Владко Владимир Николаевич. Фиолетовая гибель

   - Ты смеешь о чем-то разговаривать? По какому праву? Ты приехала сюда, чтобы заполучить меня, а когда из этого ничего не вышло, потому что ты мне надоела - слышишь, надоела! ты решила изловить таким же способом хоть беднягу Коротышку. Крупная рыба ускользнула, так хоть бы мелочишку поймать, так?
   - Фред... - с ужасом подняла руки Мэджи, но он даже не слышал ее, увлеченный своей игрой.
   - Ловко придумано,- продолжал он стегать ее.- Бедняга и не заметил, как втюрился. Даже любовные письма писал, ах, ах! А кто его погубил? Ты, и только ты!
   - Фред, как ты можешь...
   - Если бы Коротышка не затеял доказывать тебе, какой он умный, не пытался бы усиливать действия плесени - а сделала все это ты! - то он был бы и сейчас живой и здоровый. Ты погубила его, ты, потому что играла им как мальчишкой, чтобы поймать его в твои сети!
   - О Фред, замолчи... Бога ради, что ты говоришь?
   - А когда он погиб, ты, конечно, страшно плакала. Как же, и тут сорвалось! Но ты все же быстро сообразила - и здесь, признаюсь, я сам помог тебе, не подозревая об этом!-что от Коротышки осталось наследство. Ото, все это очень понятно! Ужасный Фред Стапльтон поступает плохо, так делать нельзя, ясно. И предприимчивая Мэджи Бейкер пробует воздействовать на его чувства, чтобы потом наложить очаровательную лапку на метеорит Джеймса-Коротышки и заграбастать деньги, продав его втихомолку, не так ли? Дудки, не выйдет!
   Мэджи не выдержала. Она беспомощно опустилась на землю около костра и закрыла лицо руками. Не слышать, не слышать этих страшных обвинений, пусть Фред говорит что хочет, пусть выдумывает отчаянные мерзости, только бы не слышать их...
   А он продолжал добивать ее, упиваясь своим великолепным красноречием:
   - Ловко задумано, девочка! Но я не так глуп, чтобы не раскусить твои хитрости. И уж не такой дурак, как доверчивый Коротышка. Со мной у тебя руки коротки. И не пробуй болтать кому-нибудь о метеорите и фиолетовой плесени! Я для того и еду с тобой, чтобы помешать твоим хитроумным планам. Только попробуй заговорить с кем-нибудь об этом деле. Я с тобой церемониться не буду. Понятно?
   Он посмотрел на девушку, которая была уже не в силах возражать ему. Она низко опустила голову на руки и горько, отчаянно плакала, захлебываясь слезами, как ребенок, которого жестоко избили без всякой вины.
   Фред Стапльтон удовлетворенно кивнул головой. "Конечно, доза лекарства, вероятно, была слишком сильной,- мысленно сказал он себе,- но лучше больше, чем меньше". Во всяком случае, девчонка уже не будет ему мешать ни в личном плане, ни в деловом. Что и требовалось доказать.
   Насвистывая мотив какой-то легкой песенки, он пошел к палаткам. Теперь он действительно почувствовал, что ему, пожалуй, есть смысл поспать. Размышления у костра о собственных планах и разговор с Мэджи и вправду утомили его. Но главное, трудный мяч проведен и забит в ворота, несмотря на сопротивление противников. "Я вам еще покажу!" - подвел Фред Стапльтон итог своих мыслей и при этом уверенно погрозил кому-то крепким кулаком.
   А Мэджи все плакала у затухшего костра. Она вздрогнула от прикосновения чьей-то руки к ее голове и испуганно подняла глаза, в которых, словно в тумане, расплывались очертания темных кустов на фоне облачного неба.
   Это был Клайд Тальбот. Он ласково гладил ее по голове и утешал мягким, не похожим на обычный голосом:
   - Успокойтесь, Мэджи. Не надо плакать, он не стоит этого. Он негодяй!
   - Вы... вы слышали? - неуверенно прошептала девушка непослушными губами.
   - Да, кое-что слышал. Я в это время подходил сюда и услышал его последние слова. Говорить с ним я не мог, у меня не хватало сил для этого. И не надо было, так как мне пришлось бы бить его, а схватка ничего не дала бы. Все равно он завтра уезжает. Но, Мэджи, каким ен оказался мерзавцем!.. Мне стыдно говорить об этом после многих лет наших дружеских отношений, но это так. Весь, с головы до ног! Пойдемте, Мэджи, вам надо отдохнуть, завтра отъезд. И попробуйте заснуть!..
   36
   Сначала в палатке, когда Мэджи погасила электрический фонарик, было очень темно, и эта темнота была такой глубокой, что ее, казалось, можно было пробовать на ощупь; она приникала к глазам, безликая и плотная, а если всматриваться в нее, то чуть отступала, но не уходила далеко, а будто притаивалась в ожидании, чтобы снова, только отвлекись, только ослабь внимание, приблизиться к самому лицу и касаться его невидимыми, неслышными пальцами.
   Мзджи свернулась на койке маленьким клубочком, закутавшись одеялом и тщательно проверив, не осталось ли хоть малейшей щелочки, откуда проникал бы снаружи холодный воздух; она старалась согреться, но это плохо удавалось, может быть, и потому, что ее знобило от нервного напряжения. И заснуть она никак не могла. Постепенно темнота как будто рассеивалась, возможно, потому, что над поляной появилась луна, хотя вряд ли ее сияние могло пробиться сквозь плотно закрытое тучами небо. "Наверно, это просто глаза привыкают к темноте,-подумала Мэджи.- Вот уже видны слабые очертания входа в палатку и немного более светлый квадратик пластмассового окошка. Так лучше, но заснуть все-таки не выходит..."
   Девушка испробовала уже все средства для того, чтобы пришел сон. Она медленно считала до пятисот, потом пересчитывала серых овец, которые беспрерывно шли сквозь калитку в изгороди, но ничего не помогало. Тогда она решила взяться за самый надежный способ. Она легла как можно удобнее и начала глубоко дышать через нос, стараясь представить себе, что воздух от ее дыхания все время выходит, - и тогда, когда она втягивала его и когда выдыхала. Она знала, что нужно только добиться этого ощущения, немножко задержаться на нем, и вскоре неясными еще видениями придет сон. Только добиться, но не удавалось и это...
   Она снова и снова возвращалась мысленно к тому, что происходило сегодня вечером у костра, и вновь ужасалась страшным и жестоким обвинениям Фреда. Как он мог говорить все это, в сотый раз задавала она себе тот же недоуменный вопрос, глядя широко открытыми глазами на слабо освещенное окошко палатки. И это Фред, которого она боготворила, который казался ей самым замечательным человеком на свете! "Бэби-долл",- горько вспомнила она ласковые слова Фреда Стапльтона. И еще вспомнила, как Джеймс сказал ей, что он всегда знал, какой Фред. Неужели он и в самом деле был таким проницательным, так верно понимал то, что открылось ей лишь недавно, несколько дней назад, и стало совершенно очевидным сегодня? "Он понимал, милый Джеймс, и молчал, потому что не хотел разочаровывать меня, молчал, так как знал, что я любила Фреда..."
   Она перевела взгляд с окошка на вход в палатку, и ей показалось, что едва различимое в темноте полотнище, прикрывавшее вход, чуть заметно шевельнулось. "Наверно, это ветер", - подумала Мэджи. Но полотнище снова пошевелилось, будто к нему прикасалась чья-то рука.
   Мэджи приподнялась, испуганно прижимая к губам ладонь руки и боясь двинуться.
   Знакомый, до боли знакомый и ласковый голос Джеймса Марчи тихо сказал снаружи:
   - Не надо бояться, Мэджи. Это я.
   - Вы, Джеймс? Но... - едва слышно пролепетала она.
   Полотнище палатки раздвинулось. И на светлом фоне, открывшемся за ним, Мэджи увидела Джеймса. Он стоял перед нею, такой же точно, как она видела его вечером во время той памятной прогулки в лесу, на склоне реки: холщовые походные брюки, на которых не оставалось и намека на благопристойную заутюженную складку, белая рубашка с откинутым воротничком и закатанными рукавами. Круглое лицо с обрамлявшей его небольшой бородкой и круглые же очки без оправы, закрывавшие его добрые голубые глаза, которые глядели на нее приветливым, участливым взглядом. Да, это был Джеймс Марчи, и она видела его так ясно и удивительно отчетливо, что казалось, будто в палатке стало светло, словно ее вдруг залил яркий свет луны, восходившей на небосклоне в тот самый последний вечер.
   - Не бойтесь, Мэджи, ведь это я,- снова прозвучал около нее голос Джеймса Марчи.- Ведь вы не думаете, что я хотел бы огорчить или испугать вас, правда?
   Этот голос доносился до нее как мягкий ласковый шелест; она понимала слова Джеймса, хотя это было и очень странно; но ей казалось, что никто другой, кроме нее, не мог бы их услышать, настолько тихо, почти беззвучно долетали они до нее. И сейчас Мэджи совсем не боялась; она испытывала непонятное для нее самой ощущение, словно к ней, хоть это и было невозможно, подошел родней и близкий человек, с которым ничего не было страшно.
   - Я не боюсь, Джеймс,- сказала она слишком, как ей показалось, громко.- Но я не понимаю, почему стало так светло в палатке, почему я вижу вас будто днем.
   - Это очень просто, Мэджи,- прошелестел возле нее голос Джеймса-Коротышки, совсем так, как было раньше, когда он ей что-то объяснял.- Допустим, взошла луна, И стало светло. Но разве об этом вы хотели спросить у меня?- с мягким укором сказал он.
   - Конечно, нет,- с готовностью согласилась Мэджи.- Скажите, почему Фред был так несправедлив? Вы знаете, в чем он меня обвинял?
   - Знаю, Мэджи. Я все теперь знаю. И мне очень жаль, что Фред позволил себе незаслуженно обвинять вас. Он очень испорчен, Мэджи. Может быть, он не слишком даже и виноват в этом: его испортила скверная жизнь. И девушки, к которым он привык легко относиться.
   Мэджи задумчиво посмотрела на него: наверно, это так, согласилась она.
   - А вы, Джеймс, ведь вы не такой, правда? - спросила она затем.- Я знаю, я прочитала ваши письма, Клайд дал их мне. Это ничего?
   - Конечно, ничего, - кивком головы подтвердил Джеймс Марчи. - Я написал в них то, что очень хотел сказать вам, но не мог... не умел. Это хорошо, что вы их прочитали. Так лучше, а то вы и не знали бы, как я любил вас, Мэджи. Возможно, думали бы, но не знали.
   - А как же быть с вашей космической плесенью, Джеймс? вспомнила она.- Фред хочет продать ее. Для войны. А Клайд не хочет. И я тоже.
   Джеймс Марчи едва заметно улыбнулся:
   - Самое главное, Мэджи, что вы и Клайд против этого. Остальное не важно. Вы так и скажите Клайду; Джеймс считает, что это не важно. Главное, быть человеком, для которого деньги не самое основное. Деньги, понятно, нужны, но не прежде всего. А для Фреда деньги - все. Ради них он готов сделать что угодно. Даже убивать.
   Он на мгновение умолк. Мэджи слушала его западавшие в душу тихие слова, и ей казалось, будто Джеймс говорит то, что она передумала за это время сама, только не могла бы выразить так ясно. И от этого ей становилось легче, словно сердце освобождалось от тяжелого груза, и мучившие ее горькие сомнения уходили в сторону одно за другим, уступая место желанному покою,
   - Это вы тоже скажите Клайду, Мэджи,- совсем уже тихо, как легчайшее дуновение ветра, шелестели почти неслышные ласковые слова Джеймса, каждое из которых она все же четко различала будто в чутком полусне.- И помните, что я очень, очень любил вас, любил всегда, с той самой минуты, когда впервые увидел... Любил... Очень любил...
   Звуки его голоса совсем замирали, словно Джеймс куда-то уходил, отходил, исчезал... Еще раз Мэджи услышала, уже только догадываясь по знакомому звучанию все то же: "Любил..."
   И открыла глаза, еще не понимая ничего, настолько жив был перед нею образ Джеймса Марчи, его голос, его лицо, его приветливые мягкие слова. Она даже едва слышно позвала:
   - Джеймс!..
   В палатке царило молчание, никто не отвечал ей. И было все так же темно, как и раньше, только чуть выделялся голубоватый квадратик пластмассового окошка. Тогда Мэджи поняла, что все это ей приснилось - и Джеймс Марчи, и задушевная беседа с ним. Огорченная, она долго смотрела в темноту: сон был такой хороший и совсем не страшный, хоть она и видела во сне человека, которого уже нет. Наоборот, он успокоил ее. Как все это удивительно странно. Джеймса ведь уже нет, а он говорил с нею будто живой. "Это вещий сон, и он говорил, что любит меня... любит..." В третий раз она уже не повторила этого, а только улыбнулась от ощущения полного покоя, который пришел к ней. И сразу же заснула без сновидений, крепко и глубоко...
   А утром Мэджи проснулась от непривычного шума. Ей показалось, что кто-то мелко и настойчиво стучит в полотняные стенки палатки. Через несколько секунд она сообразила, что это идет дождь, который словно собирался с силами уже второй день и наконец вырвался из серой пелены туч, обволакивавших небо. По пластмассовому окошку палатки непрерывными струйками стекала вода.
   Клайд Тальбот звал ее:
   - Мэджи, пора вставать и собираться. Уже приехала машина.
   - Как, разве уже так поздно? - удивилась она.
   - Не слишком, но уже одиннадцатый час. Вы сегодня заспались, должно быть, из-за дождя.
   - Ой, Клайд, если бы вы знали, что мне снилось! - вспомнила Мэджи.- Зайдите в палатку, я вам расскажу, пока буду складывать вещи!
   Со стенографической точностью она описала ему свой удивительный сон, припоминая мельчайшие детали разговора, врезавшиеся ей в память так, будто она действительно беседовала с Джеймсом Марчи.
   Клайд внимательно слушал ее, не прерывая ни одним словом. А когда она кончила, сказал:
   - Сон вас успокоил, Мэджи, и это очень хорошо. А то, что говорил вам во сне Джеймс, шло целиком от вас самой.
   - Я не понимаю, Клайд. - Глаза Мэджи стали круглыми от изумления. - Как - от меня самой? Ведь он говорил очень важные вещи, до которых я и не додумалась бы...
   Клайд слегка улыбнулся:
   - А вот вы проверьте. Вы спрашивали Джеймса о том, что давно уже решили сами, только не умели как следует сформулировать. А во сне чувства очень обостряются. И вы давали себе четкие ответы на все вопросы, приготовленные уже в вашем сознании ответы, словно бы это говорил Джеймс.
   Мэджи задумалась. На лице ее было заметно сомнение.
   - Может быть,- наконец сказала она.- Вы объяснили это совсем так, как раньше делал Джеймс. Значит, мой сон не вещий? - с огорчением спросила она.
   Клайд пожал плечами:
   - Разумеется, нет.
   - И то, что Джеймс говорил уже не о Фреде, не о делах, а... - Она замялась.
   Но Клайд понял.
   - Это тоже,- ответил он.- Именно таких слов вы и ожидали от Джеймса. Особенно прочитав его письма.
   - Может быть...- с еще большим сомнением повторила Мэджи.
   "Наверно, Клайд говорит все очень правильно, и так оно, в общем, и есть. Но если можно еще без особых возражений поверить, что Джеймс Марчи во сне формулировал мои собственные неясные мысли, - думала Мэджи, - то когда он говорил, что любит меня, это было так хорошо и приятно, что уж никак нельзя допустить, будто он всего-навсего повторял мои догадки: ведь я только предполагала это, а он говорил прямо..." Но она не поделилась своими сомнениями с Клайдом потому, что есть вещи, которые может понимать только девушка, но они недоступны мужчине, даже такому умному, как Клайд Тальбот!
   Собрав чемодан, Мэджи сказала, что она не хочет есть, и заявила, что позавтракает на аэродроме в Бойси, хотя еда была уже готова, и наскоро выпила только чашку кофе с гренками, да и то лишь узнав, что их жарил Клайд, а не Фред, который с завидным аппетитом заканчивал свой завтрак, в чем ему помогал шофер приехавшей машины. Он приветливо поздоровался с девушкой, отметив, что она, по его мнению, превосходно выглядит.
   - И уж если вы ограничиваетесь только чашкой кофе, то, пожалуй, лучше сразу же и выехать, мисс,- добавил добродушный шофер.- Знаете, когда идет дождь, всегда можно ожидать неприятностей на такой дороге, как эта. Значит, едете не только вы, но и этот мистер? - указал он глазами на Фреда Стапльтона.
   Тот молча кивнул головой и обратился к Клайду:
   - Очевидно, ты остаешься?
   - Да, - коротко ответил тот.
   - Что ж, я вскоре вернусь,- многозначительно подчеркнул Фред, не желая, вероятно, посвящать шофера в свои планы.
   Впрочем, тот и не интересовался ничем. Он поправил кепку и пошел к машине, захватив чемодан Мэджи. Тогда Фред Стапльтон, проводив его глазами, холодно спросил Клайда:
   - И твое решение не изменилось? Имей в виду, в таком случае я буду вести дело самостоятельно. Следовательно...
   Клайд Тальбот прервал его:
   - Следовательно, мне нужно заранее отказаться от всех возможных доходов, хочешь ты сказать? Да, я отказываюсь. Торжественно заявляю это тебе! И постараюсь...
   - Что ты постараешься? - подозрительно спросил Фред, сверля его острым недружелюбным взглядом.
   Клайд усмехнулся.
   - Постараюсь сохранить метеорит с плесенью,- ответил он иронически.- Ведь об этом ты просил меня вчера?
   - А сегодня я думаю, что он не слишком нуждается в твоих заботах,- колко отпарировал Фред.- Если ты, конечно, не хочешь кончать жизнь самоубийством,- добавил он едко.- Знаешь, я все вчера обдумал. И пришел к выводу, что дальнейшие разговоры излишни.
   - Вполне присоединяюсь к твоим выводам. Будь здоров!
   - Пока, - ответил Фред Стапльтон.
   Он перевел столь же недружелюбный взгляд на Мэджи, которая растерянно глядела то на одного, то на другого собеседника. Она понимала, что не должна принимать участия в этой сдержанной по форме, но ожесточенной по сути перепалке. Но она, всем сердцем сочувствуя Клайду, не понимала все же, что именно собирается он сделать с плесенью, оставшись тут. Клайд сказал только тревожившее ее слово "постараюсь". Что он постарается? Но ответа не было, тем более что он ничего с ней об этом не говорил.
   - Ну-с, пора ехать,- сказал тем временем Фред Стапльтон, поднимая с койки свой рюкзак.
   Он еще раз смерил Клайда пренебрежительным взглядом, но, не сказав больше ничего, направился к машине.
   Мэджи осталась с Клайдом вдвоем. Она взяла его за руку и со всей теплотой, на которую была способна, проговорила:
   - Клайд, милый, ведь вы не сделаете ничего опасного для себя? Мне страшно от этих разговоров, которые были у вас с Фредом. Он так недружелюбно говорил - как враг. И вы тоже...
   Девушке, видимо, было трудно находить нужные выражения, она неловко замолчала, и только ее синие глаза с немым вопросом умоляюще смотрели на него.
   Клайд легко, не задумываясь, ответил:
   - Все в порядке, Мэджи. Не мог же я с ним разговаривать по-дружески, если он... ну, просто рычал на меня. Вы заметили, у него даже оскаливались клыки, как у тигра? Заметили?
   Мэджи отрицательно покачала головой. Она знала, что Клайд шутит, но ей почудился в этой шутке какой-то зловещий смысл.
   Вдали прозвучал сигнал машины: шофер торопил ее.
   Девушка поднялась па пальцы и быстро поцеловала Клайда. А затем, не оглядываясь, помчалась к машине и почти сразу скрылась за сеткой непрерывно моросившего дождя.
   Клайд озадаченно посмотрел ей вслед.
   Хлопнула дверца машины, раздался еще сигнал и урчание мотора, с трудом сдвигавшего автомобиль с мокрой травы. Затем шофер переключил скорость, и постепенно затихавшее гудение автомобиля смешалось с монотонным шумом дождя, а потом и совсем исчезло.
   Так Клайд остался один. Он провел рукой по щеке, на которой еще жило воспоминание о неожиданном поцелуе Мэджи. И, тряхнув головой, сказал:
   - Теперь можно серьезно подумать о том, что же все-таки мне делать!..
   37
   Дождь усиливался.
   Он уже не моросил, как раньше, беспрерывными маленькими каплями, которые, сеясь, как сквозь сито, только слегка смачивали высокую траву и листья деревьев, хотя и создавали впечатление серой дымки, скрывшей поляну и лес. Дождь набирал силы; сначала его капли увеличивались в размере, пока не начали настойчиво приминать тонкие стебельки травы и со все возрастающим шумом ударять по беспокойно трепетавшим листьям и вздрагивавшим веткам деревьев. Но этого им было мало: крупные капли уже сливались в сплошные струи, которые стремительно падали вниз, обгоняя друг друга и временами даже соединяясь в целые потоки, хлеставшие беззащитную зелень, и она только беспомощно приникала к земле под их напором. Но и оттуда летели острые брызги от струй и потоков дождя, с силой ударявших о мокрую, залитую влагой и размытую почву. Это был в полной мере проливной дождь, и у него не было ни малейшего намерения не только прекратиться, но и хоть немного угомониться.
   Клайд сидел в своей палатке у входа с откинутым полотнищем - ветер относил струи и потоки дождя в сторону от него и мрачно смотрел на это беснование разгулявшейся стихии. Он решил серьезно думать и действительно напряженно и сосредоточенно думал; но мысли не приносили ему облегчения, наоборот, он еще больше запутывался в них, захлебывался, как жалкий комар, случайно занесенный в этот безудержный нескончаемый ливень.
   Клайд мучительно думал. Что делать? Чем он может помешать Фреду в осуществлении его планов? Это не какое-то отдельное изобретение, чертежи которого можно, скажем, сжечь. Это страшная космическая плесень, к которой нельзя даже подойти, чтобы попытаться ее уничтожить. Она убьет каждого, кто к ней приблизится. Может быть, помог бы противогаз или, еще лучше, водолазный скафандр, он предохранил бы от ее губительного действия...
   - Но у меня нет ни того, ни другого,- с отчаянием пожаловался несуществующему собеседнику Клайд.- Что же я могу сделать?
   Перед отъездом Фред Стапльтон едко сказал: "Если ты не захочешь покончить жизнь самоубийством..." Будь оно проклято! Фред определил положение безошибочно! "Только самоубийца подойдет к метеориту после того, что мы видели,- проносились у Клайда лихорадочные мысли.- Сжечь метеорит? Плесень превосходно сгорает. Но как? На костер его не перенесешь. Обложить дровами - тот же результат, нужно очень много ветвей, не одну охапку, для этого не помогут никакие мокрые полотенца. Противогаза или водолазного скафандра нет. Да, кроме того, и ветки сейчас мокрые из-за ливня, а пламя должно быть сильное. Не сушить же их перед тем? Нет, это тоже не выход. Что же тогда?.. В общем,- признался себе Клайд,- сколько ни раздумывай, ничего реального, осуществимого..."
   ...А дождь продолжал буйствовать. Казалось бы, он мог если не прекратиться, то хотя бы приутихнуть. Но нет, почти отвесные водяные жгуты все так же хлестали деревья и землю с покорно распластавшейся травой; лишь изредка эти жгуты под порывами ветра принимали косое направление, и тогда палатка сотрясалась и прогибалась от сильных ударов, словно пожарные шланги изо всей силы били по ней рассыпающимися упругими столбами воды. В другое время Клайд мог бы даже восхищаться таким небывалым для него зрелищем: никогда он еще не видел подобной, действительно бьющей через край изобилием картины разбушевавшейся водной стихии. В другое время, но не сейчас, когда его мысли были заняты только одним - тщетными поисками уничтожения губительной плесени в метеорите. А они и в самом деле были тщетными...
   "Пожалуй, придется опустить полотнища,- растерянно подумал Клайд,- ветер, кажется, переменился, и вода забрызгивает в палатку". Он видел, как струйки дождя начинают литься на земляной пол у входа. Они образовывали сначала небольшую лужицу, но затем воды становилось все больше и больше. Лужица быстро превращалась в лужу, маленькое озеро, которое расширялось, облизывая своими неровными краями еще сухую поверхность пола. Оно подступило к неведомо откуда взявшемуся засохшему цветку луговой травы, лежавшему на земле, охватило его со всех сторон и, будто примеряясь, качнуло налево и направо. Клайд следил за этим движением как зачарованный. Еще неясная догадка мелькнула у него в голове. Поднявшаяся на полу лужа, как бы собираясь с силами, приподняла цветок, и он, медленно поворачиваясь, поплыл по ее поверхности ко входу в палатку, увлекаемый круговоротом воды, которая все прибывала. Клайд вскочил с койки, на которой сидел.
   Вот то, до чего не додумался Фред Стапльтон, несмотря на свою предусмотрительность! Вода, которая может смыть метеорит на берегу! Джеймс-Коротышка с самого начала опасался этого, а самонадеянный Фред не учел того, что вода в горной речушке может подняться, затопить берега и смыть черный метеорит вместе с другими валунами. Эврика, эврика! Такой сильный, прямо сумасшедший проливной дождь, конечно, должен залить водой речушку. Она течет с оврага, к ней устремляются потоки воды с долины; да нет, не только это, река течет с гор, а дождь был и там, если не идет и сейчас. Значит, она обязана разлиться, быть может, не сразу же, но уж обязательно потом; во всяком случае, еще до возвращения Фреда. "Нет, я не могу ждать, я должен сам посмотреть, убедиться, что так и будет",- прыгали в мозгу Клайда беспорядочные, как в бреду, мысли.
   Он лихорадочно надел и наглухо застегнул непромокаемый плащ, накинул на голову капюшон и выбежал из палатки в дождь, в ливень, который тут же оглушительно застучал, как град, по складкам капюшона, как бы выискивая щели в одежде, куда бы он мог проникнуть. Он сек лицо, хлестал по щекам, брюки Клайда мгновенно вымокли снизу до колен. Но все это ерунда, ветер дует почти сзади, это очень хорошо, превосходно; если бы он дул спереди, то еще неизвестно, что могло бы произойти. Скорее добежать до палатки Фреда, там его бинокль! Ага, вот он на койке, конечно, Фред не взял его с собой. Теперь к обрыву, к реке, скорее, скорее, нужно все проверить! Через лужи, через ручьи, скорее, торопился Клайд, не успевая все же угнаться за своими мчавшимися мыслями...
   38
   Вдруг Клайд остановился. Ему показалось, что дождь уже не хлещет так сильно, как это было все время. И порывистый ветер, который задувал слева и бросал ему пригоршнями в лицо колючие снопы брызг, тоже ослабел, будто сдавался.
   Он поднял голову, обеспокоенно глядя на небо: неужели ливень прекращается, этого еще не хватало!.. Серые облака все так же медленно ползли с запада на восток, но в них появились просветы, словно далекое еще солнце настойчиво пыталось пробить своими лучами хмурую, безрадостную пелену. И этих просветов было больше в западной части неба, откуда дул ветер. Да неужели и правда дождь собирается прекратиться? Как раз тогда, когда он дьявольски нужен для того, чтобы осуществилось только что родившееся предположение Клайда, от которого зависела судьба метеорита с губительной плесенью?