Страница:
Толкаю 200 кг – разгон. Мышцы в порядке и движение на заученности. Заказываю рекордный вес. С запасом цепляю на грудь 212,5 кг, еще легче встаю – и вдруг отчаянно-больной удар по кистям, будто ломом. Гриф завис без упора на грудь. Пытаюсь уложить – стоит торчком, не льнет к груди. Ничего понять не могу, бросаю штангу. Первая мысль: целы ли кисти? В горячке боль не всегда острая. Вроде кости на месте… Думаю, выручили бинты. Я защищался от суставных грыж эластичными бинтами – целым слоем бинтов.
А меня уже опять вызывают. Собрался. Выхожу. Пробую гриф, а он коромыслом согнулся! Поэтому и были торчком кисти. Подшипники втулок заклинило – вот и удар по кистям! Единственный в моей практике случай. Как штанги надвое ломались – видел. Сталь обрезало. От износа. Но чтоб гнулись?..
А в памяти Вена осталась не страхолюдной комичностью горбом согнувшейся штанги, а радостью от рекорда. После выступления с утра подались за город. Конец июня – линька птиц, а тут в приозерных рощах низко, флейтово заходятся в переборах черноголовые славки. Я люблю птиц. Начитан о них. Узнаю. Рад узнавать. И что славки смолкают позже всех, не в новость… Тучная в зрелости зелень, смутные озера, флейтовая нежность в распевах – это память взяла главным. Будто выпал из бездушного механического хода. Ошеломленно, жадно, с тоской ловил это движение жизни, другой, совсем забытой в гонке, недостижимой, пока в гонке… Искусственной, надуманной представлялась игра в озорство силы. Дни невозвратны, а я опаиваю себя силой, не вижу их. Все задвинуто ненасытностью силы… Долго я святил тот день в своей памяти.
После, вместе с Каплуновым, я выступал в Винер-Нейштадте и Эйзенштадте. Но уже другие события опять бросали отчетливую тень впереди себя.
Поездка легла ошибочным нерассчитанным грузом на последние недели перед чемпионатом страны – III Спартакиадой народов СССР. Будущее опять складывалось в задачу со многими неизвестными. Для решения ее требовалось протащить себя по новым испытаниям. Неизвестные величины сразу обрели плоть и выразительность…
Глава 170.
Странные это были выступления по всему свету. Огромные залы – ни одного свободного места. Яростные атаки на мировые рекорды. Безмерный риск (в случае несчастья грошовая пенсия – и все!). И ни копейки в честный заработок – за бешеный труд, риск, насилие над собой, за жестокое усечение своей же жизни. А ведь сколько битком набитых залов – десятки тысяч зрителей, слава, уважение самые громкие…
Сейчас это не укладывается в сознании. Впрочем, уже тогда поездка за границу воспринималась как милость и награда. Холопами мы были. По прозванию – свободные граждане, а по существу холопы, и отпускали нас, как в старину крепостных, на заработки. Но те хоть что-то себе оставляли, пусть гроши, а нам и того не доставалось. За благо подразумевалась поездка – милость, умильная благодарность и предмет гложущей зависти других. И как величайшее наказание – отстранение от поездок. Тот еще кнут для свободного гражданина!
Глава 171.
После возвращения домой следовало дать спад в нагрузках. Однако я продолжал гнуть намеченную программу.
Не снизил я нагрузок и накануне турне по Австрии. Все из того же желания выдержать годовой цикл, по которому спад должен был последовать лишь перед чемпионатом мира. Поэтому я поехал в Вену без отдыха. На турне меня еще хватило; вернулся же с окончательно заезженными мышцами, однако сразу включился в работу. Я прилежно наслаивал ошибки.
Я поставил целью силу, достойную шестисот килограммов. И даже чемпионат мира уже мешал этой работе. И именно поэтому я был растренирован в классических темповых упражнениях.
Черновая работа на силу не увязывается с тонкой координацией, высокой скоростью и вообще хорошим мышечным тонусом. Кажешься себе тяжелым, глухим – реакция усталых мышц. Нет, я не был слеп, но эта работа не стыкуется с выступлениями, тем более частыми.
Сор соревнований стопорил движение, затуплял силу, путал график. Вскоре еще раз убедился в этом. А я любой ценой стремился соблюдать заданность в движении, то есть нагрузки по расчетам. Вот тут и мстили жестоко соревнования. Ведь, выступая усталым, с заезженными мышцами, кое-как глотнув в трех-четырех тренировках воздух отдыха, я работал на износ.
Я постоянно вводил ошибку. Я жил в мире реальных отношений, но жизнь – нагрузки, опыт – вел без учета, будто я свободен от всяких отношений. Надлежало строго учитывать все соревнования, вводить поправки на отдых до и после выступления.
Однако я был лишь с виду в такой степени прямолинеен. Поправки на соревнования в расчетах очень удлинили бы движение к заданным результатам. А я не смел рассчитывать на время такой длины.
Подобные ошибки я закладывал в 1961-1963 годах. Я был профессионалом. Календарь, то есть чиновничья роспись, определял мою жизнь. Свой план набора силы вступал в противоречие с этой казенной росписью. В этом крылись причины разного рода срывов. За счет надрыва я связывал воедино свою жизнь. Если бы я был свободен в тренировках!
Скверно чувствовал я себя в конце июля. Насилие худо отозвалось. А на приведение себя в порядок не оставалось тренировок. Впереди – обязательное выступление на III Спартакиаде народов СССР. Штанга, потяжелев, утратила подчиненность. Я сохранял лишь приблизительный контроль над ней.
Случалось, я приходил на тренировку, когда в зале никого не было. Богдасаров уходил в столовую, ребята мылись в душе.
Гулкий, пустой зал со следами чьих-то последних усилий: рассыпанные диски, неубранный станок, забытые лямки для тяг на подоконнике, густой запах пота.
Я перебирал взглядом ноты этих подробностей и думал, что вот я люблю силу, не щажу себя, а она порой приносит столько горя! За что?! За преданность?!
Я подходил к штанге. Она стояла смирно, холодно, сыто. Я крутил гриф и шептал, уговаривая ее: "Не причиняй мне новых печалей…"
Глава 172.
А вот уже не тень, а сами события!
"Вижу 575 кг!
Соревнования штангистов второго тяжелого веса, пожалуй, самый интересный этап спартакиадного турнира богатырей,– писал Я. Купенко в "Советском спорте", (1963, 2 августа).-Зрители были предельно возбуждены, порой несдержанны, шумливы; всех разжигал жгучий интерес к выступлению человека, ставшего символом советского спорта, Юрия Власова, и, безусловно, его ближайшего соперника украинского атлета Леонида Жаботинского…
Жаркая погода мешает Юрию Власову уловить нужный ритм движений. Он фиксирует 175 кг, но сходит с места. Та же ошибка не позволяет ему во втором подходе зафиксировать 185 кг. И все же через три минуты он блестяще выжимает этот вес. Затем он заказывает 192,5 кг. Это уже мировой рекорд! Поднимет ли? Поднял… но в последний момент атлет сходит с места…
Пятый день длятся соревнования. Одолевает усталость. Я сажусь в уголок зала и мечтаю: все то, что происходит сейчас на помосте, как-то переплетается с прошлым. В памяти воскресают великие мастера жима. В 1950 году Джон Дэвис достигает в этом упражнении 160 кг. "Это новая эра",-отмечалось в журнале "Стрэнгт энд Хэлт". В 1953 году малоизвестный гигант из Канады Даг Хэпбёрн берет в Стокгольме 168,5 кг. Неужели это предел? Через два года в Москве в Зеленом театре Пол Андерсон фиксирует 185,5 кг (это ошибка, Эн-дерсон зафиксировал в Москве 182,5 кг.-Ю. В.). Фантастично, непостижимо!
И вот теперь в таблице рекордов имя Юрия Власова и его результат-190,5 кг. А на подходе новый рекорд. Что же дальше? Какие возможные резервы Юрия Власова в этом упражнении?
Я думаю, не будет бестактным с моей стороны сделать некоторые предположения, основанные на непрерывном росте результатов Власова. Стиль жима, умение подбирать нужные упражнения, увеличение собственного веса до 140 кг, разумеется, за счет мышечной массы, как это было до сих пор, позволит Власову в недалеком будущем выжать 200 кг…
Власов не в "рывковом" состоянии. Травма мышц шеи мешает ему точно закончить движение. Приходится ограничиться результатом 152,5 кг. А Жаботинский фиксирует… в дополнительном подходе… 165 кг. Неожиданность подвига потрясла всех…
Какая перспектива рывка у Юрия Власова и Леонида Жаботинского? Возможности у первого, на мой взгляд, далеко не исчерпаны, что касается Жаботинского, то и подавно…
Судьи вызывают Жаботинского, и он последовательно выталкивает 185 и 200 кг и с суммой 530 кг заканчивает превосходное выступление. У Юрия Власова другая раскладка: он толкает 195 кг, затем 205… Победил, как и предполагалось, Власов. Его сумма отличная – 542,5 кг. И все же чувствуется какая-то неслаженность в его выступлениях…
Когда я думаю о ближайшем рекорде в троеборье, то реально вижу 575 кг. Возможно, что этот результат будет показан на XVIII Олимпийских играх в Токио"… (Эти 575 кг я накрыл раньше.-Ю. В.).
Итоги личного зачета Спартакиады: Власов (Москва) – 542,5 кг, Жаботинский (Украина) – 530 кг, Поляков (РСФСР) –490 кг.
Я весил на соревнованиях 132,5 кг-сказалась мощная силовая работа. Меня затяжелили новые мускулы.
Купенко отроду не бывал на моих тренировках, не навещал в зале ни меня, ни тренера. Он видел выход этих тренировок. И все выводы делал по формальностям выхода.
Он не знал, да и вряд ли его это интересовало, что я перетренирован, качу тренировки на другую цель, не на спокойные, обеспеченные победы. Да и только ли Яков Григорьевич вел анализ без учета того, что я не "восстановился" после австрийского турне, что сам метод тренировок принципиально отвергает специальную подготовку к Спартакиаде? Наблюдатели исходят из цифр. Господствует метод оценки лишь по внешности фактов, при этом ускользают смысл действия, явления, и уж во всяком случае – широта оценки.
Усталость, перетренировки, перемогания, ход без передышек, понукания болельщиков – я вдруг почувствовал… слезы. Я стою на пьедестале почета, а на щеках слезы. Я первый! Я победитель, но никакой радости, а горечь и рыдания перехватывают горло…
Я стоял и не шевелился. Я даже не вытер слезы – тут же сами сгорели: я был еще в распаленности работы. Но после, уже когда я вышел из зала, сел за руль,– задохся слезами.
Слабость унижает, но в том-то и дело, что бывают состояния, когда невозможно ей не дать выхода; без этого в тебе что-то поломается, произойдет перенапряжение душевных сил.
Слабость, если она не в ладонях любимого, дорогого человека,– сколько же раз ее проявление бывает для унижения тебя и новой боли!
Я вел машину, окаменев, беззвучно плача. Путь домой из Сокольников лежал через всю Москву. Только иногда я шептал: "Не могу, больше не могу!.."
Это был приступ сокрушительной слабости; для посторонних – жалкая сцена, достойная презрения и слова "бедненький".
А я катил машину не через Москву, а в новую яму судьбы…
…К тому времени я убедился: цена благополучия в обществе – почти всегда потеря собственного достоинства. Чем выше достаток – ниже падение. Плата за блага – духовное и нравственное вырождение. Исключения довольно редки.
А уже Швеция ждала любопытством старого зала "Эриксдальсхаллен". У великой гонки пустые глаза и ход без сердца…
Поездка в Австрию-ошибка. Я уразумел это в канун Спартакиады. Да, рекорд был, но турне усугубило выход из нагрузок, рассчитанных на совсем иной ритм работы, дополнило и без того чрезмерное утомление.
Сами по себе частые выступления не опасны, но такой характер они неизбежно принимают при режимах плотных тренировок, преследующих более отдаленные цели.
Даже разминочные тренировки накануне Спартакиады складывались туго. Я был пришиблен усталостью.
Следовало без промедлений снижать нагрузки, а я все гнул свое. Я видел ту, настоящую силу,– до нее какие-то шаги из месяцев работы, силы уже в мышцах. Только свести хвосты нагрузок по расчетам. И никогда никакой "Будапешт" не повторится! Будет другая сила! Совсем другая!
И я не менял ни одной цифры в тетради.
Выдержать натяжение дней.
Я не надеялся на результат, я верил, знал: будет. Меня поглощала лишь одна мысль: возьму ли расчетный результат? В него не верят, его называют фантастическим, а он уже в мышцах. Еще немного, всего каких-то несколько шагов. Недели этих шагов…
И тут Спартакиада, ее килограммы – я не выдержал. Через несколько дней после Спартакиады я заявил по телевидению об уходе из спорта.
Я отказался выехать на всесоюзные сборы, обязательные перед чемпионатом мира, и прекратил тренировки. Ничего от привязанности к спорту – выжгли, обуглили непрерывные усилия, рекорды, турне, взведенность жизни и сама жизнь, как проходной двор…
Сколько же сыпанулось упреков в зазнайстве! Будто накормили грязью.
То, что принимали за заносчивость, в действительности являлось подчинением жизни интересам дела. Все, что хоть в какой-то мере не соответствовало этой цели, исключалось, каким бы ни было дорогим или привлекательным. И это была не бравада и не рисовка. При несоблюдении этого правила я не выдержал бы ни ритма тренировок, ни напряжения литературной работы.
Зазнайство. К тому времени я имел все мыслимые титулы. Не существовало наград, которыми я не обладал бы. И если бы я гнался за благами, следовало вести себя иначе. Ведь несокрушимость здоровья – это и есть долгая жизнь в спорте. Я же это самое здоровье превратил в предмет беспощадной эксплуатации. Я стремился в отведенные мне судьбой годы достать 600 кг в сумме троеборья.
Разве не так: каждый шаг вперед – это и победа всех?..
Сила требовала преданности. Я дрогнул.
Отступил. Воля завела меня в тупик.
Мой неутомимый конь воли.
Стон заезженной плоти.
Надежда даже в падении. Солнце новой жизни даже в ночи крушения.
Я обрубал концы прошлого – пусть с мясом и кровью – ради будущего.
Новые химеры манили меня.
Я верил в величие слова, святость вязи слов, в мысль.
Я верил в литературу. Я клял настоящее и звал будущее.
Глава 173.
Я уже писал, что в наши годы медицинское наблюдение сводилось к эпизодическим и чисто внешним формальным осмотрам. А это наблюдение, будь оно правильно организовано, могло бы играть ключевую роль в определении нагрузок. Опираясь на ежедневные данные, можно идти верной дорогой.
Осмотры раз в несколько недель или месяцев не способны были уловить перемены, предшествующие перетренировкам, отмечая лишь голый факт перетренировки. Вот и вся правда медицинского подспорья.
Конечно, досаждали и мелочи: грохот "железа", когда часами надо кричать, чтобы услышать друг друга (еще не было бесшумных штанг), теснота и переполненность зала. Не всегда соответствовало энергетическим затратам и питание. В подобной работе питание приобретает особое значение. От его добротности зависит работоспособность – иначе говоря, скорость "восстановления". К сожалению, в те годы обеспечить его, как нужно, не представлялось возможным. Впрочем, на это никто из нас не обращал внимания. Да и что это по сравнению с испытаниями, выпавшими на долю наших предшественников…
Все годы меня жгло страстное желание-мечта-дожить наконец до времени, когда будут названы имена отравителей народного сознания. Верил, это время наступит.
Мама знала, что я пишу и чем живу, и очень за меня боялась. И понятно, через нее прокатили ужасы гражданской войны – гибель брата, родных. Ее вызывали и спрашивали: висят ли портреты вождей у таких-то и таких? Она видела, как пропадали люди, она схоронила мужа – моего отца. И очень боялась, что этот самый молох не пощадит и меня.
Беды приходят сами, а к благу надо идти, и даже не идти, а мучительно пробиваться, слишком часто ломая на этом пути шею…
Глава 174.
В середине сентября – чемпионат мира в Стокгольме; команда давно на сборах, а я в Москве, и тренировки свернуты. Я даже не захожу в зал.
Неделя без тренировок, вторая…
В начале третьей я на несколько дней уехал в Горький. За команду не беспокоился. Вон как поднялся Жаботинский, все данные для победы.
Не оглядывался, а озирался, щерился на спорт: ничего, пойдет своей дорогой, сколько имен уже подмял – и в памяти не сохранились.
Любой из нас может выпасть из гонки, но сама великая гонка не ведает даже заминки. С каждым годом, месяцем и неделей все чаще и длиннее ее шаги…
"Драматические события вокруг напряженных мускулов
Главные события сентября в Стокгольме.
К сожалению, Швеция – воробей в кругу танцующих журавлей.
Феномен из феноменов в тяжелой атлетике – русский Юрий Власов.
Тяжелая атлетика в начале этого века являлась самым популярным видом спорта в Швеции. Тогда у нас были атлеты-рекордсмены, такие, как Старке Арвид, Оскар Валунд, Аугуст Юханссон, Яльмар Лундин, Калле Свен и другие крепкие парни, игравшие железными мячиками, как жонглер бильярдными шарами.
В наше время нам не совсем удается поспевать за международными успехами в тяжелой атлетике – о причинах спорят посвященные. Однако и сейчас в Швеции есть "широкие парни".
Кроме того, Шведское объединение атлетов в третий раз за десятилетие выступает в роли хозяина мировой элиты атлетов: с 7 по 19 сентября в стокгольмском зале "Эриксдальсхаллен" проводится чемпионат мира…
Чемпионат мира 1953 года имел огромный успех, несмотря на все пессимистические предсказания. Все билеты в "Эриксдальсхаллен" вечер за вечером распродавались, дуэль между русскими и американцами стала настоящим бестселлером; тогда Советский Союз выиграл с тремя очками, и вообще на помосте действовали на редкость очаровательные личности.
Сильнейшим был канадец Даг Хэпбёрн, победивший в тяжелом весе с суммой 467,5 кг двукратного олимпийского чемпиона Джона Дэвиса – удивительно сложенного негра, который явно взял бы приз за красоту, если бы такой существовал.
Даг Хэпбёрн был едва ли красив: почти кубической формы, таскался повсюду как плохо перебинтованный конфетный киоск. Правая нога его была деформирована полиомиелитом и забинтована от щиколотки до колена. Но этот мужик был ужасно сильным: показывал 176,5+135+165 кг в троеборье, т. е. сильнее всего был в жиме! Дэвис занял второе место с 457,5 кг.
Самым популярным штангистом стал гавайский японец Томми Коно, выигравший в среднем весе с суммой 407,5 кг.
"Абсолютно фантастический результат",– заявили эксперты.
"Феномен из феноменов",-написала одна газета о Томми Коно…
Самым видным штангистом был Норберт Шемански из США, который преобладал в полутяжелом весе с 442,5 кг. Наиболее впечатляющим атлетом на этом чемпионате мира, занявшим второе место, был египтянин Салех. Его сумма троеборья – 400 кг.
На Олимпиаде в Мельбурне три года спустя результаты чемпионата мира в Стокгольме были превзойдены во всех категориях…
Историческая баталия грянула в тяжелом весе, когда предмет всеобщих пари американский колосс Пол Эндерсон оказался на волосок от поражения. Об этом я послал в олимпийский номер журнала "Аль спорт" следующее сообщение:
"Этот 24-летний слоненок явно был самым цветистым среди "хромосомных атлетов". Он низкого роста, толстый, и его добродушный лик обрамляют масляно-черные локоны. Всех задели различные мировые рекорды этого шарообразного детины.
Но Пол не в лучшей форме. Он простудился при здешней зимней погоде, получил воспаление ушей, и ему трудно сохранять равновесие при работе со штангой.
Однако Умберто Сельветти из Аргентины, еще более шарообразный усач типа колбасника, находился в своей лучшей форме. Он начал с огромного веса в жиме – 170 кг – и поднял его так чисто и красиво, что зал загудел.
"Хромосомному" Полу пришлось туго: 162,5 кг он поднял лишь благодаря большому отклонению спиной.
Этот вес ни в коем случае не следовало признавать взятым. На 170 кг его мощные руки, смахивающие на кули с мукой, сдали – первая сенсация дня!
– Ну, он вскоре наверстает,– думали все. Однако положение становилось все более и более угрожающим. Оба великана взяли 150 кг в рывке. Сельветти по-прежнему работал чище. Когда он свободно взял 180 кг в толчке, положение стало критическим для нашего друга Пола.
Он заказал 187,5 кг. Если поднимет, то, как и Сельветти, выйдет на сумму 500 кг, однако выиграет золотую медаль благодаря своему несколько меньшему собственному весу.
Пол фиксировал штангу, словно она являлась злейшим врагом, пару раз по-китовьи фыркнул, так что взметнулись облака талька, и втянул в себя воздух.
Огромный вес Пол оторвал элегантно, но вдруг остановился. Пол напрягся изо всех сил, лицо его стало красным, как брусника, но он не смог удержать штангу наверху и швырнул с грохотом на помост, который даже затрещал.
Три минуты отдыха согласно правилам – и новая попытка. Снова неудача!
Теперь вид у американцев по-настоящему задумчив. Осталась единственная попытка. Если Пол не справится, у него вообще не будет зачета в толчке, и его исключат не только из списка призеров.
Хорошо собранный и умеренно волнующийся, колосс в последний раз выкатился на помост – и – смотрите! – сопротивлявшиеся 187,5 кг взяты!"
Два года спустя чемпионат мира проходил в Стокгольме без участия Пола Эндерсона и Сельветти и без "перевязанных конфетных киосков" в стиле Дага Хэпбёрна из Канады.
Результаты в трех категориях оказались хуже мельбурнских, но были зарегистрированы четыре высших результата: в полулегком весе –"невероятные" 372,5 кг и в легком весе – 390 кг, оба – мировые рекорды. Томми Коно опять спустился в полусредний вес, где и собрал 430 кг, что так же стало рекордом мира.
Этот чемпионат мира со спортивной точки зрения был на два класса лучше, чем чемпионат, проведенный на этой же арене пять лет назад. Однако на этот раз мы воздержались от прыжков восторга на страницах газет по поводу "феноменальных результатов". Я, помню, писал: "Поднятие тяжестей-это вид спорта, явно пребывающий в процессе развития. Через десять лет мы будем свидетелями рекордов, которые сейчас покажутся просто фантастическими.
Маленький пример такого развития.
Когда я был школьником, сёрмлэндский крестьянский парнишка Старке Арвид поднял невероятный вес – 168,5 кг.
"Непобиваемый мировой рекорд!"-писали тогда все газеты.
Сейчас же русский Ломакин в среднем весе начал с 172,5 кг-и был на волосок от взятия 180 кг! А Томми Коно принадлежит рекорд мира в полусреднем весе – 168,5 кг, в точности цифры Старке Арвида!
А ведь современное свободное поднятие веса на уровень плеч гораздо труднее поднятия "на пояс" начала этого века (имеется в виду "континентальный способ" толчка.-/О. В.). Что ж, "техника" совершенствуется.
Поэтому мы не были так поражены тем, что на Римской олимпиаде рассыпалось множество рекордов…
Зрители остолбенели перед замечательным русским тяжелоатлетом Юрием Власовым. Это был не Даг Хэпбёрн и не Пол Эндерсон, не какой-то там человек-бегемот, это был, безусловно, хорошо сложенный Геркулес, несмотря на внушительный вес– 122,5 кг.
Статный русский побил рекорд Пола Эндерсона следующей фантастической серией: 180+155+202,5=537,5 кг.
"Самый феноменальный мировой рекорд во все времена!"– ликовала мировая пресса.
Второе место занял похожий на мастодонта американский негр Джим Брэдфорд с результатом 512,5 кг, третье – наш старый друг Шемански с суммой 500 кг…
Итак, в свете рамп появится красочный поток гладиаторов. Впереди, естественно, русский чудо-атлет Юрий Власов, величайший феномен в мире, какой только был до сих пор в этом виде спорта…
Шумная победа Власова на Римской олимпиаде для мира за железным занавесом имела эффект взорванной бомбы. Статный русский с чисто интеллигентными чертами лица совершенно не походил на прежних бегемотообразных поднимателей тяжелого веса. Он также перекрыл все прежние рекорды и переступил все границы возможного, установленные экспертами.
Канадец Даг Хэпбёрн, мужчина весом около 140 кг, был большим фаворитом публики в зале "Эриксдальсхаллен", когда в 1953 году одержал победы с 467,5 кг. Даг стал цирковым штангистом и довел личный рекорд до 485 кг, пока не исчез с арены.
Спортивно более изящным спортсменом в 1953 году был американец Норберт Шемански… Как и Томми Коно, Шемански – единственный из мировых мастеров 1953 года, сохранивший активность. Этот американец теперь перекочевал в категорию тяжелого веса и слывет единственным претендентом, имеющим шансы угрожать русскому фантому Юрию Власову.
Карьера Шемански несколько лет назад оказалась на грани краха. Он получил тяжелую травму спины, пытаясь на тренировке толкнуть рекордные 200 кг. Его отвезли в больницу. Он перенес множество тяжелых операций, и его выписали только через год. Никто не предполагал, что Шемански когда-нибудь опять займется своей любимой штангой. Но он тщательно и энергично тренировался, участвовал в Римской олимпиаде и занял там третье место… На прошлогоднем чемпионате мира он улучшил личный рекорд, набрав изумительную сумму – 537,5 кг. И теперь мы получили телеграмму из Америки с сообщением о том, что Шемански с запасом превысил мировой рекорд Власова, набрав немыслимую сумму 583,5 кг (газетная "утка".-Ю. В.).
Это похоже на сказку, но в сентябре в Стокгольме предстоит сражение!
Интересное знакомство стокгольмской публике предстоит также с молодым американским толкателем ядра Гэри Губнером, который выдал в сумме троеборья 510 кг и является обладателем всех мировых рекордов для юниоров, поставленных в прошлом году…
Англия посылает в Стокгольм самого сильного сейчас в мире негра (да простит нас Сонни Листон –Тогда чемпион мира по боксу в тяжелом весе среди профессионалов!)… штангиста полутяжелого веса Луиса Мартина с Ямайки, живущего в Лондоне, где он работает механиком. Мартина пригласили быть тренером шведской сборной…
А меня уже опять вызывают. Собрался. Выхожу. Пробую гриф, а он коромыслом согнулся! Поэтому и были торчком кисти. Подшипники втулок заклинило – вот и удар по кистям! Единственный в моей практике случай. Как штанги надвое ломались – видел. Сталь обрезало. От износа. Но чтоб гнулись?..
А в памяти Вена осталась не страхолюдной комичностью горбом согнувшейся штанги, а радостью от рекорда. После выступления с утра подались за город. Конец июня – линька птиц, а тут в приозерных рощах низко, флейтово заходятся в переборах черноголовые славки. Я люблю птиц. Начитан о них. Узнаю. Рад узнавать. И что славки смолкают позже всех, не в новость… Тучная в зрелости зелень, смутные озера, флейтовая нежность в распевах – это память взяла главным. Будто выпал из бездушного механического хода. Ошеломленно, жадно, с тоской ловил это движение жизни, другой, совсем забытой в гонке, недостижимой, пока в гонке… Искусственной, надуманной представлялась игра в озорство силы. Дни невозвратны, а я опаиваю себя силой, не вижу их. Все задвинуто ненасытностью силы… Долго я святил тот день в своей памяти.
После, вместе с Каплуновым, я выступал в Винер-Нейштадте и Эйзенштадте. Но уже другие события опять бросали отчетливую тень впереди себя.
Поездка легла ошибочным нерассчитанным грузом на последние недели перед чемпионатом страны – III Спартакиадой народов СССР. Будущее опять складывалось в задачу со многими неизвестными. Для решения ее требовалось протащить себя по новым испытаниям. Неизвестные величины сразу обрели плоть и выразительность…
Глава 170.
Странные это были выступления по всему свету. Огромные залы – ни одного свободного места. Яростные атаки на мировые рекорды. Безмерный риск (в случае несчастья грошовая пенсия – и все!). И ни копейки в честный заработок – за бешеный труд, риск, насилие над собой, за жестокое усечение своей же жизни. А ведь сколько битком набитых залов – десятки тысяч зрителей, слава, уважение самые громкие…
Сейчас это не укладывается в сознании. Впрочем, уже тогда поездка за границу воспринималась как милость и награда. Холопами мы были. По прозванию – свободные граждане, а по существу холопы, и отпускали нас, как в старину крепостных, на заработки. Но те хоть что-то себе оставляли, пусть гроши, а нам и того не доставалось. За благо подразумевалась поездка – милость, умильная благодарность и предмет гложущей зависти других. И как величайшее наказание – отстранение от поездок. Тот еще кнут для свободного гражданина!
Глава 171.
После возвращения домой следовало дать спад в нагрузках. Однако я продолжал гнуть намеченную программу.
Не снизил я нагрузок и накануне турне по Австрии. Все из того же желания выдержать годовой цикл, по которому спад должен был последовать лишь перед чемпионатом мира. Поэтому я поехал в Вену без отдыха. На турне меня еще хватило; вернулся же с окончательно заезженными мышцами, однако сразу включился в работу. Я прилежно наслаивал ошибки.
Я поставил целью силу, достойную шестисот килограммов. И даже чемпионат мира уже мешал этой работе. И именно поэтому я был растренирован в классических темповых упражнениях.
Черновая работа на силу не увязывается с тонкой координацией, высокой скоростью и вообще хорошим мышечным тонусом. Кажешься себе тяжелым, глухим – реакция усталых мышц. Нет, я не был слеп, но эта работа не стыкуется с выступлениями, тем более частыми.
Сор соревнований стопорил движение, затуплял силу, путал график. Вскоре еще раз убедился в этом. А я любой ценой стремился соблюдать заданность в движении, то есть нагрузки по расчетам. Вот тут и мстили жестоко соревнования. Ведь, выступая усталым, с заезженными мышцами, кое-как глотнув в трех-четырех тренировках воздух отдыха, я работал на износ.
Я постоянно вводил ошибку. Я жил в мире реальных отношений, но жизнь – нагрузки, опыт – вел без учета, будто я свободен от всяких отношений. Надлежало строго учитывать все соревнования, вводить поправки на отдых до и после выступления.
Однако я был лишь с виду в такой степени прямолинеен. Поправки на соревнования в расчетах очень удлинили бы движение к заданным результатам. А я не смел рассчитывать на время такой длины.
Подобные ошибки я закладывал в 1961-1963 годах. Я был профессионалом. Календарь, то есть чиновничья роспись, определял мою жизнь. Свой план набора силы вступал в противоречие с этой казенной росписью. В этом крылись причины разного рода срывов. За счет надрыва я связывал воедино свою жизнь. Если бы я был свободен в тренировках!
Скверно чувствовал я себя в конце июля. Насилие худо отозвалось. А на приведение себя в порядок не оставалось тренировок. Впереди – обязательное выступление на III Спартакиаде народов СССР. Штанга, потяжелев, утратила подчиненность. Я сохранял лишь приблизительный контроль над ней.
Случалось, я приходил на тренировку, когда в зале никого не было. Богдасаров уходил в столовую, ребята мылись в душе.
Гулкий, пустой зал со следами чьих-то последних усилий: рассыпанные диски, неубранный станок, забытые лямки для тяг на подоконнике, густой запах пота.
Я перебирал взглядом ноты этих подробностей и думал, что вот я люблю силу, не щажу себя, а она порой приносит столько горя! За что?! За преданность?!
Я подходил к штанге. Она стояла смирно, холодно, сыто. Я крутил гриф и шептал, уговаривая ее: "Не причиняй мне новых печалей…"
Глава 172.
А вот уже не тень, а сами события!
"Вижу 575 кг!
Соревнования штангистов второго тяжелого веса, пожалуй, самый интересный этап спартакиадного турнира богатырей,– писал Я. Купенко в "Советском спорте", (1963, 2 августа).-Зрители были предельно возбуждены, порой несдержанны, шумливы; всех разжигал жгучий интерес к выступлению человека, ставшего символом советского спорта, Юрия Власова, и, безусловно, его ближайшего соперника украинского атлета Леонида Жаботинского…
Жаркая погода мешает Юрию Власову уловить нужный ритм движений. Он фиксирует 175 кг, но сходит с места. Та же ошибка не позволяет ему во втором подходе зафиксировать 185 кг. И все же через три минуты он блестяще выжимает этот вес. Затем он заказывает 192,5 кг. Это уже мировой рекорд! Поднимет ли? Поднял… но в последний момент атлет сходит с места…
Пятый день длятся соревнования. Одолевает усталость. Я сажусь в уголок зала и мечтаю: все то, что происходит сейчас на помосте, как-то переплетается с прошлым. В памяти воскресают великие мастера жима. В 1950 году Джон Дэвис достигает в этом упражнении 160 кг. "Это новая эра",-отмечалось в журнале "Стрэнгт энд Хэлт". В 1953 году малоизвестный гигант из Канады Даг Хэпбёрн берет в Стокгольме 168,5 кг. Неужели это предел? Через два года в Москве в Зеленом театре Пол Андерсон фиксирует 185,5 кг (это ошибка, Эн-дерсон зафиксировал в Москве 182,5 кг.-Ю. В.). Фантастично, непостижимо!
И вот теперь в таблице рекордов имя Юрия Власова и его результат-190,5 кг. А на подходе новый рекорд. Что же дальше? Какие возможные резервы Юрия Власова в этом упражнении?
Я думаю, не будет бестактным с моей стороны сделать некоторые предположения, основанные на непрерывном росте результатов Власова. Стиль жима, умение подбирать нужные упражнения, увеличение собственного веса до 140 кг, разумеется, за счет мышечной массы, как это было до сих пор, позволит Власову в недалеком будущем выжать 200 кг…
Власов не в "рывковом" состоянии. Травма мышц шеи мешает ему точно закончить движение. Приходится ограничиться результатом 152,5 кг. А Жаботинский фиксирует… в дополнительном подходе… 165 кг. Неожиданность подвига потрясла всех…
Какая перспектива рывка у Юрия Власова и Леонида Жаботинского? Возможности у первого, на мой взгляд, далеко не исчерпаны, что касается Жаботинского, то и подавно…
Судьи вызывают Жаботинского, и он последовательно выталкивает 185 и 200 кг и с суммой 530 кг заканчивает превосходное выступление. У Юрия Власова другая раскладка: он толкает 195 кг, затем 205… Победил, как и предполагалось, Власов. Его сумма отличная – 542,5 кг. И все же чувствуется какая-то неслаженность в его выступлениях…
Когда я думаю о ближайшем рекорде в троеборье, то реально вижу 575 кг. Возможно, что этот результат будет показан на XVIII Олимпийских играх в Токио"… (Эти 575 кг я накрыл раньше.-Ю. В.).
Итоги личного зачета Спартакиады: Власов (Москва) – 542,5 кг, Жаботинский (Украина) – 530 кг, Поляков (РСФСР) –490 кг.
Я весил на соревнованиях 132,5 кг-сказалась мощная силовая работа. Меня затяжелили новые мускулы.
Купенко отроду не бывал на моих тренировках, не навещал в зале ни меня, ни тренера. Он видел выход этих тренировок. И все выводы делал по формальностям выхода.
Он не знал, да и вряд ли его это интересовало, что я перетренирован, качу тренировки на другую цель, не на спокойные, обеспеченные победы. Да и только ли Яков Григорьевич вел анализ без учета того, что я не "восстановился" после австрийского турне, что сам метод тренировок принципиально отвергает специальную подготовку к Спартакиаде? Наблюдатели исходят из цифр. Господствует метод оценки лишь по внешности фактов, при этом ускользают смысл действия, явления, и уж во всяком случае – широта оценки.
Усталость, перетренировки, перемогания, ход без передышек, понукания болельщиков – я вдруг почувствовал… слезы. Я стою на пьедестале почета, а на щеках слезы. Я первый! Я победитель, но никакой радости, а горечь и рыдания перехватывают горло…
Я стоял и не шевелился. Я даже не вытер слезы – тут же сами сгорели: я был еще в распаленности работы. Но после, уже когда я вышел из зала, сел за руль,– задохся слезами.
Слабость унижает, но в том-то и дело, что бывают состояния, когда невозможно ей не дать выхода; без этого в тебе что-то поломается, произойдет перенапряжение душевных сил.
Слабость, если она не в ладонях любимого, дорогого человека,– сколько же раз ее проявление бывает для унижения тебя и новой боли!
Я вел машину, окаменев, беззвучно плача. Путь домой из Сокольников лежал через всю Москву. Только иногда я шептал: "Не могу, больше не могу!.."
Это был приступ сокрушительной слабости; для посторонних – жалкая сцена, достойная презрения и слова "бедненький".
А я катил машину не через Москву, а в новую яму судьбы…
…К тому времени я убедился: цена благополучия в обществе – почти всегда потеря собственного достоинства. Чем выше достаток – ниже падение. Плата за блага – духовное и нравственное вырождение. Исключения довольно редки.
А уже Швеция ждала любопытством старого зала "Эриксдальсхаллен". У великой гонки пустые глаза и ход без сердца…
Поездка в Австрию-ошибка. Я уразумел это в канун Спартакиады. Да, рекорд был, но турне усугубило выход из нагрузок, рассчитанных на совсем иной ритм работы, дополнило и без того чрезмерное утомление.
Сами по себе частые выступления не опасны, но такой характер они неизбежно принимают при режимах плотных тренировок, преследующих более отдаленные цели.
Даже разминочные тренировки накануне Спартакиады складывались туго. Я был пришиблен усталостью.
Следовало без промедлений снижать нагрузки, а я все гнул свое. Я видел ту, настоящую силу,– до нее какие-то шаги из месяцев работы, силы уже в мышцах. Только свести хвосты нагрузок по расчетам. И никогда никакой "Будапешт" не повторится! Будет другая сила! Совсем другая!
И я не менял ни одной цифры в тетради.
Выдержать натяжение дней.
Я не надеялся на результат, я верил, знал: будет. Меня поглощала лишь одна мысль: возьму ли расчетный результат? В него не верят, его называют фантастическим, а он уже в мышцах. Еще немного, всего каких-то несколько шагов. Недели этих шагов…
И тут Спартакиада, ее килограммы – я не выдержал. Через несколько дней после Спартакиады я заявил по телевидению об уходе из спорта.
Я отказался выехать на всесоюзные сборы, обязательные перед чемпионатом мира, и прекратил тренировки. Ничего от привязанности к спорту – выжгли, обуглили непрерывные усилия, рекорды, турне, взведенность жизни и сама жизнь, как проходной двор…
Сколько же сыпанулось упреков в зазнайстве! Будто накормили грязью.
То, что принимали за заносчивость, в действительности являлось подчинением жизни интересам дела. Все, что хоть в какой-то мере не соответствовало этой цели, исключалось, каким бы ни было дорогим или привлекательным. И это была не бравада и не рисовка. При несоблюдении этого правила я не выдержал бы ни ритма тренировок, ни напряжения литературной работы.
Зазнайство. К тому времени я имел все мыслимые титулы. Не существовало наград, которыми я не обладал бы. И если бы я гнался за благами, следовало вести себя иначе. Ведь несокрушимость здоровья – это и есть долгая жизнь в спорте. Я же это самое здоровье превратил в предмет беспощадной эксплуатации. Я стремился в отведенные мне судьбой годы достать 600 кг в сумме троеборья.
Разве не так: каждый шаг вперед – это и победа всех?..
Сила требовала преданности. Я дрогнул.
Отступил. Воля завела меня в тупик.
Мой неутомимый конь воли.
Стон заезженной плоти.
Надежда даже в падении. Солнце новой жизни даже в ночи крушения.
Я обрубал концы прошлого – пусть с мясом и кровью – ради будущего.
Новые химеры манили меня.
Я верил в величие слова, святость вязи слов, в мысль.
Я верил в литературу. Я клял настоящее и звал будущее.
Глава 173.
Я уже писал, что в наши годы медицинское наблюдение сводилось к эпизодическим и чисто внешним формальным осмотрам. А это наблюдение, будь оно правильно организовано, могло бы играть ключевую роль в определении нагрузок. Опираясь на ежедневные данные, можно идти верной дорогой.
Осмотры раз в несколько недель или месяцев не способны были уловить перемены, предшествующие перетренировкам, отмечая лишь голый факт перетренировки. Вот и вся правда медицинского подспорья.
Конечно, досаждали и мелочи: грохот "железа", когда часами надо кричать, чтобы услышать друг друга (еще не было бесшумных штанг), теснота и переполненность зала. Не всегда соответствовало энергетическим затратам и питание. В подобной работе питание приобретает особое значение. От его добротности зависит работоспособность – иначе говоря, скорость "восстановления". К сожалению, в те годы обеспечить его, как нужно, не представлялось возможным. Впрочем, на это никто из нас не обращал внимания. Да и что это по сравнению с испытаниями, выпавшими на долю наших предшественников…
Все годы меня жгло страстное желание-мечта-дожить наконец до времени, когда будут названы имена отравителей народного сознания. Верил, это время наступит.
Мама знала, что я пишу и чем живу, и очень за меня боялась. И понятно, через нее прокатили ужасы гражданской войны – гибель брата, родных. Ее вызывали и спрашивали: висят ли портреты вождей у таких-то и таких? Она видела, как пропадали люди, она схоронила мужа – моего отца. И очень боялась, что этот самый молох не пощадит и меня.
Беды приходят сами, а к благу надо идти, и даже не идти, а мучительно пробиваться, слишком часто ломая на этом пути шею…
Глава 174.
В середине сентября – чемпионат мира в Стокгольме; команда давно на сборах, а я в Москве, и тренировки свернуты. Я даже не захожу в зал.
Неделя без тренировок, вторая…
В начале третьей я на несколько дней уехал в Горький. За команду не беспокоился. Вон как поднялся Жаботинский, все данные для победы.
Не оглядывался, а озирался, щерился на спорт: ничего, пойдет своей дорогой, сколько имен уже подмял – и в памяти не сохранились.
Любой из нас может выпасть из гонки, но сама великая гонка не ведает даже заминки. С каждым годом, месяцем и неделей все чаще и длиннее ее шаги…
"Драматические события вокруг напряженных мускулов
Главные события сентября в Стокгольме.
К сожалению, Швеция – воробей в кругу танцующих журавлей.
Феномен из феноменов в тяжелой атлетике – русский Юрий Власов.
Тяжелая атлетика в начале этого века являлась самым популярным видом спорта в Швеции. Тогда у нас были атлеты-рекордсмены, такие, как Старке Арвид, Оскар Валунд, Аугуст Юханссон, Яльмар Лундин, Калле Свен и другие крепкие парни, игравшие железными мячиками, как жонглер бильярдными шарами.
В наше время нам не совсем удается поспевать за международными успехами в тяжелой атлетике – о причинах спорят посвященные. Однако и сейчас в Швеции есть "широкие парни".
Кроме того, Шведское объединение атлетов в третий раз за десятилетие выступает в роли хозяина мировой элиты атлетов: с 7 по 19 сентября в стокгольмском зале "Эриксдальсхаллен" проводится чемпионат мира…
Чемпионат мира 1953 года имел огромный успех, несмотря на все пессимистические предсказания. Все билеты в "Эриксдальсхаллен" вечер за вечером распродавались, дуэль между русскими и американцами стала настоящим бестселлером; тогда Советский Союз выиграл с тремя очками, и вообще на помосте действовали на редкость очаровательные личности.
Сильнейшим был канадец Даг Хэпбёрн, победивший в тяжелом весе с суммой 467,5 кг двукратного олимпийского чемпиона Джона Дэвиса – удивительно сложенного негра, который явно взял бы приз за красоту, если бы такой существовал.
Даг Хэпбёрн был едва ли красив: почти кубической формы, таскался повсюду как плохо перебинтованный конфетный киоск. Правая нога его была деформирована полиомиелитом и забинтована от щиколотки до колена. Но этот мужик был ужасно сильным: показывал 176,5+135+165 кг в троеборье, т. е. сильнее всего был в жиме! Дэвис занял второе место с 457,5 кг.
Самым популярным штангистом стал гавайский японец Томми Коно, выигравший в среднем весе с суммой 407,5 кг.
"Абсолютно фантастический результат",– заявили эксперты.
"Феномен из феноменов",-написала одна газета о Томми Коно…
Самым видным штангистом был Норберт Шемански из США, который преобладал в полутяжелом весе с 442,5 кг. Наиболее впечатляющим атлетом на этом чемпионате мира, занявшим второе место, был египтянин Салех. Его сумма троеборья – 400 кг.
На Олимпиаде в Мельбурне три года спустя результаты чемпионата мира в Стокгольме были превзойдены во всех категориях…
Историческая баталия грянула в тяжелом весе, когда предмет всеобщих пари американский колосс Пол Эндерсон оказался на волосок от поражения. Об этом я послал в олимпийский номер журнала "Аль спорт" следующее сообщение:
"Этот 24-летний слоненок явно был самым цветистым среди "хромосомных атлетов". Он низкого роста, толстый, и его добродушный лик обрамляют масляно-черные локоны. Всех задели различные мировые рекорды этого шарообразного детины.
Но Пол не в лучшей форме. Он простудился при здешней зимней погоде, получил воспаление ушей, и ему трудно сохранять равновесие при работе со штангой.
Однако Умберто Сельветти из Аргентины, еще более шарообразный усач типа колбасника, находился в своей лучшей форме. Он начал с огромного веса в жиме – 170 кг – и поднял его так чисто и красиво, что зал загудел.
"Хромосомному" Полу пришлось туго: 162,5 кг он поднял лишь благодаря большому отклонению спиной.
Этот вес ни в коем случае не следовало признавать взятым. На 170 кг его мощные руки, смахивающие на кули с мукой, сдали – первая сенсация дня!
– Ну, он вскоре наверстает,– думали все. Однако положение становилось все более и более угрожающим. Оба великана взяли 150 кг в рывке. Сельветти по-прежнему работал чище. Когда он свободно взял 180 кг в толчке, положение стало критическим для нашего друга Пола.
Он заказал 187,5 кг. Если поднимет, то, как и Сельветти, выйдет на сумму 500 кг, однако выиграет золотую медаль благодаря своему несколько меньшему собственному весу.
Пол фиксировал штангу, словно она являлась злейшим врагом, пару раз по-китовьи фыркнул, так что взметнулись облака талька, и втянул в себя воздух.
Огромный вес Пол оторвал элегантно, но вдруг остановился. Пол напрягся изо всех сил, лицо его стало красным, как брусника, но он не смог удержать штангу наверху и швырнул с грохотом на помост, который даже затрещал.
Три минуты отдыха согласно правилам – и новая попытка. Снова неудача!
Теперь вид у американцев по-настоящему задумчив. Осталась единственная попытка. Если Пол не справится, у него вообще не будет зачета в толчке, и его исключат не только из списка призеров.
Хорошо собранный и умеренно волнующийся, колосс в последний раз выкатился на помост – и – смотрите! – сопротивлявшиеся 187,5 кг взяты!"
Два года спустя чемпионат мира проходил в Стокгольме без участия Пола Эндерсона и Сельветти и без "перевязанных конфетных киосков" в стиле Дага Хэпбёрна из Канады.
Результаты в трех категориях оказались хуже мельбурнских, но были зарегистрированы четыре высших результата: в полулегком весе –"невероятные" 372,5 кг и в легком весе – 390 кг, оба – мировые рекорды. Томми Коно опять спустился в полусредний вес, где и собрал 430 кг, что так же стало рекордом мира.
Этот чемпионат мира со спортивной точки зрения был на два класса лучше, чем чемпионат, проведенный на этой же арене пять лет назад. Однако на этот раз мы воздержались от прыжков восторга на страницах газет по поводу "феноменальных результатов". Я, помню, писал: "Поднятие тяжестей-это вид спорта, явно пребывающий в процессе развития. Через десять лет мы будем свидетелями рекордов, которые сейчас покажутся просто фантастическими.
Маленький пример такого развития.
Когда я был школьником, сёрмлэндский крестьянский парнишка Старке Арвид поднял невероятный вес – 168,5 кг.
"Непобиваемый мировой рекорд!"-писали тогда все газеты.
Сейчас же русский Ломакин в среднем весе начал с 172,5 кг-и был на волосок от взятия 180 кг! А Томми Коно принадлежит рекорд мира в полусреднем весе – 168,5 кг, в точности цифры Старке Арвида!
А ведь современное свободное поднятие веса на уровень плеч гораздо труднее поднятия "на пояс" начала этого века (имеется в виду "континентальный способ" толчка.-/О. В.). Что ж, "техника" совершенствуется.
Поэтому мы не были так поражены тем, что на Римской олимпиаде рассыпалось множество рекордов…
Зрители остолбенели перед замечательным русским тяжелоатлетом Юрием Власовым. Это был не Даг Хэпбёрн и не Пол Эндерсон, не какой-то там человек-бегемот, это был, безусловно, хорошо сложенный Геркулес, несмотря на внушительный вес– 122,5 кг.
Статный русский побил рекорд Пола Эндерсона следующей фантастической серией: 180+155+202,5=537,5 кг.
"Самый феноменальный мировой рекорд во все времена!"– ликовала мировая пресса.
Второе место занял похожий на мастодонта американский негр Джим Брэдфорд с результатом 512,5 кг, третье – наш старый друг Шемански с суммой 500 кг…
Итак, в свете рамп появится красочный поток гладиаторов. Впереди, естественно, русский чудо-атлет Юрий Власов, величайший феномен в мире, какой только был до сих пор в этом виде спорта…
Шумная победа Власова на Римской олимпиаде для мира за железным занавесом имела эффект взорванной бомбы. Статный русский с чисто интеллигентными чертами лица совершенно не походил на прежних бегемотообразных поднимателей тяжелого веса. Он также перекрыл все прежние рекорды и переступил все границы возможного, установленные экспертами.
Канадец Даг Хэпбёрн, мужчина весом около 140 кг, был большим фаворитом публики в зале "Эриксдальсхаллен", когда в 1953 году одержал победы с 467,5 кг. Даг стал цирковым штангистом и довел личный рекорд до 485 кг, пока не исчез с арены.
Спортивно более изящным спортсменом в 1953 году был американец Норберт Шемански… Как и Томми Коно, Шемански – единственный из мировых мастеров 1953 года, сохранивший активность. Этот американец теперь перекочевал в категорию тяжелого веса и слывет единственным претендентом, имеющим шансы угрожать русскому фантому Юрию Власову.
Карьера Шемански несколько лет назад оказалась на грани краха. Он получил тяжелую травму спины, пытаясь на тренировке толкнуть рекордные 200 кг. Его отвезли в больницу. Он перенес множество тяжелых операций, и его выписали только через год. Никто не предполагал, что Шемански когда-нибудь опять займется своей любимой штангой. Но он тщательно и энергично тренировался, участвовал в Римской олимпиаде и занял там третье место… На прошлогоднем чемпионате мира он улучшил личный рекорд, набрав изумительную сумму – 537,5 кг. И теперь мы получили телеграмму из Америки с сообщением о том, что Шемански с запасом превысил мировой рекорд Власова, набрав немыслимую сумму 583,5 кг (газетная "утка".-Ю. В.).
Это похоже на сказку, но в сентябре в Стокгольме предстоит сражение!
Интересное знакомство стокгольмской публике предстоит также с молодым американским толкателем ядра Гэри Губнером, который выдал в сумме троеборья 510 кг и является обладателем всех мировых рекордов для юниоров, поставленных в прошлом году…
Англия посылает в Стокгольм самого сильного сейчас в мире негра (да простит нас Сонни Листон –Тогда чемпион мира по боксу в тяжелом весе среди профессионалов!)… штангиста полутяжелого веса Луиса Мартина с Ямайки, живущего в Лондоне, где он работает механиком. Мартина пригласили быть тренером шведской сборной…