская вода разъедала рану на руке, оставшуюся после первой встречи с жуками. В этот раз он решил не подпускать их слишком близко. Ударил копьеголового жука, раздробив ему крылья, проткнув дулом винтовки мешочек с кислотой.
– Двигаемся, – сказал Джек, – я пойду впереди.
Они стали продвигаться к двери, похожие на сросшихся спинами сиамских близнецов. При этом Джек расчищал дорогу битой и винтовкой, а Ба отмахивался сзади, защищая тылы. Когда они достигли двери, Джек сначала постучал по ее прочным доскам, но потом решил, что ждать некогда. Он отдал Ба свою биту и достал из кармана кусочек пластмассы, мысленно хваля себя за то, что взял Ба с собой. Сейчас, в свете фар было хорошо видно, как великан вьетнамец, держа в каждой руке по бите, косит жуков направо и налево. К счастью, здесь их было не столько, сколько в Нью-Йорке, но все равно, если бы не Ба, его бы просто съели живьем на пороге дома.
Джек довольно быстро подцепил задвижку, и они ворвались в кухню. Он успел рассмотреть раковину и стиральную машину потом дверь захлопнулась, и они оказались в темноте, в полной безопасности, задыхающиеся и промокшие до нитки.
– Ты в порядке?
– Да, – ответил Ба, – а ты?
– Я так просто отлично. Пойдем взглянем, кто...
Внезапно лампа на потолке зажглась. На пороге появился высокий темнокожий человек с каштановыми волосами, в набедренной повязке и головном уборе из перьев, и Джек расхохотался бы от такого зрелища, если бы не направленный на них «марлин» 336-го.
– Кто вы такие? – спросил он.
Джек поднял руки.
– Мы всего лишь путешественники, ищем, где укрыться от непогоды.
– Здесь не дают приют малихини. – Он сделал шаг вперед и поднял ружье. – Убирайтесь вон. Хеле аки ое!
– Подождите, – сказал Джек, – мы разыскиваем миссис Бхакти, Калабати Бхакти. Нам сказали, что она живет здесь.
– Понятия не имею, кто это. Убирайтесь!
Хотя человек этот и бровью не повел, услышав имя Калабати, висевшее у него на шее ожерелье ничем не отличалось от того, что лежало у Джека в кармане. Ясно, он лжет!
Вдруг Джек услышал, как кто-то произнес:
– Джек!
Калабати спустилась на первый этаж вслед за Моки посмотреть, кто пришел, и осталась стоять в темном коридоре, наблюдая за происходящим. Внизу стояли двое, промокшие, в рваной одежде. Один – азиат огромного роста, второй – до боли знакомый, среднего роста, темноволосый, темноглазый, с белым цветом кожи, похожий на кавказца. Но лишь когда он произнес ее имя, она узнала его окончательно. Не может быть!
Несмотря на прилипшие ко лбу мокрые волосы, несмотря на то, что усталость делала его старше, это не мог быть никто другой. Сердце едва не выскочило у нее из груди.
Женщина бросилась к Джеку, протягивая к нему руки. Никогда еще она не была так рада чьему бы то ни было появлению.
– Джек! Я думала, тебя нет в живых! – Она обвила руками его шею и прижалась к нему.
Джек тоже обнял ее, но без особого энтузиазма.
– Да, это я, – сказал он сдержанно. – Вот приехал узнать, как ты живешь.
Она чуть отступила назад, все еще изумленно глядя на него:
– Но когда я оставила тебя, ты был...
– Я залечил раны – сам.
Калабати почувствовала, как Моки приближается к ней сзади. Обернувшись, она с облегчением увидела, что он опустил ствол винтовки. Она выдавила из себя улыбку:
– Моки, это Джек. Мой старый, хороший друг.
– Джек? – переспросил он, метая взгляды то в нее, то в пришельца. – Тот самый Джек, которого ты любила и который погиб в Нью-Йорке? Тот самый?
– Да. – Она в замешательстве посмотрела на Джека. – Как видишь, я ошиблась, считая его погибшим. Разве это не замечательно? Джек, это Моки.
У Калабати перехватило дыхание. Реакцию Моки невозможно предугадать. Он вообще стал непредсказуемым, точнее сказать, неуравновешенным, с тех пор как в нем стали происходить все эти перемены.
Моки, улыбаясь, протянул Джеку руку:
– Алоха, Джек. Рад приветствовать тебя в своем королевстве.
Калабати заметила, как напряглись мышцы на лбу Моки, когда он сжал руку Джека, и как тот слегка поморщился, прежде чем улыбнуться.
– Благодарю, Моки. А это мой хороший друг, Ба Тху Нгуен.
Теперь настала очередь Моки морщиться, когда вьетнамец пожимал ему руку.
– Вы как раз вовремя, – сказал Моки, – мы собирались отправиться на церемонию.
– Может быть, нам лучше остаться дома? – спросила Калабати. – Тем более что к нам пришли.
– Чепуха! Они пусть идут с нами. Я просто требую этого.
– Уж не собираетесь ли вы выйти наружу? – поинтересовался Джек.
– Конечно. Мы должны подняться в горы, туда, где горят огни. Ночные твари не помешают нам. Тем более что они избегают высокогорных районов. Вы удостоены чести наблюдать церемонию ножа.
Моки уже рассказал ей о церемонии, которую придумал вместе с ниихаусцами. Она должна была стать повторением кровавой драмы, происшедшей накануне. У Калабати не было ни малейшего желания участвовать в этой церемонии, и приход Джека явился хорошим поводом, чтобы остаться.
– Моки, – сказала Калабати, – почему бы тебе не сходить одному? Наши гости замерзли и промокли.
– Да, – поддержал ее Джек, – а как быть с дождем? Мы немного...
– Ерунда! Возродившийся к жизни огонь Халеакалы высушит вашу одежду и вернет вам силы.
– Отправляйся один, Моки, – сказала Калабати, – без нас Церемония вполне может состояться, а вот без тебя ничего не получится.
В глазах Моки легко можно было прочесть: «Оставить тебя здесь, с твоим бывшим любовником? Ты за дурака меня считаешь?» Он обернулся к Джеку:
– Если вы не пойдете, я это сочту оскорблением.
– Гостям не пристало оскорблять хозяина, – сказал огромный вьетнамец.
Калабати заметила, как Джек и Ба быстро переглянулись между собой, потом Джек повернулся к Моки:
– Мы не можем отказаться от такой чести. Ведите нас.
Калабати тряслась в «исуцу-трупер», который вел Моки к освещенной пламенем вершине Халеакалы.
– А что это за церемония? – спросил Джек, сидевший позади Калабати.
– Скоро сами увидите, – ответил Моки.
– Это традиционный обряд или что-то другое?
– Не совсем традиционный, – ответил Моки, – хотя и с элементами традиционных обрядов – древние гавайцы часто приносили жертвы в честь Пеле. Но этот обряд я сам придумал.
Оборачиваясь назад, Калабати видела лишь силуэты Джека и его немногословного спутника.
– Пеле? – переспросил Джек.
– Это гавайская богиня огня, – пояснила Калабати, – повелительница вулканов.
– Что же будем там делать? Бросать в пропасть ананасы и кокосовые орехи?
Моки рассмеялся, поворачивая машину:
– Пеле не нужны ни фрукты, ни кокосы. Она требует настоящие жертвы – людей.
Джек хмыкнул.
– Он не шутит, – сказала Калабати.
Джек ничего не ответил, но даже в темноте женщина почувствовала на себе его взгляд. Она понимала его немой вопрос: как могла она дойти до такого? Ей хотелось все объяснить, но при Моки это было невозможно.
По мере приближения к Красной горе и обсерватории дорога становилась все лучше. Моки остановил машину примерно в четверти мили от вершины, и они вчетвером пошли пешком к кромке кратера, освещаемые холодным светом какой-то странной луны.
А там, примерно милей ниже, бушевало пламя. Бурлящий центр кратера – конечная точка, куда по каким-то неведомым каналам доставлялась расплавленная начинка земли, – находился в постоянном движении. Пузыри вздымались и лопались на его подернутой рябью поверхности, разбрызгивая во все стороны жидкую лаву.
Гейзеры лавы били вверх, словно фонтаны воды, выбрасываемые китом, образуя в воздухе оранжевые арки высотой в тысячи футов. И среди этого хаоса, среди вакханалии всеобщего разрушения неизменным оставался только вливающийся в океан раскаленный поток.
Даже здесь, на высоте тысячи футов, несмотря на холодный ветер, дующий в спину, их обдавало жаром вулкана. Калабати наблюдала, как Джек согревает руки, вытянув их перед собой, как поворачивается мокрой спиной к пламени. Он, должно быть, совсем закоченел. Азиат тоже поворачивался в разные стороны, просушивая одежду.
– Я понял, почему Пеле стала вести себя так хуху, – говорил Моки, стараясь перекричать гул Халеакалы, – она увидела, как ее народ отходит от древнего образа жизни и становится малихини по отношению к своим собственным традициям. Она подает нам знак.
Джек не отрываясь смотрел на огонь.
– Я бы сказал, что она весьма чувствительная дама.
– О! – воскликнул Моки, посмотрев вправо. – Вот и остальные участники церемонии прибыли. Теперь можно начинать.
Он пошел навстречу ниихаусцам. Старший из них – алии – приподнял свой головной убор из перьев, и все преклонили колени перед Моки.
Калабати почувствовала, как чья-то холодная ладонь ежа ее руку. Это был Джек.
– Он ведь просто валяет дурака, когда говорит о человеческих жертвоприношениях, правда? Полагаю, сейчас будет представление с участием Боба Хопа, Бинга Кросби и Дороти Ламор.
Калабати трудно было выдержать его взгляд.
– Очень жаль, но он говорил все это вполне серьезно. Эти люди в убранстве из перьев – последние чистокровные гавайцы с запретного острова Ниихау, ведущие традиционный образ жизни. Прошлой ночью Моки вышел к ним и объявил, что он – Мауи.
Джек посмотрел на нее широко раскрытыми глазами:
– Он что, считает себя островом?
– Нет. Он, конечно, безумен, но не до такой степени. Мауи – это бог, который пришел сюда много веков назад, изловил солнце и заставил его удлинить день. Когда Моки сказал им, что он – Мауи, ниихаусцы не поверили. И один из них проткнул ему грудь копьем.
Джек посмотрел в ту сторону, где стоял Моки, беседуя с ниихаусским алии.
– Ты хочешь сказать, пытался проткнуть ему грудь?
– Нет. Копье вошло глубоко, вот здесь.
Она дотронулась до того места, где у Джека находилось сердце. Ей с самого начала хотелось потрогать его, чтобы убедиться, что он действительно жив и находится здесь. Это оказалось правдой.
Джек бросил на нее быстрый взгляд, потом снова стал наблюдать за Моки.
– Это из-за ожерелья?
Калабати кивнула.
– Когда я носил его, оно не действовало таким образом.
– Оно никогда так не действовало, кто бы его ни носил. Что-то с ним произошло. Его силу стимулировали, заставили действовать активнее, только я не знаю, каким образом.
– Зато я знаю, – сказал Джек, не сводя глаз с Моки.
– Ты знаешь? Откуда ты можешь знать?..
– Вот за этим я сюда и приехал. Там, в Нью-Йорке, есть один человек, которому, может быть, удастся вернуть наш мир в нормальное состояние. Но чтобы это сделать, ему нужно ожерелье.
Калабати передернуло от мысли, что ей придется отдать какому-то незнакомцу второе ожерелье. Она отвернулась, посмотрела на Моки, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, как ниихаусец средних лет поднялся и стал приближаться к Моки с поднятым ножом. Моки стоял не дрогнув, не выказывая ни малейшего страха. Он даже жестом звал этого человека. Ниихаусец подошел совсем близко, он молниеносным движением поднял нож и вонзил его в грудь Моки.
– Боже Иисусе! – вскрикнул Джек, в то время как Ба, с застывшим лицом, что-то пробормотал.
А там, на краю пропасти, Моки отступил на шаг и выпрямился. Он взялся за рукоятку ножа обеими руками и медленно, спокойно, несмотря на то, что его тело сотрясалось в конвульсиях, вытащил из груди окровавленное лезвие. Ниихаусец смотрел на него в немом изумлении, приоткрыв рот, воздев руки к небу. Моки подождал с секунду, а затем поразил его ножом, с которого капала кровь, в самое сердце.
Когда человек зашелся в предсмертном крике, Джек отвернулся. Калабати продолжала смотреть. Человеческие жертвоприношения были в детстве неотъемлемой частью ее жизни. Она родилась от жреца и жрицы храма, где людей регулярно отдают на растерзание ракшасам, и это становится обыденной вещью. Необходимостью. Потому что ракшасы должны быть сыты. Но то, что происходит сейчас, отвратительно, поскольку служит лишь одной цели – подпитывает бредовые идеи, вынашиваемые Моки.
Она как раз наблюдала, как Моки поднял тело ниихаусца и швырнул его в пламя, принеся в жертву вероломной богине Пеле, когда Джек обернулся к ней:
– Какого черта ты связалась с этим маньяком?
– Это долгая и грустная история, Джек. Поверь мне, он был совершенно другим до тех пор, пока солнце и небеса не предали нас.
Сейчас она мысленно оплакивала того Моки, которым он был раньше, того Моки, который – она чувствовала это – безвозвратно потерян для нее.
– Что же, верю тебе на слово, – сказал Джек, – но сейчас его нужно остановить. И единственный способ сделать это – забрать у него ожерелье.
– Это легче сказать, чем сделать, когда перед тобой человек, который залечивает свои раны.
– У меня есть один план. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Поможешь мне?
Она кивнула:
– Да, конечно.
Только не думай, что тебе удастся завладеть ожерельем и скрыться, когда мы отберем его у Моки.
Вторник
Поворот на шоссе Виаполи возник так скоро, что они проскочили мимо, но Ба в считанные секунды развернул машину и вернулся обратно, а потом свернул на шоссе. И вот тут-то им пришлось по-настоящему туго. Асфальтовая дорога перешла в грунтовую, петлявшую по крутому склону. А когда они сбавили скорость, ночные чудовища стали биться о стекла и грызть брезентовый верх.
«Я правильно сделал, что выбрал „джип“», – подумал Джек. Вскоре фары высветили написанный от руки указатель: «Шоссе Пали». Ба снова сделал поворот, и от дороги остались просто две колеи. Они проехали по этим залитым водой колеям до самого конца, пока не уперлись в стену дома, обрамленного кедрами, возвышающегося над долиной. Ба притормозил и навел фары на Узкую дверь в бетонном проеме.
Джек включил в салоне свет и сверился с картой.
– Это он. Как ты думаешь, кто-нибудь есть там?
Ба всмотрелся через переднее стекло:
– Свет горит.
– Стоит, пожалуй, зайти.
В этот момент жук-копьеносец пробуравил брезентовый верх и едва не ужалил Джека в голову. Сквозь дыру тут же просунулись жадные язычки. Когда они убрались, через отверстие стали просачиваться капли морской воды.
– Пойдем, – сказал Джек, – что мы с тобой прихватим – биты и винтовки?
Ба кивнул и взялся за второй «Спаз-12».
– Значит так, встретимся у переднего бампера и будем пробираться к дому спина к спине. Стреляем только в случае необходимости. Пошли.
Джек пинком отворил дверцу, выскочил навстречу потокам дождя и метнулся к бамперу. Какой-то жук прострекотал рядом с его головой, и он не глядя махнул битой, утыканной острыми зубами. Раздался хруст, что-то шлепнулось на землю. В свете фар он увидел Ба и встал спиной к его спине. Копьеголовый жук подлетел на небольшой высоте, метя Джеку в пах, и одновременно жук-брюхо прицелился ему в лицо. Морская вода разъедала рану на руке, оставшуюся после первой встречи с жуками. В этот раз он решил не подпускать их слишком близко. Ударил копьеголового жука, раздробив ему крылья, проткнув дулом винтовки мешочек с кислотой.
– Двигаемся, – сказал Джек, – я пойду впереди.
Они стали продвигаться к двери, похожие на сросшихся спинами сиамских близнецов. При этом Джек расчищал дорогу битой и винтовкой, а Ба отмахивался сзади, защищая тылы. Когда они достигли двери, Джек сначала постучал по ее прочным доскам, но потом решил, что ждать некогда. Он отдал Ба свою биту и достал из кармана кусочек пластмассы, мысленно хваля себя за то, что взял Ба с собой. Сейчас, в свете фар было хорошо видно, как великан вьетнамец, держа в каждой руке по бите, косит жуков направо и налево. К счастью, здесь их было не столько, сколько в Нью-Йорке, но все равно, если бы не Ба, его бы просто съели живьем на пороге дома.
Джек довольно быстро подцепил задвижку, и они ворвались в кухню. Он успел рассмотреть раковину и стиральную машину потом дверь захлопнулась, и они оказались в темноте, в полной безопасности, задыхающиеся и промокшие до нитки.
– Ты в порядке?
– Да, – ответил Ба, – а ты?
– Я так просто отлично. Пойдем взглянем, кто...
Внезапно лампа на потолке зажглась. На пороге появился высокий темнокожий человек с каштановыми волосами, в набедренной повязке и головном уборе из перьев, и Джек расхохотался бы от такого зрелища, если бы не направленный на них «марлин» 336-го.
– Кто вы такие? – спросил он.
Джек поднял руки.
– Мы всего лишь путешественники, ищем, где укрыться от непогоды.
– Здесь не дают приют малихини. – Он сделал шаг вперед и поднял ружье. – Убирайтесь вон. Хеле аки ое!
– Подождите, – сказал Джек, – мы разыскиваем миссис Бхакти, Калабати Бхакти. Нам сказали, что она живет здесь.
– Понятия не имею, кто это. Убирайтесь!
Хотя человек этот и бровью не повел, услышав имя Калабати, висевшее у него на шее ожерелье ничем не отличалось от того, что лежало у Джека в кармане. Ясно, он лжет!
Вдруг Джек услышал, как кто-то произнес:
– Джек!
Калабати спустилась на первый этаж вслед за Моки посмотреть, кто пришел, и осталась стоять в темном коридоре, наблюдая за происходящим. Внизу стояли двое, промокшие, в рваной одежде. Один – азиат огромного роста, второй – до боли знакомый, среднего роста, темноволосый, темноглазый, с белым цветом кожи, похожий на кавказца. Но лишь когда он произнес ее имя, она узнала его окончательно. Не может быть!
Несмотря на прилипшие ко лбу мокрые волосы, несмотря на то, что усталость делала его старше, это не мог быть никто другой. Сердце едва не выскочило у нее из груди.
Женщина бросилась к Джеку, протягивая к нему руки. Никогда еще она не была так рада чьему бы то ни было появлению.
– Джек! Я думала, тебя нет в живых! – Она обвила руками его шею и прижалась к нему.
Джек тоже обнял ее, но без особого энтузиазма.
– Да, это я, – сказал он сдержанно. – Вот приехал узнать, как ты живешь.
Она чуть отступила назад, все еще изумленно глядя на него:
– Но когда я оставила тебя, ты был...
– Я залечил раны – сам.
Калабати почувствовала, как Моки приближается к ней сзади. Обернувшись, она с облегчением увидела, что он опустил ствол винтовки. Она выдавила из себя улыбку:
– Моки, это Джек. Мой старый, хороший друг.
– Джек? – переспросил он, метая взгляды то в нее, то в пришельца. – Тот самый Джек, которого ты любила и который погиб в Нью-Йорке? Тот самый?
– Да. – Она в замешательстве посмотрела на Джека. – Как видишь, я ошиблась, считая его погибшим. Разве это не замечательно? Джек, это Моки.
У Калабати перехватило дыхание. Реакцию Моки невозможно предугадать. Он вообще стал непредсказуемым, точнее сказать, неуравновешенным, с тех пор как в нем стали происходить все эти перемены.
Моки, улыбаясь, протянул Джеку руку:
– Алоха, Джек. Рад приветствовать тебя в своем королевстве.
Калабати заметила, как напряглись мышцы на лбу Моки, когда он сжал руку Джека, и как тот слегка поморщился, прежде чем улыбнуться.
– Благодарю, Моки. А это мой хороший друг, Ба Тху Нгуен.
Теперь настала очередь Моки морщиться, когда вьетнамец пожимал ему руку.
– Вы как раз вовремя, – сказал Моки, – мы собирались отправиться на церемонию.
– Может быть, нам лучше остаться дома? – спросила Калабати. – Тем более что к нам пришли.
– Чепуха! Они пусть идут с нами. Я просто требую этого.
– Уж не собираетесь ли вы выйти наружу? – поинтересовался Джек.
– Конечно. Мы должны подняться в горы, туда, где горят огни. Ночные твари не помешают нам. Тем более что они избегают высокогорных районов. Вы удостоены чести наблюдать церемонию ножа.
Моки уже рассказал ей о церемонии, которую придумал вместе с ниихаусцами. Она должна была стать повторением кровавой драмы, происшедшей накануне. У Калабати не было ни малейшего желания участвовать в этой церемонии, и приход Джека явился хорошим поводом, чтобы остаться.
– Моки, – сказала Калабати, – почему бы тебе не сходить одному? Наши гости замерзли и промокли.
– Да, – поддержал ее Джек, – а как быть с дождем? Мы немного...
– Ерунда! Возродившийся к жизни огонь Халеакалы высушит вашу одежду и вернет вам силы.
– Отправляйся один, Моки, – сказала Калабати, – без нас Церемония вполне может состояться, а вот без тебя ничего не получится.
В глазах Моки легко можно было прочесть: «Оставить тебя здесь, с твоим бывшим любовником? Ты за дурака меня считаешь?» Он обернулся к Джеку:
– Если вы не пойдете, я это сочту оскорблением.
– Гостям не пристало оскорблять хозяина, – сказал огромный вьетнамец.
Калабати заметила, как Джек и Ба быстро переглянулись между собой, потом Джек повернулся к Моки:
– Мы не можем отказаться от такой чести. Ведите нас.
Калабати тряслась в «исуцу-трупер», который вел Моки к освещенной пламенем вершине Халеакалы.
– А что это за церемония? – спросил Джек, сидевший позади Калабати.
– Скоро сами увидите, – ответил Моки.
– Это традиционный обряд или что-то другое?
– Не совсем традиционный, – ответил Моки, – хотя и с элементами традиционных обрядов – древние гавайцы часто приносили жертвы в честь Пеле. Но этот обряд я сам придумал.
Оборачиваясь назад, Калабати видела лишь силуэты Джека и его немногословного спутника.
– Пеле? – переспросил Джек.
– Это гавайская богиня огня, – пояснила Калабати, – повелительница вулканов.
– Что же будем там делать? Бросать в пропасть ананасы и кокосовые орехи?
Моки рассмеялся, поворачивая машину:
– Пеле не нужны ни фрукты, ни кокосы. Она требует настоящие жертвы – людей.
Джек хмыкнул.
– Он не шутит, – сказала Калабати.
Джек ничего не ответил, но даже в темноте женщина почувствовала на себе его взгляд. Она понимала его немой вопрос: как могла она дойти до такого? Ей хотелось все объяснить, но при Моки это было невозможно.
По мере приближения к Красной горе и обсерватории дорога становилась все лучше. Моки остановил машину примерно в четверти мили от вершины, и они вчетвером пошли пешком к кромке кратера, освещаемые холодным светом какой-то странной луны.
А там, примерно милей ниже, бушевало пламя. Бурлящий центр кратера – конечная точка, куда по каким-то неведомым каналам доставлялась расплавленная начинка земли, – находился в постоянном движении. Пузыри вздымались и лопались на его подернутой рябью поверхности, разбрызгивая во все стороны жидкую лаву.
Гейзеры лавы били вверх, словно фонтаны воды, выбрасываемые китом, образуя в воздухе оранжевые арки высотой в тысячи футов. И среди этого хаоса, среди вакханалии всеобщего разрушения неизменным оставался только вливающийся в океан раскаленный поток.
Даже здесь, на высоте тысячи футов, несмотря на холодный ветер, дующий в спину, их обдавало жаром вулкана. Калабати наблюдала, как Джек согревает руки, вытянув их перед собой, как поворачивается мокрой спиной к пламени. Он, должно быть, совсем закоченел. Азиат тоже поворачивался в разные стороны, просушивая одежду.
– Я понял, почему Пеле стала вести себя так хуху, – говорил Моки, стараясь перекричать гул Халеакалы, – она увидела, как ее народ отходит от древнего образа жизни и становится малихини по отношению к своим собственным традициям. Она подает нам знак.
Джек не отрываясь смотрел на огонь.
– Я бы сказал, что она весьма чувствительная дама.
– О! – воскликнул Моки, посмотрев вправо. – Вот и остальные участники церемонии прибыли. Теперь можно начинать.
Он пошел навстречу ниихаусцам. Старший из них – алии – приподнял свой головной убор из перьев, и все преклонили колени перед Моки.
Калабати почувствовала, как чья-то холодная ладонь ежа ее руку. Это был Джек.
– Он ведь просто валяет дурака, когда говорит о человеческих жертвоприношениях, правда? Полагаю, сейчас будет представление с участием Боба Хопа, Бинга Кросби и Дороти Ламор.
Калабати трудно было выдержать его взгляд.
– Очень жаль, но он говорил все это вполне серьезно. Эти люди в убранстве из перьев – последние чистокровные гавайцы с запретного острова Ниихау, ведущие традиционный образ жизни. Прошлой ночью Моки вышел к ним и объявил, что он – Мауи.
Джек посмотрел на нее широко раскрытыми глазами:
– Он что, считает себя островом?
– Нет. Он, конечно, безумен, но не до такой степени. Мауи – это бог, который пришел сюда много веков назад, изловил солнце и заставил его удлинить день. Когда Моки сказал им, что он – Мауи, ниихаусцы не поверили. И один из них проткнул ему грудь копьем.
Джек посмотрел в ту сторону, где стоял Моки, беседуя с ниихаусским алии.
– Ты хочешь сказать, пытался проткнуть ему грудь?
– Нет. Копье вошло глубоко, вот здесь.
Она дотронулась до того места, где у Джека находилось сердце. Ей с самого начала хотелось потрогать его, чтобы убедиться, что он действительно жив и находится здесь. Это оказалось правдой.
Джек бросил на нее быстрый взгляд, потом снова стал наблюдать за Моки.
– Это из-за ожерелья?
Калабати кивнула.
– Когда я носил его, оно не действовало таким образом.
– Оно никогда так не действовало, кто бы его ни носил. Что-то с ним произошло. Его силу стимулировали, заставили действовать активнее, только я не знаю, каким образом.
– Зато я знаю, – сказал Джек, не сводя глаз с Моки.
– Ты знаешь? Откуда ты можешь знать?..
– Вот за этим я сюда и приехал. Там, в Нью-Йорке, есть один человек, которому, может быть, удастся вернуть наш мир в нормальное состояние. Но чтобы это сделать, ему нужно ожерелье.
Калабати передернуло от мысли, что ей придется отдать какому-то незнакомцу второе ожерелье. Она отвернулась, посмотрела на Моки, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, как ниихаусец средних лет поднялся и стал приближаться к Моки с поднятым ножом. Моки стоял не дрогнув, не выказывая ни малейшего страха. Он даже жестом звал этого человека. Ниихаусец подошел совсем близко, он молниеносным движением поднял нож и вонзил его в грудь Моки.
– Боже Иисусе! – вскрикнул Джек, в то время как Ба, с застывшим лицом, что-то пробормотал.
А там, на краю пропасти, Моки отступил на шаг и выпрямился. Он взялся за рукоятку ножа обеими руками и медленно, спокойно, несмотря на то, что его тело сотрясалось в конвульсиях, вытащил из груди окровавленное лезвие. Ниихаусец смотрел на него в немом изумлении, приоткрыв рот, воздев руки к небу. Моки подождал с секунду, а затем поразил его ножом, с которого капала кровь, в самое сердце.
Когда человек зашелся в предсмертном крике, Джек отвернулся. Калабати продолжала смотреть. Человеческие жертвоприношения были в детстве неотъемлемой частью ее жизни. Она родилась от жреца и жрицы храма, где людей регулярно отдают на растерзание ракшасам, и это становится обыденной вещью. Необходимостью. Потому что ракшасы должны быть сыты. Но то, что происходит сейчас, отвратительно, поскольку служит лишь одной цели – подпитывает бредовые идеи, вынашиваемые Моки.
Она как раз наблюдала, как Моки поднял тело ниихаусца и швырнул его в пламя, принеся в жертву вероломной богине Пеле, когда Джек обернулся к ней:
– Какого черта ты связалась с этим маньяком?
– Это долгая и грустная история, Джек. Поверь мне, он был совершенно другим до тех пор, пока солнце и небеса не предали нас.
Сейчас она мысленно оплакивала того Моки, которым он был раньше, того Моки, который – она чувствовала это – безвозвратно потерян для нее.
– Что же, верю тебе на слово, – сказал Джек, – но сейчас его нужно остановить. И единственный способ сделать это – забрать у него ожерелье.
– Это легче сказать, чем сделать, когда перед тобой человек, который залечивает свои раны.
– У меня есть один план. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Поможешь мне?
Она кивнула:
– Да, конечно.
Только не думай, что тебе удастся завладеть ожерельем и скрыться, когда мы отберем его у Моки.
Вторник
Путешествия
Из передачи радио ФМ-диапазона:
"Джо: Привет. Вот мы и снова с вами. Вы, наверное, подумали, что мы убежали с тонущего корабля, как и большинство жителей города, правда? Нет, не убежали. Просто на какое-то время остались без электроэнергии. Как и весь город. Вы, разумеется, знаете, что весь город погрузился в темноту.
Фредди: Да, но у нас есть генератор, и теперь он заработал, так что мы остаемся с вами, как и обещали.
Джо: Жаль только, что новостей совсем немного. Газеты теперь выпускать невозможно, телеграфное и телефонное сообщение прервано. Но мы по-прежнему остаемся в эфире и сделаем для вас все что в наших силах.
Фредди: Да. Мы друг без друга не можем".
–Думаю, что мы заблудились, Ник, – сказал Билл.
Они со скрипом, скрежетом, кренясь в разные стороны, медленно волочились по просеке, которая в этих местах считалась дорогой, и Биллу приходилось постоянно сражаться с рулем вездехода румынского производства. Он был ржавым, шкала одометра показывала в километрах, руль заедало, тормоза отказывали, выхлопная система давала сбои. Но при этом он оказался почти неуязвимым, и его толстые стекла были не по зубам жукам, которые роились над ними в окрестностях Плоешти. Правда, в этих местах жуков было не так уж много. Наверное потому, что поблизости почти не было людей или животных, которыми можно было бы поживиться.
Билл всматривался в пространство перед собой. Отвесные горы громоздились с обеих сторон. В темноте, прорезаемой светом, слева, с близкого расстояния, можно было рассмотреть появившиеся бреши. Хорошо, что скоро утро. Передвигаясь на восток, они, правда, несколько укоротили себе ночь, но Билл все равно устал от темноты. Его мучила головная боль, вызванная повышенным содержанием в воздухе карбономоноксида, шея ныла от напряжения, левую ногу и правую руку жгло из-за постоянной войны с заедающим переключением скоростей и упрямым тормозом, и он был уверен, что они проехали очень важный поворот, оставшийся километрах в десяти позади.
И тогда он начал разговаривать с Ником. Ник пока не способен был ему отвечать, но при звуке собственного голоса у него появилось ощущение, что он не совсем одинок на этой пустынной горной дороге, пролегающей через самое сердце благословенной страны, вкоторой он не мог произнести ни слова на местном языке.
– Нам никогда не суждено найти дорогу обратно, – сказал он, – и мы не вернемся домой – разве что в ящиках из сосновых досок.
Вместе с Джо Эшем они перелетели через Атлантику и Северную Европу в рекордно короткое время, на протяжении всего полета попадая в попутные потоки воздуха. Аэродром в Плоешти был пуст, за исключением восточно-европейских пилотов – друзей Джо. Очевидно, братья Эш пользовались сетью, раскинутой по всему миру, состоящей из родственных им по духу людей, которые приготовили для них этот повидавший виды вездеход. Они считали, что Биллу стоит подождать до утра. Но до рассвета, если судить по предыдущим дням, оставалось еще часа три. А три часа сейчас казались Биллу вечностью. Да, сейчас было 6.02 до полудня по местному времени, но часы внутри Билла различали только полночь. Он был слишком перевозбужден, чтобы спать, так почему бы не провести это время с пользой? Вездеход, с виду достаточно прочный, скорее походил на модернизированный мини-танк, чем на машину, и вот Билл усадил Ника на сиденье для пассажиров и уехал в темноту.
До чего глупо! Теперь Билл это понял. Он посмотрел на часы. Восемь. За два часа они преодолели расстояние в тридцать миль, проехав большую часть из них по шоссе, ведущему на север от Плоешти, а последние несколько миль ползли по этой каменистой дороге. В соответствии с кривой Сапира, рассвет должен был наступить в 7.31, после чего у них будет восемь часов и тридцать восемь минут светлого времени. Что на полчаса меньше, чем в самом коротком дне в году – во время декабрьского равноденствия, после которого дни начинают увеличиваться.
Билл поежился. Настала невиданная до того зима. Зима, когда замерзает душа.
– Я знаю, что ты собираешься мне сказать, Ник, – продолжил он – ты скажешь: «А я тебя предупреждал». Может быть, ты правду меня предупреждал, а я не прислушался. Хотя сейчас это не имеет значения. Мы застряли здесь, посреди дороги, ведущей в никуда, и нам остается только ждать, пока рассветет и встретится кто-нибудь, кто сможет показать дорогу к замку.
Но Ник, как всегда безукоризненно вежливый, воздержался от «Я тебя предупреждал».
Билл огляделся в поисках ровного места, где можно было бы поставить машину, и вдруг заметил, что дорога становится шире. Замечательно. Он может свернуть на обочину и подождать до утра. Вдруг впереди что-то забелело. Это оказались маленькие домики. Целый ряд. Деревня.
– Может быть, все-таки есть Бог на свете, Ник. – Но Ник был неверующим. Так же как Билл.
Билл почти желал, чтобы вернулись прежние дни, когда он верил. Он обратился бы сейчас с мольбой о помощи к Господу, чтобы Тот указал им верную дорогу и управлял его руками, лежащими на руле.
Но те дни прошли. Его Бог мертв. Заклинания не помогут. И сейчас он будет делать все так, как делал всегда, – рассчитывая только на себя самого.
Проезжая по дороге, петляющей между домами, он по-прежнему остро ощущал одиночество. То, что они издалека приняли за деревню, на деле оказалось не более чем скоплением хибар, ветхих и заброшенных. Когда фары высветили их, Билл увидел, что с покореженных стен облупилась штукатурка, заметил дыры на крышах домов. Тяжелые времена настали для жителей этих мест. Биллу не потребовалось заходить в дома. Он и так знал, что жители покинули деревню.
– Вот теперь мы действительно заблудились, – сказал он Нику. Усталость обволакивала его подобно ветхому одеялу. – Потерялись посреди дороги в никуда. Если и есть Бог, то он покинул это место.
А потом они увидели огонь. Он горел на другом конце деревни, его прерывистое пламя слабо мерцало в начинающем светлеть небе. Это было похоже на костер. Он поехал на огонь, постепенно набирая скорость.
Значит, не все потеряно. Они выберутся отсюда. Может быть, у них еще есть надежда благополучно закончить эту поездку.
Но впереди не оказалось ничего – ни дороги, ни травы ни земли, – сплошная пустота. Он нажал на тормоза так, что Ник стукнулся о приборный щиток, а вездеход лязгнул и резко остановился на самом краю обрыва. Дыра, черт возьми! Еще одна!
Хотя нет. Слева смутно вырисовывался какой-то старинный мост, с каменными опорами, уходящими вниз. От огня их отделяло каменное ущелье – он уже рассмотрел, что это ущелье, а не дыра – шириной в две сотни футов. Кроме того, подъехав ближе, они увидели, что костер не на открытой местности. Пламя виднелось за высокими распахнутыми воротами в массивной каменной стене, которая, казалось, вырастала прямо из горы. Билл разглядел силуэты людей, обступивших костер, и заметил, что некоторые смотрят на них. С внешней стороны над стеной возвышалась толстая, мощная башня высотой в сорок-пятьдесят футов. Сооружение напоминало игрушечный замок теш крепость. Лицо Билла озарила улыбка – когда же он последний раз улыбался?
Он доехал. Он нашел это место.
Замок.
Билл издал радостный крик и постучал по рулю.
– Мы смогли это сделать, Ник! – Потом, подражая Вальтеру Кронките, понизил голос: – А они говорили, что нам это не под силу!
Он снова завел машину и поехал к мосту. Но когда фары осветили старые, ветхие доски, остановился, сомневаясь, стоит ли идти на такой риск.
– Что скажешь, Ник?
Вопрос был чисто риторическим, но Биллу показалось, что поведение Ника стало более осмысленным. Может быть, на его подействовал удар о приборный щиток? Или здесь что-то другое?
Не исключено, что все дело в жуках, роившихся вокруг замка. Воздух уже кишел ими. Наверное, потому, что все люди вдоль этой дороги собрались сейчас здесь у костра. Но почему открыты ворота? И почему жуки не ворвались в замок и не сожрали всех?
Одно Билл знал совершенно точно – переехать сейчас мост невозможно. Через первые же пятьдесят футов жуки их сожрут. Можно, разумеется, подождать. Но ожидание для Билла невыносимо, даже минута. Он проделал такой долгий путь в темноте не для того, чтобы теперь, когда цель почти достигнута, ждать рассвета. Черт с ними, с жуками. Он переедет через ущелье. Сейчас.
– Ну что же, Ник, – сказал он, – здесь нам нечего делать.
Он ехал медленно, не отрывая взгляда от настила моста.
Это было не так просто, тем более что жуки все чаще ударялись о машину.
Они двигались рывками, но все-таки более плавно, чем по грунтовой дороге, по которой добирались сюда. Люди впереди, у ворот, следили за их приближением.
– Остановите. – Это сказал Ник.
Билл нажал на тормоз. Ник прижался лицом к боковому стеклу. Голос его был бесстрастный, как всегда, но все же Билл уловил в нем эмоции – почти волнение.
– Что такое, Ник? Что-нибудь не так?
– Я вижу их. Там внизу. Маленькие осколки меча.
Он показал вправо, на основание башни, туда, где примерно на пятьдесят футов ниже она срасталась с каменным ущельем. Билл с трудом мог рассмотреть дно. Как же Ник смог увидеть маленькие кусочки металла?
– Я ничего там не вижу, Ник.
– Вон там. Они излучают голубое свечение. Вы что слепой?
Билл напряженно всматривался, но не видел внизу ничего, кроме темноты.
«Может быть. Но раз один из них видит, возможно, что-то получится».
Билл уже радовался, до чего легко оказалось выполнить миссию, как вдруг заднее стекло хрустнуло и вдавилось внутрь после того как здоровенный жук камнем ударился в окно. Стекло пока не рассыпалось, но сколько еще оно продержится? Жуки устроили им настоящий «блицкриг», предприняли последнюю неистовую попытку сожрать их. Они царапали, грызли вездеход, бились о него с размаху, атакуя каждый квадратный дюйм поверхности машины, – словно в предчувствии близкого рассвета, когда им придется снова вернуться в дыру, исторгшую их.
Билл перевел мотор на первую скорость, но не отпускал сцепления. Он ничего не видел. Осовидные и шарообразные жуки, копьеголовые «пираты» и другие твари настолько густо облепили переднее и все остальные стекла, что теперь мир за окном представлял собой колышущуюся массу, слепленную из грызущих челюстей, извивающихся щупалец и мешочков с кислотой. Ему придется ехать вслепую. И если вездеход занесет на тридцать футов вправо или влево, они полетят в пропасть глубиной в пятьдесят футов с моста без перил.
Из передачи радио ФМ-диапазона:
"Джо: Привет. Вот мы и снова с вами. Вы, наверное, подумали, что мы убежали с тонущего корабля, как и большинство жителей города, правда? Нет, не убежали. Просто на какое-то время остались без электроэнергии. Как и весь город. Вы, разумеется, знаете, что весь город погрузился в темноту.
Фредди: Да, но у нас есть генератор, и теперь он заработал, так что мы остаемся с вами, как и обещали.
Джо: Жаль только, что новостей совсем немного. Газеты теперь выпускать невозможно, телеграфное и телефонное сообщение прервано. Но мы по-прежнему остаемся в эфире и сделаем для вас все что в наших силах.
Фредди: Да. Мы друг без друга не можем".
* * *
Дорога Дину, Румыния–Думаю, что мы заблудились, Ник, – сказал Билл.
Они со скрипом, скрежетом, кренясь в разные стороны, медленно волочились по просеке, которая в этих местах считалась дорогой, и Биллу приходилось постоянно сражаться с рулем вездехода румынского производства. Он был ржавым, шкала одометра показывала в километрах, руль заедало, тормоза отказывали, выхлопная система давала сбои. Но при этом он оказался почти неуязвимым, и его толстые стекла были не по зубам жукам, которые роились над ними в окрестностях Плоешти. Правда, в этих местах жуков было не так уж много. Наверное потому, что поблизости почти не было людей или животных, которыми можно было бы поживиться.
Билл всматривался в пространство перед собой. Отвесные горы громоздились с обеих сторон. В темноте, прорезаемой светом, слева, с близкого расстояния, можно было рассмотреть появившиеся бреши. Хорошо, что скоро утро. Передвигаясь на восток, они, правда, несколько укоротили себе ночь, но Билл все равно устал от темноты. Его мучила головная боль, вызванная повышенным содержанием в воздухе карбономоноксида, шея ныла от напряжения, левую ногу и правую руку жгло из-за постоянной войны с заедающим переключением скоростей и упрямым тормозом, и он был уверен, что они проехали очень важный поворот, оставшийся километрах в десяти позади.
И тогда он начал разговаривать с Ником. Ник пока не способен был ему отвечать, но при звуке собственного голоса у него появилось ощущение, что он не совсем одинок на этой пустынной горной дороге, пролегающей через самое сердце благословенной страны, вкоторой он не мог произнести ни слова на местном языке.
– Нам никогда не суждено найти дорогу обратно, – сказал он, – и мы не вернемся домой – разве что в ящиках из сосновых досок.
Вместе с Джо Эшем они перелетели через Атлантику и Северную Европу в рекордно короткое время, на протяжении всего полета попадая в попутные потоки воздуха. Аэродром в Плоешти был пуст, за исключением восточно-европейских пилотов – друзей Джо. Очевидно, братья Эш пользовались сетью, раскинутой по всему миру, состоящей из родственных им по духу людей, которые приготовили для них этот повидавший виды вездеход. Они считали, что Биллу стоит подождать до утра. Но до рассвета, если судить по предыдущим дням, оставалось еще часа три. А три часа сейчас казались Биллу вечностью. Да, сейчас было 6.02 до полудня по местному времени, но часы внутри Билла различали только полночь. Он был слишком перевозбужден, чтобы спать, так почему бы не провести это время с пользой? Вездеход, с виду достаточно прочный, скорее походил на модернизированный мини-танк, чем на машину, и вот Билл усадил Ника на сиденье для пассажиров и уехал в темноту.
До чего глупо! Теперь Билл это понял. Он посмотрел на часы. Восемь. За два часа они преодолели расстояние в тридцать миль, проехав большую часть из них по шоссе, ведущему на север от Плоешти, а последние несколько миль ползли по этой каменистой дороге. В соответствии с кривой Сапира, рассвет должен был наступить в 7.31, после чего у них будет восемь часов и тридцать восемь минут светлого времени. Что на полчаса меньше, чем в самом коротком дне в году – во время декабрьского равноденствия, после которого дни начинают увеличиваться.
Билл поежился. Настала невиданная до того зима. Зима, когда замерзает душа.
– Я знаю, что ты собираешься мне сказать, Ник, – продолжил он – ты скажешь: «А я тебя предупреждал». Может быть, ты правду меня предупреждал, а я не прислушался. Хотя сейчас это не имеет значения. Мы застряли здесь, посреди дороги, ведущей в никуда, и нам остается только ждать, пока рассветет и встретится кто-нибудь, кто сможет показать дорогу к замку.
Но Ник, как всегда безукоризненно вежливый, воздержался от «Я тебя предупреждал».
Билл огляделся в поисках ровного места, где можно было бы поставить машину, и вдруг заметил, что дорога становится шире. Замечательно. Он может свернуть на обочину и подождать до утра. Вдруг впереди что-то забелело. Это оказались маленькие домики. Целый ряд. Деревня.
– Может быть, все-таки есть Бог на свете, Ник. – Но Ник был неверующим. Так же как Билл.
Билл почти желал, чтобы вернулись прежние дни, когда он верил. Он обратился бы сейчас с мольбой о помощи к Господу, чтобы Тот указал им верную дорогу и управлял его руками, лежащими на руле.
Но те дни прошли. Его Бог мертв. Заклинания не помогут. И сейчас он будет делать все так, как делал всегда, – рассчитывая только на себя самого.
Проезжая по дороге, петляющей между домами, он по-прежнему остро ощущал одиночество. То, что они издалека приняли за деревню, на деле оказалось не более чем скоплением хибар, ветхих и заброшенных. Когда фары высветили их, Билл увидел, что с покореженных стен облупилась штукатурка, заметил дыры на крышах домов. Тяжелые времена настали для жителей этих мест. Биллу не потребовалось заходить в дома. Он и так знал, что жители покинули деревню.
– Вот теперь мы действительно заблудились, – сказал он Нику. Усталость обволакивала его подобно ветхому одеялу. – Потерялись посреди дороги в никуда. Если и есть Бог, то он покинул это место.
А потом они увидели огонь. Он горел на другом конце деревни, его прерывистое пламя слабо мерцало в начинающем светлеть небе. Это было похоже на костер. Он поехал на огонь, постепенно набирая скорость.
Значит, не все потеряно. Они выберутся отсюда. Может быть, у них еще есть надежда благополучно закончить эту поездку.
Но впереди не оказалось ничего – ни дороги, ни травы ни земли, – сплошная пустота. Он нажал на тормоза так, что Ник стукнулся о приборный щиток, а вездеход лязгнул и резко остановился на самом краю обрыва. Дыра, черт возьми! Еще одна!
Хотя нет. Слева смутно вырисовывался какой-то старинный мост, с каменными опорами, уходящими вниз. От огня их отделяло каменное ущелье – он уже рассмотрел, что это ущелье, а не дыра – шириной в две сотни футов. Кроме того, подъехав ближе, они увидели, что костер не на открытой местности. Пламя виднелось за высокими распахнутыми воротами в массивной каменной стене, которая, казалось, вырастала прямо из горы. Билл разглядел силуэты людей, обступивших костер, и заметил, что некоторые смотрят на них. С внешней стороны над стеной возвышалась толстая, мощная башня высотой в сорок-пятьдесят футов. Сооружение напоминало игрушечный замок теш крепость. Лицо Билла озарила улыбка – когда же он последний раз улыбался?
Он доехал. Он нашел это место.
Замок.
Билл издал радостный крик и постучал по рулю.
– Мы смогли это сделать, Ник! – Потом, подражая Вальтеру Кронките, понизил голос: – А они говорили, что нам это не под силу!
Он снова завел машину и поехал к мосту. Но когда фары осветили старые, ветхие доски, остановился, сомневаясь, стоит ли идти на такой риск.
– Что скажешь, Ник?
Вопрос был чисто риторическим, но Биллу показалось, что поведение Ника стало более осмысленным. Может быть, на его подействовал удар о приборный щиток? Или здесь что-то другое?
Не исключено, что все дело в жуках, роившихся вокруг замка. Воздух уже кишел ими. Наверное, потому, что все люди вдоль этой дороги собрались сейчас здесь у костра. Но почему открыты ворота? И почему жуки не ворвались в замок и не сожрали всех?
Одно Билл знал совершенно точно – переехать сейчас мост невозможно. Через первые же пятьдесят футов жуки их сожрут. Можно, разумеется, подождать. Но ожидание для Билла невыносимо, даже минута. Он проделал такой долгий путь в темноте не для того, чтобы теперь, когда цель почти достигнута, ждать рассвета. Черт с ними, с жуками. Он переедет через ущелье. Сейчас.
– Ну что же, Ник, – сказал он, – здесь нам нечего делать.
Он ехал медленно, не отрывая взгляда от настила моста.
Это было не так просто, тем более что жуки все чаще ударялись о машину.
Они двигались рывками, но все-таки более плавно, чем по грунтовой дороге, по которой добирались сюда. Люди впереди, у ворот, следили за их приближением.
– Остановите. – Это сказал Ник.
Билл нажал на тормоз. Ник прижался лицом к боковому стеклу. Голос его был бесстрастный, как всегда, но все же Билл уловил в нем эмоции – почти волнение.
– Что такое, Ник? Что-нибудь не так?
– Я вижу их. Там внизу. Маленькие осколки меча.
Он показал вправо, на основание башни, туда, где примерно на пятьдесят футов ниже она срасталась с каменным ущельем. Билл с трудом мог рассмотреть дно. Как же Ник смог увидеть маленькие кусочки металла?
– Я ничего там не вижу, Ник.
– Вон там. Они излучают голубое свечение. Вы что слепой?
Билл напряженно всматривался, но не видел внизу ничего, кроме темноты.
«Может быть. Но раз один из них видит, возможно, что-то получится».
Билл уже радовался, до чего легко оказалось выполнить миссию, как вдруг заднее стекло хрустнуло и вдавилось внутрь после того как здоровенный жук камнем ударился в окно. Стекло пока не рассыпалось, но сколько еще оно продержится? Жуки устроили им настоящий «блицкриг», предприняли последнюю неистовую попытку сожрать их. Они царапали, грызли вездеход, бились о него с размаху, атакуя каждый квадратный дюйм поверхности машины, – словно в предчувствии близкого рассвета, когда им придется снова вернуться в дыру, исторгшую их.
Билл перевел мотор на первую скорость, но не отпускал сцепления. Он ничего не видел. Осовидные и шарообразные жуки, копьеголовые «пираты» и другие твари настолько густо облепили переднее и все остальные стекла, что теперь мир за окном представлял собой колышущуюся массу, слепленную из грызущих челюстей, извивающихся щупалец и мешочков с кислотой. Ему придется ехать вслепую. И если вездеход занесет на тридцать футов вправо или влево, они полетят в пропасть глубиной в пятьдесят футов с моста без перил.