Страница:
Мне даже подумалось еще раз, а не разыграна ли вся эта широкомасштабная постановка доном Фелипе? Конечно, может, и дороговато, но иначе бы ни Чудо-юдо, ни Сарториус, ни даже я не поверили бы.
Поэтому, когда вертолет стал приземляться во внутреннем дворе президентского дворца — там, где четырнадцать лет назад садились вертолеты Кискиных ВВС, на которых она привезла меня в Сан-Исидро, — я на всякий случай сказал по-русски, обращаясь к Гребешку и Лузе:
— Ну, мужики, ежели что — держись.
— Будь спок, хрестный, не провороним, — ответил Гребешок.
— В натуре так, — пробасил Луза.
Вертолет сел мягко, почти не встряхнув наши бренные тела. Я ожидал, что, как в прошлый раз, когда мы тут с Киской высаживались, со всех сторон подвалят встречающие, охранники, секретари и прочий околопрезидентский люд. Однако фиг я угадал. Никто, похоже, главу государства и не приметил. Правда, у парадного входа, там, куда три года назад я подъезжал на «Кадиллаке», принадлежавшем «Rodriguez AnSo incorporated», когда мне организовали официальную встречу с тогдашним здешним президентом доном Хосе Соррильей, стояли как столбы двухметровые президентские гвардейцы в канареечно-попугайских мундирах с многочисленными блестяшками типа блях, медалей, орденов, висюлек и аксельбантов. Однако, окромя их, ни одной живой души не наблюдалось. Да и внешний вид двора наводил на мысль, что не все нормально в Республике Хайдийской… Правда, до такого бардака, который царил тут после Кискиной революции, когда весь двор был засыпан рваной и жженой бумагой, битыми бутылками и патронными гильзами, дело еще не дошло, но мусору было много.
— Сбежали! — перепуганно вскричал Морено. — Моя администрация сбежала!
Клянусь, голос у него был такой, что впору было подумать, будто сбежала его супертолстуха Мануэла. Или хотя бы счесть подобно небезызвестному деду Щукарю, будто дон Фелипе имел с этой самой администрацией интимные отношения, затратил на нее кучу денег, а она, зараза, сбежала от него с проезжим коммивояжером (так красиво и по-французски в старину именовали «челноков»).
Гвардейцы, которые и без всяких инъекций были выдрессированы до состояния биороботов, лихо отсалютовали президенту своими никелированными палашами, но абсолютно не поинтересовались, почему его превосходительство соизволил сменить личную охрану. На их месте я бы серьезно задумался хотя бы над тем, не предстоит ли какая-нибудь ротация кадров или, что еще хуже, сокращение штатов. Однако то ли наличие мозгов у этих верзил не было предусмотрено контрактом, то ли их вывинтили за ненадобностью уже в период прохождения службы. Во всяком случае, они спокойно отнеслись к тому, что вокруг президента Хайди вместо местных и давно привычных, условно говоря, «коржаковых-барсуковых», топали какие-то странные люди, явно побывавшие не то в канализации, не то в каком-то ином неаппетитном месте. Единственным человеком, которого гвардейцы могли знать в лицо помимо самого президента, был пилот вертолета, но вот он-то как раз и не вылезал из кабины своего аппарата. Более того, морда этого авиатора говорила о том, что вообще-то он сильно сомневается, стоит ли оставаться тут, в опустевшем президентском дворце, и дожидаться появления монстров, которых не могут победить элитные части армии. Если что и могло сдержать драповый порыв шеф-пилота, так это была угроза потерять хлебное место. Впрочем, очень может быть, что у вертолетчика просто горючего не хватало до Гран-Кальмаро или Сан-Фернандо.
По парадной лестнице, которую я хорошо помнил заплеванной и заблеванной во времена Киски, а потом сверкающей в период правления Соррильи, мы поднялись в рабочий кабинет президента Республики Хайди.
Лестница, как и внутренний двор, представляла собой по виду нечто среднее между Кискиной и соррильевской, то есть кучек дерьма на ней еще не было, но бумажки уже валялись. А вот кабинет, куда мы в конце концов добрались, не встретив по пути ни одной живой души, был вроде бы в полном порядке. Сине-бело-зеленый хайдийский триколор стоял на своем месте, портреты прежних президентов, то есть всевозможных Лопесов, Киски и Соррильи, тоже никто не спер. Именно здесь и обнаружился полковник Гарсиа с полевой радиостанцией и каким-то лопоухим парнишкой в форме капрала батальона «Тигры», должно быть, радистом или шифровальщиком.
Появление президента Морено с такой, мягко говоря, неожиданной свитой застало полковника врасплох. Гребешка и Лузу вряд ли можно было принять за «особ, приближенных к императору», то есть, тьфу ты, к президенту. Гораздо больше наши молодцы смахивали на геррильерос или тупамарос, которые этого самого президента уже отловили и собираются судить скорым, но справедливым революционным судом, только вот еще не нашли подходящей стенки. Что же касается меня, то тут у полковника и вовсе никаких сомнений не было. Даже если рожа бывшего министра социального обеспечения в Кискином революционном правительстве полковнику и была незнакома — тогда он небось еще лейтенантом был, — то физиономию президента могущественной «Rodriguez AnSo incorporated», которая в августе 1994 года светилась по всем здешним телеканалам и на первых полосах газет, он вполне мог запомнить. А поскольку в газетах довольно подробно расписывалась моя биография — правда, изрядно перепутанная с биографией покойного вождя мафиозного докерского профсоюза и брата бывшей вице-мисс Хайди Анхеля Родригеса, — то бедняга полковник вполне мог понять ситуацию, как дед Ничипор из «Свадьбы в Малиновке»: «Опять власть меняется!»
Юный капрал, должно быть, угодивший в элитный батальон по призыву, а не на контрактной основе, посмотрел на нас без испуга и даже с надеждой: может, дембель по случаю переворота ускорится? Что же касается полковника, то он небось срочно вспоминал, не отдавал ли каких-либо приказов — самое главное, письменных! — которые могут быть признаны преступными? Хотя, конечно, прекрасно понимал, что при желании любой приказ можно объявить преступным, если есть настроение кого-нибудь шлепнуть.
— Сеньор президент! — посматривая то на меня, то на Морено, произнес полковник, явно не соображая, кому, собственно, следует докладывать обстановку и стоит ли ее вообще докладывать. Действительно, какой уж тут доклад, когда дона Фелипе конвоируют два головореза с автоматами на изготовку, да еще и под командой такого известного партизана и наркобарона, как Анхель Родригес?! Пистолет у полковника был в застегнутой кобуре, капрал вообще оружия не имел. Впрочем, если Гарсиа и подумал о личном оружии, то вовсе не потому, что собирался оказывать сопротивление. Поди-ка бедолага пожалел, что и застрелиться-то не успеет…
От Морено не укрылось смятение полковника. Более того, оно ему явно передалось. Только сейчас до экс-мэра Лос-Панчоса и владельца отеля «Каса бланка де Лос-Панчос» дошло, что ежели мы с Гребешком и Лузой вдруг пожелаем вывести его в расход, то нам никто не сможет помешать, а капрал-«тигренок», если ему пообещать досрочный дембель, еще и поможет это сделать. Впрочем, Морено и на полковника грешил. Действительно, если он уже сейчас сомневается, кто тут президент, то через пять минут, когда ужасный Родригес объявит, что Гарсиа производится в генералы и назначается на пост заместителя Верховного Главнокомандующего, то у него не дрогнет рука пристрелить бывшего шефа из табельного «кольта».
Честно скажу, на какую-то минутку меня одолело искушение. Конечно, следовать ленинским курсом к сияющим вершинам я бы, наверно, не стал. И сохранить заветы первого (или Генерального — забыл уже!) секретаря Хайдийской Народно-Социалистической партии товарища Эстеллы Рамос Роса, пожалуй, не сумел. Но приятно было бы, конечно, немного покомандовать! Поручкаться на равных с Клинтоном, например. Или в Москву слегать, для прикола, с официальным визитом… В ООН выступить с речью, на худой конец, ботинком по столу постучать. Заложить какой-нибудь храм покрупнее, типа Христа Спасителя, то есть, конечно, Эль-Сальвадора, а потом соорудить его по-быстрому методом народной стройки на добровольные пожертвования. А кто не пожертвует, того лицензии на торгово-закупочную деятельность лишим… Потом мне еще пионеры в сине-бело-зеленых галстуках пригрезились, которые торжественно поднимают руки в салюте. «К борьбе за дело Эстеллы и Анхеля — будьте готовы!» — «Всегда готовы!»
Но я с этим соблазном справился. Ну его к Богу, мараться еще! Надо лучше поскорее разобраться, где Ваня с Валетом и что они еще начудить успели.
Дон Фелипе, впрочем, меня опередил. Ему захотелось показать полковнику Гарсиа, что власть еще не поменялась.
— Ну, что вы остановились, полковник? Что вы хотели мне сообщить?
— Сеньор президент, — произнес Гарсиа, — обстановка сложная. По докладам офицеров, которым приказано перекрыть все стратегически важные магистрали, ведущие к Пласа дель Армас, продвижения противника пока не наблюдается. По-видимому, численное превосходство наших сил заставило их отказаться от фронтальных действий и перейти к обходным маневрам. Сейчас всем частям по периметру Центральной оборонительной зоны вашим именем отдан приказ соблюдать режим радиомолчания, чтобы дать возможность экстренно передать сообщение о прямом контакте с противником. Это сообщение может последовать с минуты на минуту.
— Это ваши предположения или объективные данные? — все больше обретая уверенность, строго спросил Морено.
— Пока, безусловно, предположения, — промямлил полковник, — но основанные на объективных данных.
— Хорошо, — сказал дон Фелипе, утерев пот с лысины, — вы могли бы подробно рассказать мне, как прикрыты основные магистрали и какие части для этого выделены?
Полковник просиял, подошел с указкой к большому плану Сан-Исидро, расстеленному на столе для совещаний, и начал бойко перечислять те батальоны и роты, которые были расставлены прикрывать улицы и проспекты. Мне все это показалось очень нудным и скучным. Президент, наоборот, слушал с превеликим вниманием, заодно помаленьку обретая уверенность в своих силах. Должно быть, ему было приятно слышать, что в его распоряжении осталось еще так много войск. Мне было непонятно только одно: почему обороной столицы взялся руководить, условно говоря, какой-то «батяня-комбат»? Пусть «тигры» и отдельная, и элитная, но всего лишь войсковая часть. А у Хайди войско при ее скромных размерах было не такое уж маленькое. И генералов тут всегда было полным-полно. По идее небось и комендант города, и начальник гарнизона имелись, опять же, поскольку полковник Гарсиа выступал от имени президента, то фактически исполнял обязанности не то Верховного Главнокомандующего, не то начальника Генерального штаба. Из этого можно было сделать весьма неутешительный вывод, что хайдийский генералитет либо уже сделал ноги, спихнув все проблемы на плечи безответного полковника, либо срочно сказался больным, дожидаясь исхода событий, но не собираясь принимать в них участие.
Гарсиа перечислил все части и подразделения, занимавшие оборону в северном секторе, потом те, что приготовились оборонять восточный сектор. Он уже начал рассказывать о южном секторе, когда откуда-то снизу из недр президентского дворца донеслась отчаянная автоматная стрельба, потом грохнуло несколько взрывов.
— Ни фига себе! — прокомментировал Гребешок. — Дождались, блин!
Луза тоже поежился. Я покамест еще не спрашивал их, каково им воевалось под руководством Сорокина, и даже не знал, как Сергей Николаевич решился их вооружить во время нападения «тигров» на отель — они ведь, как и я, прибыли к Сарториусу не совсем добровольно и даже не по комсомольской путевке. Но можно было догадаться, что они не очень хотят по новой оказаться «в центре событий». Конечно, здесь мы находимся, если так можно выразиться, «с миротворческой миссией», то есть с целью уговорить Ваню и Валета прекратить стрельбу. Но, во-первых, у меня лично были серьезные сомнения в том, удастся ли это сделать вообще, а во-вторых, я подозревал, что если все-таки сумею подобраться к биороботам и остановить их, то после этого «благодарные» «тигры» попросту всех нас перестреляют.
— В чем дело, полковник? — Более дурацкого вопроса Морено не мог придумать. У Гарсиа чуть указка из рук не выпала. Он посмотрел было на сжавшегося в комок капрала-радиста, намереваясь, должно быть, отправить его вниз, но понял все-таки, что лучше самому сбегать. Нахлобучив каску и выхватив из кобуры пистолет, он решительно выскочил за дверь.
— Что происходит?! — Президент Хайди обратил этот вопрос в пустоту, поскольку все находившиеся в его кабинете знали о причинах стрельбы ровно столько же, сколько и он, — то есть ни хрена.
Пальба не прекращалась, а полковник не возвращался. Более того, как мне показалось, он может и вовсе не вернуться. И даже не потому, что падет смертью храбрых, защищая ближние подступы к президентскому кабинету, а потому, что смоется, пока не поздно. Мысль о том, что «поздно» может быть уже скоро, пришла мне на ум после того, как стрельба стала доноситься явно громче, чем прежде. Если мне это не показалось, то сие означало, что боевые действия переместились из подвала на первый этаж, а дворец-то всего-навсего двухэтажный. Правда, стреляли пока еще не непосредственно под нами, а довольно далеко, но все же не дальше, чем в полусотне метров, если мерить по коридору.
— Господи! — вскричал Морено. — Куда же запропастился Гарсиа?! Его уже час как нету!
Конечно, его превосходительство малость преувеличивал. Полковник убежал только минут пять назад. Однако, должно быть, и дону Фелипе стало ясно, что возвращение Гарсии в кабинет весьма проблематично.
Между тем звуки перестрелки стали приближаться уже вполне ощутимо. Стреляли, несомненно, именно в этом крыле дворца и явно уже не в подвале. Более того, если я верно прикидывал, то стреляли уже поблизости от лестницы, ведущей на второй этаж.
— А вы-то? Вы-то что здесь сидите?! — завизжал дон Фелипе, полностью утратив самообладание. — Вы должны остановить своих монстров! Вас для того и приглашали в конце концов!
Тут он был прав на все сто. Но на мне, между прочим, был камуфляж, снятый с убитых «тигров». Правда, Ваня и Валет видели меня в нем и почитали за своего. Но одно дело, когда мы были рядом, и я не терял над ними контроля, а другое — сейчас, когда я появлюсь в этом обмундировании со стороны противника. Могут получиться неприятные для меня «обознатушки». Нарядиться во что-нибудь другое?
В это самое время в кабинет вбежал полковник Гарсиа. Он был весь обсыпан штукатуркой и кирпичной крошкой, а по щеке, рассеченной, судя по всему, осколком битого стекла, струилась кровь.
— Это они, монстры! — заорал полковник с порога. — Они прошли через канализационный коллектор! Они неуязвимы! Солдаты бегут… Сопротивляются только человек двадцать, не больше! Минут через пять их всех перебьют!
— Сделайте что-нибудь, сеньор Баринов! — заверещал Морено. — Идите же! Они ведь подчиняются только вам!
Как говорится, я стал собираться с духом. Но в тот самый момент, когда я уже намеревался сделать шаг к двери, капрал-связист доложил:
— Сеньор президент! Вас вызывает сеньор Серхио Баринов!
— Да! — Морено выхватил гарнитуру из рук солдатика и неуклюже напялил на лысину. Что ему говорил в наушники Чудо-юдо, я не слышал, но, судя по тому, как менялось выражение лица президента, я понял, что ничего утешительного дон Фелипе не услышал.
— Он требует вас… — совсем упавшим голосом пробормотал Морено и обессиленно плюхнулся в кресло.
— Дима! — донеслось из наушников, по-моему, еще до того, как я успел отозваться. — Немедленно сажайте президента в вертолет и везите обратно в «Горное Шале»!
— А Ваня с Валетом? — спросил я.
— Они неуправляемы! Тебе их не остановить, они тебя убьют, понял? Времени в обрез, сматывайтесь!
Я по-быстрому содрал с головы гарнитуру и сказал:
— Надо уходить и бежать к вертолету! Отец сказал, что монстры мне не подчинятся. Так что давайте поживее!
Морено первым кинулся к двери, следом за ним полковник, капрал и мы с Гребешком и Лузой.
Непосредственно перед кабинетом пули еще не летали, но стреляли как раз на лестнице, всего в двух десятках метров отсюда. «Тигры» и президентские гвардейцы забаррикадировали ее шкафами, столами и какими-то статуями. Гвардейцы в своих нелепых мундирах смотрелись как некие гости из прошлого столетия, хотя и стреляли из более-менее современного оружия. Палили все, конечно, очередями, при этом почти не высовываясь, но тем не менее Валет и Ваня (мы их, правда, не видели, слава Богу) только за те несколько секунд, что мы находились в коридоре, свалили двух гвардейцев и одного «тигра». Число обороняющихся было и без того гораздо меньше двух десятков, о которых говорил полковник, и его прогноз насчет пяти минут сопротивления показался мне слишком оптимистичным.
Впрочем, проверять свои умозаключения и дожидаться, когда последние защитники президента дернут врассыпную, я не стал. Морено, проявив несколько неожиданную для своей комплекции прыть, припустил бегом, но, конечно, не к парадной лестнице, а в другую сторону. Следом рванули полковник с капралом, ну и мы, естественно, отставать не собирались. Конечно, я, если б мне лично надо было срочно добираться к вертолету, не побрезговал бы выпрыгнуть со второго этажа. Внизу находились мягкие клумбы с цветочками, и шансы сломать себе что-нибудь при не слишком удачном приземлении, были мизерные. Но, как я понял, Чудо-юдо желал, чтоб я привез с собой Морено, а раз так, то надо исходить не из своих, а из его возможностей. В данном случае надо было довериться его знанию собственного дворца и драпать туда, куда бежит дон Фелипе.
Однако шесть человек, причем все довольно крупные по размеру, за исключением радиста, не могут пробежать по коридору, не наделав шума и топота. Конечно, наше бегство не осталось тайной для защитников лестницы, и уже через пару секунд все, кто еще держался на ногах, прекратили стрельбу и побежали следом за нами. Сквозь топот ног я услышал скрежет и грохот: Ваня с Валетом раскидывали баррикаду. Эта работа могла задержать их на какое-то время, но вряд ли надолго. Скорее всего они не затратят на это больше пары минут.
Поэтому главная надежда теперь была только на собственные ноги.
Дон Фелипе, покраснев до свекольного оттенка и запыхавшись, едва добежал до аварийной лестницы.
— Боже! — прохрипел он. — Я больше не могу!
Из этого следовало, что президента, стокилограммового борова, надо тащить вниз на руках. Мне, конечно, пришлось мигнуть Гребешку и Лузе, которые подхватили Морено под локти. Этим воспользовались полковник и капрал, которые быстрее ветра слетели вниз по ступенькам. Более того, гвардейцы и «тигры», бежавшие от главной лестницы, тоже нагнали нас и могли бы вообще стоптать, если б я не заорал:
— Стой! Пропустить сеньора президента!
Видимо, эти ребята еще кое-что соображали, потому что дали возможность Гребешку и Лузе выволочь Морено во двор. К этому моменту полковник и капрал уже сидели в вертолете, а пилот раскручивал ротор. Увидев, что президента ведут под руки, он заорал:
— Быстрее, быстрее! Могу взять только пятерых!
Это послужило сигналом: гвардейцы и «тигры», которых набралось человек восемь, отпихнули с дороги Гребешка и Лузу, тащивших Морено, оттерли меня в сторону и кинулись к вертолету.
— Прочь! — заорал Гарсиа. — Подлецы! Я буду стрелять…
Но в это самое время одно из окон второго этажа с треском распахнулось, стекла посыпались во двор. Оттуда высунулся ствол «М-16А2» с подствольником и простучала длинная очередь. Гребешок и Луза со своим подопечным вовремя шарахнулись назад, в дверь, ведущую к аварийной лестнице. Я тоже успел юркнуть туда же, прежде чем кто-то из биороботов засандалил в вертолет бронебойную гранату.
Первый хлопок был не очень громкий, но зато потом, когда взорвался топливный бак, — у меня уши заложило. Да и тряхнуло так, что все мы, четверо, повалились на пол у подножия лестницы. Будь мы в этот момент на дворе, нас минимум обварило бы ударной волной, а максимум — облило бы горящим топливом. Двум или трем солдатам, которых не пришибло на месте, такая участь выпала, и это был как раз тот случай, когда живые завидовали мертвым. Судя по воплям, которые несколько секунд долетали до нас со двора, эти заживо горящие люди только и ждали, когда их дострелят. Впрочем, Ваня и Валет не заставили их ждать слишком долго — еще пара очередей, и крики оборвались. Теперь слышалось только гудение пламени и треск от горящих обломков и трупов.
Да, Ваня и Валет нынче запросто сдали бы нормы на значок «Юный Терминатор», если б, конечно, такой существовал. Однако радоваться их успехам у меня не было причины. Если Чудо-юдо сказал, что биороботы мне не подчинятся, значит, так оно и есть. А раз они мне не подвластны, то будут рассматривать меня как обычную живую мишень, которых они уже не один десяток перестреляли.
То есть вопрос, драпать или нет, уже не стоял. Однако стоял другой и более насущный: как драпать? Ведь вертолета больше нет. Куда драпать? Тоже вопрос важный. Прятаться в дебрях президентского дворца? Уходить через подземные ходы Лопеса?
Единственно, куда мы совершенно точно не собирались бежать, так это во внутренний двор, залитый пылающим топливом. Во всяком случае, даже подумать о том, чтоб высунуть туда нос, было страшно.
Между тем все уже поднялись на ноги, окромя дона Фелипе. Он, конечно, был жив, ибо пузо его равномерно вздымалось, но глаза не открывал.
— Сеньор Морено! — Я похлопал президента по дряблым щекам, ибо он то ли действительно чувствовал себя плохо, то ли притворялся, чтоб помогали бегать, а то и на руках носили.
— О-ох! — простонал он, как умирающий. — Я, кажется, контужен! Совершенно не могу идти…
— Что с ним такое? — спросил Гребешок, не знавший испанского.
— Сачка давит. — Луза поставил вполне достоверный диагноз. — Слышь, Барин, давай его тут оставим, на хрен, а? С этим кабаном нам ни фига не выскочить. Обидно ж, „-мое, если нас тут свои пацаны от дури замочат!
— Вообще-то вопрос по делу! — заметил Гребешок. — Если этот боров будет шланговать, мы тут увязнем как пить дать. Тем более, говоришь, пацаны неуправляемые, всех подряд рубят. Валим побыстрее, а?
— Чудо-юдо приказал его вытащить, ясно?! Значит, будем тащить, не хрена делать.
— Да на фиг он нужен? — проворчал Луза. — В нем десять пудов, „-мое! Если он Чуду-юду нужен, пусть вертолет за ним присылает!
Вот тут я с легкой тоской вспомнил о том, как хорошо было командовать Валетом и Ваней, когда они были управляемыми и послушными. Пацаны, блин, не только не спорили, но и вопросов не задавали, а делали, что прикажут. Вот приказал бы им сейчас тащить сеньора Морено отсюда и до Колымы — потащили бы, и ни один не вякнул бы. А тут, блин, помощнички — дискуссии разводят, как в Госдуме.
— Ладно, — сказал я довольно спокойно. — Если очко играет — дуйте отсюда как можете. Вас Сорокин меня отправлял охранять, а не Морено. Так что мальчики — налево, девочки — направо!
— Погоди, — сказал Гребешок, — не лезь в бутылку, а? Да ты только скажи этому лоху по-ихнему, что мы без него пойдем, — он знаешь, как газанет? Фиг догонишь!
Очень вовремя сеньор Морено спросил:
— Что вы обсуждали?
— Есть мнение, — сказал я осторожно, — что вас следует спрятать в какой-либо комнате, а самим сходить за помощью. Мои люди устали и вряд ли смогут вас донести.
— Да кто вам сказал, что меня нужно нести? — воскликнул Морено, вскочив, как пружинка. — Я смогу идти сам!
Луза и Гребешок, не обучавшиеся особому политесу, откровенно хмыкнули, я чуточку поскромнее.
Впрочем, улыбочки у нас на мордах исчезли быстро. Ви-у-у-у! Бух! Здание дрогнуло, зазвенели стекла, вылетевшие из окон, воздух заполнился облаками побелки, посыпавшейся с потолка, кое-где с треском полетела лепнина и штукатурка.
— Пушки! — вскричал Морено. — Я не давал приказа стрелять по дворцу из пушек! Боже мой, я же привез сюда свою личную обстановку! Четырнадцать сервизов из старинного китайского фарфора! Они же их разобьют!
— Вероятно, они обнаружили, что вертолет горит, и сочли вас погибшим, — произнес я, хотя мне лично было по фигу, отчего войска долбят президентский дворец артиллерией, лишь бы меня не накрыли как-нибудь случайно. Даже Валета с Ваней в их нынешнем неуправляемом состоянии мне не было бы жалко, а уж печалиться о фарфоре, хоть китайском, хоть японском, я бы не стал.
— В подвал! — заорал я, едва отгремел второй разрыв, который пришелся намного ближе к тому месту, где мы находились. На ступени аварийной лестницы не то со стен, не то с потолка полетели здоровенные куски штукатурки, которыми я ни под каким видом не хотел бы получить по башке.
На сей раз все без дискуссий и дебатов сыпанули вниз по аварийной лестнице и, пробежав два марша, очутились перед стальной дверью, запертой на висячий замок.
— Что здесь? — спросил я у Морено.
— Понятия не имею… — пробормотал президент. — Я здесь никогда не бывал. Вероятно, какая-то вспомогательная служба…
— Взорвать ее к хренам? — предложил Луза.
— Ага, — рассудительно произнес Гребешок, — мы рванем, а там, допустим, газовые баллоны окажутся. Или просто труба газовая. Так фукнет, что мало не покажется!
Поэтому, когда вертолет стал приземляться во внутреннем дворе президентского дворца — там, где четырнадцать лет назад садились вертолеты Кискиных ВВС, на которых она привезла меня в Сан-Исидро, — я на всякий случай сказал по-русски, обращаясь к Гребешку и Лузе:
— Ну, мужики, ежели что — держись.
— Будь спок, хрестный, не провороним, — ответил Гребешок.
— В натуре так, — пробасил Луза.
Вертолет сел мягко, почти не встряхнув наши бренные тела. Я ожидал, что, как в прошлый раз, когда мы тут с Киской высаживались, со всех сторон подвалят встречающие, охранники, секретари и прочий околопрезидентский люд. Однако фиг я угадал. Никто, похоже, главу государства и не приметил. Правда, у парадного входа, там, куда три года назад я подъезжал на «Кадиллаке», принадлежавшем «Rodriguez AnSo incorporated», когда мне организовали официальную встречу с тогдашним здешним президентом доном Хосе Соррильей, стояли как столбы двухметровые президентские гвардейцы в канареечно-попугайских мундирах с многочисленными блестяшками типа блях, медалей, орденов, висюлек и аксельбантов. Однако, окромя их, ни одной живой души не наблюдалось. Да и внешний вид двора наводил на мысль, что не все нормально в Республике Хайдийской… Правда, до такого бардака, который царил тут после Кискиной революции, когда весь двор был засыпан рваной и жженой бумагой, битыми бутылками и патронными гильзами, дело еще не дошло, но мусору было много.
— Сбежали! — перепуганно вскричал Морено. — Моя администрация сбежала!
Клянусь, голос у него был такой, что впору было подумать, будто сбежала его супертолстуха Мануэла. Или хотя бы счесть подобно небезызвестному деду Щукарю, будто дон Фелипе имел с этой самой администрацией интимные отношения, затратил на нее кучу денег, а она, зараза, сбежала от него с проезжим коммивояжером (так красиво и по-французски в старину именовали «челноков»).
Гвардейцы, которые и без всяких инъекций были выдрессированы до состояния биороботов, лихо отсалютовали президенту своими никелированными палашами, но абсолютно не поинтересовались, почему его превосходительство соизволил сменить личную охрану. На их месте я бы серьезно задумался хотя бы над тем, не предстоит ли какая-нибудь ротация кадров или, что еще хуже, сокращение штатов. Однако то ли наличие мозгов у этих верзил не было предусмотрено контрактом, то ли их вывинтили за ненадобностью уже в период прохождения службы. Во всяком случае, они спокойно отнеслись к тому, что вокруг президента Хайди вместо местных и давно привычных, условно говоря, «коржаковых-барсуковых», топали какие-то странные люди, явно побывавшие не то в канализации, не то в каком-то ином неаппетитном месте. Единственным человеком, которого гвардейцы могли знать в лицо помимо самого президента, был пилот вертолета, но вот он-то как раз и не вылезал из кабины своего аппарата. Более того, морда этого авиатора говорила о том, что вообще-то он сильно сомневается, стоит ли оставаться тут, в опустевшем президентском дворце, и дожидаться появления монстров, которых не могут победить элитные части армии. Если что и могло сдержать драповый порыв шеф-пилота, так это была угроза потерять хлебное место. Впрочем, очень может быть, что у вертолетчика просто горючего не хватало до Гран-Кальмаро или Сан-Фернандо.
По парадной лестнице, которую я хорошо помнил заплеванной и заблеванной во времена Киски, а потом сверкающей в период правления Соррильи, мы поднялись в рабочий кабинет президента Республики Хайди.
Лестница, как и внутренний двор, представляла собой по виду нечто среднее между Кискиной и соррильевской, то есть кучек дерьма на ней еще не было, но бумажки уже валялись. А вот кабинет, куда мы в конце концов добрались, не встретив по пути ни одной живой души, был вроде бы в полном порядке. Сине-бело-зеленый хайдийский триколор стоял на своем месте, портреты прежних президентов, то есть всевозможных Лопесов, Киски и Соррильи, тоже никто не спер. Именно здесь и обнаружился полковник Гарсиа с полевой радиостанцией и каким-то лопоухим парнишкой в форме капрала батальона «Тигры», должно быть, радистом или шифровальщиком.
Появление президента Морено с такой, мягко говоря, неожиданной свитой застало полковника врасплох. Гребешка и Лузу вряд ли можно было принять за «особ, приближенных к императору», то есть, тьфу ты, к президенту. Гораздо больше наши молодцы смахивали на геррильерос или тупамарос, которые этого самого президента уже отловили и собираются судить скорым, но справедливым революционным судом, только вот еще не нашли подходящей стенки. Что же касается меня, то тут у полковника и вовсе никаких сомнений не было. Даже если рожа бывшего министра социального обеспечения в Кискином революционном правительстве полковнику и была незнакома — тогда он небось еще лейтенантом был, — то физиономию президента могущественной «Rodriguez AnSo incorporated», которая в августе 1994 года светилась по всем здешним телеканалам и на первых полосах газет, он вполне мог запомнить. А поскольку в газетах довольно подробно расписывалась моя биография — правда, изрядно перепутанная с биографией покойного вождя мафиозного докерского профсоюза и брата бывшей вице-мисс Хайди Анхеля Родригеса, — то бедняга полковник вполне мог понять ситуацию, как дед Ничипор из «Свадьбы в Малиновке»: «Опять власть меняется!»
Юный капрал, должно быть, угодивший в элитный батальон по призыву, а не на контрактной основе, посмотрел на нас без испуга и даже с надеждой: может, дембель по случаю переворота ускорится? Что же касается полковника, то он небось срочно вспоминал, не отдавал ли каких-либо приказов — самое главное, письменных! — которые могут быть признаны преступными? Хотя, конечно, прекрасно понимал, что при желании любой приказ можно объявить преступным, если есть настроение кого-нибудь шлепнуть.
— Сеньор президент! — посматривая то на меня, то на Морено, произнес полковник, явно не соображая, кому, собственно, следует докладывать обстановку и стоит ли ее вообще докладывать. Действительно, какой уж тут доклад, когда дона Фелипе конвоируют два головореза с автоматами на изготовку, да еще и под командой такого известного партизана и наркобарона, как Анхель Родригес?! Пистолет у полковника был в застегнутой кобуре, капрал вообще оружия не имел. Впрочем, если Гарсиа и подумал о личном оружии, то вовсе не потому, что собирался оказывать сопротивление. Поди-ка бедолага пожалел, что и застрелиться-то не успеет…
От Морено не укрылось смятение полковника. Более того, оно ему явно передалось. Только сейчас до экс-мэра Лос-Панчоса и владельца отеля «Каса бланка де Лос-Панчос» дошло, что ежели мы с Гребешком и Лузой вдруг пожелаем вывести его в расход, то нам никто не сможет помешать, а капрал-«тигренок», если ему пообещать досрочный дембель, еще и поможет это сделать. Впрочем, Морено и на полковника грешил. Действительно, если он уже сейчас сомневается, кто тут президент, то через пять минут, когда ужасный Родригес объявит, что Гарсиа производится в генералы и назначается на пост заместителя Верховного Главнокомандующего, то у него не дрогнет рука пристрелить бывшего шефа из табельного «кольта».
Честно скажу, на какую-то минутку меня одолело искушение. Конечно, следовать ленинским курсом к сияющим вершинам я бы, наверно, не стал. И сохранить заветы первого (или Генерального — забыл уже!) секретаря Хайдийской Народно-Социалистической партии товарища Эстеллы Рамос Роса, пожалуй, не сумел. Но приятно было бы, конечно, немного покомандовать! Поручкаться на равных с Клинтоном, например. Или в Москву слегать, для прикола, с официальным визитом… В ООН выступить с речью, на худой конец, ботинком по столу постучать. Заложить какой-нибудь храм покрупнее, типа Христа Спасителя, то есть, конечно, Эль-Сальвадора, а потом соорудить его по-быстрому методом народной стройки на добровольные пожертвования. А кто не пожертвует, того лицензии на торгово-закупочную деятельность лишим… Потом мне еще пионеры в сине-бело-зеленых галстуках пригрезились, которые торжественно поднимают руки в салюте. «К борьбе за дело Эстеллы и Анхеля — будьте готовы!» — «Всегда готовы!»
Но я с этим соблазном справился. Ну его к Богу, мараться еще! Надо лучше поскорее разобраться, где Ваня с Валетом и что они еще начудить успели.
Дон Фелипе, впрочем, меня опередил. Ему захотелось показать полковнику Гарсиа, что власть еще не поменялась.
— Ну, что вы остановились, полковник? Что вы хотели мне сообщить?
— Сеньор президент, — произнес Гарсиа, — обстановка сложная. По докладам офицеров, которым приказано перекрыть все стратегически важные магистрали, ведущие к Пласа дель Армас, продвижения противника пока не наблюдается. По-видимому, численное превосходство наших сил заставило их отказаться от фронтальных действий и перейти к обходным маневрам. Сейчас всем частям по периметру Центральной оборонительной зоны вашим именем отдан приказ соблюдать режим радиомолчания, чтобы дать возможность экстренно передать сообщение о прямом контакте с противником. Это сообщение может последовать с минуты на минуту.
— Это ваши предположения или объективные данные? — все больше обретая уверенность, строго спросил Морено.
— Пока, безусловно, предположения, — промямлил полковник, — но основанные на объективных данных.
— Хорошо, — сказал дон Фелипе, утерев пот с лысины, — вы могли бы подробно рассказать мне, как прикрыты основные магистрали и какие части для этого выделены?
Полковник просиял, подошел с указкой к большому плану Сан-Исидро, расстеленному на столе для совещаний, и начал бойко перечислять те батальоны и роты, которые были расставлены прикрывать улицы и проспекты. Мне все это показалось очень нудным и скучным. Президент, наоборот, слушал с превеликим вниманием, заодно помаленьку обретая уверенность в своих силах. Должно быть, ему было приятно слышать, что в его распоряжении осталось еще так много войск. Мне было непонятно только одно: почему обороной столицы взялся руководить, условно говоря, какой-то «батяня-комбат»? Пусть «тигры» и отдельная, и элитная, но всего лишь войсковая часть. А у Хайди войско при ее скромных размерах было не такое уж маленькое. И генералов тут всегда было полным-полно. По идее небось и комендант города, и начальник гарнизона имелись, опять же, поскольку полковник Гарсиа выступал от имени президента, то фактически исполнял обязанности не то Верховного Главнокомандующего, не то начальника Генерального штаба. Из этого можно было сделать весьма неутешительный вывод, что хайдийский генералитет либо уже сделал ноги, спихнув все проблемы на плечи безответного полковника, либо срочно сказался больным, дожидаясь исхода событий, но не собираясь принимать в них участие.
Гарсиа перечислил все части и подразделения, занимавшие оборону в северном секторе, потом те, что приготовились оборонять восточный сектор. Он уже начал рассказывать о южном секторе, когда откуда-то снизу из недр президентского дворца донеслась отчаянная автоматная стрельба, потом грохнуло несколько взрывов.
— Ни фига себе! — прокомментировал Гребешок. — Дождались, блин!
Луза тоже поежился. Я покамест еще не спрашивал их, каково им воевалось под руководством Сорокина, и даже не знал, как Сергей Николаевич решился их вооружить во время нападения «тигров» на отель — они ведь, как и я, прибыли к Сарториусу не совсем добровольно и даже не по комсомольской путевке. Но можно было догадаться, что они не очень хотят по новой оказаться «в центре событий». Конечно, здесь мы находимся, если так можно выразиться, «с миротворческой миссией», то есть с целью уговорить Ваню и Валета прекратить стрельбу. Но, во-первых, у меня лично были серьезные сомнения в том, удастся ли это сделать вообще, а во-вторых, я подозревал, что если все-таки сумею подобраться к биороботам и остановить их, то после этого «благодарные» «тигры» попросту всех нас перестреляют.
— В чем дело, полковник? — Более дурацкого вопроса Морено не мог придумать. У Гарсиа чуть указка из рук не выпала. Он посмотрел было на сжавшегося в комок капрала-радиста, намереваясь, должно быть, отправить его вниз, но понял все-таки, что лучше самому сбегать. Нахлобучив каску и выхватив из кобуры пистолет, он решительно выскочил за дверь.
— Что происходит?! — Президент Хайди обратил этот вопрос в пустоту, поскольку все находившиеся в его кабинете знали о причинах стрельбы ровно столько же, сколько и он, — то есть ни хрена.
Пальба не прекращалась, а полковник не возвращался. Более того, как мне показалось, он может и вовсе не вернуться. И даже не потому, что падет смертью храбрых, защищая ближние подступы к президентскому кабинету, а потому, что смоется, пока не поздно. Мысль о том, что «поздно» может быть уже скоро, пришла мне на ум после того, как стрельба стала доноситься явно громче, чем прежде. Если мне это не показалось, то сие означало, что боевые действия переместились из подвала на первый этаж, а дворец-то всего-навсего двухэтажный. Правда, стреляли пока еще не непосредственно под нами, а довольно далеко, но все же не дальше, чем в полусотне метров, если мерить по коридору.
— Господи! — вскричал Морено. — Куда же запропастился Гарсиа?! Его уже час как нету!
Конечно, его превосходительство малость преувеличивал. Полковник убежал только минут пять назад. Однако, должно быть, и дону Фелипе стало ясно, что возвращение Гарсии в кабинет весьма проблематично.
Между тем звуки перестрелки стали приближаться уже вполне ощутимо. Стреляли, несомненно, именно в этом крыле дворца и явно уже не в подвале. Более того, если я верно прикидывал, то стреляли уже поблизости от лестницы, ведущей на второй этаж.
— А вы-то? Вы-то что здесь сидите?! — завизжал дон Фелипе, полностью утратив самообладание. — Вы должны остановить своих монстров! Вас для того и приглашали в конце концов!
Тут он был прав на все сто. Но на мне, между прочим, был камуфляж, снятый с убитых «тигров». Правда, Ваня и Валет видели меня в нем и почитали за своего. Но одно дело, когда мы были рядом, и я не терял над ними контроля, а другое — сейчас, когда я появлюсь в этом обмундировании со стороны противника. Могут получиться неприятные для меня «обознатушки». Нарядиться во что-нибудь другое?
В это самое время в кабинет вбежал полковник Гарсиа. Он был весь обсыпан штукатуркой и кирпичной крошкой, а по щеке, рассеченной, судя по всему, осколком битого стекла, струилась кровь.
— Это они, монстры! — заорал полковник с порога. — Они прошли через канализационный коллектор! Они неуязвимы! Солдаты бегут… Сопротивляются только человек двадцать, не больше! Минут через пять их всех перебьют!
— Сделайте что-нибудь, сеньор Баринов! — заверещал Морено. — Идите же! Они ведь подчиняются только вам!
Как говорится, я стал собираться с духом. Но в тот самый момент, когда я уже намеревался сделать шаг к двери, капрал-связист доложил:
— Сеньор президент! Вас вызывает сеньор Серхио Баринов!
— Да! — Морено выхватил гарнитуру из рук солдатика и неуклюже напялил на лысину. Что ему говорил в наушники Чудо-юдо, я не слышал, но, судя по тому, как менялось выражение лица президента, я понял, что ничего утешительного дон Фелипе не услышал.
— Он требует вас… — совсем упавшим голосом пробормотал Морено и обессиленно плюхнулся в кресло.
— Дима! — донеслось из наушников, по-моему, еще до того, как я успел отозваться. — Немедленно сажайте президента в вертолет и везите обратно в «Горное Шале»!
— А Ваня с Валетом? — спросил я.
— Они неуправляемы! Тебе их не остановить, они тебя убьют, понял? Времени в обрез, сматывайтесь!
Я по-быстрому содрал с головы гарнитуру и сказал:
— Надо уходить и бежать к вертолету! Отец сказал, что монстры мне не подчинятся. Так что давайте поживее!
Морено первым кинулся к двери, следом за ним полковник, капрал и мы с Гребешком и Лузой.
Непосредственно перед кабинетом пули еще не летали, но стреляли как раз на лестнице, всего в двух десятках метров отсюда. «Тигры» и президентские гвардейцы забаррикадировали ее шкафами, столами и какими-то статуями. Гвардейцы в своих нелепых мундирах смотрелись как некие гости из прошлого столетия, хотя и стреляли из более-менее современного оружия. Палили все, конечно, очередями, при этом почти не высовываясь, но тем не менее Валет и Ваня (мы их, правда, не видели, слава Богу) только за те несколько секунд, что мы находились в коридоре, свалили двух гвардейцев и одного «тигра». Число обороняющихся было и без того гораздо меньше двух десятков, о которых говорил полковник, и его прогноз насчет пяти минут сопротивления показался мне слишком оптимистичным.
Впрочем, проверять свои умозаключения и дожидаться, когда последние защитники президента дернут врассыпную, я не стал. Морено, проявив несколько неожиданную для своей комплекции прыть, припустил бегом, но, конечно, не к парадной лестнице, а в другую сторону. Следом рванули полковник с капралом, ну и мы, естественно, отставать не собирались. Конечно, я, если б мне лично надо было срочно добираться к вертолету, не побрезговал бы выпрыгнуть со второго этажа. Внизу находились мягкие клумбы с цветочками, и шансы сломать себе что-нибудь при не слишком удачном приземлении, были мизерные. Но, как я понял, Чудо-юдо желал, чтоб я привез с собой Морено, а раз так, то надо исходить не из своих, а из его возможностей. В данном случае надо было довериться его знанию собственного дворца и драпать туда, куда бежит дон Фелипе.
Однако шесть человек, причем все довольно крупные по размеру, за исключением радиста, не могут пробежать по коридору, не наделав шума и топота. Конечно, наше бегство не осталось тайной для защитников лестницы, и уже через пару секунд все, кто еще держался на ногах, прекратили стрельбу и побежали следом за нами. Сквозь топот ног я услышал скрежет и грохот: Ваня с Валетом раскидывали баррикаду. Эта работа могла задержать их на какое-то время, но вряд ли надолго. Скорее всего они не затратят на это больше пары минут.
Поэтому главная надежда теперь была только на собственные ноги.
Дон Фелипе, покраснев до свекольного оттенка и запыхавшись, едва добежал до аварийной лестницы.
— Боже! — прохрипел он. — Я больше не могу!
Из этого следовало, что президента, стокилограммового борова, надо тащить вниз на руках. Мне, конечно, пришлось мигнуть Гребешку и Лузе, которые подхватили Морено под локти. Этим воспользовались полковник и капрал, которые быстрее ветра слетели вниз по ступенькам. Более того, гвардейцы и «тигры», бежавшие от главной лестницы, тоже нагнали нас и могли бы вообще стоптать, если б я не заорал:
— Стой! Пропустить сеньора президента!
Видимо, эти ребята еще кое-что соображали, потому что дали возможность Гребешку и Лузе выволочь Морено во двор. К этому моменту полковник и капрал уже сидели в вертолете, а пилот раскручивал ротор. Увидев, что президента ведут под руки, он заорал:
— Быстрее, быстрее! Могу взять только пятерых!
Это послужило сигналом: гвардейцы и «тигры», которых набралось человек восемь, отпихнули с дороги Гребешка и Лузу, тащивших Морено, оттерли меня в сторону и кинулись к вертолету.
— Прочь! — заорал Гарсиа. — Подлецы! Я буду стрелять…
Но в это самое время одно из окон второго этажа с треском распахнулось, стекла посыпались во двор. Оттуда высунулся ствол «М-16А2» с подствольником и простучала длинная очередь. Гребешок и Луза со своим подопечным вовремя шарахнулись назад, в дверь, ведущую к аварийной лестнице. Я тоже успел юркнуть туда же, прежде чем кто-то из биороботов засандалил в вертолет бронебойную гранату.
Первый хлопок был не очень громкий, но зато потом, когда взорвался топливный бак, — у меня уши заложило. Да и тряхнуло так, что все мы, четверо, повалились на пол у подножия лестницы. Будь мы в этот момент на дворе, нас минимум обварило бы ударной волной, а максимум — облило бы горящим топливом. Двум или трем солдатам, которых не пришибло на месте, такая участь выпала, и это был как раз тот случай, когда живые завидовали мертвым. Судя по воплям, которые несколько секунд долетали до нас со двора, эти заживо горящие люди только и ждали, когда их дострелят. Впрочем, Ваня и Валет не заставили их ждать слишком долго — еще пара очередей, и крики оборвались. Теперь слышалось только гудение пламени и треск от горящих обломков и трупов.
Да, Ваня и Валет нынче запросто сдали бы нормы на значок «Юный Терминатор», если б, конечно, такой существовал. Однако радоваться их успехам у меня не было причины. Если Чудо-юдо сказал, что биороботы мне не подчинятся, значит, так оно и есть. А раз они мне не подвластны, то будут рассматривать меня как обычную живую мишень, которых они уже не один десяток перестреляли.
То есть вопрос, драпать или нет, уже не стоял. Однако стоял другой и более насущный: как драпать? Ведь вертолета больше нет. Куда драпать? Тоже вопрос важный. Прятаться в дебрях президентского дворца? Уходить через подземные ходы Лопеса?
Единственно, куда мы совершенно точно не собирались бежать, так это во внутренний двор, залитый пылающим топливом. Во всяком случае, даже подумать о том, чтоб высунуть туда нос, было страшно.
Между тем все уже поднялись на ноги, окромя дона Фелипе. Он, конечно, был жив, ибо пузо его равномерно вздымалось, но глаза не открывал.
— Сеньор Морено! — Я похлопал президента по дряблым щекам, ибо он то ли действительно чувствовал себя плохо, то ли притворялся, чтоб помогали бегать, а то и на руках носили.
— О-ох! — простонал он, как умирающий. — Я, кажется, контужен! Совершенно не могу идти…
— Что с ним такое? — спросил Гребешок, не знавший испанского.
— Сачка давит. — Луза поставил вполне достоверный диагноз. — Слышь, Барин, давай его тут оставим, на хрен, а? С этим кабаном нам ни фига не выскочить. Обидно ж, „-мое, если нас тут свои пацаны от дури замочат!
— Вообще-то вопрос по делу! — заметил Гребешок. — Если этот боров будет шланговать, мы тут увязнем как пить дать. Тем более, говоришь, пацаны неуправляемые, всех подряд рубят. Валим побыстрее, а?
— Чудо-юдо приказал его вытащить, ясно?! Значит, будем тащить, не хрена делать.
— Да на фиг он нужен? — проворчал Луза. — В нем десять пудов, „-мое! Если он Чуду-юду нужен, пусть вертолет за ним присылает!
Вот тут я с легкой тоской вспомнил о том, как хорошо было командовать Валетом и Ваней, когда они были управляемыми и послушными. Пацаны, блин, не только не спорили, но и вопросов не задавали, а делали, что прикажут. Вот приказал бы им сейчас тащить сеньора Морено отсюда и до Колымы — потащили бы, и ни один не вякнул бы. А тут, блин, помощнички — дискуссии разводят, как в Госдуме.
— Ладно, — сказал я довольно спокойно. — Если очко играет — дуйте отсюда как можете. Вас Сорокин меня отправлял охранять, а не Морено. Так что мальчики — налево, девочки — направо!
— Погоди, — сказал Гребешок, — не лезь в бутылку, а? Да ты только скажи этому лоху по-ихнему, что мы без него пойдем, — он знаешь, как газанет? Фиг догонишь!
Очень вовремя сеньор Морено спросил:
— Что вы обсуждали?
— Есть мнение, — сказал я осторожно, — что вас следует спрятать в какой-либо комнате, а самим сходить за помощью. Мои люди устали и вряд ли смогут вас донести.
— Да кто вам сказал, что меня нужно нести? — воскликнул Морено, вскочив, как пружинка. — Я смогу идти сам!
Луза и Гребешок, не обучавшиеся особому политесу, откровенно хмыкнули, я чуточку поскромнее.
Впрочем, улыбочки у нас на мордах исчезли быстро. Ви-у-у-у! Бух! Здание дрогнуло, зазвенели стекла, вылетевшие из окон, воздух заполнился облаками побелки, посыпавшейся с потолка, кое-где с треском полетела лепнина и штукатурка.
— Пушки! — вскричал Морено. — Я не давал приказа стрелять по дворцу из пушек! Боже мой, я же привез сюда свою личную обстановку! Четырнадцать сервизов из старинного китайского фарфора! Они же их разобьют!
— Вероятно, они обнаружили, что вертолет горит, и сочли вас погибшим, — произнес я, хотя мне лично было по фигу, отчего войска долбят президентский дворец артиллерией, лишь бы меня не накрыли как-нибудь случайно. Даже Валета с Ваней в их нынешнем неуправляемом состоянии мне не было бы жалко, а уж печалиться о фарфоре, хоть китайском, хоть японском, я бы не стал.
— В подвал! — заорал я, едва отгремел второй разрыв, который пришелся намного ближе к тому месту, где мы находились. На ступени аварийной лестницы не то со стен, не то с потолка полетели здоровенные куски штукатурки, которыми я ни под каким видом не хотел бы получить по башке.
На сей раз все без дискуссий и дебатов сыпанули вниз по аварийной лестнице и, пробежав два марша, очутились перед стальной дверью, запертой на висячий замок.
— Что здесь? — спросил я у Морено.
— Понятия не имею… — пробормотал президент. — Я здесь никогда не бывал. Вероятно, какая-то вспомогательная служба…
— Взорвать ее к хренам? — предложил Луза.
— Ага, — рассудительно произнес Гребешок, — мы рванем, а там, допустим, газовые баллоны окажутся. Или просто труба газовая. Так фукнет, что мало не покажется!