Страница:
— Возможно, но я бы все-таки послушал твой взгляд на это дело. Спецы дают только фактуру, анализ не их дело.
— Тогда начну с того, что с утра, прежде чем побывать у Иванцова, я уже имел на руках краткий отчет об операции против Лавровки. Мне его еще в восемь утра в Москве передали. Поэтому Иванцов на момент разговора знал меньше моего. Потом, уже незадолго до моего отъезда, к Иванцову приехал один из его основных лизоблюдов, Моряков. Иванцов меня с ним не сводил, но основную информацию дал в распечатке. Больше того, что в этих двух документах, я не знаю. Мне, конечно, ясно: ты хочешь сопоставить мои сведения с вашими объективными данными и проверить полноту изложения, может, сделать кое-какие выводы о степени моей и Иванцова откровенности. Это проще по печатным документам сделать. Вот эти бумажки, приобщай к делу, если таковое в твоей конторе ведется.
— Михалыч, какой ты, право, обидчивый! Еще раз повторю, мне не факты нужны, а анализ.
— Анализ такой. Все, что произошло с Ростиславом Воиновым, — чистая случайность. Версия с азербайджанцами и Лавровкой — выеденного яйца не стоит. Так же, как версия с нападением лавровцев на джип Ворона. И насчет ключей, которые тебе так нужны, никто из Лавровки очень долго не был в курсе дела. Лавровка, как, впрочем, и «Куропатка», Ростика не трогала. Соловьев через Ворона дал указания Сэнсею контролировать передвижения Воинова. Но ребята Сэнсея случайно потеряли его из виду. Знают только, что коробку, которая сейчас, как я понял, находится у тебя, он заполучил где-то на бульваре Декабристов. От кого, каким образом — непонятно. Были эти ключи там же или Ростик их с собой привез — тоже непонятно. В общем, все было покрыто мраком, не говоря уже о том, что с этим Ростиком случилось, и кто его так жестоко искромсал. Теперь есть основания думать, что его убили, представь себе, совсем молодые девчонки.
— «Есть основания думать…» Да все уже точно известно. Конечно, догадались только после того, как сегодня, примерно в 14.30, на проселочной дороге в двенадцати километрах от Мухановска был обнаружен в бессознательном состоянии некий Носков Андрей Геннадьевич по кличке «Штырь», ранее дважды судимый по 148-й и 145-й статьям, по оперативным данным — один из бригадиров Лавровской группировки. Сознание потерял от большой кровопотери вследствие пулевого ранения в предплечье. Кроме того, был избит, телесные повреждения оцениваются как средней тяжести. В Мухановской ЦРБ сделали переливание крови, привели в чувство. Незадолго до этого в райотдел были присланы из облуправления МВД ориентировки на пятерых членов Лавровской группировки, которые скрылись из города, поэтому опознали его в два счета… В общем, он тут же дал показания насчет очень многих интересных вещей.
— Ну, так какой тебе, к черту, нужен анализ, когда у тебя информации больше, чем у меня?! — проворчал Михалыч.
Значит, Носков-Штырь показал, что на момент начала операции против Лавровской группировки отдыхал с товарищами на речке, в двадцати километрах от облцентра. Соответственно его не было на тех точках, куда прибыли оперативные группы, и на квартире тоже. Филя Рыжий, которого доставили в СИЗО около пяти утра, уже к шести часам знал, что практически все его люди задержаны, кроме Штыря, Чики, Монтера, Барбоса и Грини. Тут у меня первый вопрос к тебе. Откуда он получил такую информацию и так быстро?
— Сразу скажу: непосредственно от начальника УВД подполковника Теплова. Потому что Теплов ужас как боится, что на следствии Филя даст показания против него. Поэтому господин подполковник предложил Филе нелегкий выбор: или полмиллиона отступного, или несчастный случай при попытке к бегству. Филя, конечно, выбрал второе. Теплов дал ему возможность прямо из своего кабинета позвонить адвокату Додику, Давиду Михайловичу. А тот по сотовому связался со Штырем, который о разгроме Лавровки еще и знать не знал.
— Вот видишь, Михалыч, как теперь все четко выкладывается! — улыбнулся Чудо-юдо.
— Да, только мне лично было непонятно, отчего Филя остался за решеткой и почему Штырь вдруг рискнул его кинуть.
— Штырь сейчас стоит на том, что он сам Филю кидать не собирался, а во всем виноваты его приятели. Дескать, сказали, будто на вокзале в ячейке камеры хранения ничего нет, а на самом деле поставили «дипломат» с деньгами в какой-то киоск, потом Штырь пошел проверять, ту ли ячейку посмотрели, а они, дескать, переложили деньги в машину. Мне все это кажется ерундой. Просто сговорились все пятеро, по сто тысяч долларов на брата — куш немалый.
— Это можно будет уточнить только тогда, когда остальные попадутся, — сказал Михалыч задумчиво. — А вообще-то все это брехня, по-моему, от и до. Процентов на пятьдесят — как минимум. Насчет отдыха на речке — вранье однозначно. Не было их там, да и не могло быть. Во-первых, ночь была дождливая, так что на речке только простуду ловить. А во-вторых, я точно знаю, что они ночью были совсем в другом месте, на Матросова, восемь. Если остальных возьмут, надо их по отдельности допросить. Наверняка не сойдется, даже если сговаривались.
— У остальных сейчас уже ничего не спросишь — их трупы позже нашли в лесу. Но судя по тому, что Штырь сам рассказал о том, где они лежат, валил их действительно не он.
— А кто?
— Штырь утверждает, что троих убили ребята Сэнсея, а одного — самого здоровенного, кстати, — задушила та самая девица, которую, как ты говоришь, «есть основания» подозревать в убийстве Ростика. Некая Элеонора Пряхина, медсестра Второй горбольницы согласно трудовой книжке и профессиональная проститутка по основному роду занятий.
— Насчет убийства Воинова это похоже, — Михалыч нахмурился, — а вот как она попала в Мухановский район? Это чем-либо подтверждается?
— Давай я по порядку изложу. После того, как оказалось, что чемодана с долларами в ячейке нет. Штырь поехал прямо в адвокатскую контору Додика и доложил о происшедшем обломе. По его словам, тот связался с кем-то по телефону и после этого поставил новую задачу: ехать на улицу Матросова, дом восемь, квартира шестьдесят семь, и любым способом заполучить оттуда связку с ключами, которая спрятана в тайничке под стеновой плиткой ванной комнаты за настенной аптечкой. По описанию — как раз те ключи, которые нам нужны. Вопрос: откуда о ключах узнали в Лавровке?
— Ну, тут я, пожалуй, на коне. В Лавровке о ключах ничего не знали. Знали в «Куропатке», которая, как известно, до недавнего времени подчинялась Ворону, а через него — Соловьеву. Именно Соловьев через Ворона дал указания Сэнсею организовать слежку за Ростиком, а потом вести собственное расследование его убийства. Сэнсей выделил для этого четверых ребят, двое из которых имели опыт работы в милиции. Они довольно быстро вышли на двух девиц, которые по идее были последними, кто видел Воинова живым. Это были маляры-штукатуры Лида Терехина и Лариса Зуева. Люди Сэнсея установили, что эти девушки дружили с Элеонорой Пряхиной. Они втроем взяли добровольное шефство над каким-то солдатом-инвалидом, который проживает как раз на Матросова, восемь, в шестьдесят седьмой квартире. Кроме того, куропаточники обнаружили место убийства Воинова, а неподалеку от него — ту самую коробку, которую искал Соловьев и которая, надо думать, находится у тебя.
— Думать я не запрещаю, но подтверждать не буду.
— И не надо. В общем, по результатам их самодеятельного расследования все сходилось на том, что Пряхина, Терехина и Зуева имеют непосредственное отношение к убийству. Но прямых улик они не имели. А Пряхина к тому же очень ловко подставила азербайджанцев, живших в гостинице «Береговия»: подбросила им в комнату ножи и заточки, которыми был убит Воинов. Они их спьяну или с дури захватали руками — отпечатков сколько угодно. На месте обнаружения трупа нашли обрывок плавок Воинова, где обнаружилась цементная пыль и подвальная плесень — точь-в-точь такие, как в подвале, который азербайджанцы арендовали под товарный склад. В общем. Моряков их быстренько арестовал, они все уже чистосердечные признания написали. Если пройдешь «шерстянку», что в тамошнем СИЗО, признаешься в чем угодно, хоть в убийстве Кирова.
— Но про ключи я еще ничего путного не услышал.
— Сейчас будет и про ключи. Одна из девчонок, Лариса Зуева, доводилась двоюродной сестрой подручному Штыря — Анатолию Никитину по кличке Монтер. С Элеонорой и Лидой он тоже познакомился. Парень действительно был когда-то электриком, да и вообще рукастый, в технике соображает. Он, в частности, отремонтировал инвалидную коляску для их подопечного. Чинил свет, вообще все, что ломалось. Помог Эльке за десять миллионов купить подержанную «Волгу» и отремонтировал так, что та бегает как новая. Но при этом он приспособил кузину, а заодно и остальных к мелкооптовой торговле наркотиками. У них небольшой склад был прямо на квартире. Девчонкам требовались деньги — и для себя, и для этого паренька-инвалида. Им платили десять процентов от реализации, выходило, видимо, не так уж и мало. Потом как-то раз, когда Монтер провожал Лиду и Ларису до общежития — примерно за месяц до гибели Ростика, — он заинтересовался бомбоубежищем. Должно быть, прикинул, что там в принципе можно большой склад организовать. Но, видимо, в Лавровке эту идею не одобрили. Монтер нашел похожий старый ключ от амбарного замка, подточил его и мог попасть в подвал когда угодно. Когда его предложение не прошло, он оставил ключ в шестьдесят седьмой квартире. Чтобы не потерять дома, где у него, говорят, жуткий кавардак. А Элеонора, у которой в характере вообще много странного, получив в руки ключ от бомбоубежища, стала туда регулярно лазить. Чаще всего рано по утрам, когда возвращалась с работы. И рассказывала подружкам всякие страсти насчет привидений. Те, конечно, слушали, понимали, что врет, но уж больно занятно получалось. В общем, как-то раз, ночью, когда солдатик заснул, они все втроем спустились в бомбоубежище и прошли по подземному туннелю до аварийного выхода, который находился в парке. При этом они встретились там с компанией ребят, среди которых у Лиды и Ларисы были знакомые. Потом еще несколько раз туда приходили. Некоторые в этой тусовке были наркоманами, они им таскали шприцы, которые Пряхина воровала из больницы…
— Да-а, — воспользовавшись паузой, произнес Баринов. — Это откуда, Михалыч, такие подробности?
— Чуть позже расскажу. Пока слушай по порядку. В тот самый день, когда Ростик приехал в облцентр и совершенно случайно ушел от ребят Сэнсея, он навещал своих бывших любовниц. У Светланы Коваленко он оказался персоной нон грата, а Наталья Сергачева его встретила радушно, приласкала, но ночевать не оставила — мог муж появиться. Ростик решил ехать в гостиницу, но, на свою беду, подсадил в машину Лиду и Ларису. Они его, молодого-холостого, должно быть, очаровали, он за ними увязался в общагу. Выпили, потанцевали втроем, а потом девчонкам вдруг захотелось взбеситься. Должно быть, Ростик им чего-то возбуждающего накапал под шумок. В общем, получился у них маленький бардак, а потом решили сходить проветриться по улице. Как раз в это время Пряхина вывозила на прогулку инвалида. Она сказала девчонкам: «Проводите его на полянку у аварийного выхода, а я подземным ходом приду, ради хохмы».
— Их что, задержали уже? — недоуменно спросил Чудо-юдо. — Почему мои об этом не сообщают?
— Не спеши, — досадливо проговорил Михалыч, — всему свое время. В общем, повели эти крошки подвыпившего Ростика через парк, доставили на ту самую полянку, а потом появилась Элька. С бутылкой. Обычно на этой полянке были ребята, но в тот вечер никого не было. Вот тут-то и произошло что-то. А что конкретно, пока непонятно.
— Почему?
— Да потому, что все эти подробности, которые тебя так удивили, стали известны из письма, которое было позавчера отправлено в прокуратуру. Без обратного адреса и подписи. А самое главное — без последнего листа или даже нескольких листов. Пришло сегодня утром. Но автора установить просто — это Лариса Зуева. Похоже, она решила с чистосердечным признанием выступить, но, должно быть, о самом убийстве писать, не захотела. Или страшно стало, или еще почему-то — не знаю.
— Но зачем тогда вообще письмо было отправлять, если испугалась?
— Не знаю. Трудно сказать и даже предположить что-либо.
— Ну хорошо, а про ключи-то что известно?
— Прошлой ночью на Матросова, восемь, где-то около полуночи, приехали Штырь, Монтер и еще несколько человек, которым Филя Рыжий срочно приказал спрятать кое-какой товар. Монтер вспомнил о своем давнем предложении, и на сей раз его приняли, то есть решили спрятать этот товар в бомбоубежище. Элька была еще дома и дала Монтеру ключ. Они сгрузили товар и уехали. Дело было примерно в час ночи, но она торопилась на работу.
— В «Береговию»?
— Да. А Лида и Лариса оставались присматривать за парнишкой. Но Эля, как видно, плохо задвинула в стену ящичек, и та же самая Лариса прошлой ночью нашла за аптечкой тайник с ключами. На одной связке были ключ от бомбоубежища, ключ «Switzerland» и ключ «Schweiz». Неизвестно в точности, откуда, но Лариса знала, что эти ключи представляют большую ценность. Примерно в 3.30 она позвонила из автомата в Лавровку. Точнее, в офис Фили Рыжего, рассчитывала застать там Монтера. До этого, как удалось уточнить, она звонила на квартиру к двоюродному брату, но там была только престарелая тетка и обругала ее за то, что подняла в полчетвертого утра. А в офисе у телефона сидел некий Леша Бетон, которого она знала. Телефон, конечно, был взят на прослушку. Правда, в этот раз она себя не называла, но имелось несколько прежде сделанных записей, где она представлялась Ларисой Зуевой. В тех записях ничего существенного не было: как правило, просьбы зайти и что-нибудь починить. А вот на этот раз была фраза: «Передайте Толе, что ключи у нас в шестьдесят седьмой, в ванной, под плиткой за аптечкой».
— Значит, Монтер тоже знал что-то?
— Сам же сказал, что у него теперь не спросишь… Прослушка, К сожалению, важность этого звонка, сразу не поняла. А может, не обратила внимание, потому что сонная была. Неизвестно, понял ли что-то Леша Бетон, поскольку меньше чем через полчаса научалась операция спецназа. И Лешу, и всех, кто был в офисе, повязали. В СИЗО тем временем Теплов взялся за Филю и поставил перед ним вопрос об отступном. Как это все кончилось, мы уже обсуждали. Но по ходу дела, я полагаю, всплыл вопрос и о ключах, точнее, о том, имеет ли Лавровка какое-то отношение к делам Ростика и Ворона. Конечно, Филя лишнего брать не хотел, но попросил у Теплова разрешения переговорить с друганами. Или маляву переслать — Бог его знает, меня там не было. Но могу с уверенностью сказать, что к тому моменту, когда Штырь через Додика доложил насчет облома с деньгами, Теплов уже просветил Филю насчет того, что ключи могут с лихвой заменить чемоданчик с баксами, а Леша Бетон успел доложить Филе, что ему насчет ключей звонила Лариса. Поэтому Штырь с Монтером и остальными поехали туда. Причем, как мне лично думается, вовсе не с целью выручить Филю. Они просто надеялись, что эти ключики им самим пригодятся. Разумеется, Филя Теплова не информировал ни о том, куда ездят его люди, ни о том, откуда известно про ключики. Но тем не менее, милиция в шестьдесят седьмую квартиру попала довольно быстро. Не потому, что Теплов как-то сумел отследить и вычислить, а потому, что жильцы вызвали группу немедленного реагирования. На лестничной клетке, согласно звонку в отделение, была стрельба. ГНР прибыла, поглядела, нашла штук пять гильз, следы пуль, но ни трупов, ни следов крови. Обнаружили, что дверь в шестьдесят седьмую квартиру не закрыта, осмотрели, не нашли ни следов взлома, ни признаков борьбы. Но зато нашли в ванной тайник, где ничего уже не было. А чуть позже нашли несколько упаковок с наркотическими веществами.
— Согласно показаниям Носкова, стрельбу устроила Элеонора, у нее оказался пистолет Стечкина. Ни в кого не целилась, чисто для испуга. Потом якобы она села в «Волгу», а Штырь с компанией — в «шестерку». На дороге откуда-то взялась машина из «Куропатки», возле Мухановска в лесу произошла разборка со стрельбой и теми итогами, о которых я тебе уже докладывал. Штыря, конечно, еще надо проверять, потому что многое там непонятно. Например, почему его, опаснейшего врага и свидетеля обвинения, куропаточники не только не убили, но и отпустили на волю. Но ключи опять пропали.
— И не только они, — ухмыльнулся Михалыч. — К тому моменту, когда я улетал, ни Лиды, ни Ларисы, ни даже этого инвалида без рук и без ног все еще не нашли. Ну, Элька, понятно, уехала на «Волге». Допустим, остальные две девицы могли куда-то сбежать. Но солдатик их даже на инвалидной коляске далеко не сбежит. На работу Лида с Ларисой не вышли, в общежитии их не было уже сутки. Проверили село, откуда они родом, — не приезжали.
— Жаль, — поглядев на часы, сказал Чудо-юдо, — меня, к сожалению, время поджимает, а то бы еще поговорили. Ладно, будем следить за развитием событий. Больше туда не езди, а займись тихими стариковскими делами здесь, в Первопрестольной. Наверняка Антон Борисович Соловьев, прежде чем проконтактировать с Иванцовым, будет еще и еще раз обращаться к тебе за посредничеством. Очень важно выцедить из него все, что ему известно о Гнездилове-Воронкове. Так что придется тебе, дедушка, еще немножко побыть разведчиком.
Отпускники гуляют
— Тогда начну с того, что с утра, прежде чем побывать у Иванцова, я уже имел на руках краткий отчет об операции против Лавровки. Мне его еще в восемь утра в Москве передали. Поэтому Иванцов на момент разговора знал меньше моего. Потом, уже незадолго до моего отъезда, к Иванцову приехал один из его основных лизоблюдов, Моряков. Иванцов меня с ним не сводил, но основную информацию дал в распечатке. Больше того, что в этих двух документах, я не знаю. Мне, конечно, ясно: ты хочешь сопоставить мои сведения с вашими объективными данными и проверить полноту изложения, может, сделать кое-какие выводы о степени моей и Иванцова откровенности. Это проще по печатным документам сделать. Вот эти бумажки, приобщай к делу, если таковое в твоей конторе ведется.
— Михалыч, какой ты, право, обидчивый! Еще раз повторю, мне не факты нужны, а анализ.
— Анализ такой. Все, что произошло с Ростиславом Воиновым, — чистая случайность. Версия с азербайджанцами и Лавровкой — выеденного яйца не стоит. Так же, как версия с нападением лавровцев на джип Ворона. И насчет ключей, которые тебе так нужны, никто из Лавровки очень долго не был в курсе дела. Лавровка, как, впрочем, и «Куропатка», Ростика не трогала. Соловьев через Ворона дал указания Сэнсею контролировать передвижения Воинова. Но ребята Сэнсея случайно потеряли его из виду. Знают только, что коробку, которая сейчас, как я понял, находится у тебя, он заполучил где-то на бульваре Декабристов. От кого, каким образом — непонятно. Были эти ключи там же или Ростик их с собой привез — тоже непонятно. В общем, все было покрыто мраком, не говоря уже о том, что с этим Ростиком случилось, и кто его так жестоко искромсал. Теперь есть основания думать, что его убили, представь себе, совсем молодые девчонки.
— «Есть основания думать…» Да все уже точно известно. Конечно, догадались только после того, как сегодня, примерно в 14.30, на проселочной дороге в двенадцати километрах от Мухановска был обнаружен в бессознательном состоянии некий Носков Андрей Геннадьевич по кличке «Штырь», ранее дважды судимый по 148-й и 145-й статьям, по оперативным данным — один из бригадиров Лавровской группировки. Сознание потерял от большой кровопотери вследствие пулевого ранения в предплечье. Кроме того, был избит, телесные повреждения оцениваются как средней тяжести. В Мухановской ЦРБ сделали переливание крови, привели в чувство. Незадолго до этого в райотдел были присланы из облуправления МВД ориентировки на пятерых членов Лавровской группировки, которые скрылись из города, поэтому опознали его в два счета… В общем, он тут же дал показания насчет очень многих интересных вещей.
— Ну, так какой тебе, к черту, нужен анализ, когда у тебя информации больше, чем у меня?! — проворчал Михалыч.
Значит, Носков-Штырь показал, что на момент начала операции против Лавровской группировки отдыхал с товарищами на речке, в двадцати километрах от облцентра. Соответственно его не было на тех точках, куда прибыли оперативные группы, и на квартире тоже. Филя Рыжий, которого доставили в СИЗО около пяти утра, уже к шести часам знал, что практически все его люди задержаны, кроме Штыря, Чики, Монтера, Барбоса и Грини. Тут у меня первый вопрос к тебе. Откуда он получил такую информацию и так быстро?
— Сразу скажу: непосредственно от начальника УВД подполковника Теплова. Потому что Теплов ужас как боится, что на следствии Филя даст показания против него. Поэтому господин подполковник предложил Филе нелегкий выбор: или полмиллиона отступного, или несчастный случай при попытке к бегству. Филя, конечно, выбрал второе. Теплов дал ему возможность прямо из своего кабинета позвонить адвокату Додику, Давиду Михайловичу. А тот по сотовому связался со Штырем, который о разгроме Лавровки еще и знать не знал.
— Вот видишь, Михалыч, как теперь все четко выкладывается! — улыбнулся Чудо-юдо.
— Да, только мне лично было непонятно, отчего Филя остался за решеткой и почему Штырь вдруг рискнул его кинуть.
— Штырь сейчас стоит на том, что он сам Филю кидать не собирался, а во всем виноваты его приятели. Дескать, сказали, будто на вокзале в ячейке камеры хранения ничего нет, а на самом деле поставили «дипломат» с деньгами в какой-то киоск, потом Штырь пошел проверять, ту ли ячейку посмотрели, а они, дескать, переложили деньги в машину. Мне все это кажется ерундой. Просто сговорились все пятеро, по сто тысяч долларов на брата — куш немалый.
— Это можно будет уточнить только тогда, когда остальные попадутся, — сказал Михалыч задумчиво. — А вообще-то все это брехня, по-моему, от и до. Процентов на пятьдесят — как минимум. Насчет отдыха на речке — вранье однозначно. Не было их там, да и не могло быть. Во-первых, ночь была дождливая, так что на речке только простуду ловить. А во-вторых, я точно знаю, что они ночью были совсем в другом месте, на Матросова, восемь. Если остальных возьмут, надо их по отдельности допросить. Наверняка не сойдется, даже если сговаривались.
— У остальных сейчас уже ничего не спросишь — их трупы позже нашли в лесу. Но судя по тому, что Штырь сам рассказал о том, где они лежат, валил их действительно не он.
— А кто?
— Штырь утверждает, что троих убили ребята Сэнсея, а одного — самого здоровенного, кстати, — задушила та самая девица, которую, как ты говоришь, «есть основания» подозревать в убийстве Ростика. Некая Элеонора Пряхина, медсестра Второй горбольницы согласно трудовой книжке и профессиональная проститутка по основному роду занятий.
— Насчет убийства Воинова это похоже, — Михалыч нахмурился, — а вот как она попала в Мухановский район? Это чем-либо подтверждается?
— Давай я по порядку изложу. После того, как оказалось, что чемодана с долларами в ячейке нет. Штырь поехал прямо в адвокатскую контору Додика и доложил о происшедшем обломе. По его словам, тот связался с кем-то по телефону и после этого поставил новую задачу: ехать на улицу Матросова, дом восемь, квартира шестьдесят семь, и любым способом заполучить оттуда связку с ключами, которая спрятана в тайничке под стеновой плиткой ванной комнаты за настенной аптечкой. По описанию — как раз те ключи, которые нам нужны. Вопрос: откуда о ключах узнали в Лавровке?
— Ну, тут я, пожалуй, на коне. В Лавровке о ключах ничего не знали. Знали в «Куропатке», которая, как известно, до недавнего времени подчинялась Ворону, а через него — Соловьеву. Именно Соловьев через Ворона дал указания Сэнсею организовать слежку за Ростиком, а потом вести собственное расследование его убийства. Сэнсей выделил для этого четверых ребят, двое из которых имели опыт работы в милиции. Они довольно быстро вышли на двух девиц, которые по идее были последними, кто видел Воинова живым. Это были маляры-штукатуры Лида Терехина и Лариса Зуева. Люди Сэнсея установили, что эти девушки дружили с Элеонорой Пряхиной. Они втроем взяли добровольное шефство над каким-то солдатом-инвалидом, который проживает как раз на Матросова, восемь, в шестьдесят седьмой квартире. Кроме того, куропаточники обнаружили место убийства Воинова, а неподалеку от него — ту самую коробку, которую искал Соловьев и которая, надо думать, находится у тебя.
— Думать я не запрещаю, но подтверждать не буду.
— И не надо. В общем, по результатам их самодеятельного расследования все сходилось на том, что Пряхина, Терехина и Зуева имеют непосредственное отношение к убийству. Но прямых улик они не имели. А Пряхина к тому же очень ловко подставила азербайджанцев, живших в гостинице «Береговия»: подбросила им в комнату ножи и заточки, которыми был убит Воинов. Они их спьяну или с дури захватали руками — отпечатков сколько угодно. На месте обнаружения трупа нашли обрывок плавок Воинова, где обнаружилась цементная пыль и подвальная плесень — точь-в-точь такие, как в подвале, который азербайджанцы арендовали под товарный склад. В общем. Моряков их быстренько арестовал, они все уже чистосердечные признания написали. Если пройдешь «шерстянку», что в тамошнем СИЗО, признаешься в чем угодно, хоть в убийстве Кирова.
— Но про ключи я еще ничего путного не услышал.
— Сейчас будет и про ключи. Одна из девчонок, Лариса Зуева, доводилась двоюродной сестрой подручному Штыря — Анатолию Никитину по кличке Монтер. С Элеонорой и Лидой он тоже познакомился. Парень действительно был когда-то электриком, да и вообще рукастый, в технике соображает. Он, в частности, отремонтировал инвалидную коляску для их подопечного. Чинил свет, вообще все, что ломалось. Помог Эльке за десять миллионов купить подержанную «Волгу» и отремонтировал так, что та бегает как новая. Но при этом он приспособил кузину, а заодно и остальных к мелкооптовой торговле наркотиками. У них небольшой склад был прямо на квартире. Девчонкам требовались деньги — и для себя, и для этого паренька-инвалида. Им платили десять процентов от реализации, выходило, видимо, не так уж и мало. Потом как-то раз, когда Монтер провожал Лиду и Ларису до общежития — примерно за месяц до гибели Ростика, — он заинтересовался бомбоубежищем. Должно быть, прикинул, что там в принципе можно большой склад организовать. Но, видимо, в Лавровке эту идею не одобрили. Монтер нашел похожий старый ключ от амбарного замка, подточил его и мог попасть в подвал когда угодно. Когда его предложение не прошло, он оставил ключ в шестьдесят седьмой квартире. Чтобы не потерять дома, где у него, говорят, жуткий кавардак. А Элеонора, у которой в характере вообще много странного, получив в руки ключ от бомбоубежища, стала туда регулярно лазить. Чаще всего рано по утрам, когда возвращалась с работы. И рассказывала подружкам всякие страсти насчет привидений. Те, конечно, слушали, понимали, что врет, но уж больно занятно получалось. В общем, как-то раз, ночью, когда солдатик заснул, они все втроем спустились в бомбоубежище и прошли по подземному туннелю до аварийного выхода, который находился в парке. При этом они встретились там с компанией ребят, среди которых у Лиды и Ларисы были знакомые. Потом еще несколько раз туда приходили. Некоторые в этой тусовке были наркоманами, они им таскали шприцы, которые Пряхина воровала из больницы…
— Да-а, — воспользовавшись паузой, произнес Баринов. — Это откуда, Михалыч, такие подробности?
— Чуть позже расскажу. Пока слушай по порядку. В тот самый день, когда Ростик приехал в облцентр и совершенно случайно ушел от ребят Сэнсея, он навещал своих бывших любовниц. У Светланы Коваленко он оказался персоной нон грата, а Наталья Сергачева его встретила радушно, приласкала, но ночевать не оставила — мог муж появиться. Ростик решил ехать в гостиницу, но, на свою беду, подсадил в машину Лиду и Ларису. Они его, молодого-холостого, должно быть, очаровали, он за ними увязался в общагу. Выпили, потанцевали втроем, а потом девчонкам вдруг захотелось взбеситься. Должно быть, Ростик им чего-то возбуждающего накапал под шумок. В общем, получился у них маленький бардак, а потом решили сходить проветриться по улице. Как раз в это время Пряхина вывозила на прогулку инвалида. Она сказала девчонкам: «Проводите его на полянку у аварийного выхода, а я подземным ходом приду, ради хохмы».
— Их что, задержали уже? — недоуменно спросил Чудо-юдо. — Почему мои об этом не сообщают?
— Не спеши, — досадливо проговорил Михалыч, — всему свое время. В общем, повели эти крошки подвыпившего Ростика через парк, доставили на ту самую полянку, а потом появилась Элька. С бутылкой. Обычно на этой полянке были ребята, но в тот вечер никого не было. Вот тут-то и произошло что-то. А что конкретно, пока непонятно.
— Почему?
— Да потому, что все эти подробности, которые тебя так удивили, стали известны из письма, которое было позавчера отправлено в прокуратуру. Без обратного адреса и подписи. А самое главное — без последнего листа или даже нескольких листов. Пришло сегодня утром. Но автора установить просто — это Лариса Зуева. Похоже, она решила с чистосердечным признанием выступить, но, должно быть, о самом убийстве писать, не захотела. Или страшно стало, или еще почему-то — не знаю.
— Но зачем тогда вообще письмо было отправлять, если испугалась?
— Не знаю. Трудно сказать и даже предположить что-либо.
— Ну хорошо, а про ключи-то что известно?
— Прошлой ночью на Матросова, восемь, где-то около полуночи, приехали Штырь, Монтер и еще несколько человек, которым Филя Рыжий срочно приказал спрятать кое-какой товар. Монтер вспомнил о своем давнем предложении, и на сей раз его приняли, то есть решили спрятать этот товар в бомбоубежище. Элька была еще дома и дала Монтеру ключ. Они сгрузили товар и уехали. Дело было примерно в час ночи, но она торопилась на работу.
— В «Береговию»?
— Да. А Лида и Лариса оставались присматривать за парнишкой. Но Эля, как видно, плохо задвинула в стену ящичек, и та же самая Лариса прошлой ночью нашла за аптечкой тайник с ключами. На одной связке были ключ от бомбоубежища, ключ «Switzerland» и ключ «Schweiz». Неизвестно в точности, откуда, но Лариса знала, что эти ключи представляют большую ценность. Примерно в 3.30 она позвонила из автомата в Лавровку. Точнее, в офис Фили Рыжего, рассчитывала застать там Монтера. До этого, как удалось уточнить, она звонила на квартиру к двоюродному брату, но там была только престарелая тетка и обругала ее за то, что подняла в полчетвертого утра. А в офисе у телефона сидел некий Леша Бетон, которого она знала. Телефон, конечно, был взят на прослушку. Правда, в этот раз она себя не называла, но имелось несколько прежде сделанных записей, где она представлялась Ларисой Зуевой. В тех записях ничего существенного не было: как правило, просьбы зайти и что-нибудь починить. А вот на этот раз была фраза: «Передайте Толе, что ключи у нас в шестьдесят седьмой, в ванной, под плиткой за аптечкой».
— Значит, Монтер тоже знал что-то?
— Сам же сказал, что у него теперь не спросишь… Прослушка, К сожалению, важность этого звонка, сразу не поняла. А может, не обратила внимание, потому что сонная была. Неизвестно, понял ли что-то Леша Бетон, поскольку меньше чем через полчаса научалась операция спецназа. И Лешу, и всех, кто был в офисе, повязали. В СИЗО тем временем Теплов взялся за Филю и поставил перед ним вопрос об отступном. Как это все кончилось, мы уже обсуждали. Но по ходу дела, я полагаю, всплыл вопрос и о ключах, точнее, о том, имеет ли Лавровка какое-то отношение к делам Ростика и Ворона. Конечно, Филя лишнего брать не хотел, но попросил у Теплова разрешения переговорить с друганами. Или маляву переслать — Бог его знает, меня там не было. Но могу с уверенностью сказать, что к тому моменту, когда Штырь через Додика доложил насчет облома с деньгами, Теплов уже просветил Филю насчет того, что ключи могут с лихвой заменить чемоданчик с баксами, а Леша Бетон успел доложить Филе, что ему насчет ключей звонила Лариса. Поэтому Штырь с Монтером и остальными поехали туда. Причем, как мне лично думается, вовсе не с целью выручить Филю. Они просто надеялись, что эти ключики им самим пригодятся. Разумеется, Филя Теплова не информировал ни о том, куда ездят его люди, ни о том, откуда известно про ключики. Но тем не менее, милиция в шестьдесят седьмую квартиру попала довольно быстро. Не потому, что Теплов как-то сумел отследить и вычислить, а потому, что жильцы вызвали группу немедленного реагирования. На лестничной клетке, согласно звонку в отделение, была стрельба. ГНР прибыла, поглядела, нашла штук пять гильз, следы пуль, но ни трупов, ни следов крови. Обнаружили, что дверь в шестьдесят седьмую квартиру не закрыта, осмотрели, не нашли ни следов взлома, ни признаков борьбы. Но зато нашли в ванной тайник, где ничего уже не было. А чуть позже нашли несколько упаковок с наркотическими веществами.
— Согласно показаниям Носкова, стрельбу устроила Элеонора, у нее оказался пистолет Стечкина. Ни в кого не целилась, чисто для испуга. Потом якобы она села в «Волгу», а Штырь с компанией — в «шестерку». На дороге откуда-то взялась машина из «Куропатки», возле Мухановска в лесу произошла разборка со стрельбой и теми итогами, о которых я тебе уже докладывал. Штыря, конечно, еще надо проверять, потому что многое там непонятно. Например, почему его, опаснейшего врага и свидетеля обвинения, куропаточники не только не убили, но и отпустили на волю. Но ключи опять пропали.
— И не только они, — ухмыльнулся Михалыч. — К тому моменту, когда я улетал, ни Лиды, ни Ларисы, ни даже этого инвалида без рук и без ног все еще не нашли. Ну, Элька, понятно, уехала на «Волге». Допустим, остальные две девицы могли куда-то сбежать. Но солдатик их даже на инвалидной коляске далеко не сбежит. На работу Лида с Ларисой не вышли, в общежитии их не было уже сутки. Проверили село, откуда они родом, — не приезжали.
— Жаль, — поглядев на часы, сказал Чудо-юдо, — меня, к сожалению, время поджимает, а то бы еще поговорили. Ладно, будем следить за развитием событий. Больше туда не езди, а займись тихими стариковскими делами здесь, в Первопрестольной. Наверняка Антон Борисович Соловьев, прежде чем проконтактировать с Иванцовым, будет еще и еще раз обращаться к тебе за посредничеством. Очень важно выцедить из него все, что ему известно о Гнездилове-Воронкове. Так что придется тебе, дедушка, еще немножко побыть разведчиком.
Отпускники гуляют
Застолье в деревне Конец, в доме бабушки Гребешка, было обильное, но не хмельное. И песен не пели, и не плясали, потому что кавалеры были слишком молоды, а у «барышни» суставы плохо сгибались. Разговоров было много, но беседа не очень касалась собственного житья-бытья. Всех так и тянуло поворошить мировую политику, до которой бабе Дусе никакого дела не было и быть не могло, ибо ни телевизора, ни радио не имела, да и газеты к ней не ходили — одну какую-нибудь выписать денег не хватало.
Больше одной бутылки на пятерых Агафон за ужином выпить не дал. И никто, даже Гребешок, не протестовал. Только Евдокия Сергеевна на него посетовала:
— Им, чай, завтра не на работу. Отдохнули бы, выспались, отчего и не испить-то?
— Да мы, бабуль, напоследок немного ночью поработали, — пояснил Агафон, — вот и устали. Опять же, сколько съели с дороги — всю ночь переваривать будем.
Сама бабка залезла на печь в кухне, а молодежь устроилась на полу в горнице. Конечно, Агафону, как старшему, Евдокия Сергеевна предложила занять никелированную кровать. Но тот вежливо отказался, решив не возвышаться над народом.
Налим и Луза, а за ними и бабка на печке быстро вырубились и захрапели. Но вовсе не храп капитально мешал спать Гребешку и Агафону. У них не было того чувства удаленности от всех опасностей цивилизации, которое расслабило младших товарищей. За спиной было четыре свежих трупа и один отпущенный на произвол судьбы неприятель, опираясь на показания которого запросто можно выйти на их след. Кроме того, где-то рядом находится очень опасная девушка Эля.
Она была очень близко, по прямой сорока метров не будет. «Волга» никуда не выезжала, другой дороги, кроме как мимо дома Гребешковой бабушки, ей нет. Возможно, она не заметила, что в деревне появилась «девятка» с куропаточниками, а возможно, не сообразила, что это они. К тому же и на нее могла найти расслабуха, после того как выкрутилась от девяти передравшихся между собой мужиков. Впрочем, строго говоря, она ведь, сама того не желая, спасла им жизнь. Очень уж не верилось в то, что Штырь с друганами оставил бы куропаточников в живых, если бы фортуна не повернулась другим боком. По большому счету, они должны были ее водкой поить до скончания века.
Они ничего плохого ей не сделали. Наоборот, помогли отделаться от Штыря энд компани. Тоже, между прочим, услуга нехилая. Попадись Элька Лавровке — ей бы точно не жить. Если речь шла о ключах Ростика, то поканали бы ее однозначно. Кроме того, эти оглоеды, пожалуй, сделали бы с ней то, что «Содом не делал со своей Гоморрой», говоря словами Попандопуло из фильма «Свадьба в Малиновке». Так что с нее за это избавление явно причиталась хотя бы бутылка. Она же вместо этого, конечно, крепко саданула Агафона по мужскому достоинству, напакостила Гребешку, пропоров шины, — в общем, повела себя явно недружественно.
Хотя, конечно, как посмотреть. Агафона видели ее подруги. (Кстати, где они сейчас?) Налима тоже, а тем, как известно, они представились ментами. Госпожа Пряхина тоже могла разглядеть Агафона и Налима через лобовое стекло машины, когда девицы выгуливали своего увечного солдатика. И Лида с Ларисой запросто могли ей сказать: «А вон там, в машине, менты, которые нас расспрашивали насчет Воинова». А у Эльки, если она действительно резала Ростика, наверняка нет желания встречаться с органами. Опять же раз она знала цену ключикам, то могла знать и то, что ей будет от тех, кому она собирается эти ключики доставить, если она с ними угодит в милицию. Агафон был твердо убежден, что Элька нашла на эти ключики приличных покупателей, а не таскала их ради сорочьей страсти к блестящим металлическим предметам. За непоставку товара в срок вообще-то наказывают. Нашли бы даже в СИЗО.
Кроме того, ей ведь вряд ли было приятно попасть из одних бандитских лап в другие. Тем более что ключики она обещала кому-то третьему. Элька вполне могла пострелять и их, выполнить то самое, что подсказывала логика: «Боливар не выдержит двоих».
Гребешок тоже волновался. И про шины вспоминал, конечно, и про то, как их лавровцы разложили на просеке мордами в мох, и про то, как сам насмерть забил Чику, и как Штырь швырнул его через себя, а потом чуть не расстрелял его и Лузу, беспомощных и безоружных. Да уж, бедная бабуля! Небось думает, что они с Лузой в обычной пьяной драке пострадали.
В общем, Агафон и Гребешок не сговариваясь натянули тренировочные костюмы и пошли на воздух, покурить. Присели на ступеньках крыльца-терраски, в качестве пепельницы взяли консервную банку. Закурили. Днем им было не до того, чтоб радоваться свежему воздуху, а сейчас светлой ночью этот воздух так и пропитывал все легкие кислородом. Даже казалось, будто этого кислорода избыток. А потому курево как-то помогало адаптироваться к недостатку бензиновой гари и асфальтовой пыли.
В открытую дверь крыльца-терраски виднелась часть улицы, тускло озаренная оранжево-золотистым отсветом спрятавшегося за лес солнца. Деревья стояли темные, загадочные, неподвижные. Ни одного дуновения ветерка не ощущалось, и ни один листочек на ветвях не трепетал, будто колдун заворожил. Ни шагов, ни голосов не слышалось. Только из дома через окна долетал храп спящих да откуда-то издалека доносились слабые и неясные звуки музыки. Безмолвие нарушил Гребешок:
— Слышишь? Это в Воронцове, на танцах.
— Ну и тишина тут! — заметил Агафон. — Неужели за семь километров слышно?
— А как ты думал? Конечно. Тут шуметь нечему.
— Вообще-то хорошо. Но только вот одно смущает — что сейчас Элька делает?
— Спит небось. Они там, по-моему, поддавали куда крепче, нашего.
— Ты так и не спросил, кто там сейчас живет?
— Забыл. Да и вообще бабку не хотелось тревожить всякими вопросами. Слишком уж серьезное дело.
— Может, ты и прав. Только ведь что-то надо делать. Или по-хорошему с ней договариваться, или по-плохому.
— Ты что, предлагаешь сейчас к ней залезть? Шум на всю деревню поднять? Стреканет пару очередей — мало не покажется, автомат-то она у тебя забрала…
Агафон досадливо поморщился:
— Ну и что ты предлагаешь? Ждать, пока она возьмет ключики и на автобусе слиняет? Она, между прочим, уже могла проскочить, кстати. Лесом, не выходя на улицу. Оставить «Волгу» здесь и смыться пешком.
— А с чего ты взял, будто она заметила, что мы здесь?
— В этой деревне сейчас только две машины. Ее и наша. А мы, между прочим, два раза тарахтели, когда приезжали и когда во «двор» машину загоняли. Наверняка обратила внимание.
— Может, и обратила. Только таких «девяток», как моя, тыщи. Ну, допустим, увидела она ее из окна. И что? Номер с такого расстояния не прочтешь.
— А морды наши, само собой, не в счет? Или одежда хотя бы?
— Между прочим, машину она еще могла увидеть, а нас — навряд ли. Куст сирени заслонял. Вот этот, рядом с калиткой.
— Соседи могли подсказать…
Агафон собрался привести еще какой-то аргумент, но тут от дома, у которого стояла Элькина «Волга», послышался скрип двери, ступенек, а потом шаги. Шли две женщины, шушукались невнятно, потом вдруг звонко заржали.
— Ну, Ксюха, ты и сказала! — отхохотавшись, заметила одна из дам, и Агафон с Гребешком тут же узнали Элькин голос. «Поддатая», — Агафон, как старый «сексопохметолог», в диагнозах ошибался редко.
— Запросто! — очень самодовольно сказала вторая. Ее голос куропаточникам был явно незнаком, но в нем ощущался заметный хмель.
Они опять перешли на шушуканье и, протопав по деревянному настилу во дворе избы, вышли на улицу, тихо скрипнув калиткой.
— Сюда идут, — шепотом произнес Гребешок, — свалим с крыльца на всякий случай?
— Зачем? В темноте они нас не рассмотрят. И потом, ты что думаешь, они сюда с автоматом придут?
— Ксюха, ты петь умеешь? — спросила Элька.
— Иногда, от сильного кайфа. А что?
— Ну, какую-нибудь русскую народную, блатную-хороводную…
— З-запросто! — плохо различимая во тьме Элькина спутница откашлялась с нарочито старческими интонациями: «Кхе-кхе!» и завела довольно сильным, хотя и пьяноватым голосом:
Больше одной бутылки на пятерых Агафон за ужином выпить не дал. И никто, даже Гребешок, не протестовал. Только Евдокия Сергеевна на него посетовала:
— Им, чай, завтра не на работу. Отдохнули бы, выспались, отчего и не испить-то?
— Да мы, бабуль, напоследок немного ночью поработали, — пояснил Агафон, — вот и устали. Опять же, сколько съели с дороги — всю ночь переваривать будем.
Сама бабка залезла на печь в кухне, а молодежь устроилась на полу в горнице. Конечно, Агафону, как старшему, Евдокия Сергеевна предложила занять никелированную кровать. Но тот вежливо отказался, решив не возвышаться над народом.
Налим и Луза, а за ними и бабка на печке быстро вырубились и захрапели. Но вовсе не храп капитально мешал спать Гребешку и Агафону. У них не было того чувства удаленности от всех опасностей цивилизации, которое расслабило младших товарищей. За спиной было четыре свежих трупа и один отпущенный на произвол судьбы неприятель, опираясь на показания которого запросто можно выйти на их след. Кроме того, где-то рядом находится очень опасная девушка Эля.
Она была очень близко, по прямой сорока метров не будет. «Волга» никуда не выезжала, другой дороги, кроме как мимо дома Гребешковой бабушки, ей нет. Возможно, она не заметила, что в деревне появилась «девятка» с куропаточниками, а возможно, не сообразила, что это они. К тому же и на нее могла найти расслабуха, после того как выкрутилась от девяти передравшихся между собой мужиков. Впрочем, строго говоря, она ведь, сама того не желая, спасла им жизнь. Очень уж не верилось в то, что Штырь с друганами оставил бы куропаточников в живых, если бы фортуна не повернулась другим боком. По большому счету, они должны были ее водкой поить до скончания века.
Они ничего плохого ей не сделали. Наоборот, помогли отделаться от Штыря энд компани. Тоже, между прочим, услуга нехилая. Попадись Элька Лавровке — ей бы точно не жить. Если речь шла о ключах Ростика, то поканали бы ее однозначно. Кроме того, эти оглоеды, пожалуй, сделали бы с ней то, что «Содом не делал со своей Гоморрой», говоря словами Попандопуло из фильма «Свадьба в Малиновке». Так что с нее за это избавление явно причиталась хотя бы бутылка. Она же вместо этого, конечно, крепко саданула Агафона по мужскому достоинству, напакостила Гребешку, пропоров шины, — в общем, повела себя явно недружественно.
Хотя, конечно, как посмотреть. Агафона видели ее подруги. (Кстати, где они сейчас?) Налима тоже, а тем, как известно, они представились ментами. Госпожа Пряхина тоже могла разглядеть Агафона и Налима через лобовое стекло машины, когда девицы выгуливали своего увечного солдатика. И Лида с Ларисой запросто могли ей сказать: «А вон там, в машине, менты, которые нас расспрашивали насчет Воинова». А у Эльки, если она действительно резала Ростика, наверняка нет желания встречаться с органами. Опять же раз она знала цену ключикам, то могла знать и то, что ей будет от тех, кому она собирается эти ключики доставить, если она с ними угодит в милицию. Агафон был твердо убежден, что Элька нашла на эти ключики приличных покупателей, а не таскала их ради сорочьей страсти к блестящим металлическим предметам. За непоставку товара в срок вообще-то наказывают. Нашли бы даже в СИЗО.
Кроме того, ей ведь вряд ли было приятно попасть из одних бандитских лап в другие. Тем более что ключики она обещала кому-то третьему. Элька вполне могла пострелять и их, выполнить то самое, что подсказывала логика: «Боливар не выдержит двоих».
Гребешок тоже волновался. И про шины вспоминал, конечно, и про то, как их лавровцы разложили на просеке мордами в мох, и про то, как сам насмерть забил Чику, и как Штырь швырнул его через себя, а потом чуть не расстрелял его и Лузу, беспомощных и безоружных. Да уж, бедная бабуля! Небось думает, что они с Лузой в обычной пьяной драке пострадали.
В общем, Агафон и Гребешок не сговариваясь натянули тренировочные костюмы и пошли на воздух, покурить. Присели на ступеньках крыльца-терраски, в качестве пепельницы взяли консервную банку. Закурили. Днем им было не до того, чтоб радоваться свежему воздуху, а сейчас светлой ночью этот воздух так и пропитывал все легкие кислородом. Даже казалось, будто этого кислорода избыток. А потому курево как-то помогало адаптироваться к недостатку бензиновой гари и асфальтовой пыли.
В открытую дверь крыльца-терраски виднелась часть улицы, тускло озаренная оранжево-золотистым отсветом спрятавшегося за лес солнца. Деревья стояли темные, загадочные, неподвижные. Ни одного дуновения ветерка не ощущалось, и ни один листочек на ветвях не трепетал, будто колдун заворожил. Ни шагов, ни голосов не слышалось. Только из дома через окна долетал храп спящих да откуда-то издалека доносились слабые и неясные звуки музыки. Безмолвие нарушил Гребешок:
— Слышишь? Это в Воронцове, на танцах.
— Ну и тишина тут! — заметил Агафон. — Неужели за семь километров слышно?
— А как ты думал? Конечно. Тут шуметь нечему.
— Вообще-то хорошо. Но только вот одно смущает — что сейчас Элька делает?
— Спит небось. Они там, по-моему, поддавали куда крепче, нашего.
— Ты так и не спросил, кто там сейчас живет?
— Забыл. Да и вообще бабку не хотелось тревожить всякими вопросами. Слишком уж серьезное дело.
— Может, ты и прав. Только ведь что-то надо делать. Или по-хорошему с ней договариваться, или по-плохому.
— Ты что, предлагаешь сейчас к ней залезть? Шум на всю деревню поднять? Стреканет пару очередей — мало не покажется, автомат-то она у тебя забрала…
Агафон досадливо поморщился:
— Ну и что ты предлагаешь? Ждать, пока она возьмет ключики и на автобусе слиняет? Она, между прочим, уже могла проскочить, кстати. Лесом, не выходя на улицу. Оставить «Волгу» здесь и смыться пешком.
— А с чего ты взял, будто она заметила, что мы здесь?
— В этой деревне сейчас только две машины. Ее и наша. А мы, между прочим, два раза тарахтели, когда приезжали и когда во «двор» машину загоняли. Наверняка обратила внимание.
— Может, и обратила. Только таких «девяток», как моя, тыщи. Ну, допустим, увидела она ее из окна. И что? Номер с такого расстояния не прочтешь.
— А морды наши, само собой, не в счет? Или одежда хотя бы?
— Между прочим, машину она еще могла увидеть, а нас — навряд ли. Куст сирени заслонял. Вот этот, рядом с калиткой.
— Соседи могли подсказать…
Агафон собрался привести еще какой-то аргумент, но тут от дома, у которого стояла Элькина «Волга», послышался скрип двери, ступенек, а потом шаги. Шли две женщины, шушукались невнятно, потом вдруг звонко заржали.
— Ну, Ксюха, ты и сказала! — отхохотавшись, заметила одна из дам, и Агафон с Гребешком тут же узнали Элькин голос. «Поддатая», — Агафон, как старый «сексопохметолог», в диагнозах ошибался редко.
— Запросто! — очень самодовольно сказала вторая. Ее голос куропаточникам был явно незнаком, но в нем ощущался заметный хмель.
Они опять перешли на шушуканье и, протопав по деревянному настилу во дворе избы, вышли на улицу, тихо скрипнув калиткой.
— Сюда идут, — шепотом произнес Гребешок, — свалим с крыльца на всякий случай?
— Зачем? В темноте они нас не рассмотрят. И потом, ты что думаешь, они сюда с автоматом придут?
— Ксюха, ты петь умеешь? — спросила Элька.
— Иногда, от сильного кайфа. А что?
— Ну, какую-нибудь русскую народную, блатную-хороводную…
— З-запросто! — плохо различимая во тьме Элькина спутница откашлялась с нарочито старческими интонациями: «Кхе-кхе!» и завела довольно сильным, хотя и пьяноватым голосом: