Виолетта Пальмова. Штурмовики над Днепром

разгадав причину такого режима полета, начинают идти ровно. Хорошо,. что в
воздухе нет истребителей противника. Сколько еще сможет работать мотор? За
бортом холодно, значит, не перегреется, да и температура масла я воды пока в
норме. А внизу, как и прежде, голая степь, припорошенная снегом. Говорят,
зимой по ней бродят стаи волков. Но опаснее всего двуногий, фашистский
зверь. Быстрее бы перетянуть линию соприкосновение. "Тяни, друг, не
подведи!" - уговариваю, как человека, мотор. В его гуле улавливаю
беспокоящие меня звуки. Вода стала горячее на пять градусов, стекла фонаря
покрываются ледяной коркой, обзор ухудшается. Вот уже и знакомый ориентир -
прежняя линия обороны. Наконец-то мы дома! Даже если сдаст мотор - сяду на
своей территории. Теперь можно облегчить полет ведомым, увеличив скорость за
счет снижения. Однако температура воды неуклонно растет. И в тот момент,
когда до аэродрома остается рукой подать, мотор сдает. Винт еще вращается, и
надо хотя бы на несколько минут продлить его действие. А внизу все изрыто и
перепахано: это следы боев, ведь под Уттой гитлеровцы держали оборону.
Справа площадка. Доворот - и посадка. Потихоньку подбираю ручку управления,
стараюсь тянуть машину за счет запаса скорости. Перед самым носом вынырнула
канава. Хватаю ручку на себя, самолет чуть взмыл, делает небольшую горку и
энергично идет вниз. Хвостовое колесо, а затем и основные стукнулись о
землю, крякнули амортизаторы шасси, машина побежала по травяному полю.
Нажимаю на тормоза, и бег замедляется. Облегченно вздыхаю - кажется,
пронесло. Надо мной заходят на посадку мои ведомые. Со стороны аэродрома
вижу мчащуюся полуторку. Это Шура Желтова гонит, а над кабиной стоят двое:
"доктор Карло" и полковой инженер Григин. Соскакивают и одновременно
бросаются ко мне:
- Жив? Не ранен?
Шура ощупывает меня глазами, всматривается в лицо. Не найдя следов
ранений, облегченно вздыхает и... отворачивается, вытирая вдруг набежавшую,
словно от ветра, слезинку.
- Дотянул все-таки! - удивляется инженер, осматривая мотор.
- Дотянул! - устало улыбаюсь. - На минимальном режиме...
- Я всегда говорил: если летчик не растеряется и будет действовать
грамотно, "ильюша" выручит. Живучая машина! - Григин восторженно хлопает по
капоту. - Сейчас придет трактор.
На тракторе прибыли стартех Савичев и механик Николенко. Механик
утешает:
- Ничего, товарищ командир, если третий раз обошлось - до конца войны
обойдется. А самолет завтра будет в строю. За ночь мотор заменим.
Савичев тычет отверткой в побитые трубки водосистемы и ворчит:
- Кляты фрицы, бронебойными пуляли...
За ночь механики и мотористы звена Николенко, Сурин и Кресик под
руководством техника Кащеева заменили мотор и опробовали его на земле. Утром
я уже испытывал свой самолет в воздухе. Замечаний не было. После полета всем
участникам "ночного штурма" от лица службы объявил благодарность. А через
час снова вел эскадрилью в бой.
Спасибо вам, наземные труженики! Ведь вашими руками часто творилось
чудо. Нелегко приходилось летчику, но не менее трудной была работа техников
и механиков. Они сутками не уходили с аэродрома, в зной и в стужу готовили к
полетам боевые машины. А когда случалось, что машина садилась на вынужденную
или возвращалась на свои аэродром на последнем дыхании, техник и механик
осматривали ее со всех сторон и принимались, казалось бы, за невозможное. В
полевых условиях, без мастерских с их оборудованием, призвав на помощь
смекалку, они лечили безнадежные моторы, латали продырявленные, в лохмотьях
крылья. Остывший на морозе металл оставлял на руках ожоги, холодные ветры и
жаркое солнце дубили лицо. Но гвардейцы Савичева, как называли в эскадрилье
авиационных специалистов, тихо и скромно делали свое дело, возвращая жизнь
стальной птице. Ордена им давали редко, чаще они получали медали да
благодарность командира, а от летчика - крепкое пожатие руки и: "Спасибо,
Саша! Коля, Миша...". Механик был первым помощником, первым другом летчика.
Именно от него зависело, как будет вести себя машина в бою, не подведет ли в
трудную минуту. И, как правило, механики оправдывали доверие и не подводили
нас.
В первых числах января 1943 года наши войска освободили столицу
Калмыкии - город Элисту. В освобожденном городе на каждом шагу виднелись
следы злодеяний гитлеровцев. Были сожжены и взорваны основные здания, часто
встречались свежие могилы расстрелянных. У городской библиотеки - пепел
сожженных книг. А на аэродроме - груды ручных гранат, мотки. телефонных
проводов. И разбитая зенитная установка, полуавтоматическая пушка "эрликон".
Это наши летчики заставили ее замолчать. Как только эскадрилья приземлилась,
меня срочно вызвал командир полка. Показал на карте квадрат.
- Вылетайте парой. Здесь идет танковый бой, надо подсобить танкистам.
В напарники я взял Павла Карпова. Мы знакомы еще по училищу, вместе
участвовали во многих боях, хорошо понимаем друг друга в бою. Пришли в
указанный район, а там - ни одного танка. Куда они делись? Впереди - пожары,
это горят хаты в населенных пунктах. Значит, здесь побывал враг. Держим курс
на запад. В пяти минутах полета от заданного квадрата снова населенный пункт
в одну улицу. А на ней, от въезда до выезда, колонна крытых автомашин. По
самолетам никто не стреляет. Может, это наши придвинулись вперед? Делаю
холостой заход и снижаюсь, чтобы хорошо рассмотреть форму солдат. У
гитлеровцев она мышиная, серая, у наших войск - защитная. Да и по технике
можно определить, своя или чужая. На бреющем, чуть ли не задевая дымоходы
домов, прискакиваем вдоль улицы. Но разве на такой скорости что-нибудь
определишь? Павел Карпов точно повторяет все мои маневры, ждет решения
ведущего. Как быть? Снизу - ни одного выстрела, хотя видел, как разбегались
фигуры. Если свей - зачем им прятаться от краснозвездного "ила"? Эк, была не
была, попробую из пулеметов. Даю напарнику сигнал: "Внимание, атакую!" - и
перевожу самолет в пикирование. Стреляю на авось, без желания поразить цель.
И - о, радость! В мою сторону справа несется цветная трасса огня. Вот тот
случаи, когда не всегда плохо, если по тебе стреляют. Трасса-то явно
немецкая! Ну, теперь держись, вражина! Бомбы и эрэсы ложатся в гущу машин,
пушечные снаряды и пулеметный ливень обрушиваются на головы гитлеровцев. Они
бросились врассыпную, некоторые машины пытаются вырваться из огня, но их
настигают наши удары. Когда кончился боезапас, мы легли на обратный курс, В
форточку кабины вижу разгоряченное, счастливое лицо Павла. Он поднимает к
стеклу большой палец: поработали на славу! На земле мы жмем друг другу руки.
- Ну и задачка! - улыбается Карпов. - Я тоже во все глаза смотрю: свои
или чужие? Все-таки не выдержали у фашистов нервы, выдали себя трассой.
В тот раз так и не удалось выяснить, где были те танки, о которых
говорил командир, и для какого танкового боя понадобилось вызывать пару
штурмовиков. В ходе наступления наших войск летчики все чаще стали
сталкиваться с подобной ситуацией. Надо было срочно решать вопросы
взаимодействия с наземными частями. Свои соображения по этому поводу мы
изложили командованию полка и дивизии. Продвигаемся на запад. Очередной
аэродром для полка - Сальск. Громко звучит - полк. А в нем-то осталось
исправных всего... четыре "ила". Нас должны прикрывать истребители 148-го
полка. А в нем - всего лишь один ЛаГГ-3. В ходе Сталинградского сражения, в
условиях зимней непогоды авиация понесла чувствительные потери. Летчиков в
полку стало больше, чем самолетов. Летчики сбитых и подбитых самолетов
залечивали раны и снова рвались в бой. В район Зернограда под Ростовом мы
вылетали парами или всей "армадой" - четверкой. Обычно нас сопровождал один
истребитель - лейтенант Коля Максимов, на редкость общительный, неунывающий
парень, балагур и весельчак. Но не только за это полюбили его наши летчики.
В воздухе Коля был настоящим виртуозом. "Мал золотник, да дорог, - говорили
штурмовики. - Такой "мессера" и близко не подпустит".
Может, поэтому, решили мы, командование истребительного полка и
прислало к нам Максимова. Но лейтенант поспешил нас разочаровать.
- Нет, ребята, меня к вам в наказание прислали, для искупления вины, -
то ли в шутку, то ли всерьез объяснил Коля. - Возвращаюсь я недавно с
задания и песни пою. Настроение - по высшей шкале, бой провел в норме. Надо
сказать, это был мой восьмидесятый вылет! А за него что положено? Правильно,
премия. Получу я ее и... Размечтался, одним словом. А шасси-то выпустить и
забыл, притер свой "лажок" у "Т" на фюзеляж. Командование, понятно, за это
пригрозило вместо премии отдать под трибунал. Спасибо техникам, упросили не
принимать крутых мер, пожалеть мою молодость. Самолет пообещали
отремонтировать своими силами. День к ночь работали. И я вместе с ними. А в
полку осталось всего три машины. Пока мою восстанавливали, остальные вышли
из строя: кто подбит, кто сбит. И остался я один на исправном коне. Облетал
его, докладываю командиру. А он в ответ: "Иди-ка ты, Максимов, к
штурмовикам. Увидишь, что такое настоящая боевая работа. Покрутишь карусель,
перестанешь песни петь на посадке". Вот так я и оказался у вас...
Где здесь правда, где выдумка - трудно сказать, но мы были довольны
решением командира истребительного полка. Хотелось, чтобы таких Максимовых
летало с нами побольше. Однако такой возможности пока не было. На сальском
аэродроме мы увидели несколько вражеских транспортных самолетов Ю-52 и
связной "Физелер Шторх".
Местные жители рассказывали, как фашисты из Сальска летали в окруженный
Сталинград, Хозяйка дома, в котором мы поселились, пожилая женщина,
взволнованная встречей с родной армией, возбужденно рассказывала:
- Страшно было смотреть, сколько чужой техники шло на Сталинград! И
танки, и автомобили разные, орудий много! Аэродром самолетами забили.
"Матка, Сталинград - капут!" - орут. А потом, когда прижали их там, на
Волге, по-иному загалдели: "О, Сталинград!". Летать туда очень боялись.
Смотрим: с аэродрома ушло пять самолетов, возвращается - один-два. Злые
стали фашисты, куда и гонор делся...
Мы с интересом слушали рассказ женщины, муж и сыновья которой тоже
где-то сражались с гитлеровцами. Фашистская оккупация была тяжким испытанием
для наших матерей. В душе закипал гнев: дорогие матери, мы отплатим врагу за
ваши слезы, за нанесенные вам обиды! Сталинградское сражение завершается.
Каждый день приносит добрые вести. Все плотнее сжимается кольцо вокруг
окруженной вражеской группировки, бои уже идут в центре города. 2 февраля
поступило сообщение: победа в Сталинграде! Мы уже приготовились к взлету,
когда возбужденный Ислям Сатаев с листком телеграммы побежал от самолета к
самолету, каждому сообщая о последней радостной сводке. Да, давно мы ждали
такой новости! Как она подняла наше настроение! Хотелось еще сильнее бить по
врагу, до полной победы! Летим всей четверкой в район села Ракитное, где
сосредоточились вражеские танки. Нас сопровождает Коля Максимов. Перед
вылетом договорились о взаимодействии. Как ведущий группы, я напомнил:
- Держись повыше. Если придется туго, выскакивай вперед. Туда ни один
"мессер" не сунется. Они знают, какое мощное у "ила" оружие.
Коля согласно кивает. Потом, тепло одетый, и оттого напоминающий
медвежонка, топает к одинокому "лаггу". Я не уверен, воспользуется ли он
моим советом, но прикрывать он нас будет до последнего, как бы не пришлось
ему туго. Еще при подходе к цели мы обнаружили вражеские танки. Они стояли
вдоль улицы и между домами в Ракитном. По данным разведки, враг накапливал
силы для фланговой атаки. У нас на каждом "иле" по шесть стокилограммовых
фугасных бомб и по восемь реактивных снарядов. Кроме, конечно, полного
комплекта боезапаса для двух пушек и пары пулеметов. Это сила! Как тут не
вспомнить крылатый ответ на вопрос "Что такое боевой самолет?". "Самолет
есть машина, предназначенная для доставки комплекта оружия к месту боя и
обеспечения применения этого оружия по назначению"...
Наш "ил", прозванный врагами "черной смертью", очень хорошо справлялся
со своей задачей. Мы знали - в селе живут наши люди, и враг попытался
воспользоваться этим. Вижу, как от домов убегают в поле женщины, дети.
Пришлось поступиться внезапностью и под зенитным огнем сделать холостой
заход. Ведомые поняли маневр командира: все равно танки от нас не уйдут. На
втором заходе, разойдясь по одному и образовав круг, "илы" пошли в атаку. В
это время Коля Максимов, поднявшись до тысячи метров над группой, ходил в
обратном направлении, внимательно следя за воздухом. Когда есть прикрытие
сверху, можно с большей точностью работать по цели. Наши бомбы и эрэсы
опрокинули броню и подожгли машины. Атака врага была сорвана, мы нанесли ему
чувствительный урон. Это подтвердили данные контрольной разведки и сообщения
наземных войск. Налет на Ракитное завершал самый трудный период в боевой
жизни полка, точнее - его первого состава. 3 февраля, на второй день после
победы в Сталинграде, полк получил приказ о выходе из боев для пополнения
личным составом и техникой. Официально никто не подводил итогов первых боев,
Разве можно выразить словами то, что было пережито за последние месяцы?
Зелеными, необстрелянными шли мы на борьбу с опытным, коварным врагом. Он
видел нашу горячность, нашу молодость, искал места побольнее, порой
заставляя делать промахи. И ловил нас на ошибках. Шесть летчиков мы потеряли
в осенних боях - смелых, мужественных, отдавших жизнь за Родину. Всеволод
Ширяев, Иван Брыляков, Сергей Вшивцев, Григорий Панкратов, Александр
Буданов, Алексей Бухаров... У вас даже нет могил, вы сгорели в пламени
схваток. Вечная слава вам, открывшим боевую летопись подвигов 806-го
штурмового авиационного полка!

СПАСИБО ТЕБЕ, ТЫЛ!

В начале февраля летим в тыл, на авиационный завод за новыми
штурмовиками. Наш маршрут пролегает через Сталинград. Пилот транспортного
самолета Ли-2 по фронтовой привычке летит на малой высоте, и мы, прильнув к
окошкам, пытаемся рассмотреть места недавних боев. Февральская метель уже
успела частично замести следы сражения. Но даже снегопадам оказалось не под
силу спрятать под снегом свидетельства танкового побоища под Котельниково.
Перед нами предстало огромное кладбище искореженных взрывами машин с
оторванными башнями, задранными вверх стволами пушек и отброшенными лентами
гусениц. Над Сталинградом снижаемся до ста метров. Первое впечатление - это
мертвый, безжизненный город. Стоят черные дымари, напоминающие поднятые к
небу молящие руки, мелькают остатки стен жилых домов с повисшими в воздухе
пролетами лестниц. Но вот картину оживляет дымок походных кухонь, шагающий
среди развалин пехотный строй, снующие по льду Волги машины. А за рекой
тянутся в тыл длинные колонны пленных. Летчики молчат, каждый про себя
переживая увиденное. На следующий день прибыли в глубокий тыл, на завод, где
делают штурмовики.
Когда писались эти воспоминания, мне попалась книга П. Козлова "Илы
летят на фронт". Встреча с этой книгой для меня была все равно, что встреча
с добрым, старым знакомым, о котором в свое время не успел многое узнать. Из
книги я узнал о героическом труде того заводского коллектива, на самолетах
которого в июле 1942 года мы вылетали на фронт. Впрочем, и в последующие
годы войны мы старались получить самолеты именно этого завода: на них и
пушки мощнее, и управление полегче. Автор книги - инженер-конструктор П.
Козлов рассказывает об истории рождения Ил-2 на заводе э 18 имени К. Е.
Ворошилова, о трудностях создания по сути нового типа авиационной машины.
Позже ее называли "летающим танком", "противотанковым самолетом", "воздушной
пехотой", "самолетом поля боя", она по праву снискала легендарную славу.
Многое из того, о чем можно рассказать сейчас, в то время было военной и
государственной тайной. И мы, летавшие на "илах", далеко не все знали об
истории его создания.
В начале 1941 года коллектив завода э 18 им. К. Е. Ворошилова получил
чертежи штурмовика из ОКБ С. В. Ильюшина. А через три месяца, в марте 1941
года, с аэродрома завода уже поднялся в воздух первый серийный Ил-2. Надо
заметить, что к этому времени было разработано и освоено производство
специального двухслойного бронестекла, которое не пробивали пули и даже
малокалиберные снаряды. Стекло имело толщину до 70 мм. Наружный его слой был
склеен из четырех секторов. Благодаря этому пуля или, осколок снаряда, попав
в наружный слой, разбивали лишь один из секторов бронестекла, внутренний же
слой был сплошным и оставался невредимым. Выход из строя одного из секторов
наружного слоя не лишал летчика необходимого обзора. Таким образом летчик
получил хорошую защиту, которая не раз спасала нас от ранений и гибели, хотя
самолеты нередко возвращались после задания со следами пуль и осколков на
бронестекле.
На штурмовике был установлен специально спроектированный мотор АМ-38
конструкции А. Микулина. Мотор имел мощность 1750 лошадиных сил и по тому
времени считался сильнейшим. К слову сказать, у гитлеровцев ни один самолет
не имел такого мощного мотора. Как вспоминал С. В. Ильюшин, в феврале 1942
года его вызвал Верховный Главнокомандующий. Он пожалел о прежнем решении
запускать в производство Ил-2 в одноместном варианте и предложил немедленно
дать фронту двухместные самолеты, но заводской конвейер останавливать
запретил. На заводе успешно решили эту сложную задачу. Отштампованное из
дюраля жесткое кольцо врезалось в "бочку" фюзеляжа, и на нем укреплялась
пулеметная установка. Для защиты стрелка поперек фюзеляжа со стороны хвоста
укреплялись броневые створки, которые воздушные стрелки прозвали "царскими
воротами". Кабина прикрывалась прозрачным откидным фонарем. Правда, на
самолете уменьшилось количество реактивных снарядов. Вместо восьми теперь их
стало четыре. В конце марта - начале апреля 1942 года на фронте появились
первые двухместные Ил-2 доработанного варианта. А вскоре завод начал
изготовлять только двухместные машины. Вот такие двухместные штурмовики
получили и мы.
На заводском испытательном аэродроме, как и на прифронтовом, день и
ночь гудят моторы. Одни самолеты находятся в воздухе, другие ждут вылета на
земле. Заводские летчики-испытатели работают почти круглосуточно. Облетав
один самолет, заруливают его на стоянку готовой продукции, торопливо
заполняют документацию и спешат облетать следующий. И так - изо дня в день.
Мы сразу убедились - здесь долго не задержимся. Радовал трудовой энтузиазм
самолетостроителей. Появилась уверенность: при взятом ими темпе фронт будет
обеспечен боевыми машинами. Лозунг тружеников тыла "Все для фронта, все для
победы!" на заводе стал личным лозунгом каждого рабочего и инженера.
Эвакуировавшись на новое место, рабочие сразу начали сборку оборудования
завода.
Стояли жгучие степные морозы, и им приходилось работать на открытом
воздухе. Предстояло произвести монтаж и наладку огромного кузнечного пресса,
одного из главных в оборудовании завода. В обычных условиях на это
отводилось полгода. Рабочие решили, несмотря на сложнейшие условия,
сократить срок вдвое. А задачу надо было решать максимум за... месяц. И
люди, трудившиеся день и ночь, в мороз и вьюгу, сутками не уходившие на
отдых, совершили настоящее чудо. Пресс был смонтирован и пущен за двадцать
пять суток! На демонтаж, эвакуацию и развертывание завода на новом месте
ушло 35 дней. Уже через месяц работы на новом месте рабочие собрали из
привезенных с собой деталей первые штурмовики. За двое суток до нового, 1942
года железнодорожный эшелон увозил 29 самолетов - всю декабрьскую продукцию
завода на фронт, под Москву. Это был настоящий трудовой подвиг тружеников
тыла.
В феврале 1943 года, когда мы прибыли на завод, он уже выполнял
напряженные планы выпуска штурмовиков. Одновременно был освоен и необходимый
нам двухместный вариант "ила". Мы побывали в цехах завода, беседовали с
создателями знаменитых "илов". В сборочном цеху крыло к крылу, как солдаты в
плотном строю, стояли самолеты. Первые еще сверкали желтизной ребер,
высвечивали пустыми местами для аппаратуры и вооружения. Последние, уже
совсем готовые, ждали облета. Вокруг каждого самолета, как муравьи,
трудились рабочие. В основном - женщины и подростки, безусые юнцы и хрупкие
девчонки. Так вот кто делает наши грозные штурмовики! Конечно, здесь было
немало опытных инженеров и мастеров, кадровых рабочих, составляющих костяк
завода. Они направляли производство, обучали молодежь, руководили ее
работой. Наравне с ними были достойны самого высокого уважения и юные
гвардейцы труда. Например, такие, как дочь хозяйки, у которой мы жили,
хохотушка Полинка. Мы узнали, что она клепает бомболюки и успешно
справляется с заданием. Однажды Саша Амбарнов, словно совсем не ведая о
занятии Полинки, начал жаловаться:
- Всем наш самолет хорош, только одним плох - бомболюки шатаются.
Взлетишь, а они ходуном ходят, вот-вот выпадут. Знал бы я, кто их клепает...
Полинка слушала, приоткрыв рот, потом с жаром начала доказывать:
- Ну, дядя Саша, уж это неправда! У нас ОТК проверяет, и всегда без
брака! У нас...
- Не знаю, кто и как проверяет, - продолжал разыгрывать девчушку Саша.
- Может, в этом ОТК твой знакомый сидит? Заклепки на люках весь полет
крутятся в обратную сторону и тормозят движение самолета...
Наконец Полинка улавливает в голосе фронтового гостя шутливые нотки и
понимает, что это розыгрыш. Она громко, совсем по-девчоночьи заливисто
смеется:
- Ну, дядя Саша, ну, купил меня...
Рабочие семьи жили скученно, не хватало жилья. А здесь еще с фронта
прибывали летчики за продукцией завода, надо было их разместить. Жители
ущемляли себя, но охотно уступали лучшие углы фронтовикам. Нам троим,
Амбарнову, Карпову и мне, досталась комнатушка Полинки. Здесь еле
поместились две односпальные койки. На одной из них мы с Александром
Карповым размещались вдвоем: спали вытянувшись, даже во сне ухитрялись
переворачиваться по команде. Но мы на эти мелочи не обращали внимания,
знали, что это временно: со дня на день ожидался вылет.
А тут новость: нашего полку прибыло! Майор Еськов представил нам,
"старикам", молодых летчиков, пополнение из запасного полка. Здесь же, на
заводе, произошло и наше беглое знакомство. Это были десять летчиков со
своими воздушными стрелками. Мы в первую очередь заинтересовались их летным
опытом. Налет на Ил-2 оказался небольшой: всего пять-шесть часов. Боевое
применение: два вылета на бомбометание и стрельбу по наземным целям.
Впрочем, в свое время и мы прошли такую программу. В запасном полку учили
главным элементам полета на новом самолете: взлету, посадке, основам
пилотажа и боевого применения. Опыт, практику летчик должен был получить во
фронтовой части. Это диктовалось обстановкой начального периода войны, когда
было мало самолетов, мало горючего, мало боеприпасов. И мало времени.
Запасные авиационные полки трудились, как и заводские бригады, день и
ночь. Особенно доставалось летчикам-инструкторам, которые рвались в
действующую армию, "бомбили" начальство рапортами и даже "дезертировали"...
на фронт. Но их часто возвращали и строго наказывали. Единственной лазейкой
была фронтовая стажировка. Если инструктору удавалось убедить командира
полка и высшее начальство в необходимости своего пребывания на фронте,
проявить себя, такого в порядке исключения оставляли. Знакомясь с каждым
новичком, стараюсь уловить черты характера, привычки, угадать в нем будущего
штурмовика.
Самый старший из них - Алексей Будяк. Еще до войны он летал
инструктором в аэроклубе. Алексей производит впечатление напористого,
самостоятельного летчика. Круглолицый, крупной кости, с чуть выпученными
пристальными серыми глазами. Отмечаю главное - раз у Будяка есть некоторый
опыт полетов, с ним будет легче работать. Если бы я мог знать наперед, как
сложится его дальнейшая, фронтовая судьба! Может, тогда совсем другими
глазами смотрел бы я на Алешу Будяка в момент нашего первого знакомства... У
летчика Гуляева гибкая, высокая фигура, длинное лицо, привлекающий внимание
нос и пухлые, юношеские губы. Взгляд мягкий, доброжелательный. Каким будет
летчик в бою? Как поведет себя в трудной ситуации? Василий Свалов таит
хитринку в карих улыбчивых глазах. Возможно, в школе был задавакой, это
проскальзывает в его ответах. В то же время не лишен чувства юмора. Это
хорошо, на фронте острое слово, добрая шутка ценятся высоко. Меньше всех
ростом Леонид Кузнецов. Тихий, спокойный паренек. И снова хочется сказать:
знал бы я тогда, куда нас с ним поведут жизненные дороги! Обнял бы в
нарушение всех уставных требований молодого летчика и сказал бы ему: "А ведь
мы с тобой, Леня, через годы, через десятилетия вспомним этот день, эту
первую встречу!" Среди новичков самым незаметным казался Коля Маркелов,
скромный, тихий, задумчивый. Позже я узнал - Маркелов пришел в авиацию из
университета, со второго курса физико-математического факультета. Пройдут
первые недели совместной боевой работы, и в полной мере раскроется характер
этого замечательного человека и летчика.
Таким было пополнение, которое должно было стать в строй вместо
выбывших летчиков. Хотелось верить, что достойной будет замена. В эти