Сумрак сгущался, он надвигался на тропку темной, плотной стеной, в которой только угадывались неясные очертания стволов деревьев, уходивших кверху причудливыми тенями ветвей. Они влажно шумели листвой; снизу, от реки, доносилось безумолчное журчание воды, плескавшейся о каменные валуны на берегу, и от этого смешения звуков Мэджи казалось, что она идет по зачарованному царству, где каждое застывшее во мраке дерево словно околдовано неведомым и могучим лесным волшебником и может в любую минуту зашевелиться и двинуться к ней. Она боязливо поежилась и остановилась на тропинке, ведущей вверх.
   - Что случилось, Мэджи? - обеспокоенно спросил Джеймс Марчи, шедший следом за нею. Он поравнялся с девушкой, тревожно оглядывавшейся вокруг.
   - Ничего... мне почему-то страшно! Ой, Коротышка, дайте-ка мне руку! Мы скоро выйдем отсюда?
   - Да, да, уже недолго, сейчас мы будем наверху.
   Он шел, бережно поддерживая ее тонкую руку, опиравшуюся на его локоть. Шел, не чувствуя под собою ног. Шел, как гордый рыцарь, ведущий свою возлюбленную даму, которая доверилась ему. Доверилась и больше уже не боялась ни темноты, ни заколдованного леса, ни могучих волшебников, превращающих деревья в чудовища, о чем она тут же сообщила Джеймсу. Он шел, слушая Мэджи, и думал только об одном: как жаль, как страшно жаль, что нет такого необыкновенного, всемогущего волшебника, который помог бы ему, нескладному Коротышке, вести дальше и дальше девушку, доверчиво державшую его под руку. Куда дальше, все равно, только бы это было бесконечно...
   21
   А Мэджи, освободившись от своих страхов, беззаботно болтала. Она говорила обо всем без разбора, словно стремясь вознаградить себя за горькие минуты обиды и разочарования, пережитые ею после неожиданного ухода Фреда... Нет, в том-то и дело, что этот уход был вовсе не неожиданным,- он завершил собою целую цепь странных, грубых поступков человека, к которому она так стремилась. "Ну и пусть, и ладно,- снова и снова убеждала она себя, когда мысль о Фреде тонкой иголкой болезненно укалывала ее.- Не нужно даже вспоминать об этом. Особенно когда рядом тут идет Джеймс Марчи, милый, такой симпатичный Коротышка, заботливый и смешной". Почему-то она раньше даже не представляла себе, что с ним можно так хорошо разговаривать, совсем по-дружески, легко и весело. Конечно, это не Фред, ласковые слова которого тревожно бередили ее сердце, и тогда хотелось... Да, да, именно тогда, а не теперь, когда Фред вдруг оказался чужим, непонятно холодным и грубым! А то, что Джеймс Марчи так много знает, это ничего, даже интересно. О метеоритах, противной плесени, от которой погибают муравьи и даже мыши, о космических делах... Боже мой! Откуда у него столько знаний, он может рассказывать о чем угодно! И главное, когда он рассказывает, все становится совершенно понятным, хоть ты раньше ни о чем таком и не догадывалась. Очень хороший Джеймс, Коротышка... кажется, она даже и назвала его так? Вышло немножко невежливо, но он ведь не обиделся? Впрочем, он, наверно, просто не умеет обижаться, уж очень он добрый, что ли. И держать его под руку было бы совсем приятно, если бы он не напрягался, а то, смешной, отставляет руку так, что она даже вздрагивает... Не укушу же я его, в самом деле?..
   Подумав это, Мэджи вдруг сама изумилась: ну до чего все-таки странно устроен человек! Как он может говорить что-то одно, а думать совсем другое, как будто мысли идут на каком-то втором этаже! "Ведь вот все, что я думала сейчас,сообразила она,- осталось Джеймсу неизвестным, потому что я говорила не об этих мыслях, которые на втором этаже, а что-то иное, из первого этажа, и даже, кажется, всякую ерунду. Думала я, конечно, тоже чепуху, но почему-то о ней не говорила, а вот мысли шли и шли, независимо от разговора. Может, у меня раздвоение сознания? Говорят, это иногда случается..."
   Она приостановилась, все еще держа руку Коротышки.
   - Джеймс!
   - Что, Мэджи?
   - А у вас бывает такое, что вы говорите вовсе не то, что думаете? Думаете одно, а говорите другое?
   Джеймс Марчи смешался, в его голосе слышалась неуверенность.
   - Н-ну... бывает... не всегда ведь скажешь то, что думаешь.
   - Нет, это не то,- решительно ответила Мэджи.- Я не о вежливости. А вот если мысли идут сами по себе, а разговариваешь ты... даже поддерживаешь беседу совсем о другом. Словно в тебе сразу двое. Понимаете? Ну вот, например, вы. Когда мы говорили с вами сейчас, вы думали о чем? Об этом самом или о других вещах? Только правду!
   Джеймс Марчи совсем растерялся. Только правду?.. Но это значило бы сказать о самом сокровенном, о том, в чем он даже сам себе не всегда признавался. О чем он думал сейчас, разговаривая с Мэджи о всякой всячине, охотно поддерживая ее непринужденное щебетание? Конечно, о ней... Но... В явном замешательстве он потеребил бородку одной рукой, чувствуя другой ласковое, но настойчивое прикосновение теплой руки Мэджи, которая ждала ответа, и в неясном мерцании ее глаз он угадывал вопросительное выражение.
   - Отчего же вы молчите, Джеймс? Вам так трудно ответить?
   Слова ее звучали мягко и немножко грустно, словно и не было только что оживленной, беззаботно болтающей Мэджи Бейкер, которая весело говорила все, что приходило ей в голову, не задумываясь ни о чем. "Почему у нее вдруг так изменилось настроение?" - подумал обеспокоенно Джеймс. Или это к Мэджи пришла та самая грустинка, которая резко отличала ее от других девушек, знакомых Коротышке, и которая казалась ему необыкновенно привлекательной потому, что когда он видел ее, то в сердце Джеймса возникало щемящее ощущение нежности и неотступное желание что-то сказать, как-то утешить Мэджи?
   Это чувство нахлынуло на Джеймса и сейчас, и он уже не задумывался над тем, что можно, а чего нельзя говорить. Пусть будет только правда, только правда в ночной тишине, в неумолчном шуме невидимой далекой листвы деревьев, в доносящемся снизу безостановочном, льющемся журчании реки!
   - Я думал... думал о вас, милая Мэджи! Нет, нет, не говорите пока ничего, слушайте, а то я собьюсь! Я все время думал о вас. И когда вы рассказывали о зачарованном лесе и о том, что теперь уже не боитесь, я отвечал вам, но это было не то, что мне хотелось сказать, Мэджи. Мне хотелось говорить вам другое. О том, что я... что мне вот так бы и идти с вами, держа вашу руку, по бесконечной тропинке, и чтобы вы никогда ничего не боялись, а вокруг пусть будут зачарованные чудовища, они совсем не страшны, когда мы идем вместе, Мэджи... И я думал еще, что никогда не скажу вам ничего подобного... - Он остановился.
   - Почему, Джеймс? - тихо отозвалась Мэджи.
   - Потому, что это несбыточно,- горько сказал Коротышка-Марчи, ожесточенно махнув рукой.- Потому, что я не тот, с которым вы можете пойти далеко-далеко об руку. Потому, что я смешной и бестолковый Коротышка, над которым смеются даже друзья. И никто не станет принимать меня всерьез... Я как мяч, выкинутый в аут. Он лежит за линией вне игры. И если его подберут, то только для того, чтобы со временем снова выкинуть. Слава приходит к нападающим, к вратарю, к защитникам, наконец, но не к мячу. И любовь тоже... Можно полюбить талантливого, смелого игрока. Да, но не мяч. И не Коротышку,- добавил он, силясь усмехнуться.- Ничего из этого не может выйти.
   - Почему, Джеймс? - снова, как эхо, тихо повторила Мэджи.
   Коротышка Джеймс удивленно и недоверчиво посмотрел на нее: ведь он только что все объяснил ей. Или... Его сердце рванулось из груди судорожным толчком и забилось быстро-быстро. Или... Лицо Мэджи чуть белело в темноте, глаза казались огромными и глубокими, рука все еще касалась его напряженного локтя, бережно поддерживавшего эту руку, как хрупкую драгопеннвсть. Да нет, чепуха, все это только померещилось ему! Усилием воли он заставил себя сдержаться.
   - Я уже сказал вам: потому, что я Коротышка. А не...
   - Вы хотите сказать: не Фред? Вы гораздо лучше его, Джеймс. И девушка, которая полюбит вас, не ошибется... как... другие...
   - Погодите, погодите, что она говорит? - беззвучно шептал побледневший Джеймс Марчи.
   Слова Мэджи были едва слышны, они были почти как неуловимый шелест травы, но в его ушах они звенели и переливались как неведомые до сих пор звуки невыразимо приятной, хватающей за сердце музыки. О Мэджи! Неужели это возможно?..
   - Вы... вы говорите...- пробормотал он непослушными губами.
   - Что вы намного лучше и Фреда, и многих других. Вы настоящий, Джеймс. Я не знала этого... раньше... А теперь понимаю. И дело не в том, что вы очень много знаете и все рассказываете. Это тоже интересно. Но главное то, что вы душевный и без всяких хитростей. Потому мне и хорошо с вами, Джеймс... Видите, вот и я говорю правду, то, что думала, но не сказала вам.
   Джеймс Марчи скорее догадался, чем увидел, что Мэджи слабо улыбнулась. Ему показалось, что ее лицо светится в темноте, и он даже зажмурил глаза, чтобы удержать в памяти это удивительное явление.
   Голос Мэджи зашелестел снова:
   - Женщины прекрасно понимают, кто настоящий, а кто сделанный... иногда, конечно, не сразу, а со временем... ну, это уже другое дело. Так вот, вы - настоящий. И девушка, которая полюбит вас, пойдет с вами далекодалеко, она, я знаю теперь, не ошибется в своем выборе...
   Она выпустила его руку и пошла вперед. Тропинка была уже не такой темной, как раньше. Может быть, откуда-то издали, из-за леса, всходила луна?..
   Джеймс Марчи озадаченно посмотрел на свою руку, которая еще сохраняла тепло от прикосновения Мэджи, растерянно погладил ее другой рукой и бросился за девушкой, поправляя на ходу сползавшие очки.
   - Мэджи! Подождите, Мэджи!
   Она оглянулась:
   - Что, Джеймс? Ведь нам надо идти.
   Он поравнялся с нею. Нет, конечно, лицо Мэджи не светилось тогда, в темноте; это изумительное впечатление создавалось лишь потому, что из-за горизонта за деревьями медленно всплывала луна, и теперь ее блики уже показались в вершинах кедров. Ладно, для Джеймса лицо Мэджи тогда, когда она говорила, все равно светилось, в этом не было сомнения!
   - Мэджи!
   Он снова держал ее за руку, ему хотелось до боли сжать милые пальцы, и он опасался неосторожным жестом спугнуть то непередаваемое ощущение близости, которое все еще чудесно соединяло его с нею.
   - Мэджи, вы говорили о девушке, которая... полюбит, может быть, меня...
   - Да, Джеймс!
   - Ну, и я подумал... если вы теперь.., если вы потом еще больше узнаете меня... и увидите, что я... одним словом, если тогда...
   Он беспомощно барахтался в словах, запутываясь все больше и больше, краснея и безжалостно теребя ни в чем неповинную бородку. "Ну как, как в самом деле можно сказать то, что важнее всего и труднее всего, даже если ты и решил говорить только правду? Не могу, не могу я решиться! - с отчаянием думал Джеймс.- Вот уже почти сказал и снова увяз в словах, которые только мешают..."
   К удивлению Джеймса Марчи, он вдруг услышал мягкий голос Мэджи, словно она решила помочь ему:
   - Вы хотите спросить, не буду ли я такой девушкой?
   - Да! - восторженно крикнул Джеймс. - Да, - повторил он уже тише, испуганный мелькнувшей у него мыслью: а почему, собственно, она должна была бы ответить утвердительно?
   Но Мэджи все так же мягко проговорила, и на лице ее он ясно видел задумчивую улыбку:
   - Не знаю, Джеймс. Я не думала об этом. Ведь я говорила с вами о другом, какой вы сами. И это правда. А о себе...- С лица ее сошла улыбка, она чуть вздохнула.- Знаете, мне трудно говорить о таком. Особенно сейчас...
   - Я знаю, знаю, Мэджи! - вырвалось у Джеймса Марчи.- И я, конечно, ужасный негодяй, что позволил себе спрашивать вас об этом сегодня, когда вы...
   Теплая рука Мэджи закрыла ему рот. И она снова улыбалась; в лунном свете, пробившемся наконец сквозь листву деревьев, он различал все черты ее светившегося - да, светившегося этой улыбкой! - лица.
   - Не нужно говорить о таких вещах, Джеймс. Это лишнее. Я и так уже много передумала... и думаю еще. Не надо говорить об этом! И о том, другом, тоже еще не нужно. Когда придет время, тогда... Ну хватит, хватит, идем, наконец! Такая смешная у вас бородка, милый Джеймс, и усы тоже, они щекочут пальцы, особенно когда вы пытаетесь что-то сказать, а говорить-то и не надо, понимаете?...
   - Да, не надо! - радостно согласился ликующий Джеймс Марчи.
   22
   И вот теперь они снова сидели у догоравшего костра, Клайд Тальбот и Джеймс Марчи. Коротышка подобрал ноги, скрестив их, и от этого в призрачном сиянии луны был похож на изваяние будды, разве что будда пс носил никогда очков и не курил трубки. Клайд полулежал, опираясь на локоть, и лениво посматривал то на возбужденное лицо Джеймса, то на причудливые языки пламени, легко отрывавшиеся от костра и уносившиеся в уже прохладный воздух. Полная большая луна совсем выкатилась из-за горизонта в темное небо и плыла по нему, заставляя звезды меркнуть и слабеть при ее приближении. Ни тумана, ни поразившей раньше Клайда дымки уже не было в глубоком небе; только справа, над кромкой леса, над застывшими в сонном оцепенении вершинами деревьев висели как хлопья неподвижные обрывки белесой ваты.
   Мэджи не захотела даже поужинать, сказав, что она с непривычки сильно устала и хочет только спать, спать, и больше ничего. Она словно не заметила отсутствия Фреда и ушла в отведенную ей палатку, приветливо, хоть и утомленно помахав рукой обоим друзьям. Полог палатки закрылся за нею, а через минуту-две погас и свет электрического фонарика, пробивавшийся сквозь полотнища.
   Джеймс Марчи сел у костра и закурил трубку. По тому, как он нетерпеливо попыхивал ею, как нервно приминал пальцами пепел, хоть в этом и не было необходимости, по всему виду Коротышки Клайд безошибочно знал, что ему страшно хочется поговорить, сказать чтото, по его мнению, очень важное. Только он, как и всегда, не знал, с чего начать.
   Клайд молчал, будто не замечая этого, и только слегка посмеивался, закуривая сигарету.
   Наконец Коротышка не выдержал.
   - Ну что, что ты иронически смотришь на меня? - жалобно спросил он.- Разве я виноват?
   - В чем? - невинно осведомился Клайд, пряча улыбку.
   - Н-ну, Клайд, н-не нужно так говорить. Ты прекрасно понимаешь все. И я не мог иначе. П-просто, не мог!
   - Да о чем ты?
   - П-понимаешь, ведь она такая милая и хорошая, что это все даже непонятно... н-ну, с Фредом. И ты наверт думаешь, что я отвратительно поступил, раз мы с ним друзья. Н-ну, я и сам понимаю, что это плохо и не потоварищески. Только это так уж вышло. Я сначала и сам не думал...
   Клайд изумленно расширил глаза:
   - Погоди, погоди, Коротышка! Ты что, в любви ей объяснился? Так тебя надо понимать?
   Теперь настала очередь изумиться Джеймсу. Он возмущенно посмотрел на Клайда и всплеснул руками:
   - Да как ты можешь говорить такое, Клайд! Я ее просто утешал... н-ну, и сказал, что она очень хорошая. И она сказала, что я тоже... н-ну, что меня может полюбить девушка, хоть это и маловероятно...
   - Так и сказала, что "маловероятно"?
   - Н-нет, - сконфузился Джеймс, - это я тебе говорю. Ведь я-то себя лучше знаю. И понимаю, что маловероятно, чтобы меня могла полюбить такая девушка, как...- Он запнулся, горестно наклонив голову.
   - А почему? - неожиданно спросил Клайд.
   - Что - почему? - удивился Коротышка.
   - Почему ты считаешь, что тебя не полюбит такая девушка? Ну, как Мэджи, ведь ты это имел в виду?
   - П-постой, т-ты это с-серьезно? Думаешь, что может? П-правда? - Коротышка опустил трубку, рот его растерянно округлился.
   Клайд не мог сдержать улыбку.
   Джеймс Марчи огорченно махнул рукой:
   - Ну вот, ты и сам смеешься. Понимаешь, что это ерунда...
   - Да нет, Джеймс. Совсем не так. Я вполне серьезно считаю, что любая девушка может очень сильно полюбить тебя. И такая, как Мэджи, и еще лучше,- проговорил убежденно Клайд.
   - Лучшей мне не надо,- горячо возразил Джеймс. И тут же спохватился: - А почему ты так думешь?
   - Да потому, что ты хороший парень. И потом... потом, ты, Коротышка, хоть и кажешься некоторым таким вот несмышленым, не от мира сего, будто у тебя на уме нет ничего, кроме всяческих теорий и гипотез, а на самом деле ты здорово, очень разумно судишь о людях. Это я тебе говорю, а я-то ведь знаю!
   - Ты о чем? О Фреде Стапльтоне? - нерешительно спросил Джеймс.- Так ведь у него все лежит снаружи как на ладони. Он только делает вид, будто что-то значит. А на самом деле... вовсе и не надо сильно разбираться, чтобы понять его. Так что...
   - Нет, я не только о Фреде,- остановил его Клайд.- И о многом другом тоже. О твоем отношении к плесени, например... к Мэджи, и о всяком таком... Но главное, Коротышка, ты, как бы это сказать, душевный, что ли... А это очень, очень важно. Не только для девушек, но и для всех, кто тебя знает.
   Клайд увидел, как Джеймс неуверенно оглянулся в сторону палатки, где спала Мэджи, и, понизив голос, будто она могла его услышать, сказал:
   - Т-ты знаешь, она тоже так сказала. Удивительно! Тогда, может, это и правда? Как ты думаешь?
   - Безусловная правда,- уверенно ответил Клайд.- Если и я и она тоже так говорим, значит, правда. Девушки, они, знаешь, зря не скажут.
   Лицо Джеймса расплылось в радостной улыбке; его рука ожесточенно вцепилась в бородку, словно пытаясь оторвать ее. Но через мгновение он снова помрачнел.
   - А Фред? - сокрушенно спросил он.
   - Что Фред?
   - Н-ну, как отнесется к этому Фред? Что я и Мэджи...
   - Думаю, что Фреду это совершенно безразлично,- ответил Клайд.
   Коротышка болезненно поморщился.
   - Н-не понимаю,- задумчиво сказал он.- Он такой красивый... и она тоже... а он...
   - Тебя это больше всего смущает? - иронически осведомился Клайд.
   - Н-ну, и это немного... Знаешь, я всегда считал, что если у товарища и у какой-то девушки... то это нехорошо, если я буду...- снова замялся Джеймс, безрезультатно пытаясь затянуться погасшей трубкой.
   - Боже ты мой, ведь я тебе сказал, что Фреду это решительно безразлично,- нетерпеливо сказал Клайд.- Он сам мне сказал об этом.
   - Не может быть! Нет, нет, если ты так говоришь, то...
   ...Костер угасал. Луна продолжала свое шествие по тихому ночному небу; в ее спокойных лучах все казалось тихим и мирным, все погрузилось в безмятежный сон. От леса тянуло влажной свежестью. Это был даже не ветерок, подумал Клайд, а едва заметное дыхание чего-то большого и сонного, что разлеглось в темноте у их маленького лагеря и не выдавало своего присутствия ничем, кроме легкого движения прохладного воздуха. Такое незаметное, неуловимое движение, но, решил он, наверно, именно оно чуть колышет листья задремавшего вблизи костра большого куста. И от этого кажется, будто с листьев куста, переливаясь, скатываются вниз яркие капельки лунного расплавленного серебра, скатываются и возникают снова на шевелящихся листьях, которые словно улавливают их из бесконечного, заливающего весь мир потока лунного сияния. "Чертовски красиво! - удовлетворенно сказал про себя Клайд.- И как досадно, что видишь все это только раз в году, а в остальное время человеку и поглядеть-то на природу некогда, да и негде. Живешь как незадачливый попрыгунчик на веревочке; служба, кафетерий, улица, дом и снова все сначала; и луны-то никогда не видишь из-за фонарей и глупых неоновых реклам..." Одним словом, "Пей кока-кола" и так далее, а об остальном не трудись задумываться, потому что для тебя, как и для других, все уже и так размерено, взвешено и приготовлено - от пятицентовой булочки к кофе до ревю, от матча в бейсбол до выборов президента, от игорных автоматов до холодной войны...
   - Ну ладно, Коротышка, а что же с нею? - спросил он вдруг Джеймса, казалось глубоко задумавшегося над угасавшим костром.
   В его лице не было уже той возбужденности и волнения, с которыми он только что разговаривал. Он нерешительно потирал свою бородку, словно сомневался в чем-то.
   Услышав неожиданный вопрос Клайда, Коротышка сначала посмотрел на него невидящим взглядом, будто пытаясь оторваться от овладевших им мыслей. Потом сконфуженно поморгал глазами и смущенно ответил:
   - Понимаешь, очень трудно разобраться во всем этом... если у нее действительно произошла мутация, то понятно, что плесень... Погоди, погоди, ты о чем меня спрашивал? - вдруг с беспокойством переспросил он. - Может, ты о...
   Клайд рассмеялся:
   - Все правильно, Коротышка, я спрашивал именно о том, как обстоит дело с твоей плесенью.
   - Я как раз об этом и думал,- доверчиво признался Джеймс.- Видишь ли, если мне удастся убедительно доказать, что именно мутация приносит плесени такие губительные свойства, то это страшно важно. Тогда это крупное научное открытие. И Мэджи, конечно, увидит, что я уж не такой несуразный и глупый, как...
   - Коротышка, во-первых, ты не несуразный и глупый, а во-вторых, ты говори не о Мэджи, а о плесени, понятно? прервал его Клайд.
   - Так ведь я и говорю о плесени! Я кое-что уже предпринял по этому поводу. Знаешь, это вообще опасно, но ничего. Зато сразу станет ясно. И если дело в мутации, то плесень может оказаться очень сильно действующим ядом. Не только по отношению к насекомым или мышам, но и...
   - А вот это уже здорово, братцы-кролики! На таком деле можно заработать кучу денег! - раздался около них громкий голос Фреда Стапльтона. Он вышел из-за большого куста, того самого, который, залитый лунным светом, вызвал у Клайда представление о сверкающих каплях серебра.
   Фред протянул руку к Джеймсу Марчи, раскрывшему рот от удивления:
   - Я всегда считал, Коротышка, что лучше тебя никто не разбирается в научных вопросах. Отдавал, так сказать, пальму первенства...
   - Ты п-погоди... ты откуда взялся? Клайд сказал, что ты давно пошел спать.- Джеймс пытался разобраться в неожиданном появлении Фреда и в его не менее неожиданном обращении к нему.- В-выходит, что ты слышал, о чем мы говорили?
   И в его голосе Клайд почувствовал оттенок заметного смущения.
   Фред пренебрежительно присвистнул:
   - О чем могут говорить мои высокопросвещенные друзья, если не об их пресловутой космической плесени? - иронически проговорил он, садясь у почти затухшего костра.- Так увлеклись, я вижу, что и об огне забыли...- Он вынул сигарету и зажег ее от тлеющего под пеплом уголька.- Спит? - ни к кому не обращаясь, кивнул он в сторону своей палатки.
   Клайд пожал плечами и лениво ответил:
   - Должно быть. Свежий воздух, и всякое такое...
   - Мэджи очень устала, - сказал Джеймс, исподлобья поглядывая на Фреда.
   Тот насмешливо процедил:
   - Понятно, если ты, Коротышка, и дальше вел с ней сильно научные разговоры. На это ты мастер, ничего не скажешь... Ну, ну, ведь я не собираюсь обсуждать, о чем ты с ней говорил,- примирительно добавил он, видя, как Джеймс оскорбленно сверкнул очками.- Мне-то что, я желаю тебе всяческого успеха, пожалуйста...
   - Фред, я н-не позволю...
   - Вот чудак! Да чего ты кипятишься? Разве я против? Сделай одолжение! Я даже хочу помочь тебе... да перестань ты, не подпрыгивай на месте! И откуда у тебя такая прыть?.. Лучше скажи: это ты серьезно только что говорил Клайду о каких-то твоих новых экспериментах с плесенью? О том, что она может оказаться сильным ядом? А?
   - Может, - неохотно согласился Джеймс.- Так что?
   - Вот я тебе и говорю, что ты чудак. Это же очень серьезное дело, Коротышка! А что ты с нею сделал?
   - Ничего особенного... еще рано говорить,- уклонился от ответа Джеймс.
   - Секрет? Да? Ну хоть немножко скажи! - не унимался Фред. Должно быть, он и вправду был сильно заинтересован.
   - Ведь тебе это ни к чему, ты не любишь таких рассуждений,- все еще оборонялся Джеймс.
   - А ты без рассуждений. Прямо скажи, что к чему, без глубоких научных обоснований, как пещерному человеку, понимаешь?
   - Ну... я сделал так, что в плесени может еще больше проявиться ее ядовитое, что ли, свойство.
   - Сделал с твоими блюдечками, так?
   Джеймс замялся. Он снял очки и начал их протирать.
   - Н-не совсем... я решил, что будет лучше, если сдедать эту штуку прямо с метеоритом... ведь там плесени больше, она может сразу сильно развиться.
   - Ты мне этого не говорил, Джеймс,- укоризненно сказал Клайд.- Значит, ты был там, у метеорита, с Мэджи?
   - Да к черту все это - с Мэджи или без нее! - воскликнул Фред.- И что же, Коротышка? Что это дало?
   - Я еще не знаю... проверю утром... и право же, мне пока больше нечего сказать,- жалобно проговорил Джеймс.- Вот завтра, может быть...
   - Что - завтра?
   - Когда я проверю, что это дало. Я пока-то даже Мэджи ничего не сказал. Потому что еще рано...
   - К дьяволу разговоры о Мэджи! - взревел Фред.- Это может быть чертовски важное дело! Это может озолотить нас, понимаете, братцы-кролики!
   - Да ты о чем, Фред? - удивился его горячности Клайд.
   - Вы ничего не понимаете в делах! - отмахнулся Фред.- А у меня тут возникает такая идея, такая идея! Ну ладно, подождем до завтра,- неожиданно закончил он.
   Клайд посмотрел на Джеймса, Джеймс на Клайда. Оба они ничего не понимали.
   - В самом деле, о чем речь, Фред? - начал было Клайд.
   Но Фред Стапльтон лишь загадочно посмеивался, затем сказал:
   - Коротышка откладывает свое сообщение до завтра,- сказал он, наслаждаясь произведенным впечатлением.- Почему же я должен спешить? Идея еще в зародыше. Но...- Он постучал себя пальцем в лоб: - Если Фред Стапльтон говорит, можете не сомневаться! В делах он понимает немного больше вас обоих, можете быть уверены!
   23
   Мэджи откинула полог своей палатки и остановилась восхищенная.
   Днем, когда она приехала, и вечером тут тоже было очень хорошо. Но, может быть, потому, что она устала с дороги, или из-за горестных переживаний, связанных с Фредом Стапльтоном, она не чувствовала того, что ощутила сейчас. А утро и правда выдалось изумительное!
   Прямо перед нею расстилалась изумрудно-зеленая поляна с высокой остроконечной травой, по которой, догоняя одна другую, бежали длинные волны, как по морю. Эти волны, подгоняемые свежим ветерком, мчались к лесу и пропадали, исчезали у него, как у прибрежных скал. Только не было пенящегося прибоя.