— Хорошо, Пит, постараюсь, но ничего обещать не могу.
— Отлично! Это другое дело! Перезвони мне через час. В отель «Бордмен».
— Договорились.
Это был самый длинный час в его жизни. Он сидел, уставившись на телефонный аппарат, а когда он наконец зазвонил, Рено, мельком взглянув на часы, не поверил своим глазам: прошло всего двадцать минут!
— Вас вызывает Сан-Франциско, — сообщила телефонистка, — пожалуйста, ответьте.
— Да, — нетерпеливо выкрикнул он в трубку. — Дик, это ты?!
— Говорит Карстерс, — раздался голос на другом конце провода. — Пит, боюсь, у меня плохие новости.
— В чем дело?
— Исчезла миссис Конвей.
— Что?!
— Она покинула город и, по словам консьержки дома, в котором живет, не обмолвилась ни словом — ни куда направляется, ни сколько времени будет отсутствовать.
Почувствовав, как последняя надежда ускользает от него, Пит в изнеможении опустился на край кровати. «Не может быть!» — в отчаянии повторил он несколько раз.
Повесив трубку, Рено еще долго сидел, тупо уставившись в окно. Еще существовала тонюсенькая ниточка надежды, но и той почти не стало. Десять дней полиция не может найти девушку, приходившую тем вечером в отель. И оставался один-единственный человек в целом свете, кто определенно знал хоть что-то об этом Конвее, а теперь вообще никого! Очень смахивает на охоту за привидениями!
Когда стало совсем невмоготу одному сидеть в номере, Рено вышел на воздух и побрел бесцельно слоняться по залитым солнцем улицам, а потом, потеряв счет времени, заглянул в какой-то бар, попросив принести стакан виски, о котором забыл почти сразу. Рено охватило неведомое ему прежде чувство безысходности. Если бы было хоть что-то, за что можно ухватиться! Всю жизнь он все привык брать штурмом, а теперь, увы, отсутствовал даже сам предмет атаки. И зацепиться не за что! Чудовищно! Единственное, что пока еще отделяло Вики от полной катастрофы, — это малоправдоподобная история, которую, есть надежда, прокурор разнесет в пух и прах.
Пит Рено оттолкнул от себя стакан, к которому так и не притронулся, и двинулся к телефонной будке.
Хауэлл Гейдж из конторы «Дюран и Кейдж» оказался худым, как щепка, молодым человеком лет тридцати, излучающим какую-то нервную пульсирующую энергию, граничащую с состоянием экстаза. Блеск голубых глаз выдавал быстрый, цепкий ум, то и дело проявляющийся в метко оброненных репликах.
— Проходите, Рено! — выкрикнул он, подскочив с кресла, стоявшего за большим письменным столом и устремляясь к визитеру через весь кабинет. — Самозащита! Минутное помешательство! Просто несчастный случай: «Я вовсе не хотела этого, я не знала, что пистолет заряжен…»
Борьба за оружие… Боже правый, сколько же на свете существует способов — прорва! — несметное количество — для отведения обвинений, облегчения приговора или полного оправдания! Но увы!.. — Крутанувшись и взъерошив еще больше свои рыжие и без того стоящие дыбом волосы, он ткнул пальцем в плечо Пита Рено. — Мы не сможем воспользоваться этими показаниями. Понимаете, в чем жуть этой шутки? В чем ирония судьбы? Умопомрачительно! Не сможем потому, что она его не убивала! И эта идиотская, рассказанная ею история — чистейшая правда. Ручаюсь головой! А что мы в силах сделать? Мы отправляемся прямиком в мясорубку. Мы пойдем в суд отстаивать ее невиновность в убийстве первой степени, а именно так сформулировано обвинение на данный момент, и мы не имеем в своем распоряжении ничего, кроме этой глупейшей истории. И они нас проглотят! Конечно, я не сказал этого вашей сестре, ей и без того сейчас несладко.
— Но постойте, — отчаянно кинулся возражать адвокат Рено. — Вы же верите в эту историю? И я верю. Почему же тогда не поверить присяжным? И ежу ясно, вздумай она лгать, не несла бы такого бреда.
Гейдж перебил его:
— Жюри маленького городка? Состоящее из порядочных обывателей и обывательниц, женатых по двадцать, а то и больше лет? Послушайте, Рено, она жила отдельно от мужа. Как же, «Грех! Актриса!..». Вот и дожидайся, пока ничтожная бездарь прокурор округа доберется до сих моментов. Я уже вижу, как этот голодранец, завернувшись в мантию примитивных добродетелей, разоблачает распутницу из большого города, женщину сомнительного поведения, которой следовало бы сидеть дома и штопать мужнины носки вместо того, чтобы мотаться по стране, актерствуя и флиртуя, а заодно и за мужем следить.
А потом стрелять в него. И швырять оружие из окна!
— Не выбрасывала она пистолета из окна.
И оружия у нее не было!
Гейдж, выговорившись, немного успокоился, уселся на край стола, вынул пачку сигарет, предложив Рено, и продолжил:
— Однако пистолет найден четырнадцатью этажами ниже, на улице, разбитый вдребезги!
Рено нетерпеливо дернулся:
— Его мог подбросить убийца Мака.
Гейдж качнул сигаретой в его сторону:
— Конечно мог. Но позвольте продемонстрировать, как все это произошло. И уворачивайтесь вовремя, иначе схлопочете яйцо в физиономию.
Представьте: вы — Вики Шейн, а я — прокурор.
Итак, уважаемая мисс Шейн, вы утверждаете, что пистолет подложил убийца. Допустим. Ну а как же быть с тем фактом, что оружие разбито так, будто упало с весьма внушительной высоты, скажем, с того же четырнадцатого этажа?
— Проще простого, — парировал Рено. — Убийца шмякнул оружие о мостовую так, чтобы создавалось впечатление, будто оно упало с большой высоты.
— Но зачем, мисс Шейн? Зачем? Вас не удивляет такое несколько странное времяпрепровождение для человека только что уничтожившего себе подобного? Возможно, он это делал по принуждению? Или им владело неодолимое стремление швырнуть пистолет на камни мостовой, чтобы он превратился в бесформенный кусок металла?
— Да это ясно любому идиоту: он хотел подставить ее. Он знал, что она была в номере.
— А-а-а! — Гейдж холодно улыбнулся и с новой силой обрушился на противника.
— Значит, говорите, знал, что вы, мисс, были в номере? Итак, этот недоумок, этот полный кретин вошел в номер отеля, где, как он знал, находились двое, с твердым намерением убить одного из них и оставить второго в качестве свидетеля?
Неужто, мисс Шейн, вы рассчитываете, что мы поверим в это? В состав жюри присяжных заседателей входят только квалифицированные умные люди, уверяю вас.
— Да черт подери!!! Не знал он, что Вики в номере, пока она не закричала!
— Ага! — завопил торжествующий Гейдж. — Конечно же это все объясняет! Пораженный свершившимся убийством, с заряженным пистолетом в руке, этот человек тихо удаляется, закрывает за собой дверь номера, оставляя живого свидетеля своего преступления, тогда как он в считанные доли секунды мог бы застрелить заодно и вас.
Откуда ему было знать, что вы не видели его лица? Вы могли бы отправить его на электрический стул, но он пренебрегает этим и забавляется разными ребяческими проделками вроде бросания пистолета на мостовую под вашими окнами.
Мисс Шейн, предупреждаю, не испытывайте нашего терпения!
— Должно быть, именно так. Именно так все и случилось, значит, должно существовать какое-то объяснение поведения преступника. Может, у него сдали нервы, может, он запаниковал и убежал…
Гейдж покачал головой. Он снова был самим собой, утомившись от роли прокурора округа.
— Нет. Вы мыслите совершенно верно, но идете по ложному следу. Полагаю, все было гораздо проще. Существует весомая причина, из-за которой он не убил ее, но нам ни за что этого не доказать.
— Ну, черт возьми! — Рено был в ярости. — Выкладывайте, что за причина?
— Инерция.
— Что?!
— Запаздывание. Зависание. Рефлекторное время. Называйте как угодно. — Кейдж объяснял торопливо, отрывисто. — Помните, что было, когда детектив отеля поднялся наверх? Дверь оказалась закрытой на пружинную защелку, какие бывают во всех отелях. А помните, что говорила Вики? Это она закричала и почти тотчас же услышала, как хлопнула входная дверь. Теперь понятно?
— Да, — возбужденно вторил ему Рено, — да, теперь понятно!
— Он уже выходил, когда она обнаружила свое присутствие. И за эту бесконечно малую долю секунды, которая ушла на осознание того, что в номере еще есть человек, он не успел остановиться и захлопнул дверь. И обратно ему уже было не попасть. Если бы она закричала на десятую долю секунды раньше, вашу сестру теперь уже не могли бы обвинить в убийстве: она сама была бы мертва.
— Вот оно как! — Рено поднялся со стула, распалившись до предела. — Они должны поверить всему этому.
Гейдж вернулся к себе за стол и покачал головой:
— Рено, мне больно говорить вам это, но они не поверят ни единому слову.
— Им придется поверить!
— Весьма сожалею! Это всего-навсего мое предположение. Суд имеет дело с уликами, а здесь нет ни малейшего намека на доказательство того, что в номере, кроме вашей сестры, побывал кто-то еще.
В конце концов Рено вернулся в отель, потому что деваться ему было некуда. И, уже подходя ко входу, рассеянным взглядом наткнулся на автобус, стоящий под навесом и принадлежащий аэропорту, из которого выходили пассажиры.
Двое или трое из только что прибывших регистрировались у стойки. Рено взял свой ключ и уже повернулся было, чтобы уходить, как слова, произнесенные клерком, словно пригвоздили его к полу. Имя! Это было имя!
— Да, да, миссис Конвей, номер для вас забронирован.
Он замер, стараясь не шелохнуться, затем достал сигарету и, осторожно закуривая ее, повернулся лицом к стойке. Там оформляла бланк очень хорошенькая, лет тридцати женщина, чуть выше среднего роста, в элегантном дорогом костюме, явно не ко времени в этом климате. «Значит, миссис прибыла из Сан-Франциско?» — любопытство так и распирало Рено. Что ж, судя по всему, это она… Но дьявол, в мире столько женщин с фамилией Конвей!
Дама протянула регистрационный бланк клерку, Рено неторопливо подошел к противопожарной урне с песком, которая стояла позади дамы, бросил в нее спичку, а когда поворачивался обратно, ненароком скользнул взглядом через ее плечо. Нервишки защекотало возбуждение, в карточке значилось: «Миссис Руперт Конвей.
Сан-Франциско».
Он подошел к газетному киоску, расположенному рядом со стойкой регистрации. Выбрав журнал и лениво перелистывая его, он весь превратился в слух. Звякнул колокольчик, и наконец-то послышалось:
— Проводите миссис Конвей в номер 1206.
Рено увидел, как коридорный взял ее чемодан, и их шаги стали удаляться в направлении лифтов. Бросив четверть доллара на блюдце за журнал, Рено повернулся и увидел обоих, прокладывающих себе путь в толчее холла. Ее сопровождал лишь коридорный.
Мальчик вернулся через несколько минут, и Рено ленивой походкой вошел в лифт, всячески стараясь не проявить своего нетерпения. Теперь она, очевидно, уже одна, подумал он и попросил «двенадцатый». Лифтер нажал кнопку, и они взмыли вверх. Когда же Рено вышел и отправился по коридору, посматривая на номера с обеих сторон, то вновь почувствовал тревожное волнение, будто предчувствуя, что разгадка близка.
Зачем же она приехала? Все еще разыскивает Конвея? А вдруг она вообще не захочет разговаривать? Жаль, что сам Пит не обладает обаянием и раскованностью Мака: он слишком груб и прямолинеен там, где требуется тактичный мягкий подход.
Постучав в дверь номера 1206, Рено терялся в догадках, что делать, если его не пустят на порог.
Придется выложить все очень быстро.
Из-за двери было слышно, как женщина ходила по комнате, затем дверь слегка приоткрылась и он увидел большие фиалковые глаза, с тревогой смотревшие на него.
— Миссис Конвей? — заговорил Пит торопливо. — Нельзя ли поговорить с вами? Я…
Не успел он кончить фразу, как, к его удивлению, она распахнула дверь настежь и быстро проговорила:
— Да-да, входите, пожалуйста!
Когда Пит оказался в номере, женщина закрыла за ним дверь и повернулась к нему лицом; она была явно в сильном напряжении, но пыталась взять себя в руки:
— Как вы узнали, что я здесь? Я только что…
— Я находился у стойки, когда вы оформляли бланк, — ответил он, явно озадаченный. «За кого она меня принимает? Может, я слишком легко проник сюда к ней?»
— Прошу вас, — заспешила миссис Конвей. — Что вам известно о моем муже?
Рено рассматривал ее лицо. Огромные глаза смотрели умоляюще, полные тревоги и страха.
«Она хочет что-то разузнать, хотя боится, что результат поисков мужа ее огорчит», — решил Рено.
— Мне ничего не известно о вашем муже, — как можно деликатнее произнес он. — И хотел бы в свою очередь расспросить о нем вас.
Женщина отшатнулась, словно ее ударили:
— Но… я не понимаю. Вы звонили мне. По междугородной связи. Вы сказали…
Рено покачал головой:
— Простите, но я вам не звонил. Возможно, мне сначала необходимо представиться, моя фамилия Рено. Пит Рено.
— Ой! — в смятении воскликнула женщина. — Я приняла вас совсем за другого! Кажется, мы с вами и не знакомы?
— Кажется, нет. Но я друг одного человека, которого вы определенно знали: покойного Макхью.
Сначала женщина посмотрела на него, и по ее виду можно было догадаться, что она не в состоянии понять услышанного; затем на ее лице отразились страх и волнение.
— Ax, — только и выдохнула она, сев на стул, будто ее не держали ноги.
Глава 3
— Отлично! Это другое дело! Перезвони мне через час. В отель «Бордмен».
— Договорились.
Это был самый длинный час в его жизни. Он сидел, уставившись на телефонный аппарат, а когда он наконец зазвонил, Рено, мельком взглянув на часы, не поверил своим глазам: прошло всего двадцать минут!
— Вас вызывает Сан-Франциско, — сообщила телефонистка, — пожалуйста, ответьте.
— Да, — нетерпеливо выкрикнул он в трубку. — Дик, это ты?!
— Говорит Карстерс, — раздался голос на другом конце провода. — Пит, боюсь, у меня плохие новости.
— В чем дело?
— Исчезла миссис Конвей.
— Что?!
— Она покинула город и, по словам консьержки дома, в котором живет, не обмолвилась ни словом — ни куда направляется, ни сколько времени будет отсутствовать.
Почувствовав, как последняя надежда ускользает от него, Пит в изнеможении опустился на край кровати. «Не может быть!» — в отчаянии повторил он несколько раз.
Повесив трубку, Рено еще долго сидел, тупо уставившись в окно. Еще существовала тонюсенькая ниточка надежды, но и той почти не стало. Десять дней полиция не может найти девушку, приходившую тем вечером в отель. И оставался один-единственный человек в целом свете, кто определенно знал хоть что-то об этом Конвее, а теперь вообще никого! Очень смахивает на охоту за привидениями!
Когда стало совсем невмоготу одному сидеть в номере, Рено вышел на воздух и побрел бесцельно слоняться по залитым солнцем улицам, а потом, потеряв счет времени, заглянул в какой-то бар, попросив принести стакан виски, о котором забыл почти сразу. Рено охватило неведомое ему прежде чувство безысходности. Если бы было хоть что-то, за что можно ухватиться! Всю жизнь он все привык брать штурмом, а теперь, увы, отсутствовал даже сам предмет атаки. И зацепиться не за что! Чудовищно! Единственное, что пока еще отделяло Вики от полной катастрофы, — это малоправдоподобная история, которую, есть надежда, прокурор разнесет в пух и прах.
Пит Рено оттолкнул от себя стакан, к которому так и не притронулся, и двинулся к телефонной будке.
Хауэлл Гейдж из конторы «Дюран и Кейдж» оказался худым, как щепка, молодым человеком лет тридцати, излучающим какую-то нервную пульсирующую энергию, граничащую с состоянием экстаза. Блеск голубых глаз выдавал быстрый, цепкий ум, то и дело проявляющийся в метко оброненных репликах.
— Проходите, Рено! — выкрикнул он, подскочив с кресла, стоявшего за большим письменным столом и устремляясь к визитеру через весь кабинет. — Самозащита! Минутное помешательство! Просто несчастный случай: «Я вовсе не хотела этого, я не знала, что пистолет заряжен…»
Борьба за оружие… Боже правый, сколько же на свете существует способов — прорва! — несметное количество — для отведения обвинений, облегчения приговора или полного оправдания! Но увы!.. — Крутанувшись и взъерошив еще больше свои рыжие и без того стоящие дыбом волосы, он ткнул пальцем в плечо Пита Рено. — Мы не сможем воспользоваться этими показаниями. Понимаете, в чем жуть этой шутки? В чем ирония судьбы? Умопомрачительно! Не сможем потому, что она его не убивала! И эта идиотская, рассказанная ею история — чистейшая правда. Ручаюсь головой! А что мы в силах сделать? Мы отправляемся прямиком в мясорубку. Мы пойдем в суд отстаивать ее невиновность в убийстве первой степени, а именно так сформулировано обвинение на данный момент, и мы не имеем в своем распоряжении ничего, кроме этой глупейшей истории. И они нас проглотят! Конечно, я не сказал этого вашей сестре, ей и без того сейчас несладко.
— Но постойте, — отчаянно кинулся возражать адвокат Рено. — Вы же верите в эту историю? И я верю. Почему же тогда не поверить присяжным? И ежу ясно, вздумай она лгать, не несла бы такого бреда.
Гейдж перебил его:
— Жюри маленького городка? Состоящее из порядочных обывателей и обывательниц, женатых по двадцать, а то и больше лет? Послушайте, Рено, она жила отдельно от мужа. Как же, «Грех! Актриса!..». Вот и дожидайся, пока ничтожная бездарь прокурор округа доберется до сих моментов. Я уже вижу, как этот голодранец, завернувшись в мантию примитивных добродетелей, разоблачает распутницу из большого города, женщину сомнительного поведения, которой следовало бы сидеть дома и штопать мужнины носки вместо того, чтобы мотаться по стране, актерствуя и флиртуя, а заодно и за мужем следить.
А потом стрелять в него. И швырять оружие из окна!
— Не выбрасывала она пистолета из окна.
И оружия у нее не было!
Гейдж, выговорившись, немного успокоился, уселся на край стола, вынул пачку сигарет, предложив Рено, и продолжил:
— Однако пистолет найден четырнадцатью этажами ниже, на улице, разбитый вдребезги!
Рено нетерпеливо дернулся:
— Его мог подбросить убийца Мака.
Гейдж качнул сигаретой в его сторону:
— Конечно мог. Но позвольте продемонстрировать, как все это произошло. И уворачивайтесь вовремя, иначе схлопочете яйцо в физиономию.
Представьте: вы — Вики Шейн, а я — прокурор.
Итак, уважаемая мисс Шейн, вы утверждаете, что пистолет подложил убийца. Допустим. Ну а как же быть с тем фактом, что оружие разбито так, будто упало с весьма внушительной высоты, скажем, с того же четырнадцатого этажа?
— Проще простого, — парировал Рено. — Убийца шмякнул оружие о мостовую так, чтобы создавалось впечатление, будто оно упало с большой высоты.
— Но зачем, мисс Шейн? Зачем? Вас не удивляет такое несколько странное времяпрепровождение для человека только что уничтожившего себе подобного? Возможно, он это делал по принуждению? Или им владело неодолимое стремление швырнуть пистолет на камни мостовой, чтобы он превратился в бесформенный кусок металла?
— Да это ясно любому идиоту: он хотел подставить ее. Он знал, что она была в номере.
— А-а-а! — Гейдж холодно улыбнулся и с новой силой обрушился на противника.
— Значит, говорите, знал, что вы, мисс, были в номере? Итак, этот недоумок, этот полный кретин вошел в номер отеля, где, как он знал, находились двое, с твердым намерением убить одного из них и оставить второго в качестве свидетеля?
Неужто, мисс Шейн, вы рассчитываете, что мы поверим в это? В состав жюри присяжных заседателей входят только квалифицированные умные люди, уверяю вас.
— Да черт подери!!! Не знал он, что Вики в номере, пока она не закричала!
— Ага! — завопил торжествующий Гейдж. — Конечно же это все объясняет! Пораженный свершившимся убийством, с заряженным пистолетом в руке, этот человек тихо удаляется, закрывает за собой дверь номера, оставляя живого свидетеля своего преступления, тогда как он в считанные доли секунды мог бы застрелить заодно и вас.
Откуда ему было знать, что вы не видели его лица? Вы могли бы отправить его на электрический стул, но он пренебрегает этим и забавляется разными ребяческими проделками вроде бросания пистолета на мостовую под вашими окнами.
Мисс Шейн, предупреждаю, не испытывайте нашего терпения!
— Должно быть, именно так. Именно так все и случилось, значит, должно существовать какое-то объяснение поведения преступника. Может, у него сдали нервы, может, он запаниковал и убежал…
Гейдж покачал головой. Он снова был самим собой, утомившись от роли прокурора округа.
— Нет. Вы мыслите совершенно верно, но идете по ложному следу. Полагаю, все было гораздо проще. Существует весомая причина, из-за которой он не убил ее, но нам ни за что этого не доказать.
— Ну, черт возьми! — Рено был в ярости. — Выкладывайте, что за причина?
— Инерция.
— Что?!
— Запаздывание. Зависание. Рефлекторное время. Называйте как угодно. — Кейдж объяснял торопливо, отрывисто. — Помните, что было, когда детектив отеля поднялся наверх? Дверь оказалась закрытой на пружинную защелку, какие бывают во всех отелях. А помните, что говорила Вики? Это она закричала и почти тотчас же услышала, как хлопнула входная дверь. Теперь понятно?
— Да, — возбужденно вторил ему Рено, — да, теперь понятно!
— Он уже выходил, когда она обнаружила свое присутствие. И за эту бесконечно малую долю секунды, которая ушла на осознание того, что в номере еще есть человек, он не успел остановиться и захлопнул дверь. И обратно ему уже было не попасть. Если бы она закричала на десятую долю секунды раньше, вашу сестру теперь уже не могли бы обвинить в убийстве: она сама была бы мертва.
— Вот оно как! — Рено поднялся со стула, распалившись до предела. — Они должны поверить всему этому.
Гейдж вернулся к себе за стол и покачал головой:
— Рено, мне больно говорить вам это, но они не поверят ни единому слову.
— Им придется поверить!
— Весьма сожалею! Это всего-навсего мое предположение. Суд имеет дело с уликами, а здесь нет ни малейшего намека на доказательство того, что в номере, кроме вашей сестры, побывал кто-то еще.
В конце концов Рено вернулся в отель, потому что деваться ему было некуда. И, уже подходя ко входу, рассеянным взглядом наткнулся на автобус, стоящий под навесом и принадлежащий аэропорту, из которого выходили пассажиры.
Двое или трое из только что прибывших регистрировались у стойки. Рено взял свой ключ и уже повернулся было, чтобы уходить, как слова, произнесенные клерком, словно пригвоздили его к полу. Имя! Это было имя!
— Да, да, миссис Конвей, номер для вас забронирован.
Он замер, стараясь не шелохнуться, затем достал сигарету и, осторожно закуривая ее, повернулся лицом к стойке. Там оформляла бланк очень хорошенькая, лет тридцати женщина, чуть выше среднего роста, в элегантном дорогом костюме, явно не ко времени в этом климате. «Значит, миссис прибыла из Сан-Франциско?» — любопытство так и распирало Рено. Что ж, судя по всему, это она… Но дьявол, в мире столько женщин с фамилией Конвей!
Дама протянула регистрационный бланк клерку, Рено неторопливо подошел к противопожарной урне с песком, которая стояла позади дамы, бросил в нее спичку, а когда поворачивался обратно, ненароком скользнул взглядом через ее плечо. Нервишки защекотало возбуждение, в карточке значилось: «Миссис Руперт Конвей.
Сан-Франциско».
Он подошел к газетному киоску, расположенному рядом со стойкой регистрации. Выбрав журнал и лениво перелистывая его, он весь превратился в слух. Звякнул колокольчик, и наконец-то послышалось:
— Проводите миссис Конвей в номер 1206.
Рено увидел, как коридорный взял ее чемодан, и их шаги стали удаляться в направлении лифтов. Бросив четверть доллара на блюдце за журнал, Рено повернулся и увидел обоих, прокладывающих себе путь в толчее холла. Ее сопровождал лишь коридорный.
Мальчик вернулся через несколько минут, и Рено ленивой походкой вошел в лифт, всячески стараясь не проявить своего нетерпения. Теперь она, очевидно, уже одна, подумал он и попросил «двенадцатый». Лифтер нажал кнопку, и они взмыли вверх. Когда же Рено вышел и отправился по коридору, посматривая на номера с обеих сторон, то вновь почувствовал тревожное волнение, будто предчувствуя, что разгадка близка.
Зачем же она приехала? Все еще разыскивает Конвея? А вдруг она вообще не захочет разговаривать? Жаль, что сам Пит не обладает обаянием и раскованностью Мака: он слишком груб и прямолинеен там, где требуется тактичный мягкий подход.
Постучав в дверь номера 1206, Рено терялся в догадках, что делать, если его не пустят на порог.
Придется выложить все очень быстро.
Из-за двери было слышно, как женщина ходила по комнате, затем дверь слегка приоткрылась и он увидел большие фиалковые глаза, с тревогой смотревшие на него.
— Миссис Конвей? — заговорил Пит торопливо. — Нельзя ли поговорить с вами? Я…
Не успел он кончить фразу, как, к его удивлению, она распахнула дверь настежь и быстро проговорила:
— Да-да, входите, пожалуйста!
Когда Пит оказался в номере, женщина закрыла за ним дверь и повернулась к нему лицом; она была явно в сильном напряжении, но пыталась взять себя в руки:
— Как вы узнали, что я здесь? Я только что…
— Я находился у стойки, когда вы оформляли бланк, — ответил он, явно озадаченный. «За кого она меня принимает? Может, я слишком легко проник сюда к ней?»
— Прошу вас, — заспешила миссис Конвей. — Что вам известно о моем муже?
Рено рассматривал ее лицо. Огромные глаза смотрели умоляюще, полные тревоги и страха.
«Она хочет что-то разузнать, хотя боится, что результат поисков мужа ее огорчит», — решил Рено.
— Мне ничего не известно о вашем муже, — как можно деликатнее произнес он. — И хотел бы в свою очередь расспросить о нем вас.
Женщина отшатнулась, словно ее ударили:
— Но… я не понимаю. Вы звонили мне. По междугородной связи. Вы сказали…
Рено покачал головой:
— Простите, но я вам не звонил. Возможно, мне сначала необходимо представиться, моя фамилия Рено. Пит Рено.
— Ой! — в смятении воскликнула женщина. — Я приняла вас совсем за другого! Кажется, мы с вами и не знакомы?
— Кажется, нет. Но я друг одного человека, которого вы определенно знали: покойного Макхью.
Сначала женщина посмотрела на него, и по ее виду можно было догадаться, что она не в состоянии понять услышанного; затем на ее лице отразились страх и волнение.
— Ax, — только и выдохнула она, сев на стул, будто ее не держали ноги.
Глава 3
С минуту оба молчали. В воздухе повисла тишина, лишь доносились снизу слабые звуки улицы. Рено достал сигареты и предложил ей. Она поблагодарила напряженным тоном, прикурив от огня его зажигалки. Он задымил и оглянулся в поисках стула и тут только заметил, в какие попал апартаменты: это была гостиная номера люкс.
Усевшись и кинув спичку в пепельницу на журнальном столике, Рено продолжал разглядывать миссис Конвей. При довольно высоком росте все ее движения тем не менее были грациозны, а лицо — одним из самых очаровательных и запоминающихся среди всех, что он встретил за свою жизнь. Фиалковые глаза, опушенные длинными ресницами, и волосы цвета воронова крыла. В этой женщине причудливым образом сочетались броскость красок с контрастирующей мягкостью меланхолично-застенчивого взгляда.
Посмотрев на кисти ее рук, непрерывно находящихся в движении и поправляющих складки юбки на коленях, он догадался, что миссис Конвей тщетно пытается скрыть волнение.
Наконец она собралась с мыслями:
— Как ужасно то, что случилось с мистером Макхью — Да, — Отозвался Рено, чуть подавшись вперед. — Миссис Конвей, скажите, а зачем Мак разыскивал вашего мужа?
— Простите, мистер Рено, но дело сугубо конфиденциальное.
Задав этот вопрос, он тут же понял, что поторопился с ним: она смутилась и была окончательно сбита с толку.
Устало проведя рукой по лицу, Рено поднялся и подошел к окну, на мгновение засомневавшись, не потерял ли он рассудок в погоне за призраком по имени Конвей; может, он сам уже просто невменяем и никакого Конвея вообще на свете не существует. Отвернувшись от окна, Пит задал еще один вопрос:
— Вы, кажется, знаете Дика Карстерса?
— Да, а почему это вас интересует?
— Позвольте я позвоню ему и позже оплачу свой разговор. Он объяснит вам, кто я, и подтвердит, что Пит Рено не праздный любитель сплетен, сующий нос в чужие дела из чистого любопытства.
Макхью был моим лучшим другом, а в его убийстве пытаются обвинить мою родную сестру.
— Вашу сестру? — с недоумением перебила женщина, смотря на него во все глаза. — Вы имеете в виду Вики Шейн?
— Да. А вы знакомы с ней?
— Не очень хорошо, хотя мистер Макхью как-то представил нас друг другу; я — большая ее поклонница.
— Пожалуйста, расскажите мне об этом поподробнее. Я имею в виду цель приезда Мака сюда… Что ему удалось узнать, насколько он в этом преуспел…
— Но тут нет никакой связи с гибелью Макхью, — запротестовала мадам Конвей.
— Возможно, так оно и есть, миссис Конвей!
Но разве вы не понимаете, что мне необходимо с чего-то начать, поэтому я хватаюсь даже за малейший намек.
— Хорошо, — произнесла она тихо. — Этим я никому не причиню вреда, а может быть, это мой долг перед мистером Макхью.
Рено сел напротив нее:
— Вы упомянули, что кто-то позвонил вам по междугородной линии. Вы знаете, кто это был?
— Нет, человек не представился.
— А что он сказал?
— Только то, что, если я приеду сюда, он сообщит мне что-то о моем муже.
— Вам не показалось это несколько странным?
— Вы правы, сэр. Но я была просто в отчаянии! Впрочем, и сейчас мое состояние не изменилось.
Умеет держать удар, подумал Рено. Она явно начинала ему нравиться. Была какая-то подкупающая искренность в том, как близко к сердцу она приняла гибель Мака, и ту переделку, в которую угодила Вики.
— Ладно, а скажите, почему именно Мак искал вашего мужа? И в Уэйнспорте?
— Потому что именно из Уэйнспорта я получила последнюю весточку от мистера Конвея, после чего он исчез. Это произошло чуть больше месяца назад, где-то в середине июля. Ему нужно было приехать сюда по делу, как он мне объяснил, и он отправился на машине. Я пыталась уговорить его лететь самолетом, ведь это значительно быстрее, но муж сказал, что машина понадобится ему здесь.
— Вы говорили, что получали весточку от него? Это случилось уже после отъезда из Сан-Франциско?
Она грустно кивнула:
— Я получала от него по письму каждый день, пока он не приехал сюда. И отправил мне коротенькую записочку вечером в день приезда, пообещав написать утром. — Голос ее дрогнул, и она замолчала. Потом, немного успокоившись, добавила:
— Больше писем не было. Никаких адресов он мне не оставлял, и я не знала, что делать, где его искать. Когда прошли две недели, паника окончательно овладела мной и я прилетела сюда.
Все складывалось ужасно. Я оказалась абсолютно беспомощной. В Уэйнспорте более ста тысяч жителей, но мне совершенно не к кому было обратиться, чтобы с чего-то начать поиски. Как я поняла, его семья жила здесь, он до сих пор владеет здесь какой-то собственностью, которая досталась ему от матери. В телефонном справочнике значится несколько Конвеев, и я навестила их всех, но никто никогда ничего не слышал о моем муже. Через три дня я сдалась и улетела домой… Вот тогда я и подумала о мистере Макхью. Мне не сразу удалось уговорить его взяться за дело, но, когда он в конце концов понял, насколько я напугана, он обещал помочь.
Рено задумчиво разглядывал свою сигарету.
«Ладно, — думал он, — значит, не хочет говорить со мной начистоту. Она не врет, скорее всего, просто не умеет этого делать, но и откровенничать не намерена. Это надо же, додуматься искать по телефонному справочнику исчезнувшего человека! Она страшно боится, что с ним что-то произошло…»
Тряхнув головой, Рено посмотрел женщине прямо в глаза:
— Миссис Конвей, что-то не состыковывается! Понимаю, вы не обязаны, если не хотите, говорить мне всего, но вы и не объяснили ровным счетом ничего. Даже то, почему вы наняли Мака, а не обратились за помощью в полицию.
Она явно обиделась. Рено это видел, видел, как женщина пыталась справиться с собой, но силы в какой-то момент покинули ее, и она разрыдалась. Полная беспомощность вызвала в нем сострадание: он замер в неловком ожидании, жалея ее и коря себя за излишнюю прямоту. Она такая милая, подумалось ему… Впрочем, как и Мак.
Когда плач затих, она взглянула на Рено, заплаканная и жалкая, и он склонился над ней, протянув свой носовой платок. Она молча покачала головой, поднялась и исчезла в спальне.
А когда через несколько минут вернулась, то ее макияж уже был в порядке.
— Извините меня, — произнес Рено, вскакивая с места.
— Все в порядке. — Миссис Конвей села и взяла протянутую ей сигарету. — Думаю, вы правы: я не рассказала вам всего. Но только в силу того, что не была уверена, поймете ли вы меня.
Мужской логике это вряд ли поддается.
— А вы попробуйте!
Он уже начал догадываться: миссис Конвей любит своего мужа и страдает оттого, что с ним что-то не так. Возможно, он в чем-то замешан, но для нее это не имеет ровно никакого значения. У нее была цель: вернуть его. И ей очень страшно. Чего, интересно, она так боится обнаружить? Нарушение закона? Другую женщину?
— Скажите, — напомнил он ей, — Мак разузнал что-нибудь, приехав сюда, в Уэйнспорт?
— Немного, — ответила она уже более спокойно, — и это почему-то напугало меня еще больше.
— Ну ладно! А теперь давайте вернемся к началу нашего разговора, расскажите мне все подробно.
— Хорошо, — вяло согласилась она. Лицо ее будто застыло, а взгляд был устремлен в какую-то точку, мимо Рено. — Хотя, может быть, я не сумею объяснить всего… Вам, наверное, не знакомо чувство полнейшего одиночества или страха перед чем-то, чему вы даже не можете найти названия? Вероятно, вы никогда не испытывали жуткое ощущение от пребывания в каком-то месте, куда забросила вас судьба…
— Месте? — переспросил Рено.
Миссис Конвей уныло кивнула:
— Понимаю, глупо звучит, но это так. И я ничего не могу поделать с собой. Уэйнспорт… Ужасное чувство, что между этим городом и моим мужем существует какая-то таинственная связь, нечто, неподвластное моему пониманию. Не знаю, как вам объяснить это… Возможно, дело в регулярном чтении здешней газеты. Он покупал ее в киоске каждый день…
— Минутку! — перебил ее Рено. — Говорите, он каждый день покупал местную газету или одну из них? Не устаревала ли она на два-три дня к тому времени?
— Да. Но это не играло никакой роли. Он всегда очень внимательно просматривал ее, будто чего-то искал в ней. А когда мы только познакомились…
— Когда же это произошло?
— Весной. В Италии. Точнее, в Неаполе. Мы с самого начала, увлекшись, были поглощены друг другом; конечно, и в силу общих интересов к музыке и искусству. И еще потому, что оба любили эту страну. В детстве он провел там несколько лет, а потом приезжал уже после окончания университета и, конечно, бегло говорил на итальянском. Он показал мне ту часть страны, которую я, пожалуй, не увидела бы, путешествуй одна. Накануне отплытия в Штаты, вечером, он сделал мне предложение. Я не ответила ему ничего определенного, поскольку мы были знакомы к тому времени еще не достаточно долго, пыталась убедить его отменить отъезд, лететь домой вместе со мной уже из Парижа двумя неделями позже. Но он взял билет на какое-то маленькое грузопассажирское судно, идущее из Генуи на Мексиканское побережье.
Рено встрепенулся:
— В Уэйнспорт?
Она кивнула.
— И он не изменил своего решения?
— Нет. Поэтому я и рассказываю вам обо всем этом. Попытаюсь объяснить свое ощущение. Я убеждала его, что самолет прибудет к точно назначенному времени, а судно было малой мощности и передвигалось медленно, словно черепаха, но он настаивал на необходимости плыть на нем. Тогда я подумала, что, вероятно, у него не было денег и такой перелет ему был просто не по карману. Но, похоже, причина крылась в чем-то ином, потому что позднее, когда он появился в Сан-Франциско и мы продолжали встречаться, а потом, в мае, поженились, у него явно не было никаких финансовых затруднений.
— И вы понятия не имеете, чем он занимался?
— Нет, не имею. О деньгах он никогда не говорил. По некоторым случайно оброненным фразам я пришла к выводу, что его мать оставила ему в наследство какую-то недвижимость на юге, и у меня сложилось впечатление, что именно в Уэйнспорте. Но, мистер Рено, не странно ли, что никто и никогда не слышал о нем в этих местах ничего?!
— Ну что вы! — успокаивающе заговорил Рено. — Вы же сами сказали, что город довольно большой. Понимаю, что задаю слишком личный вопрос, но все же постарайтесь ответить на него честно: когда он уезжал, вы не поссорились?
Она решительно замотала головой:
— Слава Богу, нет. Знаете, я умоляла взять меня с собой. Но он сказал, что будет очень занят и что летом в этих краях ужасно жарко. Мы никогда с ним не ссорились. А в тот день, прочитав газету, он был как-то особенно задумчив и озабочен, но при этом был, как всегда, очень внимательным и предупредительным.
— Речь шла об уэйнспортской газете?
— Да, «Экспресс». Он…
— Простите, что перебиваю вас, миссис Конвей, но он говорил вам что-нибудь о своих планах после чтения газеты?
— Да. Он вошел с ней в руках с улицы и дочитывал уже в гостиной. Когда я из соседней комнаты услышала, что он что-то говорит, и выглянула за дверь посмотреть, не со мной ли он разговаривает, он меня даже не заметил, настолько был поглощен этим чтением. Весь остаток дня потом был рассеян, а вечером сказал, что ему надо непременно съездить в Уэйнспорт.
— Газета, которую он читал, сохранилась?
— К сожалению, нет! Мистер Макхью спрашивал о том же, но газету выбросили.
— Вы не помните дату ее выхода из печати?
— Точно — вряд ли, но, должно быть, что-то число двенадцатое. Как вы заметили, газета всегда устаревает на два-три дня, а он выехал из Сан-Франциско на следующее утро, и это было уже шестнадцатое.
— Скажите, последнее письмо, полученное вами от него, было отправлено из Уэйнспорта четырьмя или пятью днями позже?
— Да. Двадцатого.
«Прошло уже чуть больше месяца с тех пор, — подумал Рено. — И все это время его машина стоит в полицейском гараже. Или с Конвеем что-то произошло, или он намеренно скрылся. Но зачем тогда было писать жене с дороги, если он собирался исчезнуть? Совсем неразумно!» Пит поднялся и стал мерить шагами комнату.
— Хорошо, миссис Конвей. Пойдем дальше!
Можете ли вы пересказать мне всю информацию, которую сообщил вам Макхью с момента приезда сюда?
Усевшись и кинув спичку в пепельницу на журнальном столике, Рено продолжал разглядывать миссис Конвей. При довольно высоком росте все ее движения тем не менее были грациозны, а лицо — одним из самых очаровательных и запоминающихся среди всех, что он встретил за свою жизнь. Фиалковые глаза, опушенные длинными ресницами, и волосы цвета воронова крыла. В этой женщине причудливым образом сочетались броскость красок с контрастирующей мягкостью меланхолично-застенчивого взгляда.
Посмотрев на кисти ее рук, непрерывно находящихся в движении и поправляющих складки юбки на коленях, он догадался, что миссис Конвей тщетно пытается скрыть волнение.
Наконец она собралась с мыслями:
— Как ужасно то, что случилось с мистером Макхью — Да, — Отозвался Рено, чуть подавшись вперед. — Миссис Конвей, скажите, а зачем Мак разыскивал вашего мужа?
— Простите, мистер Рено, но дело сугубо конфиденциальное.
Задав этот вопрос, он тут же понял, что поторопился с ним: она смутилась и была окончательно сбита с толку.
Устало проведя рукой по лицу, Рено поднялся и подошел к окну, на мгновение засомневавшись, не потерял ли он рассудок в погоне за призраком по имени Конвей; может, он сам уже просто невменяем и никакого Конвея вообще на свете не существует. Отвернувшись от окна, Пит задал еще один вопрос:
— Вы, кажется, знаете Дика Карстерса?
— Да, а почему это вас интересует?
— Позвольте я позвоню ему и позже оплачу свой разговор. Он объяснит вам, кто я, и подтвердит, что Пит Рено не праздный любитель сплетен, сующий нос в чужие дела из чистого любопытства.
Макхью был моим лучшим другом, а в его убийстве пытаются обвинить мою родную сестру.
— Вашу сестру? — с недоумением перебила женщина, смотря на него во все глаза. — Вы имеете в виду Вики Шейн?
— Да. А вы знакомы с ней?
— Не очень хорошо, хотя мистер Макхью как-то представил нас друг другу; я — большая ее поклонница.
— Пожалуйста, расскажите мне об этом поподробнее. Я имею в виду цель приезда Мака сюда… Что ему удалось узнать, насколько он в этом преуспел…
— Но тут нет никакой связи с гибелью Макхью, — запротестовала мадам Конвей.
— Возможно, так оно и есть, миссис Конвей!
Но разве вы не понимаете, что мне необходимо с чего-то начать, поэтому я хватаюсь даже за малейший намек.
— Хорошо, — произнесла она тихо. — Этим я никому не причиню вреда, а может быть, это мой долг перед мистером Макхью.
Рено сел напротив нее:
— Вы упомянули, что кто-то позвонил вам по междугородной линии. Вы знаете, кто это был?
— Нет, человек не представился.
— А что он сказал?
— Только то, что, если я приеду сюда, он сообщит мне что-то о моем муже.
— Вам не показалось это несколько странным?
— Вы правы, сэр. Но я была просто в отчаянии! Впрочем, и сейчас мое состояние не изменилось.
Умеет держать удар, подумал Рено. Она явно начинала ему нравиться. Была какая-то подкупающая искренность в том, как близко к сердцу она приняла гибель Мака, и ту переделку, в которую угодила Вики.
— Ладно, а скажите, почему именно Мак искал вашего мужа? И в Уэйнспорте?
— Потому что именно из Уэйнспорта я получила последнюю весточку от мистера Конвея, после чего он исчез. Это произошло чуть больше месяца назад, где-то в середине июля. Ему нужно было приехать сюда по делу, как он мне объяснил, и он отправился на машине. Я пыталась уговорить его лететь самолетом, ведь это значительно быстрее, но муж сказал, что машина понадобится ему здесь.
— Вы говорили, что получали весточку от него? Это случилось уже после отъезда из Сан-Франциско?
Она грустно кивнула:
— Я получала от него по письму каждый день, пока он не приехал сюда. И отправил мне коротенькую записочку вечером в день приезда, пообещав написать утром. — Голос ее дрогнул, и она замолчала. Потом, немного успокоившись, добавила:
— Больше писем не было. Никаких адресов он мне не оставлял, и я не знала, что делать, где его искать. Когда прошли две недели, паника окончательно овладела мной и я прилетела сюда.
Все складывалось ужасно. Я оказалась абсолютно беспомощной. В Уэйнспорте более ста тысяч жителей, но мне совершенно не к кому было обратиться, чтобы с чего-то начать поиски. Как я поняла, его семья жила здесь, он до сих пор владеет здесь какой-то собственностью, которая досталась ему от матери. В телефонном справочнике значится несколько Конвеев, и я навестила их всех, но никто никогда ничего не слышал о моем муже. Через три дня я сдалась и улетела домой… Вот тогда я и подумала о мистере Макхью. Мне не сразу удалось уговорить его взяться за дело, но, когда он в конце концов понял, насколько я напугана, он обещал помочь.
Рено задумчиво разглядывал свою сигарету.
«Ладно, — думал он, — значит, не хочет говорить со мной начистоту. Она не врет, скорее всего, просто не умеет этого делать, но и откровенничать не намерена. Это надо же, додуматься искать по телефонному справочнику исчезнувшего человека! Она страшно боится, что с ним что-то произошло…»
Тряхнув головой, Рено посмотрел женщине прямо в глаза:
— Миссис Конвей, что-то не состыковывается! Понимаю, вы не обязаны, если не хотите, говорить мне всего, но вы и не объяснили ровным счетом ничего. Даже то, почему вы наняли Мака, а не обратились за помощью в полицию.
Она явно обиделась. Рено это видел, видел, как женщина пыталась справиться с собой, но силы в какой-то момент покинули ее, и она разрыдалась. Полная беспомощность вызвала в нем сострадание: он замер в неловком ожидании, жалея ее и коря себя за излишнюю прямоту. Она такая милая, подумалось ему… Впрочем, как и Мак.
Когда плач затих, она взглянула на Рено, заплаканная и жалкая, и он склонился над ней, протянув свой носовой платок. Она молча покачала головой, поднялась и исчезла в спальне.
А когда через несколько минут вернулась, то ее макияж уже был в порядке.
— Извините меня, — произнес Рено, вскакивая с места.
— Все в порядке. — Миссис Конвей села и взяла протянутую ей сигарету. — Думаю, вы правы: я не рассказала вам всего. Но только в силу того, что не была уверена, поймете ли вы меня.
Мужской логике это вряд ли поддается.
— А вы попробуйте!
Он уже начал догадываться: миссис Конвей любит своего мужа и страдает оттого, что с ним что-то не так. Возможно, он в чем-то замешан, но для нее это не имеет ровно никакого значения. У нее была цель: вернуть его. И ей очень страшно. Чего, интересно, она так боится обнаружить? Нарушение закона? Другую женщину?
— Скажите, — напомнил он ей, — Мак разузнал что-нибудь, приехав сюда, в Уэйнспорт?
— Немного, — ответила она уже более спокойно, — и это почему-то напугало меня еще больше.
— Ну ладно! А теперь давайте вернемся к началу нашего разговора, расскажите мне все подробно.
— Хорошо, — вяло согласилась она. Лицо ее будто застыло, а взгляд был устремлен в какую-то точку, мимо Рено. — Хотя, может быть, я не сумею объяснить всего… Вам, наверное, не знакомо чувство полнейшего одиночества или страха перед чем-то, чему вы даже не можете найти названия? Вероятно, вы никогда не испытывали жуткое ощущение от пребывания в каком-то месте, куда забросила вас судьба…
— Месте? — переспросил Рено.
Миссис Конвей уныло кивнула:
— Понимаю, глупо звучит, но это так. И я ничего не могу поделать с собой. Уэйнспорт… Ужасное чувство, что между этим городом и моим мужем существует какая-то таинственная связь, нечто, неподвластное моему пониманию. Не знаю, как вам объяснить это… Возможно, дело в регулярном чтении здешней газеты. Он покупал ее в киоске каждый день…
— Минутку! — перебил ее Рено. — Говорите, он каждый день покупал местную газету или одну из них? Не устаревала ли она на два-три дня к тому времени?
— Да. Но это не играло никакой роли. Он всегда очень внимательно просматривал ее, будто чего-то искал в ней. А когда мы только познакомились…
— Когда же это произошло?
— Весной. В Италии. Точнее, в Неаполе. Мы с самого начала, увлекшись, были поглощены друг другом; конечно, и в силу общих интересов к музыке и искусству. И еще потому, что оба любили эту страну. В детстве он провел там несколько лет, а потом приезжал уже после окончания университета и, конечно, бегло говорил на итальянском. Он показал мне ту часть страны, которую я, пожалуй, не увидела бы, путешествуй одна. Накануне отплытия в Штаты, вечером, он сделал мне предложение. Я не ответила ему ничего определенного, поскольку мы были знакомы к тому времени еще не достаточно долго, пыталась убедить его отменить отъезд, лететь домой вместе со мной уже из Парижа двумя неделями позже. Но он взял билет на какое-то маленькое грузопассажирское судно, идущее из Генуи на Мексиканское побережье.
Рено встрепенулся:
— В Уэйнспорт?
Она кивнула.
— И он не изменил своего решения?
— Нет. Поэтому я и рассказываю вам обо всем этом. Попытаюсь объяснить свое ощущение. Я убеждала его, что самолет прибудет к точно назначенному времени, а судно было малой мощности и передвигалось медленно, словно черепаха, но он настаивал на необходимости плыть на нем. Тогда я подумала, что, вероятно, у него не было денег и такой перелет ему был просто не по карману. Но, похоже, причина крылась в чем-то ином, потому что позднее, когда он появился в Сан-Франциско и мы продолжали встречаться, а потом, в мае, поженились, у него явно не было никаких финансовых затруднений.
— И вы понятия не имеете, чем он занимался?
— Нет, не имею. О деньгах он никогда не говорил. По некоторым случайно оброненным фразам я пришла к выводу, что его мать оставила ему в наследство какую-то недвижимость на юге, и у меня сложилось впечатление, что именно в Уэйнспорте. Но, мистер Рено, не странно ли, что никто и никогда не слышал о нем в этих местах ничего?!
— Ну что вы! — успокаивающе заговорил Рено. — Вы же сами сказали, что город довольно большой. Понимаю, что задаю слишком личный вопрос, но все же постарайтесь ответить на него честно: когда он уезжал, вы не поссорились?
Она решительно замотала головой:
— Слава Богу, нет. Знаете, я умоляла взять меня с собой. Но он сказал, что будет очень занят и что летом в этих краях ужасно жарко. Мы никогда с ним не ссорились. А в тот день, прочитав газету, он был как-то особенно задумчив и озабочен, но при этом был, как всегда, очень внимательным и предупредительным.
— Речь шла об уэйнспортской газете?
— Да, «Экспресс». Он…
— Простите, что перебиваю вас, миссис Конвей, но он говорил вам что-нибудь о своих планах после чтения газеты?
— Да. Он вошел с ней в руках с улицы и дочитывал уже в гостиной. Когда я из соседней комнаты услышала, что он что-то говорит, и выглянула за дверь посмотреть, не со мной ли он разговаривает, он меня даже не заметил, настолько был поглощен этим чтением. Весь остаток дня потом был рассеян, а вечером сказал, что ему надо непременно съездить в Уэйнспорт.
— Газета, которую он читал, сохранилась?
— К сожалению, нет! Мистер Макхью спрашивал о том же, но газету выбросили.
— Вы не помните дату ее выхода из печати?
— Точно — вряд ли, но, должно быть, что-то число двенадцатое. Как вы заметили, газета всегда устаревает на два-три дня, а он выехал из Сан-Франциско на следующее утро, и это было уже шестнадцатое.
— Скажите, последнее письмо, полученное вами от него, было отправлено из Уэйнспорта четырьмя или пятью днями позже?
— Да. Двадцатого.
«Прошло уже чуть больше месяца с тех пор, — подумал Рено. — И все это время его машина стоит в полицейском гараже. Или с Конвеем что-то произошло, или он намеренно скрылся. Но зачем тогда было писать жене с дороги, если он собирался исчезнуть? Совсем неразумно!» Пит поднялся и стал мерить шагами комнату.
— Хорошо, миссис Конвей. Пойдем дальше!
Можете ли вы пересказать мне всю информацию, которую сообщил вам Макхью с момента приезда сюда?