– Ого! – выдохнул он в изумлении и остался пригвожденным на месте.
   Остальные смотрели из-за его плеча. В комнате Ксантиппа было только одно маленькое оконце, но, несмотря на плохое освещение, мальчики тут же увидели, что случилось какое-то бедствие. Почти вся мебель была перевернута, повсюду валялись разбросанные свитки папируса, картинки, футляры, таблички для письма и предметы одежды. Только кровать и большой шкаф в углу остались на своих местах.
   Ксантиппа не было и в помине. Кровать пуста, покрывала с нее сдернуты. Мальчики так были поражены всем этим, что и думать забыли о странном звуке. Муций прошел в комнату, осторожно переступая через вещи на полу, остановился посредине и огляделся, недоуменно покачивая головой.
   – С ума сойти! – пробормотал он.
   Остальные последовали за ним. Флавий, который держался поближе к выходу, готовый улизнуть каждую секунду, с беспокойством спросил:
   – А где Ксантипп?
   Антоний осветил фонарем крошечную нишу, которая служила кухней.
   – Здесь нет, – сообщил он.
   Затем он посмотрел под кровать, но и там Ксантиппа не оказалось.
   – Куда же он подевался? – удивился Флавий.
   – Улизнул, – ухмыляясь, ответил Публий.
   – Вот именно! – воскликнул Антоний. – Он улизнул обратно в Грецию, потому что мы надоели ему до смерти. У него случился приступ гнева, вот он и перевернул всю мебель, прежде чем уехать.
   Публий презрительно рассмеялся и передразнил Антония:
   – Я думаю, Лукос превратил его в свинью.
   В этот момент снова раздался приглушенный стон. На этот раз он был громче и длился дольше. Звук шел явно из угла, где стоял шкаф. Мальчишки окаменели.
   – Там что-то есть, – прошептал Муций.
   – Привидение, – выдохнул Антоний.
   – Давайте уйдем отсюда, – промямлил Флавий.
   Но все смотрели как загипнотизированные на шкаф. Стон снова повторился, а затем послышалось хриплое карканье.
   – Там кто-то заперт, – возбужденно произнес Муций и начал подкрадываться к шкафу.
   – Не открывай, – предостерег Флавий сдавленным голосом.
   – Нет, надо открыть, – сказал Муций, – он может задохнуться.
   – Но это не человек, – настаивал Антоний. – Это привидение. А привидения никогда не задыхаются.
   – Замолчи! – резко оборвал его Муций. – Привидения не сидят по утрам в шкафах. Я открываю, посвети мне.
   Антоний направил фонарь на дверь шкафа, но рука его дрожала, и слабый свет прыгал, как блуждающий огонек, вверх и вниз по стене. Из шкафа последовала новая порция сдавленного хрипа. Ключ торчал в замке снаружи. Муций смело повернул его, рванул дверь и отпрянул в изумлении.
   В шкафу сидел Ксантипп, связанный, как узел старого тряпья. Его руки были стянуты за спиной, а лицо было обмотано полосками покрывала так, что виднелись только глаза и всклокоченные волосы.
   – Ксантипп! – выдохнули мальчики.
   Из-под кляпа понеслось раздраженное карканье.
   – А почему он сидит в шкафу? – спросил Флавий.
   Ксантипп заклокотал наподобие гуся.
   – Он хочет выбраться оттуда, – сделал вывод Антоний.
   Муций неожиданно очнулся.
   – Что вы стоите как болваны, – закричал он на остальных. – Нельзя же оставить его здесь! Давайте, помогите мне! Все вместе!
   Ксантипп был втиснут в узкий шкаф, и мальчикам с трудом удалось вытащить учителя совместными усилиями. Он мешком свалился на пол, яростно рыча. Муций развязал кляп, склонился над учителем и участливо поинтересовался:
   – Как вы себя чувствуете?
   Вместо ответа Ксантипп закрыл глаза и тяжело вздохнул.
   – Он умирает, – отметил Антоний.
   При этих словах Ксантипп снова открыл глаза и свирепо зарычал:
   – Во имя Юпитера и всех богов! Почему вы так долго ждали? Я чуть не задохнулся. Быстро развяжите меня! Я уже не чувствую ни рук, ни ног. Возьмите нож на кухне.
   Антоний и Публий сумели распутать веревки вокруг ног Ксантиппа. Большим хлебным ножом, который Флавий принес из кухни, Муций освободил руки учителя.
   Ксантипп осторожно подвигал руками и начал сжимать и разжимать пальцы, тихо постанывая.
   – Помогите мне! – приказал он своим ученикам. – Я не могу встать.
   Мальчики подняли его и отвели к кровати, на которую он в изнеможении опустился. Спустя немного времени Ксантипп начал ощупывать правую ногу, и лицо его исказилось от боли.
   – Нога! – пожаловался он. – Наверное, вывих. Ну, конечно, она распухла. Ох-хо-хо! Я не смогу стоять на ней. – Затем его руки потянулись к голове, и он воскликнул: – Шишка! Так я и думал. И какая шишка! Выпуклость почти круглая, значительного диаметра.
   Он протянул руку к полке над кроватью за маленьким отполированным металлическим зеркальцем и мрачно уставился в него.
   Муций почтительно покашлял, затем рискнул задать вопрос:
   – Как случилось, что вы оказались в шкафу, учитель?
   Ксантипп окинул мальчиков долгим скорбным взглядом.
   – Прошлой ночью на меня напали, – со вздохом ответил он,

ВОР-МАТЕМАТИК

   – Напали? – эхом отозвались ученики.
   – Кто это сделал? – поинтересовался Юлий.
   – Они хотели убить вас? – Антоний буквально бурлил энтузиазмом.
   – Потише, пожалуйста! – прокаркал Ксантипп. Он все еще хрипел. – Кто преступник – мне не известно. Я был уже в кровати и крепко спал. Посреди ночи меня разбудили шаги в соседней комнате. «Кто там?» – позвал я, но ответа не последовало. Я вскочил с кровати и пошел посмотреть, в чем дело. Это было глупо с моей стороны: мне следовало сначала зажечь светильник в той кромешной тьме. Внезапно кто-то в меня вцепился. Я попытался ухватить его за горло, но он был сильнее и швырнул меня на пол. Не успел я подняться, как получил сильный удар по голове и потерял сознание.
   – Надо же! – выдохнул Антоний.
   Ксантипп бросил на него суровый взгляд и продолжал:
   – Очнулся я в шкафу, связанный, с кляпом во рту. Я слышал, что грабитель долго рылся в моих вещах, как будто искал что-то. Наконец он ушел. Потом мне показалось, прошло сто лет, прежде чем я услышал, что вы пришли. Но я не мог позвать вас из-за кляпа во рту. Если бы вы не освободили меня, еще немного – и я бы, безусловно, задохнулся в этом шкафу.
   Он с беспокойством снова потрогал шишку на голове, потом ощупал больную ногу и застонал.
   – Совершенно ничего не понимаю, – сказал он. – Что у меня можно украсть?
   – Возможно, вор… – осмелился начать Юлий.
   – Я далеко не Крез.[10] Кроме того, те деньги, что у меня есть, я не держу в доме. Хотя никогда не знаешь… Уберите здесь все, мальчики. Тогда мы увидим, что пропало.
   Мальчишки рьяно принялись за дело. Они поднимали мебель и книги, расставляли столы, стулья и ящики по своим местам. Ксантипп со своей кровати руководил работой. Ставя на место каждую книгу, футляр или картинку, они громко выкрикивали их название, а Ксантипп записывал стилем на табличке. Наконец они собрали разбросанные таблички и положили их на место в сундук, который грабитель перевернул вверх дном.
   Когда порядок был восстановлен, Ксантипп задумчиво посмотрел на свой список. Наконец он объявил с некоторым удивлением, что пропало несколько учебников по математике и две-три маловажные картинки.
   – Странно, – сказал он, покачивая головой. – Все это не должно представлять ценности для грабителя. – И, вздохнув, добавил: – Но для меня это серьезная потеря. Исчез мой добрый старый Пифагор и второй свиток математических записок Евклида. И мой собственный монументальный труд об острых углах в тупоугольных треугольниках.
   Ксантипп совсем сник и обвел страдальческим взглядом своих учеников. Антоний, казалось, проникся его печалью и решил утешить учителя:
   – Возможно, грабитель изучает математику, но у него нет денег на книги. Он услышал о том, что вы известный математик, и вот пришел сюда и ударил вас по голове…
   Но Ксантипп велел ему замолчать, а Публнй поднял Антония на смех:
   – Никогда не слышал о грабителях, изучающих математику.
   У Флавня была своя идея, и он ее робко выдвинул:
   – Может, вызовем стражу?
   Ксантипп и слышать об этом не хотел.
   – Пожалуйста, давайте держаться от стражи подальше. Я знаю этих ребят: только позволь одному из них сунуть сюда свой нос, тут же будут неприятности. Мне известно, как они работают. Вопросы и еще вопросы, и так без конца, пока не высушат меня, словно лист папируса. Весь день они будут рыться в моих вещах, перевернут все вверх дном, найдут множество улик, только вора ни за что не поймают…
   – Да, они ужасно тупы, – подхватил Антоний. – Я как-то раз спросил одного стражника на Форуме, который час. Он как баран уставился на большой солнечный циферблат с обратной стороны ростры[11] и, наконец, произнес: «Не знаю». Тогда как раз шел дождь.
   – Слишком много болтаешь, – заметил ему учитель. – Твой язык до добра тебя не доведет.
   Антоний в панике тут же скосил глаза на кончик языка.
   – Теперь можете идти, – сказал Ксантипп.
   Недавнее происшествие не улучшило его нрава. Тем не менее он почувствовал, что уместно будет добавить:
   – Я благодарен вам за спасение.
   – Мы только выполнили свой долг, – скромно ответил Муций.
   Антоний, нисколько не смущенный резкими словами учителя о своем языке, добавил с невинным видом:
   – Мы не знали, что вы в шкафу. Мы думали, вас превратили в свинью, как поступила с людьми Одиссея прекрасная волшебница Кирка.
   Ксантипп метнул на него бешеный взгляд.
   – Ну ладно, все по местам, – поспешно приказал Муций и стал выпроваживать своих друзей из комнаты.
   Но Ксантипп думал иначе.
   – Сегодня занятий не будет. Отправляйтесь по домам. И завтра не приходите. Устроим каникулы на несколько дней. Мне нужно полежать в кровати, пока с ногой не станет лучше. Я извещу вас, когда снова начнутся занятия.
   Мальчишки встретили новость о неожиданных каникулах радостным гиканьем. Только Муций оставался серьезным. И в вопросе, который он задал, чувствовалась неуверенность:
   – Значит… значит, вы сегодня не собираетесь увидеться с матерью Руфа?
   Ксантипп, который, стоя на одной ноге, поправлял постель, обернулся к нему.
   – С кем увидеться? – переспросил он.
   – С матерью Руфа. Вы хотели повидать ее из-за того, что Руф вчера… – Муций замолчал, вид у него был смущенный.
   Ксантипп откашлялся.
   – Да, хм, действительно, – буркнул он. – Подождите.
   Постанывая, он заполз на кровать, натянул на себя покрывало и откинулся на подушки, вздохнув с облегчением. С минуту учитель задумчиво поглаживал бороду, а затем произнес:
   – На самом деле у меня не было намерения разговаривать с его матерью. Я хотел хорошенько напугать Руфа, чтобы он запомнил как следует этот урок.
   – Значит, Руф может вернуться в школу после каникул! – радостно воскликнул Муций.
   – Да, может, – милостиво разрешил Ксантипп. – В целом он неплохой ученик, и я не хотел бы сделать его несчастным из-за единственной проказы. Я знаю, что для юного римлянина означает учиться в школе Ксанфа. И, надеюсь, вы тоже это знаете.
   – О да! – мальчики были единодушны в искреннем возгласе.
   Они на самом деле гордились своей школой.
   Ксантипп кивнул, удовлетворенный, но тут же снова принял грозный вид и пролаял:
   – Но горе вам, если я еще раз увижу такое плохое поведение и полное отсутствие дисциплины, как вчера. Если повторится подобное, вы все будете исключены! А сейчас ступайте!
   – Эти каникулы – подарок богов, – заключил Юлий, когда они оказались на улице. Он радостно потер ладони. – Такое событие нужно отпраздновать.
   – Давайте играть в воров и сыщиков, – предложил Антоний. – Чур, я вор, а вы – сыщики. Или давайте играть в войну. Я – римлянин, а вы – варвары. Можно еще в бега на колесницах. Я – возница, а вы – мои лошади.
   – Лучше представить, что ты осел, а мы будем тебя погонять, – съязвил Публий. – У меня идея получше. Что, если нам всем отправиться к Тибру? Недавно прибыла большая египетская галера. Мы можем потихоньку пробраться на борт и хорошенько все рассмотреть.
   – Это опасно, – предупредил Флавий. – Если мы попадемся матросам, они поколотят нас. Давайте просто погоняем мяч на Марсовом поле.
   – Нет, я лучше придумал! – воскликнул Юлий. – В Таврический амфитеатр пришел караван с дикими животными. Можно пойти взглянуть, как их разводят по клеткам.
   – Здорово! – согласился Антоний. – Там будут и слоны, и львы, и тигры. Побежали!
   Он уже хотел пуститься вскачь, но Муций его удержал.
   – Сначала мы должны повидать Руфа, – сказал он.
   – Зачем? – заныли все разочарованно.
   – Чтобы сказать ему, что Ксантипп все отменил. Бедный Руф думает, что его исключили, и ждет, когда Ксантипп придет к его матери. Мы убежим, а он будет волноваться целый день? Это было бы скверно.
   – Ты прав, – сказал Юлий. – Потом он сможет с нами пойти.
   И они побежали по Главной улице мимо Капитолия[12] к Форуму. Солнце еще не взошло, но несколько облачков на небе уже порозовели, и с востока горизонт был довольно ярким. Римский Форум, который заполнится людьми позже, пока что был почти пуст. Только несметное количество голубей парило в воздухе, кружа огромными стаями над площадью, да еще редкие рабы проходили здесь с пустыми корзинками, направляясь на ближайшие рынки или же возвращаясь с такими же корзинками, доверху заполненными.
   Мальчики пересекли Форум, свернули на узкую грязную улочку и стали взбираться по крутым каменным ступеням, ведущим на плато Эсквилинского холма. Добравшись до верха, они тяжело дышали. Теперь они очутились на площади Минервы. Отсюда рукой подать до дома, где живет Руф.
   Площадь Минервы, просторная и тихая, была окружена сосновым массивом. Многие знатные патриции выстроили здесь свои дома. В самом центре площади находился храм Минервы – простое, побеленное здание, единственной примечательной чертой которого были колонны при входе и три широкие мраморные ступени. Но этот маленький храм почитали как величайшую святыню, так как воздвигли его в честь самого императора. Напротив храма, в тени высоких кипарисов, укрывался дом сенатора Виниция – отца Кая.
   – Интересно, почему Кай не пришел сегодня в школу? – взглянув на дом, произнес Флавий.
   – Завтра он заявит, что у него болел живот, – изрек проницательный Публий.
   – А мы скажем ему, что сейчас каникулы? – спросил Юлий.
   – Нет, – жестоко решил Муций. – Обойдется. Так у него будет время сделать домашнее задание. Это не повредит ему. Пошли!
   Они поспешили дальше. Как раз, когда они подошли к храму, взошло солнце, заливая все вокруг золотым светом. Внезапно Публий остановился как вкопанный.
   – Боги милостивые! – с тихим ужасом промолвил он, указывая на храм.
   На белоснежной стене чья-то злобная рука намалевала кроваво-красными буквами:
   «Кай – болван».

КЛАВДИЯ

   – Это сделал Руф! – воскликнул Юлий.
   – Он, наверное, сошел с ума, – предположил Публий. – Если это увидит отец Кая – Руфу несдобровать!
   Мальчики с тревогой взглянули на дом сенатора. Виниций очень рьяно поклонялся богам и всегда высоко чтил императора.
   Все знали, что он пожертвовал огромную сумму на строительство храма Минервы.
   – А это очень плохо – испортить храм? – спросил Флавий.
   – Плохо? – отозвался Публий, – Да ты так запросто попадешь в настоящую беду.
   Антоний подошел к стене храма и ткнул пальцем в букву «К».
   – Интересно, откуда у Руфа такая замечательная краска? – восхищенно спросил он.
   Муций оттеснил его в сторону и принялся стирать надпись краем своей тоги. Но краска уже успела высохнуть.
   – Так не годится, – сказал он. – Эти каракули нужно соскоблить.
   – Может, попробуем поскоблить камнем, – предложил Юлий.
   Он посмотрел по сторонам, но не увидел ни одного камешка вокруг: площадь перед храмом содержалась в безукоризненной чистоте.
   – Давайте тогда скоблить нашими стилями, – придумал Антоний.
   Но было слишком поздно: к храму быстрыми шагами приближались двое. Флавий тут же подхватил свой школьный скарб и стал убегать во все лопатки. Он перебежал в развевающейся тоге через площадь и затаился в густых олеандровых зарослях на краю рощи. Остальные не замедлили последовать его примеру.
   – Почему ты удрал? – еле переводя дыхание, поинтересовался Антоний.
   – Те люди могли подумать, что это сделали мы, – оправдывался Флавий.
   – Тихо! – строго прошептал Муций. – Нас могут услышать.
   Мальчики сквозь ветви кустарника принялись следить за двумя прохожими и увидели, как те исчезли за углом храма. Один из них воскликнул, смеясь:
   – Взгляни сюда, Клодий. Кто-то написал на стене: «Кай – болван».
   Но второй, похоже, не понял шутки.
   – Скандал! – прорычал он. – Возмутительная выходка! Абсолютно ничего смешного.
   – Ну, не горячись, – снова заговорил первый. – Ты же видишь, это рука ребенка. Глупая детская шалость, только и всего. И мы с тобой, дорогой Клодий, были когда-то молодыми.
   – Нет, – возразил тот, кого звали Клодием. – Мне и в молодости не пришло бы в голову осквернить храм.
   Прохожие обогнули здание и двигались к каменной лестнице, которая вела в узкую аллею. Это были два пожилых горожанина в белоснежных тогах. Один из них – высокий и грузный, другой – маленький и тщедушный. Большой, когда говорил, размахивал от злости и возбуждения руками. Вдруг он замер, схватил маленького и худого за тогу и прокричал:
   – Я уверен, это не просто школьная проказа. Храм построен в честь императора. Это акт преступного богохульства. Мальчишке следует отрубить обе руки. Обе руки! Но и тогда наказание было бы слишком мягким!
   Худому стало не по себе.
   – Да, да, ты прав, – поспешил он успокоить своего собеседника. – Но это не наше дело. Нас с тобой ждут в наших лавках. Сегодня будет трудный день.
   Они двинулись дальше и стали спускаться по ступеням. Сначала исчезли ноги, потом туловища и, наконец, головы. На какую-то секунду лысина толстяка засияла в утреннем солнце, но потом и она исчезла.
   Мальчики в ужасе посмотрели друг на друга.
   – Вы слышали? – проговорил Антоний. – Он хочет, чтобы нашему Руфу отсекли руки.
   – Я же говорил – быть беде, – заважничал Публий.
   – Но никто не знает, что это сделал Руф, – заметил Флавий.
   – Неважно, все равно нужно избавиться от этой мазни, – решил Муций.
   Он начал было пробираться сквозь кусты, но Антоний удержал его, прошептав:
   – Еще кто-то идет, – и указал на дом сенатора Виниция.
   К левому крылу виллы примыкало высокое ограждение, сплошь заросшее диким виноградом. Там, где ограда вплотную подходила к дому, была крошечная дверца, и теперь мальчики увидели, что она медленно открывается. Из нее высунула голову маленькая девочка и посмотрела по сторонам.
   – Клавдия! – удивленно воскликнул Муций. – Что она здесь делает?
   Клавдия была младшей сестрой Кая и очень нравилась его одноклассникам. Веселая дружелюбная девочка, а не какая-нибудь задавака. Раньше мальчишки всегда позволяли Клавдии играть вместе с ними, но совсем недавно ей исполнилось одиннадцать, а значит, пришел конец беззаботному детству. Ее сразу же отдали на попечение нескольких греческих наставниц, которые воспитывали Клавдию, обучали ее и не позволяли выходить одной из дома. Но сейчас Клавдия ускользнула от них и направилась через площадь прямиком к кустам, где прятались мальчики.
   – Подождите, мне нужно что-то сказать вам, – кричала она, подбегая к зарослям.
   Раздвинув ветви, Клавдия предстала перед своими друзьями.
   – Я видела вас из окна. Случилось что-то ужасное! Где Руф?
   – Дома, – ответил Муций.
   – Тогда хорошо, – вздохнула с облегчением Клавдия. – Ему лучше сейчас не высовываться. Мой отец узнал обо всем.
   Она раскраснелась от бега, ее синие глаза ярко сияли. Обычно Клавдия была элегантно одета и с большой тщательностью причесана, но этим утром она быстро накинула простую тунику, а длинные темные локоны небрежно завязала узкой ленточкой. На ногах у нее были домашние сандалии, принадлежавшие, скорее всего, ее матери, так как самой Клавдии они были чересчур велики.
   – О чем же он узнал? – прищурившись, резко спросил Муций.
   – Сейчас все расскажу, – заверила Клавдия, – Но боюсь, меня могут заметить. Ведь я убежала от наставниц.
   – Пошли! – позвал всех Муций.
   Он взял Клавдию за руку и потащил за собой в глубину сосновой рощи. Когда они вышли на светлую полянку, заросшую мхом, он остановился.
   – Присаживайся, – вежливо предложил Муций, указывая на низкий, плоский камень.
   Клавдия уселась, а мальчики собрались вокруг нее.
   – Твой отец знает, что Руф намалевал на стене храма? – спросил Юлий.
   Клавдия энергично кивнула.
   – Рассказывай! Рассказывай! – потребовали хором мальчишки.
   Польщенная таким вниманием, Клавдия быстро поправила прическу.
   – Наши рабы увидели надпись, когда сегодня утром возвращались с рынка, – начала она свой рассказ. – Они сказали секретарю, а тот сразу кинулся к отцу. Отец как раз завтракал. Он отставил стакан с вином, отложил хлеб с сыром и побежал в большой зал посмотреть из окна. Когда отец увидел надпись, он пришел в ярость. «Это возмутительное осквернение храма! – закричал он. – Кто это сделал?» Секретарь не смог ответить, тогда отец еще больше рассердился и пригрозил: «Я прикажу заковать тебя в цепи!» Секретарь бросился к ногам отца и запричитал: «Смилуйся, хозяин! Наверное, твой сын Кай знает, кто злоумышленник. Должно быть, один из его школьных друзей». Когда он так сказал, мне захотелось его убить.
   – Этот секретарь – идиот, – заявил Антоний.
   – Да, – согласилась Клавдия. – Я всегда терпеть его не могла. Отец послал за стариком Геродом, репетитором Кая, и приказал ему отправиться в школу и привести домой Кая. Старик Герод побледнел и сказал: «Кай не пошел сегодня в школу, господин».-«Почему он не пошел?»-зарычал на него отец. Старик весь затрясся и тоже кинулся в ноги отцу. «Господин, не наказывай меня, – умолял он.-Я разбудил Кая рано утром, но он заперся в своей комнате и отказался открыть дверь. Я стучал несколько раз. Наконец он отозвался из-за двери, сказав, что сегодня занятий не будет, так как учитель отправился в путешествие».
   – Какой врун! – презрительно фыркнул Флавий.
   – И что тогда сделал твой отец? – Юлий хотел услышать продолжение.
   – Он сам пошел в комнату Кая и привел его с собой. Кай был все еще в ночной рубашке и выглядел в самом деле испуганным. Отец очень строг с ним. Он подвел Кая к окну, показал надпись на стене и спросил: «Кто это сделал?» Сначала Кай слова не мог вымолвить от изумления, но потом вдруг вспылил и сказал: «Руф, сын Претония».
   – Позор! Позор! – возмущению ребят не было предела.
   – Предатель! – со злостью произнес насупившийся Муций.
   – Мы должны наказать его, – сказал Юлий.
   Скрестив руки, Муций постоял с минуту в раздумье. Затем он изрек:
   – Мы изгоняем Кая. Ему не разрешается играть с нами, и никто из нас не должен с ним разговаривать.
   – Для меня он не существует! – объявил Антоний.
   – Я тоже с ним ни за что не заговорю, – заверила Клавдия, покраснев. Ей было явно стыдно за брата. – Уверена, что он соврал. Руф не такой. Он не стал бы пачкать краской стену святого храма. И на день рождения он подарил мне красивую куклу из слоновой кости.
   – Но это на самом деле сделал Руф, – сказал Муций.
   Клавдия уставилась на него, округлив от изумления свои большие глаза.
   – Кай оскорбил отца Руфа, – объяснил Муций, – и они подрались. Прямо в школе.
   – Вчера Руф написал на табличке: «Кай – болван», – добавил Юлий.
   – И повесил табличку на стену, – сказал Флавий.
   – А потом Ксантипп выгнал его из школы, – закончил повествование Публий.
   Клавдия переводила взгляд с одного говорящего на другого, и на лице ее росла озабоченность.
   – Выгнал из школы! – воскликнула она.
   Мальчики знали, что Руф ей очень нравится, и Муций поспешил успокоить ее:
   – Все не так плохо. Ксантипп простил его.
   Лицо Клавдии просветлело.
   – Тогда хорошо, – сказала она, но тут же снова забеспокоилась. – Отец ужасно зол, – заметила она. – Я пришла сюда, потому что думала, Руф с вами. Мне хотелось предупредить его.
   – О чем? – поинтересовался Муций.
   – Дело было так, – вновь принялась рассказывать Клавдия. – Отец Каю не поверил и велел позвать двух стражников, охранявших площадь ночью. Указав на стену храма, он спросил, знают ли они что-нибудь об этом. Стражники онемели. Потом один из них сказал: «Ничего подобного прошлой ночью не было». – «Как же так?» – спросил отец. «На стене ничего не было, – повторил стражник. – Мы довольно долго сидели как раз у этой стены. Ночью мы любим слегка перекусить – немного хлеба, фиги, глоток-другой вина. Ярко светила луна, и мы бы обязательно заметили, если бы на стене было что-то написано». – «Когда это было?» – спросил отец. «Незадолго до наступления пятого часа ночи», – ответил стражник. «Ты видел кого-нибудь возле храма?» – продолжал допрос отец. «Никого, повелитель, – заверил стражник, – а потом мы ушли». Стражник спросил, должен ли он сообщить об осквернении храма, но отец приказал ему ничего никому не говорить. «Я сам займусь этим делом», – сказал он.